Делец

Сначала ты думаешь, что это сайд квест, а потом оказывается, что не сайд. И не квест.

      То, что Зоуи утопала в сад, вместо дворца, куда ей следовало бы пойти сразу, было проявлением привычки на вседозволенность и безнаказанность. Похоже, ее предстояло укрепить. Меж тем, во дворце происходило событие, больше похожее на выставку искусств. Длинные аркады были заполнены макетами огромных зданий со шпилями. Стоявшие в залах люди пили, говорили о том, как возвести это над городом. Муза, убрав в сторону маску с лица, стояла прямо на столе с макетом, рассматривая детали шпиля. Чтобы ее подстраховать, владелец макета, мужчина в белом балахоне, подал ей трость, и она держалась за нее одной рукой. Особый статус женщины не давал касаться ее руками.              Николь ван Лиер проследовала по коридору, на мгновенье остановив взгляд с мыслью, стоят ли шпили макета того, чтобы муза упала, не удержав равновесия, на руки архитектору, за что будут преданы суду они оба, но в конечном счете они вышли из аркады.              Музы стояли с золотом на руках, литым крупной цепочкой с необъяснимым сцеплением колец, и Зоуи замедлила шаг, отстав от королевы.              — Знаменитое золото Грифа, — произнесла она. Ювелиры не касались своих изделий, их только поднимала со стола муза, а мастера показывали цепь, поворачивая ее аккуратной тросточкой, похожей на тонкую волшебную палочку. Длинные пальцы держали ее, точно как магический инструмент, и сам ювелир почтенного возраста — во всяком случае он так выглядел из-за длинной белой бороды и седых волос и слишком светлого взгляда — походил на старика, который щелкнет пальцами и растворится в аппарации.              — Знаменитая гостья с Синего моря, — склонил голову ювелир.              — Ваше золото, — начала она, и старик, хотя польщенный, тут же обвел рукой свои произведения.              — Любое, какое вы пожелаете.              — Смотря по какой цене.              — Даром. Музе — даром, — улыбнулся старик как само собой разумеющееся. Зоуи это почему-то ранило. Золото — даром. Она рассчитывала на торговлю до охрипшего голоса и потом долгий разговор о делах ювелирных, а тут — даром. Зоуи подумала, что дело в том, что она ходит в роли придворной, но Николь, не дожидаясь ее, проследовала дальше. Ювелир предлагал золото даром просто так.              Она отступила.              — В другой раз, — сказала она. Озадаченно сдвинула брови, но потом одумалась и сняла это выражение с лица и последовала за Николь.              Придется оставить заинтересованность золотом по старым наводкам Сота Сафра на потом. Она посмотрела на ювелиров. Прикинула, где они во дворце и, так и не остановившись, скоро нагнала Николь.              И следом зал с картинами, особенно огромными батальными сражениями на Синем море, настолько восхищавшие небесных островитян, что даже Николь замедлила шаг. Битва на холсте по масштабу походила разве что войне в Маринфорде. Пылала пламенем от взорванного пороха и чернела дымом пропитанного солью горящего такелажа. Учитывая, что Синеморская навигация была на Грифе не в ходу, художник, похоже, много путешествовал. Или имел эксперта под рукой.              Николь засмотрелась на холст. Они остановились.              — Мисс Гласс, считаешь это правдоподобно? И морские бои выглядят так?              Зоуи прикинула. С оговоркой на масштаб:              — Да. Примерно так и выглядят.              Королева произнесла неопределенный звук — то ли согласия, то ли благодарности, то ли удивления. Они с одной ноги шагнули дальше, одновременно цокнув каблуками в воцарившейся тишине, когда сама королева обратила внимание на экспонат. Художник проводил их долгим взглядом, поклонившись и сняв головной убор.              Дворец был бесконечный, казалось. Состоял из широких лестниц, пролетов, коридоров, залов, холлов, гостиных. Казалось, был прост и прямолинеен, как дитя классицизма, но Зоуи уже потеряла счет поворотам и переходам из крыла в крыло. С этажа на этаж. Из помещения во двор и из двора в помещение. В пустынные переходы, в людные салоны.              — Николь?              — Да?              — А я могу касаться вас руками?              — Да.              Зоуи покачала головой. Не сразу поняла, зачем это спросила. А потом поняла. Они шли к высоким дверям, наконец добравшись до пункта назначения. Высокие стражи, подобные тем, что Зоуи видела на башнях вдоль Апстрима, склонили головы и начали медленно отворять двери. Тогда Зоуи потянула Николь за запястье в сторону.              Раздался звук стрельбы, хоровой ах.              — Королева! — крики стражей. И Зоуи, заглядывая в зал, рукой отвела ее проводника назад, чтобы стояла позади нее.              — Николь! — это раздался голос Шанкса. Не напуганный, что пуля просвистела мимо нее. Приветственный. Николь едва заметно улыбнулась.              — Полагаю, ты спасла мне жизнь, — сказала она.              На длинном столе в помещении, куда открылись двери, стоял Том, юнга Красноволосых, держа в руках пистолет. Явно ожидал подзатыльника. Меж тем было здесь еще полно людей с его корабля. Во главе стола сидел мужчина с полтора человеческих роста, выше даже Габа, был полон, но довольно статен и Зоуи безошибочно определила: Нильс ван Лиер. Король.              — Простите, — произнес юнга, и ему дали подзатыльник, конечно, но больше за стрельбу в королеву ему не досталось. Николь и Зоуи вошли в зал. Причина стрельбы стала ясна: на дверях с этой стороны висела мишень.              Изрядно подъеденный стол все еще ломился от еды. Николь проследовала ко главе стола — к мужу, Зоуи остановилась возле Лакки Ру, предложившего ей огромный окорок. Она покачала головой. У нее были слишком широкие рукава платья, чтобы есть, и тем более слишком тугой корсет. Тут речь не то, что о яствах, тут надо было постараться дышать.              — Так значит, это и есть женщина с Синего моря, — произнес Нильс. Зоуи показала широкий жест руками, мол, вот она я собственной персоной.              — Прошу, позволь мне отвлечь Императора на пару слов, — наклонилась над королем Николь. Нильс позволил им уйти, Шанкс удивленно поднял брови, но последовал за Николь, когда она его проводила рукой к выходу.              Зоуи опустилась на один из стульев с высокой спинкой, сложив ногу на ногу. В сущности, в этой комнате, в этом зале для приемов или комнате для переговоров, судя по длинному столу, шла простая пиратская пьянка. Такая, в которой юнги стреляли в мишени, благо не в яблоки у товарищей на макушках, в которой ели, как будто последний раз в жизни, а пили как будто в первый раз, и блюда все меняли и меняли на столе. Нильс и Габ почему-то в какой-то момент стали бороться — не драться — а именно бодаться, пытаясь завалить друг друга на лопатки весом, и Зоуи, качаясь на стуле, болтала в бокале вино, которое не могла пить, потому что корсет был перетянут туго-туго.              Шанкс, вернувшийся с Николь и объяснявший ей как происходит морской бой — на взгляд Зоуи довольно нереалистично, потому что в его случае морской бой происходит на мечах, — объявил, что далее будут пить саке с его родины, и на столы вынесли знакомые Зоуи пузатые бочонки и чашки для саке. Николь удивленно смотрела на новый напиток, Шанкс поглядывал на Зоуи, и она опустила стул на место.              — Ты никогда раньше его не наливал, — сказал король, когда ему подали чашку. Шанкс усмехнулся.              — Да я и сам его десять лет не пил, пока Гласс его не достала, — он кивнул на Зоуи.              — А женщины в Синем море… — начал король, но его отвлекли, потому что подняли чашки, и все сначала выпили, и Шанкс, опустив чашку на стол, усмехнулся.              — А в Синем море женщины делают, что хотят. Я всегда тебе это говорил.              — И еще обычно говорят за себя сами, — добавила Зоуи.              — А вот это ложь, — сказал Шанкс. Зоуи подняла бровь. Если ему угодно закуситься про это, она готова. Но Шанкс поднял чашку саке. — Твои дела говорят за тебя, Гласс. Не пьешь?              — Я пью только вино или виски.              — Ты меня оскорбляешь. Знаешь, сколько я за него заплатил? — усмехнулся он. Зоуи прыснула. Она-то знала. Нильс не знал, поэтому посмотрел на Шанкса              — Твое саке я достану в любой момент, а вина Небесных островов я раньше не пробовала.              Балансировать на грани оскорбления хозяина вечеринки было забавно. И Шанкс покачал головой, отдавая победу в споре. Разрешил его все равно грудной голос короля:              — Вино Грифа запрещено вывозить на Синее море, — сказал Нильс, тяжелую руку опуская Шанксу на плечо. — И наказание за это жестоко. — Он бросил один взгляд на прислугу, и те шагнули из зала прочь. — Пей, сколько тебе угодно.              Зоуи показала небольшой салют. Она вряд ли выпьет столько, сколько Нильс может ей позволить: а позволить он был намерен много, потому что в зал вкатили две бочки. Зоуи долго стояла с ними, пока вставляли врезной кран. Потемневшее дерево, пропитанное полумраком погребов. На металлических ободах следы коррозии, хотя для высокой влажности бочки выглядели хорошо. Запыленные стенки, выцветшие буквы побледневшего бордового прежде курсива. Особенно интересно. Зоуи долго следила глазами за изгибами букв.              Гармония. Гриф.              Бочка вина с Небесного острова.              Потом снова пили саке. Потом еще пили, и Зоуи, не налегавшая ни на еду, ни на питье, в основном слушала, как разговор терял осмысленность и подтексты и обрастал глупостями и пьяным угаром с соответствующим юмором, и смотрела, как в все это обращалось типичной попойкой на Ред Форсе, когда народ под ночь был готов ложиться спать прямо на столе и укрываться вот тем огромным серебряным блюдом.              Было немного тяжело дышать, но немного забавно смотреть, как от саке опьянел Том, и Бонк время от времени за шкирку поднимал его на ноги, чтобы не падал. Джерри стоял, трезвый, как стеклышко. Или притворялся.              Начинало светать, когда она обнаружила себя едва дышащей перед батальной морской картиной, занятой тем, чтобы руками держать себя за ребра, как будто это помогает вдохнуть. Сидела на стуле, вытащенном из переговорного зала, прямо в коридор. Под круглой кроной фикуса. Все аркады, переходы и залы освободились от людей, когда солнце начало заглядывать в высокие окна, и остались на их месте только следы их произведений искусства. Король спал прямо на троне, и Шанкс спал прямо на стуле, и команда после пьянки и пира была разбросана по дворцу.              И из трезвых людей осталось, пожалуй, двое. Зоуи подходящую сзади королеву не услышала — почувствовала Волей. Она остановилась возле ее стула и поглядела на картину.              — Я заберу ее к себе в покои, — сказала она. Зоуи одобрительно покачала головой. — Я никогда не увижу Синего моря.              — Почему?              Ей определенно сперло дыхание, и она говорила как будто на вдохе. Николь ответила не сразу.              — Мне запрещено покидать Гриф, — сказала она, не обернувшись, погружаясь взглядом в пену на воде и дым над палубой. — И наказание за это жестоко.              — Это не такая большая трагедия, — заверила Зоуи. Небесный остров обходила стороной великая эра пиратов, не считая визитов всяких порядочных людей, Небесный остров избегал жестокости Синего моря, не знал ни войны, ни голода, ни мора. Плавал под солнцем, растил виноградники, создавал искусство.              — Это самая большая трагедия в моей жизни, — печально улыбнулась королева. В этом не было ни жалости, ни боли.              Нет, не двое. Трое. Зоуи обернулась, чтобы увидеть, что с бутылью саке, которое пил из горла, подходил Шанкс. Ну естественно, кто еще мог устоять после такого. Только чемпион.              — Николь, окажи услугу.              — Для тебя что угодно, Император, — ответила королева совершенно спокойно и искренне, не оторвавшись от холста. Зоуи вскинула бровь.              — Я могу выйти, — усмехнулась она и собралась подняться. Выйти было бы очень кстати. Оставить их флирт на них двоих и еще, например, снять треклятый корсет. Но Шанкс покачал головой.              — Кажется, я знаю, о чем ты попросишь, — сказала Николь и все же отвернулась от Холста. Ее взгляд скользнул по Шанксу, но не задержался. Она обратилась к Зоуи. — Мисс Гласс, вы знаете, что по закону Грифа в теплых водах города богов могут купаться только женщины? И королевские бани города богов предназначены только для королевы?              Зоуи медленно покачала головой. Королева еще в первые часы бала обещала ей, что она нарушит несколько законов Грифа.              Шанкс усмехнулся.              — Да, об этом.              — Я чудно искупалась перед балом, — сказала Зоуи.              — Нет, я прошу тебя. Составь мне компанию завтра.              Зоуи развела руками.              — Как тебе будет угодно, Николь.              — О, мне угодно, — улыбнулась она.              — Королеве угодно, — подтвердил Шанкс так многозначительно, будто он был ее подданным, а не любовником. Зоуи промолчала конечно на этот счет, но на лицо улыбочка вылезла.              — Хорошего вечера, мисс Гласс, — сказала Николь, потянулась к Шанксу рукой, чтобы забрать у него саке и его ладонь легла ей на талию.              — Скорее тогда доброго утра, — сказала Зоуи.              Они двое ушли дальше по длинному коридору и свернули на лестницу, скрывшись из виду. Зоуи просидела еще несколько минут, прежде чем на нее снизошло озарение. Не трое.              Четверо.              А Бекман появился не из того коридора, который вел бы к месту дислокации упившейся и объевшейся команды. С другой — откуда-то со стороны садов, если Зоуи правильно прикинула географию.              — Я не могу встать, — сказала она. Бекман закурил. Табак. Травянистый. Знакомый. Бекман, черт, все еще курил табак Амазон Лили. Неудивительно, она доставила ему целых два ящика. Можно топить им морепоезд.              — Да что ты говоришь? — не очень искренне удивляется Бекман. Зоуи качает головой в подтверждение своих слов. — Почему?              А Бекман наверняка видел, что она выпила за вечер один бокал — большое упущение.              — Корсет, — отвечает она.              Бекман понимающе качает головой. Жестом велит ей подняться. Сказал бы словами, но затягивался.              Зоуи поднялась. Дышать было тяжело. Голова кружилась. Ей казалось, у нее слегка сперло дыхание. Как будто не могла вдохнуть до конца, как будто ударилась спиной.              — Ты лгунья, Гласс.              — У меня профессия такая, — сказала она. Бекман шагнул по коридору. Она последовала за ним.              — И чем ты занимаешься?              — Сделками.              Они оба усмехнулись коротко, у Бекмана от этой усмешки быстро развеялся дым от затяжки.              Зоуи шагала с чувством, что не дойдет до комнаты. О чем и сообщила Бекману.              — Дойдешь, — сказал он.              Зоуи неуверенно покачала головой. Они шли мимо выставленной вдоль окон стражи. Те сверкали оружием и долго провожали взглядами. Стук каблука отдавался по длинному коридору. Плащ волочился по мрамору. У Зоуи перехватывало дыхание и кружилась голова.              Перед ней отперли двери. Рассветное солнце ослепило, она закрыла его лучи ладонью. Перед лестницей, ведущей ко дворцу, солнце вставало в идеальном ложе из облаков. Чудовищно красиво. Но она сейчас потеряет сознание. Бекман стоит на почтительном расстоянии. Стража склоняет голову перед ее имперским платьем. Она оборачивается к Бекману.              — Я клянусь.              — Ничем не могу помочь.              — Строг закон, но это закон, — произносит она. Бекман качает головой. Она спускается по лестнице. Бекман следует. Стража следит.              Бесконечная лестница. Дворцовая площадь. Безупречные формы небесного мрамора. Левое крыло спального дворца. Правое крыло спального дворца. Между ними — аркада и колонны. Колоссальные. Стража отпирает тяжелые двери. Страже нельзя внутрь. А Бекман — из команды Йонко. У него особый статус.              Опять коридор.              — Дьявол.              — Бенн Бекман.              Она посмеивается.              Нужная им спальня уже вот, и Зоуи упирается в высокую дверь боком — подпирать стенку намного легче, чем стоять, и дверь поддается. Когда дверь поддается, она остается на ногах, только потому что теперь Бекман все же поддержал ее под локоть. Она оправилась. Проследовала в комнату, и твердая хватка Бекмана ее отпустила. Она вошла в светлую спальню. Свет падал длинными высокими прямоугольниками из окон, выходящих на балкон, который в свою очередь выходил на город неба.              И Зоуи бы натурально свалилась с ног, если бы вдоль спины не прошло холодное лезвие клинка вместе с характерным звуком порванных туго натянутых тесьм, соединяющих крылья ее корсета.              Откуда клинок? Откуда чертов клинок?              Она делает глубокий вдох, на талии ложится ладонь Бекмана, он целует ее плечи, освобождающиеся от платья. Без корсета оно просто обваливается вниз и обвисает на бедрах.              Бекман отдает ей в руку священное оружие стражи, бог знает где взятое, целует шею, стоя позади нее. Его пальцы от талии следуют к оголившемуся животу, находят следы от косточек корсета, ведут вдоль них к груди, останавливаются где-то на уровне диафрагмы, вспоминающей истинную глубину вдоха человека, который слишком много бегает в последние полгода. Ей приходится отступить, упереться лопатками Бекману в грудь.              — Дошла, — произносит Бекман над ее ухом. Слышна в этом насмешка, но Зоуи стоит в блаженном дыхании, и Бекман ловит ладонью ее вдохи. Не то что бы она дышать не могла. Но именно в глубоких, наполняющих воздухом вдохах ощущается свобода.              — Едва-едва, — почти шепчет она. Оборачивается к Бекману. Его ладонь скользит по ее коже, останавливается на талии с другого бока, и Бекман берет ее двумя руками. Заставляет шагнуть назад, отступить.              Отступить, задрать подбородок, когда он склонится целовать ее ключицы. Постараться не наступить на подол, иначе она свалится.              — Закон запрещает так делать, Бекман, — напоминает она. Закон запрещает трогать женщину, с которой не состоишь в браке. Они проследовали всю территорию дворца, не нарушив этого предписания.              Бекману, откровенно говоря, до законов дела нет. В насмешку над всеми писаными и неписаными законами Грифа его руки следуют к ребрам, расчерченным следами корсета, огибают округлость груди, тревожат соски и останавливаются у нее на шее, прежде чем целовать ее. Зоуи стоит с руками, занятыми священным клинком, и позволяет Бекману нарушать закон.              Не будь он пиратом, было бы почти романтично.              — Делать как? — спрашивает он. Зоуи смотрит на него, подняв голову. Перехватывает клинок, предназначенный для пролития ее крови в случае неповиновения, снимает с волос заколку, на которой все держится. Волосы распадаются на плечи, закрывают грудь.              — Руками трогать.              Бекман одергивает руки.              — Не знал, — тянет он.              — Не знал, — издевательски произносит она. Подает ему клинок рукоятью. — Закончи, что начал.              Бекман забирает клинок, натягивает ткань юбки, легким движением, как уколом, с характерным звуком распарывает плотную ткань. Зоуи переступает свалившуюся на пол юбку. Остается в туфлях. Признаться, эти ощущаются, как вторая кожа, как ходить по траве босиком. Она отходит от Бекмана, в стороне от постели высокое зеркало позади столика, чтобы пудрить носик. Она оборачивается к нему, Бекман разводит руками, мол, не трогать так не трогать. А меж тем его напряжение выдает то, как он перехватывает клинок в руке. То так, то этак. То подбросит. Возьмет обратным.              Она влезает на стол, Бекман садится перед ней на стул.              — И что ты предлагаешь делать?              — Смотреть.              Бекман смотрит, конечно.              — Ты дьявол, Гласс.              — Ты говорил, мне идет самолюбие.              — Кто за язык тянул.              Она упирается руками о стол сзади, Бекман балансирует оружие на кончике рукояти. Металл отсвечивает, как копья стражи на подъеме на Апстрим. Клинок, которым казнят неверных муз Грифа.              — А мне нравится концепция.              — Какая?              Она сморщилась. Как бы это емко сказать. Бекман не торопит. Смотрит. Как было велено.              — Распоряжаться волей человека сильнее меня. — Бекман прикоснулся кончиком клинка к ее животу. Чуть выше пупка. Чуть ниже ребер. Выглядело как болезненная смерть. Она подняла на Бекмана взгляд. Ему не очень понравилось, что она сказала. Как концепция. — С его позволения.              Бекман указывает ей клинком под горло. Не касаясь кожи.              — До поры, до времени, — говорит он. Она жмет плечами. Бекман под коленки тянет ее на себя, сильно сжимает руками бедра, что Зоуи запрокидывает голову и ругается в потолок. Роковая ошибка оставить без присмотра, клинок срезает белье, и на ней из одежды остаются только туфли и тяжелое изысканно золото в волосах, на шее и запястьях, и Бекман влажно целует ей ляжку.              — Пока я не начну позволять тебе распоряжаться моей волей, Бекман, — произносит она.              — Справедливо.              Она спускается со стола к нему в кресло, фактически — ему в руки, что сначала провели по икрам, когда она усаживается колени врозь верхом на его ноги. Следом сухие руки обводят бедра, когда она выпрямляется перед ним, и он склоняется к ее груди, убрав, наконец, щекотные волосы ей за спину. Металлические прикосновения золота на шее холодят, горячие губы на коже обжигают, сухие пальцы смазывают влагу его поцелуев с ее бедра и у нее остаются только вдохи сквозь зубы, когда Бекман забирает свое.              Спальня просторная и обставлена и ловит эхо ее стонов в ковры и постельное белье. Тяжелые двери закрыты наглухо и стоят сторожами, возвышаясь под самый потолок. Солнечный свет отбрасывает на пол спальни компрометирующие профили двух чрезмерно близких людей длинными силуэтами, и сомнительного содержания разговор о концепции свободы воли тонет в акте, запрещенном всеми законами Грифа.                            — Позволь поинтересоваться?              — М?              Поинтересоваться можно было двумя вещами. Вопросы любопытные. Один бы непременно предвещал снова оказаться в постели с ее собеседником, второй — ровно эту возможность сорвал бы с концами.              Спальню заливало светом. У Зоуи оказываться в постели Бекмана после бессонной ночи входило в привычку, и она сидела, завернувшись в простыни, и наблюдала за тем, как Бекман курит у широко распахнутого на золотой город окна.              Так вот, поинтересоваться можно было двумя вещами. Во-первых, в чем ей выйти из комнаты, если от платья остались тряпки, все еще лежащие на полу. Грустно вспоротый корсет остался посреди комнаты. Брошенная юбка, сорванная по шву, осталась у столика. Плащ был технически цел, если вспоминать ход вечера, но Зоуи его не наблюдала в поле зрения.              Вопрос с подвохом, с наигранной претензией, с насмешливой улыбкой. Такой, что после короткого обмена ничего не значащими фразами Бекман бросит сигарету на середине в хрустальный стакан, для этого не предназначенный, пересечет комнату и завалит ее на лопатки.              Но из претензий у нее имелась и не наигранная.              Она поднялась на высокой постели на ноги, подошла к углу. Простыня волочилась за ней длинным шлейфом. Бекман на это зрелище обернулся и опустил тлеющую сигарету. Он весь внимание.              — Ты мне кое-что обещал, Бекман.              — Я помню.              — И я на Грифе не для того, чтобы стоять экспонатом перед его королем.              — Или передо мной, — припомнил Бекман. Да, руками не трогать — смотреть. Занятная забава на вечер. Совершенно не часть их деловых отношений.              — Или перед тобой.              Бекман не солгал, он помнил. Возможно, самую малость намеревался затянуть. Но не теперь, когда она спросила прямо, Бекман не станет испытывать ее терпения. Потому что Бекман вообще не имел привычки спать с теми, с кем ведет дела.              Что и требовалось доказать. Второй вопрос прервет это постельно-спальное недоразумение. Вернет Бекмана к делам.              — Сколько у тебя времени?              — Мой навигатор сказал мне, что Даунстрим через сутки. Я планирую на него попасть.              — Хорошо.              И все же Бекман стоит, разглядывая ее. Про сигарету не забыл, затянулся ей, смял окурок. Зоуи оправила полы простыни. Бекман усмехнулся. Бекман видел, конечно, у нее планы, но торопить его уходить было просто нелепо, потому что Бекман знал, сколько времени ему нужно на выполнение обещаний ей, и если у него есть несколько минут на то, чтобы стоять и смотреть, она не намерена его одергивать. Тем более стоять на высокой постели и глядеть свысока было по-своему увлекательно.              Бекман имел такт не спрашивать, что за планы.              Зоуи стояла перед ним, понимая, что сорвала себе сутки безделия.              Но нужно было найти Карса и компанию, наконец. Они совершенно точно прошли с ними врата, а дальше Зоуи их потеряла из виду. Блю был на балу? Любопытно. Только бы никого не посадили. А то насчет разнообразных особых статусов Декси внизу, на Деке, не информировал. Вино на Грифе представляло собой особый интерес, не оставляло тяжелого винного похмелья, и Зоуи после вчерашнего была бы не прочь заглянуть к кому-нибудь из местных знатоков кавистов. Наконец, были дела большого масштаба: понять, что с листовкой и откуда там взялся миллиард. Получить свои деньги в Раю. Разметить планы на следующие авантюры.              И все же поднимающееся солнце и золотые стрелочки часов вели к полудню.              Зоуи выставила прислугу. Те обнаружили ее в компании Бекмана во второй раз, что видимо все же нарушало закон, но теперь им было известно, что она человек Йонко, соответственно судить ее может король, и она женщина, соответственно судить ее может только королева. Выходило, она ни в чьей юрисдикции. Неуязвима для закона.              Ей принесли ее вещи, и Зоуи переоделась, и Бекман любезно дождался ее, чтобы вывести из лабиринтов дворца.              Из дворца — во внутренний двор, оттуда — в резиденцию, оттуда во французский парк, оттуда — в павильон выставки, следом — на дворцовую площадь, открывавшую вход в сады, перед площадью — дворцовые флигели, и наконец основание Апстрима, где качался на облачной волне Ред Форс, и на нем достойная стража несла патруль, пока команда корабля прохлаждалась во дворце. Оттуда прямой проспект в город.              На дворцовой площади, в отличие от самого дворца, опустевшего за ночь, было людно. Мастера и артисты оставались здесь, видимо, прощаясь друг с другом. Музы — хотя Зоуи не насчитала здесь сотню, стояли кто у ворот, прощаясь с каждым мастером, кто стоял в кружке беседы о высоком. Зоуи прошла с Бекманом между людей, вызывая ворох взглядов. Она и в конвенциональном одеянии Грифа их вызывала, потому что не закрывала лица, а теперь в костюме для удобной и непровокационной попойки в Гармонии и тяжелых ботинках выглядела не просто чужестранкой по доброму приглашению королевы. Вторженцем.              И все-таки взгляды мало волновали. Стоял чудный день, Бекман курил и обещал ей вывести ее до города, который опускался на тучи ниже и был виден из дворцовой спальни россыпью золотых крыш. Белые паруса Ред Форса можно было бы потерять взглядом, если бы не веселый Роджер.              Среди почтенных мастеров Зоуи узнала и ювелира, которого вчера с голоду и недостатка кислорода про себя нарекла волшебником. Бекман заметил, как она повернула голову, чтобы рассмотреть, с кем он разговаривает. А разговаривал он, похоже, с архитекторами. Те отличались тем, что ходили в перчатках. Зоуи это приметила, но не сразу придала значения.              Она замедлила шаг. Ювелир, заметивший ее, отвернулся от разговора, хотя не вышел из него полностью. Зоуи припомнила: золото даром. Замедлила шаг, поглядела на стоящую с ними музу с золотой цепочкой, опускающейся ей с шеи до самой талии. Чертовски соблазнительное золото. Бекман остановился, чтобы ее дождаться. Но ее не интересовали дары. Только сделки. Она немного с тоской поглядела на мастеров ювелиров и шагнула к Бекману.              Он пустил ее вперед себя. Не успел Бекман, позабавленный тем, как ей не позволили заплатить денег, спросить ничего на этот счет, как откуда-то со стороны лестницы дворца донеслось:              — Бенн!              Зоуи удивилась — Бекмана на ее памяти так никто не называл. Она обернулась. Голос показался ей знаком. И не напрасно. Женщину, окликнувшую Бекмана, она знала.              С лестницы, цокая каблуком, спустилась ничуть не изменившая своему вкусу, несмотря на всевозможные статусы на Грифе, женщина по имени Перпетуя. На ней была мантия желтого цвета, по фасону довольно близкая к плащу, в котором ходила ночь Зоуи. Красные туфли. Колготки в сетку, показывающиеся из-под атласной юбки. Кстати, Зоуи не рассмотрела в тот раз — Перпетуя была для своих лет по меньшей мере подтянутой.              Тупая мысль.              Ювелир кивнул и ей в знак почтительного приветствия, и Перпетуя махнула ему рукой с длинными ногтями, потом подошла к ним с Бекманом, они дальше двинулись втроем.              — Итак, Бенн, — сказала она. Бекман хмыкнул, закурил. Перпетуя, чтобы он на нее не дымил, ладошкой развеяла дым от затяжки. — И мисс коммодор здесь! — она прищурила хитрые глаза и приподняла очки — все те же, зеленые, — поглядев на Зоуи. Она была ее выше. На каблуке, пожалуй, даже выше Бекмана.              — Я не коммодор, — все же сказала она негромко, но Перпетую это мало волновало.              — Вы в город, молодые люди?              — Да, — ответил Бекман, и она всплеснула руками.              — Чудно, Бенн, мне как раз нужен твой совет, — сказала она. Они двинулись в сторону выхода с площади втроем. — Мне на хвост сел Дозор, представь себе, — возмущенно всплеснула рукам Перпетуя. Бекман снисходительно, но немного насмешливо поглядел на нее. Зоуи тоже усмехнулась. — И не нападают, только следуют. Вынюхивают, я никуда не могу с ними сунуться с товаром.              — Какая трагедия, — неискренне возмутился Бекман. Перпетуя иронии не различила, эта поддержка ее настроения ее распалила.              — У меня груз, представь себе, Бенн! Его же ждут! Мы все вместе с моими несчастными картинами пойдем ко дну где-то в области Панк Хазарда.              — Дозор не будет нападать на союзников Йонко, — сказала Зоуи. — Это официальный запрет.              — Того хуже, скомпрометировать клиента. Ты-то, Гласс, работаешь с людьми, а таскаться по чужим островам с хвостом — это же… — она не договорила.              В ее понимании притащить хвост к клиенту видимо, было вершиной непрофессионализма. Зоуи такой подход в целом понимала и разделяла, тем более мадам была из дилеров Подполья. Ее чистая работа и репутация — все, что у нее есть.              Перпетуя подняла очки, забрала ими волосы. Рассказать про эту неприятность распалило в ней какое-то раздражение. Она уперла руки в боки.              Они вышли в высокие ворота и далее следовали по широкому тротуару вниз вдоль сторожевых башен к заливу Апстрима, от которого можно попасть в город. Бекман все это выслушивал без особого удивления.              — Тебе нужен совет, — напомнил Бекман. Перпетуя долго выдохнула.              — Да! Что делать, Бекман? Ну, мы дали три круга вокруг Деки, чтобы они плавали за нами, как идиоты, и исчезли на Апстриме. Но с Грифа-то спуск один, они будут ждать, — она цыкнула языком.              — Потопить один дозорный корабль не проблема, — пожал Бекман плечами. Его хладнокровие Перпетую не утешило, и она чуть не огрела его сумкой.              — Не надо никого топить! — тут же воскликнула она. — Чего дурного, будет весь Дозор знать, что я под вашим флагом.              Зоуи неопределенно покачала головой. По ее подсчетам Дозор уже знал. По крайней мере Момонга, ему она рассказала лично. Передал ли Момонга эту информацию дальше — вопрос. От Бекмана ее загадочные жесты не утаились, он перевел на нее взгляд.              — Что?              — Думаю, Дозор вполне афиллирует тебя с Йонко. Поэтому не нападает, кстати.              Они почти остановились у Ред Форса, когда обошли большой залив. Набережная Апстрима, видимо, являлась своего рода центром города: сюда выводила дворцовая площадь и городская площадь. Отсюда город расходился звездчатой структурой вдаль.              С борта корабля Шанкса показались стражи, и Бекман махнул рукой, что это он. Стража оглядела двух женщин, балансирующих на грани нарушения особого статуса, но ничего не сказали.              Перпетуя посмотрела на Бекмана. Он стоял, кажется, уже просто за компанию. Видимо, планировал остаться на корабле.              — Точно, ты же коммодор, — сказала она. В ее голосе убавилось громкой крикливости, она немного задумалась. — Ты такая славная, что я забываю. — Она сморщилась.              Бекман смотрел на Зоуи с видом, будто она мелко нашкодила — замочила его сигареты или спрятала его пистолет. Зоуи стояла, спрятав руки в карманы под пиджак, с расправленными плечами и дышала полной грудью.              — Я в отставке, — напомнила она. Почему-то это забавляло. Перпетуя неопределенно ахнула. Зоуи, не дождавшись от Бекмана замечаний и от Перпетуи вопросов, окинула взглядом город, над которым возвышалась набережная залива Апстрима. Где там ее залихватская Воля? Та, которая пихает в голову сразу все население острова без разбору? — У Карса пустой корабль, мы идем в Рай. Я могу забрать твой груз, если угодно. — Она поглядела на Бекмана. Что-то могло измениться, если вдруг она узнает что-то невероятное. Но пока не предвидела такой возможности. — За справедливую плату.              Перпетуя зашлась мелкими рассыпчатыми смешками.              — А что тебя интересует? Не деньги, надеюсь. Слышала, тебе синдикат задолжал миллиард. Бекман, ты слышал?              — Не слышал, — отозвался Бекман, Зоуи усмехнулась. Осведомленность поразительная, откуда взялась — неясно, и все же забавляла ее. Удивила Бекмана, тот даже сигарету опустил. Зоуи не стала комментировать.              Что ее интересует? Ее интересует, почему в море циркулирует ее листовка с четырьмя лишними нулями, и то не у всех. Но это между ними с Бекманом.              — Мне отказали в одной сделке, — сказала она.              — Кто? — чуть не схватилась Перпетуя за сердце. — Бенн? — она подняла не него почти звериный взгляд. Бекман сразу покачал отрицательно головой, но ничего не сказал — закуривал. — Тебе, старый черт, недостаточно, что мисс коммодор может провернуть?              — Нет, ювелир. О золоте Грифа мне рассказывали давно один человек, которому я трижды должна жизнью, — объяснила Зоуи. Перпетуя рассмеялась: немного запоминало кваканье лягушки.              — Ладно, Гласс, я плачу тебе советом. — Зоуи подняла брови: ценные советы осведомленных людей обычно идут на пользу. — Даже двумя. Во-первых, женщины на Грифе не могут заключать сделки. Нам и так все принадлежит, горожане могут только отдавать, — сказала она.              — Это лишает золото всякой ценности.              — Надо уметь принимать дары.              — Надо уметь платить за услуги.              Перпетуя неопределенно посмотрела в сторону города, чтобы оценить это заключение на предмет здравого смысла. Но, похоже, его там не нашла. Продолжила:              — Ну, если очень хочется, то найди себе какого-нибудь подручного противоположного полового признака, пусть заключает сделки от твоего имени, — она так заговорщицки кивает, будто прямо сейчас ведет прослушку. Совет, наверное, дельный. Зоуи прикидывает — на эту роль подошел бы, например, Декси. Карса она бы не хотела таскать за собой, у него вечно угрюмый вид. Надо держать нос по ветру, глядишь, она их учует.              — А “во-вторых” есть?              — Есть, коммодор. Золото Грифа не подлежит спуску в Синее море. И наказание за это жестоко.              — Мне уже про все подряд так говорят, — сказала, задумавшись, Зоуи. Бекман усмехнулся:              — Про три вещи всего, коммодор. Женщины, золото и вино.              — Подумать только, три пиратские радости, — хохотнула Перпетуя. — И за любую чудовищная смерть.              Зоуи медленно покачала головой. Забавное совпадение. Только Николь, зная строгие законы своей страны, почему-то все равно на кануне предлагала прихватить вина с собой в Синее море. Вопреки законам ее же страны, приглашала гостем в королевские бани города богов. И вообще пророчила рейд по их законам. С позволения королевской семьи, как она сама сказала. А ей говорили, что Николь — женщина с тонким политическим чутьем. И быть втянутой в политические игры, притом не в роли советника, а в роли инструмента, было неприятно. Надо будет замедлить ход этих событий и выйти из них, пока не поздно.              — Ну, будем считать, я к твоим услугам, — сказала она Перпетуе. Часть жизни, которой она управляет. Та расцвела, и ее алые, плотно намазанные помадой губы растянулись в улыбке.              — Чудно. Что ж, коммодор, пожалуй, так даже лучше. Бекман, ты бесподобен в решении проблем, — рассмеялась она и покинула их, проследовав к городу. Зоуи долго стояла с Бекманом и провожала ее взглядом.              Воля очнулась, ленивым подсознанием обвела город. Зоуи вслед за ее указаниями повернула голову в сторону одного из проспектов, выводящих на городскую площадь. Воля разметила несколько фигур на выбор: Карс, Декси, Эйл. Врач Орион, Блю — живой, вроде в не тюрьме. Надо уточнить, не отъехал ли парнишка головой после того, как пережил подъем на Гриф. Воля расчертила весь Гриф, его окрестности, людей на лицах, по ним разметила город по каким-то причудливым районам и Зоуи долго смотрела в пустоту, как будто в голове думала скорее о карте местности, которую в глаза не видела, но которой была готова верить.              Бекман докуривал сигарету.              Осталась бы в его постели — еще бы несколько часов ни о чем не думала. Надо было задавать тот вопрос. Другой. С наградой миллиард даже нет опции к отступлению и мирному бытию среди рядового населения.              Шанкс намеревался задержаться здесь еще какое-то время, потому что Гриф — нейтральная территория, и они намеревались с кем-то встретиться. Зоуи не вдавалась в подробности.              Когда Бекман докурил, они поднялись на Ред Форс, Зоуи посидела поперек кресла, пока Бекман сидел над бумагами за столом. Они должны были пополнять припасы на острове, и у Бекмана была куча забот на почве того, что он считался старшим помощником самого безголового капитана в море, и Зоуи нашла недолгое удовольствие в том, чтобы просто помозолить ему глаза своим сосредоточенным безделием, пока в конце концов не ушла в город, когда Воля подсветила, что Карс встретился с Декси. Будет удобнее всего перехватить их вдвоем.              Гриф представлял собой три довольно тесно примыкающих друг к другу “города”. Дворцовый город, принимавший бал этой ночью, включал в себя весь дворцовый ансамбль, все сады, парки и Кипосы — виноградники, что парили над дворцом, прикованные гигантскими золотыми цепями к небесному архипелагу. К дворцовому городу тесно примыкал город мастеров — его золотые крыши было видно из спален, и в городе мастеров жили и работали все дельцы искусства: архитекторы, художники, актеры. Далее город перетекал в город мира. Там жили те мастера, что занимались извлечением и обработкой небесного мрамора, обычный люд, непрофильные школы и учреждения и в целом обычная мирская жизнь, довольно далекая от двора. Города были возведены в белом камне неизвестной Зоуи породы, который хотелось назвать мрамором, но это было не так. Мужчины в белых одеяниях терялись на фоне идеально белых улиц, дорожек и стен. Только в городе мира, где в дорожках были золотые прожилки, подобно прожилкам в небесном мраморе, эта вездесущая белизна пропадала. Кое-где небесную белизну разбавляли вывески, иногда — огромные горшки с деревцами и растениями — часто личный дар королевы тем или иным заведениям и учреждениям.              Зоуи прошла вглубь города мастеров, ловя провожающие ее взгляды. Была на улице и стража, подобная той, что встречала Ред Форс на Апстриме и сторожевых башнях, но больше не бросалась устраивать арест. Видимо, появление Зоуи на балу определило ее статус публичным образом, и это больше не вызовет проблем, кроме, может быть, непрошенного внимания от мастеров Города, что не успели рассмотреть ее на балу.              А ее саму вела Воля, подсветившая предмет ее интереса в географии белых улиц, проспектов и аллей, и скоро она обнаружила, что капитан ее корабля курит трубку, и его старший помощник пьет чай. Они сидели за столом, и с ними рядом сидело двое островитян в белых одеяниях. Декси, кстати, в их компанию мог вы вписаться, учитывая, что его одежда цвета не выбеленного льна была также мешковата и закрывала почти всю его кожу. Иногда Декси и лицо закрывал. Но не в этот раз. В этот раз они явно что-то обсуждали, и когда Зоуи подошла, то беседа прекратилась.              Зоуи обвела стол взглядом. Островитяне склонили головы в почтении, Карс закурил, подняв брови. Декси записывал строчку мелким тесным, но аккуратным курсивом.              — Вы заняты?              — А, Президент, — сказал Карс.              — Госпожа с Синего моря, — удивился один из островитян, и Зоуи поглядела на него озадаченно. Что его удивляло увидеть ее здесь, когда они разговаривали с двумя господами с Синего моря, но мужского рода, ее озадачило. Один из них поднялся, чтобы дать ей стул, но она остановила его ладонью. Похоже, это она ворвалась в разговор по делу. Она подняла взгляд на Карса.              — Доброе утро, мисс Гласс, — приветливо отозвался Декси, подняв голову от записей. — Как вам бал?              — Отличное вино, очень тугой корсет и просто восхитительное золото, — резюмировала она. Можно было еще добавить: сумасшедшая бессонная ночь, головная боль неизвестной ей природы, связанная с намерениями Николь, и еще некоторые перспективы выяснить, что она сделала не так на Гран Тесоро. Декси улыбнулся ее оценкам.              — Поразительное место, — согласился он. Карс кусал трубку и смотрел на обмен светскими наблюдениями с осуждением.              — Ты что-то хотела? — спросил капитан. Она утвердительно покачала головой. И Карс, поглядев на Декси, дождался от него короткого кивка, поднялся со стула и кивнул Зоуи в сторону. Она, так и не сев, шагнула за ним еще до того, как он сказал: — Идем.              Они отошли от стола, Карс докурил трубку, и когда табак изошел и они удалились достаточно, она все же спросила.              — Так чем вы заняты?              — Двумя вещами, — сказал Карс, вытряхивая пепел из трубки в горшок с небольшой пальмой с человеческий рост. Зоуи подняла брови. — Продуктами и кораблем. Спускаться будет неприятно. — Зоуи медленно покачала головой в знак понимания и предупреждения, что она не помощник. Это то, во что она не будет вмешиваться — повседневщина морских переходов. То, в чем она ничерта не понимает. То, с чем они сладят сами. — Что хотела?              — Найдите время взять кое-какой груз. Надо подкинуть его до Рая.              Карс усмехнулся.              — Что за груз? — Едва Зоуи открыла рот, он махнул рукой. — А, не говори, не хочу знать. Лучше скажи куда.              — Пока не знаю куда. Но сообщу позднее.              — Снова ничерта не можешь сказать заранее, — сказал Карс. Зоуи смерила его взглядом. Нет, не прозвучало более неодобрительно, чем Карс обычно звучал, даже если предлагал почитать газету.              — Нет, я, конечно, могу вас послать делать регулярные рейсы с регулярными товарами по регулярным маршрутам, которые зачищает Дозор для синдикатов, — сказала Зоуи. Карс поморщился в подтверждение ее следующих слов: — Но вы же с ума сойдете.              — И ты умрешь со скуки.              — Да.              Карс покачал головой.              — Где этот груз? С кем поговорить?              — Он на борту у пиратского корабля — не Рыжего, второго, пиратов вечности. Думаю, должны быть в курсе, что мы забираем товар. — Карс покачал головой.              — Заберем, — сказал он. Зоуи оглянулась на то заведение, с веранды которого они вышли. Декси вел разговор с островитянами: вполне обычный разговор, если смотреть со стороны. Зоуи немного завидовала. Ей торг был недоступен. Хоть в мужское платье полезай.              — Собственно, это все, что я хотела, — сказала она. — Плотники? — Она кивнула в сторону Декси, разговаривающего с местными через стол. Карс пережевал трубку.              — Ну.