Колесо Фортуны

      …Коридор был окутан полумраком. Стены казались бесконечными, а пол — зыбким. Здесь царило спокойствие, нарушаемое лишь тихими шагами путника. Он остановился, заворожённый этим зрелищем. Вдруг из тени появился древний гобелен, его выцветшие узоры ожили, и фигуры на нём начали двигаться. Путник замер, заворожённый этим зрелищем.       Внезапно, откуда-то из глубины замка донёсся тихий шёпот. Путник замер, прислушиваясь. Шёпот становился громче, и теперь можно было разобрать женские околдовывающие слова: «Не ходи дальше, не открывай двери». Путник почувствовал, как по спине пробежал холодок, но любопытство взяло верх. Он продолжил путь, шаги становились всё более уверенными.       Коридор разветвлялся, и путник выбрал левый путь. Здесь стены были украшены старинными портретами, янтарные глаза которых следили за каждым движением путника. Он чувствовал, как напряжение нарастает, и сердце начинало биться быстрее. Вдруг из-за поворота появилась дряхлая мужская фигура в черном ободранном и старинном одеянии. Путник замер, не зная, что ожидать. Фигура медленно приближалась, и путник узнал в ней древнего колдуна.       Колдун смотрел на путника с суровым выражением лица, но затем его взгляд смягчился. «Ты прошёл долгий путь, странник. Но будь осторожен, здесь много опасностей», — сказал колдун тихим голосом. Путник поблагодарил его и продолжил путь…       — Замолкни хотя бы на миг, Аневрин, — пробурчал Фиакр Эйвери, не отрываясь от нового выпуска французской газеты. Его пшеничные волосы немного выбились из причёски, которая была уложена набок.       Аневрин, изобразив на лице самое обиженное выражение, захлопнул книгу с красивой кожаной обложкой, на которой золотыми нитями были вышиты крупные буквы: «Легенды и мифы». Внизу, маленькими буквами, продолжало следовать: «Древней магии. Книга тринадцатая. Антология». Аневрин нахмурился, и в его глазах мелькнула нотка недовольства.       — Ты просто не понимаешь, Фиакр, — ответил он, откладывая книгу на подлокотник дивана. — Эта книга — ключ к тайнам магии древности, которые могут изменить мир. И я намерен использовать её, чтобы доказать свою значимость.       — Значимость для кого? Для Лорда твоего? Это всего лишь сборник сказок, — Фиакр поднял светлые очи на друга.       — Это не просто сборник сказок! Это «Легенды и мифы Древней магии»!       Фиакр закатил глаза, но Аневрин не сдавался:       — Редакции самого Эфстафиоса Лампрелли, — поднял указательный палец к потолку Розье.       — Если честно, мне это ничего не даёт, — Эйвери метнул взгляд на девчонок-первокурсниц, стоящих позади дивана и в упор глядевших на Аневрина, ожидая продолжения. — Леди, идите спать уже, продолжения не будет.       Девчонки разочарованно вздохнули и направились к выходу.       — Но, мистер Розье… — начала одна из них, но Аневрин улыбнулся ей.       — Идите спать, я разберусь, — сказал он, подмигнув им.       Когда девочки ушли, Фиакр повернулся к Аневрину.       — Слушай, я понимаю, что ты увлечён этой книгой, но, может быть, стоит подождать и не торопиться с выводами?       Аневрин нахмурился, но потом вздохнул. Закинув ногу на ногу, парень оглядел гостиную Слизерина: у камина собрались мальчики с четвертого курса с астрономическими картами, у полупустых круглых столов, выставленных около окон, выходящих в темную пучину озера, сидели за чашечкой горячего чая или кофе девочки с пятых и шестых курсов. Туда-сюда сновали пятые курсы, бурча что-то себе под нос о сильной нагрузке и о том, что никогда не сдадут СОВ. Аневрин прищурился, вернувшись взглядом на друга.       — Это история, — неодобрительно протянул мистер Розье. — С ее помощью я смогу разгадать то, что кроется в прошлом.       — Книга ведь не самая новая и не самая старая? Прошла через множество рук и умов, и ты действительно все же считаешь, что среди них не нашлось мозговитого ученого, не способного разгадать прошлое?       — Никто этим и не интересуется, разве ты не заметил? — Аневрин усмехнулся. — Для большинства людей история кажется чем-то неважным, чем-то, что не поможет им лучше понять нас и мир. Понять, что такое начало, конец и что такое магия с точки зрения прошлого, которое постепенно становится настоящим. Представь себе, мы, волшебники, ныне прибегаем к использованию «костылей» в виде волшебных палочек! В то время как некогда колдуны и ведьмы могли обходиться без них. Те, кто был слабее, придумали волшебные палочки, чтобы сравняться с более сильными и редкими представителями волшебного мира. И вот почему-то все стали пользоваться волшебными палочками. Я хочу понять, почему это произошло. Несомненно, использование палочки упрощает процесс, это очевидно. Но факт заключается в том, что в настоящее время не существует волшебников, способных колдовать совсем без помощи палочки.       — Что-то тебя далеко потоком мыслей уносит, — Фиакр тряхнул газетой и сел прямее. — Не думаешь, что это уже как-то слишком?       — Даже ты меня не понимаешь.       — Приятель, я не историк и не филолог, конечно я не понимаю!       — Вот и не лезь, целитель недоделанный, — смешно сморщил нос Аневрин и вновь открыл свою увесистую книгу.       Фиакр закатил глаза и цокнул, возвращаясь к газете.       — Как ребенок, — буркнул Фиакр.       — А ты у нас, Эйвери, взрослый очень? — заиграл, словно арфа, голос Друэллы Розье, исходящий со стороны коридора между диванами и проходом к спальням. Девушка остановилась между диванами, смотрящими друг на друга, и поставила руки на бедра. — Всё газеты читаешь. Что пишут?       Аневрин прыснул, но тут же состроил самое серьезное выражение лица, нахмурился и демонстративно уткнулся в желтые страницы, облокотившись локтем о мягкий обитый подлокотник дивана. Фиакр Эйвери поморгал, уставившись на мисс Розье, после чего пару раз пробежался глазами по газете и вернулся к Друэлле.       — Ничего интересного, мисс, — пожал плечами Эйвери. — Разве что ваша тетушка с одним из лордов Робеспьеров посетила Марсель.       — И что там? — Друэлла уселась по правую руку от своего младшего брата и уставилась на Фиакра, сидящего напротив.       — Скука смертная, мисс. Как обычно, спектакль для публики. Речи, всё как всегда. Госпожа Розье взывала к разуму и анализу ситуации. Однако французам всё это было неинтересно, они ждали появления Женевьевы де Робеспьер. Они хотели наконец-то увидеть её, чтобы сделать вывод о том, что Гриндевальд совсем потерял рассудок, если он решил поставить «очередную женщину» на высокий пост.       — Неужели кто-то думает, что Господин так рано выставит её на всеобщее обозрение, чтобы опозориться перед всеми остальными? — усмехнулся Аневрин, делая вид, что его совсем не интересует их разговор.       — Мне кажется, не рано, — сказала Друэлла. — Она умна, хоть и слишком высокомерна и напыщенна, впрочем, как и все в её семье. Ей уже девятнадцать. А Теневым Жнецом она стала в пятнадцать.       — Заочно, — буркнул Аневрин, поворачивая лицо к сестре. — В узком кругу и не по-настоящему.       — Но ее всё грозятся представить народу, как ближнего Жнеца на уровне с тетей Виндой, — закатила глаза Друэлла. — А она все не выходит на публику.       — А что, если ей поручили какое-то тайное задание? — внезапно предположил Абраксас Малфой, присаживаясь на диван рядом с Фиакром и окидывая старосту и шестикурсников своим холодным взглядом серых глаз.       — Угу, советских волшебников очаровывать, — фыркнул Аневрин. Следом он отложил книгу и сделал вид, словно он высокомерная девушка в неудобных одеждах: — «Товарищ Жуков, ну давайте дружи-и-и-ить!»       — Аневрин, — мрачно шлепнула ладонью по плечу Друэлла. Аневрин стушевался, а девушка перевела взгляд на Эйвери: — А который лорд Робеспьер был с тетей?       Фиакр опустил взгляд в газету, после чего сложил ее так, чтобы была видна колдография и повернул к брату и сестре Розье. Малфой наклонился вперед, пристально изучая фотографию. На ней был изображен узкий французский балкон. Рядом с черноволосой женщиной с аккуратно зачесанным пучком, одетой в темно-синее элегантное, но строгое пальто, чуть позади стоял блондин лет тридцати. Его темные одежды резко контрастировали с бледной кожей и светлыми волосами, придавая ему зловещий и мрачный вид. Лицо с тонкими чертами было неестественно бледным, а холодные, проницательные глаза, казалось, пронзали насквозь всех, кто смотрел на него.       — Раймунд, — удивленно вскинула брови Друэлла. — С какого момента он вдруг начал показываться на публике? Он ведь, если верить словам тети Винды, «архивная крыса, которой нечего делать снаружи».       — Думаю, заставили, — нахмурился Аневрин. — Надо будет расспросить тетушку…       — Мне кажется, что ты ей уже надоел, — цокнула языком Друэлла. — Напиши лучше родителям.       — Нет, — отрезал Аневрин. — Им я писать не буду.       — Нет, ты напишешь, — прищурилась Друэлла, заставив младшего брата и сидящих напротив слизеринцев поежиться. — Ты год им не писал. И даже не виделся с ними все лето.       — Не хочу, — буркнул он, поднимаясь с дивана.       — Напиши хотя бы матери! — крикнула вслед удаляющейся спине брата.       Аневрин не ответил, скрываясь за поворотом. Друэлла вздохнула, передвигаясь на место, где до этого сидел ее брат.       — Вот мальчишка! — девушка вздохнула, откидываясь на спинку дивана. — Больше ничего не пишут? — скрестила руки на груди Друэлла.       — Нет, — мотнул головой Фиакр.       — Пишут, — послышался голос Брендиса со стороны входа. Друэлла закатила глаза, Фиакр только вздохнул, а Абраксас вздрогнул. Брендис обошёл диван и, облокотившись спиной о подлокотник, встал по правую руку от Эйвери. Оглядев газету, которую держал в руках шестикурсник, он хмыкнул. — Поступают сведения о намерении Эмери оставить свой пост, и ожидается, что его место займёт новый Жнец.       — Нет в статьях такого, — фыркнул Малфой.       — Плохо читаешь, — улыбнулся Лестрейндж, вырывая газету из рук Эйвери.Фиакр только закатил глаза. Перелистнув, Брендис ткнул в абзац и принялся зачитывать вслух: — «…Из выступлений Раймунда де Робеспьера и Винды Розье стало известно, что в составе Теневых Жнецов происходят изменения. По некоторым данным, Эмери де Робеспьер может быть первым в списке выбывающих. Хотя в речах Жнецов не упоминался младший выдающийся колдун семьи Робеспьер, Эмери уже около полугода не появлялся на публике. Вместо него выступали его отец и младшая сестра, которая, к слову, не является Теневым Жнецом, — Апполинер и Женевьева де Робеспьеры, а также Мойра Кэрроу и Винда Розье. Эти факты позволяют предположить, что Эмери де Робеспьер больше не входит в состав Жнецов, и его место может занять кто-то другой…»       — Не могут Эмери де Робеспьера сместить с его должности. Он же не вчера пришёл на эту должность. Это всё конспирология, Брендис, — с долей иронии и насмешки в голосе произнёс Абраксас, закатив глаза.       — А твои речи насчет Жизель Робер не конспирология?       Абраксас презрительно усмехнулся, но его молчание было красноречивее любых слов. Брендис сложил газету с такой силой, что она хрустнула, и вернул ее Эйвери, который тут же погрузился в чтение, перечитывая только что прочитанное Лестрейнджем вслух. Друэлла нахмурилась, обдумывая услышанное.       — Интересно, кто же это будет? — пробормотала она.       — Думаю, это будет кто-то из молодых и амбициозных, — предположил Фиакр. — Возможно, кто-то из Армии, давно метивших в число Жнецов.       — Да, но кто именно? — задумался Брендис, — Наконец-то всеми ожидаемая Женевьева де Робеспьер или кто-то иной?       — А что, если это будет кто-то, кого мы совсем не ожидаем? — внезапно сказала Друэлла, глядя на Лестрейнджа. — К примеру, кто-то из шестерок? Эти самые жалкие крысы Армии, по типу бывшего леди де Робеспьер?       Лестрейндж приподнял бровь, встретившись с ее взглядом, и улыбнулся уголком рта.       — Расмуссен? — усмехнулся он. — Ты всегда была полна сюрпризов, Друэлла, — произнес он. — Но я готов рассмотреть любые варианты.       Фиакр нахмурился.       — Не забывайте, что Жнецы — это не просто группа людей, это целая организация, стоящая выше Армии, — сказал он. — Новый Жнец должен будет пройти через множество проверок. А Расмуссен, боюсь, провалится на самом первом.       — Да, но кто может знать, какие изменения ждут нас в будущем? — возразил Малфой. — Возможно, новый Жнец принесет с собой новые идеи и подходы.       — Или же новые проблемы, — заметил Брендис, глядя на Эйвери, который все еще держал в своих руках газету. — Если Эмери действительно уходит, это может вызвать хаос.       — Хаос — это как раз то, чего противники Лорда давно ждали, — пробормотала Друэлла.       — Клубу диванных политиков виднее, — вдруг усмехнулся Блэк, только что вернувшийся в гостиную. Его идеально чистая и наглаженная одежда мягко мерцала в теплом свете, подчеркивая его сардоническую ухмылку. Альфард, встретившись взглядом с Друэллой, на мгновение смягчился, но затем его улыбка стала еще более язвительной, когда он обратился к Брендису: — Ваш Лорд теряет позиции. Глядите, через годик или два будете бегать по всем Министерствам, доказывая свою непричастность к Армии, Жнецам, и Гриндевальду соответственно. Хотя лгать вышестоящим вам не впервой.       — Кажется, когда-то и ты поддерживал его, — напомнил Лестрейндж.       Альфард лишь усмехнулся, словно маленьким котятам, и, развернувшись на каблуках, скрылся за поворотом, направляясь в глубины спален. Над слизеринцами повисла тишина. Как бы им ни хотелось возразить Альфарду Блэку, они не могли не согласиться с ним. Гриндевальд слабеет, а хаос уже на пороге.       

***

      — Хватит! Заткнись! — вспылила Женевьева и изо всех сил ударила кулаком по стеклу.       Осколки, разлетевшиеся по раковине и полу, были похожи на маленькие бриллианты, мерцающие в свете лампы. Они были острые и опасные, как зубы хищника, готовые впиться в кожу при любом неосторожном движении. Женевьева застыла, ее глаза наполнились гневом и пустотой, когда она увидела, как острые осколки впиваются в ее руку, вызывая темно-красную струйку крови, которая, словно живое существо, устремилась к плотно прижатым широким манжетам белоснежной блузы. Кровь, словно безжалостная краска, окрашивала ткань, превращая ее в зловещее подобие яркой помады Элизабет.       — Молчи, — прохрипела Женевьева, ее голос дрожал от напряжения. Она подняла взгляд на разбитое зеркало, и в каждом осколке увидела свои сверкающие злостью глаза, словно они отражали саму ее душу, полную ярости и отчаяния.       — Ты никогда не признаешь поражения, девчонка, — голос Эльфриды размножился, отдаваясь в голове эхом и звуча словно везде и нигде одновременно. Женевьева зажмурилась. — Я говорила тебе, чем тебе отплатит твой побег.       — Ты не Эльфрида, ты не можешь этого знать. Хватит, — выдохнула Женевьева, отдергивая руку от зеркала.       — Самоуверенная гриффиндорка. До ужаса глупа и упряма. Прямо как твой отец, — фыркнул голос Эльфриды в голове.       — Я сказала хватит.       — Милости прошу, Женевьева Робеспьер! — с яркой иронией протянул размноженный голос в голове Женевьевы. — Включи голову. Что ты тут до сих пор делаешь? Тебе сдался этот Хогвартс?       — Заткнись.       — Чего стоит гнить здесь? Я спрашиваю тебя об этом уже не в первый раз. Так почему ты не отвечаешь? Неужели ты повелась на ложную безопасность этой сомнительной организации? А как же твое: «Я не могу бросить друзей»?       — Я не бросаю их, — Женевьева оперлась руками об усеянную осколками раковину. — Я ищу выход из ситуации, а ты мне только мешаешь!       — Ты ничего не ищешь!       Женевьева почувствовала, как ярость внутри нее нарастает с каждым мгновением. Ее сердце колотилось, как барабан, а дыхание стало прерывистым. Она закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но голос Эльфриды продолжал звучать в ее голове, словно демон, нашептывающий искушения.       — Ты сама себя загнала в угол, Женевьева, — продолжал голос, становясь все более настойчивым. — Ты никогда не сможешь выбраться из этой ловушки. Ты слишком слаба, чтобы противостоять им.       — Заткнись, — прошипела Женевьева сквозь зубы, чувствуя, как ее гнев превращается в холодное, ледяное спокойствие.       Волшебница открыла глаза и посмотрела на свое отражение в зеркале. Ее глаза были ледяными, как зимнее небо, а губы сжались в тонкую линию. Она знала, что должна найти выход, даже если это будет стоить ей всего.       — Я найду выход, — прошептала она, обращаясь к своему отражению. — И никто не сможет мне помешать.       — Ты действительно так думаешь?       — Да.       Женевьева оторвалась от раковины, чувствуя, как в ее ладони впились мелкие осколки. Кровь начала сочиться сквозь пальцы, капая на пол и оставляя красные пятна на белом кафеле. Девушка, стиснув челюсти, ощущала, как боль пронзает руки, заставляя ее морщиться и стискивать зубы.       С трудом сдерживая стон, она подняла глаза и встретилась с холодным взглядом своего отражения. В зеркале отражалась не просто Женевьева, а девушка, готовая бороться до конца. Сжав кулаки, она закрыла глаза и сосредоточилась на заклинании. Магия заструилась по ее венам к сжимаемой в руке палочке, исцеляя раны и возвращая рукам прежнюю чувствительность. Открыв глаза, Женевьева посмотрела на свои ладони, уже чистые и невредимые. Она знала, что сила и решимость помогут ей преодолеть любые преграды.       — Никто не сможет меня остановить, — прошептала она, чувствуя, как уверенность наполняет ее сердце.       — А нужен ли тебе выход? — раздался в тишине голос Эльфриды, однако он исходил с другого зеркала, которое было напротив другой раковины, той, что стояла по-соседству, в ряд со всеми остальными.       Женевьева подняла взор на зеркало.       — Нужна ли тебе эта борьба? — повторил голос Эльфриды. — Повторюсь, ты слаба. Ты обделена информацией. Ты, скорее, умрешь, чем вернешься в свое время. Так зачем тебе это все?       — Молчи, — Женевьева раздраженно взмахнула палочкой, починив знакомым заклинанием, уже не нуждавшимся в произношении, зеркало. — Я найду выход, — ответила она твердо. С этими словами она повернулась и направилась к двери, ведущей из ванной комнаты. Ее шаги были уверенными, несмотря на эфемерную боль в руках.       — У тебя не выйдет, — раздался громкий голос из зеркала.       Женевьева, уже собравшаяся отворить двери, замерла, после чего повернулась в сторону зеркал, выстроенных в ряд над раковинами. С отражения на нее глядела девушка в белой блузе и темно-серой юбке в пол, не скрывающей только носы туфель. Волосы, аккуратно собранные в низкий пучок, впитывали в себя свет витавших под потолком свечей. Женевьева поджала губы.       — Не нужно меня переубеждать.       — Я не переубеждаю. Я высказываю твои мысли. Ничего, о чем бы ты не подумала, я не сказала.       — Врешь, — Женевьева неосознанно сделала шаг обратно к зеркалам.       — Право, мне это совершенно не нужно, — с холодным сарказмом, в излюбленной Эльфридой манере, протянуло зеркало. — Разве твой Поттер не управился бы и без тебя? — усмехнулся голос, но в этот раз в нем звучала зловещая нота. — Он бы в любом случае справился и без тебя, так к чему же так усердствовать? Тебя там никто более не ждёт.       Зеркало говорило с ней, и его слова были пропитаны зловещей энергией, которая проникала в самые глубины её души. Она знала, что Поттер способен справиться сам, но что-то внутри неё настойчиво шептало, что это не так просто. Ветер за плотно закрытыми окнами пел свои тревожные, тоскливо-тянущие песни, вызывая рвотные позывы и чувство бессилия. Сердце обливалось кровью, и Женевьева стиснула челюсти, пытаясь удержаться от отчаяния.       — Не сдамся, — решительно произнесла она, но зеркало лишь рассмеялось в ответ.       — Я и не прошу тебя сдаваться, — донеслось из его глубины. — Лишь молю, открой глаза и прекрати уже строить из себя мученицу. Отпусти его, пусти на самотек. Он сам все решит.       Женевьева, раздраженно стиснув челюсти, развернулась в сторону выхода из ванны, но голос Эльфриды из зеркала остановил её.       — Вымышленный страх, — зловеще прошептал голос. — Всегда сильней, чем подлинный, пугает.       Женевьева рывком толкнула от себя дверь, после чего захлопнула ее, облокотилась о холодное дерево спиной и выдохнула. Думать о том, что именно ей наболтало зеркало и с какой целью совсем не хотелось, поэтому Женевьева изо всех сил старалсь думать о чем-то другом. Воздух в коридорах общежитий Когтеврана был свежее и приятнее. Девушка оглядела пустые коридоры — оно и понятно: все еще спят! Какой умник будет вставать в такую рань? Правильно, умники спят, а вот Женевьева Робеспьер себя к умникам не причисляла, считая себя истинной гриффиндоркой, и именно поэтому она сейчас стояла у деревянных дверей, оглядывая коридоры, которые, видимо, один из «умников» — сто галлеонов на то, что это был Барти Крауч! — решил на ночь оставить открытыми окна.       Вдруг она услышала шорох за углом и насторожилась. В общежитии было тихо, и любой звук казался неестественным. Женевьева медленно двинулась вперед, держа палочку наготове. Девушка вышла в одну из комнат отдыха и замотала головой, разглядывая мебель из темного дерева и диваны, обшитые синим бархатом. Какой-то рыжий комочек очень быстро скакал к открытому окну, из которого сильно дуло. Комочек запрыгнул на подоконник и обернулся. Черные глазки зверька оглядели удивленную фигуру Женевьевы; бельчонок фыркнул, дернул лапкой и выпрыгнул наружу. Женевьева рванула к окну и высунулась вниз. Внизу только желтела трава.       — Помянем хозяина белки, — пробормотала Женевьева, после чего посмотрела по сторонам. С горизонтом сливались плотные серые тучи, желто-оранжевый лес выглядел тусклым и немного тоскливым. Морозный воздух забрался в легкие Женевьевы, заставив ее взбодриться и мотнуть головой. Секунда, и окно было закрыто.       Женевьева, растирая глаза, развернулась в сторону лестниц, ведущих наверх к этажу шестого и седьмого курса. Делала она это уже по памяти, могла даже с закрытыми глазами! Разобраться что и где оказалось очень просто, что Женевьеву даже малость удивило. На первом курсе Гриффиндора она первые месяцы попросту терялась в собственных гостиных.       Знакомый последний этаж, с которого можно было попасть на смотровую площадку, встретил Женевьеву слишком теплым, в отличие от другой гостиной, воздухом. Женевьева тут же ощутила, как он окутывает ее, словно теплое мамино одеяло, заставляя хотеть спать. А спать сейчас уже поздно! Всю ночь не могла уснуть, а теперь уже и все остальные просыпаются, а это значит, что смысла уже нет. Не спала Женевьева от тревоги и страха. Всю ночь ее руки не покидала волшебная палочка. Даже сейчас, направляясь к спальням, Женевьева сжимала в руках жасминовое дерево, ставшее для неё частью самой за восемь лет, которые она посвятила изучению магии.       Сон ночью не шел из-за переживаний. Подслушанный вечером разговор тех шестерок Гриндевальда, — или не Гриндевальда? — не давали ей покоя. Кто-то должен будет пробраться в спальню… просто песня! Великолепный расклад, а главное, какой интересный! Понять бы его еще.       Женевьева толкнула дверь, оказываясь в своей спальне. Девушка аккуратно затворила дверь и прошла к своей уже застеленной кровати и села, облокачиваясь боком о перегородку между спальными местами. Женевьева ненадолго прикрыла глаза и продолжила свое увлекательное дело — размышления. Те мужчины действовали не от лица Гриндевальда, а от чьего-то еще. От, кажется, Рихгарда? Того, который Веймар-Орламюнде. И чего ему спокойно не живется? Ну упустил он ее один раз, чего так шевелиться то сразу? Отчасти даже льстит, но от этого всего слишком много нервов.       А Женевьева де Робеспьер, да и в целом вся семья Женевьевы, становится все интереснее и интереснее. Что там по именам? Патрис, Раймунд и Женевьева — имена знакомые, хорошо. Эмери кто? Если отталкиваться от прошлых размышлений — младший сын. А Апполинер отец года! Убить собственного сына Патриса на глазах у Женевьевы, кровная принадлежность которой все еще находится под вопросом, хотя, если судить по уже давным-давно забытому письму «В. Розье» к Рихарду, то Женевьева — сестричка Эмери, это еще же додуматься надо!       — Так, — тихо буркнула Женевьева, разлепляя глаза и метнула взгляд к своему порпортфелю-дипломату, вуживая из него ненужную тетрадку в коричневом кожаном переплете и приделанной к переплету кожаной закладкой.       Девушка раскрыла тетрадь на первой странице и с помощью акцио подозвала к себе чашу с чернилами и перо. Чаша легла на постель, девушка тут же с ногами забралась на кровать и взмахнула палочкой, заставив загореться люмос возле лица девушки. Женевьева обмакнула перо в чернила, девушка принялась чертить. Сверху аккуратным почерком с редкими завитушками девушка вывела «Апполинер», от него вниз провела четыре стрелочки и задумалась. С самого краю девушка принялась записывать имена, основываясь на собственных предположениях старшинства, начиная с самого старшего: «Патрис», «Раймунд», «Эмери» и последним она записала «Женевьева».       «Прекрасно, есть ли кто-то еще?» — мимолетом задумалась Женевьева. «Вроде нет…»       Но Женевьева чувствовала, что это только пока. Потом и жены прибавятся, и дети… может быть, кто-то еще знакомый… Осознание того, что нужно было хотя бы что-то узнавать об истории семьи не покидало ее уже чуть ли не с самого начала попадания в сорок четвертый. Теперь по крупицам все собирать…       Если честно, Женевьева уже вроде и что-то поняла, и с другой стороны ничего не понимала. Образ дедушки совсем не клеился с Теневым Жнецом, или кем он там был? Голова пухла от всей полученной информации, и не только от информации о войне, Гриндевальде, «загадочной» Леди ДеР, — незнакомую Женевьеву де Робеспьер Женевьева решила мысленно называть иначе, чем своим именем, — и каком-то перстне с хрусталем, но и от учебной информации, в том числе и от дополнительных заданий. Перстень с хрусталем ее сейчас вообще меньше всего волновал! Ну колечко и колечко! А вот то, как бы избежать очередной встречи с Волдемортом на собраниях Клуба! Это уже другой вопрос. Женевьева неосознанно сморщилась.       Она понимала, что информация о семье была ключом к разгадке многих тайн, но как ее собрать, когда даже имена и даты были в разбросе? Женевьева взяла в руки перо и задумалась, с чего начать. Однако ничего, кроме того, что они все были Теневыми Жнецами (и то Женевьева ставила это под сомнение, задумываясь, не обводят ли ее вокруг пальца), девушка не знала. Нехотя Женевьева черканула ниже от схемки с именами «Предположительно Теневые Жнецы» и поставила знак вопроса. А кто такие Теневые Жнецы? Вот ведь вовремя она об этом задумывается! Раньше не могла? Неловко оглядев лист, она робко подписала сбоку «приспешники Гриндевальда» и взяла надпись в скобки, готовясь в любой момент зачеркнуть либо скобки, либо записи.       Девушка придирчиво оглядела записи, прикусила губу и зачем-то в верхнем внешнем уголке нарисовала знак Даров Смерти, который некогда сильно ее достал — за это спасибо можно сказать Гермионе и Гарри. Женевьева вздохнула и тихо закрыла тетрадь, что разом была возвращена в сумку, а перо и чернила на письменный стол с помощью тихо прошептанного «Вингардиум Левиоса».       Она сидела в тишине, размышляя о том, как действовать дальше. Женевьева осознавала, что ей необходимо собрать как можно больше информации о Теневых Жнецах, но как это сделать, если она даже не представляет, кто они такие? В её памяти начали всплывать воспоминания о беседах с Альбусом Дамблдором и его мудрых советах. Он всегда говорил, что истина скрывается в деталях и что важно обращать внимание на самые незначительные мелочи. Но можно ли ему верить? Книга Риты Скиттер пролила свет на его прошлое, и хотя Женевьева не хотела в это верить, её искренняя и непоколебимая вера в великого волшебника начала понемногу ослабевать.       Женевьева закрыла глаза и подумала: «Нужно наконец что-то сделать». Эта мысль погрузила её в тревожный сон, вязкий, как патока. Волшебница очнулась, когда услышала, как зашуршала штора дальнего полога, где спала Аланис. В комнату проник морозный воздух. Аланис любила спать с открытым окном, но чтобы не мешать соседкам по комнате, она плотно закрывалась в своём уютном уголке.       Женевьева Робеспьер лениво повернула голову в сторону рыжеволосой девушки, уже выбравшейся, словно мышка, из кровати и двинувшаяся к выходу.       — Давно не спишь? — шепнула Аланис вместо приветствия.       Женевьева кивнула, спуская ноги в черных аккуратных туфельках с заправленной кровати на пол. Волшебница нехотя оторвалась от перегородки и выпрямилась.       — Не спалось, — шепнула Женевьева.       — Ты уже себе и прическу сама сделала, — недовольно закатила глаза Аланис, продолжая шептать. Поправив на себе пудрово-розовую бесформенную сорочку, исшитую множеством рюш, кружев и бантов, шестикурсница поставила руки на бедра. — Неплохо, но слишком просто для твоей внешности.       — Мне и этого достаточно, — фыркнула Женевьева.       Аланис широко улыбнулась, после чего, накинув на себя мантию, приблизилась к выходу, намереваясь пойти умываться.       — Разбуди тогда Бетти, — тихонько сказала она. — Выйдем на завтрак пораньше, без суеты.       И скрылась в коридорах.       Пару мгновений Женевьева смотрела в одну точку на высокой двери, собираясь с силами. Тряхнув головой, девушка выдохнула и поднялась. Окно у кровати Аланис тут же было закрыто, а полог кровати Элизабет раскрыт. Глазам Женевьевы предстала Элизабет, опухшая, с потекшей тушью и размазанным черным карандашом. Под старостой лежал какой-то любовный роман, а из-под подушки торчала волшебная палочка. Женевьева хмыкнула.       «Вот тебе и мисс Элегантность Когтеврана», — мысленно усмехнулась Женевьева, вспоминая как иногда называли Маккиннон на факультете. Впрочем, как ее только не называли! За внешность — мисс Элегантность, за характер — мегера. Хотя Элизабет была кем угодно, но только не мегерой.       Женевьева прикусила губу, после чего махнула палочкой. Элизабет тут же свалилась с постели. Первые пару мгновений староста пыталась понять что произошло, после чего вдруг подняла голову и встретилась со смеющейся парой глаз Женевьевы:       — Обалдела? — выдохнула она, поднимаясь, а Женевьеве вдруг кольнуло сердце. Напоминание о друзьях из ее прошлого и том, как они разговаривали, преследовало волшебницу даже там, где, казалось, этого не могло быть.       — Аланис попросила тебя разбудить, — пожала плечами Женевьева.       — И ты не придумала ничего лучше? — скорчила измазанное в туши лицо Элизабет.       — В следующий раз что-нибудь более действенное соображу.       — Избавь, — закатила глаза Элизабет, вытаскивая из-под подушки палочку, и подошла к зеркалу. — Моргана! — выругалась она. — Неужели я все смыть с себя забыла?       — Нет, это я тебе нарисовала, пока ты спала.       — Шути, шути, — фыркнула Элизабет, доставая из тумбочки на высоких ножках зелья, мази и еще какие-то баночки. Намазывая все себе на лицо, она вздохнула. — Слушай, я правда похожа на дешевую куртизанку?       Женевьева, сидевшая уже на собственной кровати и перебиравшая тем временем все то, что у нее лежит в сумке, вдруг замерла.       — С чего ты решила, что ты похожа?       — Неужели не помнишь? Джейн меня так назвала вчера, — Элизабет аккуратно поправила свою белоснежную сорочку, украшенную изящным кружевом, которая скрывала её стройные ноги. — Только не надо мне говорить, что она сказала это сгоряча и всё на самом деле не так.       — А тебе важно ее мнение? — хмыкнула Женевьева, сложив руки на груди.       Элизабет на миг замерла, после чего вдруг развернулась на Женевьеву, уперев руки в бока.       — Несмотря на то, что мы с ней в отвратительных отношениях, она мне ни разу не соврала. Слишком честная девочка, — фыркнула Элизабет, сложила руки на груди и отвернулась в сторону шкафов, сделав самое серьезное лицо. — Пускай она все говорит назло и чтобы выбесить, всегда ее слова оказывались правдой.       — Я плоха в поддержке, если ты этого ждешь, — покачала головой Женевьева и продолжила рыться в сумке.       — Мне не поддержка нужна, а правда, — Элизабет опустила плечи, вновь повернулась к зеркалу и принялась растирать по лицу мазь, очень похожую на мед. — И твое мнение, Жизель.       — Оно тебе не понравится.       — Значит, похожа?       — Я этого не говорила.       — А ты скажи!       Женевьева откинула сумку, встала и подошла к Элизабет, встав у нее за спиной. В зеркале отразились две красивые девушки: кудрявая блондинка с белой ровной кожей и голубыми глазами и русоволосая зеленоглазка с прозрачной бледной кожей. Женевьева придирчиво оглядела отражение в зеркале и фыркнула.       — Черные брови больше не рисуй, — только сказала Женевьева. — И черные ткани тебя старят.       — Ничего более бредового в жизни не слышала, чтобы черный кого-то старил! — возмутилась Элизабет.       — А тебя старит. Сразу гроб заказывать хочется и похоронный оркестр.       — Очень тактично.       — Ты мнение просила.       — Я не жалуюсь!       Женевьева положила руки на плечи Элизабет, немного сжав их, и уставилась в зеркало.       — Посмотри на себя, Элизабет Маккиннон. Ты дочь влиятельного богача Британии. Какая разница кто и что о тебе думает?       Элизабет лишь фыркнула, стискивая челюсти и откладывая баночку с мазью на тумбочку ко всем сложенным там украшениям.       — Увы, общество так устроено. Разве тебе все равно что о тебе подумают твои близкие? — сказала Элизабет, заставив Женевьеву ослабить хватку и на миг увести взгляд. — Вот и мне не все равно. Говори как есть, а не только про черный и брови.       Женевьева отпустила плечи Элизабет, отступив чуть назад. Маккиннон повернулась на Женевьеву и скрестила руки на груди. Путешественница из другого времени скорчила смешную рожицу, а староста Когтеврана закатила глаза:       — Говори давай.       — Мне про черные брови и черные одежды больше нечего сказать. Я в моде не разбираюсь.       — Пудры много, — вдруг раздался голос со стороны входы. Аланис со вздохом прошла к своему сундуку, открывая его. — Выглядит неестественно. Как гипсовая маска, которые обычно усопшим делают.       — У вас двоих странные ассоциации со смертью, — фыркнула Элизабет, накинула на себя мантию и двинулась на выход. Секунда, и она скрылась за поворотом, хлопнув дверью.       Женевьева только фыркнула, сделав вид, будто ничего не было, и свалилась на свою кровать, закрыв глаза локтем. Элизабет похожа на очень упрямую девушку, особенно сильно она напоминает смесь Гарри и Гермионы, просто более утонченную и сдержанную. Поэтому Женевьева не удивится, если в итоге Элизабет это спрашивала просто так, чтобы знать мнение окружающих, однако не поведется за ним.       Аланис глубоко вздохнула и принялась перебирать одежды. Сколько времени прошло, Женевьева не знала, однако, судя по всему, она опять задремала. Белые полуосвещенные коридоры поместья Малфоев встретили девушку со знакомой небрежностью и неприветливостью. Вдалеке маячили силуэты Пожирателей смерти, окружая девушку со всех сторон.       — Жизель, — раздался голос Элизабет. Следом ее плечо легонько тряхнули. Женевьева разом распахнула глаза и резко села на кровати. Элизабет быстро отпрыгнула, после чего улыбнулась, словно до этого не было неприятного для нее разговора, и кивнула на дверь.       — Завтракать пошли, — девушка поправила на себе белую кружевную блузку и повернулась к Аланис, на ходу застегивающей коричневые кожаные туфельки, что все равно будут скрыты под бархатной пыльно-розовой юбкой в пол.       Выдохнув, волшебница поправила юбку и, словно тень, скользнула следом за ними. На ходу она небрежно набросила на плечи мантию, которая едва прикрывала ее не совсем подходящую по уставу форму. Главное, что синий галстук на шее был, а все остальное — уже издержки, никому не нужные в обществе Когтеврана.       Элизабет, к удивлению Женевьевы, все же решила не подчеркивать свои густые брови темными тенями, но губы оставались такими же ярко-красными. Ее кожа, чуть тронутая пудрой, светилась, словно фарфор, сквозь тонкий слой пудры. Зализанная прическа теперь ожила, украшенная природными кудрями, которые игриво выбивались из-под гребня. Глаза Элизабет были подчеркнуты светло-серым карандашом, который, словно легкий туман, обрамлял ее выразительные черты, не отвлекая внимания от манящих ярко-красных губ. В ее облике чувствовалась смесь утонченности и дерзости, словно она готовилась к выходу на сцену, где каждый жест и каждый взгляд будут прикованы к ней.       «Теперь я понимаю, почему её называют мисс Элегантность, а не, скажем, мисс дочь Тёмного мага», — подумала Женевьева, хотя и заметила, что красная помада и обилие лака никуда не исчезли. Просто теперь всё это выглядело на ней более естественно.       Аланис, как обычно, шла чуть впереди от Элизабет и Женевьевы. Под черной школьной мантией скрылся пыльно-розовый костюм из юбки и бархатного жилета на серебристых пуговицах, делая ее похожей на всех остальных. Ее рыжие, словно пламя, волосы были собраны в красивую высокую прическу, подобную тем, что делали в начале двадцатого века аристократки. На фоне двух когтевранок Женевьева, казалось, была чем-то серым и совсем не привлекательным. Но это было только ее мнение.       — Доброе утро, прекрасные леди! — донесся голос с лестницы. Оттуда наверх поднимались парни-старшекурсники, среди которых и был владелец голоса. — Как вы очаровательны! Надеюсь, мисс Маккиннон, сегодня вы не опоздаете на тренировку?       Игнатиус остановился на ступеньке, глядя на Элизабет. Выглядел он отчасти помятым, словно только-только проснулся и ходил умываться. Элизабет закатила глаза и махнула рукой, проигнорировав его фразу. Девушка ступила на лестницу вслед за Аланис. Женевьева только хмыкнула.       — Милая мисс Маккиннон! — донеслось вслед. — Помните, что пропуск и опоздание на квиддичные тренировки оправдывается только смертью по болезни, простой смертью и вашим убийством! Другие отмазки не принимаются!       — Я все же подам заявление на уход из команды! — крикнула в ответ она. Женевьева прыснула и прикусила губу. А Игнатиус вдруг отчаянно взревел, принимаясь догонять девушек.       — Нет! Мисс Маккиннон, умоляю! — Парень обогнал девушек, перегородив им спуск, вставая прямо перед ними почти на колени. Из-под черной мантии показалась ткань персиковых пижамных штанов. Игнатиус моляще сложил ладони. — Умоляю, мисс Маккиннон! Не надо! Можете опаздывать, только не уходите из команды!       — Не ведись, Бетти, — покачала головой Женевьева, состроив самое серьезное выражение лица. — Тренировки по квиддичу не стоят твоих нервов!       — Да-а, ты права, Жизель, — протянула Элизабет, аккуратно обходя капитана сборной Когтеврана.       — Умоляю! — взревел Игнатиус, хватаясь за подол мантии Элизабет. — Элизабет, можешь вообще на тренировки не приходить, но молю тебя! Останься! Я не вытерплю Брауна на месте ловца!       — Эй! — недовольно воскликнул Браун, стоящий на лестнице сверху чуть поодаль, наблюдавший всё это время за сценой. Реган, находившийся рядом с ним, беззвучно смеялся, чуть ли не скатываясь на пол, и если бы не Браун, удерживающий того за плечо, то точно бы уже свалился и кубарем покатился в самый низ, ломая кости.       Элизабет закатила глаза, но в её взгляде мелькнула улыбка. Она наклонилась и, слегка коснувшись плеча Игнатиуса, мягко произнесла:       — Хорошо, Игнатиус. Я останусь. Но только на этот раз.       Парень вскочил на ноги, его лицо озарилось радостью. Он схватил Элизабет за руку и, не удержавшись, закружил её в импровизированном танце.       — Спасибо, спасибо, спасибо! — воскликнул он, смеясь и чуть не падая с лестницы.       Элизабет неловко рассмеялась, пока Женевьева и Аланис, наблюдавшие за этой сценой, обменивались взглядами. Женевьева покачала головой, ступая ближе к Аланис. Параллельно этому Элизабет вдруг резко выдернула свою руку из руки Прюэтта-старшего и отряхнула ее, спускаясь вслед за девочками.       — Должен будешь, — с более спокойным выражением лица сказала Элизабет, и когтевранки скрылись с глаз парней за поворотом.       Девушки, скрывшись, зашагали быстрее. Элизабет подхватила Аланис и Женевьеву под руки, выводя их к выходу, попутно улыбаясь во весь рот, и, в конце концов, когтевранки хором рассмеялись. Дверь, ведущая в пустые холодные коридоры, захлопнулась, обозначив то, что общежития остались позади.       — Мне теперь не терпится увидеть тебя в действии, — посмеиваясь, сказала Женевьева.       — О! Бетти самый лучший ловец! — уверенно заявила Аланис.       — Нисси! — закатила глаза Элизабет. — Не нужно меня так возвышать. Я же не всесильная какая-нибудь.       — Вот-вот, Аланис, ну ты чего, — Женевьева улыбнулась. — Совсем комплименты делать не умеешь.       — Это всё из-за нарглов, — вдруг припомнила странных существ Аланис.       — Мозгошмыгов, — поправила Женевьева, сдерживая смех и из-за этого выглядела весьма забавно.       Элизабет посмотрела на них с улыбкой.       — Кстати, вы уже решили, что будете делать после школы? — спросила она вдруг, когда они вышли в коридор напрямую ведущий в Большой Зал.       Женевьева тут же посерьезнела, однако это осталось незамеченным. Об этом она не думала. Ее этот вопрос и не интересовал. Ей просто нужно назад в свое время!       Аланис заговорила первая:       — Не знаю, — пожала плечами. — Я, наверное, унаследую папин бизнес. Братьев у меня ведь нет, только кузены, а им папенька… не отдаст ничего.       — Бизнес? — переспросила Женевьева.       — Да, — кивнула рыжая. — Сеть магазинов по Европе и Америке с волшебными зверьками. Ты, наверное, уже видела один из них в Косом Переулке. Ну, теперь, конечно, остались только в Британии и Америке, ведь весь бизнес в Европе перешел фактически к Гриндевальду и его приспешникам после захвата власти… а мой папа был против этого всего, поэтому…       На миг повисла тишина, но Аланис быстро ее нарушила.       — В общем, я думаю, буду его бизнесом заниматься. А вы что собираетесь делать?       — Замуж выйти, — раздраженно фыркнула Элизабет.       — А если не выйдешь замуж? — спросила Аланис, но тут же получила в ответ строгий взгляд и шестикурсница поспешила исправиться. — Или же, к примеру, параллельно с браком чем-то заниматься решишь? Тебя же боевая магия интересовала.       — Интересовала, да она незачем замужней даме, — пожала плечами Элизабет.       — Тебе прямо медом намазано в брак вступить, — хмыкнула Женевьева.       Элизабет лишь закатила глаза, но в глубине души понимала, что подруги правы. Она всегда мечтала о семейной жизни, о доме, полном смеха и любви. Но как быть, если уже давно все вокруг говорят, что ей это не суждено?       — Давай просто предположим, что ты не вступишь в брак, — заговорила Женевьева. — Что тогда?       — Не знаю, — пожала плечами Элизабет. — Я всю жизнь живу с мыслью, что после Хогвартса выйду замуж и буду сидеть в четырех стенах. Я уверена, что Кэмерон, — она запнулась. — Что уход Кэмерона мало что изменит в моей ситуации. Родители так или иначе найдут мне мужа и пристроят, выудив из этого больше выгоды.       — А если нет? Включи фантазию, когтевранка!       — Жизель, я не знаю, — Элизабет поджала губы. — Допустим, в Академию дальше пошла бы учиться на кого-то вроде преподавателя или ученого, — произнесла она и нахмурилась, словно это не совсем то, что она хотела бы, — как и с Кэмероном планировала. Только одна, в этот раз. А ты, Жизель?       Женевьева отвела взгляд, задумавшись. Что-то сказать все-таки нужно, верно?       — Ну, — сказала она, смотря на приближающийся вход в Большой зал. — Может быть… деятелем искусства каким-нибудь.       Женевьева прикусила губу. Аланис широко улыбнулась и защебетала:       — О! Это же здорово! Искусство такое интересное, многогранное! А кем именно ты бы хотела быть? Пианисткой? Композитором? Сценаристкой? Писательницей? Мне кажется, что все это очень интересно! Только я не знаю насколько это сейчас интересует людей… Но, в любом случае, я бы посмотрела на то, что бы ты делала!       Женевьева повернулась к девушкам и случайно столкнулась с взглядом Элизабет, в котором так и читался скептицизм на грани с пониманием. Маккиннон хмыкнула и увела взгляд на Большой зал — как раз в этот момент девушки переступили порог огромного помещения, оказавшись среди четырех длинных столов. В воздухе повисла напряжённая тишина, которую нарушало только тихое шуршание одежды и скрип стульев. Женевьева почувствовала, как её охватывает страх. Она не могла понять, что происходит, но чувствовала, что что-то важное ускользает от неё.       — Может быть, ты расскажешь нам больше о своих планах? — голос Элизабет был спокойным, но в нём слышались нотки неловкости.       — Да, конечно, — пробормотала Женевьева, пытаясь собраться с мыслями. — Я… я хочу стать… музыкантом, пианисткой.       Когда-то это, может быть, и было правдой, однако сейчас совсем не клеится с ее путем и не сходится с ее потребностями. Женевьева теперь скорее представит себя в алой аврорской мантии и палочкой наперевес. Но несмотря на это ее детская мечта иногда всплывала, особенно при виде рояля или фортепиано.       — Здорово! — воскликнула Аланис и села за стол.       Элизабет и Женевьева сели напротив. Перед ними тут же появились блюда с завтраками: странный на вид бифштекс и тыквенный сок. Женевьева сморщилась.       — Что? — выгнула бровь Элизабет.       — Я не буду это есть, — фыркнула Женевьева, отодвигая от себя тарелку, что тут же исчезла. — И сок этот отвратительный пить не буду, — со стола пропал кубок с тыквенным соком. — Я лучше от голода умру.       — Ты вообще ничего не ешь, — возмутилась Аланис.       — И не спишь, — дополнила Элизабет.       «Вас ебет?» — мысленно выругалась Женевьева.       — Я теперь виновата? — смешно вытянула лицо Женевьева.       — Нет, — отозвались девушки одновременно.       — Но поесть же нужно, Жизель! — возмущенно ударила по столу Аланис, что аж ее кубок с соком чуть не свалился на пол, но девушка быстро его подхватила. — Что ты будешь есть? Может, домовики смилуются и приготовят тебе?       — Если готовить будет Плонк, то сразу нет, — с иронией протянула Женевьева.       За спиной раздался хлопок, заставивший Элизабет выронить из рук вилку. Появившийся эльф заголосил:       — Неблагодарная когтевранка! Не ценит честный труд Плонка! Плонк лучший эльф школы Хогвартс! Плонк лучший! А когтевранка неблагодарная!       — Захлопнись! — холодно рявкнула Женевьева, заставив Плонка споткнуться на ровном месте, упасть на пол, прижавшись лбом к холодному камню и затеребить уши. Слизеринцы, те, что из ранних пташек, тоже вздрогнули, удивленно глядя то на внезапно появившегося школьного эльфа, то на когтевранку.       Женевьева тут же потеряла интерес к эльфу, печально вздохнула и подперла щеку кулаком, глядя на то, как Аланис осторожно кладет странного вида бифштекс себе в рот.       — Плонк лучше когтевранки, — слышала Женевьева шепот эльфа, с опаской поднимавшегося на ноги. — Плонк лучше какой-то злющей когтевранки! И вообще, когтевранка похожа на книжного червя! А Плонк нет!       — Да ты просто завидуешь, — скучающе произнесла Женевьева. — Но если ты так хорош, то почему бы тебе не приготовить что-нибудь вкусненькое?       Плонк на мгновение замер, затем выпрямился и гордо поднял голову.       — Плонк может приготовить что угодно, даже для самой капризной когтевранки, — заявил он с важным видом. — Плонк лучший эльф школы Хогвартс, и он докажет это!       Женевьева повернулась к эльфу с заблестевшими от интереса и предвкушения глазами.       — Что угодно? — недоверчиво прищурилась Женевьева. Элизабет вздохнула и покачала головой, поднося кубок с тыквенным соком к губам.       — Да! Плонк может! Но не будет!       — Ты испугался, что не справишься, — разочарованно закатила глаза Женевьева, потеряв весь интерес.       Плонк почувствовал укол обиды и разочарования.Особенно сильно это было заметно по его намокшим заблестевшим глазам. Эльф схватился за свои уши и со всей силы начал их теребить.       — Плонк докажет! — повторил он, но уже с меньшей уверенностью.       — Принесешь мне чай и венский шницель и я подумаю над твоей профессиональностью, — усмехнулась Женевьева.       Секунда и за спиной прозвучал хлопок. Женевьева смешно шмыгнула носом, и пересеклась взглядами Элизабет и Аланис поочередно. Элизабет весело улыбалась, а Аланис с наивным удивлением жевала бифштекс.       — Как думаете, отраву подмешает? — шепнула Элизабет.       Женевьева хихкнула.       — Будет весело, — с сарказмом произнесла она.       Кулинарное художество Плонка появилось на столе уже тогда, когда Элизабет и Аланис почти доели свой завтрак. При виде красивой золотистой корочки шницеля Женевьева удивленно вскинула брови. А когда рядом с ней появилась аккуратная чашечка с чаем, казалось, она была готова расцеловать это скрюченное существо. Совсем не аристократично потерев ладони, девушка принялась за еду.       — М-м-м! — довольно протянула Женевьева, поедая знакомую для себя кухню, по которой уже сильно успела соскучиться. — Все, я наемся на год вперед!       — Ну, нужно бы каждый день питаться, — скептично протянула Аланис, глядя как Женевьева поедает блюдо австрийской кухни.       — Мало ли что там нужно, — фыркнула Женевьева, откусив кусочек белой булочки, что она достала из общей тарелки со всеми булочками, после чего запила все чаем. — Ну все, сегодня я буду добрее всех добрых.       — Чаем тебя задабривать, что ли, — усмехнулась Бетти. — А то на тебя без страха не взглянешь.       — Такая страшная?       — Да.       — Не думала, что в Британии такие странные стандарты красоты.       — Не в этом плане страшная! — возмутилась Элизабет.       — Оправдывайся, — хихикнула Женевьева, доедая ароматный кусок телятины.       Тонкий и чарующий аромат шницеля мягко переливался во рту, словно нежное облако, обволакивающее каждый кусочек мяса. Этот аромат, сочетающий в себе нотки специй и трав, пробуждал аппетит и вызывал желание насладиться каждым моментом. Травяной, с едва уловимыми нотками клюквы, чай, словно маленький лесной ручей, проникал под кожу. Его насыщенный вкус и аромат, наполненный свежестью и легкой кислинкой, дарили невероятное удовольствие любительнице чаев. Каждый глоток этого напитка был подобен маленькому празднику, уносящему в мир гармонии и наслаждения. И, может быть, эта гармония и наслаждение продолжались бы дольше, но в поле зрения Женевьевы появилась смазливая мордашка Волдеморта со своей свитой в виде Лестрейнджа и Малфоя. Девушка тут же раздраженно закатила глаза и отставила от себя приборы — всё равно уже всё доела.       Но не столкнуться взглядами с Волдемортом не получилось. Слизеринец, одаряя зал своим скучающим взглядом, мазнул незаинтересованной парой глаз по непринужденно-высокомерному лицу Женевьевы. Парень вдруг тепло улыбнулся ей и приветственно кивнул. Женевьеве, стиснув зубы, не оставалось ничего, кроме того, чтобы кивнуть в ответ, мысленно матеря абсолютно все на свете. Нужно же было поднять взгляд именно сейчас, а не чуть позже, например!       Благо, больше находиться в одном помещении с Волдемортом не пришлось. Девушки сразу же направились по разным аудиториям — Аланис на УЗМС, а Бетти и Женевьева на чары. Впрочем, чары ничем интересным не отличились. Разве что Джейн с самым раздраженным видом села по левую руку от Женевьевы, перекидываясь взглядами, сочившимися неприязнью, с Элизабет, сидевшей по правую руку. Занятие было скучным. По крайней мере лекции у Алфи Джонсона всегда скучны, в отличие от практики. Не помогла даже искренняя любовь к чарам: глаза Женевьевы смыкались, и в один момент она оказалась лежащей на парте. Элизабет тут же толкнула ее в бок. Женевьева встрепенулась, чуть не откинув заклинанием стол в противоположную стену.       — Тш-ш, — шепнула Элизабет. — Пиши давай. Ночью спать нужно было.       Женевьева проснулась, размяла затекшую руку и начала переписывать содержимое тетради Джейн, так как её почерк был более разборчивым, чем у Бетти. Чем больше слов она переносила на бумагу, тем больше в буквах появлялось разных завитушек, которые не имели отношения к делу. В конце концов, никто не проверяет конспекты, так зачем стараться? Чтобы не заснуть на оставшейся части занятия, Женевьева рисовала в тетради различные завитушки и звёздочки, надеясь, что всё, что она сейчас пропустила мимо ушей, не встретится на зачёте или экзамене.       Минуты длились долго. По крайней мере, Женевьева об этом судила по количеству звездочек и завитков, появлявшихся на пергаментах. Профессор Джонсон сегодня рассказывал лекцию до того скучно, что Женевьева даже задумалась на чарах — неслыханно! — о чем-то кроме самих чар. Воспоминание о словах Эльфриды повторялось глубоко в ее мыслях вновь и вновь, не оставляя ее одну. Почему зеркало может вести себя настолько резко и грубо? Как оно вообще работает? Его точно нужно изучить, разобрать по частям и собрать в другом виде. Чтоб не грубило больше. Женевьева предвкушающе улыбнулась и взбодрилась.       И как раз вовремя. Занятие закончилось. Единым потоком студенты повыскакивали, стараясь самыми первыми протиснуться на выход, создавая жуткую толкучку. Джейн закатила глаза.       — Торопятся так, словно там им сейчас бесплатно и без всяких условий дипломы по ЖАБА подпишут, — фыркнула девушка.       — Им сразу место Министра Магии там выписывают, — буркнула Элизабет.       Джейн воодушевленно кивнула, после чего замерла и уставилась на Элизабет, скривившись. Аббот тут же отвернулась. Женевьева покачала головой.       — А деньги там раздают? — вставила Женевьева.       — Я бы не отказался, — внезапно рядом оказался Игнатиус. — Денег много не бывает.       Наконец очередь рассосалась. Девушки и Игнатиус, позади которого маячили другие когтевранцы, вышли в коридор, расходясь по разные стороны. Джейн увела в сторону Игнатиуса, уходя куда-то в сторону улицы, парни-когтевранцы поспешили на следующее занятие, а Элизабет и Женевьева медленно вышагивали по прохладным коридорам.       — Ты вообще не спала ночью, что ли? — вдруг заговорила Бетти.       — Увы, не смогла уснуть.       — Может, к мадам Палмер все же зайдем?       — Не нужно, — махнула рукой Женевьева. — Я пила и зелья сна без сновидений, и успокоительные. Ничего не изменилось.       — Но ты же совсем спать не можешь!       — Не переживай так…       — Мы не пойдем на следующее занятие, пока мы не посетим мадам Палмер! Я все сказала, — произнесла Элизабет и, подхватив Женевьеву под локоть, повела Женевьеву в сторону.       — Эй! — только успела воскликнуть Женевьева, чувствуя на своей руке крепкую, почти железную хватку Элизабет. — Мы же опоздаем!       — Ну и что?       — Ты староста или кто?       — Слизнорту все равно на опоздания, — сказала Элизабет.       Женевьева изо всех сил уперлась ногами в пол, но это не остановило ее стремительно приближающуюся участь. Элизабет крепко держала Женевьеву за руку, буквально волоча ее по коридорам. Староста тащила волшебницу недолго. Едва они оказались у одного из перекрестков коридоров, как к ним, запыхавшись и с болезненной бледностью на лице, подбежал Реган. Удивление от его внезапного появления отразилось на лицах девушек, и Элизабет даже ослабила хватку, остановившись. Парень, выдохнув и на мгновение скривившись, коротко и криво поклонился и, запинаясь и с трудом выговаривая слова сиплым голосом, начал говорить:       — Там… — он поправил выбившуюся прическу и вытер со лба выступивший пот рукой. — Если вкратце, — парень на миг скривился, словно ему было больно, — то Аланис сейчас лежит в больничном крыле со сломанной рукой. Я искал вас, чтобы сказать об этом…       — Что?! — вскричала Элизабет, яростно отбросив от себя руку Женевьевы. Реган сделал два шага назад, но это ему не помогло: девушка настигла его, схватив за синий галстук. — Как? Какого черта ты не проследил, умник?!       — Элизабет, я пытался! — уверенно заявил Реган. — Я, что ли, виноват, что гиппогриф с ничего разозлился на Аланис? Знаешь, как я сам испугался?       — Что случилось? — вклинилась Женевьева, оценивающе прищурив взор.       — У нас практика началась. Как и всегда мы отрабатывали поведение при гиппогрифе, — Элизабет прищурилась, а Реган продолжил. — Аланис сделала все правильно, как и раньше. Идеальнее всех. А гиппогриф с чего-то обозлился. Аланис, как той, что находилась к нему ближе всех, досталось больше всех.       Элизабет, смягчившись, отпустила его воротник, но хмуриться не перестала. Женевьева, с мрачным выражением лица, приблизилась к Регану, осматривая его с ног до головы. Под покосившейся от спешки мантией волшебница увидела красное пятно в районе ребер. Это место Реган то и дело прикрывал рукой, чтобы не было видно.       — Я оттащил ее, отвел в больничное крыло. Проследил, чтобы все было нормально, — продолжил Прюэтт-младший. — И сразу к вам.       — Пошли, — хмуро бросила Элизабет и зашагала в сторону больничного крыла, оставляя Регана и Женевьеву за своей спиной.       Реган, скривившись от боли, прижал ладонь к ребрам и, обменявшись мрачными взглядами с Женевьевой, кивнул в сторону Элизабет, начиная следовать за ней. Женевьева, поджав губы, поспешила за ним. Девушка настороженно прошептала:       — Ты в порядке?       — Я? — удивился Реган. — Я… да. Все нормально.       — Что с ребром? — в лоб спросила Женвьева.       — С каким ребром?       — Реган, тебя тоже задело, — утверждающе произнесла Женевьева тихим голосом.       — Нормально все со мной, Жизель, — вздохнул Реган. — Переживу; я с десяток минут назад выпил обезболивающие, оно уже начинает действовать.       — А ранозаживляющие? Костерост?       Реган скривился:       — Потом.       Женевьева изумленно вытаращилась на парня, после чего влепила подзатыльник.       — Ауч! Ты что делаешь? — прошипел Реган, удивленно хлопая глазами. Элизабет обернулась, хмуро осматривая когтевранцев.       — Голова вроде на месте, — саркастично фыркнула Женевьева. — А такое ощущение, что нет.       — Все нормально со мной будет, Жизель, — уверенно заявил Реган.       Женевьева придирчиво метнула взгляд на ладонь Регана, уже покрывшуюся его кровью.       — Дурак, — фыркнула она, подхватывая его под локоть. Девушка мрачно продолжила. — Чтоб, пока мадам Палмер не рассказал о своей травме, перед моими глазами не появлялся.       — Обычно это Элизабет говорит, — фыркнул Реган, не особенно сильно сопротивляясь действиям Женевьевы.       — О чем вы? — непонимающе спросила Элизабет, поравнявшись с ускорившимися Реганом и Женевьевой.       — Он травмированный. Жаль, что не на всю голову, — фыркнула Женевьева, глядя на Элизабет. Девушка кивнула на Прюэтта. — Реган, вон, дырявый.       — Сколько доброты в твоих словах! — восхитился Реган.       Элизабет раздраженно и взволнованно одновременно выпалила:       — Дурак ты, Реган! Зачем ты за нами пошел, а не лечиться лег?       Реган с самой серьезной физиономией промолчал, иногда кривясь от боли. Его лицо было сосредоточено, а глаза внимательно изучали каждый шаг. Когтевранцы уверенно двигались в сторону больничного крыла, их шаги были решительными и быстрыми. Женевьева, пока Реган и Элизабет не видят, тихонечко навела палочку на Прюэтта, накладывая на него знакомые исцеляющие. Они уже для нее на том же уровне, что и пресловутый люмос! Как это странно звучит, если вдумываться… Разумеется, в данный момент они не смогут оказать ему существенную помощь, поскольку необходимо лечение и применение зелий. Однако они способны хотя бы частично восстановить его силы. В условиях войны Женевьеву и её товарищей это не слишком беспокоило: они многократно использовали эти заклинания, и, казалось, оставались невредимыми. Единственным недостатком были страшные шрамы, которые оставались и после применения заклинаний.       Холодный ветер, словно невидимый музыкант, играл на басовых струнах замка, создавая таинственные мелодии, которые эхом разносились под потолком. Его завывания были полны древних тайн, готовых открыться каждому, кто осмелится прислушаться. Студенты, спешащие по коридорам, не замечали этих волшебных звуков, погруженные в свои заботы. Некоторые бежали, выкрикивая друг другу фразы, полные тревоги: «Шевелись! К профессору Вилкост опоздаем, и нам не поздоровится!» или «Дамблдор опять на отработки отправит! Давай скорее!» Но были и те, кто оставался спокойным, их голоса звучали уверенно и утешающе: «Да всё нормально будет, не торопись». Ветер продолжал свою мелодию, словно напоминая всем, что в этом замке есть место не только для суеты, но и для таинственных историй, ждущих своего часа.       С грохотом Элизабет толкнула двери больничного крыла, оказываясь на пороге помещения, пропахшего горькими зельями. Девушка сразу же глазами нашла спящую от зелий Аланис, всплеснула руками и подбежала к ней.       — Нисси! — прошептала она, совсем забыв про Женевьеву и Регана.       Женевьева потянула Регана внутрь, буквально заставив его опуститься на ближайший табурет. Парень, зажмурив глаза, тихо прошипел. Из жилого помещения, где мадам Палмер обитала по ночам, выплыла женщина с худощавым, но крепким телосложением лет тридцати на вид. Высокий, почти писклявый голос медиведьмы разразился в помещении словно гром:       — Я что говорила, мистер Прюэтт! — начала она. — Не приводим никаких гостей к мисс Макмиллан!       — Мы, — начала вдруг осмелевшая Женевьева, но тут же запнулась, завидев молящий взгляд Регана, — вообще-то не к ней. — девушка отошла от парня, и уверенно подняла взгляд на медиведьму. Ее черные волосы были аккуратно убраны назад и скрыты под белым накрахмаленным чепцом. — У меня проблемы со сном, я бы хотела попросить у вас что-нибудь от… кошмаров.       Медиведьма прищурилась, рассматривая девушку, что она видела впервые. Переведя взгляд на сидевшего на табурете Прюэтта, она нахмурилась, словно что-то про себя поняла, и вернулась взглядом на Женевьеву.       — Вы кто? — резко спросила писклявым голосом мадам Палмер.       — Жизель Робер, — тут же ответила Женевьева.       — Жизель Робер? — наклонила голову медиведьма, придирчиво оглядывая с ног до головы девушку. — Ни разу вас не видела.       — С кем не бывает, — сказала Женевьева и тут же прикусила язык. Ей совсем не хотелось портить отношения с тем, кто сможет ее потом вылечить.       — Так, мисс Робер, — цокнула языком мадам Палмер, двигаясь в сторону шкафчика, похожий на буфет, но заполненный разными склянками с зельями. — Вы, должно быть, совсем не спите ночами, раз вам требуется зелье?       Элизабет, сидевшая у постели Аланис, навострила уши, придирчиво оглядывая молодую медиведьму. Женевьева сложила руки на груди, прищурившись.       — Все так, госпожа медиведьма, — кивнула Женевьева, посмотрев на Элизабет, глазами говоря ей: «Довольна?» Та лишь весело усмехнулась, вставая с табурета возле постели Аланис.       Медиведьма придирчиво осмотрела буфет, вытащила штук пять склянок и захлопнула дверцу шкафа. Ветер за окном скрипел, свистел, пищал, давя на голову в этой тишине. Мадам Палмер резкими шагами оказалась рядом с когтевранцами и ткнула худым пальцем в Регана, заставив его напрячься.       — На кушетку, молодой человек! Еще и соврать мне посмел, гаденыш!       — Я в полном порядке, мадам Палмер, — начал оправдываться Реган Прюэтт.       — Послушайте меня внимательно! — пропищала она к Прюэтту, который выглядел измождённым и осунувшимся. — Присядьте на кушетку!       Губы медиведьмы сложились в тонкую линию. Она повернулась к Женевьеве и внимательно осмотрела её лицо. В её карих глазах блеснуло оценивание. Она резко всучила девушке флаконы с зельями.       — С зелёной этикеткой — успокоительные, с оранжевой — восстанавливающие. Они уже для него, — мадам Палмер небрежно ткнула в Прюэтта, который послушно присел на кушетку с помощью подоспевшей Элизабет. — Я его знаю. Сейчас я его немного вылечу, а потом он сбежит, пока я не вижу!       — Кто же виноват в том, что в больницах так тоскливо? — буркнул Реган себе под нос.       — Цыц, мистер Прюэтт! — прикрикнула мадам Палмер и следом обратилась к девушкам. — Если у вас на этом все, то прошу на выход!       Реган с нотками мольбы в голосе обратился к Женевьеве и Элизабет:       — Не оставляйте меня здесь одного.       — Мистер Прюэтт! — это было последнее, что услышали девушки, выскочив из больничного крыла и оставив Регана наедине с мадам Палмер.       Когтевранки быстрым шагом двинулись в сторону кабинета зельеварения. На ходу Женевьева засунула в глубокие карманы мантии флаконы. Мимо проносились каменные стены пустых коридоров. Вдогонку девушкам дул холодный сквозняк, задувая под мантию. Наконец дойдя до коридора, напрямую ведущего в кабинет зельеварения, девушки застыли. Как раз к ним навстречу шли слизеринцы и когтевранцы, выходя из кабинета. К девушкам подошли Блэк и Прюэтт-старший.       — Зря торопились, леди, — хмыкнул Альфард. — Слизнорт куда-то уехал. Не будет занятия с ним сегодня.       — Но будет со Смитом, — поднял указательный палец Игнатиус, невесомо подталкивая девушек в ту сторону, куда двигалась толпа. — Послушаем у него лекцию, позанимаемся своими делами. А бедолаг гриффиндорцев и пуффендуйцев отправили к Дамблдору на лекцию. Красота!       — Да Смит обычно на свои же занятия не приходит, — буркнул Малфой, шедший совсем рядом, но немного позади. — Можно и не идти.       — Два года назад он вовремя пришел. Один раз, — спокойно хмыкнул Альфард, растягиваясь в издевательской улыбке. — Ты, конечно же, можешь не идти, но потом не жалуйся, что твой отец вновь не захочет с тобой иметь дел.       — За себя говори, Блэк, — ядовито выплюнул Абраксас, отворачиваясь.       Альфард только закатил глаза, словно не услышал ничего нового, после чего, поправив свой зеленый галстук, завел разговор с девушками и Игнатиусом о погоде. Женевьева, не особенно сильно включаясь в разговор, вновь задумалась. Рядом со слизеринцами вести себя как обычно не получалось. Сразу и спина выравнивалась по струнке, и подбородок высокомерно приподнимался и хмурились брови. Конечно, сейчас это ее самый обычный внешний вид, но с Элизабет и Аланис, по крайней мере, Женевьева теперь чувствует себя намного свободнее. Не так, как с Гермионой, Роном и Гарри, конечно, но тоже неплохо. Насколько им всем можно верить? И можно ли?       Легкий хвойный аромат преследовал Женевьеву в этой толпе. Спереди Волдеморта видно не было, значит, он был где-то сзади. Но оборачиваться и искать глазами этого красивого мальчишку, который никак не вяжется с образом Темного лорда убийцы, совсем не хотелось. На самом деле волшебница была и удивлена и не удивлена одновременно. Гарри рассказывал, что Дамблдор показывал ему воспоминания с Томом Реддлом, и то, что он там… совсем не похож на Волдеморта? Но с другой стороны… все равно ничего не вязалось. Женевьева стиснула челюсти и прикусила нижнюю губу до крови. Что же делать?       Убить его? Нужно искать места, где лежат его крестражи.       Искать способ вернуться обратно? Она уже стоит на месте.       Смириться?       «Не-е-ет!» — едва заметно тряхнула головой Женевьева. «Нельзя так. Сдаваться никогда нельзя.»       Интересно, если бы на её месте сейчас был бы кто-то другой, то как бы он поступил? Что ей делать? Кому верить? Верить ли самой себе, желающей уже все, наконец, бросить, и начать новую жизнь? Что ж, несомненно, это было бы проще… для человека, который может не держаться за прошлое.       Девушка с раздражением взглянула на учеников, направляющихся в кабинет профессора Смита. Её не удивило, что Женевьева попала в группу к Слизнорту, а не к этому загадочному Смиту. Они выполнили парную работу, и Женевьева была уверена, что большую часть сделал Абраксас. Она попала к нему, что называется, по воле случая. Но что теперь делать? Лучше смириться. Можно, конечно, устроить бойкот, но не хочется привлекать к себе внимание, которого и так уже было достаточно.       Дверь аудитории отворилась, открывая взор на полупустой кабинет. Преподавателя не было, за некоторыми партами сидели ученики из группы Смита, занимающиеся своими собственными делами. Кто-то что-то писал на пергаментах, кто-то читал, кто-то строил замок из учебников и тетрадей, кто-то тихо общался. Студенты мерной рекой распространились по всей аудитории, рассаживаясь компаниями. Женевьева села за парту рядом с Элизабет. Следом за ней за длинный стол сели Альфард и Игнатиус с Брауном. Женевьева устало облокотилась спиной о спинку скамьи, на которой сидела и уставилась в одну точку.       Рядом с Элизабет сели Друэлла и Шавон Трэверс, уводя ее в разговор о моде и чем-то в этом роде. Женевьева точно услышала, что Друэлла сделала комплимент макияжу Маккиннон. С другой стороны Браун и Игнатиус о чем-то очень громко спорили, однако Женевьева не вслушивалась. Ей это не было интересно. Альфард вдруг немного наклонился к Женевьеве, тихо заводя разговор:       — Как идет написание работы для профессора Вилкост? — начал он.       Девушка моргнула, словно выходя из сна, после чего медленно повернула голову к Альфарду и вздохнула:       — Медленно, — начала девушка. — Ничего нужного нет.       — А ты пропуск в Запретную секцию почему не попросишь?       Женевьева оживилась.       — А разве можно?       — Конечно, — кивнул Блэк и достал из кармана своей мантии какую-то коробку, положив ее на стол. — Я думаю, твой порыв к изучению темы не будут тушить. Галатея Вилкост любит амбициозных.       В мыслях Женевьевы сразу же почему-то нарисовался Волдеморт. Девушка передернулась.       — Может быть, попрошу, — сказала девушка, понизив тон.       — Боишься, что ли?       — В смысле?       — Да ладно, Жизель, со мной можешь быть честна, — он сказал это так тихо, что девушки и парни сидящие рядом ничего не услышали. — Ты же знаешь в чем тебя подозревают, верно?       Женевьева стиснула челюсти, нахмурилась и скрестила руки на груди, пристально вглядываясь в лицо Альфарда.       — Я на твоей стороне, Жизель, — закатил глаза Альфард. — Ты совсем не похожа на шпионку.       — Теперь даже обидно.       — Прости, — улыбнулся Альфард. — Просто, я думаю, Теневые Жнецы бы не так сильно выделялись среди школьников. А ты… извини, я прозвучу грубо и нетактично, похожа на забитого израненного котенка.       — Спасибо, а ты на зажравшегося аристократа, — машинально фыркнула Женевьева.       Парень хмыкнул и пододвинул коробочку к Женевьеве.       — Что это? — выгнула бровь Женевьева.       — Подарок от зажравшегося аристократа.       — Мне не нужны подарки.       — Мне невыносимо не дарить! Я стремлюсь осчастливить окружающих, ведь мой нрав, по крайней мере, так отзываются обо мне, не отличается благодушием. Я бы хотел быть более полезным. Джейн, например, полагает, что я занимаюсь подкупом. Что ж, в некотором смысле она права. Ты же просила меня преподносить нечто более практичное, нежели цветы. Помнишь?       — Это было намеком на то, что мне вообще ничего от тебя не надо.       — Ну, как хочешь, — пожал плечами Блэк, потянувшись к коробочке, но Женевьева схватила ее, принимаясь распаковывать. Парень прыснул в кулак. — Как быстро ты передумала.       — Дают — бери, не дают — отбери, — усмехнулась Женевьева и подняла крышку.       Девушка замерла, вглядываясь в содержимое коробочки. Зрачки сжались до маленькой точки, а кровь отхлынула от кожи, сделав итак бледную Женевьеву совсем серой. С темно-бордового бархата на Женевьеву глядело зеркально чистое красивое чарующее лезвие. Черная рукоятка впитывала в себя свет. Аккуратные серебристые редкие вензеля у самого лезвия завораживали взор. Сердце буйно застучало, стуча эхом в ушах. Воздуха вдруг стало не хватать. Альфард нахмурился.       — Жизель, все хорошо? Тебе так не понравился подарок? В следующий раз я…       Женевьева механическим движением свободной рукой подвела указательный палец к своим губам, буквально заставив его замолкнуть. Девушка, стараясь взять себя в руки, подняла немного одичавший взгляд на слизеринца.       — Это что? — только выдавила из себя девушка.       — Кинжал, — ответил Блэк непонимающим тоном.       — А зачем он мне? — вздернула брови Женевьева.       — Мне показалось, что он подходит к твоему образу. В любом случае, кинжалы у девушек обычно являются декоративным дополнением к интерьеру в доме, — объяснил Блэк. — Если тебе этот не нравится, то я могу принести дру…       — Нет, нет, — помотала головой Женевьева и отвела взгляд от слизеринца. — Я…       Девушка взглянула на знакомый ей кинжал. От него не разило темной магией, он был совершенно обычным ножом. Он не злобно усмехался, не пугал ее… хотя нет, он пугал ее, но как-то по-другому.       Это он. Кинжал Беллатрисы.       Женевьева закрыла на миг глаза и выдохнула, закрывая на ходу коробочку крышкой. Девушка открыла глаза и отставила от себя коробку на стол. Немного помолчав, девушка цокнула языком и прочистила горло.       — В следующий раз, — начала она, сделав маленькую паузу. — Предупреждай.       Но почему он вдруг тут?       — Как скажешь.       Девушка наклонилась через стол, глядя на занятого разговором Игнатиуса. Покачав головой, она подозвала его. Прюэтт-старший отозвался не сразу, только на третий раз. А как только он обратил внимание на Женевьеву, тут же удивленно вздернул брови. Девушка достала из кармана флакон с оранжевой этикеткой, чуть не перепутав с успокоительными. Девушка протянула ему флакон.       — Это для Регана. Он сегодня в больничном крыле лежит, а мадам Палмер попросила ему после его «побега» давать.       — А-а-а! — понимающе кивнул Игнатиус и очаровательно улыбнулся, принимая флакон. — Он совсем больницы не любит! В детстве очень целителей боялся, а теперь просто больницы не любит! Спасибо, милая Жизель. Так мой дорогой младший брат хотя бы немного дольше проживет! — шутливо сказал он.       Женевьева только кивнула и отвернулась, погружаясь в свои мысли. А что, если Женевьева уже сильно поменяла ход времени, и искать выход обратно в свое время уже бесполезно? Именно поэтому кинжал теперь у нее? Или нет? А как он оказался у Беллатрисы, если Женевьева даже на грани смерти на сторону Пожирателй смерти не встанет? Что там в ее времени было? Может, она в параллельной вселенной?       «Не туда тебя уносит», — остановила свой мыслительный процесс Женевьева.       Внезапно кто-то с задних парт выкрикнул:       — До конца занятий двадцать минут, может коллективно свалим?       Тут же распахнулись двери и в помещение вошел энергичный, но староватый профессор. Он хмуро осмотрел притихшую аудиторию и вдруг крякнул.       — Куда это вы собрались? — прищурился профессор Смит, вглядываясь в того, кто предложил свалить. — То, что преподаватель задержался почти на весь учебный день еще не значит, что можно уходить! — он сделал паузу, осмотрел аудиторию и разочарованно вздохнул. — Ну почему вы не ушли?       Профессор Смит грустно покачал головой и прошел к профессорскому столу, поставив на него свою сумку. Он обернулся на семикурсников, параллельно доставая из сумки какие-то пергаменты.       — Так, сейчас будет самостоятельная работа, — протянул он. — Учебниками, конспектами и самопишущим пером пользоваться можно. Мне все равно.       Женевьева изумленно уставилась на деда.       — Кому лень, тот может достать ответы из моего сейфа, — преподаватель второй группы зельеварения указал на маленький сейф, стоящий на полке с книгами. — Пароль: год моего рождения.       Тишина в кабинете окутала всех присутствующих. Профессор Смит вдруг весело крякнул и захихикал.       — Итак, — он повернулся к студентам лицом, взмахнул палочкой и пергаменты с заданиями прилетели к каждому второму студенту за партой. Смит вдруг посмотрел на соседний ряд, где сидели в основном слизеринцы. — Том, напишите мне на листочке всех присутствующих, — он перевел взгляд на Крауча, сидевшего за партой перед Женевьевой. — И вы, Бартемиус, тоже. А все остальные пишите работу. Мы же не студенты колдомедицинского университета, правильно? Вот поступите, там и будете… это самое… адаптируетесь! — махнул рукой Смит и уселся в свое кресло.       Женевьева пару раз моргнула. Может, все-таки устроить бойкот и перевестись в группу этого деда? Девушка повернулась к листку, легшему прямо перед ней — это вариант на трех человек: Элизабет, Альфарда и, соответственно, ее. Волшебница пододвинула лист ближе, давая сидящим по бокам семикурсникам прочитать содержание самостоятельной работы. Женевьева постаралась сдержать смех.       — Жизель, тише ты, — шикнула Элизабет, а сама улыбалась во весь рот.       — Н-да, может, к Смиту перевестись, как думаете? — шепнул Блэк, читая задания, больше похожие на контрольную работу для первого курса.       — Мысли читаешь, — вздохнула Женевьева и достала пергамент. Альфард и Элизабет последовали ее примеру.       Самостоятельная работа была написана за три минуты. Женевьева писала работу, не стараясь, чтобы почерк выглядел так, как она бы писала в эссе для Снейпа. Он придирался к каждой закорючке, а Женевьева, увы, их очень любила. В конце концов она стала писать без закорючек везде, за исключением писем для друзей. А теперь она полностью ушла в отрыв. К тому же, теперь за оценки бояться не хочется. Они ей не нужны.       Закончив, семикурсники переглянулись. Вообще, не только они уже закончили работу. Кто-то, конечно, только дописывал, но это были люди с очень медленным почерком. Позднее всех закончили студенты из группы Смита, когда те, кто учился у Слизнорта, уже давно сидели, крутя в руках перо или шепотом переговариваясь. Тем временем Смит в своем кресле очень громко храпел.       Внезапно он встрепенулся, с немного диковатым взглядом оглядывая аудиторию из бездельничающих семикурсников. Тут же он смягчился, взмахнул палочкой и встал из-за стола. Все работы в стопке, которую он собрал, перемешались, после чего вернулись к студентам в разбросанном порядке.       — Вы, это самое, проверьте там сами, а потом мне сдайте с готовыми оценками, — крякнул профессор Смит. — И, Том, Бартемиус, вы написали мне список присутствующих?       — Да, профессор, списки на столе, — отозвался приятный спокойный голос Волдеморта с соседней парты.       — А, да? — удивленно вскинул брови Смит и взглянул на стол. Там лежало два списка с фамилиями. — А-а-а, да-а.       Профессор вновь сел в кресло и почти тут же захрапел. Женевьева опустила взгляд на пергамент. Сверху была подписано аккуратным, без лишних деталей имя: «Друэлла Розье» и рядом факультет и курс: «Слизерин, 7 курс». Женевьева хмыкнула и нагнулась через парту к Друэлле, сидящей по правую руку от Элизабет.       — Мисс Розье, — начала Женевьева. — У меня твоя работа.       — Оу, — улыбнулась Розье. — Поставишь «Превосходно»?       — Нет, ты что, — фыркнула Женевьева, вырисовывая на пергаменте снизу «Превосходно».       Она даже не читала, да и читать было не нужно. Друэлла в любом случае получила бы за это Превосходно. Как можно получить за такую легкую работу что-то ниже? Женевьева вздохнула. Интересно, у кого ее работа?       Через некоторое время профессор вновь встрепенулся, диковатым взглядом оглядывая аудиторию. Мгновенье спустя он смягчился, поднимаясь из-за стола.       — Проверили? Сдавайте, — махнул рукой профессор и принялся собирать свою сумку.       «И чего приходил?» — подумала Женевьева, выпуская из рук пергамент Друэллы, и он тут же взлетел, подплывая к профессорскому столу и формируя с другими пергаментами стопку.       А на соседнем ряду Том Реддл все вглядывался в витиеватый, аккуратный, почти каллиграфический почерк, запоминал каждую завитушку у буквы, словно пытаясь заклеймить их в своей памяти. Он отпустил лист, в последний раз оглядывая его с холодной расчетливостью. Подпись, выведенная изящным почерком, гласила: «Ж. Робер, Когтевран, 7 курс». Мало ли когда пригодится информация о том, как выглядит почерк той, что совсем не похожа на обычную когтевранку?       — Том, Бартемиус, вы написали мне список присутствующих? — снова раздался голос профессора.       — Да, профессор, — вновь то же самое ответил Том. — Списки на столе.       

***

      Женевьева и Элизабет вернулись в общежития только под вечер. Они весь день после занятий вместе провели в библиотеке. К сожалению для Женевьевы, она сегодня не встретила ни Джонсона, ни Вилкост. Вот ведь заразы! А ведь сегодня занятие с Джонсосном было! И чего не додумалась попросить оформить для нее официальный пропуск в Запретную Секцию? Целыми днями там сидела бы! И не только из-за доклада, но и из-за того, что свято уверена в том, что что-то все-таки пропустила тогда, в ту ночь.       Девушки устало ступили на лестницу, ведущую на их этаж. Элизабет вздохнула.       — Не люблю старшие курсы за то, что нужно так высоко подниматься, — она остановилась на одной из ступенек и посмотрела наверх. — Кандида, верно, смеется над нами!       — Шутница, — фыркнула Женевьева, подхватывая Элизабет под локоть.       Так они добрались до их гостиной. В ней уже было пусто, лишь на чугунной винтовой лестнице, ведущей на смотровую площадку, с книгой в руках сидел Реган.       — Ого, уже сбежал? — усмехнулась Элизабет.       Парень поднял взгляд на девушек. Он выглядел осунувшимся, но уже лучше.       — Анна Палмер меня сама отпустила, — пожал плечами Реган. — Сказала: «Иди уже. Не порть мне настроение своей недовольной физиономией!» Ну, я и ушел.       — Игнатиус зелье тебе передал? — спросила Женевьева.       — Ага, — кивнул Реган. — Спасибо. Вы спать идете?       — Да, идем, — кивнула Элизабет.       Парень кивнул.       — Спасибо, что помогли, — тихо сказал он. — Игнатиус уже мне выговор устроил за самодеятельность. Представляете, упрямой свиньей собственного младшего брата назвал!       — За дело, — хмыкнула Женевьева, мысленно представляя, как Игнатиус внезапно начинает раскидываться оскорблениями прямо как комплиментами.       — Пф, — закатил глаза Прюэтт-младший. — Доброй ночи, дамы.       Элизабет кивнула и махнула рукой, направляясь в спальню.       — Доброй ночи, — кивнула Женевьева, двигаясь за ней вслед.       Стены излучали приятное тепло. Ковры мягко шуршали под ногами, а за дверьми доносились приглушённые разговоры. Прежде чем открыть дверь, Элизабет потянулась и замерла, прислушиваясь. Вдруг она резко толкнула дверь и остолбенела. Из комнаты дуло холодным морозным ветром.       — Бетти? — выгнула бровь Женевьева, выглядывая из-за плеча и замерла.       Комната была в полном хаосе. Сундуки Аланис и Элизабет были распахнуты, и их содержимое разбросано по полу. Матрасы на кроватях были небрежно уложены обратно, постельное белье скомкано, а окна распахнуты настежь. Книги, стоявшие на полках и в шкафу, валялись по всей комнате, как будто их в спешке сбрасывали вниз. Все дверцы и ящики у письменного стола и тумбочки на высоких ножках были открыты, и их содержимое вывалено на пол. Штора у кровати Женевьевы была наполовину сдернута, а ее кожаная сумка-дипломат, небрежно лежавшая у подножия кровати, выглядела так, словно с ней кто-то дрался. Женевьева, протиснувшись между косяком и Элизабет, подошла к сумке и внимательно осмотрела ее. Что-то не так, но что именно? Она опустилась на корточки, заглянула внутрь и поразилась: ничего не тронуто. Лишь рунная вязь, нанесенная у карманов, когда Женевьева считала подобное зачарование исключением, а не правилом, загадочно поблескивала, словно насмехаясь над ней.       «Плюсы ошибок в зачаровании: лот номер один», — мысленно обрадовалась Женевьева и поднялась на ноги, оглядывая комнату вновь.       — Что же это такое? — ошеломленно выдавила Элизабет, заходя наконец в комнату и закрывая за собой дверь. — Какому идиоту это нужно?       — Понятия не имею, — соврала Женевьева, прикусывая губу.       Элизабет мрачно нахмурилась и замахала палочкой, произнося заклинания. Все вещи, включая вещи Аланис и некоторые вещи Женевьевы, постепенно пересчитывались и укладывались на места. Женевьева отбросила сумку, присоединяясь. В шкаф вернулись все книги, на стол все пергаменты, тетради и учебники, в сундуки одежда и другие личные вещи. Матрасы, шторы и постельное белье вернулось в исходное положение, а окна были закрыты.       Элизабет села на свою кровать, все еще ошарашенно оглядывая комнату.       — Все вещи на месте, — пробормотала Элизабет. — Ничего не украли.       — А вещи Аланис?       — Тоже на месте. Твои?       — Все у меня.       Повисла тишина. Женевьева поджала губы, всматриваясь в свое отражение. Зеленые глаза недобро блеснули, а сапфировая заколка, не покидающая ее головы с самого освобождения из плена в поместье Малфоев, словно подмигнула ей.       Они не остановятся на этом. Женевьева чувствует.