In The Shadows

      Взгляд яркой лазурной оптики был прикован к проецируемому изображению на стенке старого вагона. У девушки на фото всё те же зеленые глаза, напоминающие листву летнего леса. Темные длинные волосы, крупными волнами спадающие на плечи. Острые скулы и небольшая ямочка на подбородке. На тонких губках застыла полуулыбка, которая даже в своем нейтральном выражении казалась Оптимусу немного нахальной. Это Оливия Пирс в самом начале их пути, когда она только появилась на базе NEST на живописном острове Диего-Гарсия. Тогда её лицо ещё не покрылось шрамами, которые рубцами въелись в нежную кожу; не было и небольших морщинок вокруг глаз и губ; на спине отсутствовала татуировка, а кровь не отравлена энергоном. В тот момент никто не знал, чем обернется это знакомство. Оптимус не мог сказать, когда именно это произошло. Постепенно, но в то же время внезапно; естественно, но вместе с тем необычно. То, что дарило спокойствие и страх одновременно. Когда осознание ставит в ступор, но ты все равно понимаешь, что иначе просто и быть не могло. — Оптимус? — послышался голос Кейда, — Всё в порядке? Можем продолжать? — Да, — вздохнул Прайм и скрестил руки на груди, — это старое досье со времен существования NEST. Ничего особенного, можем двигаться дальше. «Ага, ничего особенного, — подумал Йегер, кликая по кнопке проигрывателя, — сделаем вид, что никто не видел этого замыленного взгляда последние десять минут!»       Они укрылись на заброшенном железнодорожном депо. Вымотавшись Шейн и Тесса уснули, сжавшись на неудобных сидениях, а к Кейду сон не шел. Оставшись в давящем одиночестве и прокручивая события прошедших дней, мужчина вдруг вскочил с кресла и бросился к автоботам. А всё дело было в неизвестной девушке и флеш-накопителе.       Проникновение в офис вражеской компании было одним из самых сумасшедших совершенных техасским изобретателем поступков. С тех пор, как автоботы появились в его жизни и перевернули всё с ног на голову, каждый день превратился в остервенелую гонку с безумием. Когда служба безопасности KSI его вычислила, Кейду ничего не оставалось, как броситься бежать, надеясь добраться до выхода из ультрасовременного здания раньше охраны. Он петлял коридорами, открывал одну дверь за другой, пытаясь срезать путь, однако охранники уже наступали на пятки. Тогда помощь пришла с неожиданной стороны. На одном из крутых поворотов на него налетела девушка и затащила ничего не понимающего мужчину в маленькую комнату с хозяйственным инвентарем. Незнакомка была одета в фирменный халат компании с бейджем на кармашке, а длинные волосы с яркими, фиолетовыми прядями собраны в небрежный пучок. Она прижала маленькую ладошку ко рту Кейда и яростно сверкнув глазами горячо зашептала: — Слушай меня внимательно, Йегер, и не задавай вопросов, у нас мало времени! Меня зовут Грейс, я подруга Оливии. На этой флешке то, что нужно увидеть Оптимусу Прайму. Гальватрон не тот, чем кажется, и всё очень, очень плохо! Не дай бог это попадет в руки кому-то другому, я с тебя скальп сниму, усёк? И передай Оптимусу, что мне ужасно жаль. — Господи, да что тут происходит?! — истерично зашипел Кейд в руку незнакомке, совершенно сбитый с толку происходящим. Как только шаги охраны за дверью стихли, Грейс покинула кладовку так же быстро, как и появилась. Потом всё утонуло в беспощадном водовороте событий, от которого голова шла кругом. Автоботы ворвались в офис KSI, разворотив по пути несколько этажей, затем сцепились в битве против искусственных трансформеров и неизвестного охотника за головами, а Оптимуса и Тессу похитили. Спустя некоторое время и смертельно опасные препятствия команде удалось вернуть лидера и девушку в строй и получить небольшую передышку до следующего марш-броска. Стоило мозгу и телу немного успокоиться, как Йегер вдруг вспомнил свое чудное знакомство и тут же поспешил к Прайму. — Она сказала, что её зовут Грейс и она подруга Оливии, — сообщил Кейд, вручая флешку на цепочке автоботу, — если это вам о чем-то говорит. Йегер не поспевал за событиями, однако не мог не заметить переменившегося в лице Оптимуса. Файлы с накопителя были тут же воспроизведены.       В начале на потемневшем от ржавчины вагоне были просмотрены документы, касающиеся Гальватрона и его связи с Мегатроном. То, о чем недавно говорил Брэйнс — о реинкарнации жестокого предводителя десептиконов — было отображено и на файлах с флешки. Кем бы ни была Грейс, она проделала огромную работу в попытках докопаться до правды. И, судя по деликатности информации и причастности KSI к сомнительным в своей легальности действиям, ещё и весьма незаконную. Но, несмотря на тщательно подобранный материал, команде удалось узнать не много нового. То, что Мегатрон обманом заставил людей построить себе тело, хотя и было довольно неприятным напоминанием, все же являлось уже известным фактом. Тем не менее, в документах также имелись некоторые данные о дальнейшей судьбе останков автоботов и десептиконов, эксперименты с трансформием и энергоном, медицинские заключения, финансовые сводки и отчеты о геологических исследованиях. Затем, когда файлы с первой папки закончились, дело подошло ко второй. Первым открывшимся документом оказалось старое досье. — Так вот что за Оливия, — хмыкнул Кейд, рассматривая фотографию девушки. Личное дело содержало уйму информации, однако большая часть текста была скрыта черными полосками под грифом «Совершенно секретно». — Что за NEST? — не удержался от вопроса Йегер, бросив непонимающий взгляд на крупную надпись органа, которому принадлежало досье. — Специальное подразделение армии США, с которым мы вели совместную борьбу против десептиконов, — на автомате отозвался Оптимус, — когда еще был в силе закон про наш с людьми альянс. Затем отобразились медицинские отчеты, маршруты передвижений и фотографии из разных уголков страны, на каждой из которых присутствовала Пирс. Снимки, сделанные с камер наблюдения, содержали в себе заметки о месте и времени произведенной съемки. На большинстве из них девушка находилась в компании грузовика, на некоторых — в одиночку. Каждый раз разный город и штат. Йегер ожидал какого-либо пояснения происходящему, однако Прайм был молчалив. А затем последним файлом открылось видео, первые секунды которого заставили Оптимуса медленно опуститься на стоящий рядом вагон, будто из его тела внезапно выкачали все силы.       Это был лес. Камера летающего дрона устремилась на собравшихся людей. Свет ярких фонарей сосредоточился на небольшой фигуре — девушке, которую двое спецназовцев под руки волокли в самый центр круга. Её голова была обессилено опущена вниз, а две длинные, растрепавшиеся от боя косы размеренно покачивались. Черная майка и брюки блестели от впитавшейся в ткань крови. Открытые участки тела покрылись ссадинами и порезами, из которых сочилась черная субстанция, а ноги безвольно волочились по земле. — Я повторяю свой вопрос, — раздался басовитый, въедающийся в мозг своей сталью голос, — где Оптимус Прайм? Джеймс Савой встал спиной к камере и встряхнул полы своего черного плаща. Оливия слабо дернулась и что-то пробормотала в ответ. — Что? — нетерпеливо бросил командир Могильного ветра. Оптимус сжал кулаки. Солдаты Савоя явно перестарались. Лив еле шевелилась, не в силах стоять на ногах и разговаривать, а всё её тело было в крови и синяках. Прайм был без понятия случилось ли это из-за попыток её задержать или вследствие допроса. Одно он знал точно: в следующий раз, когда он увидит того, кто стоит за этим, он убьет его. Лив снова шевельнулась, качнув головой, но из её рта вырвался только еле слышный хрип. Савой недовольно цокнул языком. — Мне задать вопрос еще раз? — раздраженно прошипел мужчина, присев перед пленницей на корточки и приблизившись к её лицу. Но вдруг его голова резко откинулась назад и Джеймс со стоном повалился на землю. Савой быстро поднялся на нетвердые ноги, прижимая ладонь к поврежденному носу, однако камера всё же успела зафиксировать его удивленно распахнутые глаза. — Поцелуй меня в зад! — громко выдала Оливия, гордо поднимая голову. Она оскалилась, с удовольствием наблюдая, как Джеймс утирает рукавом хлынувшую из носа кровь. — Ты испытываешь моё терпение, Пирс, — недовольно бросил Савой, шмыгнув разбитым носом, — такая преданность Прайму? Почему? — Люблю горячих мужчин! — кровоточащие губы девушки растянулись в очередной нахальной улыбке. Командир махнул рукой и солдаты отпустили Лив, которая болезненно поморщившись тут же рухнула на землю. Один из бойцов отделился от основной группы и встал перед Пирс. Будучи крупнее и мускулистее двух предыдущих он грозной тенью возвысился над своей жертвой, с хрустом разминая шею. — Ого, а ты крепкий, — хмыкнула Оливия, подняв глаза на мужчину с фамилией на шевроне, — Блейк. Такие мускулы! Знаешь, а я ведь тоже не прочь потягать железо иногда…       Конец фразы потонул в болезненном стоне от сильного удара по лицу. Лив повело в сторону, однако солдат тут же подхватил её, взяв за грудки, и снова нанес удар. За ним — следующий, потом ещё и ещё. Черная кровь растекалась по избитому лицу, а из горла с каждым ударом вырывался болезненный вскрик. Закончив, Блейк небрежно откинул тело девушки на землю и по приказу командира зашагал прочь. — Я могу повторить свой вопрос, — вновь произнес Савой, холодно наблюдая, как вздымается грудь пленницы от частого, хриплого дыхания, — где Прайм? Оптимус опасно прищурился, а его оптика потемнела. Ярость вспыхнула в груди, обжигающим огнем расплываясь по телу. Одному Праймусу известно, каких усилий стоило ему усидеть на месте и не размозжить стоявший перед ним вагон, лишь бы не видеть происходящего на экране. Лив со стоном перевернулась на живот и уперевшись ладонями в мокрую листву поднялась на ослабевшие руки. Её мышцы напряглись, подрагивая под покрытой потом кожей. Пирс сплюнула кровь и с силой зажмурилась, стараясь избавиться от пляшущих перед глазами темных мушек. На какое-то мгновение её привычная маска треснула и по лицу пробежала болезненная тень страданий. — А я… могу… повторить… свой ответ, — между сиплыми вдохами произнесла Оливия и подняла наполненные яростью глаза на собеседника, — пошел в жопу! Савой недовольно фыркнул. — Ты думаешь, ты крутая… — Ну, немножко есть, да. — И что твоя напускная бравада сможет спасти тебя? — А что ты хочешь, чтобы я делала? — раздраженно рыкнула Пирс, а её голос сорвался на хрип, — Рыдала? Умоляла? Встала на колени? Я бы может и встала, но не перед тобой. Она облизнулась и хищно улыбнулась, пока по подбородку вязко стекала черная субстанция. — Тебе не следовало предавать человечество ради кучи металла, — Савой возвысился над своим врагом, сцепив руки за спиной в замок. — А тебе не следовало появляться на свет, — Оливия встала на ноги, обхватывая себя за поврежденные ребра, — и вот теперь мы оба разочарованы! По приказу командира Блейк снова подошел к девушке и схватив её за горло приставил пистолет к виску. Лив вцепилась в чужую руку, стараясь удержаться в неудобной позе, и тяжело сглотнула. Сколько она не пыталась бахвалиться, Оптимусу без труда удавалось рассмотреть боль и отчаянный страх в зеленых глазах, от чего в его груди что-то тяжело сжималось. С каждой секундой ему всё больше и больше хотелось остановить эту запись, будто пауза могла прекратить страдания Лив, однако автобот сжав кулаки заставлял себя смотреть дальше. Неведение и пустая надежда были куда хуже. — Так, значит, это был пистолет у тебя в кармане? — Оливия покосилась на держащего её солдата, дернув уголком губ, — или все-таки не только он? — Слушай сюда, Пирс, — вновь заговорил Савой с нескрываемым презрением в голосе, — мы потратили уйму времени, чтобы найти вас. По энергоновому следу здесь должен был быть Прайм. Я не знаю, как вам удалось это провернуть, но мы обязательно это выясним. Однако, раз уж здесь ты, а не он, то тебе и расплачиваться. Отвечай на вопрос: где сейчас Оптимус Прайм? — Ну, очевидно, не здесь, — протянула Лив, — и учитывая, что последние пол дня вы только и делали, что гонялись за мной и избивали, то теперь он может быть где угодно. — Но ты знаешь, как его отыскать, — сказал Савой, как само собой разумеющийся факт. Припухшие от ударов губы Оливии расплылись в широкой ухмылке, а в глазах блеснули изо всех сил сдерживаемые слезы. — И мы оба понимаем, что я этого не скажу. Так что вперед! Можешь убить меня. Это ничего не изменит. Между собеседниками повисла пауза и Савой, немного подумав, самодовольно хмыкнул: — Для него изменит. Оливия непонимающе нахмурилась, внимательным взглядом изучая своего врага и пытаясь понять стоящий за его словами смысл. Высокомерная усмешка мужчины не сулила ничего хорошего. — Посмотрим, сколько его союзников мы можем убить, прежде чем он наконец выйдет из тени. Изо рта Лив вырвался хриплый смешок. Она уставилась на Савоя, как на сумасшедшего, и фыркнула. — Вы действительно думаете, что моя смерть заставит Прайма раскрыть себя? Судя по всему вы не знаете, с чем имеете дело, поэтому позвольте кое-что прояснить: месть не в его натуре. Он не настолько неосторожен, сентиментален, эмоционален, и уж точно не настолько лю… ценит меня, чтобы рискнуть всем ради мести! — Да ну? Стоило Савою снова довольно ухмыльнуться и с чувством собственного превосходства уставиться на девушку, как Оливия уже не была уверена в своих словах. Чем дольше Пирс думала, тем больше сомнений проскальзывало в её измученном взгляде. В конце концов, ошеломленное осознание уверенно поселилось на окровавленном лице, служа отражением мыслей Оптимуса. Несмотря на то, что Лив не произнесла и слова, Прайм понял, что они оба думали об одном и том же: они проиграли. Все это время они считали, что держат ситуацию под контролем, и не замечали, что играют на руку врагу. Возможно, Савой и не понимал, насколько Оптимус и Оливия были близки, однако что он знал наверняка: уничтожение команды выведет Прайма из равновесия. Стоило увидеть, как его автоботов жестоко истребляют, — и Оптимус наплевав на свой кодекс пошел войной против людей. Правила игры изменились. Жертва превратилась в охотника. Прежний Прайм не отступался от своих моральных принципов. Он терпел, мирился и надеялся, что рано или поздно люди поймут, какую ошибку они совершают. Но это было до того, как человечество ополчилось на них. До того, как люди уничтожили большую часть его команды. Они гнали их из штата в штат, находили и нападали где бы они не появились. Попытка добраться до Оптимуса через тех, кого он любит, — низко, но эффективно. Команда всегда была его силой и слабостью. Как бы не хотелось называть это «справедливостью», глубоко в душе он понимал, что это просто месть. То, за что он всегда презирал своих врагов, теперь овладело его некогда холодным разумом. — Теперь ты понимаешь, — удовлетворенно хмыкнул Савой спустя некоторое время. Отчаянье отразилось в наполненных слезами глазах Лив, а её губы мелко задрожали. Сил не хватало на поддержание прежней самоуверенной маски. Ничего нельзя исправить. Любое её действие обернется против неё, против него. Оптимус почувствовал странную слабость в теле. Опустошающая обреченность, бессилие, беспомощность, уязвимость. Все это время он слепо надеялся, что с Оливией всё в порядке. Верил, что рано или поздно они снова отыщут друг друга. С момента записи видео прошло несколько месяцев. Они так и не встретились. — Ты уничтожил его команду ради этого? — снова заговорила Оливия, еле шевеля губами, — Чтобы добраться до него? — Мы уничтожили группу инопланетных террористов, чтобы обезопасить человечество, — выплюнул Савой. Блейк ударил девушку по ногам и повалил на землю. Стоило Лив попытаться встать, как в затылок уперлось дуло пистолета. Оливия рвано выдохнула и закрыла глаза, так и оставаясь стоять на одном колене. Это уже не просто убийство, это была казнь. — Что касается тебя, Пирс… — пробасил Джеймс, — Ты. Мне. Омерзительна. Тем не менее, у меня приказ. Ты будешь сотрудничать с нами, как и все остальные, расскажешь нам всё, что мы хотим знать, или умрешь. Так или иначе ты поможешь нам выйти на Прайма. Оливия тяжело сглотнула, чувствуя больно впивающееся оружие на своем затылке. Как только она разлепила веки страх и беспомощность в её глазах сменились огненной яростью. Она медленно обвела взглядом окруживших её солдат, словно загнанный в тупик зверь, ищущий кому бы первому вцепиться в глотку, и остановилась на Савое. — Последний шанс, Пирс, — нетерпеливо отозвался Джеймс, — где скрывается Оптимус Прайм? Не отрывая пылающего безумием взгляда от врага Лив склонила голову набок. Неестественное движение, не человеческое. Нечто потустороннее, сильное, свирепое. Мертвое. Палец Блейка скользнул на спусковой крючок. В тот же момент Лив развернулась, нанося удар по противнику, и выхватив пистолет направила его на Савоя. Последняя, отчаянная мера. Заведомо провальный план.       Выстрелы громким эхом прокатились по лесу, заставляя стайку птиц испуганно взмыть в воздух. Дрон с камерой, будто в насмешку, подобрался к замершему на земле телу Лив. Её расфокусированный взгляд устремился в ночное небо, а по груди расплывалось блестящее в свете фонарей пятно. Кровь вытекала со рта и ран, постепенно впитываясь во влажную почву. Издав сдавленный, еле сдерживаемый рык, Оптимус под оглушающее молчание окружающих поднялся со своего места и поникнув плечами направился прочь.       Йегер нашел Прайма спустя некоторое время, следуя на шум ударов и отчаянного рёва, однако застал его, когда всё уже стихло. Закончив вымещать свои эмоции на старых вагонах автобот стоял посреди устроенного им хаоса, устало прикрыв ладонью глаза. Его плечи опустились под тяжестью горя и вины, а Искра болезненно пульсировала в груди. В памяти то и дело всплывало тело Лив, замертво упавшее на землю. Её загнанный, напуганный, но смирившийся взгляд. Последний, отчаянный рывок. Не просто попытка убить Савоя — Лив здраво оценивала свои шансы, Оптимус знал это, — но возможность подняться, чтобы не умирать на коленях. В груди снова прожгло, как от боевого ранения. Это он виноват. Это из-за него убили её. Попытка причинить ему боль, выманить из тени. Где-то в глубине души Прайм понимал, что оставлять Лив в живых было опасно. Она была опасна. Даже если бы её посадили в тюрьму, угрожали и пытали, пытаясь вытащить из неё важную информацию, Пирс все равно бы не сдалась. Она такая упрямая!       Оптимус вспомнил день, когда они виделись в последний раз. Могильный ветер долго следил за ними, гнал с самого севера Невады, заставляя двигаться в сторону границы с Мексикой. «Мы уже делали это, — заявила Лив, предлагая разделиться, — я уведу их подальше, а ты двигайся в сторону Мехико. Нельзя позволить им схватить тебя.» Оптимусу не нравился план, но другого у них не было. Он был ранен и ужасно измотан, он не смог бы драться против отрядов Савоя, которые к тому времени уже успели истребить половину его команды. Оба напарника упрямились. «Я вернусь за тобой, как только уведу их.» — обещала Оливия, умоляюще смотря на автобота. Вопреки общей тревоге в её глазах плескалась горькая, почти осязаемая нежность. И хотя Оптимус не до конца понимал эту сложную эмоцию, каждый раз при виде подобного замыленного теплотой взгляда Искра в его груди приятно сжималась. В голове вспыхнуло и другое, более раннее воспоминание. — Я не хочу умирать, Оптимус. — Ты не умрешь. Оливия обещала вернуться к нему, а Оптимус обещал, что она не умрет. Выходит, они оба солгали. Вина пожирала его, словно едкая, разрушительна ржавчина. Он должен был оберегать её от самого себя. Он должен был заставить её уйти, отогнать, вынудить покинуть его. Возможно, тогда она была бы жива? В голове вновь всплыл голос, заставляющий Искру в груди раскалываться на части. — Сбежать от меня? Отличная идея, мой хороший. Только вот я достаточно знаю тебя, чтобы все равно отыскать. Но ты можешь дать мне лишний повод надрать тебе твой кибертронский зад! — Ты переоцениваешь свои знания обо мне. — Знать всё о тебе было причиной, почему я оказалась в NEST. Ты буквально был моим заданием. — Которое ты провалила. — Я его не провалила, а просто… выполнила не так, как планировалось. Они много спорили об этом. Упрямства и заботы друг о друге им обоим было не занимать. — Находиться рядом со мной опасно. — Быть порознь не менее опасно, Оптимус. — Ты можешь пострадать. — Я в любом случае могу пострадать. Как и ты. Но лучше уж быть вместе и помогать друг другу, чтобы выжить. — Мне не нужна ты и твоя помощь. — Я знаю. Но одного тебя я все равно не оставлю. — Это всего лишь небольшое ранение, Прайм! Просто царапина, от которой я точно не умру. Так что хватит смотреть на меня так, будто я в любому момент могу взорваться! — Ты удивительно безрассудна! И снова ослушалась приказа! — И спасла твою неблагодарную задницу! — Ценой своей?! — Ну, пришлось импровизировать! Воспоминания бесконтрольно всплывали одно за другим. Их разговоры, споры, смех Лив и отдельно брошенные фразы, — и всё оставляло очередную трещину на Искре. — Это мой выбор, который я сделала уже давно, Оптимус, и ты не можешь это у меня отнять. Я всё ещё продолжаю выбирать тебя. — И ты поступаешь неправильно. — Я сама решу, правильно это или нет. Твое мнение в данном вопросе меня не интересует. — Я хочу, чтобы ты ушла, Лив. — Как жаль, что мы не всегда получаем то, что хотим. — Тебе не надоело быть такой упрямой?! — А тебе? — Ты ведь даже не знаешь, как это починить. — А я и не узнаю, если ты мне не скажешь. На крайний случай залеплю тебя скотчем! — Ты когда-нибудь прекратишь бездумно жертвовать собой? Мы всё ещё не знаем предел облучения твоего тела, это может убить тебя. — Если бы энергон мог убить меня, я бы давно была мертва! У меня иммунитет не только к нему, но и к тараканам в твоей голове, Прайм. — Ты просто убийственно невыносима! — Ты тоже! — Сколько раз мне повторить, что ты нужна мне живой? — Мою смерть ты переживешь, а вот столь сильную утечку энергона — вряд ли! — Как можно быть настолько безрассудной?! — Ох, ну прошу прощения, что я пытаюсь спасти твою жизнь, потому что люблю тебя! — Я тебя тоже! — Ладно! — Ладно! — … — … — Теперь, когда мы немного выпустили пар, я предлагаю компромисс. Я пообещаю перестать так сильно рисковать собой, а ты позволишь позаботиться о твоем ранении, пока в тебе осталась хоть капля энергона. Идет? — Хорошо. Идет. — А теперь иди ко мне и покажи как это починить. Или я возьму скотч. — Это слишком рисковано, Фелис. Нам нужен другой план. — У нас нет времени придумывать что-то еще. — А что, если ты не вернешься? — Ты сам говорил, что тебе не нужна моя помощь, ведь так? Ты справишься сам. — Я знаю. Но я не хочу.       Это всё было слишком. Оптимус видел, как его команду разрывают на части, и ничего не мог сделать. Его автоботы, его семья, были мертвы, а чувство мести разъедало его собственную Искру. И хотя злость не давала покоя, подпитывая таящуюся в нем темноту, Прайм также осознавал, что виновен не меньше людей. Автоботы шли за ним, беспрекословно подчиняясь приказам, и с этой верой в лидера и умирали. Он — главнокомандующий, и его решения всегда отражаются на других. «Если я могу выбирать во что или кого верить, я выбираю тебя.» — сказала Лив однажды, и после этого ни на секунду не усомнилась в нем. Упрямо следовала за ним, рисковала и предавала ради него, и за эту веру поплатилась своей жизнью. Прайм думал, что разгромив KSI и отомстив тем, кто стоял за смертями его близких, он обретет покой. Он уже терял семью, терял дом, друзей, всех, кого когда-либо любил, и все равно продолжал бороться, неся тяжелое бремя вины и ответственности на своих плечах. Но теперь, стоя посреди перепаханного вагонами пустыря, напоминавшего поле ожесточенной битвы; когда все силы подозрительно быстро иссякли, он понимал: в этот раз что-то изменилось. Осознание заставило Оптимуса убрать ладонь с лица. То, что придавало сил, теперь отсутствовало, а на его месте образовалась всепоглощающая пустота. Она, словно ненасытная черная дыра, всасывала в себя тот слабый свет, которым продолжала гореть его Искра. То была надежда, последняя капля которой растаяла со скатившейся по виску Лив слезой, с кровью, пропитавшей жухлую листву техасского леса. С оглушающей беспомощностью Оптимус вдруг понял, что не знает, что с этим делать. Все это время вера в лучшее заставляла его двигаться дальше, ведя войну, которой не было конца. Не только между автоботами и десептиконами, но и свою личную битву принципов и морали, ответственности и чести. Все то, через что ему приходилось переступать с каждым своим новым приказом, с каждым решением, с каждой потерей и неудачей. И даже когда казалось, что старые враги повержены и все наконец-то закончилось, мир в его Искре и жизни всё никак не хотел наступать. Смерть следовала за ним по пятам, отбирая всех, кто был ему дорог, и оставляла его одного среди опустевшего поля битвы. Он подвел их всех. Болезненная ярость прожгла грудь с новой силой и Прайм с отчаянным рыком пнул первый попавшийся вагон. Контейнер со скрежетом измятого металла перекатился, перепахав собой землю, и заставил Кейда неподалеку вздрогнуть от неожиданности. — Мне жаль, — наконец подал Йегер голос, привлекая к себе внимание, — я понимаю, что ты чувствуешь. Прайм оглянулся на человека и раздраженно выпустил пар. — Нет, ты не понимаешь. — Ты прав. Но так говорят люди, когда хотят разделить чужую боль. Люди. Сострадание от человека — последнее, что Прайму было нужно в данный момент. Впервые Оптимус ощущал не любовь и уважение к людям, а глубокую, пожирающую внутренности ненависть. Примитивный и жестокий вид, абсолютно не способный учиться на своих собственных ошибках. Сколько еще он должен дать вторых шансов человечеству, сколько еще автоботов должно погибнуть, чтобы он наконец понял, как сильно заблуждался? — После всего, что мы для вас сделали… — автобот разочаровано покачал головой, так и не закончив свою мысль. Йегер окинул собеседника сочувствующим взглядом, не зная, что ему ответить. — Мы заберем Зерно, — безэмоционально произнес Прайм, — но на этом с защитой людей покончено. Кейд непонимающе нахмурился. — Что? Как это покончено? — Вы сами навлекли на себя беду, — все так же холодно бросил Оптимус, — заигрались с тем, чего не понимаете. Сколько ещё моих собратьев должно погибнуть из-за ваших ошибок? — Эй! — вспыхнул Кейд, — Мы не просили вас прилетать сюда и устраивать на нашей планете войну! — Мегатрон повержен, а Земля спасена, но мира вам было мало. В том, что дальше сотворили люди, нет нашей вины. Ваша алчность и жажда власти погубят этот мир так же, как погубили Кибертрон. Прайм бросил долгий взгляд на небо, невольно осматривая черное полотно в поисках родного дома. — Мне жаль, что твоя планета погибла, — остудив свой пыл сказал Йегер, — но, прошу, не позволь этому случиться и с нашей. Думаешь, это то, чего хотела Оливия? Чтобы ты сдался? Автобот смерил человека холодным взглядом потускневшей оптики, а из горла вырвался глухой рык. — Лив мертва, — жестко отчеканил Прайм, замечая, как собственные слова оставили очередной скол на Искре, — все, кого я любил, мертвы. Сколько еще я должен потерять, чтобы это закончилось? Оптимус снова ударил ногой по вагону, заставляя Йегера дернуться. У Кейда вдруг поселилось чувство, будто он не должен был этого видеть. Он знал Прайма всего пару дней, но уже понимал, что подобная эмоциональность автоботу не свойственна. По крайней мере, на глазах у посторонних. Отмщение людям, злость, которую даже не пытались сдержать, попытки выместить негативные эмоции на окружающем мире, вспышки гнева — всё казалось слишком личным, слишком интимным, чтобы за этим наблюдать. Кейд неловко потупил взгляд, глядя себе под ноги. Прайм гневно выпустил пар в прохладный ночной воздух и окинув человека разочарованным взглядом развернулся, чтобы уйти. Он и сам не знал, почему испытывает подобные чувства по отношению к новому союзнику, но в данный момент не мог справиться с поселившейся в груди ненавистью ко всем представителям человеческой расы. Стоило Оптимусу сделать шаг, как он с болезненным стоном опустился на колено, непонимающе прикладывая руку к груди. Искру прожгла очередная вспышка боли, которая оказалась сильнее предыдущих. Будто смертельное ранение, способное расколоть саму душу. И хотя Прайм знал, что это невозможно — на самом деле вряд ли что-то было способно разбить её — ощущение раздробленной в мелкую крошку Искры упрямо не хотело покидать его. — Что с тобой? — послышался встревоженный голос Кейда. Йегер обошел автобота, пытаясь заглянуть ему в глаза, и Оптимус одарил человека беспомощным, слегка стыдливым взглядом. Он вдруг почувствовал себя невероятно слабым, но несмотря на вспыхнувшую от этого злость продолжал стоять на одном колене, не в силах подняться на ноги. Никто не должен видеть его таким беззащитным, таким уязвимым — для Прайма это неприемлемо. Единственным человеком, которому впервые за невероятно долгие годы Оптимус позволил видеть свою слабость, иногда даже хрупкость и нежность, была Лив. По какой-то неведомой ему причине девушка видела его насквозь, словно пробираясь сквозь его изношенную броню в самую Искру. Не то чтобы Прайм хотел этого — просто у него не было и шанса что-то утаить от внимательного напарника, хотя какое-то время он всё ещё продолжал делать попытки. Затем, осознав всю безнадежность затеи, он и вовсе отказался от этого. Но вместе с опустившейся защитой появилось и непонимание своих собственных ощущений. Для Оптимуса всегда было проще игнорировать чувства, чем пытаться разобраться в них. Этого требовала его должность, война, да и просто привычки его расы. Кибертронцы, в отличии от людей, не уделяли много внимания эмоциям. Они не были подвержены столь разрушительному влиянию переживаний, привыкнув просто испытывать их, а не анализировать. Злость, грусть, горе, страх, счастье, желание — всё это было ярким и относительно простым в понимании. Но чем больше Оптимус изучал людей, тем больше он осознавал всю глубину человеческих чувств. Эмоции землян намного ярче и сложнее, чем у кибертронцев. Они могут быть многослойными и нелогичными, могут смешиваться и объединяться с противоположными. И на контрасте с жителями Кибертрона, у людей было принято делиться этими чувствами с другими. Особенно это было распространено у партнеров, друзей и членов семьи. В то время, как кибертронцы могли чувствовать долю эмоций любимых через тесную связь между Искрами, человек был лишен этой способности. Но выход нашелся: разговор. Конечно, люди не стали кому-попало кричать о своих чувствах, но подобного рода коммуникация заметно упрощала отношения, хотя и не избавляла от недопонимания или не взаимности. Острее всего Прайму пришлось прочувствовать это во время их совместных с Лив попыток скрыться от правительства США. Тогда напарникам пришлось проводить много времени вместе, находясь под давлением обстоятельств. Этого оказалось достаточно, чтобы устать друг от друга и раздражаться, как каждому казалось, по пустякам. Для обоих, привыкших к молчаливому взаимопониманию, это стало настоящим испытанием на прочность. А лично для Прайма еще и изучением своих собственных эмоций. В то время, как он считал, что способен испытывать только базовые, самые яркие чувства, вдруг оказалось, что многим их оттенкам он просто не знал названия. В этом на Кибертроне не было необходимости. «Тебе рот дан для того, чтобы разговаривать, Прайм! Вот и попытайся помимо пафосных речей рассказать мне о том, что ты на самом деле чувствуешь!» — как-то вспылила Оливия после их очередной ссоры. Оба напарника были ужасно вымотаны после смены их укрытия, безбожно срываясь и дуясь друг на друга, как мыши на крупу. Тогда Оптимус не понял, при чем тут были грызуны и зерно, но вдруг осознал, что даже если бы хотел, не смог бы рассказать Лив, что на самом деле его беспокоит. Просто потому что не знал подходящих слов. Тогда, после долгого и весьма унизительного для эго Оптимуса разговора, в течении которого автобот думал, что попытка окажется провальной, Оливия вдруг коротко улыбнулась, а её взгляд смягчился до того теплого, заставляющего Искру трепетно сжиматься, блеска. «Я помогу тебе» — сказала она. И хотя девушка вряд ли вкладывала в эту простую фразу особый смысл, сжавшие грудь Прайма тиски вдруг исчезли, давая ощущение облегчения. — Это похоже на обиду, друг мой. — Всё же мне кажется это обыкновенная злость. — Это скорее смесь злости, разочарования и неудовлетворенности, когда кто-то поступает вопреки нашим желаниям. И тогда ты не просто злишься, но хочешь, чтобы тебя заметили, и как минимум дали объяснения поступку, который тебя задел. Помнишь ситуацию со скрытием от тебя информации в NEST? Вот это оно. — Почему ты так улыбаешься? Я сказал, что-то смешное? — Нет, конечно нет, Оптимус. Просто то, что ты описал, очень похоже на ревность, и в нашей ситуации это выглядит даже как-то мило. — Прекрати так на меня смотреть. — Как так? — Ну вот так! Ты насмехаешься. — Я не насмехаюсь, босс, я умиляюсь. Оказывается, ты у нас немножко собственник, да? — Я не собственник. — Врешь? — Возможно. — Почему ты сравнила меня с котом? — Тебя это задело? — Не знаю. Это не неприятно, а просто странно. Коты маленькие, громкие, покрытые шерстью животные, которые умеют странно вибрировать. У меня ничего общего с котами и я не понимаю, почему ты так сказала. — Ну, твои антенны на голове уж очень напоминают мне кошачьи ушки. Еще котики милые, и ты тоже. Так что всё сходится. — Я не… ну, нет. — Боже мой! Ты засмущался! — Я Прайм. Я не смущаюсь. — Ну, ты много делаешь из того, чего не делают другие. Например, смущаешься. Что, кстати, просто обворожительно. — А ты по-прежнему невыносима. — Не волнуйся, большой босс, твоя самая страшная тайна умрет вместе со мной. — Это какая? — Та, в которой Оптимус Прайм умеет улыбаться.       С каждым разом рассказывать о чувствах становилось всё проще, а Лив продолжала выслушивать иногда несвязные и запутанные, но на удивление точные описания. Не сказать, что сам Прайм очень нуждался в разговорах и подобном самоанализе. Оптимус не горел желанием узнать столько новой информации об эмоциях и их выражениях, ему просто был важен один конкретный человек. Это была возможность скрасить тревожные, холодные вечера и лучше узнать друг друга. К тому же, лидер автоботов всегда был открыт к новому. Иногда это превращалось в игру, где кибертронец и землянка сравнивали привычки и обычаи своих рас, узнавали разные названия одним и тем же явлениям. Лив гордилась знанием нескольких иностранных языков, но девушка обидчиво надула губы — хотя и в шутку — когда поняла, что автоботу даже не нужно тратить уйму времени, чтобы выучить какой бы то ни было язык. Он мог просто загрузить всю необходимую информацию из интернета и говорить так же чисто и бегло, как носитель. А когда Прайм заговорил на кибертронском, Оливия вынудила автобота научить и её хотя бы паре фраз. Щелкающий, немного рычащий язык был сложен для человеческого произношения, но Лив изо всех сил пыталась выговорить хотя бы несколько слов, стараясь игнорировать перекосившееся лицо Прайма каждый раз, когда он слышал криво произнесенный звук. — Эх, всё было бы куда проще, будь я кибертронцем! — И не только относительно твоего произношения, Фелис. И сейчас, стоя на колене и будучи не в состоянии понять внезапно возникшую боль, Оптимус осознал, как сильно ему этого не хватало. Чтобы Лив снова выслушала его сбитые объяснения и тепло улыбнувшись рассказала о том, как люди называют это чувство. Не для того, чтобы проанализировать своё состояние, а скорее для того, чтобы вновь услышать ставший родным хриплый голос. — Оптимус? — вновь заговорил Кейд, встревоженный растерянным видом автобота. Прайм моргнул, заставляя голос Лив наконец умолкнуть в голове. Оптимус уже испытывал подобное, казалось, в прошлой жизни. Прошли сотни лет, ощущение болезненно расползающейся пустоты притупилось, став чем-то привычным. С присутствием Лив пустота заполнялась новыми чувствами и воспоминаниями, не стирая того, что было раньше, но перекрывая старые одиночество и боль, озаряя светом темные уголки его души, которые уже давно покрылись пылью и паутиной. Но с уходом Оливии в груди снова образовалась та самая всепоглощающая дыра. Она с новой силой разрасталась и становилась даже больше, чем была до этого. Кейд ведь тоже человек, подумалось вдруг Прайму. Смог бы он сделать то же самое, что и Оливия? Но рассказать об этом означало дать человеку узнать о своей уязвимости и слабости, разрешить увидеть то, что скрывается под толстым слоем брони. И хотя к такому Оптимус не был готов, любопытство и какое-то чувство горькой ностальгии заставило его сдаться под вопрошающим взглядом Кейда. Автобот легонько постучал кулаком себе по груди, в то самое место, где под слоями металла изнывала от горя Искра. Осознание отразилось на лице мужчины и Йегер понимающе хмыкнул. — Такое чувство, что душу заживо вырвали из грудной клетки и разорвали на части, да? Искра не имела твердого состояния и не могла быть разорвана на части, однако слова человека на удивление точно смогли описать то, что ощущал автобот в данный момент. Смесь гнева, вины, боли, горя, разочарования, уязвимости, ненависти, несправедливости, потери, безнадежности, любви — одним словом страдание. Немного подумав Прайм утвердительно кивнул. — Как бы ты смог это назвать? — переборов собственные страх и смущение негромко произнес автобот. — Люди называют это разбитым сердцем, — сочувственно сказал Йегер, — это то, что мы ощущаем, когда теряем любимых. Прайм благодарно кивнул человеку, задумчиво уставившись себе под ноги. — Ты не виноват в том, что случилось, — вновь отозвался Кейд, — даже если тебе кажется наоборот. Оптимус не ответил. Он смерил мужчину тяжелым взглядом и с трудом встал на ноги. Скоро рассвет и команде придется отправиться в путь. Прайм не был уверен в своем желании покончить с защитой человечества, но в данный момент был слишком разбит и зол, чтобы принимать холодные, взвешенные решения. В конце концов, хотя на планете и было полно людей, как Савой, среди них находились и такие, как Лив, Сэм или Кейд. Человечество заслуживало спасения и очередной шанс стать лучше, чем оно есть сейчас, но Оптимус подумает об этом позже. А пока же было слишком больно.       Прежде чем покинуть поле, преданное хаосу, Прайм поднял голову в еще темное ночное небо. Он покрутился на месте, потускнелым взглядом перебирая сектор за сектором. Свет голубой оптики нежно затрепетал, когда автобот нашел то, что искал. Оранжевая звезда приветливо мигнула с небосвода, словно здороваясь со своим старым знакомым. Искра автобота продолжала болезненно ныть, но еле заметная улыбка против воли хозяина поселилась на подвижных пластинах лица. Перестав бороться с собственным горем Оптимус отдался ему, позволяя тяжелой пустоте поглощать всё на своем пути, и неотрывно смотрел на мерцающий огонек в небе. Двойная звездная система, состоящая из оранжевого гиганта и красного карлика, свет которых сливается в одну яркую точку, если наблюдать с Земли. Солнце далекого мира, которое будет еще очень долго заставлять Искру автобота не только болезненно сжиматься от воспоминаний, но и со светлой ностальгией радоваться тому, что эти воспоминания были. Это звезда под номером HD 85951. Также известная как Фелис.