Делец

      Осознанный выбор осуществляется на основе не качеств предмета, а способности субъекта их корректировать

             В МЭГ писали примерно следующее:              “Сезон драмы на Сан-Фалдо ежегодно поражает своей глубиной и разнообразием, однако в этом году город карнавалов приготовил беспрецедентное зрелище, дополняющие представления сезона. Музей высоких искусств подтвердил информацию специальному корреспонденту МЭГ о том, что накануне музей провел независимую оценку двенадцати полотен, поступивших анонимно в распоряжение управления учреждениями искусства. После тщательной проверки эксперты подтвердили возраст и, следовательно, подлинность картин — знаменитые двенадцать Жемчужин Пангеи, украденные сорок лет назад, были предоставлены во владение музея с единственным требованием — показать их миру. Мариджоя до сих пор не сделала комментариев по данному вопросу. А меж тем билетов на рейсы на Сан-Фалдо уже нет. Какой невежа пропустит возможность увидеть что-то настолько прекрасное, что спирает дыхание?”              Далее, МЭГ же сообщал, что:              “В порту Сан-Фалдо продолжаются обыски. Дозор блокирует выходы в море, и ни один корабль до сих пор не покинул гавань. Публично заявленная цель операции состоит в том, чтобы арестовать тех, кто был причастен к перевозке полотен. Однако, учитывая, что количество кораблей в порту вот-вот перевалит за шесть сотен, это задача кажется все менее и менее реалистичной, а цели операции все менее и менее достижимыми. Толпы взволнованных туристов, стекающиеся в Сан-Фалдо в ожидании грандиозной премьеры сезона, назначенной на субботу, заполонили улицы города. Контр-адмирал Берк отказался комментировать происходящее, но редакция полагает, что Дозору следует перестать принимать желаемое за действительное и принять свершившийся факт: жемчужины станут доступны публике. Человек, позволивший это — герой и будет вписан в историю, а не в тюремную хронику”.              Если заглянуть на вторую страницу номера, статья продолжалась: два дня назад, когда впервые сообщили о картинах: о том, что пошел слух о картинах и что музей не делал заявлений, однако потребовал прибытия экспертов по истории живописи. Весть о возвращении "Жемчужин Пангеи" молниеносно разлетелась по всему миру, и в порт Сан-Фалдо хлынул поток туристов, желающих лично увидеть эти шедевры. Ситуация вышла из-под контроля — в давке погибло 6 человек, еще 12 находились в тяжелом состоянии.              С тех пор Дозор значительно приблизил к нейтральным свои методы. Людей больше не запирали в порту, а позволили выйти в город. Всех прибывших фиксировали поименно, а корабли проходили строжайших досмотр. Редакция осторожно связывала это с тем, что Штаб одернул своих псов.              Еще через сутки количество дозорных на острове увеличилось еще на несколько десятков — действительно вмешался Штаб. Журналистов МЭГа нарекли истинными пророками. МЭГ освещал и это решение: Штаб начинал видеть в этом скоплении людей большую дестабилизацию ситуации в регионе, и учитывая, что пути морепоезда имели стратегическое значение для Дозора, а связанные им города были важнейшими опорными пунктами навигации, Штаб для нормализации обстановки отправил в регион вице-адмирала. Вице-адмирал сообщил, что не связан с операцией по аресту экспедитора полотен, и его основная цель — безопасность горожан. Солдаты Штаба были на мирной миссии. Приложили и фотокарточки: в музее Эрвуол через одного пестрили формы дозорных, и охваченный военными музей искусств выглядел как карикатура. Говорили, ночью в порту и вовсе была слышна стрельба из пушек, но все публичные лица опровергли информацию. Но уши-то слышат.              В вечернем номере того же дня МЭГ сообщал, что количество гостей с Сан-Фалдо перевалило восемнадцать тысяч — что кратно превышало вместимость Большого, и премьера, приближающаяся в субботу, была не просто распродана. Говорили, что билеты на нее перепродавали за безумные деньги — людям, уже совершенно не связанным с культурным паломничеством. Вольто лично пообещал редакции, что будут проведены работы, чтобы увеличить вместимость театра как минимум на двадцать процентов. И все же число людей, которые увидят полотна первыми, будет ограничено.              Поток кораблей на Сан-Фалдо не прекращался. Не умещаясь в порту, они вставали на рейд, и Дозор организовал искусственную плавучую платформу, просто чтобы дать людям возможность попасть на остров на чем-то кроме лодок, потому что такие попытки предпринимались и едва не закончились летальным исходом.              Поздно вечером в пятницу на остров прибыл контр-адмирал Берк. МЭГ попытался спросить его мнения насчет ситуации, но он, говорили, чуть не прикончил репортера. Он требовал встречи с Вольто, но не получил аудиенции, и единственным способом увидеть распорядителя учреждений искусств Сан-Фалдо было попасть на представление в субботу. Контр-адмирал не приходился прямым подчиненным вице-адмиралу Момонге, который бдел порядок в порту.              В тот же вечер на Сан-Фалдо оказался и сам Морганс.              Морганс был на корабле вице-адмирала и говорил с ним о том, что можно и нельзя писать в газетах, настаивая, что нет слова нельзя в вопросах свободной журналистики. Вице-адмирал был в сопровождении своих самых надежных людей. Коммодор Перри, знаменитый своими навыками нормализовать общественные волнения без жертв, почти не покидал порта и снискал себе хорошую славу, когда дал несколько очень сдержанных и благоразумных комментариев относительно ситуации. И был капитан Холланд, снискавший себе славу более интересную — капитан Холланд затеял драку с офицером корабля Берка. Причины этого недоразумения ни Момонга, ни Берк не комментировали, но Морганс спросил у Холланда, что пошло не так, и тот ответил:              — Болтал, о чем не знает, вот и получил.              — По заслугам, выходит.              — Именно.              — Что ж, если так считаете и вы, и Момонга, и Берк, это бы объяснило, почему с вас не сорвали погоны, — Морганс был в превеселом расположении духа. Холланд не был. Поднял на журналиста взгляд — взгляд человека на грани разочарования в собственных принципах и не исключающего человекоубийства из-за приступа раздражения. Морганс безупречно считывал такие коннотации с чужих лиц, всплеснул крыльями и покинул корабль — у него, мол, еще были дела в городе.              А город все не спал, гудел, шевелился, как муравейник, был подсвечен весь до самого узенького переулка, и люди рассматривали каждую буковку последних тиражей газет. Были заполнены до последнего стула веранды и залы, стоящие на улицах столы, скамьи. На площадях стояли сотни людей, и казалось город просто не готов спать с премьерой на носу. Вслед за МЭГ о Сан-Фалдо писали все издательства, хоть сколько-то уважающие свои рейтинги.              Морганс, как истинный поклонник единственного искусства, которое признавал (скандал), имел при себе билет в Большой. Берк, как ревностный преследователь своей специфической справедливости, свой билет тоже получил — о том, что эта женщина, которая доставила Полотна, все еще здесь, она сообщила ему лично по муши Вольто. Из-за того, что на острове было слишком много людей и журналисты забили все линии связи, улитка помеховала. И то, что из-за раздутой публичности здесь теперь вице-адмирал, связывало ему руки. Но он возьмет ее, потому что сенсации появляются и забываются, а остров ничто и никто не покинет, и даже если Берку осушить океан и вести корабли из строя, чтобы оставить ее на допрос, он это сделает.              Психологический портрет этой женщины был красноречивый. Мнительная, самодовольная, переоценивающая свои силы женщина, ошибочно полагающая, что публичность и многолюдность ее защитит. Берку до картин дела не было. Будь они в Эрвуоле, в Пангее, подвесь их хоть вдоль камер смертников Импел Дауна — черт с ними. Но женщина — вот ее Берк прижмет к стенке. Берк вывел на чистую воду много людей самыми разными способами. И то, что она женщина, не защитит ее ни от его методов, ни от беспринципности тюремного заключения, ни от безысходности висельной петли.              В день премьеры МЭГ притих — журналюги часто так делают, приглушают громкость накануне больших событий, к которым разгоняют публику, доводя ее до экстаза, чтобы бестолковыми заметками о торговле полуфабрикатами в Норт Блю вывести людей из себя. Берк утром прочел газету и бросил ее на стол, когда в кабинет вошел коммодор Стоун. Берк поглядел на него — у мужика на лице имелись следы потасовки с капитаном Момонги. Берк покачал головой неодобрительно — дать капитану вот так себя измазать. Черт-те что.              — Люди в театре?              — Мы исследовали весь зал, каждый ряд и каждое кресло — никаких сюрпризов не будет, — заверил Стоун.              — Ложи?              — Все до единой осмотрели.              Берк не мог сказать “хорошо”, потому что зудело, что это недостаточно хорошо. Было бы достаточно хорошо только в том случае, если бы Стоун сообщил, что нашел явные следы этой женщины. Подполья. Грязи на Вольто, безвозвратно марающей его в глазах Штаба.              Момонга настоял на том, чтобы в театре перед сценой стояло живое ограждение, чтобы не допустить того, чтобы люди ломанулись к сцене.              — Она точно будет в театре. Мы возьмем ее.              Коммодор покачал головой. Она будет в театре. Она достаточно безбашенная и тщеславная для этого, она захочет посмотреть на результаты своих дел, она захочет признания, она захочет быть частью этого представления, его архитектором и зрителем. И она будет в зале театра, где будут заблокированы все выходы, где дозорных будет больше, чем на фрегате, где будет некуда бежать, потому что театр будет набит битком. И Берк притащит ее за волосы на корабль и высадит в Штабе, чтобы она ему целовала туфли и молила Момонгу о пощаде в обмен на то, что расскажет, чью сделку исполняла. Типичные дилеры — много о себе думают, а на деле, дернешь за ниточку, и посыпятся, и собственную мать продадут. А вслед за этим посыпятся и другие домино — И Вольто потеряет должность, что бы там Берку ни запрещали с ним делать, и Дама, и возможно коллекция Эрвуола покинет остров и еще бог знает что.              Хотя судьба Вольто его в целом волновала мало. Главное, что Вольто сообщил ему, что эта женщина здесь и удержал ее до сих пор. А теперь она никуда не денется, и ее арест приведет к падению очень крупной фигуры Подполья, и тогда на счету у Берка их уже будет двое. Сама дилер его интересовала только в той мере, в какой приятно будет посмотреть на ее проигрыш.              В чертов театр даже в день премьеры было нельзя войти без маски. Технически можно, и никто не посмеет вышвырнуть из Большого контр-адмирала, но если так, то театр не начнет представления. Следовательно, не будет и картин, и Берк не возьмет дилера.              Большой был переполнен людьми. Демонтировали часть декора, чтобы освободить проходы, зал амфитеатра был набит битком, хотя еще не дали второго звонка. В зале стоял Дозор, стояли люди с фотоаппаратами, Берк различил в зале и нескольких королей и министров. По правую руку от императорской ложи устроился Морганс, и с ним стояла женщина со скромной маской Моретты. Морганс, наклонившись к ней, что-то, посмеиваясь, ей рассказывал, и она слушала, не отпуская маски. Берк не любил Морганса — тоже подонок из Подполья, только что оказал критическое количество услуг Дозору и Правительству.              Вольто в его ложе не было. Берк наклонился к офицерам — за время выступления нужно будет определить дилера. Его люди разошлись по залу. Обыватели рассаживались, свет постепенно приглушали, ложи отбрасывали тени на партер, и когда дали последний звонок и свет потух, Берк еще долго стоял, пока его не оглушил гром аплодисментов и соседи не заставили его сесть почти силком.              Засвеченная густым белым сцена освободилась от тяжелых кулис, и за ними, оказалось, стояли двое — мужчина (Берк узнал Вольто) и женщина (не Дама) — Берк чуть на ноги снова не поднялся. Это была она. Чуйка, предчувствие, безотказный собачий нюх говорил о том, что эта женщина справа от Вольто, — это она.              Вольто дождался тишины. Публика затаила дыхание. Берк искал глазами своих офицеров. Вдоль сцены стояли люди Момонги. Подперев боком один из боковых выходов, стоял капитан Холланд, медленно прекращал хлопать в ладони вместе с тем, как на амфитеатр опускалась тяжелая тишина, отдающаяся эхом в свод.              — Большой театр Сан-Фалдо, — сказал Вольто. Негромко, не театрально. Его голос не отдавал криком, звучал тихо, потому что не был им, но одновременно громко от акустики зала. Сказал это, как если бы представился. Люди его знали. — И прочие высокие искусства, — продолжил он, обвел взглядом зал. В прорезях его маски глаз было не видно. Женщина рядом с ним повторила его движения с точностью, как тень, только немного вскинув подбородок. Достаточно тщеславно, по мнению Берка. Наконец, его человек показался у сцены. Берк махнул ему рукой и указал на женщину. — Лично я, Вольто, — продолжалось представление на сцене: Вольто показал на свою грудь ладонью и едва заметно поклонился. Потом представил женщину с ним рядом, подав ей руку — она, ведомая, сделала шаг к сцене, и опустилась в едва заметном реверансе, не склонив головы. — И господа с Мариджои, позволившие нам стать свидетелями двенадцати Жемчужин, — они поклонились почти синхронно. Вольто продолжил: — К вашим услугам.              Берк успел только кивнуть на них двоих, но свет погас весь полностью, и Вольто сам растворился во тьме, и женщина с ним вместе, зал снова потонул в овациях, бурных, истерических, почти запойных, когда кулисы стали открываться, и зал стал заливать свет со сцены, оставляющий на заднем фоне, как антураж, двенадцать картинных рам. Людей на сцене не было. Овации обвалились в крики. Визги. Защелкали вспышки, ослепляя, кто-то бросился к сцене, и их удержали дозорные. Свет еще толком не коснулся содержания полотен, а зал медленно обратился в кишащий муравейник. Люди, сидевшие по своим местам, повскакивали, побросали бинокли и веера, ломанулись к сцене. Берк тогда тоже не стал сидеть, поднялся, протиснулся в проход между рядами, и выловил своего офицера.              — Женщина. Найди женщину, — он кивнул на сцену, и офицер ему в ответ только непонимающе мотал головой. В столпотворении было не разобрать даже силуэтов. Кто-то пытался слезть с ложи, чтобы тоже ломануться к сцене, и толпа разросталась и теснела, и при этом стоял непроглядный мрак театрального зала. Дозор удерживал жестокий натиск даже не людей, а просто груды мяса, и Берк обернулся. На сцене стояли двенадцать полотен, подставленные свету, и не было никакого представления. Холланд исчез. Вольто оказался в своей ложе. Берк уставился на нее — Вольто стоял в полный рост, и женщина — с ним. Она снимала маску и опускала ее с лица, и Берк не мог различить в темноте, кто она такая. Он толкнул офицера вперед, чтобы брал оружие и если нужно стрелял ее прямо в ложе, но она подошла к борту, они с Вольто переглянулись. Она еще бросила взгляд на Морганса, и тот покачал головой — в знак готовности, не меньше.              Берк предчувствовал. Сейчас обвалится крыша. Или растрескается пол, упадут стены или ударит молния. Сейчас произойдет что-то, что было подстроено задолго до его появления. И офицер его не дойдет до ложи, и Вольто останется при своих картинах, должности и городе, и эта женщина исчезнет, хотя порт закрыт, как бутылка пробкой.              Послышался шелест бумаг.              Тихий, приглушенный шелест, отделяющий крики в зале от полной тишины амфитетара, которая в нем должна быть. Шелест этот был высоко, шептал на ухо и велел задрать голову, и Берк не поддавался общественной истерике только потому что чувствовал, он смотрит этой женщине в глаза, и она ему. Последние несколько секунд, прежде чем миллионы купюр белли закрыли стеной обзор и люди все до единого, включая офицера, которого Берк послал в ложу, не бросились собирать их в карманы. Кулисы медленно закрывались. Берк отмахивался от белли, все продолжающих падать с потолка, а в ложе уже никого не было.              Театр потонул в вакханалии. Безнадежно, безвозвратно, уткнулся лицами в пол, собирая на коленях купюры, прыгая на бархатных сиденьях ботинками, роняя маски и разрывая подолы платьев. Берку, чтобы выйти из духоты амфитеатра, чуть не пришлось подраться с другим дозорным, и когда он покинул Большой, он долго звонил по муши. Эта женщина уберется с острова. Кем бы она ни была, она провернула все это самыми очевидными путями у него на виду. Она уйдет самым очевидным образом и упустить ее будет нельзя. Берк не знал ее в лицо, Вольто скажет, она была в маске, и он навсегда потеряет ее след. Театр до ночи собирал бумажки из-под сидений и из щелей пола. Порт стоял на ушах. Газетчики уже отправили материалы, и утром, когда Берк получил очередной номер с крупной панорамой театра, в котором картин на сцене даже не видно из-за взбесившихся людей и мельтешащих купюр, коммодор доложил последнюю новость, которая ставила крест на этой операции.              — Она ушла.              — Как?              Берк задал этот вопрос по инерции, хотя догадался уже.              — На морепоезде.              Морепоезд. Они блокировали порт, а Сан-Фалдо еще связан с миром морепоездом.              — Собирай корабль, — если она отправилась на морепоезде, то могла быть только в Городе воды. Нагнать Морепоезд? Вряд ли. Потребовать его остановить, есть оказаться в зоне досягаемости — возможно.              — Корабль готов, контр-адмирал, — усмехнулся коммодор. Берк хлопнул его по плечу.              — Уходим.              Экстра 27. Вольто              Вольто был в Пангее. Вольто был в Пангее трижды. Один раз на собрании королей. Королем он не являлся, но однажды получил приглашение стать свидетелем съезда. Один раз по долгу профессии — один из знати искал скульптуру Венеры, и Вольто как один из знатоков скульптуры принимал участие в исполнении Воли жителей Небес. Наконец, однажды он был в Пангее с исключительной целью визита — осмотреть. Стоять теперь перед полотнами Жемчужинами Пангеи навевало воспоминания об этих временах.              Вольто на днях говорил с Момонгой. Когда он только прибыл.              О том, что кого-то из вице-адмиралов пошлют на Сан-Фалдо, сеньора Гласс сказала сразу, ровно перед тем как звонить Берку с единственной целью вывести его из себя. Гласс была на Санрайзе, и была там явно не девочкой на побегушках, судя по тому как легко и непринужденно МЭГ раздул из прибытия Жемчужин на Сан-Фалдо скандал мирового масштаба. С тех пор сеньора ходила только в маске. Стали прибывать люди и дозорные. Когда узнала, что вице-адмирал Момонга будет на острове, была приятно удивлена. И когда он прибыл, Вольто с ним говорил — сама она при этом разговоре не присутствовала, но Момонга в целом передавал позицию Штаба, что Вольто просто сторона сделки и не интересует Штаб, Момонгу и Берка не будет интересовать, потому что ему так приказано. А Гласс говорила, что Берку достаточно напомнить.              Берк и сам прибыл, с ним Вольто тоже говорил. Гласс Вольто ни слова не сказала про разговоры с Момонгой, и кажется беседы с ним ее нисколько не волновали, но вот перед Берком, газетчиками и общественностью Гласс просила держать лицо. Лицо безумца от искусства, немного сценический образ, немного театрализованное представление. А Вольто начинал свою молодость в театре. И Гласс мерно исполняла свои слова, поэтому Берку он устроил довольно холодный прием.              Они были в порту, когда прибывал кое-кто из королей, и Гласс, пока стояла с маской, окликнула одного из капитанов Момонги:              — Как ваше запястье, Холланд? — Капитан обернулся, но сеньора уже ушла с королем неизвестной ей страны. Отдал Вольто честь, явно опешив от того, что слышал, но ничего не сказал.              Премьера по сценарию Гласс также произошла. Ажиотаж, наведенный прессой, давка в театре, срыв премьеры, и Вольто даже не хотел знать, сколько именно разбросанных по амфитеатру купюр сделали свое дело. Вольто принесли газету на утро после представления, и Вольто стоял у основания сцены по лодыжку в деньгах и просматривал заголовок. Дебоширная панорама театра, на которой было даже не разобрать того предмета, что привлек всех этих людей на остров — как иронично — занимала верхнюю полосу с крупным заголовком: “Теперь публике доступны двенадцать Жемчужин Пангеи”, а панорама была заполнена позорным скандалом и мелкими купюрами. Вольто не брался прикидывать, сколько денег Гласс здесь оставила, почему так решила и во сколько оценивается ее состояние, чтобы себе это позволить, но да это было неважно.              Картины были здесь и принадлежали Эрвуолу. Их подлинность была подтверждена. Мариджоя не возразила. Штаб вмешался, только чтобы предотвратить кровопролитие и не имел к Вольто вопросов. Подполье не дало о себе знать. Сеньора Гласс исчезла в городе и, судя по всему, уехала на морепоезде, что отходил на рассвете, в час самого спокойного моря. И Берк ушел за ней следом.              В целом, все.              Он обернулся к картинам. Захватывали дух. Их транспортируют в Эрвуол. Приборка и стабилизация после этого Инцидента займет какое-то время.              — Вольто! Милый мой. Так и знал, что ты будешь здесь, — амфитеатр многократно усилил голос вошедшего в один из боковых входов человека, и Вольто усмехнулся. Вольто сложил газету и обернулся. Разносились по залу и звуки шагов. Со сцены в зал было ничего не видно. Свет все еще был настроен так, чтобы высветить полотна. Вольто закрыл прожектор сложенной газетой, чтобы не ослеплял. К этому моменту гость театра поднялся по лестнице бодрой припрыжкой, вступил в луч света. И Вольто узнал этого человека по голосу, но теперь в личности его сомнений быть не могло.              — Аллен, — произнес Вольто, опуская газету. Тот склонил голову в театральном поклоне. Театр воспитывает личности определенного типажа, просто этот типаж потом по-разному ассимилирует с людьми, в которых поселяется. В Вольто он предпочел маскарад и время от времени был в состоянии надеть на себя любую маску. Аллена юность в театре поломала. Их надолго разнесло в разные стороны света, и Вольто к сознательному возрасту оказался на Сан-Фалдо, а Аллен в глубоком-глубоком беспамятстве от веществ, названий которых даже не запоминал. И тем не менее в конце концов и его жизнь поставила на ноги, и в Южном синдикате его чутье к деньгам и прекрасному дали ему возможности, о которых он и думать не мог.              Аллен был посредником во многих сделках с искусством. Имел рычаги влияния, потому что заведовал финансами целой части света, хотя так только говорили. Вольто имел представление, что Банк Саут Блю на самом деле финансировал торговлю по всему свету, и принадлежность синдикатов к морям — большая условность, позволяющая просто проводить линии между четырьмя группами, поделившими пирог мировой законной (и, откровенно говоря, не слишком) торговли.              — Признаться, в такой сделке я бы хотел участвовать, — сказал он, указав кивком напудренного лица на картины.              — Признаться, предпочел бы никогда не участвовать в этой сделке, — ответил Вольто. Аллен очень театрально изумился.              — А как же? Умная женщина, бесценные вещи, — он наклонился над полотном, убрав руки за спину. Кажется, чтобы проследить за узором красок, даже задержал дыхание. — Мисс Гласс не перестает поражать.              Вольто помолчал. Имя мисс Гласс назвала только ему и Даме, а Дозор так и не установил ее личности. Аллен меж тем не сомневался.              — Знаешь ее?              — Обманулся ей на Санрайз.              — Слышал, на Санрайзе тебе было не до этого, — сказал Вольто. Аллен сморщился — не желал это обсуждать. Свои глубокие приступы пристрастий, оставшиеся с ним с юности, он перебороть не мог. В трезвом уме он их игнорировал, а в тронувшемся — не признавал. Аллену было сложно обмануться женщиной, с женщинами его очень мало связывало, насколько Вольто помнил.              — Ей грех не обмануться. Она очень умна. — Аллен признавать, что кто-то очень умен, не любил. Вольто услышал в этом нехорошую ноту. Вообще имя Гласс не должно было быть публичным в этой сделке. Аллен распрямился. Вольто посмотрел на него.              — Мне о чем-то стоит знать?              — Питаешь к мисс личные привязанности?              — Нет.              — Тогда нет, — широко улыбнулся Аллен. — Я просто рад тебя видеть и рад за твои коллекции. — И он проследовал к следующему полотну.              Экстра 28. Зоуи Гласс              От Сан-Фалдо до Water7 на борту корабля было часов тринадцать ходу, если не спешить. Морепоезд достигал Города воды за пять часов, но делал одну остановку на полчаса возле маленькой искусственной станции, где сменял смотрителя.              Зоуи мало волновало это все, просто Декси рассказал накануне, а у Зоуи был план проспать всю дорогу и проснуться за две минуты до прибытия. Утренний рейс, отправившийся в день Инцидента Жемчужин на Сан-Фалдо, был почти пуст. Зоуи вошла в вагон, в котором помимо нее сидело только двое человек — двое мужчин, одетых в тяжелые накидки с мехом, плащами почти полностью закрывающие их фигуры. Видимо, были на Сан-Фалдо из тех, кто прибыл из-за морей ради того, чтобы быть причисленными к событию. Теперь отъезд на Water7 — фактически единственный способ выбраться с острова, но вряд ли город придет в себя быстро, кроме уникумов, сохранивших трезвость ума и хладнокровие.              Морепоезд — это самоочевидное решение, как уйти с острова. Дозор не управляет морской железнодорожной компанией. Она ожидала, что Берк учтет это. Но на вокзале не было ни единого дозорного, и кажется Берк просто не допускал, что она уйдет не на корабле. Что ж, просчет с его стороны. Морепоезд тронулся строго по расписанию, и Зоуи села в кресло у окна согласно своему билету. Морепоезд стремительно набрал скорость, и наблюдать из окна, как они несутся по глади спокойного моря — не укладывалось в голове сочетания ударом рельс и блеска моря. Не укладывалось в голове, что Карс просил об услуге. И Зоуи, задремав на своем месте после очередного марафона без сна, проснулась бы в сладком ожидании неожиданностей на Water7 по прибытии на станцию.              Но в дремоту в поезде закралось тянущее ощущение утопления и судороги, когда ты точно знаешь, что надо проснуться, но не можешь, потому что тебе отказало тело и сознание бросается в панику. А сознание Зоуи, в последние недели занятое преимущественно отходняком от Королевской воли, кратковременным эпизодом уныния, с паникой не справилось, и Зоуи вытащило из дремоты насильственно и жестоко, заставив первым движением не растереть глаза и не размять шею, а перемахнуть спинку кресел, и, не рассчитав собственной гибкости, свалиться на сиденья ничком.              Это было очень плохое положение дел, учитывая, что в вагоне, летящем по морю, теперь было не двое гостей из чужого моря, а все шестеро. Все шестеро — огромные мужчины в одеждах, больше свойственным суровой зиме, чем вечной весне океана, и Зоуи подметила, что такое она уже где-то видела, в тот же момент, как Воля заставила ее вскочить с сидений, чтобы ее за волосы не подняли: Воля увернулась от тяжелой руки, соскочила в проход меж сидениями, успела бросить взгляд на людей с ней в вагоне. Краткая справка мгновенно впечаталась в глаза, хотя Зоуи не вполне успела бы проговорить это в мыслях:              Двое из пяти вооружены тяжелыми длинными орудиями, вроде шестов. Металлических. На двоих одежда кожаная, а трое — имеют меховые воротники. Подпоясаны. Огнестрельного оружия нет. Один в перчатках. У одного шрам на лице, как если попасть под лапу большого зверя. Окна не открываются, и поезд летит слишком быстро, и туда выскакивать смысла нет. Воля ввела в курс дела еще по одному вопросу — ей не выиграть в драке ни с одним из них.              Она доосмысливала картинку в голове, когда тело уже бросилось к дверям. Страж, стоящий преградой с шестом, переломал бы ей все кости, если бы Зоуи Воля не вынудила ретироваться с пола на багажную полку. Зоуи не знала, что сможет влезть туда так быстро, чтобы свистящий удар пролетел мимо, а страж, пока оборачивался, уже бы потерял время. Зоуи толкнула дверь наружу. Здесь стук колес по рельсам гремел в ушах, шумела вода, сцепка вагонов грохотала, лязгая на ходу.              Зоуи перескочила сцепку, удержавшись за тоненькие ограждения на краю площадки, но Воля не дала возиться с дверью. Ей пришлось снова увернуться от удара — Воля бросилась прочь от двери, напомнила, что драка эта — бессмысленная, и Зоуи ее проиграет, тем временем не дала попасть под еще один удар. Устояла на месте чуть-чуть дольше нужного, и страж ударил прямо по замку, держащему вагоны вместе. Страж явно не хотел этого, и его за плечи оттащил другой — без оружия, и поскольку на площадке людей их габарита мог стоять только один, возникла возня, и Зоуи потянула второго, безоружного, за плащ — достаточно дернуть его на полметра вниз, чтобы он попал под колеса, и немного пошатнуть равновесие воина — и его вынесли к чертовой матери с площадки в море.              Вместо пятерых четверо, заметила Воля. Зоуи оскалилась в ответ. А как же безнадежная драка?              Воля продолжала нашептывать сводку самой важной информации, доходящей до здравого смысла постфактум: эти люди — конкретно по ее душу, но не хотят убить. Нет, убийство на языке чувствуется другим привкусом, Воля знает его хорошо. Больше того, не хотят поднимать шума, поэтому не дали расцепить вагоны. Чужое стремление не шуметь — это всегда преимущество. Зоуи собралась открыть позади себя двери — Воля чувствует, что внутри больше людей-пассажиров, но потом оказалось не только пассажиров.              Зоуи обернулась назад и вверх. На крыше вагона стоял еще один страж, тоже с оружием. И если так подумать, внутри вагона их по меньшей мере трое, и остались еще эти четверо.              Воля прикинула пару опций. Их оружие ей, пожалуй, просто не поднять. Клинок она потеряла давно, и он не планировал к ней возвращаться. Клинок бы кратно повысил шансы убить того, перед ней, что стоял без оружия, и возможно еще одного на крыше, если она не сорвется при попытке подняться, но шансы на драку с победой все давно стремились к нулю.              Что-то новенькое. Зоуи усмехнулась, медленно обводя воинов взглядом. Воля отступает на задний план перед лицом здравого смысла. Требует начать переговоры, видит к ним предпосылки.              — Вы меня не убьете, — констатирует она. Чтобы они знали, что она знает. Это первая предпосылка. В ответ на нее мужчина, что стоял на платформе напротив, промолчал. Поднял ладонь, показав ее видно тому, что стоит над Зоуи на крыше ее вагона. — Зачем тогда драться? — спросила она. Надо медленно, осторожно и очень нежно прощупать почву. Она вспомнила, где видела этих людей. Не конкретно их. Их типаж, их форму, их бой, и чувство, что она проигрывает — это было знакомо.              — Взять живой, — сказал страж. Зоуи подняла брови.              — Дозор?              — Нет, — усмехнулся он. Зоуи потупила взгляд. Но будь это правительственные псы, были бы из Сайфер Пол. Эти слишком колоритные для Сайфер Пол.              — Живой я могу и по своей воле пойти, — сказала Зоуи.              Знать бы куда. Но лучше по своей воле и в сознании, это сто процентов. Быть в сознании — значит иметь незаменимую возможность контролировать ситуацию. Изменять ее. Говорить. Узнавать. В конце концов будь пунктом назначения хоть Импел Даун, она предпочтет быть в сознании по пути — вдруг удастся развернуть корабль. Истина старая как мир, как первые уроки вождения. При заносе не отпускать руль и не закрывать глаза. И еще не визжать по возможности.              — По своей воле? — стажа это выражение веселило. — Это вряд ли, Гласс. Со своей волей можешь попрощаться.              Здесь и Наблюдения было не нужно — это дурной знак. Воля дернула броситься в следующий вагон, но стражи, несмотря на свои габариты, оказались быстрее. Тот, что стоял на крыше, прямо перед Зоуи опустил свое оружие, и дверь уперлась в него. Воля вывела из-под удара по затылку, повернула лицом к противнику, чтобы в конечном счете оказаться шеей в руках громилы. Перехватило дыхание, но как будто сознание терялось слишком быстро для кислородного голодания. Зоуи почувствовала, как обвисает в руке стража, и в конечном счете от лязга сцепки, стука колес и волнения моря не остается ни звука.              Экстра 29. Айсберг              — Морепоезд прибывает в десять часов пятьдесят пять минут, ма, — сказал Айсберг.              — Опаздывает?              — Только в исключительную непогоду.              — Которая, если я правильно думаю, должна была как раз настигнуть морепоезд после технической станции.              — Ма, возможно.              — Видишь, Карс, всему есть объяснение.              Карс неопределенно покачал головой. Морепоезд опаздывал уже на несколько часов. Учитывая, что шел с Сан-Фалдо, могло статься, что опоздание связано с Инцидентом Жемчужин, как его уже теперь называла вся пресса, но со станции Сан-Фалдо подтвердили, что поезд ушел строго по расписанию.              — Объяснение? Она в какую-то дьявольщину вляпалась.              — Не вместе с морепоездом же, — улыбнулся Декси. Айсберг подтвердил, но ему позвонили по муши. Он взял трубку, извинившись, и отошел в противоположную часть кабинета, чтобы послушать. Карс закурил трубку. Декси посмотрел на капитана. — Даже в газете про нее ни слова.              Мисс Гласс должна была прибывать в десять пятьдесят пять, как и сказал уважаемый мэр, с которым Карс и Декси провели много времени за эти несколько дней, потому что Айсберг очень охотно погрузился в дела их нового корабля. Айсберг встретил их по прибытии и часто появлялся в доке, где корабль стоял на стапелях, и Декси даже видел, что мэр неоднократно сам брался за инструмент — а мисс Гласс говорила, что Айсберг больше увлечен плотничьим делом, чем обязанностями мэра. За несколько дней непосредственно до Инцидента Жемчужин не появлялся два или три дня, но завершали работы все равно в его присутствии, и свою занятость Айсберг коротко объяснял “нарушением цепочек поставок”, и хотя это заставляло его хмуриться и выглядел он озадаченно, просил “не брать в голову”, тем более что их корабль уже не зависит от поставок, на нем идут только внутренние работы.               Айсебрг-сан даже отвлекся от своих крайне плотных дел, особенно омраченных последними новостями с Запада, чтобы встречать мисс Гласс вместе с ними. Декси не исключал, что мэр хотел переговорить с мисс по делу, однако морепоезд опаздывал, как не опаздывал никогда.              У мисс Гласс была одна ответственная задача на Water7, для которой первый док построил целый корабль, а Айсберг-сан достал бутылку исключительнейшего шампанского. Мисс Гласс — квинтэссенция удачно складывающихся обстоятельств и острого ума и женского расчета, была идеальна для исполнения старых корабельных традиций. Спуск на воду корабля. О том, что ей это предстоит, Карс задумал давно. Когда стало ясно, что они окажутся в Новом мире, когда Карс сообщил, что будет добираться до острова Рыболюдей в обход Сабаоди, чтобы не пересечься с Рейли, тогда же они с Декси прикинули, что этому кораблю срок в Новом Мире будет очень недолгий, даже если очень постараться.              Тогда Карс сказал, что новый корабль будет спущен на воду правильно. По всем правилам. И вот мисс Гласс опаздывала вместе с морепоездом на добрых шесть часов к услуге, которую согласилась оказать.              Декси давненько не видел капитана в таком виде — он был то ли раздражен, то ли оскорблен, то ли переживал. Декси склонялся, что третье, а первым и вторым он только прикрывает свою обеспокоенность целостью мисс Гласс. Признаться, Декси и сам не думал, что обойдется без проблем, но с другой стороны, другого ожидать было бы просто принимать желаемое за действительное.              — Господа, морепоезд прибывает, ма, — Айсберг вернулся к ним, по пути сложив улитку на стол. Карс обернулся. Декси поднял брови. — Мне только что сообщили. Морепоезд задержался, потому что на технической станции дожидался контр-адмирала Берка. Идете?              Карс поднял бровь — контр-адмирал Берк им представлялся на Деке. Кажется, больше месяца назад.              Они все втроем покинули Штаб-квартиру Галлей-Ла, прошли док, спустились в город и вышли на длинный перон вокзала морепоезда, куда поднимался Пыхтящий Том для высадки пассажиров. Пришлось подождать пятнадцать минут, пока поезд добирался от станции близ Города воды, откуда Айберг-сану передали новости. Поезд прибыл. Пыхтел в сотне метров от перрона, тащился к нему осторожно, ударяя рельсы колесами.              — Осталась на Сан-Фалдо? Там был Момонга, — припомнил Декси новости из газеты трехдневной давности. Момонга был, помнится, старым другом мисс.              Карс не ответил и погрузился в глубокое молчание. Айсберг-сан тер щетину на щеке. Декси воздержался от комментариев. Поезд медленно останавливался, чтобы все вагоны встали точно к перрону.              — Мэр! — Декси обернулся, когда Айсебрг окликнул мужской голос, донесшийся со стороны города. К перрону подходил контр-адмирал, судя по плащу и эполетам, Берк, если Декси хорошо помнил его с Деки. Он приблизился к ним, и Айсберг обернулся к нему.              — Чем обязан, ма, — должно быть, Айсберг часто вел дела с дозорными.              — Дозор ищет женщину — она должна была прибыть на этом поезде, я требую не дать пассажирам покинуть вагоны, прежде чем… — он не договорил.              — Это сексуальное домогательство, — заметил женский голос. Декси улыбнулся — Айсберга нашла его секретарша, очаровательная мисс Калифа. Айсберг в последние дни не скрывал, что от своей секретарши по большей части прячется, чтобы она не заставляла его чахнуть над бумагами. — Однако можно объявить об этом от дежурного станции, он же может предупредить экипаж Тома, — сказала она. Айсберг махнул рукой, чтобы они разбирались без его участия.              Калифа пригласила контр-адмирала дойти до дежурного, но он еще задержался и посмотрел на Карса.              — А, вы с Деки, — вспомнил он. — Как добрались?              — Отлично, — ответил Карс заупокойным голосом и вытряхнул прогоревший табак из трубки. Декси коротко кивнул в знак приветствия и извинения за невежество капитана, и контр-адмирал ушел с Калифой вглубь вокзала.              — Женщину ищут, — скривился Карс. — Ну пусть ищут, — сказал он с вызовом, хотя контр-адмирал уже ушел.              Прозвучало в этом еще что-то, помимо раздражения. Похоже, Карса теперь, когда контр-адмирал объявился с запросами на обыск поезда и его пассажиров, новость о его опоздании не так уж и раздражала. Декси поднял брови.              — Полагаете, мисс Гласс… — Декси не успел договорить. Карс усмехнулся.              — Пусть ищут, — повторил он. — На поезде ее нет.              Декси представлял, откуда Карс делал такое заключение, и наверное знал наверняка. Значит, мисс, видимо, предвидела, что контр-адмирал не даст поезду уйти просто так и, должно быть, поменяла планы. Значит, скоро даст о себе знать тем или иным образом. Карс стоял с невероятно быстро поменявшимся настроением. Айсберг, кажется, тоже был доволен, хотя и пытался это скрыть.              Экстра 30. Морганс              Сенсации все были разные. По содержанию, разумеется, но самое главное — по цене. Цену сенсации было сложно определить. Она не зависела от полезности новостей, косвенно на нее влияла и фактическая стоимость обсуждаемых материй, ничего не значила историческая значимость сенсации.               Молоденькая коммодор, наводящая свои порядки в землях Йонко, это была хорошая сенсация. Она была бесполезная, шла вразрез с тем миропорядком, который защищал Дозор — упорядоченный и надежный со строгими запретами, гарантирующими безопасность. Но она давала надежду, развлекала. Одновременно с этим действительно важным событием было то, что Синдикат Саут Блю все не мог восполнить потерю Сороса, а меж тем здоровье торговли синдикатов обеспечивало экономическую безопасность мира. Но торговые связи, игры с финансами и пирамиды власти имели очень низкую цену среди сенсаций. То ли дело молоденькая коммодор. Ее быстрый подъем, ее скоропостижная кончина — Морганс видел, что она полюбилась публике как персонаж буквально за один эдиториал, и он уже на Санрайз знал, что казнь Гласс станет взрывной.               Картины с Мариджои на Санрайзе явно уступали Гласс в цене. Потому что публика была не готова, хотя у Жемчужин был большой потенциал. Морганс не прогадал, оставив их на потом, и когда ему сообщили запиской о Жемчужинах на Сан-Фалдо, он прилетел с первым кораблем и был в восторге наблюдать ту суматоху, которую тут устроили, и подливать в нее огонь — несомненно кто-то намеренно раздувал этот пузырь, кто-то очень умный и заинтересованный в самой сделке. И Сан-Фалдо было сущее развлечение, если бы не одно но.               Параллельно с Инцидентом Жемчужин происходило еще кое-что. Кое-что из разряда малоинтересных и дешевых сенсаций, которые не хочет знать публика, а люди достаточно умные знают такие вещи не из газет: наконец-то зашевелился Синдикат Вест Блю.               Что Моргансу как любому приличному дилеру и худо-бедному императору Подполья было известно давно, что сыновья Денаро-старшего давно не довольны статусом Синдиката. Младшие, не считая давно отбившегося от семьи Сальваторе, хотели войти в пятерку преступных семей Вест Блю. Денаро-старший не дурак и слишком хорошо знает донов семей, чтобы верить в эти мечты, потому было сразу понятно, почему на Санрайз никого из младших (кроме Сальваторе на правах достаточно самостоятельного дилера) не было.               И вот пожалуйста. Заголовок, который никогда не выйдет в печать: Синдикат Вест Блю расплатился с капитанами их кораблей фальшивыми деньгами.               До главного представления на Сан-Фалдо оставалось трое суток, когда Морганс стоял над этим заголовком, не пускаясь читать суть заметки. Фальшивыми деньгами на Вест Блю славилось только одно место, где вроде как и находился в наказание за прошлое подстрекательство к мятежу Висенте Денаро.               Корабли Синдиката Вест Блю определенно такое своему покровителю не простят — любой Синдикат в первую очередь обеспечивает своим капитанам бесперебойную оплату законными способами. Морганс по Сан-Фалдо видел, как капитаны Синдиката — отличались характерными часами на цепочках — обсуждали свои деньги, вместо предстоящей сенсации Жемчужин. Морганс подослал своих журналистов поспрашивать, что у капитанов на уме:              — Синдикат Норт Блю тоже неплох.              — Туда черт попадешь.              Капитанов Синдиката никогда не вела личная преданность делу, и они легко сменят покровителя, и вообще знающего капитана, способного к навигации между морями, а не только в одной географии, оторвут с руками и ногами за большие деньги. Знания всегда в цене. Еще говорили:              — Денаро с этим разберется.              Денаро-старший бесспорно разберется с оплатами и как человек, строящий репутацию на безусловном исполнении своих слов, расплатится чистыми деньгами, но это не компенсирует отток способных капитанов кораблей, на которых держится белый бизнес Синдиката, и это явно не утихомирит преступные семьи с вопросами. Но это не самая большая проблема, которая ждет Синдикат. Фальшивомонетничество принадлежит преступным семействам. И новый источник фальшивых денег, пущенный в оборот через очень широкую сеть капитанов кораблей Синдиката Вест Блю — это заявление на уровне объявления войны Преступным семействам.               Морганс пробежался глазами по заметке: да, все так, как он и думал. Будут перебои в поставках. Возможно, серьезные. Потенциально приведет к крупным пертурбациям в расстановке сил в Вест Блю. Учитывая недавние события в Южном синдикате, может привести к преобразованию структуры торговли в мире. Учитывая, что через два дня после инцидента с фальшивыми деньгами — его прозвали “день сливочного масла” — в Город воды не поступила крупная поставка материалов, которыми с самого восстановления Галлей-ла занимался Сальваторе Денаро, события в Синдикате Вест Блю принесут серьезный ущерб не только гражданскому строительству и тяжелой промышленности, но и экономической безопасности Дозора и прочих мирообразующих систем.               С Айсбергом нужно будет непременно переговорить. Айсберга нельзя списывать со счетов, и он, возрождая Галлей-ла из пепла, насмотрелся кризисов, и наверняка его не особенно напугает единственный срыв поставки, после того как в свои двадцать четыре парень реструктурировал неуправляемое предприятие, неподъемное даже для приказов Правительства. Морганс велел своим людям из Птички — подразделение редакции его газеты в Городе воды — заглянуть к Айсбергу. Как и ожидал, их развернула секретарша со словами, что Айсберг, разумеется, не видит в ситуации ничего сверхъестественного и будет поддерживать работоспособность компании по ключевым направлениям. Добавила, что это сексуальное домогательство — журналист прислал подробную текстограмму разговора. И кроме того, сейчас Айсберг был занят строительством одного корабля, и был важный срок по его спуску на воду — Морганс удивился, что не дозорный. Любопытно.              Морганс махнет в Water7, как только насладится представлением на Сан-Фалдо. Статья о делах в Синдикате Вест Блю, разумеется, не увидит света — слишком сложно, нагнетает. Но статью он сохранил, а автору велел переключиться на что поинтереснее, но материалы придержать.