Wild tale

Бразилия, Амазонка,

о. Ольо-де-онсо, 05:30

Земли племени народа Onças Sagradas

      Тепло заботливо кутало расслабленное тело периной, жадно и плотно приклеиваясь к коже. Ощущения были, как при полете: он тонул в мягких пышных облаках, упиваясь цветущей легкостью в груди. До обоняния доносились сладкие, аж до обильной слюны во рту, ароматы печеного муската, облитого горячей карамелью. Тэхену нравилось растворяться в личном Рае: запах вел за собой, призывая прижаться плотнее к источнику, утонуть в нем. Он зарылся лицом в персиковые клубы облаков, притираясь щекой — те оказались нежданно упругими и выпуклыми, с ощутимой оболочкой. Омегу это не насторожило: он был во сне, а значит, здесь дозволялось абсолютно все. Капризно надув губы, прижался еще плотнее, дабы тепло и чудесный запах от него не ускользали.       Однако те все равно не желали угомониться: облака качало вверх-вниз, а аромат дразняще отдалялся, вынуждая слепо ползти по следам сахарного шлейфа. Ему было до раздражения лень хоть как-либо двигаться, но удовольствие маячило так откровенно, что странно было бы не соблазниться.       В букет из карамели и орехов конечной и желанной нотой добавился спелый дикий фрукт. Мускусная дыня густым нектаром смачивала глотку, из-за чего Тэхен все сглатывал да облизывался. Вот бы губами собрать этот сок…       Только тот продолжал отдаляться, превращая приятный сон в истинный кошмар.       — М, ну куда… — а омега полз все выше и выше, прямо к яркому золотистому солнцу, куда дымом сбегал его личный наркотик.       Идеальная картинка начала трястись. Почему-то и вдруг. Небосвод заходил ходуном, налетел непонятно откуда взявшийся ветер, и персиковые облака вокруг начали испаряться одно за другим, пока мягкие клубы в итоге не стали растворяться и под ним — первыми опоры лишись ноги, после туловище, а затем — руки.       Омега полетел вниз так быстро, словно изгнанный в спешке ангел из Рая. Кажется, он пытался кричать, но из горла не выходило и хрипа — Тэхен просто барахтался в свободном падении.       И вот показалась земля.       Слишком знакомая и дикая.       Проклятый остров блестел коварством уже издалека, жутко и стремительно манил в прочные сети. Смотрел своими янтарными, желтыми и золотыми глазами. Кричал — падай, милый несмышленый котенок, сломай свои хрупкие лапки, чтобы я тебя излечил.       А Тэхен только и мог, что падать.       До столкновения сто метров, десять, пять…       Он зажмурился и резко дернулся, готовясь принимать удар.       Чтобы после осознать — он под защитой и в безопасности.       Веки дрогнули, омега начал медленно смаргивать последствия видения — сон, это все был сон. Одновременно сладостный и пугающий, будоражащий, слишком осязаемый для фантомных действий.       Тогда почему ощущение тепла и запах дыни все еще не испарились?       Полностью распахивать глаза было отчего-то страшно, Тэхен рискнул идти на ощупь: ладонь, точно как во сне, заскользила вверх, по крайне гладкой, разгоряченной поверхности. Походило на человеческую кожу — мягкую, но вместе с тем сочетающую в себе шершавость линий, словно нарисованных, выбитых под этой самой кожей. Под подушечками пальцев и по натянутой гладкости будто пробегали разряды тока, обостряя органы восприятия: омега чувствовал, какая невероятная упругость кроется под верхним слоем.       Интерес двигал дальше.       Все же полудремное состояние не до конца отпустило — Тэхену казалось, что он балансировал аккурат на хрупкой грани сна и реальности. Оттого и действовал против логики, капризно — как предписывала то нестабильная внутри натура. Пальцы подобрались к странным впадинам, что подобно кратерам, обрамлялись твердым гранитом: омега указательным и средним пальцами прошелся вдоль изгибов, пытаясь ухватить ассоциацию — в голове стрельнул украдкой образ ключиц, но не хрупких и изящных, а крепких и сильных, внушительных, что в напряжении нагоняли страх и восхищение.       Что-то здесь не так…       Когда вымышленные небеса обрели облик живущих там богов?       Темные брови устремились к переносице, а рука — еще выше, проверить.       Ключицы, адамово яблоко, очертание скул.       Дыхание перехватило.       Удержав в себе отчаянный стон, отказываясь предполагать то, что точно его если не сгубит, то заставит мучиться от дикого стыда все оставшиеся до смерти дни, он резко притянул руки к себе и прижал их к груди, а после вовсе замер — точно жертва перед хищником. Сердце билось оглушающе в царящей тишине. Чувствовалось внутреннее мышечное напряжение.       Вот Тэхен отпрянул от огня, надеясь избежать конфуза и бурю пережить.       Только жаром все же опалило.       — Что, уже все потрогать? — для омеги прозвучало оглушающе громко.       Он резко распахнул глаза и тут же столкнулся не с глазами, нет, хуже — с чужой наготой. Оказалось, Тэхен лежал и вжимался щекой в голую грудь дикаря. Он был так близко к тому, кого всем сердцем желал ненавидеть. Видел дергающийся от сглатываний кадык, плотную чернь рисунков на вздымающейся груди и вставшие соски, в которые теперь были вдеты металлические шарики — возможно, омега раньше те не замечал, зато теперь, когда заметил…       Что-то страшное творилось с собственным рассудком.       Будто Тэхен больше себе одному не принадлежал.

Был кто-то внутри, кто шел наперекор его установкам и тянул наружу самое тайное и стыдное.

      Осознав, в каком положении находился, он резко, до хруста в позвонках, отпрянул назад, скатываясь головой ниже, на толстые шкуры. Взгляд сразу же устремился к чужому лицу, натыкаясь на тягучее, страстное золото, что смотрело на него с нескрываемым лукавством, забавой и вожделением.       Последнее выворачивало внутренности наизнанку.       — Какого черта? — с ноткой истерики, отчего голос дал петуха.       Какой позор.       Где его хваленая уверенность? Неужто за вчерашний день всю растерял?       — Боги знать ответ, — как ни в чем не бывало Гукк пожал плечами и хитро ухмыльнулся, так и не отведя в сторону почти горящие глаза. — И ты, — ухмылка переросла в хищную улыбку.       Подлец, это дикарь так намекает, что Тэхен сам в этом виноват?       Сам забрался на тело альфы, сам прижался к палящему теплу, сам скрылся в защите под чужими руками.       — Вижу, великому вождю лучше, — омега скривился, будто залпом отхлебнул чеплашку лимонного сока, и подорвался с нагретого места, намереваясь больше ни минуты не задерживаться с ним наедине. — Я пойду.       И только Тэхен собрался сделать шаг в сторону выхода, как его запястье обожгло стальной, но не требовательной как прежде, а просящей хваткой: дикарь бесцеремонно, следуя лишь своему нраву, стремительно сокращал между ними огромную пропасть, дурманя голову абсурдными поступками.       Как в этот короткий, но значимый миг. Пальцами поглаживал медовую кожу, собирая подушечками мелкие капли влаги и дрожь, что омега едва подавлял — ему думалось, что успешно, но дикарь давно уже читал его подобно открытой библиотечной книге.       И пользовался этим, мерзавец, пользовался с изяществом разъяренного быка.       Напористо, агрессивно, поглощающе.       Тэхена это цепляло ровно настолько, насколько же и отталкивало.       — Только ты сводить меня в могилу и только ты исцелить, — Гукк заговорил низко, тягуче, вкладывая в каждый звук сокровенный смысл. — Так что доводить дело до конца, Vida, — вроде приказ, а вроде просьба.       — Но ты уже здоров, — омега критично оглядел вождя с головы до ног, благоразумно не задерживаясь взглядом в области паха — щеки все еще пекло от несошедшей красноты. — Я уже искупил свою вину, — сжал губы тонкой белесой полоской и отвернулся, все же не вынося давления настойчивых горящих янтарей.

Надо же, омегу в тех смущал не хищный животный блеск, а непробиваемая настойчивость, что так и переливалась через зрачок.

      Тэхен в один момент словно с концами перестал видеть в дикаре действительно дикое — то, что было с альфой всегда зримо и незримо, окутывало тяжелой аурой каждый клочок проклятой земли и ее обитателей. Позабыл, что перед ним во плоти было самое совершенное и необузданное дитя Смерти, жаждущее крови, жаждущее его. Оттого так беспечно вел себя подле мурлыкающего монстра, обманываясь мягкостью и терпением, что доставались из недр черноты только для него.       Не ровен час, Тэхен поплатится за свою неосторожность.       — Еще нет, — и непонятно, на что конкретно ответил дикарь. — Остаться со мной, — и опять такой тон — доминирующе молебный.       Гукк тоже оказался тем еще противоречием.       — Тц, будто у меня есть выбор, — омега закатил глаза и вырвал свое запястье из крепко-ласковой хватки.       Кожа там горела, кожа там коралловой пыльцой сияла.       Принципиально избегая взгляда, Тэхен сложил руки на груди и уселся подальше от альфы, облокотившись спиной о стену напротив. Не было сил снова терпеть эту близость — всего за сутки она стала обжигающей, слишком трудной.       Слабак. Поклялся себе держаться, а на деле — вот-вот и белый флаг поднимет.       Непростительная ошибка — которая за время пребывания средь дикой сельвы?       — Выбор есть, — вождь все же вставил свое слово, — просто ты его не хотеть видеть.       Легко рассуждать, когда в твоих руках вся власть — и над землями, и над душами. Когда ты наверху иерархии — выборы почти что сами сыплются в ладони. А вот когда ты едва достаешь до первой ступени на лестнице могущества, единственное, что остается — выковыривать возможности из-под ногтей. И славно, если тех дается больше двух.       Тэхен себя во власти так и не почувствовал.

Победа в поединке как скоро подарила миг триумфа, так же тот и забрала.

      Омега показательно цокнул и отвернулся в сторону выхода, делая вид, что стены ему намного интереснее вынужденного собеседника. Так бы и просидел в тишине, правдоподобно изображая неподвижный и почти что безмятежный камень, если бы не внезапно громкое урчание собственного живота.       Ну вот, даже организм родной против него.       — Ts, teimoso, — слух уловил тихое, но четкое недовольство.       Глаза распахнулись в неверии, по рукам пробежали мурашки, а после голова сама повернулась на звук.       — Ты меня только что упрямым назвал? — омега зацепился за знакомое слово, негодующе схмурив брови.       — Тебе показаться, — Гукк усмехнулся и отзеркалил его позу, толкнув при этом юркий язык в щеку.       Провоцировал, не скрываясь.       — А вот и нет, — а Тэхен и повелся на провокацию, не мог не. — Думаешь, раз я чужак, язык не смогу ваш понять? Я знаю, что teimoso — упрямый.       — Интересно, откуда? — громкий озорной хмык.       — Джунгли нашептали, — без ехидства не получалось.       Не с дикарем.       — И часто они тебе шептать? — альфа все еще звучал нахально, но уже с явными нотками интереса.       — Часто.       — И что шептать?       — Что ты… — ноздри раздулись, как и щеки. — Что ты нахал!       Тэхен и не понял, как выкрикнул небрежно оскорбление. Да, он, конечно, мог и хуже, однако внутри все сжалось даже от такого безобидного обзывательства: Гукк на его памяти не отличался стойкой сдержанностью. Омега признавал, что все малейшие крупицы хрупкого терпения тратились именно на него. Но ведь у всего есть пределы, ведь так? А он здесь, в отдаленной от остального племени пещере, без оружия, наедине с…       Мысль, что они с альфой наедине, резанула сознание как нельзя кстати.       Не в первый раз вообще-то, но в первый это отрезвило.       Вдруг он наконец-то пересек границу?       Строгое, слишком грозное лицо так и демонстрировало — это было лишним. По спине пробежал холодок — и плевать на духоту. Налившиеся желтизной радужки намертво прибили к земле: Тэхен только и мог, что сидеть мраморным изваянием, не позволяя себе и слюну сглотнуть. Смотрел внимательно, а все равно смерещился узкий кошачий зрачок. Опять проделки разума? Тем не менее омега словно выжидал когтистый удар: натянулся режущей тетивой и считал каждый огненный всполох на золотистом дне.       Вот сейчас разозлится, зарычит и…       — Вот как, — дикарь, вопреки ожиданиям, вдруг отмер и громко, заливисто рассмеялся, обнажая искреннюю широкую улыбку. Та была с клыками, хищная, но по-своему милая. Такая поразительная смена настроений. Опять с ним играли. Однако Тэхен не думал возмутиться, просто не успел — залип безбожно на такие новые, еще слишком свежие эмоции альфы. Жадно запоминал движение розовых губ, неровность острого зубного ряда и даже ямочку с левой стороны. Вождь действительно был красивым — наверняка если свести выбитые на коже отпечатки всех побед и достижений, убрать все вычурные украшения и проколы, тот точно мог бы стать воплощением ангела. Падшего ангела. Жаль, невинность в образе не покрывала животную натуру — та насквозь просвечивала. Хотя мужчина умел играть словами, чтобы скрыть заточенные зубы: — Я это учесть.       Слоги растянул, довольно облизнулся, глаза прищурил — точно кот по весне.       Тэхен нахохлился, как хоацин в преддверии брачного периода: грудь вперед, подбородок к груди и взгляд дерзкий исподлобья — только взъерошенного хохолка не хватало для полной картины. Еще немного и клокотать начнет — настолько сейчас бурлила кровь.       Дикаря его настроение нисколько не смущало, напротив — тот, видно было по мимике, заметно наслаждался его эмоциями. Упивался ими. Омегу это по-прежнему нервировало.       Хотелось позорно убежать.       Однако новый спазм желудка и характерные бульканья в нем же останавливали похлеще крепких веревок — Тэхен не сдержался и схватился за живот, сминая вместе с тканью кожу. Было больно до рези, будто во рту не побывало за все время даже крошки.       А когда последний раз вообще он принимал нормально пищу?       — Идти уже и поесть, — Гукк приподнялся на руках, чтобы быть выше омеги и сидя. — Гордость не стоить здоровья.       Надо же, а он и не заметил полную тарелку еды, что отнюдь не скромно красовалась на небольшом столике подле вождя. В глубоком блюдце было все: и сочные, трескающиеся от густого сока фрукты, и манящие кислинкой крупные ягоды, и питательное животное мясо разных сортов, усыпанное небольшой горкой сушеных трав.       В деснах зачесалось, будто настоящие клыки от голода прорезались.       — Сказал человек, который чуть не сгинул от змеи по этой же причине, — несмотря на напряженную до этого атмосферу, омега все же встал и подошел к столику, несдержанно облизываясь и принюхиваясь — удивительно, как тонко и подробно он смог ощутить исходящие ароматы. И фруктовую сладость, и пряность экзотических специй, и пылкость специально подгоревшей корочки мяса.       По телу прошелся заряд тока, а зрачки уверенно подобрались к границе радужек.

Инстинкты резко пробудились, вытесняя человеческое вглубь последних мест.

      — Я правитель, — дикарь, не отрываясь, наблюдал за тем, как ловкие пальцы жадно хватали еду. — Гордость — мой врожденный щит. Его даже с мясом от меня не оторвать.       Однако Тэхен больше не вслушивался в чужую речь: до него доносились слова словно сквозь толщу воды. Он был весь поглощен собственным голодом: хватал куски, как настоящее животное, жадно и с ревностью, будто кто-то намеревался отобрать еду, вгрызался зубами сначала в сладкое манго, а после сразу же в поджаренное на костре мясо какой-то птицы. Омега не разбирал: просто кусал и быстро, почти не пережевывая, глотал — казалось, его жизнь сейчас буквально зависела от этого приема пищи. А собственный рассудок зависел от внезапной одержимости.       Он с ума сошел, с ума.       Очнулся от этого странного припадка вместе с рассеивающимся эхом звуком — это смеялся альфа, раскатисто, звонко, но по-доброму и даже как-то гордо. Смех выходил хрипло, с едва заметными свистами, что все же указывало на не до конца окрепшее здоровье. Тэхен моргнул раз, моргнул два. Перевел осоловелый взгляд на свои руки, оглядев растерянно заляпанные уже подсыхающим соком вязкого фрукта и внушительным слоем мясного жира ладони. С пальцев аж текло и капало на пол, прямо на шкуры. А по неприятному стягиванию кожи в районе шеи, подбородка, немного щек и даже носа омега понял, что заляпался он более, чем сильно — хотелось с позором отбросить пищу в сторону, как обычно вор нелепо бросает украденные драгоценности, пойманный на месте преступления, и быстро, не оглядываясь, сбежать прочь из пещеры, лишь бы уйти от пожирающих желтых глаз, что стали после устроенного еще более цепкими, довольными, и этой бессовестной улыбки, что тянулась лишь шире с каждой секундой.       Дикарь для него опасен — Тэхен душу и разум с ним напрочь теряет.

И рядом точно таким же, как альфа, зверем становится.

      — Покормить меня? — Гукк на его неловкость плевал, обстановку разряжал на свой лад: наклонил голову вбок, игриво вздернул брови и принялся ждать ответа.       Вот кого происходящее нисколько не смущало.       Омега все же отпрянул назад от еды и в недовольстве на самого себя поджал губы, сведя брови к переносице и насупившись. Смотрел на желанную еще минутой ранее пищу со вселенской обидой, точно как на предателя — не понимал, что только что произошло, но виновником себя отказывался признавать.       Все ведь было хорошо, почему рассудок вновь его подвел?       Главное, теперь тот был на месте. Поэтому собрав все свое достоинство и непринужденность, он полноценно присел на пол, ягодицами опустившись на босые пятки, и полностью развернулся к дикарю, смело встречая бурю эмоций напротив.

И пусть контролем над собой он больше не владеет, броней из колкостей воспользуется все-таки сполна.

      — Еще чего, — возмущенно, — сам ешь, ты больше не при смерти, — и в смущении, что смешалось с легким страхом от своего забвенного состояния, Тэхен взял липкими руками блюдце и передвинул то к Гукку поближе.       Тот прищурился и смешно фыркнул, придвинув за железный край лакомства к себе почти вплотную. На Тэхена не смотрел, только один раз бросил едва заметный взгляд украдкой. А после, абсолютно не стесняясь постороннего присутствия, остервенело набросился на еду. Ненасытно и страстно. С особой жестокостью поглощал мясо, выбрав, правда, более тугое и толстое — что это за вид, омега не знал, но по громким чавканьям и приглушенному утробному рыку было понятно, что на вкус оно было великолепным. У самого невольно слюна с уголка губ потекла: дикарь ел грубо, вовсе без манер, но отчего-то так аппетитно и соблазнительно, что его уже сытый желудок фантомно отозвался голодом. И свой нелепый вид как-то отошел на задний план: Тэхен был приворожен тем, как альфа еще более жадно, чем он, стремился насытиться.       Как настоящий беспощадный царь всех кровожадных до крайностей зверей.       Впивался клыками, разрывал плоть, пачкался обильными соками, стонал и рычал. Истинно не человек. Любому выходцу из цивилизации было бы безмерно стыдно находиться рядом с этим. Омега же почему-то не испытывал неловкости или чего-то похожего, только трепет и благодарность, неотрывно наблюдая за чужими движениями — кажется, они поменялись местами.       И, кажется, дикарь ему сквозь собственные действия пытался в очередной раз донести кое-какую истину.       Тэхен не один в своем безумии.

С зверем водиться — зверем быть.

      Гукк закончил жевать и отстранился, вновь приваливаясь спиной к стене. По его подбородку текли грузные густые капли, что стремились под тяжестью вниз. Они красиво ползли по шее, очерчивая дрожащий от сглатываний кадык. После падали в яремную впадину, а оттуда — по упругой накачанной груди к напряженному животу. Такая отвратительная картина для развитых людей. И такая прекрасная для Тэхена.       Альфа пронзил своим взором: высунул язык и прошелся полукругом от одной щеки к другой, слизывая остатки соков. Причмокнул в конце, опять ухмыльнулся уголком губ, а потом произнес:       — Есть, я же видеть, ты хотеть еще, — и вернул тарелку назад, в которой нетронутыми остались манго, ягоды и птичье мясо. — Давай, — вождь даже выговорил без акцента, когда бездействие затянулось. — Здесь ты мочь быть самим собой, meu gatinho atrevido.       Омега ничего не ответил, просто молча перехватил блюдце за края и водрузил то на колени. Закусил губу изнутри, поколебался несколько секунд и все же вновь впился пальцами в лакомство, только теперь чуть более аккуратно, не с таким фанатизмом.       Но по-прежнему слишком дико для воспитанной натуры.       Тэхен ощущал взгляд каждой клеточкой тела — и волоски на руках и ногах тряслись. Тем не менее дальше не отвлекался, сосредоточившись только на удовольствии. Без забвения он чувствовал больше, чувствовал лучше: специи во рту таяли, подчеркивая вкус прожаренного мяса, кислинка ягод приятно щекотала ребра языка, а вязкая сладость питательного фрукта особым шармом завершала композицию из вкусов.       Обычная трапеза еще никогда так остро им не ощущалась.       Минута, три, шесть. И вот тарелка опустела дочиста. В животе рассеивалась теплом долгожданная наполненность, полное удовлетворение — была бы возможность, Тэхен бы заурчал. Громко-громко. Довольно-довольно. Но на деле он просто расслабленно прикрыл глаза и выдохнул, скрестив ладони на груди.       Нега осела в стенах каменного убежища. Густой, с тонким карамельно-мускатным шлейфом аромат, жар от прогретых пламенем факелов стен, гладкость постеленных на полу шкур, умиротворенная тишина, прерываемая только дыханием двоих — все это дарило чувство спокойствия, безопасности.

Если отбросить все предрассудки и лишние эмоции, для Тэхена место в лапах зверя оказалось самым защищенным.

      — Ты мочь позвать шамана и идти, — спустя долгие тягучие минуты альфа вдруг заговорил мягко, плавно. — Дни быть тяжелыми. Погулять по нашим лесам, я разрешать.       Открылся один глаз, открылся другой. Омега замер в непонимании — он ослышался? Погулять по лесам. Вот так просто, без всякого подвоха? Или, быть может, Тэхен погорячился, и дикарь все же находился до сих пор под лихорадкой? Впрочем, эгоистичная капризная натура, что с первых дней в плену довольно часто у него скреблась внутри, яростно закивала в согласии и уже подорвалась с места, готовая пуститься во все тяжкие сию секунду. Она искренне не хотела вязнуть в очередных мыслительных баталиях.       Она хотела действовать. Она хотела свободы.       Она хотела наконец-то жить.       — Откуда такая щедрость? — но омега все же не удержался и в скепсисе выгнул бровь.       Хватался за контроль из последних сил, как только мог.       — Нельзя без доверия любить, — Тэхен на последнем слове расширил глаза и вздрогнул — не этого он ожидал. — Ты быть моя пара, — Гукк добивал дальше. — Надо учиться доверять, — а у него — нехватка дыхания и пунцовая пудра на щеках. — Я тебе доверять.       Финальный гвоздь гроба.       В груди все неприятно скрутило — стало так гадко от самого себя. Он ведь не доверял. Точно не так, как сейчас ему. Сердцем может и был здесь, да вот неуверенно: разум, тело, душа, воля — стремились подальше, туда, где и в кошмаре не явится остров треклятый и жестокий дикарь.       Ведь и суток не прошло с момента, как Тэхен опять стремился к дому.       Только то ли место считал он своим домом?       — Л-ладно, — дрожь не получилось скрыть, уверенность — успеть взрастить. — Тогда я пойду.       Он еле встал на трясущихся ногах, нервно одернул одежду и медленно последовал к выходу, параллельно оглядываясь через плечо на Гукка. Тот сидел невозмутимо, расслабленно, всем видом показывая — доверял.       А у Тэхена внутри стыд взрывался. На стенках органов скреблось кое-что неправильное. Нутро бунтовало, только вот против чего?       Против себя или против слов дикаря?       В желании оттянуть момент чего-то рокового, что наверняка уже омегу поджидало за границами пещеры, он тихо задал вопрос:       — Могу я… Взять друзей?       — Ты мочь все, пока ты здесь.       Ах, ну да. Сразу вся обескураженность слегла. Конечно, пока он здесь. Вот и подвох: ему только что довольно ясно дали понять, что и в доверии имелись четкие границы.       Он был свободен только под оковами.       Хотя Тэхену было грешно отрицать, что ему все еще давали слишком многое. Для дикаря это и вправду было сродни полному доверию.       Отпускать того, кого всей сущностью желаешь держать вечно под боком.       — Хорошо, — омега кивнул головой и, не позволив себе больше тонуть в золотистом море напротив, окончательно развернулся и теперь более уверенно направился к выходу.       И хоть бы сельва не позволила ему оказаться на развилке совести.

Потому что Тэхен не мог сказать, что выберет в итоге — сердце дикаря или себя.

***

База ученых

      Мелкий дождь настойчиво барабанил по натянутому брезенту исследовательского шатра, умело действуя на нервы. Вокруг стоял запах уже приевшихся всем консервов и ядреного медицинского спирта, что в совокупности с тонким шлейфом кислых паров крови вызывал тошноту и головную боль.       Но каждый в помещении терпел.       У Чимина гудело в висках. Он без преувеличений мог сказать, что вымотался больше всех. Сутки на ногах без сна, стертые до крови стопы в жестких тесных ботинках, ноющие адски мышцы и наспех перебинтованные раны — все это тянуло силы с нечеловеческой скоростью.       Но не больше, чем нависшая над лагерем проблема.       — А я говорю, нужно зайти в обход, — ожесточенные споры велись вот уже час. — Элемент неожиданности.       — Мы так можем подставиться, — сделав последнюю затяжку сигареты, Логан откинул ту в пустую жестяную банку, служившую пепельницей, а после подхватил перевязанной рукой карандаш. — Вот те территории, — грифель заскрипел по уже заметно стертой самодельной карте острова, — глухняк. Мы не знаем, что с той стороны. А у нас нет права сейчас рисковать.       — Я согласен, — Чимин прокашлялся и, слегка прихрамывая, подошел к круглому пластиковому столу. — Мы эту-то вылазку планировали, — он невесело ухмыльнулся. — И чем это обернулось?       Никто не нуждался в напоминании. События отдавали пульсирующей болью в кровоточащие раны. На теле и душе. Без потерь не обошлось — два человека из отряда Пака и один из отряда Логана. Официально «пропали без вести».       Но все здесь понимали, что тех как плату с них взыскала сельва.       И норовила стребовать проценты. Что допустить — фатальный поворот для многих судеб. Оттого объединялись здесь абсолютно все — не навсегда, а только в данную минуту. Но и этого хватало им с лихвой.       Цель — не одна, однако средства — общие для каждой единицы.       Этой ночью угроза стала реально осязаемой. Не дала и шанса остаться безучастными. Никому. Даже прежде бесстрастная команда французских ученых перестала проявлять равнодушие: бледное испуганное лицо Алена навсегда отпечаталось в памяти Чимина.       Вид хуже наблюдал он лишь однажды.       Они вернулись в лагерь под покровом ночи. Тишина нарушалась сбитым дыханием и глухим шарканьем убитых долгой дорогой берцев. На первый взгляд могло показаться, что люди на базе разом куда-то пропали. Так глухо и мертвенно было. Но Чимин точно знал, что где-то в глубине все так же протекала жизнь. Просто незаметно и в ожидании опасностей.       Альфы пришли ее вестниками.       Еле волоча ноги, хрипя легкими от усталости, заплетаясь в уже полу-оборванной лиане, до последнего держась друг за друга.       И держа в руках настоящую надежду.       Чимин вспоминал с больной дрожью в сердце, как Хосок плакал, сжимая ладонями найденную бандану. Почти неуловимо, скрывая скупые капли под стеной ливня. А после, как бережно прикрывал несчастный клочок бумаги, стискивая челюсти от желания сорваться на поиски прямо в тот же момент.       Было… страшно и горько видеть альфу таким.       Но им двоим пришлось собраться. Они нужны были своим людям. Поэтому путь до лагеря прошли стойко, терпя все трудности и оставляя по пути яркие засечки.       Если сельва не была согласна указывать им путь, они сами себе позволят рискнуть.       По прибытии сразу отправились в центр — зализывать раны и параллельно разбираться со всей информацией. Или, как бы выразился Хосок, со всем дерьмом, что свалилось на них прямо из задницы орангутанга.       Чимин улыбнулся краешком губ — неуместно в их ситуации, однако как же ему было плевать на реакцию других. Отзывалось у него что-то в груди, такое щемящее, дрожаще нежное, позабытое светлое.       И в такой кромешной тьме было тяжело подобное не замечать.        — Давайте соберемся, — вымученно простонал Хосок и оперся бедром о стол, взглядом обводя присутствующих и чуть дольше задерживаясь на нем. — Нам нельзя облажаться. Это может быть не просто единственным шансом, а последним.       Сельва промахов не прощала.       Не чужакам.       — Не могу не согласиться, — немного нервно рассмеялся Логан. — Как видишь, именно поэтому мы допустили до обсуждения вас, — ухмыльнулся и цокнул языком, пробегаясь глазами по рассредоточенным на складных стульчиках и полу ученым.       Сразу раздались со всех сторон шепотки. Но не такие недовольные, какими бы они могли быть при иных обстоятельствах. Скорее, вялые, так, ради самого возмущения. Чимин ученых понимал: будь он в таком же положении, как они, наверняка бы не просто говорил себе ругательства под нос, а истерил вовсю, требуя немедленного завершения экспедиции.       Увы, у него ответственность лежала на плечах иная.       Обеспечить безопасность научным работникам, вызволить из плена других членов команды, сохранить наибольшее количество своих бойцов и только после — самому не умереть.       — Не будь задницей, — он снова привлек внимание к себе. — Нам нужно учесть все. Так что наши аналитические умственные запасы требуется мобилизовать по максимуму.       — Хм, ну, пока мы ни к чему не пришли, — скучающе отозвался Ален, что в углу стоял и записывал в блокноте какие-то схемы. Тот вообще все время вел себя отстраненно, совсем наплевательски, и недавняя шоковая встряска не помогла — уже прогресс, что мужчина не возмущался по поводу раннего и внезапного сбора, что им пришлось созвать, когда последняя связка военных вернулась на базу. Неудивительно, что Хосок прожигал своего коллегу чистой неприкрытой ненавистью. И, по правде говоря, Чимин не мог не заразиться отголосками таких же ощущений. Вызывал этот ученый неприятный зуд в солнечном сплетении — и несмотря на это, даже такого человека альфа обязан был спасти.       — Естественно, — Хосок с громким скрежетом отодвинул стул и небрежно рухнул на сидушку. — Если некоторые, — специально повысил тон, — будут продолжать так же относиться к проблеме несерьезно, то нам, в целом, и не нужно будет ни к чему общему приходить. Мы просто все умрем, — небрежно пожал плечами. — Наука ведь превыше всего, — на этом моменте глаза альфы аж вспыхнули. — Что уж там до безопасности, правильно?       — Напоминаю вам, координатор Чон, — споры вновь нарастали, — что наша защита поэтому и не может нас защитить, потому что вынуждена бегать по джунглям и гоняться за вероятными трупами.       — Не смей…       — Мистер Ален, — грубо, с едва уловимым акцентом окликнул того специалист из Монголии, вроде бы Борис, — пропал человек и из нашей команды. Проявите если не сочувствие, то уважение. Все заслуживают вернуться на Родину. Даже если душами они давно на небесах.       Громкий кашель лаем разнесся по шатру. От звука опять загудело в висках, а перед глазами зарябило. Чимин прикрыл веки и сжал пальцами переносицу, пытаясь совладать с ощутимым дискомфортом. Пора бы начать торопиться.       Времени в арсенале у них осталось крайне мало.       — Думаю, нужно отобрать здоровых и раненых меньше всего бойцов, — альфа потянулся за железной кружкой и пакетиком растворимого кофе — слабость все не желала отступать, как некстати пытаясь перебить былые остатки бодрости. — Но с количеством не переусердствовать, нам нужна мобильность.       Звонкий щелчок крышки термоса. Густой пар кипятка. Химозный запах дешевого кофе.       Он сделал жадный глоток, не дождавшись, когда бодрящий напиток остынет. Горячая жидкость обожгла губы, десны и щеки, а затем горло и дальше пищевод — щиплющая боль активировала дремлющие рецепторы, заставляя организм работать быстрее.       — Да, это верное решение, — Хосок тоже потянулся к кружке, только чуть поменьше. — Подлейте и мне, капитан Пак, — на фоне еще некоторые подоставали кружки, термосы и сухие снеки — все они без сна с ночи, а время близилось уже к полноценному утру. — Там леса запутанные, но более редкие. Мест для маневров будет больше.       — Координатор Чон, — обратился к тому Логан без язвительности, как никогда серьезно. — Может, вы подметили что-то, что нам, военным, будет незаметно? Не знаю, ученым взглядом там бросилось чего.       — М, там было довольно тихо. И никаких следов кого-то хищного. Я бы вообще сделал вывод, что животных поблизости нет, поскольку кроме насекомых и птиц, — координатор столкнулся сразу с множеством взглядов бойцов, — реальных птиц, звуков не было. Так что дополнительных проблемных факторов не будет. Еще отсутствие говорит о том, что неподалеку есть что-то, что их отпугивает. Полагаю, раз мы нашли записку и бандану там, местность, где живут люди, рядом.       — Если вы подобрались так близко, разве вас не должны были заметить? — в разговор вклинилась Хлоя, самая приветливая из французской команды.       — Справедливости ради, животные чувствуют человека иногда и за десятки километров. Смею предположить, что капитан Пак и координатор Чон подобрались на неоднозначное расстояние. И есть большая вероятность, что до племени пешком не так уж близко, километров до двадцати, — это уже добавил пожилой мужчина, альфа, чье имя, к сожалению, Чимин так и не запомнил.       — В любом случае, у нас теперь есть небольшой опорный пункт и существенная зацепка. Да и не думаю, что дикари действительно в глубине. Судя по тому, что найденные вещи свежие, каким-то образом ученых вывели погулять, — Логан принялся тихо стучать карандашом по столу, прикусив при этом губу и подперев свободной рукой подбородок.       — А это значит, что поселение не может быть далеко, — Чимин согласно кивнул и, сделав последний глоток кофе, полностью откинулся на спинку стула, слегка морщась от дискомфорта в плечах и пояснице — те неистово горели после всех нагрузок.       — А если это другие дикари? Не те, которых вы успели встретить. Еще более опасные и хитрые, — Ален бросил как-то презрительно, а потом резко подорвался с места и подошел к полкам, что ломились под грузом разных бумаг в противоположном углу.       Чимин проследил за тем цепким взглядом. Не мог отделаться от более глубоких подозрений в сторону этого человека. Альфа не просто был юрким и скользким по натуре — в нем было нечто более отталкивающее, порочное.       У Чимина на порок особенный радар.       — В любом случае, мы справимся со всеми, — Логан, конечно же.       Как нахально и глупо в их ситуации.       В действительности они не могли дать каких-либо гарантий. Только если шаткие и возведенные благодаря одной лишь вере в их личный арсенал. Людей, провизии, навыков. Всего. Однако без подобного бахвальства им не справиться ровно так же, как и с ним.       Что поделать, им следовало идти на риски, чтобы сократить риски еще хуже.       — Самоуверенно, с вашими-то результатами недавнего похода.       Чимин только устало вздохнул. Не было сил оправдываться, спорить или просто хотя бы шевелить ртом. В принципе сил не было ни на что. Кофеин сыграл в итоге злую шутку: слабая бодрость ускользнула, быстро и дразняще. В этот момент альфа вдруг вспомнил, что, вообще-то, он такой же человек.       Из плоти, крови и с багажом остывшей, но хранимой боли.       — Господа, давайте не будем сеять раздор и в без того разрозненном коллективе, — уставшие глаза тут же вперились в такие же напротив — правда, Хосок, в отличие от него, сумел найти в себе энергетический резерв и продолжить вбивать в умы вокруг хоть какие-то крупицы понимания. — Сейчас нам как никогда надо сплотиться. Только благодаря общим усилиям мы сможем удачно завершить экспедицию.       — Да уж, тут бы просто завершить, — буркнул кто-то из толпы, запуская цепь глухих пересмешек.       Напряжение немного ослабило толстые, сдавливающие грудь цепи. Атмосфера становилась не такой дрянной. С проблесками надежды. Он даже прикрыл глаза дольше, чем на несколько секунд: без склок и давления думалось определенно легче. Вспышками вырисовывалась пройденная местность, от самого края побережья на территории лагеря до мертвой безликой долины и леса, подарившего им шанс на спасение своих. В ноздри проникал мнимый запах впитавшейся в сырую землю крови, дождя и переспелых бананов. Дикая смесь. Кирпичик за кирпичиком строилась дорога следующей вылазки — не одна, две, три и вот уже десять.       Цель — просчитать все вероятности, чтобы итог — без потерь.       Веки дрогнули, альфа хмыкнул. Для всех Чимин являлся воплощением непоколебимого Арктического океана — и кто бы заподозрил, что там, в глубине, бушует бесконечный водоворот из множества зубастых мыслей. Знал только точно такой же, но предстающий в виде разрушающего Тихого. Координатор Чон Хосок. Ошибочно по взгляду спокойный, и то, если повезет, на деле же — сметающий все на своем пути, поглощающий, страстный. Между ними ничего объединяющего на первый взгляд, в действительности же — они как две грани одного начала.       Часть бескрайнего Мирового океана.       Общего много, самое яркое — самое порочное в них. Желание знать все наперед и власть иметь над вероятностями. Чимин с Хосоком были схожи в контроле, но так по-разному тот проявляли. Он сам — через твердый лед, а его координатор — сквозь жгучие языки пламени. Снова противоречие, но такое общее.       Да… У них много «разного» общего.       Глубокая боль с разным началом и схожим итогом. Одно одиночество, что в отличных путях для побега. Синдром героя яркий едино — с ним же у них по развилке для между собой непохожих спасенных. Группа крови по цифрам, но с полярными «минус» и «плюс». Оба левши — правда, один переученный, второй — совсем нет. Вкусы в музыке идентичны по жанрам и абсолютно различны в предпочитаемых песнях. Черт, да даже любовь к паштету у них по-дурацкому общая — но, ожидаемо, не одинаковая в видах. Чимин запомнил все до малейших деталей. И хранил, закрывшись в себе и спрятав в темный плотный мешок трепет и плавящее лед тепло. Для него эти чувства были до одури странными, противоестественными. И не как для альфы — про собственную ориентацию он в курсе еще со школьных лет. Как для человека, что жил все эти годы выживая.       Без цели для себя, без веры в нечто лучшее, без эмоций.       Из-за этого он выбрал спрятаться под панцирь. Надежно, безопасно и проверено. Да и не верилось в возможное «ответное» — Хосок был груб, язвителен и точно не из его «лиги». Так думалось. Буквально до позавчера. Но то, что произошло у водопада… Заставило сердце обрасти назойливой и цепкой надеждой. Которую Чимин вновь угомонил.       Однако это не мешало наблюдать исподтишка за ним. Его расслабленной сейчас мимикой. Его подрагивающим от переутомления телом. Его приглушенным, почти неразличимым бормотанием под нос.       Боже, он должен был думать о скорой вылазке, но…       Свернул не туда — или все же туда?       — Кхм, давайте продолжим, — сухой кашель, скрип пластиковых ножек стула. — Думаю, всем присутствующим здесь хочется пойти отдохнуть. Нужно уже определиться с дальнейшим планом действий, — твердый мужской голос заземлил, привлек внимание.       — Стоит работа военных — стоит и наша. Так что поддерживаю, — а собранный женский заставил вырваться из плена собственных мыслей.       Он зажмурился и резко распахнул глаза. За промежуток отвлечения ничего не поменялось в их главных действующих лицах: Логан пялился в карту и крутил карандаш, Хосок подтянул к себе пустую кружку и глухо стучал по ней подушечками пальцев, а Ален снова что-то чертил, только уже в увесистой на вид книге. Тряхнув головой, Чимин поднялся с места и, еле заметно скривив от боли лицо, коротким хлопком в ладоши обратил на себя внимание.       — Тогда давайте определимся с составом и дорогой. А потом перейдем к стратегиям. Мое предложение все же такое: мобилизовать человек пятнадцать и идти напрямую, той тропой, которую мы с координатором Чоном нашли. Сразу скажу, риски высоки — это совсем рядом с территорией, где мы наткнулись на дикарей. Но шанс понести потери и прийти к неудаче все же значительно ниже, нежели если искать что-то в обход.       — С маршрутом согласен, но я бы взял больше людей, — командир цитринов опять прижал грифель к карте. — Вот тут и тут, — выделил кругами два сектора, — проблемная зона. Сложные леса. Если мы, предположим, снова окажемся в слабом положении, солдат прорвется человек пять. Этого мало.       — Тогда у нас останется недостаточно единиц для охраны базы, — хмурая складка прорезалась между бровей. — Мы не можем подвергнуть опасности еще большее количество людей.       — Не беспокойтесь, капитан Пак, — в разговор вдруг вклинился Борис. — Думаю, коллеги не будут против, если вы возьмете больше людей. Почти все мы не вылезаем из палаток, сейчас все понимают, что в джунгли соваться опасно. Так что нам хватит человек десять на базе.       — Верно, — Хосок щелкнул пальцами. — К тому же, мы с Аленом, — с нажимом, сквозь зубы, — сможем обеспечить безопасность в лагере. Организуем работу так, чтобы ее было меньше у вас. А еще, — в зрачках вспыхнули огни, а на лице мимика так и пестрила идеей, — мы тоже можем подхватить. Невзирая ни на что, следует учесть опыт последней операции. Это сложно, но… В реальности может снова что-то пойти не так. Приоритет очевиден — это ученые. Мы не знаем, что с ними делали в плену, в каком они состоянии, — альфа загнул пальцы. — Им, очевидно, будет тяжело выйти из джунглей, если с вами что-то случится, — на этой фразе Хосок посмотрел на Чимина уязвленно, будто просяще — глаза кричали «не смей». — Те, кто согласится, — беспокойные зрачки исчезли, одарив вниманием теперь коллег, — смогут выстроиться в опорную линию недалеко от лагеря. Так мы при чрезвычайной ситуации подхватим освобожденных.       Голова сама замотала в отрицании. Хладнокровная расчетливость охотно соглашалась — план звучал очень неплохо; а вот сердце разрывалось от многочисленных противоречий. Он понимал, что это глупо, Хосок успел показать и доказать, насколько сильный. В нем стержень был похлеще в боях бывалых командиров. За альфу точно не следовало переживать, однако… Однако все равно с потрескавшихся губ слетело:       — Нет.       Резко и наотмашь, как пощечиной.       — Почему?       Сталь по стали, заточенным ножом — по чувствам.       Грубый тон кольнул в груди неприятно, но Чимин остался непоколебимым. Уставился в ответ исподлобья, сжал челюсть до натяжения в скулах. Карие глаза напротив погрузились во тьму: давили, без слов высказывали — нет, кричали — «попробуй оспорь».       — Это рискованно, — и все же попробовал. — Ученые, — с нажимом, — приоритет. Все до единого.       — Вся жизнь — это риск, — Хосок закипал — это было видно по вздувшимся венам на руках и шее. — Такова уж плата за добываемое счастье. Не кажется ли вам, капитан Пак, что крайне глупо на необитаемом острове, в джунглях, совсем не рисковать? Забудьте, здесь нам не застать спокойных дней. Мы и без того подвергаемся опасности каждый чертов час. Тут нестабильный климат, огромное количество ядовитых видов растений и животных, дикари, в конце концов, точное количество которых мы не знаем, как и ареал обитания. Вы не сможете уберечь нас от всего на свете, это просто не в вашей компетенции, — убеждение сразу для двоих. — Если у нас нет пушек, это еще не значит, что мы не застали смерти и войны, не стоит видеть в нас хрусталь.       — Я согласен, — на это уже нахмурился не только Чимин, но и Логан — Ален слишком внезапно и прытко влился в спор. — Вам, господа, пора отнестись к нам серьезнее. У нас очень много опытных специалистов, что успели побывать в исследовательских экспедициях, в том числе и в горячих точках. Я лично курировал группу в Иракском Курдистане, — взволнованно восхищенные роптания затронули всех — ученые хоть и делились друг с другом опытом еще в самые первые дни знакомства, однако таких подробностей не знал никто. Что уж говорить про бойцов — оба отряда живо переглянулись между собой. — Да, вы не ослышались, — Ален гордо задрал подбородок, довольный реакцией. Но было что-то в его жестах притворное, неестественное, что не позволяло поверить в это бахвальство. Чимин впервые заметил в глазах того нечто болезненное и вместе с тем страшное. — И да, у нас погибали люди. Любая цель требует жертв.       — Какая удивительная прыть, — Логан зло улыбнулся, не прекращая сверлить ученого тяжелым, утопшим во тьме взором. В воздухе режущим металлическим облаком осело напряжение, увесистое, безумно тяжелое. — А раньше чего не рвались в бой, мистер Бенар? — командир впервые обратился к Алену по фамилии, отчего слух резануло. — Координатор Чон, вон, самый первый ружье нацепил, а в таких горячих точках он, в отличие от вас, не бывал.       — Хватит! — гаркнул Хосок и ударил кулаками по столу. — Развели здесь детский сад! Заебали. Мы будем решать проблему или как?!       Стало душно и тихо. Лица, до этого искаженные возбуждением, теперь застыли фарфоровыми масками. Некоторые опустили головы, не привыкшие слышать настолько разгневанного координатора, другие просто ждали, что же будет дальше, смиренно потупив взгляды.       Под горячей рукой Хосока оказаться было страшнее, чем в пасти каймана.       — Кхм, давайте действительно не сбиваться больше с курса, — робко, с плохо скрываемым страхом обратился Майкл. — Все личное и спорное мы можем выяснить потом, — почти проблеял, нервно теребя рукава халата.       — Кстати о спорном, — хлопнула в ладоши и воскликнула Хлоя. — Майкл, ты же почти был там! — названный тут же вздрогнул и попятился назад, ближе к стене, лишь бы только не гореть под многочисленными взглядами. — Расскажи подробнее про дикарей, все — как они разговаривают, как двигаются, как выглядят. Мы так сможем сравнить и понять, с одними и теми же аборигенами имеем дело или нет.       — Я-я… — тот подтянул руки и колени к себе. — Я-я… — губы задрожали, а лицо покрылось стыдливой краснотой. — Я…       — Майкл, — Хосок обошел стол, приблизился к парню и присел на корточки, равняясь лицами и закрывая для других обзор. — Дыши. Давай, ты сейчас с нами, в безопасности. Вдох, — альфа сам вобрал воздух в легкие и на несколько секунд тот задержал. — Выдох… Вдох, — снова пауза. — Выдох. Давай, как мы пробовали, по квадрату. Вдох…       Чимин дышал вместе с ними, хотя сам и не тонул в панике. Расширял ноздри, вбирая кислород, делал остановки в счет и выдыхал, чтобы после снова потянуться за крупицами воздуха. Приятный, чуть хриплый голос возвращал душевное равновесие и помогал расслабиться плечам. Он снова закрыл глаза и слабо откинул голову назад.       — Не заставляйте его говорить, — тихим вкрадчивым голосом. — Будем опираться на самый худший и опасный вариант, чтобы наверняка. По сути нам и не нужно углубляться в племена — их тут может быть и штук десять. В любом случае идти будем фактически вслепую. Это не повлияет.       — Зато я знаю, что точно повлияет, — в диалог снова вступил Борис. — Вы так и не ответили на вопрос Хлои, очень важный, хочу заметить, почему тогда вас не заметили? Если мы выбираем версию, что племя рядом.       Вопрос действительно вполне себе закономерный и логичный. Чимин с Хосоком тоже ломали голову над ним — вслух и молча, вместе и порознь. И вывод один напрашивался.       Утешительный и не одновременно.       — У нас есть предположение, — прокашлялся и повернулся в сторону своего координатора. — Что в племени что-то произошло.       — Достаточно серьезное, чтобы получилась брешь, — подхватил Хосок.       — Мы много рыскали до этого, но не находили ни одной зацепки, — Чимин припомнил многочисленные вылазки в джунгли. — А здесь нам подвернулась не просто удача, истинное чудо — сразу два ориентира, бандана и записка.       — У наших однозначно были время и возможность это провернуть. Под чутким надзором подобное просто бы не вышло. Отсюда и вывод, что что-то там случилось не на пользу дикарям.       — А у вас не было мысли, что вы переоценили этих папуасов? Может, они и держат в плену наших коллег, но не так строго и пристально — вот отсюда и подсказки. Возможно, мы все просто рисуем домашнему коту саблезубые клыки. А на деле — там и молочных зубов еще не прорезалось.       — Ага, и поэтому подготовленные специалисты не смогли ускользнуть от «котенка», — Хосок показал пальцами кавычки в воздухе и скривился, явно уже подустав от то и дело вылезающего со всех сторон скептицизма.       — Лучше переоценить врага, чем недооценить, — добавил капитан, сглаживая углы. — Конечно, всех деталей заточения мы не можем знать. Но зато нам очевидно, что нужно действовать здесь и сейчас — возможность лучше может и не подвернуться. Пока есть брешь, ей нужно воспользоваться.       — Давайте теперь уже точно подытожим, — громко и больше показушно выдохнул Логан. — Времени нихуя, а дел дохуя, — напускной интеллигентности у мужчины хватило, однако, ненадолго. — Путь будет почти тот же, только из лагеря выйдем с южной стороны, — карандаш повел жирную линию по карте. — Захватим с собой этих энтузиастов, — альфа пальцем обвел ученых, — и расставим по пути до вот этой возвышенности, — черная точка, почти клякса. — Будут встречать, — короткий неуместный смешок. — Далее мы уже сами. На опорном пункте все еще раз перепроверим. И думаю, — командир цитринов высунул язык, — возьмем тогда человек двадцать пять. Остальных оставим здесь. Возражения?       — Нет, — коротко ответил Хосок.       Чимин же вслед просто помотал головой. Ничего не оставалось, кроме как смириться с неизбежным участием ученых в грядущей спасательной операции. Да и именно благодаря им план вырисовывался наилучшим образом — в светлых ярких тонах. Однако в таком случае — ему облажаться не вариант.       В пасть к хищнику залезет, но ученых от лап смерти убережет.       А его и на пушечный выстрел к ней не подпустит.       — Тогда давайте еще доработаем детали и пойдем спать, — Логан посмотрел на свои походные часы и, что-то для себя отметив на циферблате, аж весь засиял. — Вы все можете быть свободны. А мы с капитаном Паком и координаторами, пожалуй, ненадолго задержимся.       — Слышали? — строго воскликнул Чимин. — У вас всех есть пять часов, — он тоже кинул взор на покарябанный экран, где блекло светились цифры. — Выдвигаемся в одиннадцать!       Ученые подобно тучным неваляшкам повскакивали с мест, толкая и наступая друг на друга, и быстро, оттого еще и неуклюже, засобирали вещи, нерасторопной кучкой вываливаясь из шатра, наконец впуская прохладный утренний воздух внутрь. Солдаты же просто с четкой и отработанной выгранкой выстроились в двойки и также удалились, унося с собой металлический запах крови и чистого спирта.       Наконец-то стало легче дышать.       — Пора кончать с этими дикарями, — с предвкушающей ненавистью почти пропел Логан, а Ален вторил высокомерным смешком.       Хосок и Чимин переглянулись. Оба понимали — цели в этой комнате сходились лишь у них. Вида снова не подали, но как долго все присутствующие будут водить друг друга за носы? Напускной союз уже трещал по швам, особенно теперь, когда в шатре осталось всего четверо.       И каждый истинно умелый врун.       Хосок, играющий две роли, Ален — явно еще больше, Логан — марионетка под видом кукловода, и Чимин — такой же, но наоборот.       В таких условиях вынужденная коалиция без груза подопечных ощущалась тяжелее. Или столько весят маски на их лицах? Просыпалось осознание: не сельва выживает чужаков, чужаки — друг друга. Хотя они в преддверии встречи общего противника должны стоять на стороне все вместе. Но…       Не откусят ли враги протянутые для союза руки?

***

      Сон, вопреки сильной усталости, не шел. Конечности потряхивало, но в остальном, он был в порядке.       Насколько это вообще было возможным.       Непрогретый душ бил по накачанному телу, возвращая мурашками бодрость. Струи воды стекали по лицу, шее, ключицам, плечам и ниже, смывая липкий слой пота, грязи и запекшейся крови. Рука потянулась к подсохшему куску мыла, что лежал одиноким обрубком на встроенной в душевую штангу мыльнице. Чимин невесело улыбнулся — он чувствовал себя таким же.       Одиноким.       Тяжелый вздох, тяжелый выдох. Он закрыл глаза и запрокинул голову, вставая под воду полностью. Мысли впервые не шумели, стояла тишина. Непривычно. И так спокойно.       Передышка перед смертельным рывком.       Время подходило к десяти часам утра. Джунгли пробудились и уже вовсю искрились жизнью. Сквозь плотный матовый брезент виднелись проблески яркого солнца; душевые кабинки, что были выстроены в ряд, не доходили перегородками до земли, оттого внутрь проникал запах влажной свежей зелени. Если бы не ситуация, можно было бы насладиться безмятежностью. Прогуляться вдоль берега и до старого пирса, окунуться наконец-то в теплый океан и насобирать со дна красивых ракушек; нарвать бананов, манго и кокосов, чтобы с чувствами распробовать густые сладостные соки.       И чтобы это все — вместе под руку с дорогим для сердца человеком.       Только вдвоем, среди оторванного от цивилизации почти континента.       Сельва дикостью манила, ведала, как к себе привлечь.

Тайные желания у каждого прознала.

      Потянуло пряным, немного травянистым ароматом. В меру терпким, умеренным. Нос заинтересованно дернулся, пытаясь уловить и распознать больше ноток. Запах неожиданно влек, а еще поднимал приятную бурю внизу живота. Напоминал… черный душистый перец. Ощущалось на рецепторах странно, но желанно. И хоть мысль о его неестественности в окрестностях сельвы по-шальному пробежала, Чимин продолжил жадно дышать — ему это оказалось до одури нужно.       На плечи опустились теплые ладони.       Он не обернулся, только едва заметно вздрогнул. Знал, кто стоял позади. Чувствовал голой спиной вздымающуюся грудную клетку, лопатками — аккуратные касания ладоней. Те распределяли пену по бугристой от шрамов коже, массажем рассеивали в мышцах твердость. Порывистое дыхание обожгло бритый затылок: от этого действия губы распахнулись. А после чужой лоб уперся в загривок — и вот тут свистом слетел и его выдох.       Больше одиночество не ощущалось.       Хосок принес с собой тепло.       — Что ты здесь делаешь?       — Пришел к тебе.       — Не вынес этих зазнаек без меня? — хмыкнул и развернулся, чтобы лицом к лицу.       Так близко.       Хосок стоял почти впритык, не шевелился. Миллиметры между кончиками носов, оседающее влажным паром дыхание на распахнутых губах. И видно было все до самых мизерных деталей: острые неширокие брови, еле заметные морщинки в уголках глаз, слипшиеся от воды густые ресницы, ровный загар на переносице и щеках. Но больше всего взгляд тянулся к особенному: к насыщенно карим радужкам, что в тени напоминали мокрую кору, трещинам на губах и бледной родинке там же, на арке купидона.       Альфу хотелось разглядывать.       Струи стекали по расслабленным лицам. Им обоим было жарко — Чимин это чувствовал. Вода не спасала, наоборот, только распаляла. Точно как на водопаде. Ситуация один в один. Только вокруг них вместо дикого леса — брезентовые кабинки душа, вместо потоков водопада — капли из широкой лейки, а вместо оголенного верха — абсолютная нагота.       А еще Хосок смотрел как-то по-другому — без любых барьеров.       — Мгм, — тот облизнулся.       И скосил взгляд ниже, на губы.       Между ними натянулась струна. Пылающая, крепкая и острая. Коснись пальцами и попробуй отодвинуть — непременно порежешься. Но если поддашься следом за ней — растворишься в удовольствии.       Пока Чимин тянул, Хосок решал за них двоих.       Неторопливо, как будто двигаясь в замедленной съемке, Хосок уничтожил разделяющие миллиметры: сначала соприкоснулся носом, коротко потеревшись, а затем потянулся к губам и прислонился. Просто касание, не поцелуй.       Но снесло крышу не меньше.       Губы были прохладные от брызг воды и сладкие от чувств. Те замерли в одном положении — даже не подрагивали. Чимину нравилось так: без напора, с нежной неловкостью и в изучении. Они словно вдвоем начали с малого, постепенно щупая границы друг друга. Пальцы робко вплелись в мокрые волосы Хосока, немного оттягивая — первый шаг с его стороны. Он потянул корни сильнее и прикрыл глаза, своим примером побуждая сделать то же.       Чужая рука нащупала его свободную и переплелась пальцами.       Стояли так долго, вода в походном бойлере закончилась, и теперь влажная кожа без непрерывных потоков мерзла и покрывалась мурашками. Но сдвинуться с места и распахнуть веки было задачей непосильной. Чимин наслаждался мягкостью и осевшим привкусом табака на губах. Ему хватало с лихвой.       Хосоку не очень.       Под ребрами взорвались фейерверки, когда Чимин ощутил легкое, почти невесомое движение. Вот теперь не касание — поцелуй. Самый настоящий, невинный и чувственный за всю его жизнь.       Жаль, что короткий.       — Пожалуйста, верни моих ребят, — отпрянув, прошептал Хосок.       Между ними здесь и сейчас не осталось масок. Они стояли друг перед другом нагие — телами и душами. Оттого слова звучали проникновеннее, интимнее. Настолько, что у него, бывалого командира не только групп, целых батальонов, не осталось сил ответить голосом: так слаб оказался перед смелостью чужих чувств. Поэтому он сделал шаг назад и, найдя в себе храбрость только взглянуть в глаза, кивнул, давая безмолвное обещание.       Не первое и не последнее, но обязательно исполненное.       Выпустив из хватки ладонь, не охотно, а вынужденно, Чимин стянул с крючка полотенце и обошел замершего альфу. Так же молча. Не хотелось разрушать момент и портить чем-то посторонним только что случившееся: да и он, как истинный джентльмен, хотел дать Хосоку время все осмыслить и уложить в голове.       На самом деле время было нужно лишь ему.       Наспех обтеревшись, Чимин ловко натянул на торс белую безрукавку, а после на ноги коричневые брюки-карго и шлепки, что были специально оставлены для выхода из душа. Стояла тишина, она не напрягала, но побуждала поскорее покинуть помещение, чтобы сохранить хрупкость и витающую нежность. Подхватив брошенные вещи, свои и чужие, он уже собирался выйти, мысленно сделав пометку по пути сразу же наполнить бойлер для Хосока, а после закинуть одежду в стирку, как в спину прилетело приглушенное, но довольно четкое:       — И сам вернись. Ко мне.       — Обязательно, — все-таки смог прохрипеть. — А ты дождись.       «Нас» — осталось на языке.       «Меня» — осталось в душе.

Жаль, сельва заготовила для них не только радостные перемены.

***

Бразилия, Амазонка,

о. Ольо-де-онсо, 12:45

Земли племени народа Onças Sagradas

      — Сегодня будет пекло.       — Вот бы к воде…       Солнце после дождя разгорелось сильно. Лучи жгли, но загар к коже уже не лип — жалящий свет словно впитался в покров, заполняя собой каждую свободную клеточку. Еще и воздух от влаги ощущался тяжелым: легкие с трудом расширялись и сокращались, отчего в груди распирало.       Тэхен уже весь испотелся. Огромные папоротниковые листья, что им с Брикс любезно вручила в руки Марла и отлучилась по делам, абсолютно не спасали — дуновение только насмешливо щекотало вьющуюся челку. Парило. Земля, напитанная небесными слезами, источала аромат петрикора — увы, тот сейчас дарил не чувство свежести, так, чтобы насытиться свободой и прохладой, а чувство удушения, что наждачкой царапало гортань.       Говорить не хотелось. Они с Брикс встретились сразу же, как Тэхен позорно, с пунцовыми щеками и дрожащими руками удрал из пещеры. Правда, ему тогда удалось лишь понаблюдать за подругой украдкой — та работала, не отвлекаясь, тщательно перебирая в корзинах что-то мелкое, пестрящее разными цветами. Как он потом выяснил, бусины: девушке велели отсортировать прочные от дефектных. Даже стало совестно — Тэхен-то не был обременен подобной работой.       Хоть какой-то работой, вообще-то.       Только если ухаживанием за капризным дикарем.       И то последний по итогу над ним смиловался. Снова, по кругу и опять. Мысли голову не покидали, циркулировали без остановки — омега извелся в разгадке мотивов чужих поступков. С удовольствием от этого бы сбежал — да вот от себя, оказалось, не сбежать.       Поэтому, пока он ждал подругу, успел трижды в голове повеситься. Безуспешно, к слову. Потому что стоило невидимой петле покрепче впиться в шею, а хлипкой табуретке треснуть в маленькой ноге — Тэхен снова делал вдох и падал на спасительную перину.

Из теплых гладких шкур, мягких расписных подушек и пропитанной мускусом манящей дыни.

      Наверное, поэтому разговор с Брикс за эти часы, даже после работы, так и не склеился — омега много думал. Да и девушка не шибко шла на контакт, видимо, занимаясь тем же. Они только пару раз перекинулись дежурными фразами и уселись вместе ждать друзей, которых и пошла собирать Марла: Сьюзан в этот раз работала одна где-то в купальнях, а Алтан и Кэнтаро пропадали на плантациях.

      Близкие друзья закрывались друг от друга, хоть и было обсудить речей — с миллион.

      — А мы не можем? — Брикс к нему повернулась и вскинула одну бровь. — Ну, пойти. Тебя, вроде, отпустили, — встретив недоумение, та поспешила дополнить фразу.       — Ключевое слово «вроде», — хмуро. — Да и без остальных как-то… неправильно.       — Да те освободятся еще только через час, — та откинулась спиной назад, уперевшись в гладкий валун. — Ну и… — оглянулась по сторонам, а после наклонилась к омеге и прошептала: — Нам есть, что обсудить, не думаешь?       Думал и думает. Просто выбрать для разговора начало — тяжело. Благо, первый шаг достался не ему, за что внутри расцвело облегчение. Тэхен без лишних слов встал, одернув прилипшие к телу ткани — сегодня наряд сменился на полупрозрачную легкую рубашку, подвязанную выше живота, и простую традиционную юбку с бусами на поясе — а после коротким жестом позвал за собой Брикс:       — Тогда давай вернемся туда.       В момент их общего краха или успеха.       Лес встретил таинственным оскалом тьмы и пристальными взглядами аборигенов. Казалось, границу пересечь не получится — не позволят. Промелькнула мысль, что речи вождя — дешевый обман. Так цепко и сканирующе их осматривали. Минуту, две… Нутро от уязвленности своего положения аж взъерепенилось: Тэхену захотелось показать клыки и зашипеть. Он чувствовал напряжение подруги рядом, чувствовал пружину и внутри себя — уже готов был выпустить на волю весь свой гнев. Сделал шаг, сделал два, три, потянул за собой Брикс. Вторгся в границы. Пересек. Но онкасы так ничего и не предприняли: только проводили проникновенными взглядами напряженные спины, а после скрылись безмолвными тенями в густоте листвы.       Выходит, дикарь в действительности обещание держал.       У Тэхена от этого ядовитым сорняком возросло в сердце принятие.

Человечности монстра и того, какие чувства он вызывал.

      Поэтому с каждым шагом в глубину уже привычных территорий становилось не по себе. Образ треклятой записки вместе с банданой горел назойливым дурманом: он бредил, видя впереди очертания фантомов. Руки чесались и горели, словно Тэхен преступник — а он им и был. Предал ведь убеждения — свои и чужие. Запутался уже в лживых обещаниях: клялся друзей вызволить — провалился, обещал быть стойким и сильным — вчера едва не сломался, зарекался к дикарю не оттаивать — оттаял. Почти. Выходило, что его контролю было не подвластно что-либо. Даже он сам. Поэтому омега чувствовал себя законченным глупцом, который не в силах взять ответственность хотя бы за собственную жизнь. А джунгли видели его нутро насквозь: неустанно продолжали отсылать череду серьезных испытаний, пытаясь заставить сделать окончательный выбор.       Впрочем, и выбор с самого начала был предрешен.       От нервов принялся расцарапывать живот. Неспокойно как-то было. Кроны над головой будто срастались и опускались толстым куполом, норовя тело придавить к земле; птицы щебетали тревожно и глухо, где-то в сердце дикой местности; приставучие тени с коварством цапали осевший загаром жар, забирая тот лишь слегка, но этим нисколько не облегчая переносимость духоты. Хотя Тэхену стоило признать: в лесу было одновременно некомфортно и спокойно. Две крайности, пора бы привыкнуть — остров всегда радовал и огорчал своей обширной многогранностью. Однако омегу подобные скачки изматывали.       То жарко, то холодно. То пугающе до жути от звериных криков по ночам, то весело до искр в глазах от громких песен у костра. То ненавистно от местных диких нравов и испытывающих золотых огней, то смущающе от всепоглощающего принятия и ласковых касаний. На каждое плохое — аналогичное хорошее. Неудивительно, что его настолько по-мучительному разрывало.       Когда же сельва сжалится и прекратит играть на противоречиях?       — Давай вот тут присядем.       Тэхен улыбнулся. Они пришли к тому самому месту, где еще вчера творилось маленькое чудо — поиск ядовитой змейки. Земля была по-прежнему влажной, но вполне устойчивой, чтобы присесть. Чуть примяв высокую траву, омега, придерживая юбку, встал сначала на колени, а после опустился ягодицами на свои пятки. Сквозь почву будто пробежала гудящая вибрация, затем устремившаяся сквозь его тело. Он вздрогнул — хорошо.       — Ты… Что произошло? Ты всего за сутки стал молчаливым.       — Сама же знаешь, что произошло, — Тэхен говорил намеками, озираясь по сторонам — у джунглей ведь не только глаза есть, но и уши. — Я… — он наклонил голову вперед и зарылся пальцами обеих рук в спутанные волосы. — Я не уверен, что мы поступили правильно.       — Почему? — без осуждения, упреков и спокойным тоном.       Брови полезли на лоб, губы сами собой распахнулись, а веки широко раскрылись. Омега уставился на подругу так, словно та сейчас сморозила самую нелепую глупость во Вселенной. Но это не со зла — от удивления.

Он готов был получить в ответ гневную тираду, а в итоге — с чужих уст вылетело только понимание.

      — Что ты так смотришь? — девушка хоть и воскликнула притворно-возмущенно, но между строк проскользнула рассудительная серьезность. — Знаю, что раньше мы с тобой общались только в рамках работы, — Брикс поджала губы и отвела взгляд. — Но мне кажется, здесь мы сблизились? По крайней мере, достаточно, чтобы я называла тебя своим другом. И поэтому я… Замечаю в тебе то, что не замечаешь ты сам.       — И что же ты замечаешь?       — Что ты потерян. И что тебе тяжело. А еще то, что причина твоих сомнений — причина всех наших страданий.       Слова ужалили сердце.       — Говоришь, как философ, — ухмылка окрасила лицо. — Пафосно и умно, — Тэхен потряс в воздухе руками, придавая словам больше выразительности.       — Я вообще много умных вещей говорю, вам всем нужно почаще меня слушать, — Брикс высоко задрала нос и состроила забавную рожицу, отчего пробрало на смех. — Но не переводи тему, давай поговорим серьезно. Ты так думаешь из-за вождя?       — На самом деле не только. Из-за всех нас, — осмелился впервые озвучить то, что и в мыслях закапывал далеко на глубину. — Наш побег… Ты не задумывалась, что будет после? Если все-таки когда-то получится?       — Честно? Я больше фантазировала. О спокойном будущем в лаборатории, и чтобы все, как раньше, — девушка подтянула колени к груди и опустила на них подбородок. — Но, видимо, я понимаю, куда ты клонишь. Мы уже…       — Никогда не будем прежними.       Джунгли их изменили. Сталось, навсегда. И Тэхен точно знал, чувствовал — никто не сможет оправиться, и попыток не надо.       Сельва ядом отравила, им же выжгла привязанность на подкорке у ученых.       — Ты боишься, что на воле станет хуже?       — Вопрос в том, была ли это воля.       Так странно повернулась жизнь. Какую-то пару дней назад он размышлял до безобразия иначе — искренне верил в то, что здесь, в непроходимых тропиках, настоящая тугая клетка, а вот там, за горизонтом и блеклой линией огромного океана — его дом, его отдушина, его свобода.       А потом довольно крепкий пазл начал разрушаться. Вспомнился бешеный график до заката от рассвета, редкие безрадостные выходные, в которых возвращалось гадкое одиночество, нерушимые рамки в реализации, которые ни талантом, ни упорством не пробить — только благодаря услужливости и выгодным знакомствам.       Свобода оказалась не в своей квартире, любимой работе или иллюзии выбора.       Свобода — она в собственной душе.       И никакой в мире континент на блюдечке ее тебе не поднесет.

Свободу создаешь сам ты.

      — В тебе говорит привычка, — Брикс пожала плечами. — Как бы это ни звучало, мы все здесь адаптировались. Та жизнь, прошлая, кажется теперь сном или просто выдумкой, черт его знает. Но, Тэхен, то, что ты сделал вчера, это… Спасибо. Никто бы из нас не решился на подобный риск. И я уверена, что если бы ты окончательно забыл, каково это, там, — растянула, — и как нам, — девушка остановилась, облизнув губы и шумно сглотнув, а после продолжила чуть тише и проникновеннее, так, чтобы точно донести мысль, — тебе было хорошо, то ты бы не сделал то, что сделал. Да, несмотря на то, что мы вроде как все еще в плену, — короткий смешок и мягкий толчок в плечо, — я тоже ощущаю, какая здесь жизнь яркая. Дикая, ненасытная, удивительная. Особенно у тебя. Такие эмоции, они… не проходят бесследно. Неминуемо хочется еще.       — С этой стороны я не думал, — признался честно. — По правде, я вообще плохо думаю в последнее время. Не знаю, я перестал понимать себя. Потерял себя. Того старого. Произошедшее захлестнуло не просто волной, а целым гребаным цунами, смыв к херам всего меня. Мне кажется… — а вот и главный страх прорезался признанием вслух, — я — это больше не я. И это не фигура речи.       — Ай, дурак, — по-доброму, ласково. — Ты — у себя навсегда. Этого не отнять, — ткнула настырно в середину груди. — Знаешь, просто в жизни бывают этапы, когда во всем сомневаешься — в себе особенно. Представь, что ты — это маленький огонек. И вот ты растешь, растешь и понимаешь, что тебе тесно, вокруг темно, а внутри пылкий свет. Тогда единственным верным решением становится шаг вперед. В темноту, — Брикс улыбнулась — впервые на его памяти так ободряюще и ярко. — И чтобы не двигаться вслепую, ты берешь вот отсюда частичку себя, огонек, — рука легла на сердце и немного надавила, — отрываешь по кусочку и подсвечиваешь дорогу. Идешь, идешь, раскидываешь и вдруг… Ты сбиваешься с пути. Сомневаешься, думаешь. Однако продолжаешь следовать все дальше и дальше. Проходишь какие-то испытания, встречаешь новых людей. И всем и везде — по огоньку. Пока не тускнеет, — голос сделался тише, — до пустоты. Становится страшно, ты начинаешь хвататься за грудь — а там неожиданно больше не греет. Судорожно оборачиваешься назад, в надежде забрать хоть лучик света, но и там — ничего. Жмуришь глаза, слепнешь, не веришь. Скажи, это сейчас ты ощущаешь?       Тэхен прислушался — внутри на эту длинную тираду что-то отозвалось. Екнуло робко, словно стесняясь проявить свое согласие. Впрочем, сигнал все-таки дошел. Он неуверенно, даже боязливо кивнул, смотря в широко распахнутые глаза своей подруги — ему тяжело давались откровения.       Непривычно было открывать близким уязвимость.       — Вокруг пусто, — подруга совсем перешла на шепот. — Но проверял ли ты внутри? Вспоминал ли ты, откуда взялся прошлый свет? А он оттуда, прямо из тебя. Может быть, не греет и светит не так ярко, но по-прежнему с тобой. Просто нужно преодолеть себя, — свободной рукой Брикс взяла его ладонь и положила поверх своей, что все еще покоилась на сердце. — Посмотреть вот сюда и осознать, что огонек до сих пор внутри.       Взгляд опустился вниз. Омега напоминал сейчас ребенка: смотрел наивными глазами, что уже заискрились капельками слез, заламывал брови и еле удерживал постыдную дрожь губ. Это… Не такого разговора он ожидал. Слишком повлиял на него монолог — дышалось теперь странно, но легче. Тэхен будто вместе с покатившимся слезами по щекам отпустил тяготы выбора и переживаний за будущее. Спас душу от самоличного растерзания.       Неужели он себя и не терял?       — Запомни, мой друг, как бы далеко ты ни уходил, твоя сущность всегда остается с тобой. Как компас, ведущий тебя домой. Как огонек, подсвечивающий дорогу, — подруга аккуратно прижалась к нему с объятиями, повиснув обеими руками на его плечах.       — Спасибо, — шмыгая и обнимая в ответ.       — Пожалуйста, — довольно протянула. — Я могу быть не только веселой и ворчливой.       Смех, один мягкий и второй глубокий, красивым перезвоном побежал меж крупных резных листьев. Сразу и духота перестала ощущаться неподъемным грузом, и кроны деревьев над головами словно расступились шире, и сельва больше не пытала неожиданностями — напротив, проступившим через облака горячим солнцем осветила каждый темный закоулок, чтобы впредь перед своим ребенком не скрывать собственные тайны.       — Что там еще тебя тревожит? Давай, пользуйся, пока у нас сегодня бесплатный сеанс психотерапии.       — Ну, за день со всем не разберешься, — Тэхен фыркнул, возвращая хорошее настроение. — Но мне определенно стало легче. Теперь, что ли, могу более трезво оценить все.       — Я рада. Хочешь, можем еще твоего дикаря отдельно обсудить? — Брикс задорно толкнула его в бок.       — Так, женщина, ты исчерпала сегодняшний лимит зазнайки! — он ткнул ту в ответ и отвернул голову, лишь бы не светить робостью на щеках. — И он не мой…       — Как же, — недоверчивый фырк и закатанные глаза. — Зато ты его, я это в его нахальных глазах прочитала. Попробуй переубедить. Тот еще упрямец… — девушка вздрогнула и поежилась, очевидно, вспоминая невыносимый характер вождя, который и сама успела застать. — М, как, кстати, он отреагировал на тебя после пробуждения? Ты утром рассказал только то, что тебе теперь типа доверяют и отпускают на прогулки, и то, смазано.       — Он отреагировал… — наглой ухмылкой, раскатистым смехом, цепким взором, горячими касаниями, принятием и доверием. — Как дикарь! — все, что в итоге смог выдать.       Рассказывать о том, что творилось между ним и Гукком, казалось отчего-то неправильным. Чересчур личным. Что-то в глубине кричало, что это — только для них. Будто несмотря на все плохое, с альфой у него образовалась особая связь, непонятная для других.       Странная, ненормальная и не поддающаяся контролю.       — Ну, конечно, — Брикс закивала и улыбнулась, — как дикарь.       Улыбки рассеялись хрупкими песчинками. Вновь на плечи осело молчание — теперь не обременительное. Подул совсем легкий ветер — так, шелохнуть пышную листву и пробежаться меж пальцев. В один миг словно все наладилось: не так, как хотелось бы, но уже достаточно, чтобы чувствовать себя немного лучше.       Атмосфера заметно изменилась — стала спокойной и в какой-то степени безмятежной. Тэхен сидел рядом с Брикс, прижавшись плечами, и ощущал уют. Пришло понимание, о чем говорила его подруга. И вместе с тем подтянулось осознание.       Дом — не определенная земля, дом — это люди.       Вот по какой причине еще наблюдались дилеммы. Его домом стали души совершенно из разных миров. Тем бы впору совсем не пересекаться, однако отчего-то противоположные берега то и дело находили друг на друга. Сердце разрывалось в слепой тоске, стоило представить свою жизнь в джунглях без Брикс, Сьюзан, Кэнтаро, Алтана, Хосока — и по нему омега до безумия скучал. Но и оно же захлебывалось кровавыми слезами, только стоило подумать об исчезновении той же Марлы, малыша тапира и… Гукка.       С дикарем жизнь была несладкой, но и без него — уже не представлялась.

От этой зависимости хотелось убежать точно так же, как и согласиться на ее влияние.

      — Если бандана и записка все-таки дойдут до адресата, что будем делать? — нарушила молчание Брикс.       — Разбираться на месте.       И кто бы мог подумать, что это место — уже ближе, чем они себе представляли.       Вдалеке раздался шелест. Неестественный, точно не от колыханий в воздухе. Тэхен сразу вскинул голову и навострил уши: они как локаторы стали считывать малейшие вибрации в пространстве. Его тело, расслабленное и безмятежное еще секунду назад, вдруг сжалось, напряглось струной, что готова была вот-вот и лопнуть.       Мускулы застыли, налились опасной твердостью; пульс подскочил, как и температура крови, отчего агрессивный жар выступил потом у висков и под губой; зрение стало острее и ярче, в нос тут же проникли тончайшие ноты окружающих запахов, а идеальный слух почти оглушил — все кричало в нем о том, что хищник в случае опасности нанесет удар.       Его хищник, что упрямо и стремительно сейчас вылезал наружу.       — В чем дело? — Брикс тоже напряглась и заозиралась по сторонам в поисках угрозы.       — Не знаю, — неконтролируемым, почти рыком. — Надо проверить. Жди здесь.       — Что? Тэхен? Ты сдурел?!       Та подорвалась за ним с места, но тут же упала назад, стоило натолкнуться на яркие, почти неоновые, желтые глаза. Они горели ненормально, пугающе и подавляюще, отчего не то что шаг в сторону невозможно было сделать — просто прохрипеть хотя бы звук.       Аура от Тэхена расходилась бешеная, предупреждающая. Омега и сам ее чувствовал — та была своевольная, неподвластная, но избирательная. Понимала, где, кому и как надавить. Знала и меру дозволенного, оттого он только сощурил напоследок глаза, блеснув радужками, и быстро повернулся к подруге спиной, делая шаг вперед.       В воздухе висел едва уловимый, но отчетливый запах неизвестности, что будил древние опасные инстинкты. Пылающую кожу будто пронзило острыми иглами: омега ощущал, что за ним наблюдают — и это явно не проделки племени.       Новое испытание от сельвы?       Ноздри расширились, уловив четкий привкус пота, стали и пороха в атмосфере. Тэхен сразу оскалился — само вышло. На кончиках пальцев рук и ног покалывало, в груди свербел невыпущенный гул. Его распирало изнутри — секунда, и взорвется.       Шаг, второй, третий. Сбоку раздался характерный треск — тело резко развернулось в сторону раздражителя. Он не медлил, но осторожничал. Еще шаг, и еще. Поступь сделалась мягкой, кошачьей. Двигался настолько плавно и тихо, что даже бусины на юбке не издавали стук.       Зато нарушитель спокойствия шумел. Старался не, но обострившиеся органы восприятия работали на свой максимум — от Тэхена не укрылось ничего. Поэтому когда раздался очередной треск в кустах, а затем и вовсе — шевеление, он приготовился к удару.       Адреналин в крови бурлил, вынуждая принимать решения поспешно.       Омега поднялся на носки, слегка на тех пружиня, немного согнул колени и расставил в стороны руки — позу принял инстинктивно, будто исходя из мышечной памяти.       Где-то там, из прошлых жизней.       Вариант «бей или беги», где «бей» для него был первоздан. Глубокий вдох, задержка дыхания и почти прыжок. Руки, невзирая на мгновенные царапины, бесстрашно раздвинули ветки куста, а ведущая нога уже готова была сделать выпад вперед — но разум успел сработать быстрее рефлексов, когда налитые решительностью глаза споткнулись об обескураженные знакомые.       Тело застыло.       Его словно ударили по голове железной арматурой.       Эти глаза он видел недолго. Зато запомнить успел, чтобы сейчас, при форме-камуфляже и покрытой грязью коже, те безошибочно угадать.       — Тэхен… — неверяще, одними губами без звука.       — Я же просил, в джунглях никакого оружия, — голос дрогнул, а в уголках глаз опять скопилась соленая влага.       Тэхен прикрыл глаза и с хрипом выпустил весь воздух из легких. Тело обмякло, и он в слабости осел на траву. С губ слетел неуверенный, слегка истеричный смех. Черт, это не могло происходить с ним взаправду. Просто не могло. Но все-таки происходило: Чимин, что переживал не менее сильные эмоции, находился прямо напротив него.       Сука, прямо здесь и сейчас. Прямо и напротив.       Захотелось сойти с ума.       От скупого, но долгожданного облегчения. От чувства радости из-за встречи и воздушной эйфории.       И сразу же от бешеного страха, что сиреной завопил внутри его души.       Понимание пришло замедленно, но ощутимо — очередным невидимым ударом по затылку. Перед ним Чимин. В камуфляже и при всей военной подготовке.       Явно не один.       И не по счастливой случайности.       Он широко распахнул веки и отшатнулся, когда вставшие волоски уловили движение в его сторону. Обхватил себя руками и вперился уязвленно в непонимание напротив: ему явно собирались помочь, вызволить из беды.       Только Тэхена уже не вызволить, а если попробовать — Смерть накликать.

Одну конкретную, с пылающими янтарями вместо зрачков и слишком ненормальной ревностью к своему.

      Воспоминаниями пролетели первые дни плена. Кровавый ритуал, где погибли одни лишь военные. Холодная ночь в сырой яме для пленных. Связанные между собой руки. Презрение в чужих глазах и принудительная работа.       Омега принялся судорожно бегать глазами по местности. Вырывалось только емкое «блять». Одна пара глаз, две, шесть, восемь — все слились умело среди местности.       Но не для дикаря.       Тэхен знал, что если бы на его месте оказался он — здесь никто бы не выжил. Как же опрометчиво они все поступили.       Одни опрометчиво позвали на помощь, другие — откликнулись.       Лучше бы убрались восвояси с этого чертового острова.

Таковы последствия эгоистичных желаний?

      — Тэхен, послушай, — Чимин собрался приподняться на локтях из позиции лежа, но тут же был откинут надрывным голосом назад.       — Не смей.       Омега не сдержал всхлипа. Со стороны, откуда он пришел, раздался неосторожный шорох, знаменуя приближение торопливого топота. Нос уловил почти незаметный, блеклый аромат забродившей ежевики — на языке стало вязко и немного горько.       Опять глумливое видение?       — Тэхен, что ты… — Брикс почти рухнула рядом, но не дойдя шага, резко замерла. — Твою мать.       Теперь и девушка в шоке смотрела на капитана Пака. Нелепо шевелила ртом, будто выброшенная на сушу рыба, и быстро моргала глазами. Не могла так скоро осознать увиденное. И все же той потребовалось лишь секунд тридцать на осмысление, прежде чем ее мимика окаменела, а зрачки окутала темная дымка.       — Брикс, — облегченно, но все так же шепотом. — Вы все живы? — чужие глаза устремились за спину, точно выискивая еще людей.       — Ученые — да, — та поджала губы. — А военные… нет. Их убили почти сразу же.       Лицо Чимина помрачнело: брови сдвинулись к переносице, губы сжались в тонкую полоску. Экипировка издала противный скрип от смены положения — сдержать скованность мышц не удалось. Капитану явно было неприятно услышать подобные известия — хоть с самого начала тот наверняка и понимал, что шансы выжить у таких, как он, самые ничтожные в схожих ситуациях. Альфа коротко качнул головой и уже вобрал побольше кислорода в легкие, собираясь, видимо, удариться в расспросы, как его прервали леденящим, непонятным:       — Зачем вы здесь?       В ушах у Тэхена стоял гул. Сердце билось где-то в глотке. В глазах темнело от подступающей паники, руки тряслись: он не мог сосредоточиться на настоящем, вынужденно обращаясь в будущее. Оттого короткий диалог Брикс и Чимина пролетел мимо ушей.       Он был поглощен вопящими мыслями о скорой неизбежности конца.       — Как? — Чимин опешил, удивленно вскинув брови. — Освободить вас. Мы нашли записку вчера.       Ошибка, ошибка, ошибка.       Импульсивный порыв привел их всех к невозвратной точке. Спасение не должно быть вот таким: безрассудным, хлипко спланированным и абсолютно спонтанным. Если его примутся сейчас убеждать, что план военных прорабатывался до хрупких мелочей, он не поверит и рассмеется истерически в лицо. Ему были слишком очевидны чужие промахи — начиная с неосторожно издаваемых звуков, что для опытных охотников местных земель даже было несерьезно вычислять, и заканчивая странной расстановкой сил. Но с другой стороны…       Шанса впредь могло и не быть.

Только оправдан ли здесь риск?

      Снова треск веток и заметные шевеления. Откуда-то сверху посыпались опилки и листья, на земле справа и слева зашевелились папоротники и заросли травы. Макушки в касках и банданах в интересе повысовывались из укрытий: лица, где половина — незнакомцы, омегу даже не удивили, только заставили тревожиться.       Почему все здесь утонули в слепой беспечности?       — Стойте! — Тэхен зашипел. — Даже не думайте двигаться. Иначе мы все здесь поляжем.       Его почему-то слушались — наверняка из-за грубого, не свойственного ему прежде тона. Однако омега не мог по-другому, ситуация требовала твердости и ежовых рукавиц.       — Чего ты опасаешься? — капитан Пак тоже прислушался к нему, остался в положении лежа, но голос чуть повысил, чтобы было слышно. — Есть видимая угроза? Как нам действовать, Тэхен, скажи? Мы обязательно вас вытащим.       — Сколько здесь вообще человек? — он проигнорировал вопросы, здраво рассудив задать свои — те, которые действительно помогут.       — Двадцать три.       — Дьявол, — это было очень, очень плохо. — Не вздумайте приближаться или даже просто двигаться. Вы не представляете, во что ввязываетесь.       — Тэхен, послушай, — капитан Пак облизал губы, а после громко свистнул два раза, будто подавая сигнал — к удивлению, после этого настала почти мертвенная тишина. — Мы хорошо подготовлены. У нас оружие, и мы уже имели опыт столкновения с племенем.       — Не с этим, — мрачно и звеняще.       — Капитан, это вы прислушайтесь, — Брикс коротко оглянулась через плечо и присела на корточки. — Эти люди поразительны в своих особенностях. Тут дело даже не в численности, которой больше нашей в раза три точно, а в том, что эти люди могут. И как построена их жизнь. В джунглях им нет равных.       — Мы пиздец как рискуем даже из-за этого диалога, — Тэхен прикусил от нервов мизинец.       Идея побега теперь казалась настолько хреновой, насколько вообще была способна. Однако вопреки, омега понимал, что им необходимо попробовать. Брикс оказалась права — какой бы жизнь здесь не ощущалась яркой, в таких условиях и на таких правах, которые они имели среди онкасов, оставаться смиренными и просто принять судьбу было невозможно.       А еще Тэхен не мог быть эгоистом. Если сельва откликалась приятной знакомой песней в его сердце, это не значит, что остальным тоже. Для них она могла звучать тревожным похоронным маршем — он это понимал. Сразу вспомнились альфы: Кэнтаро и Алтану явно было бы лучше на воле, подальше от любых упоминаний племени аборигенов. Сьюзан держалась стойче мужчин, однако ее мимика слишком часто была наигранной и усталой — омега подмечал, насколько девушке было тяжело. Пожалуй, только Брикс могла бы разделить с ним бремя плена достойно — и то, в глазах подруги часто циркулировали печаль и тихая тоска.       На чашах выбора разум все же пересилил сердце.

      Тэхен принял решение.

      — Так, ладно, в таком случае, у нас мало времени? — Чимин проговорил сбивчиво. — Пока у нас есть контакт, прошу, расскажи все, что нам нужно знать. Мы не оставим вас и в любом случае поможем.       — Да, не оставите, — омега кинул отрешенно.       «Он тоже» — осталось в мыслях.       В нем будто нажали переключатель. Горящие инстинкты наконец утихли, шквал эмоций успокоился — в груди больше не скреблось нечто строптивое. Благодаря этому задышалось легче, а разум прояснился: мысль о побеге затмила остальное, теперь неважное. Тэхен не успел отследить эту резкую перемену, просто ей повиновался.       — Вы поступили безрассудно, но… — Тэхен перевел дыхание и начал гораздо увереннее и спокойнее. — Честно говоря, я даже не могу представить более подходящего дня для побега, чем сегодня. Самая главная угроза — вождь. Он… с ним не то что лучше не связываться, даже думать про него опасно — не стоит. Но сейчас он слаб, есть большая вероятность, что получится проскользнуть без потерь, — в голове задвигались шестеренки.       — На руку то, что нас стали отпускать, — добавила Брикс. — Мы сможем без подозрений собраться в одном месте.       — Да, только если мы во второй раз пойдем уже гурьбой сюда, не уверен, что мы останемся вне игры. Ты видела, как они смотрели, — омега указал ладонью за плечо. — Сторожевые могут с минуты на минуту прийти по наши души, если в чем-то засомневаются. Они не последовали только потому, что наверняка был четкий приказ нас не трогать, — он отвернулся. — Но даже у доверия есть лимит.       Интересно, какой поставил ему Гукк?       — А вы двое не можете сейчас просто взять и последовать за нами? Там, позади, — Чимин махнул рукой, — цепочка из наших. Они проведут к дороге, а мы пока вызволим других.       — Нет, — хором выдали Брикс и Тэхен, а затем переглянулись.       — Это еще более рискованно, — девушка скрестила руки на груди. — Да и не оставим мы своих, что за вздор.       — Давайте тогда поступим так, — к Тэхену пришла идея. — Вам придется просидеть в засаде минимум до вечера, — он бросил цепкий взор на небо, проверяя положение солнца — насколько это было возможно сквозь кроны. — Не вставайте, не переговаривайтесь, не совершайте лишних, пустых телодвижений. До жилой территории здесь совсем недалеко, — закусил губу. — Мы соберем всех и постараемся вырваться сюда же, только, возможно, с другой стороны, с юга. Услышите посторонние шумы, не важно какие — хруст, стук, разговоры, сразу отступайте. Нам не нужны смерти.       Это сельва была вечно в поисках заблудших душ.       — Но вы же…       — В племени с нами хорошо обращаются, — поспешила успокоить Брикс. — Так что глобально страшного ничего не произойдет. В худшем случае, мы просто останемся тут жить, — прозвучало нервно, на грани отчаянного смеха.       — Хорошо, — Чимин выдал обреченно — понимал, что не в его положении диктовать условия. К тому же, с новой информацией и теперь определенными координатами, в случае чего, получится во второй раз. — Как мы поймем, что это именно вы, а не…?       — Я подам сигнал, — заключил омега. — Сымитирую кукушку, — и вновь оглянулся по сторонам, проверяя местность на подозрительное. — Вы сразу поймете, что это мы, здесь таких птиц не водится. Слух зацепится.       — Ладно, — порывисто выдохнул альфа. — Будьте осторожны.       — И вы.       Прощание вышло короткое, скомканное. Ученые почти бежали, боясь раскрыть все карты раньше судного часа. Через пять минут торопливой ходьбы пришлось все же остановиться — перевести дух. Нельзя было попасться и привлечь к себе лишнее внимание. Они должны были вести себя естественно, расслабленно — так, словно мыслей о побеге в их разумах не зрело.       — Тэхен, — в нескольких метрах от жилой границы окликнула Брикс. — Он не сможет нас достать.       Знала болевые точки и уверенно заклеивала те пластырем.       — Угу, — неуверенно пожал плечами и съежился.       — Даю тебе слово, — девушка коснулась в ласке его плеча, — вместе со всем справиться. Мы вернемся домой.       — Обязательно, — прошептал и гулко сглотнул.       Только отпустит ли их сельва?       Та ведь давно уже себя считала полноправной их родней. Упрямо говорила:

«Забудьте про былое, дом ваш теперь здесь»

      Покуда так решила сама Смерть. Она творила весь закон на пару со своим взрощенным ребенком. Что имел глаза ослепительнее молний и нрав грубее хищников любых.

Главный Зверь проклятого острова ни за что не спустит с рук пропажу собственного Сердца.

Души его однажды так уже лишили.

***

      Смеркалось. Багровое солнце пряталось за горизонт, пурпурными разводами украшая перед скорым сном чистый небосвод. Листва на деревьях еле заметно перешептывалась, передавая по ветровым потокам свежие сплетни; стволы в уединении прятались, неясными силуэтами пропадая в сгустившихся тенях. Многоголосая сельва заводила свои необычные песни, невольно заставляла прислушиваться каждого. И тех, кто находился на диких землях в гостях, и тех, кто дышал здесь по праву рождения. Онкасы вторили наставлениям своей матери, оттого под вечер отовсюду разносились заливистый смех и местные баллады под звуки гудящих барабанов.       Тэхен не мог разделить чужого веселья. Его не переставало трясти с момента расхода — ближайшая пара часов должна была изменить жизнь. Подготовка была как в тумане: встреча с командой полным составом, разговоры украдкой и намеками, чтобы в тайне от Марлы, наблюдение за племенем и просчитывание слепых зон. Все казалось ненастоящим. До тех пор, пока солнце не начало клонить свои лучи к заходу.       Время пролетело просто с бешеной скоростью.       Чтобы не провоцировать, они решили разойтись пораньше, прежде чем выдвинуться к месту «икс» — и вот в разлуке где-то с два часа. Очень удачно: Тэхену хотелось побыть одному. Да и отправляться было некуда — эти дни он только и делал, кочевал из жилища в жилище.       Свое место среди окнасов он так и не нашел.

Впрочем, и с учеными целостность чувствовать омега перестал.

      Это било наотмашь, прямо под ребра. Но Тэхен в себе глушил всякие сомнения и сожаления — он сделал выбор. Самоотверженность на пару с гордостью забрали полностью права, вытеснив необузданную сущность, что обосновалась там, внутри.       Самая большая загадка для омеги — в принципе ее появление.       Слова Брикс сегодня звучали в мыслях на повторе далеко не раз. И под конец дня он пришел к выводу, что те полностью не прижились вот по какой причине: в нем теперь горело целых два огня.       Это было сложно, даже скорее невозможно описать. Это нужно было просто чувствовать. Поэтому Тэхен оказался в нынешней точке.       Неопределенной и губительной во всех случаях.       Хотелось и не хотелось одновременно увидеть дикаря: первое из-за того, что внутри все рвалось на части от скорой вечной разлуки, второе — потому что омега знал прекрасно — снова утонет в золотистом океане.       В последний раз и навсегда.       Врожденное чутье вопило, что сегодняшний побег — действительно переломный момент. Последний шанс пойти против Судьбы и не согласиться с ней.       А так уж он хотел не соглашаться?       Но ведь свобода… Тэхен так ее желал. Все грезил о крыльях за спиной не скованных, и чтоб никто не распоряжался над возможностью полета. По законам джунглей — хотел быть главным в пищевой цепочке.       Хищником для хищника.       Рядом раздались крики — возбужденные, счастливые. Он машинально среагировал на них: компания по виду молодежи, из трех омег и двух альф, в пышных юбках и легких рубашках с пришитыми золотыми цепочками, двигалась перебежками, играючи друг друга щипая — такие счастливые.       Свободные.       Улыбка украсила и его лик. Тэхен подтянул к груди колени и принялся с интересом наблюдать за чужим ребячеством. С начала границ территорий для высших, в тени около высокого каменного столба, его было не видно — и обзор при этом открывался просто шикарный. Вот так сидеть нравилось — миг хотелось продлить.       И не нести в дальнейшем груз ответственности перед чьими-либо жизнями.       — A, Vida, — раздалось хриплое на ухо, отчего омега не сдержал короткого крика, а после завалился вперед. — Perdoar. Не хотеть тебя пугать.       Эмоции сошли с лица. Тэхен поспешил обернуться, чтобы в ненормально садистском для себя же желании встретиться с глазами того, о ком думать запрещалось разумом, душой и нехотя, против воли — сердцем.       Вождь предстал как и прежде — непомерно величественным. Несмотря на остаточную бледность и шаткую стойку, тот источал такую власть, что трудно было выдержать и по итогу не восхититься. Одетый в кожаные темно-коричневые брюки с толстым плетеным ремнем на поясе, с голой, полностью увитой рисунками грудью, которую лишь слегка прикрывали массивные ожерелья из золота, природных камней, клыков и перьев, с яркими янтарными глазами, где плескалось сплошное упрямство, альфа внушал всякому существу истинный страх.       Но только не ему.       Тэхен его не боялся — уважал.       — Я приходить по делу, — дикарь гордо вскинул подбородок. — Я много думать и понять, что мои слова до тебя не доходить.       Удар. Сердце врезалось в грудную клетку и там же замерло, спрятавшись в осколках. Предчувствие нехорошего холодными щупальцами обвило щиколотки, запястья и горло, собираясь душить.       Неужели они провалились прежде, чем хотя бы попытались?       — Что ты имеешь ввиду? — Тэхен постарался не выдать тремор рук и страх в собственном голосе.       Не стоило поступать опрометчиво, на импульсах. Для себя определился — пока не будет ясной конкретики, и словом провокационным не обмолвится.       Хитростной ложью он связал руки не только себе — своим товарищам тоже.       — Доверять, — Гукк склонил голову к плечу, улыбнувшись слабо до ямочек. — Сильное слово, не находишь? — четко, будто тренировался. — Я решить действовать более стремительно.       — Не знаю, что ты там решил, но избавь меня от… — набрал возмущенно в легкие воздух и тут же выпустил, когда его наглостью перебили.       — Я хочу показать тебе свободу, — подошел ближе и присел перед ним на корточки, чтобы на одном уровне — равном. — Para que um gatinho tenha caninos, ele deve se tornar independente.       — Что…       — Я выделить тебе свое жилье, отдельное, — желваки заиграли остротой — видно было, решение далось тягостно и через силу. — Я видеть, что многое тебе даваться тяжело. И знать, что ты думать обо мне, как о тиране, — кровь прилила к омежьему лицу. — И я быть таким. Но не для тебя. Своей паре я хотеть показать другую сторону.       Тэхен ни словом обмолвиться не успел, ни хоть как-либо отреагировать — его подхватили за запястье, сильно и нежно, и потянули за собой.       Прямо в пропасть.       Шаги давались с трудом, он находился в настоящей прострации. Пока его вели вперед, к населенным многочисленными жилищами скалам, в ушах отбивал барабанную дробь стук сердца, а тело чесалось от тряски и мурашек.       И вот он оказался здесь. В тихом уединенном месте, с близостью джунглей под боком и замечательным видом на блестящий от ранних звезд и закатных лучей небосвод. Почти на отшибе, но все еще недалеко от более населенных шумных территорий, находилась пещера.       — Смотреть, — дыхание вождя обожгло его щеку, а затем мощные сильные руки обхватили за плечи и подтолкнули вперед.       Лицовка была украшена сложными цветочными узорами, что были выбиты прямо в камне; с виду проход, прикрытый плотной шторкой из бус, казался миниатюрным и сулил о точно таком же содержании внутри. Но отодвинув преграду рукой и пройдя дальше, от удивления и восхищения у Тэхена раскрылся рот, пока в грудной клетке защемило.       Помещение оказалось очень просторным и светлым. В маленьких углублениях стен были встроены красивые подсвечники с уже зажженными свечами, на полу расположились бежевые шкуры и плюшевые на вид подушки небесного цвета; в дальнем углу стоял деревянный стол — явно ручной работы, с вздутыми от веса фруктов и ягод золотыми чашками и таким же графином; рядом с ним — пухлые сундуки с пока неизвестным содержимым; с потолка свисали тонкие изящные нити с выточенными фигурками животных, Луны, Солнца и звезд; а четко друг напротив друга, в стенах слева и справа, оказались еще одни углубления, в одном из которых расположились зеркало в пол, каменная ванна и что-то наподобие санузла, а в другом — нечто в духе шкафа с книгами и встроенного в него места для отдыха.       — Господи, — все, что смог выдавить из себя Тэхен.       Это было слишком для него.       До очередных кристалликов слез в уголках глаз, до бешено стучащего сердца и дикой вины от скорого будущего.       Дикарь его удивил и поразил.       — Я тебе доверять, — а тот повторил «страшное» вновь, чтобы точно прямо в душу. — И дарить тебе это, — невесомый поцелуй в макушку.       Такой нежный, осторожный и бережный.       Горькая слеза скатилась по щеке.       Гукк понимающе и ласково провел грубыми ладонями по голым омежьим плечам и быстро, без всяких вопросов ушел, оставив после себя лишь сладкую дымку тепла.       Тэхен еле сглотнул вязкую слюну. Он ощущал себя самым гадким человеком на планете — словно ему предстояло воткнуть нож в спину невинного ребенка. Таким для него открылся вождь: уязвленным, честным и с безмерным количеством добра в душе. И все для него. Это подкупало — внутри заскребли кошки от чертовой, грязной неизбежности.       Омеге придется отвергнуть подаренное доверие.       Более того, с ним же дикарю вернуть и свое предательство.       Но перед этим… Тэхен не удержался и прошел вперед, чтобы упасть спиной на шкуры. Хотелось запомнить вождя дикого племени онкасов именно таким — мягким, сердечным, доверяющим.

Потому что сельва не могла с точностью гарантировать, что гнев ее ребенка не прольется наконец-то на Тэхена.

***

Бразилия, Амазонка,

о. Ольо-де-онсо, 21:15

Просторы сельвы

      Сердце омеги колотилось в груди, словно бешеная птица в клетке. Отбойным молотком стучало по костям, громким эхом отражаясь в перепонках. Он бежал, не разбирая дороги, спотыкался о корни и коряги, но не останавливался — и на секунду не думал.       Скоро их хватятся.       Сбоку от него неслась, загнанно дыша, Сьюзан, чуть впереди Алтан, а сзади — Брикс и Кэнтаро. Военные рассредоточились по кругу — и почти все незнакомцы. Чимина видел где-то замыкающим, но точности сейчас не выявить.       Опасность наступала на пятки.       Как выбрались за территорию племени — истинное чудо. Под покровом таинственной густой ночи, босые и совершенно налегке, минули незаметно площадь и двинулись на ощупь, практически вслепую в дикий лес.       Странно, не встретилось ни постовых, ни охранников, ни охотников. Да и каждый из слоев широкой территории отзывался глухотой. Души с приходом сумерек словно вымерли: племя напоминало о своей жизни лишь через стойкий запах потухшего костра и еле уловимый аромат жареного мяса.       Думать над своей удачей времени не было: ученые воспользовались дарованным, легко и без происшествий проскользнув в потемки. Добрались до точки сбора, встретили военных и молча, не позволяя близ аборигенов даже сопеть, помчались прочь, не дожидаясь пробуждения Смерти.       Знали бы они, что та и не спала.       Рокотание — первое, что уловили на низких вибрациях уши. В тишине, нарушаемой только звуком сбивчивых шагов, это звучало жутко. На спине выступил холодный пот, неприятная дрожь иголками потянулась от головы и к копчику.       — Стойте, — шепотом окликнул Чимин. — Надо передохнуть хотя бы минуты три. Иначе потом не хватит сил на рывок.       Тэхену эта идея не понравилась, но он остановился, скомканно бросив:       — Уверен, что это безопасно?       Ощущение пристального взгляда на себе, постороннего, все не покидало — наоборот, нарастало.

Паранойя или все же своевременная интуиция?

      — Не дрейфь, детка, — Логан, как ранее успел узнать имя второго командира Тэхен, вытащил из ножен кинжал, прокрутив в руке. — У нас отрыв в пятнадцать минут. Даже если вас уже хватились, они не успеют нас нагнать.       — Мы не в том положении, чтобы быть уверенными, — омега еле сдержал возмущения, но тон все же сохранил холодным.       Он снова оглянулся и всмотрелся в черноту: не мог отделаться от мысли, что они все крупно облажались. Непростительно. И хоть ни слух, ни обостренные рецепторы, ни довольно четкое зрение ничего опасного не улавливали, душа сходила с ума, не в силах успокоиться.       Хруст — второе, что должно было если не насторожить, то хотя бы смутить.       Они перешли на бег трусцой. Мышцы тянуло, кости ныли, ступни горели, а в пылающих легких почти не осталось запаса кислорода. Некоторые военные тоже уставали, замедлялись: прошло еще пятнадцать минут, за которые ничего, кроме внезапного крика обезьян, не произошло.       Спокойные джунгли — третье, что считала внутренняя тревога. Неизменная, почти мертвенная тишина в самый разгар активности обитателей сельвы совершенно не вписывалась в привычный уклад острова — это и чужаки должны были выучить.       Но те поспешно расслабились, не представляя, какой враг выдвинулся по следам за ними.       — С-стойте, — на грани выдала Сьюзан. — Давайте еще передохнем.       — Дорогая, мы почти пришли, — рядом с той остановилась Брикс и ободряюще приобняла, растерев продрогшие от холода плечи. — Осталось чуть-чуть, давай поднажмем.       — Я тоже не могу, — Алтан, упав обессиленно на колени, прокатился по земле вперед, пачкаясь в грязи.       — Давайте еще привал, — озираясь по сторонам, в сомнениях, но все же бросил Чимин — тоже чувствовал в джунглях что-то странное. — Десять минут в запасе есть.       Военные наконец-то повключали фонарики поярче: до этого разрешалось всем пользоваться только карманными, чтобы не выдать нежелательным «гостям» свое присутствие.       — Сколько еще до лагеря? — спешно бросил Тэхен и тут же прервался, чтобы жадно глотнуть воду.       — Навскидку еще минут пятнадцать бега, — выдохнул капитан Пак. — Там уже должны показаться постовые.       — Постовые?       — Мгм, ученые, — альфа слабо, но искренне улыбнулся. — Хосока первым увидите, он вызвался нас всех встречать.       Вдруг запели птицы. Тягуче, мелодично, почти по-человечески. Редкие разговоры тут же стихли, облегчение с лиц сползло. Щелкнули затворы автоматов, звякнули застежки кинжальных чехлов.       Каждый замер. Птичья мелодия завлекала, как моряков обычно завлекают кровожадные сирены — гипнотически, чтобы и с места не сдвинуться. Так и стояли: раскрасневшиеся от бега, вспотевшие и взбудораженные.       Пока таинственная песня не закончилась, сменившись диким разъяренным рыком.       Настоящим, звериным, хищным.       — Зде… — хруст, глухой стук от падения автомата и тяжелый удар о дерево.       Тошнотворный запах крови окутал душным облаком.       — А-а-а! — надрывно проорала Сьюзан, привлекая внимание.       Тело. Разорванное пополам, будто одним слитным укусом, лежало у корней в отвратительной изогнутости: с органами на выкат и поломанными костями.       На фоне кого-то стошнило.       Тэхен лишь болезненно зажмурился и покрылся мелкими каплями влаги. Он уже видел однажды подобную картину.       Только не хотелось верить, что в этот раз пожаловали по их души.       — Открыть огонь на поражение!       Пули разрезали накаленный воздух. Порох забивался в ноздри — становилось тяжело дышать. От паники, от спертости запахов, от мелькающих пятен на периферии зрения, что вызывали новый приступ тошноты.       Через силу распахнув глаза, он испуганно замер, когда напоролся на жгучую неоновую желтизну — прямо напротив, в смертельной черноте.       Огни давили, огни разрывали плоть на расстоянии и забирались праведным жаром под сердце. Приказывали покориться и добровольно сдаться в требующие кровавых жертв лапы.       Но в этот миг Тэхен совершил самую большую глупость за всю свою жизнь.       Он побежал.       Повернувшись спиной не просто к агрессивному хищнику.       К Богу этих земель.       — Все назад! — прорывался голос Чимина сквозь гул. — Прикрывайте ученых!       Из глубины, в густой влажной тени сельвы, раздались дикие крики, стук деревянных копий о стволы деревьев, тяжелые шаги и рычание — человеческое.       Охотники, рожденные на диких землях, все же обманули их, самоуверенных чужаков.       — Быстрее, быстрее! — крикнул омега и схватил ладонь Алтана, утягивая почти потерявшего сознание парнишку на себя.       В мыслях било набатом, выжигалось на подкорке горящей красной строчкой:

Спасти и спастись.

      — Тэхен! Мы здесь! — Брикс под руку со Сьюзан бежала в нескольких метрах. — Блять! — провопила та, чуть не запнувшись об очередной упавший труп военного.       Ебаное дежавю.       — Давайте сюда! — пробился в гвале грубым голосом Кэнтаро — мужчина оказался впереди с правой стороны.       — Давай, приятель, не отключайся, — Тэхен обернулся к Алтану, свободной рукой прямо на бегу хлопая того по щекам — молодой альфа совсем был плох.       Не отрывая глаз от непроглядной зелени, которая казалась враждебной и неумолимой как никогда, Тэхен несся вперед. Перепрыгивая по интуиции коряги, собирая царапины об острые ветки. Он чувствовал, как пот стекает по лицу, оставляя за собой липкие дорожки. Дыхание совсем сбилось, легкие горели адским огнем, но он продолжал бежать, не желая так скоро сдаваться.       Просто не имея права.       Ни тогда, когда от его действий зависело столько судеб.       — Что за ебаная чертовщина?! — орал Логан, параллельно пытаясь отстреливаться.       Военные с ними поравнялись и теперь также бежали. Эгоистично, но омегу не так тревожили судьбы незнакомцев, хотя вина за их смерти все равно ложилась на плечи. И все же глаза выискивали только знакомые фигуры.       — Они догоняют! — прокричал кто-то сзади.       Снова крики — задорные, победные. Онкасы уже дышали в спины, пугая шумным эхом со всех сторон. Редкий автоматный залп слышался в обилии звуков как-то насмешливо, несерьезно. Словно и не стоил ничего для сельвы и ее детей.       Дикари Смерти не боялись, она покровителем шла рядом.       Выжившие неслись сквозь густой кустарник, с трудом пробираясь между ветвей. Ночь давно вошла в свои законные права, однако сквозь черноту все равно угадывался небесный купол с редкими отблесками звезд. Фонари мерцали стробоскопом от тряски, вызывая боль в глазах. Стволы деревьев сливались в единую массу, но вскоре стали редеть, выводя дорогу на пустырь.       Беглецы приближались к базе.       — Não se pode fugir do destino, Vida! — громкое насмехательство раздалось раскатистым рыком позади.       Этого не могло быть…       Тэхен сбился и запнулся, после упал, прокатившись по земле и содрав себе все локти. Алтан покатился кубарем за ним, но приземлился чуть мягче.       Почти поле встретило их холодом ночной сырости и яркой искусственной подсветкой. Проморгавшись от попавших в глаза пылинок, омега уставился по направлению вперед: поплывший взгляд уловил три темных силуэта — два с поднятыми дулами оружия, один — с тлеющей сигаретой в руке, что угадывался без иных деталей.       — Хосок… — облегченно и хрипло.       На секунду показалось, что они спасены.       Лишь на лживую несчастную секунду.       — Тэхен! — надрывный крик Сьюзан отрезвил, как пощечина.       Он стиснул зубы и сквозь боль поднялся на локтях, чтобы обернуться. Омега ничего не видел, кроме мрачных теней, продолжающих мелькать фонарей и густых ветвей. Но он слышал: топот ног, что окружал, фантомный смех на грани истерики, животный болезненный рык. И чувствовал. Тяжёлый взгляд, направленный только на него, где царили бешенство и жажда по горячей плоти.       Омега знал, кому принадлежал смертельный взор.       Он все-таки пришел за ним.       Кажется, Тэхен не вернется домой.       — Беги, — он в последний раз обернулся на Алтана, что продолжал потерянно хлопать глазами и искать своего спасения. — Беги и не оглядывайся, — сказал с вымученной улыбкой, а сам же, пересилив себя, встал на ноги и шагнул назад.       — Тэхен! — в спину прилетело напуганное и непонимающее от Хосока.       А Тэхен больше не был здесь. Его словно выключили, оставив минимум ощущений. Он бесстрастно смотрел на вываливающихся из джунглей военных, почти безразлично провожая их открытые раны. Бесстрашно шагал на встречу, в поисках близких ему людей — Брикс, Сьюзан, Кэнтаро и также Чимина.       Себя не спасет, но их — непременно должен.       И тут из леса показались они. Словно из самой тьмы появились фигуры — сначала одна, потом две, потом целая вереница. Они выходили из-за деревьев, не спеша, словно призраки, возникшие из густого тумана.       Охотники. Все мужчины, грозные, высокие, сильные. Те были словно высечены из камня, с массивными телами, украшенными росписью из охры и древесного угля. На головах у всех красовался тугой зализанный хвост, ничем не стесненный, кроме лент. Жилистые руки окольцовывали тонкие золотые обручи на запястьях и предплечьях. Глаза бросались сильнее всего: глубоко посаженные и темные, те, подражая принципам вождя, сверкали от жестокости и непреклонности.       Дикари явились всего лишь вестниками, после вышла сама Смерть.

Дьявол, Царь и Бог в одном лице.

       В следующее мгновение, перед ними возникло нечто, не поддающееся описанию. Человеческая фигура, но с глазами, горящими желтым огнем, и безумным кровавым оскалом. Настоящий монстр, порожденный природной аномалией.       Тэхен сразу же чудовище узнал.       Гукк натурально горел. Гневом, разочарованием, дикостью. Его нагое тело, испачканное в пролитой алой жидкости, все тряслось и вибрировало: мышцы натягивались и словно трещали, вены ненормально взбухли. Уродливая гримаса сумасшествия окрасила лицо, не позволяя за жестокой маской разглядеть что-либо от человека.       В альфе все сейчас о звере.              Сбоку вывалились Брикс, Кэнтаро и Чимин. И тут же застыли: открывшаяся природа дикарей показывала слабость их положения — смотря на аборигенов и на их вождя, все понимали, как закончен будет бой. Немая сцена, прямо как в самом низкобюджетном боевике: окруженные чужаки, что совсем недавно купались в искренней самоуверенности, и истинные жители острова, что загнали ловко всех в ловушку.       Тэхена насторожило, что нет нигде Сьюзан — внутри все оборвалось и похолодело от догадок.       Но одна паника поглотила другую, когда слух уловил треск тетивы. Омега тут же среагировал и нашел источник: прямо среди деревьев, на возвышении, торчали острые серебристые наконечники, направленные на них.       Дикарь в безумии готов был всех распотрошить.       — Стрелять, — сипло, на выдохе, — насмерть, — Логан перезарядил автомат и готов был окунуться в объятия Смерти первым.       До невозврата три, две…       — Стойте! — поняв, к чему все идет, Тэхен вскинул руки и вышел в центр.       Он знал, как закончить бойню.       Сельве невинные души сожрать не позволит.       Позади раздалась возня и нецензурная брань. Последние заряды автоматов щелчками ударили по слуху. Затем топот ног, скрип кожаных ботинок, хлюпы грязи. Омега не слышал, абстрагировался: кажется, ему снова кричали.       — Тэхен, ты что творишь? — а Кэнтаро действительно кричал, разрывал голосовые связки и, кажется, пытался успеть до него добежать — увы, омега был быстрее.       Шаг до растерзания, миг до очередного плена. Свобода не успела прикоснуться хотя бы кончиками пальцев, а уже прятала от него руки. Охотники приблизились к нему первыми, беря в плотное кольцо и создавая коридор только для двоих.       Для жертвы и ее извечного палача.       Гукк смотрел плотоядно. Янтари загустели смолой, в них зажигались ярко вспышки — точно демоны устраивали адский фейерверк от подступающего ликования. Дикарь еще шире оскалился, являя блеск своих длинных массивных клыков — с них капала слюна, как с зараженного бешенством зверя.       А альфа и был заражен.       Тэхеном.       В следующий миг главный монстр сельвы полностью явил себя: альфа, как сгусток тьмы, бросился на Тэхена, налетел неизбежностью. Все произошло за жалкие секунды: грубая хватка на талии, крики сквозь заложенные уши, палящее дыхание на шее.       И дикий, вливающий жгучий яд, укус.       Омега кричал. Истошно, громко и почти до отключки. Дикарь не останавливал пытку, только сильнее в ней распалялся: клыки резцами намертво ввинчивались в нежную кожу, пуская рубиновую сладкую кровь по телу. Та пачкала медовый оттенок кожи, светлые одеяния, что давно смялись от бега, и даже изумрудную траву, сквозь нее орошая плодородную почву. Гукк впивался в шею с нечеловеческой силой: Тэхен трепыхался, инстинктивно вырывался, пытаясь уйти от невыносимой боли, но дикарь держал его в своих лапах, словно игрушку. Любимую и ненаглядную — ту, которой ни с кем и никогда не поделишься.       Его отдавать точно были не намерены.       Альфа не отпускал, а продолжал вгрызаться в шею, кусая по-новой и по-новой, клеймя, пока Тэхен не затих. Его тело обмякло, повиснув на грубых жадных руках. И стало так тихо, удушающе.       Только после прекращения истошного крика жизнь возобновилась: военные пришли в себя и открыли слабый огонь по чудищу, но пули не могли пробить кожный покров — просто не брали, отлетая глупыми помятыми железками. Да и дикарю было плевать, тот получил свое: и эту ценную ношу вождь уткнул в свою шею, подхватив под коленями и прижав к телу так крепко, аж до скрипа кожи. Обернулся лишь раз, когда его люди перехватили еще одну девчонку, Брикс — та опять бездумно в пекло за своим дражайшим другом. И пусть, вождю от той не жарко и не холодно. Двое чужаков будут справедливой платой за оставленные жизни.       Желтые глаза напоследок сверкнули в злости. Альфа с угрозой рыкнул, открыто предупреждая: сунутся чужаки еще раз на его территории и больше не отделаются смертями девятерых грешников. Голод зверя обязательно возьмет с тех больше — все, что только может дать человеческое тело.       Его доверие и милосердие с концами исчерпались ровно в этот час.