Wind Chimes Soul

      Плеск воды и лязг посуды на кухне переплетался с ритмичным звучанием бас-гитары, украшенным губной гармошкой и надрывным хриплым мужским голосом. Женский начал ему подпевать. Рядом с раковиной на полотенце лежало серебряное кольцо с черным гладким камнем овальной формы, мягко поблескивавшим в свете бледной лампы. Когда последняя тарелка заняла место на сушке, колечко вернулось к хозяйке и поудобнее устроилось на безымянном пальце. Тут же и пароварка пропищала о готовности риса с овощами. Женщина осторожно открыла крышку, вдыхая аромат тушеных перцев в соусе, перемешала ингредиенты и оставила их еще немного «пожениться». Продолжая мурлыкать под нос песню, она зашла в комнату напротив, где работал приемник, сделала музыку тише и подошла к окну, вглядываясь в ночную мглу.       Далеко-далеко у самого берега маяк подмигивал кораблям-огонечкам, блуждающим в бескрайней темноте воды или взлетающим в небо, где они растворялись среди звезд. Как ребенок, который прислонил голову к холодному стеклу в ожидании метеоритного дождя, чтобы загадать желание, она так же на протяжении многих лет ждала, когда на горизонте появится «ее звезда» — пусть не самая яркая и похожая на все остальные, но самая любимая. Она всегда чувствовала ее появление, и сердце сладко замирало при виде заветного огонька.       «Ее звезда» погасла несколько лет назад. Но женщина все равно садилась у окна, чтобы увидеть издалека еще одну свою любимую маленькую звездочку, которая сияла и на солнце, и при свете уличных фонарей, болтаясь на темно-синем кителе.       В груди неприятно сдавило. Она со вздохом отвернулась, посмотрев на стеллаж, где возле электронных часов лежала пластиковая таблетница, и ушла с ней на кухню. Пение на секунду прервалось глухим кашлем. Женщина вернулась в комнату, допивая стакан воды, положила таблетницу на место, и тут ее взгляд застыл на фотографии в лакированной рамке. Она осторожно взяла ее и села в глубокое потертое кресло, нащупала сбоку провод от торшера и щелкнула выключателем. Теплый свет мягко окутал ее руки и счастливые лица четырех человек: впереди огромного космического линкора, украшенного праздничными флажками, стоял сын, который крепко обнимал обеими руками ее и бабушку — ее маму. Позади стоял глава семьи, положив сыну руку на плечо.       Она поставила рамку обратно и осмотрела весь стеллаж. Возле памятных статуэток и грамот стояло фото с выпускного, на котором сын почти догнал отца по росту. Бабушки с ними уже не было.       На полке ниже перед книгами был снимок белого кота с черно-рыжими пятнами, который дремал, свернувшись калачиком, а из-под лапы хитро сверкал глаз. Чарли — так его назвали — был жутким хулиганом, который частенько задирал соседских кошек и иногда гадил в цветочные горшки, но при этом был отменным охотником. Его сфотографировали на память перед тем, как отдать знакомым рыболовам — муж страдал от аллергии на шерсть.             Возле приемника лежала голограммная открытка с проекцией двух фигурок: сына, одетого в форму, который бережно обнимал свою маму.       С грустной улыбкой женщина вернулась в кресло, как вдруг за окном промелькнула тень. Она оглянулась, прислушиваясь к тяжелым шагам и шуршанию, быстро вытерла влажные щеки и поспешила открыть дверь. На пороге пыхтел Джет, обвешанный пакетами, который искал в портфеле ключи.       — Ты почему не спишь? — удивился он.       — Тебя дожидаюсь. Дай сюда, не мучайся, — она потянулась за пакетами, но Джет извернулся, пролезая внутрь.       — Не надо, тяжелые. Сам справлюсь. Ты пока поставь чайник, пожалуйста.       Мама закатила глаза с легкой усмешкой и скрылась на кухне. Джет сбросил в углу ботинки, повесил на крючок фуражку, нашел тапочки и вошел следом, неся по паре пакетов в каждой руке. Пока он выкладывал на стол консервные банки с мясом, хлебом и томатами, мама достала посуду и перемешала рис в пароварке.       — Как успехи, Джетик? — поинтересовалась она.       — Как, как… Да как обычно, — проворчал он, наклоняясь за новой партией. — «Съезди туда, слетай сюда». «Где отчеты, сроки просрали, давай быстрее, иначе напишут докладную». Из-за этого не смог сходить в зал. Но хотя бы в магазин успел до закрытия. Последнюю сгущенку урвал, держи.       — Угомонись и садись есть, потом разложишь, — вздохнула она, принимая банку.       — Я не голодный. Кофе выпью и поеду к себе.       — А чего рычишь тогда?       — Кто, я? — он удивленно поднял брови.       — Ну не я же. Ты всегда такой, когда проголодаешься.       — Да ничего я не рычу… — пробормотал он, но желудок издал предательский звук. Джет зарылся глубже в пакет и спросил:       — С перцами?       — С перцами.       — Давай.             Когда Джет закончил расставлять все жестянки, бутылки и упаковки, его ждала полная тарелка риса, кружка кофе и сгущенка в мисочке. Он вымыл руки и плюхнулся на стул, звонко двигаясь ближе к столу. Мама сидела напротив, поставив подбородок на сплетенные пальцы, и наблюдала, как он нанизывал на вилку крупные кусочки овощей, и как в этот момент у него с переносицы исчезали озабоченные морщинки.       — Я смотрю, у тебя день удался, — Джет прислушался к музыке. — Господин Хукер помог скрасить ожидание?       — Угадал, — улыбнулась мама, забирая пустую тарелку. — Салатик хочешь?       Джет немного подумал и кивнул.       — Огурцы свеженькие, марсианские, — приговаривала она, накладывая еду. — Помидоры с Тихуаны. Зелень местная.       — Дорогущие, наверное. И где ты раздобыла на Ганимеде зелень?       — Секрет.       Он дернул плечом и захрустел овощами, уже прожевывая медленнее и тщательнее. Пристальный мамин взгляд смутил его, и он замер с вилкой у рта.       — Ты чего?       Она помотала головой, тепло улыбаясь.       — Какая-то ты странная сегодня.       — Разве странно радоваться хорошему дню или хорошему аппетиту ребенка?       — Нет, дело не в этом. Твой… вид намекает, что ты что-то утаиваешь. Лекарство вовремя забыла принять?       — Почти угадал, — она наклонилась к нему, чтобы зачесать торчащие волосы за ухо.       — «Почти»? — вскинул он голову. — Тебе стало хуже? Ну, что молчишь? Давай колись, что случилось, иначе я объявлю голодовку.       — Со мной, — она встала и поцеловала его в макушку, — все в порядке. Настроение сегодня такое. Как в народе говорят: сердце женщины переменчиво, словно небо Ганимеда.       — Это не ответ на вопрос, — пробулькал Джет в кружку.       — Станешь допрашивать меня? — усмехнулась мама, подкладывая ему еще овощей.       — Ты не оставляешь мне выбора, — он ухмыльнулся, принимая игру, и внимательно посмотрел ей в глаза. — Где ты была сегодня в рабочее время?       — Дома, — она развела руками. — Наводила порядок, готовила ужин.       — Кто это подтвердит?       — Господин Хукер, — она указала на приемник в гостиной.       — Окей, допустим… — засмеялся Джет, промокнул рот салфеткой, отодвинул стул и заглянул в коридор, скребя щетину на подбородке. — Я обратил внимание на твой теплый жакет на вешалке. Ты его редко достаешь.       — Надевала, когда выносила мусор. Сегодня прохладно.       — Вот ты и попалась, — он щелкнул пальцами. — Сегодня по расписанию нет вывоза. Кроме того, ты упоминала местную зелень. Значит, ты выходила за ней?       — Сдаюсь, ты меня раскусил, — она подняла руки, смеясь.       — Это еще не все, — Джет встал и прошелся по кухне, потягиваясь. — Вопрос в том, куда ты за ней ходила. Ночами на рынке мало покупателей и продавцов: большинство проводят время либо дома, либо в Нео-Французском квартале. Вряд ли ты станешь тратить время там, где тебе могут подсунуть вялый пучок задорого. Ты у меня прирожденная домохозяйка и не купишь у кого попало.       — Верно, — согласилась мама.       — Мы оба знаем только одного человека, который может вырастить такую вкусную рукколу, — он взял из тарелки листочек и съел его, — и который согласится отдать ее почти даром.       — Да, да, я была у твоей соседки Нателлы. От тебя ничего не скроешь.       Джет довольно фыркнул, но тут же нахмурил брови:       — Стой. Ты моталась в такую даль за каким-то пучком зелени? Что ты там вообще забыла?       — Я отмыла твою плиту и душевую кабинку, постирала шторы, нагладила рубашки. В холодильнике лежит обед, увидишь.       — Ты сейчас серьезно? — он со стоном провел ладонью по лбу и облокотился на столешницу. — Я тут, видите ли, стараюсь сделать все, что в моих силах, чтоб избавить матушку от лишних забот, а она ездит на другой конец города, чтобы гладить шмотки.       — Нателла мне помогала, не переживай. Мы с ней отлично провели время, больше болтали и пили чай. Кстати, она поделилась со мной сбором трав, который полезен для сердца.       — Мам, я все понимаю, но я уже давно не маленький, умею сам гладить и готовить. Не так хорошо, как ты, конечно, но меня устраивает.       — Это и есть твое «спасибо» матери? — надулась она.       Джет отлип от столешницы, наклонился и поцеловал ее в висок.       — Именно, — прогудел он и поплелся в гостиную.       Он развалился в кресле, запрокинув голову, и вслепую нашарил пульт от телевизора на тумбочке. К негромкой музыке из приемника присоединился шум воды и прерывистые звуки переключаемых передач. Он щелкал, пока его не зацепила сцена из черно-белого фильма, в котором девушка с темным каре помогала мужчине выбрать пластинки. Джета поразило количество полок, заставленных бумажными конвертами. Он про себя усмехнулся, подумав, что вся эта огромная библиотека могла легко уместиться в память его наушников. С другой стороны, он бы отдал все, чтобы очутиться в таком магазине, вдохнуть сладковатый запах старой бумаги, прикоснуться к каждому альбому и спросить такую же очаровательную продавщицу, есть ли у них Паркер или Дэвис.       Убаюканный домашними звуками, Джет широко зевнул и поерзал, борясь со сном.       — Сходи переоденься, — мама была уже тут как тут. — Я дам тебе отцовское.       — Не хочу… — бросил Джет. — Мне скоро выходить.       Мама выключила приемник, села на диванчик возле окна и присоединилась к просмотру.       — Ах, «Vivre sa vie», — узнала она картину. — Печальный фильм, но он мне нравился. Здесь есть оригинальная дорожка?       — Сейчас посмотрю, — он открыл меню поиска языков и выбрал французский. — Прошу, мадам. Я тебе оставлю, а сам пойду собираться. Все равно только два слова разобрать смогу.       — Но ты хорошо читаешь и произносишь слова, — поддержала она его. — Помнишь, как ты пробовал петь на французском?       — Нет, даже вспоминать боюсь, — буркнул Джет, краснея.       — У тебя неплохо получалось, mon Jais.       — Maman, пожалуйста, выражайтесь прилично, — шутливо отозвался он. — Что еще за «мон Же»?       Она с улыбкой посмотрела на него, а затем в окно, в котором отражалась гостиная, словно там открывался портал в другой мир, где оживали светлые воспоминания.       — Я рассказывала тебе эту историю в детстве… Когда мы с твоим папой начали встречаться, он подарил мне кольцо с гагатом, которое напоминало бы о нем, пока его нет рядом. Хоть это самый простой и недорогой камень, мне сразу понравился его цвет — черный, глубокий, как ночной океан. А потом, когда ты появился на свет, я увидела твои темные волосики и твердо решила дать тебе имя Джет, что и значит «гагат». Мой самый драгоценный камень, Джет Блэк.       — У нас пробоина в отсеке ностальгии, спасайся кто может, — причитал Джет, смущенный до ужаса, пока поднимался с места. Он пересел на диван поближе к маме и заглянул ей в глаза.       — У тебя точно все хорошо?       — Лучше не бывает.       — Я знаю, ты очень тоскуешь. И я переживаю за тебя. Я долго думал кое о чем… Может быть, продадим эту квартиру? Будем жить в бабушкиной. В тесноте да не в обиде. Ты будешь под присмотром, и у нас появятся деньги. Я найду толковых врачей, подберем тебе самое лучшее лечение.       — Джетик… — она погладила его по щеке. — А как же ты? У тебя ведь есть своя жизнь. Я… очень боюсь стать тяжким грузом для тебя.       — Я буду нести этот груз, — хрипло шепнул он, — столько, сколько потребуется. Я тебя вытащу.       Он обнял ее, слушая стук родного сердца. Спокойного, как шум прибоя.       — А у тебя, Джет? — тихо спросила она. — У тебя все хорошо?       — Да.       — Тебе нравится работа, я это вижу.       — Она… не совсем такая, какой я ее представлял, но… да. Мне действительно нравится. Хоть у нас и одни раздолбаи…       — Говоришь, ты куда-то летал сегодня?       — Да, на малом патрульном корабле. Правда, в качестве пассажира.       — Это такой белый с мигалками?       — Он самый.       — И как тебе?       — Здорово, — он улыбнулся. — Нас пускали только за тренажеры в учебном центре, но ощущения непередаваемые.       — А меня прокатишь разок? Или хотя бы на вашей машине. Это же так интересно. Как в кино.       — Посмотрим, — пожал он плечами. — Нам нельзя разбрасываться служебными тачками, но если тебе очень-преочень захочется погладить мою одежду, то дай знать.       Джет отстранился, зевая и потягиваясь.       — Может, все же останешься переночевать?       — Не, посижу минут десять — и в путь, — он посмотрел на часы. — Успеваю на последний монорельс или трамвай. Свари еще кофейку, пожалуйста.              Мама ласково растрепала ему волосы и, проводив нежным взглядом, зашаркала на кухню. Джет скрестил на груди руки, легонько улыбаясь в ответ, и перевел взгляд на телевизор, устало моргая.       Дождавшись, когда вскипит вода, мама вскрыла банку со смесью арабики и робусты, чей аромат бодрил не хуже самого напитка. Помешивая блестящую пенку, она тонкой струйкой начала вливать сгущенное молоко. Внезапно рука дрогнула, на стол попало несколько капель сгущенки. И слез. Испугавшись, что ее услышат, она прикрыла ладонью рот, чувствуя, как бегущие по щекам слезинки прячутся меж пальцев.       Она открыла воду посильнее, тихонько умылась, вдохнула поглубже и, собравшись с духом, вернулась с кружкой в гостиную. Едва она хотела позвать Джета, как вдруг заметила, что голова его наклонилась вбок, руки сползли вниз, живот ритмично вздымался и опускался. Мама оставила кофе на тумбочке, щелкнула торшер, ушла в спальню и вернулась оттуда с покрывалом. Легким бесшумным взмахом она укрыла сына и поцеловала в лоб, а тот спал так крепко, что не даже не промычал и не шелохнулся в ответ.       — Что бы ни случилось, — прошептала мама, — я попрошу тебя лишь об одном: будь счастлив.