Колесо Фортуны

      Снег под ногами звонко хрустел. В поле зрения появилось небольшое замерзшее озерцо с проломленным почти по середине льдом. Рядом с дырой валялась знакомая одежда — одежда Гарри Поттера. Женевьева резко остолбенела, завидев ее, а Рон, только-только догнавший ее, что-то воскликнул и, не задумываясь, ринулся прямо в ледяную воду. Только после этого Робеспьер нашла в себе силы отмереть и побежала к «проруби», направив в ее сторону палочку, и попутно подняла вещи друга и Гермионину палочку, откинув их чуть подальше, чтоб не мешались.       Наконец, из воды показалась рыжая макушка, удерживающая бессознательную тушку Поттера за туловище. При этом еще, неожиданно, удерживая в левой руке и меч Гриффиндора, и медальон-крестраж, и предпринял попытки вытащить друга. Женевьева тут же обхватила Поттера за его ледяные холодные руки и потянула на себя. Когда оба оказались на суше, Женевьева неосознанно накинула на обоих согревающие чары и кинулась к Гарри. Рон хрипло закашлялся.       — Ты… это… совсем спятил? — задыхающимся голосом глухо кашлянул он.       Веки Поттера дрогнули, из-под полуоткрытых глаз можно было вычитать полное отсутствие понимания того, где он и что произошло. Женевьева не выдержала и, неожиданно для себя, вдруг влепила пощечину полусознательно валяющейся на холодном льду тушке. Гарри разом вскочил и закашлялся.       Рон, тем временем, уже принял сидячее устойчивое положение и отбросил от себя меч в сугроб, при этом не выпуская из рук медальон. Поттеру понадобилась пара секунд, чтобы осознать, где он. Рон не дождался этого, возмущенно вскинул руку с болтающимся туда-сюда крестражем и пропыхтел:       — Какого Мордреда ты не снял эту дрянь перед тем, как лезть в воду?       — Идиот потому что, — фыркнула Женевьева, поднимаясь с колен, и резко бросила в лицо Поттера его одежду. — Меня больше волнует, по какой, чтоб его матушке в царстве смерти не икалось, причине он полез в озеро?       Гарри не ответил. Он молча смотрел то на Рона, начавшего волшебной палочкой просушивать свою одежду, то на Женевьеву, метавшую раздраженные взгляды своими малахитовыми глазами. Трясясь от холода, больше от своего тела, чем воздуха, его окружающего, потому что Робеспьер успела накинуть на него пару заклинаний, он начал натягивать на себя собственные, брошенные Женевьевой одежды. Поттер выглядел потерянно, словно маленький котенок, только что разлепивший свои глазки.       — Эт-то были в-вы? — наконец хоть что-то выдавил из себя Гарри.       — Ага, — кивнул Рон, поднимая меч из сугроба.       — Вы эту лань наколдовали?       — Чего? Да нет, я вообще подумал, что это Пожирательская, когда только увидел. А потом, что твоя.       — Его Патронус — олень, — напомнила Женевьева, стоявшая в метре от них; она скрестила руки на груди и вглядывалась в глубину озера, иногда прикусывая нижнюю губу, словно о чем-то думая.       — А, точно, — кивнул Рон, — А то она какая-то другая была. Безрогая.       Наконец, надев на себя всю свою одежду и взяв в руку палочку Гермионы, Гарри поднялся на ноги и повернулся к безучастно вглядывающейся в озеро Женевьеве.       — Откуда вы оба взялись? — с подозрением поинтересовался он.       Женевьева молчала; она слышала вопрос, но отвечать на него совсем не собиралась. Обида на Поттера все еще теплилась в груди, не позволяя ей начать говорить первой. А Рон, шмыгнув носом, вздохнул. Он до конца надеялся, что разговор об этом зайдет, ну, хотя бы немного позже, а в лучшем случае, вообще не зайдет. Рон прокашлялся, заставив Гарри повернуться к нему:       — Ну, ты понимаешь… мы вернулись. К вам, — а после неуверенно добавил. — Если вы нас примете.       Повисло молчание. Гарри тщательно что-то обдумывал. Он четко помнил, как ушли эти оба, и от одного только воспоминания об этом становилось настолько плохо, что даже начинало тошнить. Но они сейчас здесь. Живые и здоровые. Целые. И они спасли ему жизнь. Только Женевьева, с полупустым от успокоительных взглядом, обиженно делала вид, будто ее здесь нет и она вообще ни при чем.       Рон вздохнул и перевел взгляд с Женевьевы на меч, зажимаемый в руке.       — Ах, да, я его вытащил. — он чуть приподнял холодный меч, — Ты ведь за ним полез?       — Ага, — кивнул Гарри и хотел было что-то еще сказать, но тут вклинилась Женевьева.       — Придурок, акцио пробовал? — язвительно фыркнула она, наконец отрывая взгляд от воды.       — Самая умная? — ядовито процедил Гарри, — Пробовал. Не сработало. Пришлось нырять. И вообще! — он вновь повернулся к Рону, — Как вы нас нашли?       — Долго рассказывать, — повел плечом Уизли. — Мы долго вас искали. По всему лесу. Честно, я уж подумал, что придется под деревом ночевать, и тут слышу — треск странный, а Ева лань увидела и как ринулась! Если бы не она, то не успели бы, и ты… ну, утонул…       Женевьева неловко прочистила горло, отвернувшись. Она с Гарри, как бы, в ссоре, а тут про нее такие факты внезапно всплывают! В глубине души, конечно же, Женевьева искренне была рада, что Гарри остался жив и они успели. Как же ей не радоваться? Поттер был ее лучшим другом с первого курса. А то, что она до сих пор на него обижена, еще ничего особенного не значит. Наверное.       — Больше вы ничего не видели? Кроме лани? — поправил очки на переносице Гарри. Оправа в очередной раз немного покосилась; Женевьева раздраженно махнула палочкой, после чего сделала вид, будто не при чем, уставившись в черный ствол дуба, пока Гарри вскидывал брови и с подозрением косился на волшебницу.       — Нет, ничего, — покачал головой Рон. — Как меч оказался в озере?       — Его положил тот, кто прислал Патронуса. — одновременно выпалили Гарри и Женевьева, после чего удивленно переглянулись и резко сделали вид, будто ничего не слышали.       Рон только вздохнул: с этими двумя будет сложно, особенно сейчас, когда оба не хотят, как говорится, «жить дружно». Три пары глаз уставились на меч. Рукоять старого меча, украшенная крупными рубинами, поблескивала при свете зажженного люмоса из палочек Гарри и Женевьевы — уже стемнело достаточно, чтобы, если идти без света, не видеть и больше половины того, что лежит под ногами.       — Думаешь, настоящий? — выгнул бровь Рон.       — Есть только один вариант проверить, — сказал Гарри и кивнул в зажатый в другой руке Рона медальон.       Крестраж раскачивался, чувствуя надвигающуюся опасность. Та мерзкая часть души Темного Лорда чувствовала, что что-то не так, осязала угрозу. Гарри знал это — иначе бы крестраж не попытался его убить, когда он был под водой, пытаясь достать со дна меч. Женевьева усмехнулась и огляделась. Гарри повторил за ней и вдруг кивнул на плоский камень недалеко от них.       — Сюда, — махнул рукой он, а сам направился к камню. Он смахнул с него снег и обернулся.       Рон и Женевьева подходили ближе к Поттеру. Холодный ветер обдувал лица, заставляя девушку сморщиться. Мокрые волосы Рона и Гарри липли к их лицам, из-за чего ветер для них казался еще холоднее и колючее. Женевьева не могла на это смотреть и, сморщив носик, заклинанием высушила волосы парней. Рон покосился на Робеспьер с неловкой благодарностью, словно он вообще забыл о том, что волосы можно высушить, а Гарри — с удивлением. Он не скажет об этом, но даже такие простые действия, как починка покосившихся очков и сушка головы, сейчас тешили его сердце. Это же сделал не абы кто, а Женевьева, вечно строящая вид, будто ей никакого дела до всех нет.       Особенно сильно она начала себя так вести на шестом курсе. Гарри осознал, что причина была в нем, но это совершилось только после того, как на его выпад «уходи, если тебе так хочется», она действительно ушла. Лучше бы она влепила пощечину, ударила, да хоть Круциатусом ему все кости за такие слова сломала, но не уходила. Она была его лучшей подругой, самым близким человеком, даже ближе Рона и Гермионы, что, наверное, прозвучало бы грубо, если бы он сказал им это в лицо. Она была словно часть его семьи. Словно старшая сестра. И сейчас, когда она рядом после долгого отсутствия, он чувствует себя неловко, но вместо своей неловкости он показывает раздражение.       Рон протянул Гарри покачивающийся туда-сюда медальон-крестраж и меч Гриффиндора. Поттер лишь покачал головой.       — Я хочу, чтобы ты его разрушил.       — Что? — изумился Рон, — Нет! Я не смогу.       — Сможешь, — упрямо отрезал Гарри.       — Ты уверен, что, если мы это сделаем, меч сможет уничтожить крестраж? — выгнула бровь Женевьева, глядя на выгравированную змею на темном артефакте, — С чего ты вообще решил, что это сработает?       — Яд.       — О, мне же это все сразу объясняет!       — Ева, — нахмурился Рон, — Даже я понял, что он имеет ввиду.       — Окей, окей. Яд? — с прищуром повторила она. Когда Гарри кивнул, она развела руками, — Яд Василиска, ты имеешь ввиду?       — Да, его.       — С чего ты взял, что он способен уничтожить крестраж?       — С того, что я уничтожил дневник с помощью яда Василиска в конце второго курса, Ева, не тупи!       — Я не к этому, — отрицательно махнула головой Женевьева и внезапно забрала, чуть ли не истерично качающийся крестраж у Рона и приподняла его на уровне своих глаз, — Ты уверен, что ты уничтожил дневник и мы сейчас не делаем сами же себе медвежью услугу?       Повисло молчание. Но не из-за того, что все задумались над словами Женевьевы, вовсе нет. До этого истерично качающийся в руках Рона крестраж вдруг успокоился. Теперь он колыхался совсем немного, как будто от одного только дуновения ветра. Даже Робеспьер изумленно моргнула, взглянув на него, но потом она быстро собралась и выжидающе посмотрела на Поттера, опустив руку.       — Так ты уверен? — повторила Женевьева.       — Да, Дамблдор подтвердил. Так ты спокойна? — стиснув зубы ответил он, все еще глядя на зажимаемый в руке Женевьевы крестраж.       До этого момента она никогда не брала его в руки. Гарри не позволял. До ухода Рона его носили только Уизли и Поттер, не давая девочкам даже взглянуть на него, но после того, как их осталось трое, Гермиона вызвалась заменять Гарри. Женевьева сначала тоже хотела, но до нее очередь так и не дошла — она ушла раньше.       — Да, извини, — прочистила горло Женевьева и даже внешне стала более спокойной. Гарри только кивнул.       — Рон, давай, — вздохнул Гарри.       — Почему я? — колебался Рон.       — Потому что ты! Ты вытащил меч из озера — тебе ломать крестраж. Меч твой.       — Ну не-ет! — наотрез отказывался Рон. — Ты знаешь как это, — он кивнул на полностью успокоившийся крестраж в руке Женевьевы, — На меня действует! Я не смогу! Вы же оба знаете как эта дрянь на мне сказывается, сами видели! Становлюсь какой-то дурной! От нее так гадко становится, а потом, когда снимаешь, сразу же легче, а когда надеваешь, опять плохо… Я не могу, Гарри, пойми!       — Можешь, Рон! Можешь! — утверждал Гарри, — Я открою его, попрошу открыться на змеином языке, а ты шарахнешь по медальону со всей силы. Сразу же! А то эта мерзость отбиваться начнет. От крестража-дневника я чуть не помер, а что от этого будет? Давай, Рон. Эта дрянь уже давно поперек горла. Ева, клади крестраж.       Женевьева со вздохом приблизилась к камню, но еще не положила его, ожидая реакции рыжего друга. Рон колебался, молчал, прикусывая губу и большим пальцем нервно поглаживая рукоять меча. Он выдохнул.       — Я не могу… — отказывался Рон.       Стемнело. Единственным источником света сейчас были огоньки люмосов, освещающих ближайшее расстояние вокруг трех волшебников.       Женевьева не выдержала, резко оказалась рядом с Роном и выхватила из его руки меч, в другой все еще удерживая крестраж.       — Я его уничтожу. — произнесла Женевьева и вдруг скорчилась, словно от резкой боли.       — Что? — удивился Гарри.       — Глухой? — раздраженно и громко бросила девушка, — Я сказала: «Я его уничтожу». Что непонятного?       — Нет, Ева, отдай мне меч, — вдруг передумал Рон, — И положи крестраж на камень.       Женевьева лишь хмыкнула, а Гарри закатил глаза. Робеспьер этого и добивалась. Она знала, что Рон не позволит взять ей эту ношу на себя, и таким образом надавила на него. Они были хорошо знакомы, поскольку часто работали вместе. Если Рон не поддастся на её уловки, Женевьева, не задумываясь, выполнит всё сама, даже если это приведёт к проблемам.       Волшебница протянула меч Уизли, а сама направилась к камню. Когда она отпустила цепочку, волшебница зашипела. Всё то время, что она держала в руках эту дрянь после слов о том, что она уничтожит крестраж, она ее обжигала, оставляя на ладони кровавые запекшиеся, местами шипящие полосы, а сама цепочка словно приклеилась к ее коже. Гарри пробурчал себе под нос что-то нечленораздельное и сел на корточки, освещая ее ладонь лучше. В нос забил запах запекшейся крови.       — Что там? — осторожно поинтересовался Рон, подходя ближе.       — Ничего, стой на месте, — резко отозвалась Женевьева и переглянулась с Гарри.       — Потерпи, — понизил голос Гарри и резко дернул за свисающую цепочку.       На мгновение мир как будто померк. Волшебница зашипела. Рука Робеспьер задрожала, а глаза застлала пелена слёз. Медальон вместе с частью мяса ее ладони звонко упал на камень, и Женевьева едва не упала вместе с ним от боли. Но Гарри успел подхватить её под локоть, крепко удерживая.       Волшебница не заметила, как Гарри осторожно отвёл её в сторону и усадил на другой камень, перед этим отряхнув его от снега. Рон, увидев окровавленный крестраж, замер от ужаса. Однако он быстро взял себя в руки и взглянул на побледневшую Женевьеву, тщательно всматривавшуюся в свою ладонь, на которой осталось две полоски — и даже когда они заживут, они не исчезнут; шрамы вживутся в ее тело, оставив очередное ненужное напоминание о войне…       — Скажи, когда будет пора, — сипло попросил Рон и подошел к камню.       Гарри кивнул и подошёл к другу. На его шее всё ещё был виден след от цепочки, но он уже не так сильно болел, как ладонь Женевьевы. Женевьева смогла взять себя в руки и выпрямилась, сжимая в здоровой руке волшебную палочку, предварительно кинув на травмированную какое-то первое пришедшее на ум заклинание обезболивания. Она была готова ко всему, продумывая пути отступления и способы защиты.       Поттер выдохнул, будто сам готовился, после чего прищурился, вглядываясь в окровавленный крестраж Волдеморта. Медальон лежал спокойно. Ночной зимний ветерок, огибающий частые лесные деревья, задул сильнее, остужая серьезные лица молодых волшебников. Тишь пустого леса окружила их, заползая в них самих через щели, распространяя с собой разные чувства: Гарри — уверенность и спокойствие, Женевьеве — настороженность, а Рону — излишнюю нервозность. Последнему уже давно хотелось со всем покончить поскорее.       — На счет три, — кивнул Рону Гарри. — Раз… Два… Три… Откройс-с-с-ся!       Гарри со всей силы обхватил медальон, на случай если он станет вырываться. Из-за золотых створок крестража показалось два красивых, пылающих алым пламенем глаза. Они еще не были похожими на те, что запомнила эта троица, — в них не было змеиности, не было вертикальных узких зрачков. Это были человеческие глаза, с одним только отличием — почти полностью алые.       — Бей! — отозвался Гарри.       Женевьева даже вскочила, готовая на случай чего помогать Гарри или, чего хуже, Рону, который должен уничтожить эту мерзкую пакость, созданную из темной, нет, из черной магии! Рон дрожащими руками поднял меч и поднес кончик к бешено вращавшимся глазам, ярко светящим из медальона. Гарри ухватился за крестраж крепче, готовясь к тому, что вскоре он будет уничтожен.       Из крестража вдруг раздался завораживающий голос:       — Я видел твое сердце, и оно — мое!       — Не слушай его, Рон! Бей! — прохрипел Гарри.       — Я видел твои сны, Рональд Уизли, я видел твои страхи. То, о чем ты мечтаешь, может сбыться, но и то, чего ты боишься, может сбыться тоже…       — Бей! — заорал Гарри.       Голос Поттера прокатился эхом между деревьями. Клинок задрожал; Рон не мог оторвать взгляда от глаз Реддла — еще человеческих, чарующих, пугающих. Женевьева неосознанно оказалась ближе, нашептывая одно из лечащих заклинаний; царапины на ладонях Гарри то заживали, то снова появлялись — медальон не переставал истерично дергаться под руками Избранного.       — Нелюбимый сын у матери, которая всегда мечтала о дочери… И девушку не сумел удержать, она предпочла твоего друга… Вечно на вторых ролях, вечно в тени…       — Рон, бей скорее! — рявкнул не своим голосом Гарри, чувствуя, как содрогается медальон под его руками и как бешено начинало стучать его собственное сердце.       Тут глаза Реддла пугающе вспыхнули. Рон, только-только занесший меч, чтобы резко ударить по медальону, замер.       В окошечках медальона из глаз, пугающе пузырясь, вырисовались две знакомые, изуродованные до отвращения головы — Гарри и Гермионы. Рон вскрикнул от неожиданности и попятился, даже Гарри, до этого уверенно удерживающий крестраж, пропустил удар и ослабил хватку. Но он быстро собрался, еще не зная, что дальше эти пузырящиеся отвратительные головы вдруг вылезут противной черной дымкой из медальона, вырастая в нечто, отдаленно напоминающее людей.       Вырастая из одного корня, словно сиамские близнецы, с изуродованными длинными тонкими конечностями и непроизвольно большой головой, показались пугающие знакомые силуэты. Но знакомого в этих силуэтах было мало — только лица. Вдруг Гарри вскрикнул, отдернув руки от крестража. На его руках остались ожоги от раскаленного добела медальона — даже поддержка Женевьевы не помогла защитить его от ран.       — Рон! — крикнул он, но изуродованный дымчатый силуэт, напоминавший Гарри, вдруг заговорил не своим голосом.       — Зачем ты вернулся? Нам было лучше без тебя, мы были счастливы! Мы радовались, что ты ушел… Мы смеялись над твоей глупостью! Над твоей трусостью и самомнением…       — Самомнением! — подхватила призрачная Гермиона, своим писком отдаленно напоминая почему-то Беллатрису.       Наконец, уродливые силуэты приняли более человеческий облик. И этот облик наводил не менее большого ужаса. Призрачная Гермиона стала еще красивей, полыхая алыми глазами. Ее изящное, без единого уродства личико смотрело на Рона с таким презрением, что даже Женевьеве и Гарри невольно стало не по себе. Рон стоял завороженный и испуганный.       — Кому ты нужен, когда рядом Гарри Поттер? Что ты сделал в своей жизни, чтобы сравниться с Избранным? Кто ты такой, против Мальчика, Который Выжил?       Волосы Гермионы, подобно змеям Медузы Горгоны, поднялись, словно намереваясь зашипеть и впиться в шею, выпрыскивая из себя смертельный яд. Рон смотрел, остолбенев; он был слишком испуган.       — Его бы всякая предпочла, ни одна женщина тебя не выберет! Ты ничтожество рядом с ним! — проворковала, словно дьяволица-суккуб Гермиона и расхохоталась сладким, пугающим смехом, сливаясь в страстных объятиях с призрачным Гарри.       — Рон, бей, а то я сама это сделаю! — злобно крикнула Женевьева.       Призрачная дымка замерла. Поочередно медленно дымчатые пугающие лица обернулись на стоящую с палочкой наготове Женевьеву. Почему-то в двух парах алых призрачных глаз мелькнула тоска, и даже алые огоньки в глазах начали затухать. Робеспьер замерла, готовая к очередному подобному прошлым действиям пассажу, но крестраж молчал.       Сверкнул меч. Гарри перекатился в сторону. Послышался скрежет металла и громкий, излучающий агонию вопль. Уродливая черная дымка растворилась. Рон стоял совсем рядом с осколками, оставшимися от уничтоженного крестража. В его глазах туманом стелилась пустота. Он устало провел рукой по лицу, отбрасывая меч в сугроб.       Женевьева отмерла и подбежала к Гарри, подавая ему руку; она совсем забыла о своей обиде на него и о своей невылеченной ране в ладони. Между волшебниками повисла тишина. Рон схватился за виски, массируя их, после чего вдруг, тяжело дыша, отвернулся и свалился на колени. Он дрожал, но не от холода.       Женевьева переглянулась с Гарри, словно в немом диалоге. Кивнув друг другу, Женевьева направилась в сторону сломанного крестража и засунула его в свою сумку, а Гарри подошел к Рону, опустившись на одно колено перед ним и что-то тихо сказал.       — …неделю плакала. Может, и дольше, только я этого не видел. Ева подтвердит, часть дней она видела, пока сама тоже…       Волшебница отвернулась, делая вид, будто ее здесь нет. В таких делах она не мастер. Только хуже делает. Поэтому всегда проще просто сделать вид, будто тебя здесь нет.       — Она мне как сестра, я люблю ее как сестру, и она, я думаю, так же ко мне относится… — тихо продолжал Гарри.       — Да, Гарри, прости я… Это все мои внутренние страхи. Они не должны были вас касаться…       — Не извиняйся, мы не могли знать, что это случится.       — Это крестраж Сами-Знаете-Кого еще про меня дрянь всякую плести не начал, — внезапно сказала Женевьева с лёгкой насмешкой в голосе. — А то все вы склонны подозревать меня во всём. Я сразу же становлюсь для вас и глупой чистокровной, и Пожирателем, и, чего уж там мелочиться тогда, сразу женой Лорда! Интересно, в глазах Рона я кто-то один из всего перечисленного или сразу все? Как у Гарри?       — Женевьева! Хватит! — хмуро прервал ее Гарри. — Ты перегибаешь.       Женевьеве показалось, что она ослышалась. Неужели Гарри назвал её полным именем? Он настолько серьёзен?       Когда он называл её полным именем или, что ещё хуже, по имени и фамилии, это всегда предвещало что-то очень серьёзное. Женевьева понимала, что сейчас не лучшее время для ссор, но в этом есть и хорошая сторона — возможно, ситуация с крестражем и духовным падением Рона разрешится быстрее, и они выместят свои эмоции на неё.       — А что? Разве не ты мысленно меня во всех грехах обвиняешь? Вечно я во все встреваю, вечно во всем виновата.       — Ева, не надо сейчас об этом, — покачал головой Рон, и его лицо оживилось.       — Если бы ты только знала… Если бы ты действительно прочитала мои мысли и узнала, а я уверен, что ты способна на это, ты бы не… — Гарри сделал паузу и неожиданно произнёс: — Ева, я просто беспокоюсь за тебя. Я никогда не обвинял тебя во всех грехах и не считал предательницей!       — Вот как? — саркастично вскинула брови Женевьева. — Отлично. Напомни-ка, чьи слова: «Да, это твоя проблема?»       — Ты все еще обижаешься? Ева! Неужели ты настолько злопамятная?       — Я? Ни в коем случае. Я просто злая и память у меня хорошая.       — Ева! — воскликнули оба парня.       Женевьева примирительно подняла руки, делая вид, будто сдается, после чего повернулась, вглядываясь во тьму леса. Люмос освещал только ближайшую пару метров вокруг волшебников. После, она сделала усилие над собой, и мысленно перешагнула некую грань, из-за которой она долгое время не выходила. Она повернулась лицом к мальчикам и вздохнула:       — Ты, Рон, молодец, — устало улыбнулась Женевьева, — За сегодняшний день ты действительно много сделал. И мне жизнь спас, и Гарри. И крестраж укокошил…       — Так, с этого момента поподробнее, — вклинился Гарри, опять нахмурив брови, — Каким образом он тебе жизнь спас? Вот только не надо корчить такое лицо и придумывать, как на тебя с неба свалился кирпич, а Рон героически подставился под него сам, толкнув тебя в лужу.       — Тогда я не буду ничего рассказывать, — буркнула Женевьева, вспоминая утренний казус с Пожирателями, смерть Ханны, побег в маггловское кафе, а после и попадание в ларек книг по темным искусствам, в котором их чуть не поймали.       Всё-таки она переборщила с успокоительными. Как раз к этому моменту его действие почти закончилось, оставляя за собой только едва заметный флёр. Робеспьер замерла, глядя в одну точку. Воспоминания всего дня накатили на нее, и она вдруг осознала всё, что произошло за день. Девушка вдруг схватилась за волосы.       — Это не день, а пиздец какой-то! — прошептала Женевьева и ущипнула сама себя за щеку.       Гарри хотел что-то вставить, и явно саркастичное и едкое, но его попридержал Рон, понизив голос:       — Я тебе все позже расскажу. Ева только-только от передоза успокоительными отходит.       — Передоза?!       — Да не ори ты!       — Нет, Рон, я сама расскажу. Но не сейчас… — мотнула головой Женевьева и выдохнула, стараясь унять начавшуюся дрожь в руках.       Гарри и Рон переглянулись. Дальше разговор волшебница не слышала, погрузившись в себя и то, что произошло. За ней была эта отвратительная привычка уходить куда-то далеко внутрь себя и возвращаться в неудобный момент. Мадам Помфри в Хогвартсе говорила, что это от стресса и если меньше волноваться, то это пройдет. Наверное, именно поэтому Женевьева начала так сильно налегать на успокоительные во время войны. Гарри считал, что она сильнее, чем она думает, и скоро волшебница сможет в себе это перебороть, но, наверное, она была слишком слаба, поэтому начала срываться. Особенно после того, как ушла от Гарри с Гермионой.        Женевьева ощутила, как кто-то потянул ее за руку. Она даже смогла придти в себя и увидеть, что ее под локоть по темным тропам ведет Гарри. Позади шел Рон, постоянно оглядываясь по сторонам и держа в руках меч Гриффиндора и две палочки — свою и Женевьевы, успевшую выпасть, пока она была в таком состоянии.       Волшебница не знала, как они ее терпят в такие моменты. Она знала, как это выглядит со стороны — абсолютно жалко. Ее мать до определенного момента, коим являлась смерть ее мужа и отца его двух дочерей Дафны и Женевьевы, была абсолютно здорова, но потом с каждым днем она все чаще и чаще уходила в себя, пока, наконец, не заперлась в своем собственном сознании по собственному желанию. Скольких бы колдомедиков Женевьева ни сменила бы любимой, ласковой, нежной матери, которую девочка очень любила, ей не становилось лучше. Но и хуже ей не было. Она просто не хотела спасаться. Ни ради старшей дочери, у которой Женевьева видела такое состояние только единожды и то минуты две от силы, ни ради младшей, отданной на растерзание сестре отца — Эльфриде Айхингер.       Женевьева обернулась к Рону и выхватила у него свою палочку, заставив его даже споткнуться — он удивился тому, как быстро Женевьева вышла уже из знакомого ему состояния.       — Я прослушала, мы идем в палатку? — тихо поинтересовалась Женевьева и выставила палочку с люмосом вперед.       — Да, — кивнул Гарри, отпуская ее руку.       Он перевел пару проницательных глаз на подругу, осматривая ее. И все-таки нет. Полностью из своего небытия Робеспьер не вышла, оставаясь где-то на грани между реальностью и забвением. Она шла с абсолютно пустым выражением лица — даже ее лицо под успокоительными не выглядит настолько мертвым. Но она хотя бы способна говорить и мыслить. Это уже хорошо.       Наконец перед их глазами появилась знакомая палатка. Гарри занырнул внутрь первый и сразу же пошел будить Гермиону. Женевьева зашла следом и, не видя дороги перед собой, по памяти дошла до дивана, сразу же опустившись на него и уставившись в одну точку. Рон топтался у входа.       На грани сознания Женевьева слышала сначала тихие разговоры, а потом бессвязную ругань. Конечно же, эта ругань на самом деле была очень даже связной, но Робеспьер опять умудрилась погрузиться в себя, обдумывая всё то, что произошло с тех пор, как она ушла от Гарри с Гермионой. Женский визг, иногда прерывающийся громкими мужскими возгласами, заставлял Женевьеву иногда отвлекаться, но их ссора по итогу становилась волшебнице настолько неинтересной, что она опять зарывалась всё глубже и глубже в собственные мысли.       Могла ли она поступить иначе? Может, стоило поступать более обдуманно? Что на самом деле произошло с родителями Ханны? Они по-настоящему мертвы, или Беллатриса только блефовала? А сама Ханна? Почему она поверила в то, что они оставят ее в живых, если она выдаст Женевьеву? Зачем Женевьева Пожирателям? Ради того, чтобы выпытать местонахождение Гарри? Выпытать планы Ордена?       Возгласы стихли. Разговор перешел на более спокойные тона. Неожиданно для себя, Женевьева отвлеклась на эту тишину и резко вынырнула из вязкой патоки тревожных размышлений.       — Нет, Герми, пусть сидит себе спокойно. Она сейчас не в том состоянии, чтобы нормально с нами контактировать, — это был голос Гарри.       — Гарри, заткнись, мать твою, и перестань делать вид, будто я настолько инвалидка, что уже не слышу, что вы говорите обо мне в моем присутствии. — неожиданно раздраженно и резко ответила Женевьева, покосившись в сторону друзей.       На их лицах отразилось удивление. Гарри собирался что-то сказать, но, как и в прошлый раз, его схватил за плечо Рон, тихо шепнув:       — Не продолжай это, приятель.       Сам Гарри стоял уже с какой-то неизвестной палочкой в руке. Если верить рассказам Рона из того дня, когда она только-только покинула палатку, фактически, сбежав от друзей, то она ранее принадлежала кому-то из егерей, на которых он по случайности наскочил.       Гермиона стояла радом с парнями, раскрасневшаяся от злости, хотя сейчас она уже не злилась, лишь раздражалась. Женевьеве она ничего не сказала, но в ее глазах блеснули наворачивающиеся слезы. Она отвернулась и забралась в свою кровать.       Горло сдавило. Женевьева прикусила губу. Как же ей было стыдно! Она просто взяла и бросила Гермиону, которая, по сути даже не поругалась с ней! Ладно Гарри, с ним итак все понятно. Но Герми…       Тишина, повисшая в палатке, несомненно, давила. Она была неловкой и тревожной. Женевьева не смогла сдержаться, и под пристальными обеспокоенными взглядами парней, поднялась, подхватывая свою сумку. Она подошла к столу, поставив туда портфель и открыла его, доставая оттуда, сначала разломленный на части крестраж, а после и книги по темным искусствам.       — Это че? — хмуро выпалил Гарри, подходя к подруге со спины. Прочитав названия на корешках, он возмутился: — Ты обалдела?       Гермиона подняла голову с подушки, озаряя комнату своим недовольным лицом. Гарри повернулся к Рону, и ткнул пальцем в книги, лежащие теперь на столе:       — Ты как позволил этому случиться?       — Гарри, я сама решу, что мне делать, окей? — вместо Рона ответила Женевьева. — К тому же нам не помешает изучить их искусства, чтобы понять как с этим бороться. Не тупи, пожалуйста.       — Это темная магия! — рявкнул Гарри.       — Давай тогда от Авад Конъюктивитусами отбиваться!       — Женевьева Робеспьер!       — Что, Гарри Поттер? Не хочешь, не изучай! Я сама изучу и сама буду это использовать!       — Это опасно, Ева!       — А Бомбарда не опасна? А Секо? А Левикорпус? Или «ты не понимаешь, это другое»?       — Темная магия во много раз опаснее, чем Левикорпус! Она сводит с ума!       — Ну конечно, а то я этого не знаю! Спасибо, Гарри, что напомнил! А я повторю: я сама решу, что мне делать. К тому же, есть шанс, что из этих книг я подчерпну информацию, которая мне поможет, точнее, нам поможет, уничтожить и другие крестражи! Что, если меча у нас вдруг не окажется под рукой, а живого Василиска и в помине нет рядом с нами? Что тогда? Я уверена, есть и другие способы уничтожения крестражей! И я собираюсь это узнать! А то, что я еще и что-то другое из этого всего подчерпну, только на руку! Я смогу понять, как бороться с этой мерзкой темной магией! Молчишь, Гарри? Вот и молчи. Все равно ты ничего дельного противопоставить мне сейчас не сможешь. А речи в духе Дамблдора о свете и любви оставь на битву с Волд…       — Нет, Ева! — воскликнул Рон, словно что-то ей напоминая.       Она разом заткнулась и рвано выдохнула, схватив один из томов по темным искусствам и свалилась на стул. Гермиона, выглядывающая со своей кровати, с каждой фразой, произнесенной Женевьевой становилась все изумленнее и изумленнее, а сейчас молча всматривалась в хмурое лицо подруги. Рон, облегченно выдохнув, опустился на диван, попутно снимая наконец с себя куртку. Гарри оперся руками о стол, и сверху вниз одарил Женевьеву серьезным взглядом:       — Уже не боишься его по имени называть? — прищурился он и повернулся к Рону, — А ты чего ей договорить не дал? Может еще чего придумала, а потом и сразу же на оскорбления перешла.       — Гарри! — осуждающе посмотрел на друга Рон, — Я тоже не рад ее решению изучать темную магию, но она прямо сказала, что она сама это будет делать. Да и на пользу…       — Ты чем его одурманила? — изумился Гарри, обращаясь к Робеспьер.       — Хорошим отношением и милой улыбочкой, — язвительно фыркнула та.       — О! Ну это прекрасно! Может, ты своей улыбочкой одурманишь и Волде…       — Заткнись! — заорали Рон и Женевьева, да так, что Гермиона подскочила и совсем потеряла желание спать.       — Вы обалдели? — ахнула Гермиона. — Кричите как обезьяны-ревуны!       — Это все Гарри, — хором отозвались Рон и Женевьева, заставив его изумленно вскинуть брови.       — А, вы не знаете еще что ли? На имя Сами-Знаете-Кого табу наложили, — объяснил Рон. — Теперь Его имя нельзя называть вслух. По нему отслеживают людей, если произнесешь его имя, то все защитные заклинания разрушаются. Так нас и отловили тогда, на Тотнем-Кортроуд, помните? Простой и удобный способ выявить всех членов Ордена! Кингсли вот чуть не поймали…       — А кричать обязательно было? — прищурилась Грейнджер.       — А эта ошибка авады Темного Лорда по-другому не понимает. — метнула ядовитый взгляд в Поттера Робеспьер. — Всю жизнь с крикунами магглами в одном доме провел. Его приучили только на крики и оскорбления отзываться.       — По себе судишь, да? — процедил Гарри.       — Молчать! — топнула ногой Гермиона. — Вы оба сейчас затыкаетесь и не мешаете мне спать! Ты, Гарри, отстань от Евы, пусть делает что хочет. Знай, я тоже не поддерживаю ее решения, но в нем есть зернышко логики. А ты, Женевьева, перестань огрызаться! Только вернулась, а уже ругаться начала! Всё, я все сказала!       В палатке повисла тишина. Рон неловко отводил взгляд, закидывая голову в потолок, Гарри раздраженно фыркнул, отлипая от стола, и ушел куда-то за один из пологов, а Женевьева на его пассаж только закатила глаза и погрузилась в мерзкое чтиво, которое она потом будет перечитывать много раз, стараясь каждый раз найти подводные камни.       Вскоре Гермиона уснула, а Рон, вздохнув, и сам собрался спать. Гарри сидел на своей кровати, поглядывая в размеренно читающую Женевьеву, иногда замечая за ней гримасы отвращения, словно бы она скоро начала биться головой об стол, но сдерживалась.       Когда Рон уснул, Гарри тихонечко вылез со своего спального места и подошел к чайнику. Вода в нем давно остыла, но благодаря паре заклинаний через две минуты она уже была нагрета чуть ли не до кипятка. Вода разлилась по двум кружкам, смешиваясь с заваркой.       Кружка тихо встала рядом со сломанным крестражем перед Женевьевой. Гарри опустился на стул напротив читающей волшебницы и поставил свою кружку перед собой на стол.       — Спасибо, — тихо выдавила из себя Женевьева, принимая сделанный Поттером чай.       Ответом была тишина. Женевьева продолжила читать, иногда поднося кружку с горячим чаем ко рту. Поттер сидел молча, смотря куда-то сквозь Женевьевы от усталости. Он провел рукой по лицу, снимая очки, и выдохнул. Немного помолчав, он тихо спросил:       — Болит? — и посмотрел на ее ладонь левой руки, почти наполовину лишившуюся мяса.       — Дурной, что ли? — беззлобно выгнула бровь Женевьева и кивнула на его обожженные, хоть и не так сильно, ладони. — А у тебя болит?       — Болит…       — Ну и у меня, значит, болит. Чего такие глупые вопросы задаешь? — фыркнула Женевьева.       И вновь пауза. Гарри отвернулся от посмурневшего лица Женевьевы. Это так странно. Еще недавно она была живой, яркой и харизматичной девушкой, способной внести в атмосферу спокойствие и радость. Хотя, это «недавно» было год назад, поэтому трудно об этом говорить. Гарри больно было видеть свою близкую подругу такой серьезной, ядовитой, придирчивой. Конечно, она всегда была серьезной, но не до такой степени, что теперь даже в собственных воспоминаниях забывается то, что раньше она умела улыбаться. Услышать ее смех, увидеть улыбку сейчас словно увидеть воочию цветение редкого цветка. Хотя нет, она улыбалась, но улыбка ее была совсем не та. Уставшая, выдавленная словно специально, просто потому что так надо, совершенно неискренняя.       А Гермиона? Она тоже стала очень редко улыбаться, слишком резко повзрослела. Без синяков под глазами и опухших от частых слез век теперь было сложно ее представить. Рон тоже стал серьезнее, некоторые черты забрав у Женевьевы, наверное, благодаря тому что они часто работали вдвоем.       Сам Гарри, наверное, тоже изменился. Ему сложно об этом рассуждать, он не видит себя со стороны. Но Женевьева бы с уверенностью смогла бы заявить, что да. Он изменился. Возмужал, повзрослел. Его взгляд в разы потяжелел, часто сложно было продержать с ним зрительный контакт хотя бы минуту, ведь он смотрел так, словно буравил насквозь, грубо вырывая из своего собеседника все сокровенное.       Ужасы войны не проходят бесследно.       — Что там в твоих «темных искусствах» -то пишут? — поднимаясь из-за стола, тихо поинтересовался Гарри.       — Бред сивой кобылы, — покачала головой Женевьева. Гарри лишь тихо хмыкнул, доставая из одного из шкафчиков лечебные мази и волшебный бинт. — Автор сего опуса утверждает, что у темной магии, в отличие от «обычной» — так называют общепринятую, — больше возможностей в плане границ. Мол, у темной магии границ нет, когда обычная имеет четкие разграничения. Он так пишет, словно это о бытовых заклинаниях, типа очищения одежды от грязи!       — Н-да, Ева, вот это ты глупая, оказывается! — шутливо хмыкнул Гарри, садясь на стул напротив нее, неожиданно выхватил левую руку Женевьевы и начал намазывать ей на ладонь щипающую заживляющую мазь. — Надо было «Темную магию для чайников» приобретать.       — Опять эта твоя щипучая мазь, — прошипела Робеспьер, — У меня не много времени было все сразу книги с полки забирать. Пожиратели на пороге были.       — С этого момента поподробнее, — серьезным тоном сказал Гарри, принявшись заматывать руку Женевьевы бинтом.       Волшебница вздохнула, закрывая книгу, попутно закинув в нее вместо закладки цепочку крестража, на коей уже высохла ее кровь, оставшись на металле словно темная ржавчина.       — Там долго рассказывать, — пробормотала Женевьева, стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить уснувших друзей. — Если вкратце, то опять из-за меня проблемы возникли.       Женевьева поникла и забралась на стул с ногами, прижав их к груди. Гарри откинулся на спинку стула, изучая выражение лица подруги. Воздух сразу же стал тяжелым.       — Ну, Ев, от тебя, по крайней мере проблем меньше, чем от меня, — попытался успокоить ее Гарри.       По помещению пронесся тяжелый женский вдох. Женевьева слабо кивнула. Молчание длилось еще пару мгновений. Гарри уже было отвернулся, с мыслью, что пора желать подруге спокойной ночи, затаскивать ее в кровать, а самому оставаться на дежурство, как она сиплым голосом произнесла:       — Ханна мертва.       Гарри замер. Женевьева уткнулась лбом в колени.       — Я видела это своими глазами, — прошептала она. — Я могла это предотвратить, но не сделала этого.       — Ты не могла знать, что это случится.       — Но я предполагала, — Женевьева подняла голову, озаряя Гарри уставшим взглядом. — Я понимала, что это случится, но ничего не сделала. Я тогда ушла из Норы без Рона. Под сильнодействующими успокоительными. — Девушка опустила колени и уперлась локтями в стол, вцепившись пальцами в свои длинные, собранные в косу волосы. — Решила, что стоит найти литературу по темной магии, чтобы хоть что-то узнать или понять о том, как можно избавляться от темных артефактов, необязательно от крестражей. Это же по факту почти одно и то же! Наткнулась там на Аббот. Она была испуганная, нервная. Она схватила меня за руку, повела меня на выход из Лютного, твердила, что «они» здесь, завела меня в тупик и… — Она подняла глаза на Гарри. — Там были почти все элитные Пожиратели, Гарри. Я понятия не имею, как я сбежала и осталась все еще жива, но… Ханна, она… Беллатриса ее убила.       — Это тогда тебя Рон от смерти спас? — осторожно спросил Гарри. Его лицо становилось всё более хмурым с каждым словом Женевьевы.       — Да, — кивнула Робеспьер. — Не знаю, что бы я без него делала… валялась бы у них в темницах под пыточными, наверное. Или мертвая.       Со стороны кровати Гермионы послышался шелест. Она перевернулась на другой бок. Женевьева и Гарри оторвали взгляд от кровати подруги и переглянулись.       Гермиона не спала. У нее появилась привычка просыпаться через какое-то время, чтобы проверить Гарри. Обычно Поттер спит плохо, кошмарами. Бывает, у него повышается температура и Гермионе приходится за ним наблюдать. Но сейчас она усиленно делала вид, что спит; она не могла себе позволить разорвать этот редко появляющийся между Гарри и Женевьевой момент, особенно сейчас, когда у них вместо нормального диалога бывает только ругань.       Сердце Гарри сжалось. Он не мог смотреть на то, какое отчаяние в глазах Женевьевы могло крыться за маской пустоты и равнодушия. Острыми осколками в его грудь впивалось осознание, что сам он ничего не может сделать с этим. Он не способен на такое. И из-за этого корил себя, ненавидел. Раздражался настолько, что говорил то, что не стоило бы говорить ей. Сам себе и ей делал хуже, принося страдания всем вокруг, ощущая свои собственные. Ему очень хотелось все изменить, хотя бы с Женевьевой. Но знание того, что, даже если он попытается что-то изменить, в итоге все все равно придет к единому концу, останавливало его.       — Рон тогда появился как из ниоткуда, — продолжила Женевьева. — Его делюминатор привел. Он уже рассказал вам, как он работает, а то я не слушала? — Получив положительный кивок, волшебница продолжила: — Он оглушил парочку псов «Бомбардой» и вытащил меня из Лютного.       — Не вини себя за то, что там было. — вздохнул Гарри. — Ты не виновата, слышишь?       Женевьева лишь кивнула и вдруг растянулась в уставшей неискренней улыбке.       — Давай, иди спать. Сегодня я подежурю. — тихо сказала она, попутно доставая из своей сумки пачку сигарет. Женевьева встала и направилась к выходу из палатки.       А Гарри молча сидел еще так пару минут. Он вглядывался в книгу в черной кожаной обложке, из которой выглядывал сломанный крестраж Волдеморта, используемый в этот момент Женевьевой вместо закладки. Он был весь в крови, напоминая о том, что было буквально около часа-полтора назад. Тот ужас, что тогда ощутил Гарри был отвратителен. Поттер никогда не признается, но ему было страшно.       Поттер нацепил на нос свои очки и поднялся. Единственное место, не покрытое кровью подруги на медальоне Слизерина, блеснуло под светом летающих огоньков. Со вздохом парень вышел из-за стола, напряженно обдумывая слова Женевьевы и произошедшее.       Когда он наконец лег в постель, Женевьева вернулась внутрь и вновь уселась за чтение, отбросив крестраж подальше от себя. В голове Поттера вновь вырисовался момент, когда две пары алых глаз посмотрели на Женевьеву. Этот тоскливый Реддловский — еще не Волдемортовский — взгляд, направленный на его лучшую подругу, он еще не скоро забудет. Точнее, он никогда о нем не забудет.

***

      Дни шли одинаково нудно. И каждый день Женевьеве хотелось биться головой о все твердые поверхности, что вообще есть в этой палатке. Пособия по темным искусствам шли со скрипом, заставляя Женевьеву напрягать все свои мозговые извилины. Может быть, это она просто глупая, или же проблема была в той идеологии, которой придерживается Женевьева, но понять то, почему волшебники готовы обменять свой рассудок на абсурдные величие и силу, она не могла. И то, и другое можно было бы получить, обучаясь и обычной магии, но нет, определенные лица решили иначе.       К слову, биться головой хотелось не только от книг по темной магии, но и от вечных стычек с Поттером. Казалось бы, только они начинают нормально общаться, как Гарри что-нибудь ляпнет, а Женевьева подхватит. Пару раз доходило до рукоприкладства; естественно, жертвой побоев кожаной сумкой оказался Поттер. Пару раз вмешивался Рон, но когда он получал Жалящее в ответ на что-то по типу «давайте жить дружно», он осторожно отходил к стеночке, становясь рядом с Гермионой, уже давно решившей, что ей ее нервы дороже и вмешиваться в это она не собирается. Главное, чтоб не переубивали друг друга.       Благо, хоть какая-то польза от ссор Гарри и Женевьевы была — Рон и Гермиона помирились, и последняя перестала делать вид, будто Уизли не существует.       Женевьева поднесла кружку с чаем к губам. Вот из-за чего Робеспьер точно не будет ссориться с Гарри до боев насмерть, так из-за горячего напитка с плавающими по дну засушенными чаинками. У Поттера слишком хорошо получается его заваривать, не то что у Грейнджер. У нее вместо чая был какой-то непонятный маггловский пакетик на веревочке, от которого вдогонку еще и слишком странно пахло. Ну а Рон… А Рон — это Рон!       Рядом прошелестела страница — Гермиона продолжала выдавливать из «Сказки барда Бидля» всё, что только можно. Она сидела прямо напротив Женевьевы, в это же самое время перелистывающей толстенную книгу в черном кожаном переплете. Ни намека на то, что Робеспьер искала в ней, не было, но при этом содержание было по темным артефактам. С каждым часом, проведенным за этой книгой, желание Женевьевы выбросить ее к Мордреду и забыть повышалось.       — Женевьева, — позвала Гермиона.       — М? — подняла голову Женевьева.       — Помнишь тот знак, что мы видели на могильной плите на кладбище?       — Ну?       — Он полностью совпадает с этим, здесь, — Ткнула Гермиона в книжку, указывая на треугольник со вписанным кругом и биссектрисой.       — И? Это я знаю, ты уже мне успела рассказать об этом в ту ночь.       — Нет, я не к этому! Смотри! — Гермиона подняла с выдвинутого рядом с ней стула книгу — «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» Риты Скиттер — и с глухим стуком придвинула ее к Женевьеве. — Вот! Видишь?       Женевьева отложила от себя начавшую бесить книгу в черной обложке и вгляделась в колдографию на раскрытой странице. Робеспьер вскинула брови: на еще белой бумаге отображалась точная копия письма Геллерту Гриндевальду, — самому страшному темному лорду Европы, — написанное таким знакомым летящим почерком Альбуса Дамблдора.       — Это че? — нахмурилась Женевьева, придвигая книгу ближе к себе и вдруг закрыла ее, смотря на обложку, а потом вернулась на ту страницу, что открывала Гермиона, — Какого хрена Дамблдор Гриндевальду писал? Еще и такие слова… — девушка вчиталась и возмутилась, — Че?! Какое господство над магглами? Он обкурился в молодости?! Хотя по нему заметно было…       — Долго объяснять, сама потом почитаешь. Ты на подпись посмотри!       Женевьева выгнула бровь, но подчинилась. В это же время в палатку с ведрами с водой в руках вошли Гарри и Рон. Завидев девочек, обложившимися книгами, причем погруженными в обсуждение чего-то общего, они переглянулись и подошли к ним. Женевьева всматривалась в подпись Дамблдора. Вместо буквы «А» в имени «Альбус» был нарисован тот же треугольный значок, что был в книге сказок.       Гарри подошел к Женевьеве со спины и, прищурившись, нагнулся над ней, смотря на то, что она делает. На мгновенье на его лице отразилось разочарование оттого, что письмо Дамблдора к Гриндевальду все же не оказалось выдумкой журналистки Скиттер. Однако оно в миг исчезло, сменившись гримасой шока — Женевьева резко зарядила ему локтем под дых.       — Кха! — выдохнул Гарри, складываясь пополам.       Рон прыснул.       — Что вы делаете? — спросил Уизли, глядя то на Грейнджер, то на Робеспьер.       Однако вопрос остался забытым. Женевьева подняла взгляд на исполненную азартом Гермиону и покачала головой.       — Нет.       — Я даже еще ничего не сказала! — возмутилась Грейнджер.       — И не надо, я уже предвкушаю приключения, которые принесут нам мало чего хорошего.       — Ты всегда так говоришь!       — И всегда оказываюсь права.       — Может быть, вы сначала объясните, что здесь происходит? — спросил Гарри, отодвигая стул рядом с Женевьевой и садясь. Он обвёл подруг взглядом.       Рон последовал его примеру и сел рядом с Гермионой, глубоко вздыхая. Женевьева скептично оглядела друзей, после чего отодвинула книгу ближе к Гарри, ткнув пальцем в треугольный знак. Рон нагнулся через стол, пытаясь разглядеть то, на что с пренебрежением указала Женевьева.       — Знак, Гарри! — воодушевленно воскликнула Гермиона, — Все время этот знак всплывает, понимаешь? Конечно, Виктор Крам говорил, что это символ Гриндевальда, но мы же его видели на той старой могиле в Годриковой Впадине, а даты на ней намного раньше Гриндевальда! И теперь еще это письмо. Ну, Дамблдора или Гриндевальда мы не сможем спросить, — я даже не знаю жив ли Гриндевальд сейчас, — зато можно спросить мистера Лавгуда! Я уверена, Ева, Гарри, это очень важно! Помните, мистер Лавгуд на свадьбу же с этим символом пришел! Он точно что-то знает!       — Не надо нам второй Годриковой Впадины, — после недолгой паузы озвучил мысли Женевьевы Гарри, что Робеспьер аж ахнула и похлопала. — Мы тогда убедили друг друга, что это нам очень нужно. А что в итоге?       — Умнеешь не по годам! — саркастично восхитилась Женевьева, — Интересно, что тебя от посещения Впадины останавливало, когда я говорила, что идея дерьмо?       — Наверное, тебе стоит хотя бы часок не высказывать своей обиды за тот инцидент, нет? — съязвил Гарри.       — Молчу, — фыркнула Женевьева, отвернувшись.       — Гарри, но этот знак нам все время попадается! — утверждала Гермиона, — Дамблдор завещал мне «Сказки барда Бидля», так откуда ты знаешь, что не ради этого знака?       — Ну вот, опять все сначала! — разозлился Гарри, вскочив из-за стола. — Мы все время уговариваем сами себя, что Дамблдор оставил нам какие-то тайные указания, намеки…       — Я согласна с Гарри, — одарив Гермиону своим хмурым взглядом из-под темных длинных ресниц, кивнула Женевьева. — Дамблдор тоже человек, причем самый обычный. Разве он может нам из могилы так помогать, продумав все заранее? Он всего лишь дед со странностями… которые, видимо, пошли еще из юношества. — добавила Женевьева, поджав губы и покосившись на книгу Риты Скиттер. — К тому же, я тогда совсем не понимаю зачем мне эта старомодная заколка, которую я никогда в жизни даже не попробую к себе на волосы нацепить, а Гарри снитч.       — Делюминатор здорово пригодился, — подал голос молчавший до этого Рон, — По-моему, Гермиона права. Я думаю, надо навестить этого Лавгуда.       Гарри и Женевьева одинаково мрачно посмотрели на Рона. Так они выглядели словно брат и сестра, где Гарри младший, а Женевьева старшая. Если бы у девушки еще и очки на носу были бы как у Гарри и волосы по плечи, закрученные в кудри, то точно бы сошли за родственников.        Робеспьер хотела вставить что-то едкое, но смолчала, оставив это Гарри, но и тот оставался тих, словно язык проглотил.       — И тут не то же самое, что в Годриковой Впадине, — добавил Рон, — Лавгуды на нашей стороне. «Придира» с самого начала был за тебя, он постоянно призывает помогать тебе, Гарри!       — Я уверена, что это очень важно! — настаивала Гермиона.       — А вы не думаете, что, если бы это было так важно, то Дамблдор сам мне все рассказал, пока был жив?       — Может, это что-то такое, что ты обязательно должен узнать сам, — предположила Гермиона, явно хватаясь за соломинку.       — А-а-а! — язвительно протянул Гарри, — Значит, то что я вообще не должен был знать, он мне рассказал, а это нет? Прекрасно! Просто песня!       Он сказал это сгоряча и не должен был этого делать. Поттер как будто застыл на месте, а потом раздражённо махнул рукой. Все трое посмотрели на Гарри: Рон и Гермиона — с недоумением, а Женевьева — с подозрением, прищурившись, словно ей хотелось крикнуть «Легилименс!», чтобы всё сразу же узнать.       — Что он рассказал? — сразу же напряглась Гермиона.       — Ничего, — мрачно отрезал Гарри.       — Гарри…       — Мне нельзя рассказывать.       — Это касается Темного? — выгнула бровь Женевьева. — Ответь, и я отстану. Да или нет?       — Да. — ядовито выплюнул Гарри, — Все? Довольна? На эту тему я больше не хочу говорить.       — Ладно, Гарри, это неважно, — вздохнула Гермиона, — Но я считаю, что мы должны поговорить с мистером Лавгудом…       — Это без меня, — подняла руки Женевьева, выходя из-за стола, — Гарри, еще чай сделаешь?       — Ева, это важно! Как вы этого не понимаете! — вскочила Гермиона, топнув ногой.       — Тебе какой чай, Евочка? — не обращая внимания на Рона и Гермиону, вдруг ласково отозвался Женевьеве Гарри.       — Любой. Вкусный.       — С сахаром?       — Издеваешься?       — Ну, нет, так нет.       — Что за упертые бараны! — обиженно буркнула Гермиона, садясь обратно.       Рон, обдумав что-то, вдруг усмехнулся и нагнулся к уху Гермионы:       — Минута, и они оба согласятся, — шепнул он.       Гермиона неверяще закатила глаза, но лишь оперлась щекой о кулак, пытаясь догадаться, что сделает Уизли.       — Если вы не пойдёте, то ничего страшного, — неожиданно громко заявил Рон.       Гарри, который в этот момент колдовал над чайником, и Женевьева, подумавшая, что самое время приготовить ужин, хотя на улице была уже глубокая ночь, обернулись, выгнув бровь.       Рон продолжил:       — Я просто пойду туда один. — Гермиона поперхнулась своим холодным чаем, который она приготовила себе еще два часа назад, — Гермиона мне скажет, что надо спросить, а я все сделаю.       — Обалдел? — одновременно выпалили Женевьева и Гарри.       — Нет, я серьёзно, — отрицательно покачал головой Рон с абсолютно серьёзным видом.       Женевьева возмущённо раскрыла рот и угрожающе помахала кухонным ножом:       — Ты используешь против меня мои же приёмы? — воскликнула волшебница.       — В любом случае, если вы откажетесь сейчас, я все равно пойду.       — Ну вот и чему ты его научила? — закатил глаза Гарри.       — Кто? Я? — изумилась Женевьева. — Я ничему не учила. Он сам за себя ответственен.       — Угу, — хмыкнул Гарри. — На свой чай.       — Спасибо.       Повисла неловкая тишина. Женевьева и Гарри, казалось, совсем не хотели идти на эту дьявольскую уступку. Однако вскоре они переглянулись и приняли жалостливый вид.       — Ладно, — махнул рукой Гарри, не зная, смеяться ему или злиться. — Где они хоть живут, эти Лавгуды?       Рон взглянул на Гермиону, как бы говоря: «Я же говорил!», и повернулся к Гарри, который из-под носа у Женевьевы взял кусочек нарезанной моркови.       — Они где-то недалеко от нас, — ответил Рон. — Я точно не знаю, но когда мама и папа говорят о них, они всегда показывают в сторону холмов. Мы легко сможем их найти.       Решение было принято. Как бы оно не нравилось Женевьеве, отказаться сейчас она не могла. Совесть ее все еще грызла, за то, что она оставила Гермиону.       Ночь прошла спокойно, а на утро Гарри и Женевьева вместо уже ставшей рутинной ругани обменялись только уставшими вздернутыми бровями. Подготовившись, Рон перенес их в местность совсем рядом с «Норой». Рон вздохнул, переглядываясь с Женевьевой, но ничего, совсем ничего не сказал. На самом деле большую часть дня Рон проводил не в Норе, когда ушел от друзей. Женевьева не сразу узнала об этом, где-то только под конец, да и была под сильными успокоительными и не особо это запомнила. Она даже не замечала того, как Рон, бывает, ругается с близнецами или Джинни и уходит. А уходил он к Биллу и Флер, скрываясь там от вечно ругающих его братьев близнецов.       Сама Женевьева совсем не обращала внимания на тех, кто мог бы появиться перед ней. Ей было настолько все равно, что Джинни однажды сказала ей что-то резкое и грубое, на что обычно Робеспьер точно убила бы, но она тогда только пожала плечами и вышла на террасу, закурив.       Рон отвернулся от Норы, так ничего и не сказав.       — Пошли поищем вон там. — и он решительно двинулся к перевалу.       Они еще долго бродили по холмам, кажется, пару часов точно. Тем временем Гарри находился под манией невидимкой, этого потребовала Гермиона, а Женевьева искренне поддержала, сославшись на то, что «псы Темного что-то слишком сильно оборзели в последнее время». Невысокие холмы оказались необитаемыми, если не считать маленького коттеджа, жителей которого нигде не было видно.       — Может, это их дом, а они уехали на Рождество, как вы думаете? — спросила Гермиона, заглядывая через окно в чистенькую кухоньку с геранью на подоконнике.       Рон громко фыркнул:       — Если бы тут жили Лавгуды, то это было бы заметно. Пошли теперь туда, к тем холмам.       Крепко ухватившись за Рона, они аппарировали. Здесь ветер был особенно сильным, он трепал одежду и волосы, вызывая лёгкую дрожь на коже. Уизли воодушевленно ткнул в самый высокий холм, на котором возвышался странной формы дом, напоминающий огромный черный цилиндр, над которым средь бела дня висела призрачная луна.       — Вот, это точно дом Полумны! — уверенно заявил Рон, — Жуткая конструкция! Похоже на гигантскую ладью!       — По-моему, на лодку совсем не похоже, — возразила Гермиона, сурово разглядывая башню.       — Шахматную ладью, — закатил глаза Рон. — Ты ее называешь «тура».       Рон быстро пошёл вверх по холму. Женевьева, глубоко вздохнув, взяла наобум Гарри за локоть, скрытый под мантией-невидимкой, хотя совсем его не видела, и поспешила за рыжеволосым другом. Она то и дело оглядывалась на Гермиону. Женевьева тяжело дышала, её сердце бешено колотилось, а на лбу выступил пот. Когда она отдышалась, то посмотрела на Рона и скорчила рожицу. Рон был доволен, как кот.       — Это точно их дом. Вы только гляньте! — Рон кивнул на самодельные таблички у калитки. На них причудливым почерком были надписи: «Кс. Лавгуд, главный редактор журнала «Придира», «Омела на ваш выбор» и «Не наступайте на сливыцеппелины!»       Женевьева переглянулась с раскрасневшейся от нагрузки из-за резкого быстрого подъема в горку Гермионой и вздохнула. Рон пошел первым, толкнув от себя скрипучую калитку. Дорожка ко входу в дом вела зигзагами и поросла самыми странными растениями, которые только могла бы видеть Женевьева. Там же были и кусты, покрытые странными оранжевыми плодами, напоминающими редиски, часто торчащие из ушей Полумны, носившей их как сережки. У самого входа стояли две красивые яблони, согнувшиеся от ветра, совсем голые, без единого листка на них, однако на их ветвях висели ярко-красные яблочки, размером всего лишь с ягоду вишни, и лохматые клубки омелы в бусинках белых ягод.       На одной из веток сидела маленькая сова с приплюснутой ястребиной головкой. Женевьева разом нахмурилась. Она предчувствовала что-то плохое, точно так же как и во время вылазки в Годрикову Впадину, когда Батильдой Бэгшот оказалась Нагайна.       — Гарри, можешь снять мантию, — тихо сказала Гермиона. — Лавгуд хочет помочь тебе, а не нам.       — Я бы не была так в этом уверена, — пробормотала себе под нос Женевьева, оглядываясь по сторонам. — Что, если он нас сдаст?       — Твоя паранойя только мешает, — фыркнула Гермиона, забирая у Гарри мантию и пряча её в бисерную сумочку.       Женевьева ничего не ответила, отвернувшись от двери, и встала на полшага позади Поттера. Отсчитав мысленно до пяти, Гермиона обхватила дверной молоток в форме орла и стукнула им по массивной черной двери, утыканной железными гвоздями.       Не прошло и минуты, как дверь отворилась, и взглядам волшебников предстал Ксенофилиус Лавгуд, совсем босой, в одеянии, слабо напоминающем новую ночную рубашку; его длинные седые волосы нечёсано топорщились и, похоже, уже давно не чувствовали на себе теплой чистой воды и очищающего зелья. По сравнению с тем, что предстало взгляду Женевьевы, на свадьбе Билла и Флер он был прямо-таки бедноватый аристократ из древнего рода!       — Что такое? Кто вы? Что вам нужно? — закричал он пронзительным, сварливым голосом, заставив Женевьеву сморщиться — все же зачатки того, что взращивала в ней ее тетушка, остались и спустя долгого времени жизни в одиночку и длительного общения с совсем некультурными — ну, если только иногда, — мальчиками и магглорожденной.       Мистер Лавгуд оглядел всех поочередно своим подозрительным взглядом, пока не перевел взгляд на стоящих позади Рона и Гермионы Гарри, а после и Женевьеву, мрачно скрестившую на груди руки и глядящую на него в ответ с не меньшим подозрением, чем он. Гарри вышел вперед и выставил руку для рукопожатия:       — Здравствуйте, мистер Лавгуд, — сказал он, — Я Гарри. Гарри Поттер.       Ксенофилиус не пожал руку Гарри, хотя его взгляд, не скошенный к носу, был устремлён на лоб мальчика, где виднелся шрам в виде молнии.       Гарри опустил руку и самым серьезным видом спросил:       — Можно мы войдем? Нам нужно вас кое о чем спросить.       — Я… думаю лучше не стоит, — прошептал Ксенофилиус и судорожно сглотнул, оглядывая сад позади волшебников. — Это несколько неожиданно… право… Я… боюсь, что… В самом деле, лучше не надо!..       — Вам есть что скрывать? — прищурилась Женевьева, заставив того сглотнуть еще раз.       — Женевьева! — шикнула на нее Гермиона. Женевьева закатила глаза и отвернулась, будто ей совсем неинтересно.       — Мы ненадолго, — осторожно вставил Гарри, слегка разочарованный таким холодным приемом.       — Я… Ну что ж… входите, только быстро. Быстро!       Странное чувство, что что-то точно не так, не покидало груди Женевьевы, усиливаясь с каждой секундой. Удерживая свою волшебную палочку в холодной ладони, да так, что побелели костяшки, она юркнула в проем следом за друзьями. Дверь за ними резко захлопнулась. Женевьева дернулась от резкого звука и сурово зыркнула на мистера Лавгуда, выглядящего сейчас очень возбужденно.       Волшебники оказались внутри, с ошеломлением рассматривая все вокруг. Они оказались в удивительной кухне; она была столь удивительной, что Гарри даже чуть приоткрыл рот от удивления. Комната была круглой, все в ней было изогнуто по форме стен: шкафы с посудой, плита, умывальник — и все здесь было ярко расписано красивыми насекомыми, цветами, птицами, словно сошедшими со страниц каких-нибудь маггловских сказок. И, наверное, все это разрисовывала Полумна, почему-то так сразу же подумалось.       В центре комнаты расположилась высокая винтовая лестница из чугуна такого же черного цвета, как и фасад дома. Над головой что-то громко лязгало и громыхало, заставляя Женевьеву чувствовать опасность. Но когда она смотрела на лица друзей, то понимала, что является единственной, считающей, что что-то может пойти не так.       — Поднимемся наверх, — пригласил мистер Лавгуд и случайно столкнулся с единственно грозным взглядом в этом помещении, отчего его рука беспорядочно дернулась.       Мистер Лавгуд, зайдя на лестницу первым, повел гостей наверх, выглядя по-прежнему скованно и беспокойно. Гарри шел впереди, следом Гермиона, затем Рон, а замыкала Женевьева. Робеспьер не выдержала и дернула друга за рукав, шепнув ему так, чтобы остальные не услышали:       — Что-то будет, Рон. Нехорошее.       Рон скорчил смешную рожицу и приподнял ладонь, как бы говоря: «Не кипишуй, всё нормально будет». Женевьева только поджала губы, оглядываясь по сторонам.       Они оказались на втором этаже, комната которой оказалась одновременно и мастерской, и гостиной. Помещение было ужасно захламлено: на полу валялись странные вещи, книги, свертки, посуда. Повсюду лежали высоченные стопки разных бумаг, а с потолка свисали искусно сделанные модельки самых разных существ. Комната чем-то напоминала Выручай-комнату в Хогвартсе, когда она стала огромным длинным помещением с высокими грудами хлама — потерянных вещей за долгое уже почти тысячелетие.       Полумны здесь не было, и что-то Женевьеве подсказывало, что ее тут и не было, но она оставила свои мысли при себе, прикусив губу. Громко гремела, как выяснилось, загадочная деревянная штуковина с магически вращающимися штырьками и колесиками — старомодный печатный станок, из которого непрерывным потоком лезли новые выпуски «Придиры».       — Прошу прощения, — сказал Ксенофилиус, выдернул из-под мгновенно развалившейся груды книг неопрятную скатерть и накрыл ею станок. Грохот и лязг стали чуточку глуше. Мистер Лавгуд повернулся к Гарри. — Зачем вы сюда пришли?       Гарри не успел ответить — Гермиона вдруг вскрикнула:       — Мистер Лавгуд, что это у вас?       Она показывала пальцем на большущий серый закрученный винтом рог, немного похожий на рог единорога. Он был прибит к стене и выдавался в комнату чуть ли не на целый метр.       «Начинается!» — закатила глаза Женевьева и отошла к груде сваленных друг на дружку книг, рассматривая их обложки, не желая участвовать в том, что будет дальше.       — Это рог морщерогого кизляка, — сказал Ксенофилиус.       — Ничего подобного! — заявила Гермиона.       — Гермиона, — сердито шепнул Гарри, — сейчас не время…       — Гарри, это же рог взрывопотама! Класс «В» по списку запрещенных к продаже материалов, его категорически нельзя держать в доме!       — Откуда ты знаешь, что это рог взрывопотама? — спросил Рон, бочком придвигаясь ближе к Женевьеве, которая уже листала какой-то толстый и, судя по всему, очень скучный фолиант. Он старался держаться к ней поближе, потому что рядом с ней было много свободного места, в отличие от всего остального помещения.       — Он описан в книге «Фантастические твари и места их обитания». Мистер Лавгуд, его нужно незамедлительно убрать отсюда! Разве вы не знаете, что он взрывается от малейшего прикосновения?       Женевьева подняла от книги взгляд, с прищуром рассматривая прибитый к стене рог.       — Морщерогие кизляки, — завел Ксенофилиус с выражением ослиного упрямства на лице, — это чрезвычайно пугливые и в высшей степени волшебные существа, а их рог…       — Мистер Лавгуд, я же вижу по бороздкам у основания — это рог взрывопотама, он невероятно опасен… Даже не понимаю, откуда вы его взяли…       — Гермиона, не продолжай, — хмуро подала голос молчавшая Женевьева, — Мы сюда не за этим пришли.       — Нам нужна помощь, — добавил Гарри, не дав Гермионе возмутиться.       — А! — протянул мистер Лавгуд, — Помощь. Хмм… — его здоровый глаз опять обратился к шраму Гарри. Он казался одновременно испуганным и словно завороженным. — Да-а… Видите ли… Помогать Гарри Поттеру… небезопасно…       Женевьева с раздражением звонко захлопнула книгу, заставив седовласого дернуться. Рон прищурился:       — Вы же все время пишете в своем журнале, что наш первейший долг — помогать Гарри Поттеру!       — Ну да, ну да, — Ксенофилиус покосился на печатный станок, который гудел и звякал под скатертью, — мне случалось высказывать подобные взгляды. Однако…       — А вы уже успели переметнуться? — Состроив совершенно незаинтересованный вид, Женевьева убрала книгу и взяла другую, принявшись ее перелистывать. Она это делала больше не из-за того, что ее совсем не волновало происходящее, а из-за тревоги, которая подходила к горлу и готова была вылиться во что-то неизвестное, но явно нехорошее.       Ксенофилиус не ответил. Он то и дело мучительно сглатывал, его глаза шустро бегали по комнате, словно бы он был сумасшедшим или же внутри него происходила какая-то борьба.       — А где Полумна? — спросила вдруг Гермиона. — Пусть она скажет свое мнение.       Ксенофилиус поперхнулся, потом как будто взял себя в руки и произнес дрожащим голосом, еле слышным за шумом печатного станка:       — Полумна… пошла на ручей наловить пресноводных заглотов. Она… Она… Она будет вам рада. Я пойду, позову ее… А потом, так и быть, помогу вам.       Ксенофилиус шмыгнул между Роном и Женевьевой и быстро спустился по лестнице, скрывшись внизу. Друзья услышали, как внизу открылась и закрылась входная дверь. Они переглянулись.       — Зойка трусливая, блять, — раздраженно выплюнул Рон, все еще поглядывающий на лестницу, — Полумна в десять раз храбрее его!       — Он, наверное, беспокоится, что с ними будет, если Пожиратели смерти узнают, что я был здесь, — хмуро высказался Гарри.       — А по-моему, Рон прав! — объявила Гермиона, заставив Женевьеву удивленно вскинуть бровь, — Мерзкий лицемерный старикашка, всех уговаривает тебе помогать, а сам увиливает. И, ради всего святого, держитесь подальше от этого рога!       Женевьева ничего не сказала. Все равно ее никто не послушает. Поэтому, девушка плюхнулась на диван, принявшись с особым усердием вчитываться в содержание фолианта. Она всегда так делала, когда хотела избавиться от собственных мыслей, особенно тревожных, злых, которые мало к чему хорошему приведут. Точнее, вообще не приведут ни к чему хорошему.       Книжка оказалась ужасно скучной. Что-то про руны. Наверное, Гермионе бы понравилось, но Женевьеве точно нет. Она, конечно, неплохо к рунам относится, но совсем их не понимает.       Послышались голоса. Женевьева вынырнула из чтения, в котором, если честно, она ничего не поняла, и прислушалась.       — А-а, вы заметили мое любимое изобретение! — Обутый в резиновые сапоги Ксенофилиус сунул поднос с чашками и чайником Гермионе и приблизился к мальчикам, что-то усердно разглядывающим. — Я считаю, что весьма удачно выбрал образец — голову прекрасной Кандиды Когтевран. «Ума палата дороже злата!» — он указал на слуховые рожки. — Это сифоны для мозгошмыгов, чтобы ничто не отвлекало мыслителя от раздумий. Это, — он обвел рукой крошечные крылышки, — пропеллер австралийской ветринницы, для возвышенного образа мыслей, а это, — он ткнул пальцем в оранжевую редиску, — сливацепеллин, для обострения восприимчивости ко всему новому и необычному.       — Ева, признавайся, в мантию-невидимку этот головной убор заматываешь и на голову себе надеваешь? — шепнул Рон.       Женевьева только скорчила в ответ смешную рожицу и закрыла книгу, в последний раз взглянув на переплет, на котором красивыми печатными буквами было написано имя автора: «Патрисия Роузвуд».       Ксенофилиус вернулся к чайному подносу, который Гермиона кое-как уместила на одном из заваленных всякой всячиной столиков.       — Позвольте вам предложить настой лирного корня? Домашнего изготовления! — разливая по чашкам густо-фиолетовый, цвета свекольного сока, напиток, Ксенофилиус прибавил: — Полумна там, у Нижнего моста. Очень обрадовалась, что вы нас навестили. Скоро придет, она уже наловила порядочно заглотов, должно хватить на уху для всех нас. Садитесь, пожалуйста, берите сахар, — он снял с кресла шаткую стопку бумаг, сел и скрестил ноги в резиновых сапогах. Гарри облокотился спиной о подлокотник дивана, встав совсем рядом с Женевьевой, Рон и Гермиона сели рядом с ней на диван и уставились на Лавгуда. — Итак. Чем я могу вам помочь, мистер Поттер?       — Понимаете, — начал Гарри и оглянулся на Гермиону; она одобряюще кивнула. — Это насчет символа, который был у вас на свадьбе Билла и Флер. Мистер Лавгуд, мы хотели спросить, что он означает?       На пару секунд повисла тишина. Ксенофилиус поднял брови:       — Вы имеете в виду знак Даров Смерти?       Гарри обернулся к друзьям. Они, по-видимому, тоже не поняли, что сказал мистер Лавгуд. Лишь Женевьева нахмурилась, словно вспоминала что-то хватаясь за эфемерную, постоянно увиливающую от цепких пальчиков волшебницы, ниточку.       — Дары Смерти? — повторил Гарри.       — Совершенно верно, — подтвердил мистер Лавгуд. — Вы о них не слыхали? Это меня не удивляет. Очень, очень немногие волшебники в них верят, чему подтверждением — тот твердолобый юноша на свадьбе вашего брата, — он поклонился Рону, — который набросился на меня, приняв этот знак за символ известного темного волшебника. Какое невежество! В Дарах Смерти нет ничего темного — по крайней мере, в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. Те, кто верит в Дары, носят этот знак, чтобы по нему узнавать единомышленников и помогать друг другу в Поисках.       — Было глупо надевать этот знак на свадьбу, на которой будут присутствовать европейцы с материка, — фыркнула Женевьева. — Может быть, для вас это какой-то святой знак, подобно кресту для маггловских верующих, но для европейцев он уже давно означает не то, что вы там себе на уме думаете. Хотя, если честно, я понятия не имею, что вы думаете.       — Понимаете, мистер Лавгуд, мы ничего не поняли, — зыркнув на Женевьеву, поправил ситуацию Гарри и из вежливости отхлебнул горячий фиолетовый настой, чуть не поперхнувшись — это была жуткая гадость.       — Видите ли, те, кто верят, разыскивают Дары Смерти, — объяснил мистер Лавгуд и причмокнул губами, явно наслаждаясь вкусом настоя.       — А что такое — Дары Смерти? — вклинилась Гермиона.       Ксенофилиус поставил пустую чашку на столик.       — Я полагаю, вы все читали «Сказку о трех братьях»?       — Нет, — сказал Гарри.       — Да, — сказали Рон и Гермиона.       Женевьева молчала, внимательно вглядываясь в лицо волшебника, который все время старался избегать прямого контакта с ее взглядом. Ксенофилиус торжественно кивнул:       — С этой сказки все и начиналось, мистер Поттер. Где-то у меня она была… — он рассеянно оглядел горы книг и пергаментов, но тут Гермиона сказала:       — Мистер Лавгуд, у меня с собой есть экземпляр. — Она вытащила из сумочки «Сказки барда Бидля».       — Оригинал? — вскинулся Ксенофилиус. Гермиона кивнула. — В таком случае, может быть, вы прочтете нам ее вслух? Тогда всем сразу станет ясно, о чем речь.       Женевьева закатила глаза и откинулась на спинку дивана, прикрыв глаза и скрестив руки на груди. Это просто пустая трата времени!       — Ну… хорошо, — неуверенно согласилась Гермиона.       На пару мгновений повисла тишина, после чего послышался шелест страниц. Гермиона начала зачитывать:       «Жили-были трое братьев, и вот однажды отправились они путешествовать. Шли они в сумерках дальней дорогой…»       — А нам мама всегда говорила — в полночь. — перебил Рон.       Женевьева приоткрыла один глаз и посмотрела на друга, который развалился на диване рядом с ней и Гермионой, закинув руки за голову. Ксенофилиус же уже стоял у одного из окон и внимательно смотрел в небо. Женевьева раскрыла оба глаза и пристально взглянула на худую фигуру длинноволосого седого мужчины.       — Извини, просто «в полночь» как-то страшнее! — сказал Рон.       В груди закипали беспокойство и раздражение. Женевьева глубоко вздохнула, оглядываясь на совершенно уверенного Гарри и принялась поправлять бинт на левой руке.       Гермиона лишь раздраженно окинула Рона и продолжила читать       «И пришли к реке. Была она глубокая — вброд не перейти, и такая быстрая, что вплавь не перебраться. Но братья были сведущи в магических искусствах…»       — Это пустая трата времени! — воскликнула Женевьева, перебивая Гермиону. Робеспьер вскочила, резко выдернула книгу из рук Гермионы и закрыла. — Вы тянете время, мистер Лавгуд, не так ли?       Спина Ксенофилиуса дрогнула.       — Женевьева, сядь и верни книгу, — сурово зыркнул на Женевьеву Гарри.       — Нет. — отзеркалив его взгляд, ответила Женевьева, — Если тебе так интересно, то я тебе перескажу. Это будет намного короче.       — Коли мисс хочет… — чуть ли не начиная заикаться отвернулся от окна Лавгуд.       — Оказалась перед братьями река, они взмахнули палочками, вырос мост. — раздраженно начала Женевьева, заставив Рона и Гермиону замереть, а Гарри хмуриться, — На пути им встретилась Смерть, видимо давно ни с кем не болтавшая, и начала с ними разговаривать. Лести наплела с три короба, а после и подарками братьев осыпала, хотя на самом деле была зла на них, за то, что они от своей судьбы смерти улизнули. Старшему брату, воину, она дала Бузинную палочку, самую могущественную палочку на свете, чтобы он во всех битвах победителем оставался. Второму брату, гордому ублюдку, она всучила камень, способный возвращать мертвых. А младшему она даровала мантию-невидимку, которая была личной вещью Смерти…       — Не так там было! — влезла Гермиона.       — А как? Я всего лишь пересказываю, зачем мне все в точности передавать?       — Гермиона, она в целом права, — высказался Рон.             — Мне продолжать? Или дальше будем время тянуть? — прищурилась Женевьева. Получив кивок от Гарри, она продолжила: — Ну, пропустила их Смерть дальше, братья мост перешли, да еще и такие счастливые, что с сувенирчиками от самой Смерти! Потом их пути разошлись. Старший до деревни дошел, подрался там с другим волшебником, естественно, победил, пошел всем хвастаться, напился вдрызг и уснул. А палочку вор украл и заодно горло простым ножичком перерезал. Средний брат стал жить совсем один-одинешенек, потом волшебным чудо-камушком воскресил свою любимую, на которой жениться собирался, да померла она. Но она была холодна, и хоть в этот мир она вернулась, здесь ей места не нашлось, после чего с горечи средний брат самоубился. А третий до старости прожил, скрываясь от смерти под мантией. — Девушка замолчала и, нервно поджимая губы, перевела взгляд на Ксенофилиуса: — Вы мне только объясните, как это с вашими Дарами Смерти связано?       — Напрямую, мисс. — ответил он.       Ксенофилиус выудил из кучи всякого хлама гусиное перо и вытянул обрывок пергамента, засунутый между книгами.       — Бузинная палочка. — Ксенофилиус провел на пергаменте вертикальную черту. — Воскрешающий камень. — Он изобразил поверх черточки круг. — Мантия-невидимка. — он заключил черту и круг в треугольник.       Получился тот самый знак, не дававший покоя Гермионе. Женевьева открыла книгу Гермионы, которую она до сих пор сжимала в руке и сравнила знаки. Они были в точности одинаковыми.       — Все вместе — Дары Смерти. — объяснил мистер Лавгуд.       — Но в сказке даже нет таких слов — Дары Смерти! — вскинулась Гермиона.       — Конечно нет, — согласился Ксенофилиус с дико раздражающим самодовольством. — Это детская сказка. Ее рассказывают ради забавы, а не для наставления. Но понимающие люди знают, что легенда эта очень древняя и в ней идет речь о трёх волшебных предметах, трех Дарах, обладатель которых победит саму Смерть.       Повисла пауза. Женевьева сунула книжку Гермионе обратно и с глубоким вдохом отвернулась от этого странного мужчины.       Ксенофилиус опять выглянул в окно. Солнце уже спустилось к самому горизонту.       — Должно быть, Полумна уже наловила достаточно заглотов, — тихо проговорил он.       Рон нахмурился, будто задумался:       — Вы говорите: «победит Смерть», это в смысле…       — Победит. — небрежно махнул рукой мистер Лавгуд. — Одолеет. Истребит. Ниспровергнет. Называйте как угодно.       — Получается… — Гермиона запнулась, явно стараясь, чтобы ее голос звучал не слишком скептически, — Вы верите, что эти волшебные предметы — эти Дары — существуют на самом деле?       Ксенофилиус снова поднял брови:       — Разумеется!       — Но ведь это… — Гермиона уже с трудом держала себя в руках. — Мистер Лавгуд, как же вы можете верить в такую…       — Полумна рассказывала мне о вас, юная леди, — повернулся к ней Ксенофилиус. — Насколько я понимаю, вы не лишены интеллекта, но страдаете крайней узостью мышления. Зашоренность ограничивает ваш кругозор.       — Ты бы примерила эту шапочку, Гермиона, — предложил Рон, давясь от смеха и кивая на дурацкую сбрую с крылышками.       — Мистер Лавгуд, — опять заговорила Гермиона, — как всем известно, мантии-невидимки существуют. Они очень редки, но они есть. Однако…       — Нет-нет, мисс Грейнджер, третий Дар Смерти — не простая мантия-невидимка! То есть это не обычная дорожная мантия, насыщенная дезиллюминационными чарами или заговоренная для отвода глаз, — поначалу она успешно скрывает своего владельца, но с годами чары истощаются и мантия мутнеет. Нет, тут речь идет об истинном чуде — Мантии, которая делает своего хозяина абсолютно невидимым на неограниченное время, причем его невозможно обнаружить никакими заклинаниями! Много вам таких попадалось, мисс Грейнджер?       Гермиона открыла рот и тут же опять закрыла, совсем смешавшись. Все четверо переглянулись. Прямо сейчас они думали об одном и том же. Именно такая Мантия была при них в эту самую минуту.       — Это, конечно, все здорово, — начала Женевьева, — Но что вы скажете о камне и палочке?       — А что вы хотите узнать?       — Да это же полный бред! — возмутилась Гермиона.       — Тише, — прервал Гермиону Гарри, предчувствовав, как сейчас она начнет ругаться, пытаясь доказать свою правоту. — Вы правда считаете что они существуют?       — О, тому есть много свидетельств! — воскликнул Ксенофилиус, — взять, хотя бы Бузинную палочку! Ее судьбу легче всего проследить благодаря своеобразному способу, каким она переходит от одного владельца к другому.       — И как она переходит? — спросил Гарри. Женевьева тем временем очень тихо, незаметно для Ксенофилиуса подошла к стопке печатающихся листков для журнала «Придира».       — Новый хозяин Бузинной палочки должен силой отнять ее у прежнего владельца. — ответил Ксенофилиус, — Вы, конечно, слышали о том, как Эгберт Эгоист в смертном бою добыл Бузинную палочку у Эмерика Отъявленного? Также о том, как Годелот скончался в собственном подвале, после того, как у него забрал эту Палочку родной сын Геревард? По страницам истории волшебного мира тянется кровавый след Бузинной палочки!       Гарри покосился на Гермиону. Она хмуро уставилась на Ксенофилиуса, однако возражать не пыталась. Женевьева оторвалась от чтения только-только напечатанной страницы журнала с безумным блеском в глазах, но лишь молча повернулась к Лавгуду, прожигая в нем дыру.       — Мистер Лавгуд, а семья Певереллов имеет какое-нибудь отношение к Дарам Смерти? — осторожно поинтересовалась Гермиона. Гарри опустил взгляд к полу, вспоминая, где слышал до этого эту фамилию.       Женевьева тихонечко оторвала взгляд от Лавгуда и, стараясь быть как можно незаметней, поднялась на третий этаж, где должна была быть комната Полумны.       — Так что же вы мне голову морочили, барышня! — воскликнул Ксенофилиус. — Я думал, вы ничего не знаете о Поиске! Многие искатели убеждены, что семья Певереллов имеет самое что ни на есть прямое отношение к Дарам Смерти!       — Кто это? — непонимающе поинтересовался Рон.       — Это имя было написано на надгробии в Годриковой Впадине! — воскликнула Гермиона, не сводя глаз с Лавгуда, — Там был похоронен Игнотус Певерелл.       — Именно, именно! — откликнулся Ксенофилиус, — Знак Даров Смерти на могиле Игнотуса и есть решающее доказательство! Доказательство того, что три брата из сказки на самом деле трое братьев Певереллов: Антиох, Кадм и Игнотус. Они и были первыми владельцами Даров.       — Это очень все мило, — шелестящим спокойным голосом начала Женевьева, не спуская взгляда с лица Лавгуда и сжимая в руке лист из журнала, — Но, может, вы хотите кое-что прояснить?       Лавгуд испуганно дернулся, увидев, что Робеспьер стоит совсем рядом со стопками бумаг, да и еще с листом из только-только напечатанной статьи. Его руки начали покрываться мелкой дрожью, а сам он сглотнул.       — Ева? — позвал ее Гарри.       Женевьева только натянула совершенно милую и неискреннюю улыбку, что ненароком становилось жутко. Она подошла к Гарри, не смотря на него и приложила листовку к его груди, продолжая надвигаться к Лавгуду.       — Как Полумна поживает? — задала повседневный вопрос Женевьева, — Знаете, я очень по ней соскучилась, хотела бы с ней встретиться поскорее.       — Что случилось? — нахмурилась Гермиона, поняв, что что-то не так. Просто так Женевьева не пытается играть миленькую девочку, впрочем, у нее получается плохо.       — Мистер Лавгуд, — прищурился Гарри, поднимая взгляд с пергамента, и сейчас Гарри и Женевьева были очень похожи, особенно их взгляды, мрачные, но лишь только с одним отличием: Гарри смотрел так, словно способен убить на месте, а Женевьева, будто готова прямо сейчас запытать до смерти. — Где Полумна?       Рон, предчувствуя, что что-то намечается, схватил Гермиону под локоть и вытащил палочку, шепнув Грейнджер что-то ободряющее.       — Прошу прощения? — сглотнул Лавгуд.       — Полумны ведь нет? — зевнула Женевьева, — И давно.       — И почему вы так часто смотрите в окно? — дополнил Гарри.       Гермиона и Рон выставили палочки в Лавгуда. Гарри, поравнявшись с Женевьевой, показал пергамент, сунутый ему в руки Женевьевой. Лавгуд отступил на шаг назад.       На листе было изображена колдография Гарри и крупными буквами снизу оставалась подпись «Нежелательное лицо номер 1» и объявление о награде.       — Видно, «Придира» поменял курс? — холодно поинтересовался Гарри. — Так зачем вы выходили в сад, мистер Лавгуд? Отправить сову в Министерство?        Ксенофилиус облизал губы.       — Мою Полумну забрали. — прошептал он, — Из-за моих статей. Полумну забрали, и я не знаю, где она, что с ней сделали. Но, может быть, они ее отпустят, если я… если я…       — Сдадите Гарри? — хмуро закончила Гермиона.       По комнате пробежал женский смех. Он был похож на истеричный, и в прошлый раз, когда Рон его слышал, он назвал это «капец котеночку». Женевьева, наконец, замолкла, утирая слезу и вдруг с иронией заговорила:       — А вы знаете, что стало с теми, кому пообещали вернуть родителей из плена, если меня живой Пожирателям предоставят на блюдечке? — усмехнулась Женевьева, с болью в глазах, — Их убили. И тех, кого держали в плену, и ту, кто повелась на то, что ее родители все еще живы и за меня Псы вернут ей их. А в итоге все оказались в окопной яме, я уверена, что их даже не похоронили достойно. А вы!..       Женевьева покачала головой. Ксенофилиус разом постарел лет эдак на десять. его глаза безумно блеснули, а губы растянулись в ужасной усмешке. Он юркнул к лестнице, заграждая путь отхода.       — Они будут здесь с минуты ну минуту. Моя доченька… Я не могу потерять мою Полумну. Я должен ее спасти! И вы никуда не уйдете!       За окном промелькнули несколько силуэтов в темных мантиях, верхом на мётлах. Как только все четверо уставились в окно, Ксенофилиус вскинул палочку. Гарри, осознав, что сделал ошибку, вдруг схватил стоящую близко к нему Женевьеву в охапку и прыгнул в сторону, попутно потянув за собой Рона и Гермиону. Заклинание Лавгуда ударило в точности в рог.       Прогремел взрыв. Волшебников подняло в воздух, отталкивая к противоположной стене и засыпая их обломками. Женевьева почти ничего не слышала из-за вскликов Гермионы и Рона. Она щурилась от летевшей в глаза пыли. Нависший над ней Гарри остановил большинство обломков, при этом основательно задев его. На шею Женевьевы капнула кровь Гарри, стекающая с виска по его подбородку.       Ксенофилиуса нигде не было видно. Он, наверное, от взрывного удара скатился вниз по лестнице, около которой стоял. Женевьева, ощущая боль в суставах, поднялась с холодного пола и подхватила вот-вот потеряющего сознание Гарри. Она огляделась, вылезая из-под обломков и что-то нашептывая Гарри, однако не сильно запомнила, что именно. Кажется, это была смесь из ругательств за его глупую попытку защитить ее и слова поддержки, что скоро все будет хорошо, лишь бы он не терял сознание!       С Роном и Гермионой все было более-менее в порядке. По крайней мере, они стояли дальше от рога и их задело меньше. Даже Женевьева, которую укрывал Гарри своим телом, получила больше синяков и кровоточащих ранок, чем они.       Внизу распахнулась дверь.       — Я говорил вам, Трэверс, что спешить некуда? — послышался грубый неприятный голос. — Говорил я, что этот псих, как обычно, бредит?       Раздался громкий треск, и Ксенофилиус вскрикнул от боли.       — Нет… нет… наверху… Поттер!       — Я тебя предупреждал на той неделе, Лавгуд, что мы больше не будем сюда мотаться по ложным вызовам! Не забыл еще прошлую неделю? Как ты пытался всучить нам за свою дочурку какое-то идиотское устройство для головы? А на позапрошлой… — Снова треск, снова вскрик. — Размечтался, что получишь ее, если сумеешь нам доказать, что на свете существуют морще… (треск) рогие… (треск) кизляки!       — Нет! Нет! Умоляю! — захлебывался рыданиями Ксенофилиус. — Там правда Поттер! Правда!       — А теперь, оказывается, ты задумал нас взорвать! — проревел Пожиратель смерти.       Последовала целая очередь магических ударов, перемежавшихся жалобными криками Ксенофилиуса.       — Селвин, по-моему, тут сейчас всё рухнет, — спокойно заметил другой голос, эхом отдавшись от искореженных ступеней. — Лестница засыпана. Попробуем расчистить? Как бы дом не обвалился.       — Ты лживая мразь! — воскликнул волшебник по имени Селвин. — Ты, наверное, никогда не видел Поттера! Ты хочешь заманить нас сюда и убить? Думаешь, после этого тебе вернут твою девчушку?       — Клянусь, Поттер наверху! — ответил ему мистер Лавгуд.       — Гоменум ревелио! — произнёс второй голос у подножия лестницы.       Гермиона ахнула, а Гарри, наконец, сделал более осознанный взгляд, отдалившись от заветной для него потери сознания, и почувствовал, как что-то пролетело над его головой, а затем его накрыла тень.       — Селвин, там действительно кто-то есть, — резко сказал второй волшебник.       — Это Поттер, я же говорю, это Поттер! — всхлипывал Ксенофилиус. — Пожалуйста, отдайте мне Полумну, только отдайте Полумну…       — Получишь свою малявку, Лавгуд, — ответил Селвин, — если поднимешься сейчас наверх и приведешь мне Гарри Поттера. Но смотри, если это засада и там нас поджидает твой сообщник — не знаю, останется ли от твоей девчонки хоть кусочек, чтобы ты мог его похоронить.       Ксенофилиус издал протяжный крик, в котором смешались страх и отчаяние. Затем на лестнице раздались скрип и скрежет — это Ксенофилиус пытался расчистить завалы.       — Пойдём, — прошептал Гарри. — Нам нужно уходить.       Но Женевьева словно не слышала. Она поднялась, поднимая за собой Поттера и передавая его тушку Рону, а сама, не чувствуя, как у самой из носа течет струйка крови, понеслась вниз. Ее голова опустела, заполнившись только гневом, яростью. Вся тревога, накопившаяся за то время, что была, пока Женевьева находилась в доме Лавгудов, преобразовалось в нечто, что она не могла сдерживать.       Ее ужасно раздражали Пожиратели, ужасно раздражала эта война. До головокружения. До тошноты.       Раздался взрыв. Лавгуд, очищавший до этого лестницу от обломков, отлетел к стене. Пожирателей тоже задело, но они смогли устоять на ногах, лишь получив парой обломков по голове, после чего они, конечно же, свалились на пол.       Что там было написано в книгам по темным искусствам? Магия, словно вода, вечно ускользающая между пальцев, бесконечна, нужно просто найти к ней подход. Это нечто свыше. Нечто возвышенное, способное на абсолютно все, чего желает ее владелец.       Все вокруг Женевьевы потемнело. Ярость внутри нее забурлила, или это была ее кровь в легких?       Один из волшебников поднял голову и ядовито рассмеялся, поднимаясь на ноги.       — Глядите-ка, Женевьева Робеспьер, верная тень Гарри Поттера собственной персоной лично пришла сдаться к нам в ручки! — громко рассмеялся Селвин, но сразу же схватился за горло, повязанное темными призрачными путами.       Женевьева еще стояла на лестнице, смотря прямо в упор на Селвина. Трэверс поднялся на ноги и заозирался. Мгновенье, и в Женевьеву полетела парочка Секо.       Волшебница ловко отпрыгнула вниз, перекатываясь по холодному заваленному обломками полу. Адреналин бурлил в венах, заставляя сердце стучать сильнее.       По кухне заметались лучи. Селвин глубоко выдохнул — Женевьева переключилась на Трэверса и перестала душить его магией.       — А я тебя помню. — усмехнулся Трэверс, уворачиваясь от отлеветированного шкафа в его сторону. — Кажется, из-за тебя умерла та девочка. Как там ее? Ханна?       — Секо! — захрипела Женевьева, а сама магией выдвинула шкаф, перед собой, после чего спряталась за него.       Все запущенные Селвином и Трэверсом заклинания попали разом в шкаф. Женевьева на миг замерла за ним, завидев макушку Гермионы, сверкнувшей на втором этаже, после чего вдруг разозлилась еще сильнее и заметала заклинания в Пожирателей.       Шкаф оказался отправлен в противников, прибив их к стенкам. Но в ответ Женевьева получила проклятье — горло сдавило, а из руки выпала палочка. Закашливаясь, Женевьева опустилась на пол.       — Что может маленькая волшебница против профессиональных боевых магов? — раздалось отрывистое язвительное утверждение. Кажется, это был Селвин. Но Женевьева не была уверена. Ее эмоциональность опять привела ее к тому, что теперь она стала инициатором еще большей проблемы.       Женевьева широко раскрыла глаза и, все еще задыхаясь, вдруг поднялась, предварительно пытаясь нащупать палочку на полу — этого сделать не получилось. Побитый Селвин даже усмехнулся ее потугам. Трэверс, которому удар шкафом доставил больше проблем, слабо задыхался, выплевывая из себя кровь и смотря невидящим взглядом на медленно подходящего к Женевьеве коллегу — если так можно их назвать в их организации, конечно.       — Бедная, совсем бедная, мисс Робеспьер, — приговаривал Селвин и вдруг наклонился, подняв с пола аккуратную и очень красивую, элегантную волшебную палочку из дерева жасмина и сердцевиной из когтя грифона, которая внешне почти совсем не вязалась с Женевьевой, отступающей к стене, в джинсах и коричневой кожаной куртке. — Такой потенциал потерян! Вы бы понравились Повелителю, и, может быть, вы бы даже смогли стать получше миссис Лестрейндж, этой занозы в заднице. На это было бы забавно посмотреть.       Женевьева схватилась за горло, точно так же, как минутами назад Селвин, прижимаясь к стене. Селвин подходил все ближе.       — Впрочем, может быть, ты великолепно послужишь нам прямо сейчас. — Он приблизился к девушке почти вплотную, проведя ее же палочкой по ее щеке.       Внезапно на лицо Женевьевы брызнула кровь. Она нащупала рукой нож на столешнице рядом и, схватив его, вонзила в шею Селвина. Проклятье мгновенно спало с нее. Девушка, глубоко вдыхая в себя воздух, с потемневшими от ярости глазами, вырвала у него из рук свою палочку и оттолкнула. Тело глухо упало на пол. Женевьева наклонилась над ним, вынув из его шеи нож, после чего вонзила его ему в грудь. И еще раз. И еще. И еще. И еще.       Она была ужасно зла. Ужасно раздражена.       Кто-то резко дернул ее за плечо. И если бы она не узнала эти мужские пальцы, то точно вонзила бы ему в грудь нож, точно так же, как и умирающему Селвину. Нож с громким звоном упал на каменный пол. Женевьева замерла, глядя на задыхающегося в своей крови Селвина.       Трэверс, задыхаясь, будучи прижатым к стене тяжелым полуразрушенным шкафом, доски которого впивались в его тело, взмахнул палочкой. В небе появилась чёрная метка. Гарри крепко обхватил Женевьеву за запястье и быстро повел ее наружу. Рон и Гермиона были уже на улице, с переживанием в глазах глядя на Гарри, выводящего Женевьеву оттуда.       Миг, и они оказались на каком-то скалистом плоскогорье. Сразу же была поставлена палатка, а окровавленная Женевьева запущена внутрь самой первой.       Вскоре девушка обнаружила себя, сидящую на диване, запустив свои окровавленные пальцы в полураспущенные волосы, словно бы она пыталась их всех выдернуть. По ее лицу, непроизвольно всем ее желаниям, стекали ручьи слез, а плечи подрагивали.       Вокруг нее повисла гнетущая тишина. Она подняла свое лицо, смешанное в крови и слезах. Гермиона, поджав губы и стараясь не смотреть на Женевьеву, перевязывала сидящему на стуле рядом со столом голову Рона. Гарри стоял к Женевьеве спиной, судорожно ища что-то в шкафах.       Может быть, им бы и хотелось сейчас ей что-то сказать, может быть, даже обругать, но все молчали. Не нарушали эту тяжелую, почти мертвую тишину. А по лицу слезы все текли и текли. Она ненавидела плакать. Дафна говорила, что никто ее слез не достоин, и даже если ситуация самая ужасная, слезы — это последнее, что должно появиться на ее прекрасном белоснежном личике. «Принцессы не плачут».       Чуть ли не задыхаясь от немых всхлипов, она опустила голову в колени, обняв их. Нужно успокоиться. Срочно. Вдох-выдох, ну же!       Она убила. По собственному желанию. Сама. Одно дело, если в целях самообороны обрушить стену или окно подорвать, а тут она сама. Ножом. Несколько раз. Она убила Пожирателя. По своему желанию.       Еще и темную магию на нем использовала. Как она вообще смогла вспомнить про нее в этот момент? Почему это было первым, что использовала на Селвине Женевьева?       — Ева, — тихо, почти шепотом ее позвал Гарри, встав перед ней на колени.       Женевьева сразу подумала, что он сейчас начнет ее ругать. Сама подставилась и могла их подставить. И все из-за нее. Из-за глупой эмоциональности.       — Ева, посмотри на меня, — прошептал Гарри, и в его голосе не было злости.       Пересилив себя и свои ужасные тревожные мысли, вернувшиеся в этот момент, она подчинилась, подняв покрасневшие глаза на друга. Тот сразу же сунул ей в руки горячую кружку и стащил с нее ее любимую кожаную куртку, покрытую теперь кровавыми пятнами, оставив Женевьеву в недоумении. Пока Гарри не начал на нее злиться, высказывая все, что он о ней думает, она приподнесла кружку дрожащими руками к губам и отхлебнула, чуть не облившись.       — Осторожнее, еще ожогов нам не хватает для еще более «веселой» картины, — подхватив кружку, сморщил нос Гарри.       «Ну все, щас начнется» — подумала Женевьева, готовая к выговору или еще к чему похуже.       Поттер взмахнул палочкой, заставив Женевьеву дернуться.       — Ты чего дергаешься, будто я тебя сейчас бить буду? — удивился Гарри, заправляя очищенную прядку ей за ухо.       Ее лицо очистилось от крови и слез, но на место старым слезам потекли новые. Гарри причудливо выгнул разбитую бровь.       — Ну все, Ева, давай, пей чай. — растормошив ее волосы на макушке, он встал, двигаясь к столу, за которым уже долгое время сидели Гермиона и Рон, закончившие перевязки и прочее. — Уже все хорошо.       — Я… я виновата. — выдавила рвано и хрипло из себя Робеспьер. Друзья разом посмотрели на нее, — Из-за меня нас могли поймать.       — Не из-за тебя, а из-за Лавгуда. — фыркнула Гермиона, придвигая к себе стакан с водой.       — Но я же…       — Женевьева, давай без самоунижений? — раздражился вдруг Гарри. — Это война. На войне и похуже бывает, чем смерть одного Пожирателя.       — Двух. — поправил Рон.       — Трэверс еще выжить мог, шансы были. — вздохнула Гермиона. — В любом случае, это минус из армии Сами-Знаете-Кого.       Женевьева замерла. Это они ее… похвалили? Девушка проморгалась.       — Я темную магию использовала. — дополнила Женевьева, почему-то надеясь на то, что они разозлятся и хоть что-то против скажут.       — Не страшно, — пожала плечами Гермиона, — Ты же ее на Пожирателях использовала.       Слезы разом высохли, сменившись на чистое, кристальное изумление.       — Что? — выпалила Женевьева.       — Я не пойму, ты хочешь, чтобы мы все разругались? — вдруг визгливо воскликнула Гермиона, приподнимаясь с места, но ее удержал за плечо Рон.       — Нет… наверное… или да… я не знаю! — схватившись одной рукой за свои волосы, а другой поднося кружку с чаем к губам, выпалила она. После небольшой паузы, она тихо дополнила: — Вы же негативно к этому относитесь.       — Относимся. — кивнула Гермиона.       — А к тебе положительно. — дополнил Рон.       — Мне неприятно осознавать, что ты ей пользовалась, — вклинился Гарри, одновременно заматывая свою руку в бинт, — Но я не вижу смысла тебе говорить что-то против. Ты все равно будешь ее использовать. Смысл мне запрещать?       — Я не буду ее больше использовать! — разом ответила Женевьева, — Это нечто непонятное, загадочное и одновременно отвратительное, Гарри. Оно опутывает, зазывает, но этому можно противиться! Я не собираюсь пополнять свой список вредных привычек, упекущих меня в могилу раньше времени! Курения и алкоголя вполне хватает.       В глазах Гарри промелькнула печаль. Он не был согласен с Женевьевой. У него на этот счет определенно были какие-то свои мысли. Тяжелые, острые, приносящие страдания.       Он выглядел так, будто знает что-то, что никто не должен знать. Смотрит словно в душу, хотя в легилименции полный ноль. Видит в глазах подруги ее будущее, но в прорицаниях он такой же профан, как и Женевьева. И это доставляло ему много хлопот, много страданий, от которых он постоянно пытался откреститься и забыть, словно этого нет.       — Я обещаю, Гарри! — воскликнула Женевьева, поднимаясь с места. — Хочешь, магией закрепим или сразу Непреложный Обет заключим. Гарри, я правда…       — Не нужно, — покачал головой Поттер. — Я… верю тебе.       Он солгал.

***

      Ничего не изменилось. Хотя нет, изменения были. Гермиона стала вести себя более отчужденно, почти совсем не обращая внимания на Женевьеву. Рон, который всегда, казалось бы, был на ее стороне и никогда не бросал в трудной ситуации, охладел. Лишь Гарри, к удивлению волшебницы, совсем не изменил своего отношения к ней. Из-за этого Женевьева чувствовала себя отвратительно. Словно Гарри ей всегда врал о том, что верит ей и всегда будет на ее стороне. Словно он уже давно ей не верил и не хотел верить, а все его ожидания насчет нее только подтвердились.       Пачка сигарет уже давно была выкурена, из-за чего Женевьева вновь перешла на успокоительные. Руки все чаще норовили покрыться крупной дрожью от любой тревожной мысли.       Неужели они ее возненавидели? Но зачем тогда было говорить, что все хорошо? Разве был в этом какой-то смысл?       Или они ее боятся? Из-за темной магии и того, как она убила человека?       Мысли роились в её голове, сменяя одна другую. И это так раздражало! Женевьева ненавидела это. Она из-за этого не может сконцентрироваться на цели, погружаясь в собственные страдания! А вот если бы ей было совсем все равно на ее друзей, их мнения на ее счет, то, наверное, все было бы совсем по-другому.       Женевьева оглядела палатку. За столом, обложившись книгами, сидела Гермиона. Кажется, насчет Даров Смерти друзья уже успели что-то обсудить. Но без Женевьевы. Всегда отправляя Робеспьер, например, за водой — в одиночку! — они собирались втроем за столом, словно на тайном совещании и о чем-то переговаривались.       А сегодня Женевьева даже смогла кое-что подслушать, оставаясь на улице, с ведром воды в охапку. Гарри тогда, кажется, был зол почти так же, когда обычно ругался с Женевьевой.       — А почему нет? Почему нет? — закричал Гарри. — В перстне ведь камень, правильно? Что, если это и есть Воскрешающий камень       — Ух ты… — заговорил Рон. — А разве он может работать, если Дамблдор его разбил?       — Работать? Работать?! — завизжала Гермиона, — Рон, да он никогда не работал! Нет никакого Воскрешающего камня! Гарри, ты все на свете стараешься подогнать под эту историю о Дарах Смерти…       — Подогнать? — повторил Гарри. — Так если все само сходится! Я знаю, что на камне в перстне был знак Даров Смерти! А Мракс говорил, что получил его по наследству от Певереллов!       Женевьева замерла, совсем поникнув. Если она зайдет, то они замолчат. Как и в прошлые разы.       — Только что ты говорил, что не разглядел перстень как следует! — громко заявила Гермиона.       — Гарри, а как ты думаешь, где сейчас перстень? Когда Дамблдор его разбил, что он с ним потом сделал? — спросил Рон.       Повисла тишина. Женевьева нахмурилась. Ее обнаружили? Только она захотела войти, как Гермиона воскликнула:       — Гарри!       — В ту ночь, когда погибли мои родители, мантия была у Дамблдора! — ахнул Гарри, и, если честно, Женевьева не сильно поняла, как это относится к предыдущему их спору. — Мама говорила в письме Сириусу, что Дамблдор взял мантию на время! Так вот в чем дело! Он хотел ее изучить, он тоже думал, что это — третий Дар! Игнотус Певерелл похоронен в Годриковой Впадине… Он — мой предок! Я — потомок третьего брата! Все сходится.       Женевьеве захотелось язвительно выкрикнуть: «Ничего не сходится!», но она прикусила язык. Так они точно перестанут это обсуждать и Женевьева продолжит оставаться в полном неведении! Как же это отвратительно!       — Читай! — воскликнул Гарри. — Читай, Гермиона! Дамблдор взял мантию-невидимку! Зачем она ему еще понадобилась? Он умел накладывать дезиллюминационное заклинание такой силы, что становился невидимым без всякой мантии!       Что-то металлическое вдруг упало на пол, покатившись. Гарри ахнул:       — Он здесь! Дамблдор оставил мне перстень! Он здесь, в снитче!       Тут уже Женевьева не выдержала и вошла. Она вошла с гордо выпрямленной спиной, будто никого не замечала. Она демонстративно поставила ведро с водой и прошла мимо друзей, которые удивлённо смотрели на неё. Затем она подошла к своей сумке, достала оттуда книгу в чёрной обложке и вдруг обернулась к ним.       — У тебя точно всё в порядке с головой? — нахмурилась Женевьева, глядя на снитч, который Гарри сжимал в руке. — Я не понимаю, с чего это Дамблдор должен был оставлять нам Дары Смерти?       Рон, который до этого застыл, подавился водой. Гарри и Гермиона удивлённо моргнули. Кажется, они не ожидали, что Женевьева вернётся так быстро и ещё будет подслушивать.       Женевьева продолжила рассуждать:       — В любом случае, даже если так, то у нас два Дара Смерти. И что с того? «Великой», — Женевьева вставила это слово с ярким сарказмом, — Бузинной палочки у нас нет. Нафиг нам тогда все остальное?       Гарри застыл, обдумывая ее слова. Гермиона отмерла и в ее глазах даже появился знакомый доверительный блеск. Рон покосился на Гарри, после чего глубоко вздохнул и принялся допивать воду из стакана.       — Он ее ищет… — пробормотал Гарри.       Рон и Гермиона с недоумением посмотрели на друга, а Женевьева, которая, казалось, сразу поняла, о чём идёт речь, скептически усмехнулась.       — И нахера? — выгнула бровь она, — Гарри, если он действительно такой страшный и самоуверенный, то чтобы доказать всему миру какой он офигенный волшебник, ему никакая Бузинная палочка не нужна. К тому же, я что-то сомневаюсь, что этот опёздол допер бы до такой «великой» легенды о Дарах от самой Смерти!       Гарри моргнул. Он повернулся к Женевьеве, стоящей с другой стороны стола и вгляделся в ее мутно-зеленые глаза. А ведь когда-то они были яркими, с желтым отливом.       Он задумчиво опустил взгляд в стол и покачал головой.       — Я уверен, что он ищет ее. Просто не знает, что это Дар Смерти.       — Как мы пришли к тому, что Дары и правда существуют? — изумилась Женевьева.       — Я уверен в этом! — громко заявил Гарри. — У нас уже есть один. Или два, — он покосился на снитч. — Значит есть и третий Дар!       — Нет никаких Даров! — не сдержалась Женевьева и закричала, заставив Рона и Гермиону дернуться. Сердце Робеспьер сжалось. Все же боятся, а не ненавидят. — Гарри, послушай, отпусти это все. Ну нахрен нам это? Нам нужно только уничтожить крестражи и больше ничего! Все! Зачем нам эти непонятные игры?       — Игры?! — возмутился Гарри, — Игры уже давно закончились! Нет никаких игр, и я полностью серьезен!       — Значит, точно так же нет и Даров, ты слышишь меня?!       — Есть! Мантия! Она же в точности как из сказки!       — Из сказки, Гарри! Ты сам-то себя слышишь?       — Да! Слышу! — воскликнул Гарри, и Женевьеве даже на миг показалось, что его глаза полыхнули алым, — Как же ты не понимаешь? Это очень важно! Дамблдор бы…       — Ох, как же меня это задолбало! — не выдержала Женевьева, забрала из рук Рона его недопитую воду и вылила все в Гарри, — Дамблдор то, Дамблдор се! А сам ты думать не умеешь?! Сам решать, что делать и как жить? Или только приказы выполнять и за собственным хвостом бегать?!       — Вот как мы заговорили, значит? — Гарри полностью вышел из себя, — Может, ты мне еще и сбежать из Британии предложишь?       — Если бы ты меня хоть раз слушал, то да, предложила бы тебе и такой вариант! Но нет же, обязательно нужно из себя Героя строить! Недоделанный ты Избранный!       — Я и есть Избранный!       — Схуяли? С какого, мать твою, все решили, что Избранный — это ты?! Вдруг это на самом деле Лонгботтом? Или еще какой-нибудь ребенок, родившийся в конце июля? У нас же так мало детей на планете, и обязательно Избранным должен был стать Гарри Поттер!       — Какая, к Мордреду, сейчас разница?!       — Ребят, успокойтесь, пожа… — начал Рон.       — Молчать! — заорали Гарри и Женевьева одновременно, злобно зыркнув на друга.       — Хорошо, — вдруг с вызовом посмотрел на Женевьеву Гарри, — Раз такая умная, то что бы ты на моем месте делала?       — Честно? Повесилась бы уже давно! — наклонилась через стол Женевьева. — Ну, или на крайняк, наконец делом занялась, а то кое-кто вечно хренью страдает!       — Что?! — изумился Гарри, — Так я, по-твоему, бездельник?       — Ну, по себе сужу, — вдруг улыбнулась Женевьева. — Точнее, не по себе, а по твоим словам! Я же ничего не делаю! Всего-то темную магию изучаю, чтобы тебе, тварь ты неблагодарная, помочь!       — Я просил тебя это делать?!       — А разве я просила тебя впутывать меня в эту войну?!       Повисла тишина. Гарри открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так же быстро закрыл. На его скулах заиграли желваки, а глаза странно поблескивали, словно он мысленно боролся сам с собой, выбирая, что сказать ей в ответ. И ведь Женевьева знала на что надавить! Знала, как он на самом деле переживает насчет того, что сам своих друзей в свои проблемы окунул. И она играет с этим.       — Молчишь? — уставшим голосом произнесла Женевьева, отталкиваясь от стола и возвращая стакан Рона, который до сих пор сжимала в руке, — Вот и молчи. Все равно смысла в наших ссорах нет.       Женевьева отвернулась и вернулась к дивану. Она взяла книгу, которая уже начала ей надоедать, но она всё время чувствовала, что упускает в ней что-то важное. На дне раскрытой сумки что-то мелькнуло синим.       Это были сапфиры бесполезной заколки, которую Женевьева унаследовала от Дамблдора. Они поблёскивали в свете огоньков, летающих под потолком палатки. Что за безвкусица! Да, выглядит заколка дорого, но она совсем не современная и больше подходит девам с портретов годов эдак 1930-х или 40-х! Это еще с натяжкой, ведь заколка, на вид, была очень старая, как будто сделанная еще лет четыреста назад! Робеспьер раздражённо закрыла сумку, прижала книгу к груди и вышла в поздневечернюю темноту.       Февральский мороз защекотал щеки. Девушка, поглубже запахнувшись в свою кожаную куртку, направилась к краю скалы. Позади нее зашуршал полог палатки. Женевьева обернулась. Там, уже в полном обмундировании, в своей темно-синей куртке из курточного хлопка, обматываясь шарфом по пути, выскочил на улицу Поттер. Он выглядел возбужденно, испуганно, словно боялся, что Женевьева уйдет с концами, оставив их.       Парень быстро догнал ее, и с неловким видом замер, всматриваясь в ее удивленное лицо, освещаемое сейчас люмосом, летающим чуть выше ее головы, словно светлячок. Он моргнул и выдохнул:       — Я побоялся, что ты совсем уходишь, как в прошлый раз, и…       — Оставленная мной сумка тебе ничего не сказала? — прищурилась Женевьева.       Гарри замялся. Женевьева только покачала головой и отвернулась, собираясь пойти туда, куда хотела.       — Ты не против, если я пойду с тобой?       — Что-то изменится, если я буду против? — Женевьева, прижав книгу ближе к себе, направилась к краю скалы. — В любом случае, даже если я скажу «нет», ты пойдешь.       Гарри, немного подумав, пожал сам себе плечами и направился вслед за ней.       В эту ночь луна была неполной. Её красивый, точёный диск улыбался юным волшебникам, которые поднимались по скале, хрустя снегом под ногами. Ветер на берегу Атлантического океана здесь был сильнее, чем где-либо. Вдалеке возвышался одинокий маяк, светящий вдаль и скрываясь за низко опустившимися облаками.       Друзья шли молча. Женевьева подняла взгляд в темное небо. На нем не светило ни единой звездочки. Одна лишь луна иногда выглядывала из-за плотных штормовых облаков. Вскоре перед ними, совсем у края скалы, показалась деревянная, закругленная в бок лестница, круто по спуску выложенная старыми, уже ставшими дряхлыми дощечками. Внизу, там, куда ведет эта лестница, расстелился небольшой песочный пляж с торчащими из морской воды острыми подобиями скал.       Гарри выскочил вперед, подавая Женевьеве руку. Дощечки под их ногами трещали, однако не ломались. Оказавшись внизу, Гарри остановился, наблюдая, как задумчивая Женевьева подходит к одному из высохших поваленных деревьев и садится, поправляя направление света светлячка. Девушка с пару мгновений глядела во тьму шумевшего моря, после чего раскрыла книгу по темной магии и погрузилась в чтение.       Поттер аккуратно сел рядом с ней, наколдовав еще один летающий люмос.       Какое же сейчас у них было странное общение! Сказал бы кто Женевьеве и Гарри, еще хотя бы в начале или середине шестого курса, что их общение будет состоять из ругани, обвинений и оскорблений, резко сменяющимися на нечто непонятное, будто за секунду до этого они не ругались, они бы совсем не поверили. Как они вообще могут ругаться? Ну, разве что только из-за цвета для любимой шариковой ручки!       Повисшая тишина была неловкой. Ну и кто просил Поттера идти вслед за ней? А кто просил Женевьеву косвенно согласиться на его присутствие сейчас рядом с ней?       Но тишина вдруг нарушилась:       — Женевьева, прости меня…       — Гарри, прости…       Сказано это было одновременно. Они уставились друг на друга с удивлением, после чего сделали одинаковые гримасы раздражения и выпалили:       — Нет.       Оба недоуменно моргнули и отвернулись.       Океан штормило. Его волны прибивали к скалам все сильнее и сильнее, выплескивая на берег белую густую пену. Ветром, неприятной моросью, вода долетала до лиц обиженных друг на друга волшебников.       — Вот и поговорили… — пробормотал Гарри.       — Угу, — промычала Женевьева.       И вновь тишина.       — Я правда не хотел… — начал Гарри.       — …ругаться с тобой. — закончила Женевьева.       — Ты можешь дать мне сказать? — одновременно возмутились они.       И волшебники замолчали, ожидая, когда кто-нибудь из них заговорит. Женевьева выгнула бровь, ожидая продолжение его фразы, а Гарри прищурился, в ожидании ее слов. Робеспьер цокнула языком и махнула рукой:       — Давай, ты первый.       — Наша ссора мне кажется глупостью. — начал Гарри. — Мне… неловко? Я не хочу с тобой ругаться.       — Хорошо, — кивнула Женевьева, — Я, конечно, не уверена в том, что тебе действительно так думается, но…       — Почему это?       — Вы меня избегаете. Все. Не доверяете.       — Мы… — Гарри сделал паузу, стараясь подобрать слова, — Мы переживаем за тебя. Ты в таком удрученном состоянии была после дома Лавгудов…       — Конечно! — с болью и сарказмом усмехнулась Женевьева, — Поэтому нужно было обязательно делать вид, будто я не часть команды?       — Что? Нет, мы… — он запнулся.       — Если вы мне не доверяете, то мне стоит уйти?       — Нет, Женевьева Робеспьер! — вдруг закричал Гарри. — Что за бред ты несешь? Нет! Нельзя уходить.       Морозный ветер задувал за воротник. Женевьева опустила взгляд в книгу. Страницы еле удерживаемого фолианта по темным искусствам перелистывались, пока не достигли первой. Женевьева резко перевела тему:       — Я нашла способ уничтожить крестраж иначе, чем ядом Василиска. — девушка покосилась на Поттера, в миг ставшим по делу серьезным, — Ну, по крайней мере, я надеюсь, что с крестражами работает так же, как и с другими темными артефактами. Можно использовать Адское Пламя на артефакт, чтобы его уничтожить.       — Адское Пламя? — повторил Гарри.       Женевьева кивнула, доставая палочку из жасмина, такую аккуратную, с красиво вырезанными узорами цветов на ручке. Она сделала глубокий вдох.       — Темное заклинание, — Женевьева почувствовала, как Гарри скорчил лицо, — У него есть подводные камни, как и у всех темных заклинаний. Его сложно остановить. Ну, то есть, его направляют на конкретную цель, но может пострадать не только эта цель, но и окружающие… а так же заклинатель.       — Нафиг нам это? — фыркнул Поттер, — Темный артефакт темным заклинанием? Нет, уволь.       — Оно действенно. — пожала плечами Женевьева, убирая палочку.       — Оно темное.       — Да, ты прав. Но других вариантов я еще не нашла. Пока что. Ладно, вру, нашла. Но оно жуть долгое и муторное. Что-то на грани с некромантией…       — Ой, замолчи! — замахал руками Гарри.       Женевьева пожала плечами и начала листать книгу. Гарри вытащил палочку, постоянно создавая разноцветные искорки, забрасывая их в песок. Так они просидели долго. Может быть, полчаса, может быть, час. Ветер с каждым разом усиливался всё сильнее и сильнее. Морская пена почти доплывала до ног волшебников, волны высоко вздымались, больно ударяясь о каменные скалы. Луна скрылась за штормовыми тучами.       Люмос Женевьевы постоянно норовил улететь в сторону, куда дул ветер. Девушка раздраженно отвлекалась на него, возвращая обратно. Гарри смотрел на это сначала с выгнутой бровью, а потом и с легкой беззлобной усмешкой на лице.       — Вот вы где! — воскликнул Рон, стоящий наверху, у самой лестницы. Гарри и Женевьева вздернули головы, всматриваясь в беспокойное лицо друга, — Я думал уже все, вы с концами! Давайте обратно уже! Гермиона уснуть успела, пока вы тут задницы свои морозите!       Друзьям ничего не оставалось, кроме как осторожно подняться по старой лестнице. Одна из ступенек под Гарри треснула и обломилась, но он успел подхватить Женевьеву, которая поднималась следом, и потянуть её вперёд, чтобы она не упала. Так они вдвоём оказались наверху.       — Наболтались? — спросил Рон первым делом, как они поднялись, оказавшись на той же земле, что и Уизли. Гарри и Женевьева переглянулись. — И хорошо. Я тут подумал… вы пока ругались… я задумался.       — О чем? — спросила Женевьева, встав в середине между парнями, и двинулась вместе с ними к палатке.       — А что нам делать-то в итоге? — начал Рон, — Ну, я в смысле, крестражи мы так и не поняли как искать. Вся Британия теперь против Гарри. И тут же эти мифические Дары…       — Не мифические, — сказал Гарри.       — Пока не доказано… — поднял указательный палец Рон, и Женевьева прыснула, — В общем, что делать будем?       Парни уставились на Женевьеву. Та лишь вздохнула:       — Честно, я не знаю… А чего вы так на меня смотрите?       — Подумалось, может, ты что придумаешь… — почесал макушку Рон.       — Пока нет. Как придумаю — скажу. — девушка юркнула в палатку, оставив Гарри и Рона на улице.

***

      Прошел уже почти месяц. На улице становилось теплее и пасмурнее. Наступил март.       — Я придумала. — воскликнула Женевьева, подскакивая с дивана к столу, за которым собрались все остальные.       — Не понял. — честно сказал Гарри, состроив удивленную мину.       — Что делать нам, — пояснила Женевьева. — Я придумала.       — Если сейчас будет твоя любимая шутка, по типу, собираемся толпой тайного общества сатанистов и идем запугивать маггловских католиков, то… — сказала Гермиона с недоверием.       — Именно этим мы и будем заниматься!       — Что?       — Ну, с поправками. — Женевьева выдвинула стул, сев рядом с Роном, и выпалила: — Я за это время успела несколько раз обдумать. Пожиратели и егеря все чаще появляются рядом с теми местами, в которых мы располагаемся с палаткой, так? — Дождавшись кивка Гарри и Гермионы, она продолжила: — А мы ведь располагаемся в самой глуши! Значит, они поняли, где нас можно найти.       — Ты намекаешь… — прищурилась Гермиона, кажется, догадавшись.       — Да! — кивнула Женевьева.       — Я не понял. — шмыгнул Рон.       — Мы должны сбить их с пути. — пояснила Женевьева. — Перенести их поиски в другое место. Например, в маггловский Лондон.       — Нет! — Гермиона вскочила, — Могут пострадать невинные!       — А что ты предлагаешь? Сгнить тут? Мы даже с места сдвинуться не можем, потому что прямо сейчас в десяти метрах от нас может проходить патруль.       Женевьева встала из-за стола, возвращаясь к облюбованному старому дивану. Она плюхнулась на него, закинув голову на спинку и прикрыла глаза, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Гарри задумался.       — Что именно ты предлагаешь?       — Небольшой погром сначала в одном увеселительном заведении, а после в ближайшем парке, например… в Саутенд-он-Си.       — Нет! — топнула ногой Гермиона.       — Что за заведение? — заинтересовался Рон.       — Им русская мафия заведует. Родственники родственников мужа моей сестры. Дафна не особо расстроится этой потерей. Каждый день туда заявляются наркобароны, контрабандисты и прочие. В общем, ляпота! Грязь общества.       — Значит, там могут быть и Пожиратели. — прищурился Гарри.       — Именно. — щелкнула пальцами Женевьева, — У меня есть резон посетить эту дыру, и как плюс — избавиться от хвоста. К тому же… мы будем делать все очень быстро. Точнее я.       Гарри тяжело вздохнул. Ну конечно же она все продумала до единой детальки. И она будет упрямиться, держась за свой изначальный план, пока не устанет.       — Почему ты? Думаешь, я пущу тебя одну? — Гарри поднялся из-за стола, двигаясь к столешницам, на которых расположился чайник.       Задабривать будет. Он знает Женевьеву слишком хорошо. Когда на кону чашка чая, девушка в миг забывает о том, что до этого была не согласна. Ну, не всегда, конечно, но так она хотя бы не начнет кидаться оскорблениями, половину своего внимания перебрасывая на напиток. Причем так работает только с чаем.       — Потому что Гермиона уже не согласна, а тобой, Гарри, я рисковать не могу, — закатила глаза Женевьева, объясняя свою позицию будто ребенку, — А Рон… — Женевьева покачала головой. — Нет, я не могу так.       Повисла тишина. Гарри со скептичным взглядом замешивал чай в Женевьевиной кружке и делал такой мрачный вид, что невольно хотелось спрятаться под стол. Гермиона тоже сделала несогласный вид, демонстративно отвернувшись и погрузившись в какую-то книгу по чарам. Рон вздохнул.       — Я пойду с тобой.       — Нет, Рон, это опасно, — не согласилась Женевьева.       — А для тебя это не опасно? — выгнул бровь Рон, облокотившись рукой о спинку стула.       — Опасно, но так вы не пострадаете. Меньшее из зол…       — Мы не будем выбирать меньшее из зол. — прищурившись, перебила Гермиона. — А если ты там умрешь, или в плен тебя возьмут? Пропадешь? Что мы тогда делать будем?       Женевьева вздохнула. Она предполагала, что столкнется с такой реакцией. Но вот что ответить, она не придумала. И это был просчет. Но и ничего не делать, соглашаясь с тем, что идея ужасна она не могла. И волшебница не могла сидеть на месте. Это самое ужасное, находиться здесь, гнить, подбирать подходящий момент, для того, чтобы переместиться в другое место… тошно становится.       Крестражи они так и не нашли. Гарри вообще поехал кукухой с Дарами Смерти, хотя в ответ он часто говорил, что сама Робеспьер тоже немного «прифигела» со своими темными искусствами. Хотя ими она совсем не пользовалась, она все равно чувствовала давление со стороны друзей. Высказывал свое недовольство только Гарри, но немые осуждающие взгляды Рона порой пробивали до дрожи. Как Рон может ее осуждать? Осуждать и молчать? Лучше бы все высказал!       Гарри, с самым недовольным видом, подошел к Женевьеве и сунул ей чашку с чаем, от которой она, конечно же, никогда в жизни не откажется.       — Я пойду тоже. — твердо объявил Гарри. — Гермиона может остаться тут, но я пойду.       — Вы оба обалдели? — возмутилась Гермиона, которая думала, что это только Рон может поступать так глупо.       Там же будут люди! Могут быть невинные, а они не понимают? Гермиона искренне считала, что он будет ее отговаривать, а тут он соглашается?       — Нет, вы не пойдете. — насупилась Женевьева, отхлебнув.       — Нет, пойдем. Правда, Рон? — вздернул брови Гарри, покосившись на лучшего друга.       Тот активно закивал.       — Нет. — отрезала Женевьева.       — Да. — не унимался Гарри.       — Обалдел?       — А ты?       — Ты не пойдешь. И Рон тоже.       — Ха! Значит, и ты не пойдешь!       — Нет, я пойду.       — Пока я не узнаю плана, никто из вас троих порога палатки не ступит! — перебила Гермиона.       Женевьева замолкла, отхлебывая чай. Гарри, переглянувшись с Роном, пристально уставился на Женевьеву. Все ждали ее слов.       Впрочем, она план рассказала. Иначе вся эта четверка не была бы сейчас на одной из лондонских улочек, покрытых дезиллюминационными чарами, накинув на головы капюшоны. К слову, с того момента, как Женевьева все же рассказала о своем плане во всех деталях, прошла еще неделя в муторных подготовках и сменах деталей самого плана так, чтобы, как выразился Рон: «На шахматной доске уместились новые фигуры».       Это было раннее утро. Конец марта в этом году принес раннее тепло, которое, Женевьева могла с уверенностью заявить, пропадет к апрелю, вернувшись обратно на холод. Группа из четверых человек, притворяясь местными подростками, вышагивала по асфальтированным тротуарам мимо спешащих на работу взрослых магглов.       Завернув за угол, Женевьева хмыкнула. Знакомая вывеска совсем никак не изменилась. Объяснять друзьям, почему она знает, как выглядит бар и сколько у него черных выходов, сколько слепых зон, Женевьеве пришлось долго. Она сначала хотела послать их к Мордреду и не отвечать, но потом все же раскололась: летом, когда она еще не бывала вместе с друзьями, она подрабатывала там за барной стойкой, попутно еще и нарабатывая беспалочковые дезиллюминационные, чтобы некоторые особо отъявленные ублюдки не заглядывались на слишком молоденькую замену их обычного бармена. После пришлось объяснять, зачем она туда пошла, ведь у нее же сестра столько денег ей отсыпает! Рассказ о том, что Женевьева на самом деле и пальцем не дотронулась ни до единой монетки, посланной старшей сестрой, занял около часа.       — Мне неприятно пользоваться этими деньгами, — сморщилась Женевьева, объясняя, как зарабатывались, а точнее, отмывались эти деньги.       Друзья, конечно, предполагали, что ее сестра в ус не дует и ого-го кто в Российской реальности, но не настолько. Знание о том, что ее сестра жена вора в законе, заметно ошеломило их. Тут же и разом появился ответ на вопрос, которым Рон задавался еще в конце шестого курса: «А почему бы не попросить твою сестру помочь нам, Ордену Феникса?» Потому что даже собственной сестре Женевьева не доверяет.       — Я не удивлюсь, если она на короткой ноге с Пожирателями и лично руку Сами-Знаете-Кому пожимала, — сморщила носик Женевьева.       Дверь, ведущая в подвальное помещение, легко поддалась. Женевьева юркнула внутрь. Помещение было совсем пустым, но не в том смысле, что там ничего не было! Красивые дорогие диваны стояли по бокам от столов. Длинная, красивая деревянная барная стойка слабо подсвечивалась.       — Бар не работает, сколько вам повторять! — послышался угрюмый визгливый голосок из-за одной из дверей, ведущих в складные помещения.       Из соседнего помещения выбежала раздражённая полная женщина лет сорока. На ней было странное платье, а волосы были коротко подстрижены и окрашены в технике мелирования. При виде Женевьевы, снявшей с себя капюшон толстовки, она пару секунд вглядывалась в лицо промокшей от дождя девчушки, казавшейся очень знакомой. Догадавшись, она ахнула и всплеснула руками:       — Ах, фройляйн Робеспьер, милая! — заговорила она на немецком, — Как же вы невовремя пришли! Герр Айхингер с фрау еще не приехали, если ты к нему, деточка!       — А… фрау Бейнар… — замялась Женевьева, чувствуя, как тучная женщина ее вдруг обняла, — Нет-нет, я не к ним. Совсем не к ним.       Женевьева обернулась на друзей.       — Я просто прогуливалась с друзьями, фрау Бейнар. На улице был дождь, поэтому я решила, что было бы неплохо вернуться к вам, в ваши прекрасные ручки, — польстила Женевьева. — И я бы еще хотела сегодня выйти на смену.       — Ох, милая! — приложила руку к сердцу фрау Бейнар, — Ты бы знала как меня выручишь! Уж думала, сегодня буду заменять опять этого недотепу Бэнкса! Пропал, бедолага!       — Как пропал? — вскинула брови Женевьева.       — Ох, дорогая! Сама же, наверное, поняла! — и вдруг начала шептать, будто бы друзья Женевьевы могли понять немецкий, — Схватили бедолагу! Эти… как их… — и на английском сказала: — Обжиратели!       — Пожиратели… — поправила Женевьева, почувствовав, как друзья за ее спиной напряглись. — А… Как они выглядели? И когда это было?       — Давеча вот пришли, в своих старомодных тряпках, и начали про тебя выпытывать. Бэнкс, конечно, ничего не сказал. Он скорее умрет, чем тебя выдаст! Но как только они поняли, что недотепа наш не сдаст тебя, то похитили его! Наверное, подумали, что я тебя потом выдам этим крысам лондонским за Бэнкса! Ха! Такого бармена, да и еще успевшего разобраться с бухгалтерией и складом, я не потеряю! Лучше уж этого дурака Бэнкса убьют. Заслужил блажной.       Женевьева прочистила горло, мысленно радуясь тому, что Рон, Гарри и Гермиона не знают немецкого, а то сейчас начали бы психовать. Не выдавать Женевьеву, это, конечно, хорошо, но не по такой меркантильной причине же!       — А как они выглядели-то?       — Да в мантиях старомодных! Все с лицами перекошенными. Но один из них еще ничего такой… — женщина даже улыбнулась, — Ух! Красавчик. Был бы моего возраста, я, может быть, и повелась.       — А имени не знаете?       — Знаю. Брендисом назвался. Он-таки и выпытывал у Бэнкса про тебя. Да с таким рвением! Что-то про заколку какую-то синюю с крупными сапфирами говорил… да какая может быть у тебя заколка с сапфирами, правда? Бред! Ты дороже нашей бутылки эксклюзивного Гленморанджи в руках не держала после того, как от герр и фрау Айхингер сбежала!       Женевьева разом нахмурилась, сглотнув.       — А вы разговор слышали? — понизив голос, спросила Женевьева.       — Немного. Так, — небрежно махнула рукой Бейнар. — Они меня не тронули, посчитали, что я вообще ничего не знаю о тебе. Ну право! Они же думают, что я только-только прибыла в Британию, а того, что я твоей нянькой была да гувернанткой при Айхингер, они не знали! Да ты не переживай, деточка! Не переживай! Только, я боюсь, они вечером наведаться могут… но у меня осталось для тебя Оборотное зелье! С маггла какого-нибудь пучок волос сорвем, да превратишься. — женщина хлопнула волшебницу по плечу, проводя ее ближе к стойке, после чего спросила: — А твои по-немецки ни слова не понимают?       Женевьева покачала головой. Женщина усадила свою бывшую подопечную на высокий барный стул.       — Ну и к лучшему. — улыбнулась она, — А то они у тебя слишком нервные. А этот в темной куртке, случаем, не Поттер? Так злобно глазами зыркает! Прям как этот Брендис.       — Э-э-э…       — Располагайтесь, дети, — развела руками женщина, заговорив по-английски, после чего подмигнула Женевьеве и скрылась на складах.       Женевьева выдохнула. Эта женщина была интересной личностью.       — Что она сказала? Я слышал про Пожирателей. — нахмурился Гарри.       Гермиона и Рон подошли ближе, присаживаясь на барные стулья. Женевьева кратко пересказала суть разговора. Гарри хмурился все больше.       — Ты ей доверяешь? — озвучил витавший в воздухе вопрос Рон.       — Фрау Бейнар меня никогда не подводила. — вздохнула Женевьева.       — А если она сдаст?       — Тогда это будут ее проблемы. — Женевьева обошла барную стойку, скидывая с себя свою кожаную куртку и стягивая толстовку, оставаясь только в своих любимых джинсах и растянутой серой футболке. — К тому же… — девушка вынула из-под стойки четыре бокала. — На этот счет путь отхода у нас тоже есть. — Женевьева оглядела позади себя барную полку, до отказа забитую бутылками и громко на немецком позвала, — Тетушка Тереса, я могу взять…       — Бери что хочешь! — донесся голос фрау Бейнар из склада.       — Спасибо! — Женевьева подхватила с полки две бутылки, — Вам покрепче?       — Ева, — прищурился Гарри.       — Поня-я-ятно, — протянула Женевьева, убирая бутылку с более крепким содержимым, — Это вермут. Много наливать я вам не буду, а то мало ли, свалитесь. По стаканчику на пальчик вам хватит.       — Ты само очарование, — закатил глаза Поттер, наблюдая как стаканы для виски наполняются алкоголем.       — Не закусывая? — сморщил нос Рон.       — Тебя это на шестом курсе не останавливало, приятель. — усмехнулся Гарри, впервые за долгое время улыбнувшись.       Рон закатил глаза, делая вид, что это был совсем не он, а Гермиона прыснула, придвигая к себе стакан и осторожно принюхиваясь.       Женевьева забавно согнулась, рассматривая полки барной стойки, ища глазами закуски. Состроив губы в букву «О», Женевьева достала не вскрытую пачку соленых крекеров.       — Теперь закуска есть. — хмыкнула она, приподняв уголки губ. Женевьева подняла свой стакан, — Ну, чтож. За нашу победу?       — За нашу победу!       Гермиона залпом влила в себя содержимое стакана, после чего сморщилась и своим взглядом высказала все свое недовольство. Гарри и Рон сделали пару мелких глотков и усмехнулись.       — Вермут не так пьют. — прыснул Рон.       — Я эту гадость просто вообще больше видеть не хочу. — стараясь не морщиться, высказалась Гермиона. — Как вы это пьете? Я максимум могу вина или шампанского выпить.       — А как же пунш? — напомнил вдруг Рон, заставив Гермиону зардеться.       — Эм. ну… ну и пунш! Но все! — скрестила руки на груди Грейнджер.       Допив, друзья переглянулись, глубоко вздохнули и разделились. Гарри отправился в Эдинбург, Гермиона в Манчестер, а Рон в Бристоль. Женевьева осталась в баре, подготавливать его к открытию. До него оставалось полтора часа.       План был рискованный. И мало того, он учитывал скорость и реакцию. Как они согласились на это Женевьева, честно, не понимает. Каждый из них должен назвать Темного Лорда по имени и при этом успеть сбежать в соседние города или деревни. К слову, именно из-за этого подготовка к миссии и оказалась такой долгой. При помощи делюминатора Рон, Гермиона, Гарри и Женевьева посещали разные города Британии — посетив почти все — и запоминали то, как они выглядят, чтобы появилась возможность для быстрой аппарации. Самый сок оставался на бар. Потому что Женевьева точно знала, что Пожиратели туда наведаются. И это будет вечером, когда Гермиона, под оборотным зельем в виде Женевьевы пробежится по улочкам Лондона, забегая в бар. К тому времени Гарри уже должен будет находиться под иным оборотным, притворяясь простым посетителем.       Женевьева взглянула на часы. Еще пятнадцать минут. Широко улыбаясь уже опьяневшим посетителям, девушка оглядывала зал. Что хорошо — отсюда было видно все, слепых зон от барной стойки не было.       Женевьева была под Оборотным зельем, теперь выглядя как милая блондинка в красивом фиолетовом кружевном топе и черных брюках. Все вещи Женевьевы и всех остальных оказались в сумочке Гермионы, спрятанной в новом пристанище, где-то в горах Шотландии.       Сердце безудержно билось. Ну и где они? Все пошло по накатанной?..       — Прекрасно выглядите, мисс. — к барной стойке подошел мужчина, внешне лет на пятьдесят с проседью в челке. Он говорил знакомым мужским голосом, — Можете повторить тот великолепный напиток, которой я пил намедни?       — Без проблем, мистер. — откликнулась Женевьева.       От сердца отлегло. С Гарри все в порядке. Налив ему в стакан для виски вермута, Женевьева вновь оглядела зал.       — Я видел мистера Нормана недавно, мисс, знаете? — отсалютовав бокалом, заговорил Гарри под оборотным, явно намекая на Рона. — Он в прекрасном состоянии, если вас это волнует.       — Я рада. А…       — Миссис Норман в порядке, — кивнул Гарри, сдерживая свой порыв рассмеяться в голосину.       Женевьева прыснула, благо, никто на нее сейчас не обращал внимания. Волшебница чуть-чуть нагнулась через стойку.       — Точно все хорошо?       — Да, только Рону руку задело немного, — понизив голос, Гарри наклонился к подруге. — С Герми все в порядке, просто ее хватил мандраж.       — Ужасно, — выпалила Женевьева и вдруг достала свой стакан с водой, отхлебнув.       Через дверь зашел мужчина, возрастом где-то на вид лет тридцати и прошел знакомой походкой к пустующему крайнему столу, согласно плану.       — Что ж, мистер Норман на месте, — прикусив губу, Женевьева выдохнула, и вдруг обратила свое внимание на посетителя с заказом. Разлив по рюмкам ром, девушка вновь вернулась к Гарри. — Ждем мисс Робеспьер.       Тут же через дверь забежала девушка в кожаной коричневой куртке, с длинной, спадающей на спину густой косой из настолько тусклых, почти мертвых на вид русых волос, что можно только посочувствовать. Под глазами у нее залегли круги, а щеки давно впали, чем немного напоминала наркоманку. Она юркнула в проход между столами и побежала в сторону туалетов.       — Это я так со стороны выгляжу? — шепнула Женевьева.       — В школе ты была поприятнее, не буду врать, — кивнул Гарри.       — Да ну?       — Намного приятнее.       — Ты тоже после этого года в скитаниях стал выглядеть как угрюмый дед.       — Джинни меня любым будет любить.       — Как самонадеянно, — покачала головой Женевьева.       — Это тебя просто никто не любит, вот ты так и говоришь. — в шутку сказал Гарри.       — И слава Мерлину, мне такого счастья не надо. Вас хватает вот так, — Женевьева провела указательным пальцем над макушкой, показывая насколько сильно ей хватает ее друзей.       Гарри рассмеялся. Из туалетов вышла уже не копия Женевьевы, а женщина-азиатка, лет около сорока на вид. На ней был строгий костюм, а губы опоясывала яркая красная помада — для отвлечения. Гермиона прошла к одному из пустых столиков посередине бара, усевшись там в одиночку и накинув на себя дезилюминационные чары.       — А где заколка твоя? — вдруг вспомнил Гарри. — Когда мы уходили я видел, как ты в свою сумку полезла, вытаскивая ее.       — В кармане брюк, — вздохнула Женевьева. — У меня просто предчувствие странное…        Гарри кивнул. Дверь в бар позади распахнулась, впуская внутрь десяток волшебников в темных мантиях. Женевьева нахмурилась.       — Прикроешь? — спросила она.       — А мне остается что-то иное?       Женевьева усмехнулась.       «Ад пуст, все черти здесь.»