Колесо Фортуны

      Женевьева откинула со лба русую прядь, вновь оглядывая нескончаемое количество различных книг. Казалось, им нет конца, как и нет конца количеству разбросанной по мелким крупицам информации по долбанным чарам! Даже книги посвященные времени были прошерстены быстрее, чем эти занудные книги по чарам-рунам-и еще много чему. Хотя теперь в голову Женевьевы закрадывались сомнения, насколько тщательно она все читала, ведь тогда она была на жутких нервах и многое попросту пропускала.       Пропуск в Запретную секцию Женевьева получить должна была сегодня, но директор Диппет внезапно куда-то уехал, из-за чего разрешение с его подписью было отложено. Хотя допуск от Вилкост и мистера Харриса на нем уже есть — это еще ничего не значит. Нужна подпись директора. Подделать, что ли?       Женевьева, нахмурившись, вновь перелистнула старый рукописный учебник и подперла щеку кулаком. Дни летели слишком быстро. И за эту неделю произошло слишком много всего. С чего же начать?       Ну, для начала обещанные Друэллой утренние тренировки для членов Дуэльного клуба все же начались. И именно теперь Женевьева начала понимать Гарри, особенно в те моменты, когда он ни свет ни заря по доброй воле Оливера Вуда торчал на поле, тренируясь, а потом ныл ей и Рону о том, что бросит квиддич к Мордреду. Ну, конечно же, из-за этого он его не бросил, слишком уж любил полеты и то, что происходит на самих матчах. С другой стороны, Женевьева тут же вспоминала Элизабет, корчащую нос при виде Игнатиуса — капитана когтевранской сборной. Она тоже не сильно любила тренировки. А тут на нее накладываются еще и тренировки клуба. И как она со всем справляется? Невероятная девушка!       Тренировки были трудными, особенно из-за ужасной погоды, которая всегда сопровождала Женевьеву, куда бы она ни пошла. Разве что в Австрии почти всегда было солнечно. Оказалось, что в Дуэльном клубе есть несколько групп, которые делятся по возрасту: 2-3 курсы, 4-5 курсы и 6-7 курсы, где училась Женевьева. Первые курсы не участвовали в этом, как объяснила Элизабет. По мнению Вилкост, им ещё рано заниматься подобными вещами, ведь они «даже палочку нормально держать не умеют». Поэтому физической нагрузке подверглись все в одинаковом количестве. И много. Уже к середине занятия Женевьева не чувствовала конечностей, однако теплившаяся в ее груди гордость не дала ей этого показать, поэтому она продолжала тренироваться, не показывая своей слабости. И, конечно же, ей это аукнулось — на всех остальных занятиях Женевьева была ватная. А если еще и добавить то, что волшебница не спит нормально по ночам…       Презент мадам Палмер Женевьева кинула в свою сумку и забыла. При виде успокоительных у нее появлялось очень сильное и резкое желание влить в себя весь флакон, прямо как во время войны. Однако раздраженное бурчание из недр мыслей, повторяя нотки Рона Уизли, считали, что это будет плохая идея. И лучше уж трясутся руки, но доводить себя до состояния гнилого кабачка не хотелось. Но, признаемся, руки тянулись.       Они особенно сильно тянулись к успокоительным не после очередного однотипного кошмара, а когда мимо проходил кто-то из слизеринцев или Волдеморт. Ещё хуже было, когда Вилкост, то ли специально, то ли по воле случая, ставила Женевьеву чуть ли не в пару Волдеморту на заседаниях клуба. На этих заседаниях теперь уже не танцевали, а, как выразилась Вилкост, «отрабатывали пассы и боевые стойки без использования магии». И именно тогда она решила поставить этого Темного лорда недоделанного сбоку от девушки. Мечтала всю жизнь о таком.       Главное, он еще и лучезарно лыбится постоянно, и моменты для диалога подбирает такие, когда Женевьеве этого меньше всего хочется, читай: всегда. Поэтому, скрывая в подолах мантии стиснутые кулаки, Женевьева состраивала на своем лице такое благодушие, что и сам Дамблдор позавидовал бы! Но в глубине души она кипела от раздражения и желания сначала плюнуть, потом зарядить кулаком, ну а дальше по излюбленной Поттером ситуации: либо избить до полусмерти, либо до смерти. Главное, чтобы никто лишний под руку не попадался. Была еще и другая проблема: Волдеморт слишком сильный даже сейчас. Ни одно занятие с его присутствием не заканчивается тем, какой он умничка. Он ведь даже бровью не ведет, когда делает что-то, что у Женевьевы забирает больше сил! Это раздражало, бесило и заставляло чувствовать себя настолько жалкой, что хотелось попросту все бросить и плыть по течению, ожидая, когда ее вынесет на берег или ее ноги увязнут в трясине, утягивая на дно.       — Жизель, — как-то обратился к ней Волдеморт, желая ее вдруг о чем-то расспросить. — вы…       — Я, кажется, в прошлый раз сказала, что мне не нравится обращение по имени, — вдруг забыв о любезностях, выпалила Женевьева.       Стоявшие рядом слизеринцы с интересом перевели взгляд на напрягшуюся Женевьеву, в глазах которой неконтролируемо заискрились льдинки. Брендис, поджав губы, неосознанно потер запястье, на котором белело два белых шраба-браслета, Аневрин повел плечом, а Друэлла удивилась, вскинув брови. Стоявшая рядом с Женевьевой Элизабет едва заметно покачала головой. Волдеморт с мгновенье стоял, замерев, после чего снисходительно улыбнулся.       — Мои глубочайшие извинения, мисс Робер, я, право, забылся, — прижал ладонь, всегда облаченную в черную замшевую перчатку к груди. — Я хотел у вас спросить, вы…       — Впредь не забывайте, — перебила его Женевьева, хмуря брови, после чего почти сразу же нацепила на себя маску вежливости, очень удивив Аневрина Розье, но не Брендиса, который только закатил глаза, совсем потеряв интерес.       — Не буду, — заверил Волдеморт шелестящим голосом. — Вы ведь…       Но Женевьева в тот же момент отвернулась, зашагав в сторону выхода из дуэльного зала вслед за Элизабет — занятие закончилось. Она не знала с каким изумлением замер тогда Том Реддл, какое раздражение заплескалось в его глазах и как сильно ему в тот момент захотелось кинуть ей вслед нечто неприятное, а лучше Круциатус. Но Женевьева, вздернув подбородок, скорым шагом вышла из помещения. С каждым днем ее маска, заключающая в себя всю любезность и дружелюбность, трещала по швам, готовая развалиться в любой момент. Руки тряслись то ли от страха, то ли от подходящего нервного срыва, то ли от холода. Ненависть ко всему миру, к судьбе и времени в такие моменты возрастала больше всего. И исчезала только тогда, когда девушка оказывалась в дальнем укромном уголке большой школьной библиотеки.       Хотя нет, там ее поджидало другое — долгие размышления. Неприятные, колющие, заставляющие проснуться желание биться головой об стол, лишь бы не думать. Не думать, не размышлять не получалось даже в моменты написания доклада. Она сидела за столом, уставившись в пустой лист бумаги, и чувствовала, как внутри нарастает напряжение. Вопросы без ответов, сомнения, страхи — всё это сплелось в один тугой узел, который, казалось, невозможно распутать. А что, если выхода нет? Что, если она зря топчется на месте?       Что, если...       Что, если… что, если… что, если…       Этих «что, если» было несметное количество. Паранойя подкрадывалась к Женевьеве в любой момент, заставляя чувствовать себя ужасно неуютно, несмотря на то, что она даже начала привыкать. Женевьева Робеспьер корила себя за то, что она вдруг начала привыкать к этому Хогвартсу и этим людям. Как она может? Но поделать с собой всё равно ничего не может. За почти два месяца, проведенные в этом Хогвартсе, люди вокруг становились привычными, хоть и не важными для нее. На них, если честно, девушке было плевать. Они — не ее проблема. И она не должна привязываться.       Аланис выписали из больничного крыла достаточно быстро. Однако первое время она ходила поникшая. В один из дней, кажется, это было всего лишь два дня назад, Элизабет ввалилась в библиотеку, чуть ли не с грохотом уселась на стул напротив Женевьевы и с пару мгновений сидела молча. Под ее глазами залегли синяки от усталости, но в этот момент они казались совсем незаметными. Элизабет Маккиннон уставилась на Женевьеву, которая только что оторвалась от конспектирования того, что вскоре, как и все остальное, окажется перечеркнутым, и переключилась на принесенный Плонком чай, выторгованный у него за то, что девушка подумает над тем, чтобы относиться к нему уважительнее.       — Ты знала, что Аланис в Регана влюблена? — прошептала Элизабет.       Женевьева подавилась.       — Чего? — просипела Женевьева, отставляя чашку на стол. Она тут же оказалась у Элизабет, которая тут же сделала глоток и вернула чашку на место.       — Того, — ответила Маккиннон. — Поверить не могу! Она специально гиппогрифа раздраконила, представляешь? А перед этим Регану в чувствах призналась… он ей не ответил на это ничем, но до больничного крыла довел чуть ли не на руках, а теперь ее игнорирует. Она еще не знает о том, что тому тоже сильно досталось, и слава Мерлину. А еще, оказывается, она на квиддичных тренировках, на которые ходит со мной, чтобы «меня поддержать», высматривает этого Прюэтта-младшего! И с четвертого курса ждет, когда же он ее на Рождественские балы приглашать начнет! Какая же я слепая, о Мерлин! — Элизабет закрыла лицо ладонями.       Женевьева замерла на мгновение, а затем резко встала и подошла к окну. Она смотрела на почти полностью сбросившие с себя листья деревья, которые шелестели на ветру, и пыталась осмыслить услышанное. Аланис, всегда такая рассудительная, хоть и мечтательная и легкомысленная, как маленький творческий ребенок, влюбилась в Регана? В этого серьезного, по сравнению с Игнатиусом, парня, который всегда держался в стороне от всех? Ну, он разве что в компании близких для него людей был более веселым, но все равно! Это было неожиданно и странно.       — Ты уверена? — спросила Женевьева, не оборачиваясь.       — Абсолютно, — ответила Элизабет, опуская руки. — Она сама мне призналась.       — Пиздец.       — Жизель!       — А ты не согласна, что ли? — повернулась к Элизабет волшебница.       — Согласна, — повела плечом Бетти.       Женевьева задумалась. Она вспомнила, как Аланис всегда смотрела на Регана, когда тот проходил мимо. Как она улыбалась, когда он случайно касался ее. Может быть, это действительно была любовь?       — Что будем делать? — спросила Женевьева, присаживаясь на свое законное место за самым дальним библиотечным столом.       — Не знаю, — ответила Элизабет. — Я в смятении.       — Я вмешиваться в это не буду, — вздохнула Женевьева и вновь стала совсем незаинтересованной, хоть мысленно и тщательно обдумывала это, вспоминая все моменты, которые могли бы ей намекнуть на влюбленность Аланис в Регана, но ничего в голову не шло. Она все это время была слишком погружена в собственные проблемы, и окружающая ее действительность не сильно волновала. Даже сейчас она была не сильно взволнована этими известиями. Для нее это не было ни трагедией, ни сенсацией. Скукота! Только вот, она теперь ее касается, ведь эти когтевранки вдруг начали считать ее своей подругой… или не начали? Если не начали, то тогда еще проще.       — Жизель, но так нельзя, — покачала головой Элизабет. — Я переживаю за нее. Она так расстроена из-за Прюэтта… может, ты с ним побеседуешь?       — И что я ему скажу? — Женевьева сложила руки на столе, чуть наклонившись вперед. — «Реган, милый, скажи, мила ль тебе Аланис?»       — Да хоть так! — фыркнула Элизабет.       — Нет.       — Да!       — Нет, — повторила Женевьева, выпрямляясь. — Это не сработает. Я не буду вмешиваться в их отношения. Это их дело, и они сами должны разобраться.       — Но она так страдает, — не унималась Элизабет. — Я не могу просто сидеть сложа руки.       — Страдания — это часть жизни, — философски заметила Женевьева. — Иногда нужно пройти через боль, чтобы стать сильнее. Или не так?       Элизабет стиснула челюсти, уводя взгляд куда-то в сторону. Спустя некоторое время, она пробурчала:       — Я, конечно же, не хочу, чтобы она проходила через то, что прошла я, — Элизабет цокнула языком. — Но и из-за боязни, что теперь «все мужчины одинаковые», разве я могу заставлять чувствовать Аланис себя столь… ущербно? Я не знаю каков Реган на самом деле, какие финты ушами он исполняет, но… Нужно хотя бы разобраться? Он избегает ее! В коридорах, в общежитиях, на занятиях… он перестал сидеть с ней на занятиях!       — Испугался, — пожала плечами Женевьева.       — Но почему? — раздраженно фыркнула Элизабет, всплеснув руками. — Он же всегда был таким уверенным и серьезным, несмотря на то, какой дурак его старший брат и что они вместе вытворяют. Что изменилось?       — Может быть, он просто не знает, как подойти к ней после всего, что произошло, — предположила Женевьева, задумчиво постукивая пальцами по столу. — Возможно, он чувствует себя виноватым и не хочет усугублять ситуацию.       — Виноватым? — Элизабет нахмурилась. — В чем? В том, что Прюэтт причинил ей боль? Но ведь это не его вина!       — Я понимаю твои чувства, Элизабет, — мягко сказала Женевьева. — Но иногда люди ведут себя не так, как мы ожидаем, и нам приходится принимать это. Ты сама убедилась в этом, когда твой «Кэми», называя тебя «дорогой», бросил тебя, найдя себе подешевле. Возможно, Регану просто нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах и понять, что он действительно хочет. Возможно, она ему опротивела. Возможно, он сам себе опротивел.       — Тебе нужно премию за самую «лучшую» поддержку выдавать, — беззлобно фыркнула Элизабет.       Женевьева только закатила глаза. Сколько бы Женевьева не повторяла, что в поддержке она плоха, всегда все равно все кончается этой фразочкой.       — Я не жалуюсь, — бросила Элизабет, заметив выражение лица Женевьевы.       Впрочем, на этом разговор и кончился.       Женевьева закрыла учебник, убирая его в сторону. Следом перед ее лицом появился следующий. А после еще один. И еще. И еще… буквы, бумага, переплеты и сама библиотека уже начинали раздражать. Женевьева откинулась на спинку стула и прижала пальцы к вискам, зажмурившись. Она слишком сильно волнуется обо всем этом.       Девушка раздраженно вскочила, вытаскивая волшебную палочку. Взмах, и книги вернулись по своим законным местам. Выдохнув, девушка оглядела библиотеку — уже было пусто, а за окнами темно. Девушка нахмурилась. Она и не заметила, как быстро пролетело время! Неосознанно тянувшись к карману, в котором прятался подаренный Альфардом кинжал, девушка с ровной спиной вышагивала к главной стойке, ожидая увидеть за ней мистера Харриса.       Свет в библиотеке был приглушен, создавая таинственную атмосферу. Тени от полок и стеллажей скользили по стенам, словно живые существа. В воздухе витал запах старых книг и пыли, усиливая ощущение заброшенности. Женевьева чувствовала, как ее сердце бьется быстрее, а напряжение нарастает с каждым шагом. Она знала, что мистер Харрис уже должен быть здесь, но его не было видно. Внезапно тишину разорвал скрип половиц, и девушка резко обернулась, выхватывая палочку. В тусклом свете мелькнула тень, и Женевьева почувствовала, как по спине пробежал холодок.       — Ох, мисс Робер! — удивился мистер Харрис. Это был мужчина среднего роста, его каштановые волосы всегда были собраны в хвост, а на висках поблескивала седина. Стекла в его круглых очках блеснули под светом свечи, скрытой под красивым стеклянным абажуром. — Что вы здесь все еще делаете? — мужчина поднялся из-за своего стола, нахмурившись. — Скоро комендантский час, а вы все еще не в общежитиях?       — Я не уследила за временем, — выдохнула Женевьева, пряча палочку. — Я очень извиняюсь за это.       — Ничего страшного, — мотнул головой библиотекарь и метнул взгляд на часы. — У вас еще пятнадцать минут. В самом счастливом случае, если вы побежите, вы окажетесь в общежитиях вовремя.       Женевьева кивнула. Волшебница выбежала из библиотеки и направилась к общежитиям. Ветер усиливался, и ночь становилась всё холоднее. Она ускорила шаг, чувствуя, как адреналин бурлит в крови. Дабы сократить путь, девушка завернула в тайный ход, умело спрятанный за одной из картин. В узком проходе стоял душный влажный запах, впрочем, как и во всех подобных ходах. Тьма окутывала её, словно плотная завеса, и лишь слабый свет от люмоса, витавшего над головой Женевьевы едва пробивался сквозь мрак. Она осторожно ступала по холодным каменным ступеням, стараясь не споткнуться в темноте. С каждым шагом её сердце билось всё быстрее, а воображение рисовало мрачные картины того, что могло скрываться в этих заброшенных коридорах.       Женевьева вышла в более менее обжитый коридор. По стенам горели факелы, освещая путь. Люмос тут же потух, однако напряжение словно только увеличилось. Это было ужасно знакомое чувство чего-то нехорошего, прямо как предчувствие перед вылазкой в Годриковую впадину или в дом Лавгудов. Сдерживая желание стошнить от напряжения и мысленно ругая себя за то, что руки вновь начали трястись, девушка слушала стук своих каблуков, отражающихся от стен — это был единственный звук, заглушающий стук собственного сердца. Вдруг девушка дернулась услышав что-то кроме своих шагов и стука сердца. Она выставила палочку в сторону, откуда исходил звук, после чего раздраженно-облегченно выдохнула. На одном из бюстов сидел рыжий комочек. Белочка глядела на Женевьеву с интересом, немного закидывая головку набок.       — Напугала, — буркнула Женевьева, покачала головой и вдруг вздернула брови. Белка соскочила с постамента с бюстом и побежала в противоположную от общежитий сторону. Отбежав на достаточное расстояние, она остановилась и обернулась на Женевьеву, после чего, пофыркав, завернула за угол. Волшебница вздохнула и, подумав, пошла в сторону общежитий.       В стороне, куда побежала белка, послышался грохот, а потом и короткий женский крик. Женевьева замерла. А вот и причина тревожности. Стиснув зубы, она обернулась и, не задумываясь, рванула в сторону шума — будь неладна ее гриффиндорская смелость!       Завернув за угол, куда убежала белочка, Женевьева сразу оказалась в мрачном и зловещем пространстве. Русо-рыжая девушка, прижатая к холодному полу, была едва различима в тусклом свете. Ее ободранная мантия и юбка сливались с тенями, а испуганное лицо выглядело бледным и безжизненным. Над ней нависал черноволосый парень, его скрюченное лицо, искаженное ненавистью и презрением, казалось вырезанным из камня. Глаза, горящие жестокостью, и рот, растянутый в мерзкой ухмылке, обнажали гнилые зубы. Женевьева почувствовала, как тошнота подступает к горлу от этого жуткого зрелища.       В груди закипело от ярости. На месте девушки вдруг нарисовалась Женевьева, а сверху нее Трэверс. Не помня себя, она вдруг вскинула палочку. Раздался хруст — сломался позвоночник, — и черноволосый парень с силой влетел в стену. Женевьева подошла к девушке, всматриваясь в ее лицо. Та, размазывая по лицу слезы страха, вскочила и отбежала в сторону. Ее рыдания были похожи на хрип умирающего животного. Она дрожала всем телом, как будто была охвачена лихорадкой.       — Держись в стороне, Джейн, поняла? — процедила Женевьева, теперь не сводя взгляда с кривящего от боли нос парня, прижатого к стене.       Джейн, может быть и услышала ее, а может быть и нет. Но она послушно осталась в стороне, прижимаясь к противоположной стене.       Женевьева вынула кинжал. Раздался свист. Лезвие вонзилось в каменную кладку совсем рядом с ухом парня, заставив его испуганно замереть. Женевьева подобралась к парню и навела на него палочку. Теперь она смогла разглядеть его…       — Яксли, — прошипела Женевьева и вдруг усмехнулась. — Неужто представитель аристократии решил так опуститься?       Яксли вздрогнул и попытался отодвинуться, но Женевьева держала его на прицеле. Глаза слизеринца забегали по помещению, словно он беспрерывно что-то обдумывал. Вдруг он злобно рассмеялся.       — Оу, мисс Робер, — хмыкнул он, приободрившись и оскалив зубы. — Так будет даже веселее. Укрощать такую когтевранку мне еще не приходилось…       Скулу Яксли опалило огнем, и багровое зарево разлилось по его лицу. Красная струйка потекла от виска к шее, словно кровавая река, теряясь в темноте. Женевьева с мрачной решимостью выдернула кинжал, который даже сейчас напоминал ей о Беллатрисе и о том, что та вырезала на ее бедре. Она приставила холодное лезвие к его горлу, и в воздухе повисла зловещая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием обоих.       — Да ты, я смотрю, любитель экзотики, — прошипела Женевьева, сверкая зелеными, до краев заполненными яростью глазами, готовой вылиться в любой момент.       — Сучка, — выплюнул Яксли. — Думаешь, раз дочка какого-то члена Армии Гриндевальда, так тебе всё можно? Предательница убогая, — ядовито сказал парень, хватая Женевьеву за галстук, но тут же пожалел об этом, вскрикнув от боли. Женевьева Робеспьер вонзила кинжал в его плечо, его хватка тут же ослабла.       — Повтори, — с отвращением сказала она, наклоняясь ближе к его лицу.       В нос ударил пряный аромат красного мандарина, смешиваясь с запахом крови и пота. Кончик волшебной палочки из жасмина, уперся ему в окровавленный подбородок.       — Я тебе язык вроде не отрезала, — угрожающе тихим тоном, почти шелестящим, произнесла Женевьева.       Ее зеленые глаза светились в темноте, как два зловещих огня Авады Кедавры, готовые испепелить любого, кто осмелится взглянуть в них.       — Язык проглотил, ублюдок?       Яксли с ужасом и злостью смотрел в глаза волшебницы. И продолжал молчать, словно был в ступоре. Женевьева вдруг навела на него палочку.       — Леггилименс!       Все вокруг завертелось. У этого желания не было точного определения. Просто вдруг захотелось увидеть все своими глазами.              Вот, Джейн идет в сторону коридора, ведущего в башню Гриффиндора. Как и всегда, она весела, но в воздухе витает напряжение. Одежда ее цела, а прическа аккуратно собрана в низкий пучок.       Вот и сам Яксли. Слизеринец, выждав момент, внезапно хватает девушку за запястье и прижимает к холодной каменной стене. В коридоре царит непроглядная тьма, лишь слабый свет факела на стене еле освещает их фигуры. Джейн пытается вырваться, но Яксли держит ее крепко, его тяжелое дыхание обжигает ее лицо.       — Отпусти меня, Яксли! — шепчет она, ее голос дрожит от страха и ярости.       — Ты всегда была такой упрямой, Джейн, — шепчет он в ответ, его голос полон угрозы. — Я ждал этого момента.       Джейн чувствует, как его рука скользит вверх по ее запястью, вызывая крупные мурашки по коже. Она пытается закричать, но его ладонь закрывает ей рот.       — Тише, — говорит он, его губы касаются ее уха. — Никто не услышит тебя.       Она чувствует, как его тело прижимается к ней, и страх парализует ее. В этот момент она понимает, что оказалась в ловушке, и помощи ждать неоткуда. В этот момент из коридора выбегает бельчонок, резво хватается лапками с длинными коготками за одежду Яксли, поднимаясь к его шее и там больно его кусает.       Яксли вскрикивает, теряя равновесие. Джейн вырывается, а бельчонок спрыгивает на каменную стену, зацепляясь за выступы и запрыгивая на подоконник. Грохот — Джейн с помощью заклинания обрушила на слизеринца ближайший уже никому не нужный бюст. Но ей это не помогает. Яксли поваливает Джейн на пол, сдирая с нее мантию и юбку и со всей силы прижимая девушку к полу. Девушка вскрикнула…              Ярость застлала глаза Женевьевы. С еще большим рвением, она вдруг отбросила это воспоминание, завертев все его мысли в голове, начиная просматривать все подряд. Джейн оказалась не первой жертвой. Множество девушек было изнасиловано этим ублюдком.              Вдруг перед глазами встало совсем другое воспоминание, не связанное с похотливыми похождениями этого кретина. Это была темная гостиная с дорогими темно-зелеными диванами. Знакомые лица слизеринцев озарили взор Женевьевы.       — Ха-ха! — вдруг услышала голос Малфоя Женевьева. Яксли сидел совсем рядом с ним на одном из диванов. — Ну конечно же! Неужели ты настолько уверен в непричастности Жизель Робер?       — Да, — это был Лестрейндж. Ужасно раздраженный, он сидел за круглым столом поодаль от диванов. За окнами, выходящими прямо в водную пучину озера, проплыла отвратительного вида русалка. — Кажется, я уже объяснял почему.       — Да ладно тебе! Проиграл девчонке — не повод так расстраиваться, — усмехнулся Аневрин, сидящий рядом с Фиакром на одном диване. — Малфой всего лишь идиот, не понимающий твоего мнения с первого раза. Правда, павлинчик?       — Держи язык за зубами, Розье. То, что ты родственник Винды Розье, еще не дает тебе никакого разрешения разговаривать со мной в таком тоне, — презрительно процедил Абраксас.       — Да-да, говори, говори, — махнул рукой Розье, сделав совсем незаинтересованный вид.       — Вести есть? — Хмурый, морозящий до мурашек голос Волдеморта вдруг раздался со стороны входа, как раскат грома перед бурей. Все мгновенно притихли, словно время замерло. Том Марволо Реддл смотрел в упор на Аневрина Розье, прожигая в нем дыру, и ждал ответа, как охотник ждет, когда жертва выдаст себя неосторожным движением.       — Может, есть, а может, и нет, — хмыкнул Аневрин, улыбаясь. — А что?       — Не притворяйся, — голос Волдеморта был как сталь, холодная и безжалостная. Аневрин только состроил смешное выражение лица и рассмеялся, но его смех был натянутым, как струна на скрипке перед тем, как лопнуть. Он поднялся и подошел к Волдеморту, не отводя взгляда.       — Да ну, Томми, — усмехнулся Аневрин, хитро блестя парой зелено-карих глаз. — Мне надоело всё это, понимаешь?       Том молчал, одаривая Аневрина мрачным взглядом. Казалось, он должен был испугаться, но нет. Испугались только все остальные. Лестрейндж, сидевший в углу с учебниками по трансфигурации, упирался в них, совсем не замечая происходящего вокруг.       — Какая мне выгода с того, что я твоя собачка на побегушках? — усмехнулся Аневрин, а его глаза сверкнули вдруг недоброжелательностью. Напряжение нарастало, как клубок змей, готовый в любой момент распуститься.       — Ты забываешься, Аневрин, — голос Волдеморта стал еще холоднее, почти как ледяной ветер, пронизывающий до костей. — Ты подчиняешься мне, и если ты не хочешь этого, то я могу напомнить тебе, что бывает с теми, кто переходит мне дорогу.       Аневрин сжал кулаки, но продолжал стоять на своем, не отводя взгляда. Его лицо было маской, за которой скрывались бушующие эмоции.       — Я не боюсь тебя, Том, — процедил он сквозь зубы. — И никогда не боялся. Я просто устал от этой игры.       Волдеморт медленно приблизился к Аневрину, его глаза сверкали, как черные дыры в бездне.       — Тогда докажи это, — прошипел он, наклоняясь к лицу Аневрина. — Докажи, что ты готов пойти против меня.       Аневрин выдержал его взгляд, но в его глазах мелькнула тень сомнения.       — Я верен Гриндевальду, Том.       — Ты даже не член Армии, Аневрин, — прошелестел Волдеморт, кладя ладонь в перчатке на его плечо и сильно сжал его. — ТЫ ничего не можешь.       — На слабо берешь, — бросил Аневрин.       — Ты сам знаешь, что в одиночку ничего из себя не представляешь, ровно как и все остальные. Вы все одинаковые, слабые, жалкие. Если бы не я, если бы не мои наставления, то к вам так снисходительно в Британии не относились. Или ты забыл, как я помог вашим семейкам?       На скулах Розье заиграли желваки. Волдеморт продолжил:       — Пока ты никто, даже несмотря на твой статус чистокровного волшебника. Ты — мусор. А без меня ты никому не нужный мусор.              Женевьева тут же вынырнула — ее резко выбросило из его головы. Волшебница разозлилась.       Женевьева не выдержала, убрала палочку и кинжал, схватила слизеринца за галстук и, по старой Поттеровской традиции, врезала. А потом еще, и еще, и еще. Из носа Яксли потекла кровь, рот наполнился кровью. Женевьева остановилась, яростно поднимая его на себя за воротник окровавленной рубахи.       — Ну же, щенок. Продолжай говорить, — мрачно протянула Женевьева, изгибая губы в издевательской улыбке. — У тебя же такой длинный язык! А еще, видимо, очень длинные противные ручки… отрезать бы…       Яксли испуганно дернулся в ее руках, однако девушка вдруг снова зарядила ему кулаком в лицо, как ее некогда учил Рон, заставив его больно и глухо удариться о каменную стену.       — Ну? Дорогой, чего же ты? — пролепетала Женевьева, вспомнив про волшебную палочку. Она направила ее ему прямо в лицо, и холодный свет палочки осветил мрачные углы комнаты. — Неужто «какой-то девушке» ничего противопоставить не сможешь?       — Иди к Мордреду, сумасшедшая предательница, — хрипло сказал Яксли, выплюнув сгусток крови. Его голос эхом разнесся по темной комнате, наполняя ее зловещим звучанием.       Повисла гнетущая тишина. Женевьева прожигала в слизеринце дыру.       Предательница. Неужели она действительно чертова предательница?       — Вот как, — прошептала она.       Женевьева разозлилась еще сильнее и зарядила парню коленом в челюсть, после чего, не помня себя, продолжила его избивать. Яксли уже давно потерял сознание, но волшебницу это не останавливало. Ярость, гнев, раздражение, презрение, обида. Все высокой и сильной волной цунами начало смывать все остатки того, что Женевьева старалась удерживать.       — Ну? Говори! — не выдержала Жененвьева. — Как руки распускать, так первый! Наверное, своему Реддлу сразу же все и расскажешь, да?       Женевьева вдруг рассмеялась словно не своим смехом. Дьявольская мелодия расплылась по всеми забытому коридору.       — Но ты не посмеешь, — прошептала она, внезапно нежно погладив его по голове. — И никого больше не тронешь, ублюдок. Если вдруг осмелишься, то не видать тебе ни своего члена, ни жизни, понял?       — Безумная предательница, — захлебываясь, сказал Яксли. — Министерская подстилка.       Женевьева снова замахнулась.       Она не предательница. Не Предатель крови. Не предатель Ордена. И тем более она не эта пресловутая Женевьева де Робеспьер, предавшая Гриндевальда и теперь скрывающаяся в Британии.       Внезапно Женевьеву резко оттащили от Яксли, увлекая в сторону. Джейн, испуганно переводя взгляд с окровавленного Яксли на разъярённую Женевьеву, схватила кинжал и, обхватив запястье Робеспьер, увела её в другой коридор. Руки Джейн дрожали.       Внезапно Женевьева перехватила запястье Джейн, перенимая ведущую роль на себя, и с энергичным рвением потянула её к скрытому ходу. Ещё не хватало, чтобы кто-то их заметил. Как только девицы достигли пустого, заброшенного класса, Женевьева замкнула дверь, тотчас же извлекла кинжал из рук Джейн, толкая её вглубь помещения, и прислонилась к холодной древесине двери спиной. Джейн испуганно смотрела на волшебницу, глаза которой постепенно опустели, возвращая знакомое равнодушие, однако теперь оно было омрачено пугающей мрачностью. Мантия, галстук, блуза, кинжал и волшебная палочка Женевьевы — всё было в крови Яксли. Костяшки на руках стёрлись до мяса, болезненно щипая. Одна из щёк была безбожно измазана бордовыми каплями. Девушка смотрела куда-то в пустоту, постепенно опускаясь на пол, пока не села на него окончательно.       Тьма сгущалась, окутывая их словно плотным покрывалом. Свет, возникший из-за взмаха палочкой Джейн, едва освещал холодным светом помещение. В воздухе витал морозный запах пыли и сырости. Женевьева, сидя на полу, казалось, не замечала ничего вокруг, её глаза были пустыми и безжизненными. Джейн, напротив, была охвачена ужасом и тревогой, не зная, что делать и как помочь. В этой мрачной комнате, освещённой лишь тусклым светом луны с ясного неба из-за окна и единственным огоньком люмоса, время словно остановилось, и только их дыхание нарушало тишину.       Джейн села на единственный стул. Ее руки дрожали. Хотя она дрожала всем телом. А Женевьева не подавала ни звука.       — Жизель, — шепнула дрожащим голосом Джейн. — ты…       — Он жив, если ты об этом, — бесцветным голосом перебила Женевьева. Она подняла взгляд на Аббот. — Ну, точнее он останется живым, если найдут его жалкую тушку в течение дня.       — Жаль, — вдруг ответила Джейн. — Надо было убить… но я не об этом. Ты…       — В порядке. За себя беспокойся лучше.       Джейн стиснула зубы и опустила взгляд в пол. Женевьева продолжала сидеть на холодном каменном полу, прожигая в противоположной стене дыру. Она сорвалась. Опять.       Она могла его убить. Она была на грани до того, чтобы просто-напросто перерезать этому уроду глотку.       Женевьева опустила взгляд на свои руки. Покрытые кровью, они дрожали с того самого момента, как ее отпустила ярость. Судорога свела тело. Девушка запрокинула голову назад, зажмурилась и до боли сжала челюсти. Она опять это делает. Мысли метались от одной к другой. А что, если он уже мертв? Или его не найдут вовремя? Что, если он ее выдаст? Тогда лучше, если он умрет, конечно… Но так нельзя! Хотя он тот еще урод! Однако никто не заслуживает такой смерти… Кроме него. Или же все-таки она совершила ошибку?       — Тебя трясет, — сипло произнесла Джейн.       А что сейчас чувствует Джейн, увидев такую ужасную картину?       — А тебя как будто нет, — ядовито ответила Женевьева и резко поднялась, вытаскивая палочку. Джейн дернулась. Женевьева буркнула: — Люмос!       Джейн зажмурилась. Люмос Женевьевы был намного ярче люмоса Аббот, из-за чего обе девушки на миг зажмурились, привыкая к свету. Женевьева задернула шторы на окнах и кинула запирающее заклинание на дверь. Джейн испуганно отшатнулась, чуть не упав на колени, но Женевьева подхватила Джейн под локоть. Та сразу же окаменела — сейчас Женевьева ее пугала. Робеспьер, словно не замечая этого, рывком усадила ту на стул и взмахнула палочкой, направленной в Джейн. Та зажмурилась и дернулась. Однако ничего страшного не произошло. Всего-лишь одежда на ней починилась, а пыль с лица испарилась.       Женевьева, опустошенно оглядев улучшившийся внешний вид Джейн, обессиленно свалилась на соседний стул и, сунув палочку в карман, спрятала лицо в ладонях. Теперь ее и Джейн боится. Гермиона боится, Рон боится, Гарри опасается, а теперь еще и Джейн… что дальше? Весь мир против нее ополчится? Она людей направо и налево убивать начнет? Замуж за темного мага какого-нибудь выйдет?       Девушек окутывала напряженная тишина. Джейн, опомнившись, огляделась вокруг, осмотрела себя и, не найдя на себе ничего необычного, удивленно уставилась на Женевьеву. Все еще в темно-красных пятнах, Робеспьер не двигалась, разве что ее плечи нервно подрагивали. Джейн, немного подумав, аккуратно достала палочку.       — Экскуро, — шепнула она и с рук и лица Женевьевы пропала кровь.       Женевьева подняла отрешенный взгляд на Джейн и, прочистив горло, достала палочку, направив на свою одежду. Ее экскуро тут же очистило блузу, мантию и галстук, возвращая их в исходное положение.       — Не знала, что ты способна на… такое, — произнесла Джейн, явно имея ввиду то, что видела в коридоре с Яксли.       — А я не знала летом, что ты куришь, — буркнула Женевьева. — Но я же не удивляюсь.       — Как ты можешь такое сравнивать? — сразу же возмутилась Джейн, после чего замолчала, уводя взгляд в сторону зашторенных окон. — Если он выживет, то будет плохо. Убить нужно было. На нас бы не подумали.       — Пусть только попробует выдать, — сморщила нос Женевьева, достала кинжал и очистила его от крови Яксли. — Тогда ему точно не жить.       — Тогда нам не жить. Уже смысла не будет его убивать.       — Тебя оправдают, на тебя же напали. Принудили.       — Не оправдают, — опустила взгляд Джейн. — Есть кое-что посильнее, чем то, что надо мной… была попытка надругательства… и это аргумент: «сама виновата». Властвующим все равно, пока это не касается их или же кого-то важного. Я, к сожалению, в их число не вхожу. И вряд ли бы входила. Пускай на моем была бы даже Друэлла Розье! всем было бы все равно, а ее младший брат бы сидел молчал в тряпочку, потому что так ему скажут сделать родители.       Женевьева прищурилась, вернув взгляд на Джейн. Ее светло-голубые глаза блестели микстурой из страха, смятения и злости.       — Ты не боишься того, что я его почти убила? — вздернула бровь Женевьева. — Я буквально чуть не лишила человека жизни. Почему ты…       — Потому что контекст разный, а он имеет значение. На похоронах не посмеешься, в парке не поплачешь, — прикусила губу Джейн. — А он урод, насильник. Ты не представляешь, как я в тот момент хотела, чтобы он умер.       Понимает. Она понимает, но промолчит. Трэверса тоже очень сильно хотелось убить. И она убила бы, если бы не была под неизвестным для нее заклинанием, если бы не была в ужаснейшем состоянии, когда даже руки невозможно было поднять от боли. И Беллатрису убить хотелось. И всех остальных Пожирателей. И Волдеморта…       — Хотя страшно. Очень страшно. Ты итак выглядишь достаточно… устрашающе? Пока, конечно, с тобой не разговоришься. А сейчас вообще…       Женевьева понуро отвернулась. Уже было поздно. Уже комендантский час, и старосты-мужчины сейчас наверняка ходят по коридорам, патрулируя коридоры вместе с преподавателями и завхозом. Но патрулируют они только один час, поэтому можно просто переждать.       Волшебница прикусила губу и вздохнула.       — Одна больше не ходи по вечерам, — хмуро сказала Женевьева, неожиданно доставая из кармана пачку сигарет.       — Я постараюсь, — кивнула Джейн, говоря тихим голосом. — Я слышала, как Яксли назвал тебя предательницей… это из-за того, что ты родителей своих оставила, сбежав?       — А ты как думаешь?       — Я знаю о том, что тебя шпионкой на Слизерине кличут, — вдруг сказала Джейн, отчего Женевьева сразу же подняла взгляд на гриффиндорку. — Конечно же, это там у всех под вопросом. Даже Лестрейндж утверждает, что ты не можешь быть шпионкой, представляешь? Альфард рассказывал братьям Прюэттам об этом, а я подслушала… Реган не верит в то, что ты ей можешь быть, как и Альфард…       — А Тиус?       Джейн вздохнула.       — Ты ему не нравишься. Не смотри на то, что он так дружелюбно себя с тобой ведет. Он так со всеми. Родители так воспитали… Он сказал, что не удивится, если ты на самом деле… из этих… но я в это не верю!       — Ясно… — Женевьева стиснула челюсти. — Плонк, — низким голосом позвала Женевьева и зажгла сигарету, вдыхая дым в свои легкие.       Тут же рядом раздался хлопок. Перекошеный настороженно-раздраженный эльф появился на одной из пыльных парт и затопал ножкой, скрещивая свои длинные непропорциональные тельцу ручки.       — Опять вы, неблагодарная когтевранка! Плонк занят! Зачем вам Плонк? Опять будете уверять Плонка в том, что Плонк ничего не умеет, а? Плонк умеет! Плонк все умеет!       — Проверь, есть ли кто на пути в Гриффиндорскую гостиную, — Женевьева выдохнула клуб дыма, после чего пригласительно протянула пачку Джейн. Та вынула сигарету и закурила.       Плонк бешено завертел головой.       — Не будет Плонк ничего делать! Плонк занят! Плонк занимается тем, что действует на нервы наглой Жизель Робер, не желающей считать Плонка хорошим эльфом! Плонк обижен!       — Давай без этого, а? — поморщилась Женевьева. — Как ребенок, честное слово! Джейн Аббот должна добраться до гостиной целой и без отработок или, не дай Мерлин, порок розгами. А если ты не поможешь мне по добру по здорову, то… я могу рассказать директору о твоём неподобающем поведении, и тогда у тебя будут очень большие неприятности.       Плонк вдруг ахнул, побледнел, соскочил с парты и вдруг разогнался, чтобы влепиться лбом в стену, но Женевьева вовремя схватила его за едва не прорвавшийся пододеяльник, в который он был укутан. Плонк замахал руками и ногами, бегая на месте.       — Плонк, — угрожающе протянула Робеспьер. — Не выпендривайся.       Плонк окаменел, снова ахнул и побледнел ещё сильнее. Он посмотрел на Женевьеву с таким выражением лица, что стало ясно: он готов на всё, лишь бы избежать неприятностей.       — Ладно, ладно, — пробурчал он, сдаваясь. — Плонк поможет. Но только если Джейн Аббот будет вести себя прилично.       — Самому бы тебе прилично себя вести, — фыркнула вдруг молчавшая до этого Джейн. Сейчас она выглядела более расслабленной. Видимо, маленькая сценка, представшая перед ее глазами и сигареты поуспокоили ее.       Плонк только фыркнул и, выбравшись из цепких тонких ручек Женевьевы, испарился в воздухе. Спустя пару мгновений он вернулся и резво замотал головой.       — На пути в башню Гриффиндора никого нет, Плонк проверял, — поднял кривой указательный палец эльф. — Мисс Джейн может идти, Плонк поможет.       Джейн сделала последнюю затяжку, аккуратно испепелила сигарету и медленно поднялась, направляясь к двери. Женевьева развеяла заклинание, прикрыла глаза и откинулась на спинку стула, наслаждаясь моментом покоя. Она планировала провести здесь еще около сорока минут, чтобы спокойно добраться до общежитий Когтеврана. Шаги Джейн были едва слышны, лишь слегка шуршала ее починенная мантия и юбка. Аббот коснулась ручки двери и на мгновение замерла, затем повернулась к Женевьеве, взгляд ее был полон грусти и благодарности.       — Спасибо, Жизель, — тихо произнесла Джейн и вышла, оставив Женевьеву наедине с ее мыслями и недокуренной сигаретой, которая мягко дымилась в тишине.       Женевьева разлепила глаза. Люмос размеренно плавал под потолком, освещая старый деревянный потолок, с которого на массивной цепи свисала чугунная люстра с пустыми подсвечниками. Волшебница вздохнула и затянулась, погружаясь в тишину комнаты, наполненной прохладой. Тени от люстры медленно скользили по стенам, создавая иллюзию движения в застывшем времени. За окном, занавешенным тяжёлыми шторами, слышался тихий шепот ветра, приносящий с собой свежесть октябрьской ночи.       Вот так, уставившись в одну точку, запрокинув голову наверх и докуривая сигарету, девушка провела до того момента, как попросту не осталось чего-то, что можно скурить. Лезть за второй сигаретой оказалось лень. И не хотелось этого. В глубине души Женевьевы простиралась пустота, обвивающая все ее внутренние органы, словно виноградная лоза. Всплеск ярости принес за собой равнодушие. Надолго ли этого хватит?       Женевьева не услышала, как рядом снова раздался тихий хлопок. Плонк вернулся, намереваясь в своей привычной раздражительной манере сообщить о том, что Джейн достигла башни. Однако, заметив её, он замер, стоя в тени, и его взгляд, холодный и пронзительный, скользнул по её профилю. Она сидела неподвижно, её глаза были устремлены в потолок, словно она пыталась найти ответы на вопросы, которые никто другой не мог услышать. Эльф застенчиво потер ножкой пол, после чего вздохнул и с хлопком испарился. Только в этот момент Женевьева отмерла, оглядываясь. Но вокруг никого уже не было.       — Нокс, — буркнула Женевьева, и свет в комнате потух.       Время уже прошло, Женевьева была в этом уверена. А даже если и нет, то уже и как-то все равно. Девушка наощупь прошла к двери и тихонечко толкнула ее, оглядываясь по сторонам. В коридорах было пусто и холодно. Женевьева вышла, сняла туфли, которые могли бы быть слишком шумными в этой непроглядной тишине — все еще не поняла, как зачаровывать туфли на полное исчезновение звука, а пользоваться магией не было никакого настроения. Холодная каменная плитка опалила ступни Женевьевы, облаченные в белые колготы, скрытые под юбкой и мантией. Если бы Женевьева не удерживала свои черные туфли за перемычки в правой руке, то факт того, что она босиком, был бы совсем незаметным.       Она сделала несколько осторожных шагов по коридору, чувствуя, как холод проникает в ее тело. Обходя дальней дорогой тот заброшенный коридор, пользовавшийся спросом разве что у гриффиндорцев, решивших сократить путь, она двигалась в сторону гостиной Когтеврана. Стены, покрытые древними узорами, казались еще более загадочными в полумраке. Лунный свет, пробивающийся сквозь узкие окна, создавал причудливые тени, танцующие на полу. Женевьева шла медленно, словно пытаясь раствориться в этом холодном мире, найти гармонию с окружающей ее тишиной и спокойствием.       Вдруг спереди раздались глухие постукивания каблуков. Из другого коридора в тот, в котором находилась Женевьева, выплыл силуэт бледного черноволосого юноши. Женевьева тут же замерла, мысленно и ругаясь, и подумывая в какое из окон ей быстрее выпрыгнуть. Придумать не вышло — Волдеморт заметил ее раньше и двинулся в ее сторону.       «Вот ведь любитель патрулей вдалеке от подземелий Слизерина», — раздраженно подумала девушка, мысленно готовая уже на любой исход событий. Человека почти убила же, почему бы и с будущим лордом махач не устроить? В крайнем случае, конечно же!       — Неужели это вы? — слизеринец вдруг улыбнулся, его губы изогнулись в неясной, нечитаемой улыбке, заставив Женевьеву лишь догадываться о том, что могло быть в его мыслях.       — Да, я, — кивнула девушка, неосознанно пряча руки и туфли за спиной, словно пытаясь защититься от его пронизывающего взгляда.       Волдеморт с пару мгновений вглядывался в лицо Женевьевы, после чего кивнул, словно мысленно вел с собой какой-то диалог.       — Вы же знаете, что комендантский час уже наступил?       — Знаю, — сухо ответила Женевьева. — Задержалась в библиотеке, — с напускной смелостью солгала она.       Хотя ложью это считать грубо, но настолько сильно она задержалась по другой причине, верно?       — Я так и понял, — юноша протянул руку, облаченную в черную перчатку, скорее из вежливости, чем из всего своего внутреннего желания это сделать, девушке. — Давайте я Вас провожу до Ваших гостиных.       — Хотите устроить мне неприятности? — вдруг выпалила Женевьева, прищурившись.       Волдеморт замер, вскинул брови, после чего вдруг тихо рассмеялся. Он опустил руку.       — Вы, кажется, не очень дружелюбны ко мне?       — Не беспокойтесь, не только к Вам.       — Что ж, — произнёс Волдеморт после небольшой паузы. — Здесь может быть небезопасно. И, если Вы боитесь, что я сдам Вас кому-нибудь из преподавателей, то очень зря. Я не настолько занудный староста школы, как может ходить слушок.       — Благодарю за заботу, но я вполне способна позаботиться о себе сама, — ответила Женевьева, стараясь не выдавать своего раздражения, сменяя его на равнодушие.       — Я не сомневаюсь в этом, но всё же хотел бы убедиться, что Вы благополучно доберётесь до своих гостиных, — настаивал юноша. — К тому же, это будет считаться нарушением правил, если я оставлю Вас одну в такое время. Могут возникнуть вопросы. Или какая-нибудь иная напасть…       «Да чтоб ты подавился», — мысленно выругалась Женевьева, состроив самое вежливое лицо, которое только могла, после чего кивнула и, в последний раз бросив на его красивое очаровательное лицо, освещенное теплым светом огня с настенных фонарей, сделала несколько шагов в ту сторону, где находились общежития.       Волдеморт последовал за ней. Женевьева молчала, у нее совсем не было желания вести диалог с этим… юношей. Волдеморт тоже оставался тих. Его глаза с придирчивостью оглядывали девушку, пока она не видит, а потом наткнулись на руки, которые Женевьева пыталась скрыть от его взора. Лак на черных туфельках блестел под тусклым светом, красиво переливаясь.       — Почему же Вы не в обуви? — тихо поинтересовался Волдеморт.       Женевьева даже на миг замерла, повернувшись к Волдеморту.       — Ноги устали, — соврала она с равнодушным видом и продолжила ход.       — Не стоит ходить в неудобной обуви. Обуйтесь в следующий раз в другую.       — Это мои самые удобные туфли, мистер Реддл.       — Неужели у Вас нет лучше?       — Нет, — мотнула головой девушка, мысленно молясь о том, чтобы он заткнулся.       — Как же так вышло?       Говорил он добродушно, словно его это интересовало, но девушка знала — ни черта ему неинтересно! Только вот зачем вести с ней такой диалог она не понимала. Почву прощупывает? Он уже обо всем знает? Яксли уже в больничном крыле? Ей конец?       — Ну, — хмыкнула девушка, ее уголки едва заметно дернулись вверх, — Вы ведь знаете о том, что я сбежала от родственников? Конечно же знаете. И вот, увы, так вышло, что сбежала без единого гроша в кармане. Ох, верно, я грубо объяснила свой бюджет, но уж, к сожалению, обувь и одежду пришлось приобретать в местах… непривлекательных, где нет большого ассортимента, если он, конечно, есть, — девушка метнула взгляд на Волдеморта. — Вы, наверное, не понимаете, — продолжила она, вздохнув. — А эта обувь — моя, старая, купленная еще в Австрии, когда мои ноги были еще меньше… приходилось самостоятельно штопать и обувь, и одежду, — девушка специально понизила тон, притворяясь расстроенной своей ложью. — Вот, пока вконец не износятся, я буду носить только их, потому что другое… совсем плохое. Ох, извините, я, верно, совсем заболталась, — произнесла она и вдруг специально добавила: — Вы ведь и не поймете моих проблем.       Каждое ее слово было пропитано ложью. И обувь была у нее удобная, данная Батильдой. И другая обувь у нее, — тоже от Батильды, — удобная и, в целом, симпатичная, просто не на ее вкус. Она врала о своих проблемах, словно напрямую сталкивалась с этим. Но даже во время войны у нее были и качественная одежда, и мозги, и Рон, с которым она могла запросто грабануть под шумок магазин. Конечно, это делалось не только для нее, но и для Гарри и Гермионы, но… она все равно врала. Врала от боязни. От страха, что ее раскроют, что она выдаст себя.       А Волдеморт молчал, ничего не ответил, но прожигал в затылке девушки дыру. Он задумался, размышлял, но внешне он оставался невозмутимым, спокойным, добродушным. Словно ее слова не задели его, не всполошили те воспоминания, что он до сего момента успешно закидывал в самый дальний уголок своего разума. Презрительно сморщившись, пока Женевьева не видит, он наконец отбросил с себя эту вуаль из ненужных и жалких воспоминаний, и вновь заговорил.       — Это ужасно, — покачал головой Волдеморт. — Не хотелось бы ворошить ваши неприятные воспоминания…       — Нет, ну что Вы, — хмыкнула Женевьева. — Мне совсем не неприятно. Что было, то было. Что есть, то есть. Мы все несем груз прошлого. Главное — не зацикливаться на нём и двигаться дальше, — сказала Женевьева и задумалась.       Она ведь говорит это не ему, а себе, верно?       — Интересная мысль для…       — Для девушки? — ухмыльнулась Женевьева.       — Мои искренние извинения, если Вас это задевает, — сказал Волдеморт. — Не поймите меня неправильно, я хотел сделать Вам комплимент, а не оскорбить.       Женевьева только фыркнула, оставив его фразу без ответа. Она надеялась, что на этом их диалог завершится, но нет, Волдеморт вновь заговорил:       — Вы так быстро ушли на прошлом заседании клуба, — начал он. — И даже не выслушали то, что я хотел вам сказать.       — Извиняюсь, меня слишком задело то, что Вы забыли про то, что мне не нравится обращение по имени.       — Вот оно как, — протянул Волдеморт, и Женевьева могла поклясться, что слышала льдинки в его тоне. — Я… еще раз приношу извинения. Однако я все еще хотел бы Вас спросить. Вы очень быстро двигаетесь, что на ЗОТИ, что в Клубе. Опустим тот факт, что Вы не делаете пассы и стойки идеально…       — Как тактично, — фыркнула Женевьева, не сдержавшись.       — …но Ваши грация и скорость меня интригуют, — Волдеморт небрежно сделал вид, словно не слышал ее комментария. — Скажите, Вас кто-то пытался обучать?       «Пытался? Даже не обучал, а пытался обучать? Я восторжена», — подумала Женевьева. «Интересно, над грацией он смеется, или правда?»       — Нет, конечно, — ответила она, вспоминая заученный ответ на подобные вопросы. Она придумала его заранее, чтобы потом не выдумывать, и всегда держала в голове. — До девушки в семье нет большого дела, если Вы понимаете о чем я.       — Однако у Вас есть задатки.       «Это у тебя задатки, а у меня талант, олух безносый», — чуть вслух не выругалась Женевьева, но вовремя прикусила язык.       — Благодарю, — произнесла Женевьева.       И, наконец, повисла желанная тишина. До башни Когтеврана осталось совсем немного. Вот-вот и она скроется за спасительными тяжелыми дверьми, если, конечно, отгадает загадку… Сердце Женевьевы бешено колотилось от страха, словно пытаясь вырваться из груди. Неизвестность и неопределенность окутывали её, как ледяной туман, вызывая дрожь и парализуя волю. Присутствие Волдеморта, словно тень, нависло над ней, вызывая холодное, липкое чувство опасности. А мысль о том, что где-то там, в темноте, лежит окровавленный Яксли, если его еще не нашли, добавляла остроты этому холоду. Завтра пугало её еще больше. Женевьева знала, что должна быть осторожной, но её импульсивность, как дикий зверь, вырывалась наружу в самые неожиданные моменты, заставляя совершать необдуманные поступки. Холод и напряжение пронзали её изнутри, не оставляя ни малейшего шанса на сохранение хладнокровия.       За поворотом показалась долгожданная дверь, ведущая в башню Когтеврана. Женевьева остановилась и, поборов желание быстренько уйти по-английски, повернулась к Волдеморту.       — Благодарю за помощь, — преодолевая сухость в горле, произнесла она.       — Не за что, мисс Робер.       Девушка тут же развернулась, быстрым шагом, почти бегом, достигая двери. Том Реддл смотрел ей вслед, хмуря брови. Девушка с полминуты простояла перед дверью, тихо переругнувшись с замолкнувшей дверью, после чего, как только отгадала загадку, не оборачиваясь на все еще стоявшего поодаль Реддла, юркнула в проем. Том прищурился и резко развернулся в сторону подземелий. А из его головы все не выходило едва заметное красное пятно на коричневой подошве черных женских туфель.       

***

      Женевьева, стиснув зубы, неотрывно смотрела на часы, стоящие в углу кабинета профессора Слизнорта. Это было последнее занятие перед тем, как она соберется и, как обычно, отправится в библиотеку. Каждая минута казалась вечностью, и волшебница отсчитывала их с холодным напряжением. Никогда прежде она не позволяла себе такого, но сейчас ее глаза были прикованы к циферблату, и даже лишняя секунда казалась ей невыносимой. Занятие ведь еще даже не началось! Малфой, как обычно, занял место рядом с ней напротив котла, а остальные разбрелись по аудитории, садясь туда, куда некогда указал Гораций. Элизабет, вычищая невидимую грязь из-под элегантных ноготков, сидела рядом с Джейн. На Аббот, казалось, совсем лица не было, особенно в моменты, когда она не была ничем занята. Тогда ее лицо становилось серым, а глаза стеклянно пустыми. И это было так непривычно, что даже Элизабет от неловкости вела плечом.       А вестей о Яскли все еще не было. И, словно назло, целый день перед Женевьевой маячат все, кто мог бы считаться другом или приятелем этого урода. Тот же Волдеморт, к примеру! Вот сейчас он сидит с Друэллой Розье за партой за соседним рядом, сверкая своим черноволосым идеально уложенным затылком. Иногда Женевьева даже мысленно прикидывает сколько часов он проводит перед зеркалом, прежде чем выйти в свет. Отчего-то в голову лезла мысль, что точно не меньше часа. Даже Элизабет и Аланис меньше часа сидели перед зеркалами, наводя порядок на своих головах и лицах, но очень сильно казалось, что Волдеморт точно сидит дольше.       Спала Женевьева снова плохо. Но теперь под ее глазами залегли еще более темные круги, от которых Элизабет воротило, из-за чего, помимо чуть ли не ежедневных махинаций над волосами (по воле Аланис), на лице Женевьевы сегодня побывала куча элексиров, мазей, зелий и, наконец, Беттины пудра, едва видимые румяна и тени и оранжево-розовая помада. Сначала Женевьева противилась косметике, но в итоге отказываться ей просто надоело — точнее, это девчонки ей надоели, все равно не отлипнут. А один раз макияж ей ничего не сделает. Все равно сидит темнее тучи, как обычно.       Женевьева оторвала взгляд от циферблата напольных часов, и пришел Гораций Слизнорт. И вот, все как обычно. Краткая лекция, краткое напоминание о безопасности, рецепт и практика. Женевьева выхватила ножичек и ингредиенты, принимаясь за нарезание, давку, терку — за все, что нужно для очередного зелья. Острое лезвие маленького ножичка аккуратно и легко разделило корешок на две части. Так же легко входил нож в Селвина, когда Женевьева его убивала. Так же легко и просто в плечо Яксли впился кинжал прошлым поздним вечером.       «Интересно, если прямо сейчас перерезать глотку Волдеморту, он испарится в воздухе или свалится замертво, а его душа свалит?» — вдруг задумалась Женевьева, раздавливая какой-то орех рукояткой ножичка.       Проверять это Женевьева, конечно же, не стала. Но на ее лице вдруг нарисовалась таинственная улыбка, а взгляд потеплел. Малфой, завидев такую странную реакцию для холодной Женевьевы, напрягся.       — Мисс Робер, хватает, можете больше не нарезать, — вдруг сказал Абраксас, наблюдая за тем, как Женевьева достает очередной корешок.       Девушка на миг замерла, после чего кивнула и отложила и нож и ингредиенты. Девушка подняла взгляд с доски и опять уставилась на часы. Секунды шли слишком долго, а постукивание чугунной поварешкой по такому же чугунному котлу только раздражало. Девушка, стискивая кулачки под столом, все смотрела и смотрела на циферблат, казавшийся вовсе замершим. А Женевьева все ждала. Ждала, когда в кабинет кто-нибудь ворвется и воскликнет: «Это все Робер сделала!» или «Робер до полусмерти избила Яксли», а после этого ее скрутят и бросят в аврорские темницы, прежде чем поведут в Азкабан…       Сколько же от нее проблем! А когда, как говорится, от нее их не было? Кому-нибудь она да и приносит проблемы. Женевьева презрительно сморщила нос только от одной этой мысли и кинула взгляд на стол, за которым сидели Игнатиус и Альфард. Повезло ведь гадам! Вдвоем сидят. Женевьева прищурилась. Знать бы что в этих двух макушках, особенно в рыжеволосой.       Как там говорится? Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты? В таком случае, если судить по словам Джейн, Игнатиус — тот еще лицемер, ну а Альфард тогда какой! Тут уже могут быть еще большие масштабы. Может он и с близкими друзьями самый настоящий лживый и низкий человек? Слизеринец все-таки. Сколько на Блэке масок? Насколько он честен? Специально он подарил ей именно этот кинжал, или это действительно случайность? Но тогда все становится еще сложнее, и думать ей об этом не хотелось.       Занятие кончилось; Женевьева тут же встала, перед этим, конечно же, по устоявшейся за то время, что она в паре с Малфоем на зельях привычке — сказала бы сама себе из прошлого о таком, то получила бы плевок в лицо, — подписав своим красивым, по словам Малфоя, почерком этикетку. Не успела она достигнуть дверей, ее кто-то схватил под локоток. И если бы не мелькнувшая русо-рыжая прядь, замеченная краем глаза, Женевьева бы уже летала по кабинету, разбрасываясь самыми отвратительными заклинаниями из всех, что она знает.       — Не пугай так больше, — буркнула Женевьева, выходя из кабинета уже под руку с Джейн. Элизабет плелась позади, хмуря брови и поджимая губы, но ничего не говорила — первая перепалки она и не начинала никогда.       — Ты сегодня накрасилась, — констатировала Джейн пустым, но с толикой напряжения, голосом. — Тебе идет.       — Спасибо, все дело рук Элизабет.       — А, — Джейн открыла рот и тут же захлопнула, на миг покосившись за спины, где безучастно за ними следовала староста Когтеврана. — А-а-а… — повторила она и буркнула: — Что ж, не так уж и плохо…       Элизабет едва заметно улыбнулась и тихо хмыкнула. Джейн продолжила говорить с Женевьевой:       — Может, сегодня вместе пообедаем, что думаешь?       — Ну, не знаю, — протянула Женевьева, задумавшись. — Доклад для профессора Вилкост не ждет…       — Подождет, — фыркнула Джейн и потянула девушку в сторону Большого зала и вдруг остановилась, повернулась в сторону Элизабет, прищурилась, смешно сморщила носик и фыркнула. — Не смотри на меня так, Маккиннон. Я не собиралась насовсем у тебя Робер забирать.       — Я и не смотрю так на тебя, — хмыкнула Элизабет, тоже двигаясь в сторону Большого Зала. — Просто я тоже собиралась поесть. Не думай, пожалуйста, о том, что ты меня обижаешь тем, что забираешь Жизель с собой. В любом случае, Жизель знает, что после всех занятий я хожу обедать, — Элизабет поправила пшеничные кудри. — А она сразу от меня убегает, отказывается есть, а тут такая возможность ее накормить… в общем, со всех сторон плюсы.       Элизабет усмехнулась и прошла мимо Аббот и Робеспьер, двигаясь в сторону Большого зала. Женевьева только покачала головой, а Джейн, ядовито закатив глаза и поджав губки, только пошла вслед за Элизабет, удерживая Женевьеву под локоток. Сейчас отчего то отказываться от обеда не хотелось, пускай это и будет какой-нибудь надоевший бифштекс и тыквенный сок! Настроения не было идти библиотеку. Совсем. Хоть и хотелось поскорее попасть в Запретную Секцию вновь.       Коридоры встречали девушек гулом студенческих голосов: веселых, раздраженных, равнодушных, печальных, восторженных, громких и тихих. Под потолком как обычно выл сквозняк, а по коридорам пробегали младшие курсы. До Большого зала две когтевранки и одна гриффиндорка (ну, или же две гриффиндорки и одна когтевранка, коли так считает Женевьева) шли в полной тишине, не перекинувшись ни единым словом. Аббот утащила Женевьеву за гриффиндорский стол, усадив напротив себя. Робеспьер огляделась вокруг. Да, этот ракурс был роднее. От этого даже надоевший бифштекс показался вкуснее, хоть Женевьева и водила вилкой по тарелке, раздумывая, класть это странное мясо к себе в рот или нет.       — Слишком тихо, — вдруг сказала Джейн.       Женевьева нахмурилась. В Большом зале наоборот стоял знакомый галдеж. Все вокруг приходили поесть и поболтать, встретиться с теми, кто был на другом занятии и тихим это место точно не назовешь. Однако, Женевьева вдруг моргнула, осознав что именно имеет ввиду Джейн. И да, она была с ней согласна.       — Значит, еще не нашли, — пожала плечами Женевьева.       — Не нужно было его там оставлять, — прикусила губу Джейн, говоря очень тихим голосом, какому Гермионе, Рону и Гарри точно стоит поучиться. — Спрятать, стереть память…       — Что сделано, то сделано.       — Неужто ты уже ничего не боишься?       — Я этого не говорила.       — Но имела ввиду.       — Это ты так подумала, — Женевьева отставила от себя наполовину съеденный бифштекс и облокотилась о родной теплый гриффиндорский стол, глядя в глаза Джейн. — Каждый чего-то боится. Просто… сеять панику не хочу. Напряжения итак хватает.       — Значит, боишься? — вскинула брови Джейн, после чего поджала губы и хмыкнула. — Впрочем, чему я удивляюсь? Твоя вчерашняя реакция все говорила за себя…       — Не преувеличивай, — вдруг буркнула Женевьева и сделала глоток не самого любимого тыквенного сока.       Джейн только дернула уголком губ, после чего принялась доедать все то, что осталось у нее в тарелке. Женевьева, подперев щеку рукой, кинула взгляд на стол Когтеврана: там к Элизабет уже присоединилась Аланис.       Через окна влетели совы и филины, удерживающие в своих лапках посылки и письма. К Элизабет и Аланис тоже подлетели уже ставшие для Женевьевы знакомыми совы — болотная сова по кличке Вайз, принадлежащая семье Макмилланов и миловидная серая неясыть Минуле, которая даже своим внешним видом напоминала Элизабет. Когтевранки, переговариваясь между собой, принялись вскрывать письма. На лице Бетти растянулась улыбка, но когда она наконец вскрыла письмо и принялась читать, она исчезла с ее лица, словно смытая волной Ирландского моря.       «Отец написал» — тут же поняла Женевьева. Отношения между мистером Маккинноном и Элизабет казались Женевьеве странными. С одной стороны староста утверждает, что очень его любит, а с другой стороны, все время пытается ему угодить и доказать свою значимость. Что именно он ей пишет, Женевьева не знает. Элизабет не рассказывает. Но почти всегда от его писем девушка грустнеет, потом мысленно корит себя и вновь старается быть лучше для него.       И для Женевьевы это казалось странным. Почему бы не пойти против него? Какая вообще разница, что они о ней думают? Понятно, конечно, что семья, все такое, но почему бы не поставить себя на первое место хотя бы когда-то? Хотя не Женевьеве об этом говорить, верно       Робеспьер задумалась и опустила взгляд в стол.       — Ты вновь в библиотеку? — вырвал из размышлений тихий голос Джейн.       — Собиралась, — вздохнула Женевьева и нахмурилась, — но уже как-то не хочется. От этой писанины ужасно устала. Еще и все тело после тренировок болит… А! Еще нужно повторить руны, а то ЖАБА само себя не сдаст, а Лон-Фан…       На половине фразы Женевьева вдруг прикусила себя за язык. С чего это она теперь говорит так, словно еще и ЖАБА сдавать собиралась? Нет! Никуда такое не годится! Никакого ЖАБА! Она же руны изучает не из-за треклятого экзамена, а для того, чтобы вооружиться против темных магов посильнее! К тому же, чего это она прямо как Гермиона? Скоро, видать, начнет всех учить как правильно жить. Женевьева прочистила горло и почесала бровь.       — В общем, когтевранка ты, самая что ни на есть, — вдруг хихикнула Джейн и вышла из-за стола.       — Да ну? Не ври, — махнула рукой Женевьева, последовав за ней.       — Выйдем покурить?       — Мысли читаешь.       Девушки медленным шагом, обходя студентов, прибывших в Большой зал на обед, двинулись на выход. У самых дверей в зал забежали незнакомые Женевьеве гриффиндорцы, резко отталкивая ее в сторону. Робеспьер, не удержав равновесие, свалилась на кого-то шедшего позади нее, ловко подхватившего ее за плечи. Женевьева ошеломленно замерла, почувствовав, как ее обволакивает едва заметный сегодня аромат мужского хвойного парфюма. Волшебница отпрянула, обернувшись.       — Извините меня, ради Мерлина, мистер Реддл, — выпалила Женевьева, глядя в темно-серые глаза Волдеморта, и отступила на два шага назад.       Волдеморт едва заметно поправил перчатки на руках, словно отряхивая их от чего-то грязного, натянул вежливую улыбку и, метнув взгляд за спину Женевьевы к Джейн, легко качнул головой.       — Не извиняйтесь, мисс Робер…       — Верно, фройляйн Робер, не извиняйтесь, — вдруг заскрипел противный голос Лон-Фана со стороны коридора. — Никто не виноват в вашем отсутствии ловкости, не так ли?       «Че?» — это было единственное слово, возникшее в голове Женевьевы, после услышанного.       Женевьева опешила и не знала, что ответить. Она посмотрела на Лон-Фана с недоумением и раздражением.       — Что вы имеете в виду? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие.       — О, не притворяйтесь, мисс Робер, — ответил Лон-Фан, подходя ближе. — Я видел, как вы упали. Это было довольно забавно. Ох, что же вы делали бы без Тома, мисс Робер? И шагу без мужчины женщина не может сделать, а вы из себя непонятно кого строить пытаетесь… в Дуэльный клуб вступили, доклады для профессоров пишете…       Женевьева почувствовала, как внутри нарастает презрение. Какой же он жалкий и обиженный человек. Так долго обижаться на то, что ему указали на ошибку — просто гениально! Такие обидчивые обычно долго не живут. Она постаралась взять себя в руки и ответила как можно спокойнее:       — Я не понимаю, о чём вы говорите, профессор Лон-Фан. Я упала случайно, это было недоразумение. Я не знаю, почему вы так решили, но это неправда.       Лон-Фан усмехнулся и подошёл ещё ближе. Женевьева почувствовала себя неуютно.       — Не притворяйтесь, мисс Робер, — повторил он. — Я видел, как вы ходите по школе, как разговариваете с профессорами. Вы делаете всё, чтобы привлечь к себе внимание.       Волдеморт сделал шаг в сторону, словно хотел уйти, однако в глазах блеснула ядовитая заинтересованность.       — Вы женщина, не забывайте этого, — продолжил Лон-Фан, брызжа слюной. — Вы не можете быть лучше мужчины.       Женевьева замерла. Черные глаза профессора ядовито буравили дыру в волшебнице, словно хотели тем самым унизить ее. Более жалкого поведения в людях она еще не видела, и каждый раз такое выводит ее из себя. В голове сейчас у нее проносились все самые расисткие саркастичные ответы, но девушка молчала, собирая свое хладнокровие по крупицам, разбившееся вчерашним вечером на мелкие осколки.       — Я не собираюсь подчиняться вашим стереотипам, профессор, — выпалила Женевьева, гордо подняв голову. — Я верю в свои способности и готова работать усердно, чтобы достичь своих целей.       Лон-Фан нахмурился и отвернулся.       — Хорошо, мисс Робер, — несогласным противным тоном сказал он после некоторого молчания. — Но помните, что вы всего лишь женщина, и ваше место — дома, у очага.       — Я буду помнить об этом, профессор, — ответила Женевьева с лёгкой улыбкой.       — Неужели вы завидуете женщине? — вдруг ядовито выпалила Джейн.       Женевьева удивленно перевела взгляд на нее. Волдеморт и все это время маячивший за его спиной Лестрейндж последовали ее примеру. Вокруг начала собираться редкая публика.       — Профессор, это не педагогично, вы так не думаете? — продолжила гриффиндорка. — Вы сами профессионал, а так обижены на ту, кому вы не понравились.       — Джейн, — шикнула Женевьева.       — Да ну, Жизель? Я не права, что ли? Вы, профессор, только себе все усложняете. Да и ведете вы свой предмет, если исходить из тех слухов, что по школе ходят, посредственно, — Джейн скрестила руки на груди. — Из ваших учеников ничего дельного не выйдет с тем, как вы подаёте свой «правильный материал».       — Да что вы понимаете в Древних Рунах, девчонка?! — завопил Лон-Фан.       — Я согласен с мисс Аббот, — вдруг хмыкнул Брендис. — Хоть я у вас и не учусь, но мне безумно «нравится» слушать по вечерам то, как младшие, учащиеся рунам у вас, вечно жалуются на то, что на занятиях вы говорите одно, а в учебнике другое.       — Надо же, мистер Лестрейндж, — саркастично усмехнулась Джейн. — Неужели в вас есть наблюдательность?       — Побольше вашего, мисс Аббот, — фыркнул Брендис.       Лон-Фан был в ярости. Он не мог поверить, что его ученики осмелились выступить против него. Он чувствовал, что его авторитет подрывается, и это было невыносимо для него.       — Как вы смеете так разговаривать со мной! — закричал он, указывая на Джейн и Брендиса. — Вы просто дети, которые ничего не понимают в жизни!       — Мы понимаем больше, чем вы думаете, профессор, — выкрикнул какай-то смельчак из образовавшейся толпы. — Мы видим, как вы относитесь ко всем, и это несправедливо!       Женевьева метнула взгляд к стене и незаметно начала отступать к ней, чтобы побыстрее отсюда свалить. Не успела она и шага сделать, как тонкие кривые пальцы Лон-Фана схватили ее за запястье и потянули на себя.       — Это все ты, девчонка! — вскрикнул Лон-Фан, гневно смотря в ошеломленное лицо Женевьевы. Та была на грани от того, чтобы не применить на него магию. — Это все ты!       — Профессор, пустите, я не понимаю о чем вы, — а Женевьева все старалась сохранять спокойствие, но у нее, как ей казалось, выходило это посредственно. Мысли вновь занял Яксли, и теперь ей вдруг думалось, что именно из-за него он так кричит. Хотя это было не так.       — Самовлюбленная австрийка! Приехала в чужую страну, так будь добра вести себя подобающе! — продолжал кричать Лон-Фан.       — За себя говорите, — процедила Женевьева, не выдержав.       Лон-Фан выпучил глаза, да так, что возникало чувство, что они вот-вот выпадут из орбит. Если бы он мог покраснеть от злости, то точно сделал бы это, однако единственное, что у него покраснело — это белки в глазах. Тут же раздался хлопок, за ним последовал общий изумленный вздох. Стоящие совсем близко к Лон-Фану и Женевьеве, опасливо сделали шаг назад.       На левой щеке Женевьевы красовалось красное пятно. Оно палило щеку до такой степени, что казалось, она сгорит. Девушка подняла медленно подняла взгляд на профессора, отчего тот сразу же отпрянул и отпустил запястье, до сих пор стискиваемое его потной неприятной ладонью. Джейн в миг оказалась рядом с Женевьевой, опасливо мазнула взглядом по ее охладевшему лицу и загородила девушку собой.       — Жизель, дыши, — шепнула она волшебнице, надеясь, что инцидента прошлого вечера не повторится.       Женевьева, неотрывно глядя на профессора, дотронулась рукой до щеки.       — Что вы творите?! — расталкивая собравшуюся толпу к Женевьеве подбежали братья Прюэтты, за их спинами показались Блэк, Аланис и Элизабет.       Игнатиус Прюэтт встал рядом с Джейн, закрывая Женевьеву своей широкой спиной. Женевьева лишь мысленно усмехнулась. Защищает «шпионку»? Гордо. Десять очков Когтеврану за слизеринство! Или все же гриффиндорство?       — Вы не имеете никакого права на рукоприкладство, профессор Лон-Фан, — вдруг самым серьезным и непривычным для Игнатиуса тоном, произнес Прюэтт-старший. — Вы превышаете полномочия. Я вынужден направить этот вопрос в Палату Лордов.       — Палата Лордов ничего не решает, — хвастливо усмехнулся Лон-Фан. — Не забывайтесь мистер Прюэтт, Хогвартс сам по себе.       — Связи могут все, — усмехнулся Игнатиус. — В любом случае, даже если вас отсюда не выкинут, то я уже давно раздумывал над тем, чтобы поступить как мисс Робер и обучаться рунам впоследствии самостоятельно.       — Вы… Вы!..       — Это не только мое решение, — произнес Игнатиус, покосившись на Элизабет. Все собравшиеся пары глаз тут же обратились к старосте Когтеврана.       Та удивленно моргнула, в ее глазах бушевали самые разные эмоции, как-будто на поле битвы.Женевьева только фыркнула себе под нос. Ей не нужны неприятности, а Игнатиус именно их ей и преподносит на блюдечке. Она не согласится с его словами.       — Да, профессор, — вдруг кивнула Элизабет, словно что-то решив и поборов какой-то свой страх. Она гордо подняла подбородок. — Я присоединяюсь к решению мистера Прюэтта отказаться от ваших занятий.       «Больная?» — чуть вслух не выругалась Женевьева, только строгим взглядом одарив старосту. А та, к удивлению Робеспьер, стояла слишком ровно и уверенно, готовая доказывать и бороться за собственные слова.       Волдеморт стоял уже чуть поодаль, наблюдая за этим, словно за представлением и мысленно анализируя ситуацию. Его взгляд сквозил по когтевранцам, гриффиндорке и одному слизеринцу, окружившим Жизель Робер со всех сторон, он мазнул взглядом по холодному отталкивающе притягательному выражению лица австрийки, после чего усмехнулся, переглянувшись с Брендисом. Лестрейндж же с немым восхищением смотрел на Элизабет Маккиннон, впервые за семь лет выделившуюся не так, как обычно. Надо же, у нее есть свое мнение, когда рядом с ней преподаватели!       Брат и сестра Розье вместе с Фиакром Эйвери и еще несколькими шестикурниками подоспели к «концерту» только под самый конец. Аневрин выгнул бровь, глядя на Реддла. Тот лишь прищурился и презрительно дернул правым уголком губ. Мистер Розье закатил глаза.       — Что за столпотворение? — раздался громкий мрачный голос Вилкост из глубины коридора.       Все разом повернулись в ее сторону, отскочив в стороны. Взору Женевьевы предстали хмурая замдиректора, сам директор, еще какой-то профессор, которого Женевьева видела только на обедах или ужинах, а рядом с ними, неся за собой тревожную волну цунами, тут же окатившую Женевьеву с ног до головы, шли хмурые мужчины в ярко-алых мантиях.       — Профессор Лон-Фан, объяснитесь, — одарил толпу и профессора мрачным взглядом Армандо Диппет. — Или вы, дети, объясните?       — Профессор Лон-Фан ударил Жизель Робер! — выкрикнул кто-то из толпы.       Аневрин и Друэлла ошеломленно переглянулись, Фиакр скрестил руки на груди и помрачнел. Вилкост тут же схватила профессора за ухо, утащив его за спину мужчин в алых мантий, а после и скрылась вместе с ним за поворотом корридора. Директор, одарив строгим прощальным взглядом ушедшую Вилкост, только покачал головой.       — Не угомонится он никак, — процедил Армандо Диппет. — Разберемся, но позже, — и вдруг страшно рявкнул. — Все в Большой зал! Без исключений!       Под гул неодобрительного мычания, директор Диппет махнул палочкой, выпуская серебристую дымку, утекшую в окно. Студенты потихоньку начали разворачиваться обратно в зал, рассаживаясь за столы своих факультетов.       — Господа, прошу вас подождать примерно пятнадцать минут, — уже тише и спокойнее обратился директор к мужчинам в красных мантиях. — Все студенты получат оповещение и соберутся здесь.       — Профессор Лон-Фан остался прежним, — сказал самый молодой из мужчин в красных мантиях, неодобрительно цокнув языком. — Он по-прежнему высокомерен и считает, что ему всё дозволено. Почему вы не рассматривали вопрос о его увольнении?       — Не было достаточных оснований для увольнения этого гада, — ответил самый старший и крепкий из мужчин. — Я помню, как пятнадцать лет назад он завалил меня на СОВ. Мне пришлось подать апелляцию в Министерство, но ему хоть бы хны. Всё было по правилам. А я остался в дураках. Главное, в Ильверморни пересдавал тот же экзамен и оказался одним из лучших. И то только потому, что готовился дома, а не по его дурным лекциям.       Джейн стиснула запястье Женевьевы и потянула ее в сторону зала. Робеспьер не сильно сопротивлялась. Появление авроров здесь не просто так, и она это понимает это.       — Мисс Робер, — позвал Диппет.       Вокруг уже все ушли, остались лишь авроры в алых мантиях, директор, Блэк, Прюэтты, Маккиннон, Макмиллан и Аббот. Женевьева остановилась и повернулась к директору. Взгляду Армандо Диппета предстала красная щека, на которой вот-вот выскочит синяк.       — Я прошу прощения за профессора Лон-Фана, — произнес старик-директор.       Женевьева кивнула.       — Я принимаю извинения, — сухо ответила девушка, держа спину.       — Будьте осторожны, дети, — теперь обратился директор ко всей группе, оглядывая каждого. — Сейчас опасно.       — Прошу прощения, если мой вопрос покажется неуместным, — подал голос Альфард. — Но для чего здесь авроры?       Глава школы внимательно осмотрел слизеринца, задержав взгляд на его галстуке, после чего перевёл его на авроров. Самый старший, молча переглянувшись с директором, кивнул сам себе и ответил:       — В одном из коридоров обнаружен ваш сокурсник, мистер Блэк. Джерольд Яксли. Прошу прощения за подробности, дамы, но он найден мёртвым.