Patient Zero

      На обратной дороге мужчины говорили о бытовых деталях, Намджун вводил больше Чона в курс дела касательно жизни обитателей, хоть слушатель и оказался внимательным, но все равно много переспрашивал и витал в облаках, на что старший миролюбиво улыбался. А к их возвращению уже подогрели обед.       В экстремальных условиях время ускоряется для человека, он осознает и отпускает ситуации намного быстрее, чем если бы подобное произошло вне рамок катастрофы. Когда угроза висит над душой беспроглядной тенью, ты проживаешь жизнь за жизнью, раскаиваясь, отпуская и старея за секунды. Так случилось и с Чоном, который, кажется, за прогулку к озеру прожил еще одну маленькую жизнь, ощущая теперь себя другим человеком, более обновленной версией с расширенными возможностями.       Чимин возвращается к середине трапезы, здоровается со всеми, удостаивает Чона коротким кивком и уходит в комнату, в которую его вчера поселили, в противоположном конце коридора от комнаты младшего.       — Он хоть и импульсивный парень, но очень здорово помогает, – произносит старший Ким, заметив сверлящий спину Пака взгляд Чонгука, будто тот желает вонзить солдату нож между лопаток или же просит молебственно в уме, чтобы неугодный споткнулся.       — Правда? – Чону совершенно неинтересно, почему все за столом считают, что Чимин не плохой.       — Он крутой, утром показывал мне разные защитные блокировки ударов, – говорит Минсок, расплываясь в довольной улыбке, и от этого брови Чонгука сближаются еще сильнее, негодование растет и грозится вылиться наружу нелестным рассказом, подпортив репутацию бравого солдата. Но парень сдерживается, прикусывая язык и чувствуя примесь в эмоциях чего-то необычного и терпкого, что заставляет замешкаться.       — Да, он выдвинул себя на ряд дежурств и по собственной инициативе ходил по всей окружающей ферму местности, – игнорируя пять копеек брата объясняет Намджун, запивая водой сухой гарнир. — Видимо, старые армейские привычки, он запоминает все до мельчайших деталей, чтобы исключить слабые зоны и защитить ферму. Я лишь рад, что вы к нам присоединились.       Чимин заходит на кухню и присаживается на свободное место за столом с уже немного остывшей порцией, принимаясь с аппетитом за еду.       — Меня обсуждаете? – с ехидной улыбкой спрашивает он, будто имея рентгеновское зрение и видя насквозь истинные помыслы присутствующих, ничего не упуская из виду.       — Только то, как ты усердно выполняешь свои обязанности, – хвалит Хосок и гладит по спине сидящего рядом, пока Пак буравит тяжелым взглядом Чонгука, искренне желая скопившуюся энергию и адреналин выплеснуть на него.       — И немного выпендриваешься, – добавляет Чон, отвечая оскалом солдату, получая меткий пинок пяткой по ноге под столом, но даже не пискнув в ответ, а лишь шире улыбаясь, смотрит в горящие угли напротив. Под ложечкой засасывает и зажигается задорное пламя.       — Куда же без этого, может тебе тоже стоит немного? – поддерживает перепалку старший, и со стороны может показаться, что недалеко и до драки, Хосок вон уже придерживает стул солдата, но оба мужчины знают, это веселье и не более. — Ну знаешь, все эти научные термины и особенно наша занимательная история.       — Как раз собирался, – Чонгук понимает, к чему это было все. Видимо, Чимин более проницательный, чем можно подумать изначально, ведь сейчас он подталкивает младшего напарника к тому, на что сложно решиться в силу оставшихся крох недоверия и страха быть преданным.       — Превосходно, сделаю вид, что я ничего не знаю, – Пак продолжает не спеша есть, откинувшись на спинку стула, а внимание остальных, предчувствующих, что пред ними откроется нечто важное и весомое, возможно меняющее ход событий, сосредотачивается на молодом докторе, сумбурно ищущем в голове правильные слова.       Слово за слово, и так на свет начала появляться краткая история о том, кто такой доктор Ли и как в его голову пришла идея раздобыть результаты анализов. Объяснять информацию далее Чон старался простым языком, смотря на каждого поглощенного его рассказом и пытаясь понять вектор общего настроения. Его голос звучал решительно и непоколебимо, да, в груди трепетал зародыш страха, но куда же без него. Чонгук был уверен во всем, что говорит, ведь информация не может быть ложной, а его дальнейший путь строится на транспортировке данных нужным людям и последующем вкладе в науку. Парень надеется, что на передаче результатов исследований и мыслей Канджуна его миссия не закончится и он сможет быть полезен до самого конца апокалипсиса или хотя бы до спада эпидемии.       — Я уверен, исследование этого белка и контроль его взаимодействий с клетками организма может стать ключом в разработке вакцины и спасении человечества. Это большой фундамент в создании иммунитета, вот почему эти данные столь важны и почему нам нужно ехать в Тэгу, – завершает свой доклад Чонгук и ловит ободрительную улыбку Хосока и нахальную Чимина, выпивая из стакана воду, чтобы унять першение в горле. Несколько секунд все молчат, переваривая услышанное, а после начинают гудеть как настоящие пчелы в улье, отчего из-за всеобщего шума Чон не может сконцентрироваться на чем-то одном, различая лишь отдельные слова.       Не выдержав первым, Пак с грохотом ставит на стол свою чашку, при этом закашлявшись, всеобщее возбуждение убавляется. Намджун стучит по столу, требуя тишины и тут же получая ее.       — Это обнадеживает, Чонгук, правда, – сказал старший Ким, взвешивая пользу и вред каждого слова на весах, отражение которых казалось видно Чону в глазах мужчины.       — Тогда что не так? – парень чуял подвох и готовился защищаться от нападений с разных сторон, напрягаясь всем телом подобно вытянутой струне.       — Это затруднительное дело, и я не уверен, сможем ли мы помочь, – Намджун, сложив руки в замок перед собой, принялся перебирать пальцы, смотря на них, до сих пор размышляя о рассказе новоприбывшего.       — Я не прошу вашей помощи, а ставлю в известность о своих дальнейших планах, – отрезает Чонгук, у Хосока не хватает воздуха для жизненно необходимых функций, и он судорожно его глотает; Чимин же тихо присвистывает, наблюдая со стороны за закручивающимся разговором.       — Хорошо, как ты планируешь добраться в Тэгу? – спрашивает Юнги, который до этого не особо стремился контактировать с новенькими и сейчас тоже делал это скорее из-за раздражения от сложной ситуации.       — Я об этом еще не думал, но выход найду, – Чонгук поворачивает голову к человеку, озвучившему вопрос, в предвкушении увидеть враждебный настрой, но Мин Юнги был более умиротворенным, чем ожидалось, ведя себя так, будто они разгадывали задачку на логику и не более.       — Если вы оказались здесь, то уже стали частью команды, а значит и ваши проблемы тоже, – черноволосый кивает в сторону Пака с Чоном и чешет затылок, широко зевая и мечтая о теплой постели, — имеющаяся машина в ремонте, потребуется время, чтобы привести ее в порядок.       — Тогда я пойду пешком, – не отступает Чонгук с таким упорством, словно его пытаются отговорить, хоть он и понимает, что это не так, но все же на первом месте желание как можно скорее добраться к нужному местоположению.       — Не кипишуй, пацан, – Юнги же воспринимает слова младшего всерьез и хмурится от подобных заявлений, будто Чон проявил себя как невероятный глупец. — Пешком – это долго, тяжело и опасно, а еще с тобой никто не пойдет.       Чонгук удивляется реплике малознакомого человека, глядя вопросительно на Пака, оказавшегося напротив, что теперь радостно улыбается, наблюдая за живым обсуждением темы и сконфуженным младшим.       — Не смотри на меня, я не хочу стереть пятки в кровь, прячась в лесополосе, – огорошивает Чимин всех вокруг, вызывая искренний смех за столом и немного разряжая обстановку.       — В любом случае, мы не пошлем тебя одного на смерть, – говорит Намджун, как само собой разумеющееся, и его поддерживают все присутствующие, кроме новеньких, потому что Чон не особо понимает, к чему ведет вся эта беседа, а Чимин занимает пост наблюдателя со стороны.       — Слушайте, тачка – это, конечно, мощно, но это не опасно? Вдруг дорога перегорожена? – спрашивает Хосок, забирая пустые грязные тарелки и складывая их в отдельный тазик, чтобы замочить на ночь, а утром легко смыть все остатки пищи, использовав минимальное количество воды.       — Ты прав, сможем проехать определенный отрезок, но дальше могут возникнуть проблемы, – Юнги понимает, что идея с машиной – не вариант, и все вновь замолкают, ища в голове оптимальный вариант решения проблемы.       — А если добыть мотоцикл? Он хоть и громкий ужасно, но доставит в два счета в Тэгу, – подключается к обсуждению Минсок, подкладывая своей учительнице Джиын еще кусочки мяса, на что она отчаянно машет руками, но это не останавливает подростка.       — Вот, у младшего поколения мозги работают намного лучше, чем мои сонные, – Юнги зевает в подтверждение своих слов, а Ким младший неожиданно краснеет и шипит.       — Перестань, хен.       — Конечно, это риски, привлечем слишком много внимания, но вариант рабочий, – Намджун берет идею в оборот, видя неплохие шансы для успеха, — надо обмозговать это.       Чонгук теперь просто сидит и слушает, как все эти люди сплоченно обсуждают план для его задачи, сидя за столом как ни в чем не бывало, словно это их забота. Подобное не на шутку застает его врасплох, ведь Чон надеялся, что его хотя бы сумасшедшим не посчитают и разрешат подготовиться к походу на территории фермы, но ее обитатели были готовы ему помочь безвозмездно.       — Транспорт можно спрятать далеко от фермы, чтобы снизить вероятность нежелательных последствий к минимуму – уточняет Мин, отодвигая стул и потягиваясь.       — Выдвинуться на рассвете и уже к вечеру вернуться обратно, – Хосок выглядит взбудораженным затеей, аж подпрыгивает на месте, чем веселит молодую девушку, сидящую рядом.       — Я уже знаю каждый метр города, поэтому в два счета найду подходящий мотоцикл, – подхватывает Намджун всеобщий задорный настрой и показывает Чонгуку большой палец. Ну точно друг Хосока.       — Надо пробовать, это займет несколько дней. Вам все равно надо передохнуть, – напоследок перед выходом из комнаты говорит Юнги, имея в виду Чона и Пака, и, махнув на прощание рукой, удаляется к себе в мастерскую, чтобы доделать очередной проект.       — Пойдем я и Хосок, – заключает Намджун, получая одобрительный кивок друга, готового сопровождать куда угодно. Но решительный настрой исчезает, как только на кухню вальяжной походкой заходит кошка, к которой Хосок уже мчится со всех ног, хватая пушистую на руки и начиная тискать, а животное с мурлыканием принимает ласку хозяина.       — Тогда решено, – старший Ким выглядит довольным принятым решением и тоже поднимается из-за стола; вокруг начинается суматоха: все двигают стулья, переговариваются, звенят посудой и смеются, а Чонгук вновь останавливается взглядом на застывшем во всем этом чистом хаосе Чимине, что открыто изучает младшего без стеснений.       — Ты будешь есть оливки? – спросил тихо так, чтобы услышал лишь Чон старший, и кивнул на открытую консервную банку возле чужой руки.       — Нет, забирай, – Чонгук любил оливки и собирался съесть парочку, но почему-то теперь решил, что сегодня для них нет настроения.       — Тебя все любят, – губами по слогам произносит Чимин, а Чон игнорирует, делая вид, что не заметил смущающего жеста, хотя кончики ушей предательски краснеют, выдавая с потрохами и заставляя в спешке покинуть кухню.

***

      Любопытство и желание узнать лучше жителей фермы приводит Чонгука на задний двор к старой машине возле построек, где Мин Юнги обустроил себе мастерскую. Черноволосого мужчину, увлеченного работой и перемазанного мазутом, не сложно было найти под капотом машины.       Чон аккуратно стучит по кузову, чтобы на него обратили внимание, и когда действие обретает нужный эффект, то решает подойти ближе и самолично взглянуть на внутренности железной лошадки на пенсии.       — Зачем ты пытаешься починить эту рухлядь? – спрашивает Чон, отбрасывая идею понять что-то в бесчисленном количестве проводов и деталей, и концентрируется на невысоком парне.       — Возможно, питаю некие надежды на будущее или же пытаюсь занять руки и мозг, чтобы не сойти с ума и самостоятельно не превратиться в зараженного, – без обиды отвечает Юнги, откладывая разводной ключ, чтобы вытереть лицо и руки полотенцем.       — Помогает?       — Не особо.       Оба замолкают, Мин делает несколько глотков воды, а Чон оглядывает задний двор, будто ища свое место здесь, пока проницательный взгляд собеседника не возвращает его к разговору.       — Я могу мыслить здраво и понимаю, что здесь переждать апокалипсис не выйдет, – объясняет Юнги, недовольно косясь на транспорт возле. — Густонаселенные пункты слишком близко. На первое время это хорошее укрытие – здесь есть все для спокойной жизни, но если стадо зараженных попробует взять штурмом ферму, то мы без раздумий падем.       — Так каков ваш план? – мысли мужчины казались вполне логичными, и Чонгук сам задумывался о том, что их окружает небольшой лес и невысокие горы, усеянные туристическими тропами и смотровыми площадками, а дальше вся местность напичкана деревнями и городами, образуя хитрую ловушку, затягивающую в свою пасть. Медлить нельзя, ведь мертвецы не сидят на месте.       — Мы собирались добыть вместительную машину и уехать подальше в глушь, взяв с собой все, что может там понадобиться, чтобы переждать пик апокалипсиса.       — Достаточно разумно.       — Слишком много «но», чтобы осуществить подобное. Машину достать не просто, эту я пока не отремонтировал. Да и если выйдет, мы застрянем где-то по дороге и нарвемся на проблемы, – размышляет Юнги, возвращая инструмент в руку и снова нагибаясь и ныряя под капот.       — Уверен, что решение найдется, – Чонгук вряд ли чем-то может помочь именно сейчас, но он всем сердцем желает внести свой вклад в общее дело и облегчить жизнь людям, которые помогли ему без лишних вопросов.       — Конечно. А ты что собираешься делать дальше?       — Останусь, наверное, на военной базе, может, я смогу быть им полезным в разработке вакцины, – озвучивает парень свои планы, надеясь, что звучит не слишком громко, но он действительно был бы рад подобному исходу, обретая ценный смысл для своего существования.       — А Чимин? – неожиданно спрашивает Мин, выглядывая из-под машины и сканируя внимательными глазами реакцию Чона, потерявшего дар речи.       — Что Чимин?       — Он же точно пойдет с тобой, – разъясняет Юнги для застывшего, как каменное изваяние, парня, отчаянно ищущего причину подобных суждений.       — С чего ты взял? – Чонгук скептически поднимает брови и складывает руки перед собой, негодуя из-за незапланированного вектора разговора и собственной беспомощности, ведь он понятия не имеет, что дальше будет делать солдат.       — Ты правда не замечаешь? – теперь очередь Мина удивлять, он даже коротко посмеивается и чешет затылок. — По нему же видно невооруженным глазом, что это даже не обсуждается. Он ведет себя подобно цепному псу: одно неверное движение и любой, кто попытается навредить ему или тебе, обречен.       — Бред чистой воды, ты видел нас меньше суток, несколько часов и все, – отмахивается от громких заявлений Чонгук, хотя в груди почему-то сердце попускает удар, вызывая будоражащую волну вниз к желудку.       — Мне хватило и этого, чтобы сделать кое-какие выводы, – Юнги улыбается криво, с удовольствием наблюдая за внутренними метаниями парня, пока не понимающего источник своих странных реакций и поведения. Еще недавно ему было глубоко плевать на надоедливого напарника, а сейчас возмущению не было предела.       — Ты преувеличиваешь. Мы с ним грыземся все время и не переносим на дух друг друга, – стоит на своем младший, придя к выводу, что разговор вышел глупым и бесполезным, с какой стороны ни посмотри.       — Да? Ну ладно, значит мне показалось, – сдается Мин, не видя смысла в насильственном вытягивании эмоций и мыслей из запутавшегося парня, которого он знает и правда всего ничего, но который уже пришелся ему, как человек, по душе. Даже малость обидно, что этот пацан собирается свалить на военную базу.       — Я думаю, что если Пак Чимин решит пойти со мной, то лучше у него спросить, что он будет делать дальше.       — Отличная идея, обязательно спроси, вы же вроде как напарники, – Юнги с улучшенным настроением возвращает все внимание к машине, показывая своим видом, что разговор окончен. — Все, не мешай мне делать вид, что я очень сильно занят.       Чонгук в растрепанных чувствах пошел в сад, желая затеряться в тени деревьев и говоря себе, что посторонний человек не может видеть и знать больше его, тем более за столь короткое время. Да, они были напарниками, но все же изменилось, он с Чимином уже почти не общается и не пересекается, появились другие люди, и держаться вместе стало необязательным.       Так ведь?

***

      Сон решил не приходить к Чону, взбудораженному ожиданием поездки, поэтому парень без отлагательств покинул комнату и двинулся в пахнущий ранними цветами сад, надеясь найти покой между разлогих деревьев в скрытой от посторонних глаз беседке. Умостившись на скамье, Чон закинул ноги на деревянную перегородку и устремил взгляд на виднеющийся промеж навеса строения и его ногами лоскут темного неба, усеянный, подобно сияющим драгоценным шпилькам, тысячами звезд.       Сотни миллиардов горящих тел летают в космосе, умирают и рождаются под властью физики, а людям суждено видеть лишь миг их жизни, восторгаясь и этим. Один из небесных светлячков стремглав рухнул и исчез, заставляя сердце биться перепуганной птицей, а мозг шуршать по закоулкам в поисках заветного желания. На ум приходит только то, что это был, скорее всего, очередной вышедший из строя спутник.       — Ночи уже теплые, – слышится тихий голос со стороны, но он совершенно не нагоняет страх. Чонгук уверен, что испугался событию на небе даже больше, чем внезапному появлению Чимина в поздний час. Старший мягкой поступью зашел в маленькую крепость из досок и занял лавку напротив, не сводя блестящих глаз с задумчивого Чона.       — Пахнет весной, – произносит парень, удивляясь отсутствию любого всплеска отрицательных эмоций по отношению к Паку. Более того, Чимин гармонично вписывался в темное и спокойное полотно ночи со звездным небом.       — Что ты здесь делаешь? – что-то определенно изменилось в их разговоре, необъяснимое и загадочное манило узнать причину перемен, но младший лишь отмахивался от глупых мыслей, концентрируясь на голосе бывшего напарника.       — Не спится. А ты? – Чон в свете новой луны пытался увидеть выражение лица собеседника, его позу и ширину издевательской улыбки. А Чимин умиротворенно любовался цветами, что напоминали призраков в ночи, и его губы были расслаблены и спокойны, никаких насмешек и издевательств. Возможно, после полуночи просыпается другая версия Пака, более сговорчивая и покладистая.       — Тоже, слишком привык к твоему храпу, – а нет, показалось, это все тот же парень с несносными шутками толкает разлегшегося Чонгука.       — Врешь, я не храплю, – младшего никак не задевают слова, он даже искренне улыбается своеобразному юмору.       — Я знаю, что нам нужно спешить, но ты не думаешь, что нам эта передышка будет во благо? – Чимин так же глядит на завораживающее небо, и Чон почему-то отчаянно хочет, чтобы на старшего оно произвело такое же сильное впечатление, как и на самого Чонгука.       — Почему это нам? Ты собираешься ехать на военную базу? – вопросы звучат обыденно и естественно, и парень очень надеется, что в его голосе не слышатся нотки волнения, возрастающего у него внутри.       — А как же? – Чимин переводит взгляд на собеседника, и в ярком свете луны его лик выглядит святым, забываются все преступления, жестокости и угрозы, от солдата нет ни следа, остаются лишь тонкая фигура в большой кофте, сползающей с одного плеча, плавные линии от шеи к плечам и голос, доверчиво говорящий простые и одновременно в этим сложные вещи. — Заботиться о тебе – мой приоритет.       — С какого перепуга? – глаза оторвать от старшего не выходит, как и перевести дыхание, Чонгук не может контролировать свое тело, попавшее под влияние луны за спиной Пака, точно под чары, сотканные из света, прошивающие нитями насквозь обстановку вокруг.       — Это то, чего хотел Канджун, – Чимин отворачивается, открывая взору острый, как лезвие, профиль с аккуратным носом, пухлыми губами и густыми ресницами. Чонгук никогда не замечал, насколько необычным и завораживающим был Пак или же просто не хотел видеть ранее. Было нечто неуловимое и непостижимое разуму в образе парня напротив, как горькая правда, как колющая истина, как чистый незапятнанный лист. В любом случае, младший отводит взгляд, надеясь, что его небольшое открытие осталось тайным. — Думаешь, один пойдешь? А если там очередные сумасшедшие знакомые доктора Ли?       — Да, ты с ними отменно справишься, – выдавливает Чонгук, предвкушая, когда же его поглотит злость к фигуре напротив, а ярость заполнит зрачки до краев, но подобного не случается. Ему все так же легко и весело в обществе того, о ком младший и подумать не мог.       — Я раздобуду тебе отменную палку, не хуже бейсбольной биты, чтобы не ущемлять твою мужскую гордость, – говорит Пак и после этого звонко смеется, откидывая голову назад и заставляя вновь обратить на себя внимание.       Чон естественно подхватывает смех, ему нравилась колкость в их разговоре и ощущение огня под пальцами. Вот оно приятно греет, маня к себе и обещая все больше и больше тепла, но в следующий же миг обжигает нарочно, разгораясь сильнее и становясь неконтролируемым потоком. Найти равновесие и не обжечься, разрешить быть мишенью, но не давать попасть в яблочко на голове, перехватывая инициативу в свои руки.       Ветер колышет темные волосы Чимина, лаская и расчесывая пряди невидимыми руками, старший смачивает губы слюной и подставляет под прохладные порывы лицо. Чон смотрит и не упускает ни одной детали: как парень наклоняется через перила, держась за столбики, очертания его точеной фигуры под натянутой тканью, отброшенную обувь и босые ступни и, ни в коем случае, довольный тихий стон, вызывающий стаю мурашек неизвестной природы. Этот Чимин совершенно не тот, кого знал Чон.       — Ты сейчас похож на девчонку, – первое, что приходит в голову, вырывается изо рта Чонгука прежде, чем он успевает закрыть его руками, но никто и не думал обижаться.       — Не оригинально, у тебя мышление, как у ребенка? – интересуется Пак, поворачивая голову и умостив подбородок на своем оголенном плече.       — Ну так у тебя все на лице написано, девчонка, – тихо говорит Чон, но в голосе ноль издевательств и никакого презрения, фраза порхает бабочкой между ними, произнесенная с придыханием, почти что интимно.       — Или может ты пытаешься оправдаться перед собой, потому что я тебя привлекаю? – предполагает Чимин, медленно разворачиваясь к младшему всем корпусом, и подползает, как змея, готовая к нападению на бедного застывшего крольчонка.       — Что за бред? – Чон смахивает наваждение и поднимается на ноги, выходя из беседки, в которой отчего-то стало душно. Приятная нега все равно не уходит, как ни пытайся ее прогнать.       — Ладно, расслабься, кто-кто, а ты точно мимо кассы, – Чимин смеется громко, и младший уже знает, что вновь попался на удочку и улыбается своему бессилию, в любом случае разговор его развеселил и отвлек.       Смотря на хрупкого миниатюрного человека внутри беседки, похожей на птичью клетку, Чон понимает, что их связывает нечто большее, чем ненависть, их объединяют мысли, слова и поиск истины. Возможно, это началось в тот момент, когда у них хватило смелости поделиться тайнами и раскрыть друг перед другом еще один кусочек внутреннего, вот такого черного беспроглядного неба, или же с самого начала, когда слово за слово они вцепились в глотки друг друга. В любом случае, с каждой шуткой, попыткой задеть и с каждым столкновением уходить от Чимина хотелось все меньше, а говорить и слушать больше. Сейчас происходило то же самое, мозг кричал, что пора в кровать баиньки, а глаза смотрели на застывшего и притаившегося парня, ждущего чего-то и опасающегося этого так же сильно, как и Чон, поддавшийся порыву.       — Прогуляемся? – в ответ быстрый кивок, пока Чонгук не передумал, и вот, не успев осознать в полной мере свое решение, младший уже идет возле Пака, не боясь затеряться в темном лесу или же нарваться на мертвецов.       Он ведет его по памяти к природному зеркалу, чтобы посмотреть на большое блюдце отражения луны. От осознания, что без лишних вопросов старший шагает по его следам, у Чона грудь раздувается шире, дышится чаще и сердце сжимается усерднее. Это все похоже на неопределенный сон, переламывающий сознание на тысячи осколков.       Они добираются к намеченному месту достаточно быстро, хотя может это из-за того, что младший погряз в размышлениях, выходят к озеру и правда находят на его поверхности круглое отражение полной луны.       — Не боишься, что обернусь волком и нападу на тебя? – спрашивает Чимин, наблюдая, как младший подходит к кромке воды и смотрит куда-то в непроглядную и темную даль на противоположной стороне озера.       — Ты и так можешь напасть, – Чонгук не оборачивается, зная, что Пак окажется рядом и не устоит перед возможностью коснуться черной воды и пустить ровную рябь.       — Согласен, – старший бросает подобранный камешек недалеко от берега, с удовольствием следя за симметричными кругами, расходящимися по спокойной глади. Он снимает обувь и касается босыми ногами темной кромки воды, намочив в ней пальцы и зашипев при этом от низкой и неприятной температуры.       Чон следит внимательно за действиями собеседника и тихо посмеивается от мысли, что этот парень и тот грозный образ военного – это один и тот же человек, не веря до конца в подобный абсурд. Они стоят, неловко переминаясь с ноги на ногу, и младший в шаге от того, чтобы пожалеть о своей дурацкой затее привести ночью безоружного Пака к озеру.       — Что ты тогда нарисовал в почтовом отделении? – не выдерживает Чонгук, ведь личность Чимина до сих пор покрыта для него таким же ночным мраком, как и окружающие их лес и озеро, а ему бы очень хотелось узнать больше. Часть его задело то, что до сих пор старший остается закрытой книгой, из которой довелось прочитать лишь несколько страниц. Кажется, вот-вот поймаешь первопричину, но она ускользает, скрываясь под толщей зыбкого песка.       — Тебе это не дает покоя? Какой же ты любопытный, – Чимин обувается и отходит от воды, присаживаясь на поваленное сухое дерево, глядя на яркую луну, что служит маяком для заблудших душ и проводником в новый мир. Чон на мгновение думает, что Пака она тоже зовет к себе.       — Можешь не говорить, – парень следует за старшим и смотрит лишь на него, ему нет дела до неба или же озера. Он отчаянно впитывает новый образ, который растворится навеки с рассветом.       — Я нарисовал такую же глупую рожицу, как и раньше. Может ее когда-то увидит мать, а может и нет, – стараясь не выдать надрыв в голосе, говорит Чимин и улыбается почти что печально, с сожалением.       — Ты не хочешь поехать на ее поиски? – Чон ненавидит сам себя за расспросы, но остановиться не в силах. Как старшего манит луна, так и его неожиданно сильно влекут тайны прошлого Пака.       — Иногда лучше слепо надеяться, чем смотреть правде в глаза, – серый ночной свет превращает лик старшего в еще более хрупкую версию, будто и не было годов тренировок, военной службы и сотни убийств. Этот обреченный образ делает и Чонгука почему-то уязвимым перед самим собой, ведь он не в силах объяснить природу собственных эмоций, интереса, вопросов.       Что им движет? К чему это все? Зачем ты привел его сюда?       И ноль ответов, на поиски которых отправляться никто не собирается. Сжать бумагу воспоминаний и выбросить в мусор, как черновик, оставить без объяснений и забыть обо всем, что произошло ночью.       Но в ту же минуту, как произнесенные слова достигли разума младшего, Чонгук понял – в Чимине оказалось намного больше человечности, чем он думал, ведь даже Пак умел бояться до полного отрицания. Копать дальше Чон не стал, у него не хватило духу терзать старшего, когда ему на секунду открылась тупая беспросветная печаль, бурлящая в дрожащих верхних нотах голоса.       — Здесь красиво и небезопасно. Не говори мне, что ты привел меня, чтобы задушить и выбросить тело в воду, – Чимин вновь непроницаемый, и в нем больше нет ни капли грусти, сожалений или боли. Смотря на старшего, Чонгук понимает, что замок клацнул и его отбросили обратно за пределы досягаемости, отчего становится совсем немного обидно, но все забывается так же быстро и кажется уже далеким сном, будто ничего и не было. Чону остается лишь засмеяться в ответ и удивиться своей нелогичности, ведь наваждение проходит, оставляя после себя пустой берег.       — Не угадал. Я просто подумал, что тебе бы хотелось увидеть отражение луны.       — Спасибо, мне необходимо было прогуляться, – Пак украдкой бросал время от времени короткие взгляды на собеседника, думая о своем, а Чонгук и не замечал этого, запутавшись в своих поведении и чувствах.       Они медленно пошли обратно на ферму, сохраняя успокаивающее молчание до самой калитки. На секунду, Чон потерялся, когда, пропустив вперед старшего, случайно задел его рукой, и суть растерянности была вовсе не в его неуклюжести, а в том, с каким рвением отреагировало его сердце, сопротивляясь безопасности и норовя вырваться наружу. Срочно нужно отдыхать, он слишком устал и уже не отдает себе отчет в действиях.       — Подожди, Чимин, я хотел попросить, чтобы ты научил меня стрелять и потренировал немного, – спешит сказать Чон, видя, как стремительно движется ко входу фигура впереди, а подобной возможности уже может и не быть, как и смелости.       — А как же держаться на расстоянии? – старший останавливается, уже взявшись за дверную ручку, но не нажимая на нее.       — Все равно не получается, – Чонгук уже проклинает все вокруг, что у него язык повернулся озвучить просьбу.       — Тогда проси, – неожиданно дает добро Пак и тут же тихо смеется, увидев не заставляющее себя ждать красноречивое выражение покрасневшего лица младшего. — Ты смешной. Я с радостью, завтра в шесть.       — Тиран, – краска уходит с лица так же стремительно, как и появилась, Чон неловко чешет затылок и пытается скрыть самопроизвольную улыбку.       — Какая похвала, – Пак проходит первым в спящий дом и, не оглядываясь больше, спешит в свою комнату.       Чон же проходит на кухню в поисках графина воды и выпивает залпом целый стакан, оставляя не понятые им эмоции на ночном берегу озера, опустевшем и потерявшем людей.       С того момента, как они присоединились к группе Хосока, парни мало разговаривали и Чонгук был уверен, что так и правильно, ведь раньше их взаимодействие было вынужденной мерой, которую никак нельзя было избежать, а младший молил об избавлении его от несносного сопровождения. Так что теперь стоит радоваться тому, что Пак отдалился, но что-то было не так до сегодняшней ночи.       В какой-то момент Чонгук поймал себя на мысли, что видит старшего реже и ему от этого жутко некомфортно. Возможно, все дело в чувстве безопасности, которое возрастало под чутким взором натренированного солдата, и теперь, когда младший привык к нахождению рядом Чимина, без надзора он ощущал себя незащищенным, пусть и в стенах фермы за крепким ограждением. Завертев головой, Чон откинул глупые мысли, придя к выводу, что просто отвык от общества других людей и со временем странное чувство покинет его.       А вот ему и Чимину стоило вернуться к первому их соглашению, которое гласило – во избежание взрыва их ядерных характеров, следует держаться друг от друга подальше, но что-то пошло не так, и теперь Чон сам приговорил себя к близкому общению с военным.       Ничего из того, что он мимолетно почувствовал, неважно, ведь оно быстротечное, как жизнь бабочки-однодневки. Проснешься – все канет в небытие. Он так не ошибался еще ни разу в жизни.

***

      Сегодня Чонгук встречал рассвет, тренируясь сначала в одиночестве, а потом к нему присоединился один наглый военный. Во время упражнений Намджун оповестил их, что он выдвинется с Хосоком на поиски мотоцикла где-то около полудня.       Чимин оказался суровым учителем, решив устроить целое испытание с утра пораньше, начиная с разминки и заканчивая пробежкой по территории, которую он уже досконально выучил, вокруг фермы. А после плотного завтрака, все продолжилось сначала. У младшего приятно жгло в легких, пульсировало в висках и тянуло мышцы от перенапряжения, но он не жаловался, ведь физические нагрузки выдворяли из головы ненужные мысли и давали ощущение бодрости.       Его тело от природы имело внушительный разворот плеч, широкую спину и сильные ноги, а все вместе являлось плодотворной почвой для тренировок. Несмотря на строгость, Пак одобрительно кивал и не скупился на приятные комментарии, например «Ты что, Аполлон? Где прятал все это время пресс?», что никак не смущало, а лишь наоборот мотивировало сделать лишний подход ради новой порции чуточку переигранных восхищений.       Чонгук и забыл, почему он раньше любил ходить на спортивные площадки после учебы или из-за чего бегал темными вечерами в свободное время. Нагрузки действовали на него волшебным образом, помогая справиться с трудностями и расслабляя главный орган – мозг.       Сейчас же, несмотря на то, что в режиме апокалипсиса хорошая сноровка и выносливость нужны для безопасности в борьбе за жизнь, Чон вновь влюбился в физические упражнения под тихий счет скручиваний пресса голосом солдата.       Как он и думал, ветроломкий образ канул в лету бесследно, растворился в ночном озере, будто был яркой галлюцинацией невменяемого, а человек перед ним, казалось, не умеет быть трогательным и слабым, не умеет сочувствовать, а еще опять вызывал горячую ярость, кою приходилось держать в узде, натянув поводья. Ведь неизвестно, во что выльются распирающие эмоции, которые немного притупились и напоминали обозленного зверька, который максимум способен цапнуть за палец.       Чимин достает из кобуры пистолет и подзывает к себе младшего, сперва объясняя все особенности строения оружия и как им пользоваться, а Чон внимательно слушает и следит глазами за руками старшего.       — Смотри, берешь его так, чтобы было удобно. Оружие – это продолжение тебя, – Чимин перехватывает пушку, показывая, как правильно держать огнестрел, и выпрямляет руки, напрягаясь всем телом, подобно струне. — Не забудь снять с предохранителя и аккуратнее со спусковым крючком. Смотришь в прицел, целиться надо чуть ниже мишени – и тогда выйдет ровно в яблочко. Никогда не убирай из уравнения вес пистолета и отдачу.       Чонгук пытается запомнить все нюансы и оглядывается по сторонам. Они отошли от фермы и выбрали для занятий лужайку, предоставляющую им достаточно свободного пространства. Наступила очередь младшего демонстрировать, что он для себя вынес из увиденного, поэтому Чон взял переданный ему пистолет и попытался воспроизвести все подмеченное им. Пак оценивающе обошел застывшего с вытянутым пистолетом и принялся корректировать позу младшего, то наклоняя его голову, руки и поворачивая руками за талию корпус, отчего микросудороги начали поражать мышцы младшего без каких-либо предупреждений. Чимин стоял совсем близко позади, будто пытался так же заглянуть в прицел пистолета, а следы от его ладоней на бедренных косточках жгли синим пламенем насквозь, но Чонгук старался изо всех сил игнорировать пожар и накаленное дыхание, оседающее на голый участок его шеи сзади и доводящее температуру тела до кипения.       — Ты должен помнить, что стоять надо устойчиво, ноги шире, земля – твоя опора, а сила у тебя в верхней части туловища, напряги плечи и руки, – Чимин, кажется, не замечал, что младший и так напряжен до предела, забыв даже дышать, и продолжал водить руками по чужим плечам. Еще секунда – и Чонгук, накаленный докрасна, взорвется, он не знает, что сделает, скорее всего, налетит с кулаками на Пака без разбирательств, но внезапно все прекращается: ошпаривающее дыхание исчезает, тепло чужого тела уходит, напряжение падает до нуля. Чимин отходит в сторону и с дотошностью осматривает всю стойку младшего, в конце одобрительно кивая, оставаясь довольным проделанной работой. Чонгук должен быть рад такому ходу событий, но отчего-то ему только тошно от того, что взрыва не произошло.       — Отлично, теперь отпечатай у себя в голове то, как ты стоишь, и каждый раз пытайся повторить. Думаю, на сегодня все, можешь еще постоять так, если хочешь, – старший подбирает с земли куртку и без долгих и нудных прощаний разворачивается в сторону фермы, решив оставить ученика одного среди деревьев с разряженным пистолетом.       — А мы стрелять будем? – спрашивает возмущенный Чонгук вдогонку, опуская пистолет и забывая напрочь в ту же секунду все детали положения частей туловища.       — Слишком многого хочешь, – Чимин разворачивается к младшему и останавливается, облокачиваясь на тонкую березу и следя за тем, каким недовольным и пыхтящим становится напарник, забирающий свои вещи с травы. — Патроны ограничены.       Чон дышит глубоко, похожий на разъяренного быка, подходит к ожидающему его старшему медленно, прекрасно понимая, что тот с ним играется и забавляется увиденной реакцией.       — Ну один раз, – между ними меньше метра. Пак улыбается ярко, кидая из-под ресниц дьявольские искры в собеседника, а Чонгук упорно ждет, терпеливо сдерживая гнев и возмущение, — тебе жалко что ли?       — Хочешь привлечь всех зараженных в округе? – несмотря на строгость в голосе, Чимин выглядит весьма довольным тем, как его просят об одолжении, а младший знает, что своим видом лишь раззадоривает и накаляет обстановку.       — Я только на практике пойму суть, – не оставляет попыток Чон, следуя за Паком, изменившим курс и теперь направляющимся вглубь леса.       — Ладно, тогда давай отойдем дальше.       Чонгуку не терпелось выстрелить, почувствовать вес силы в руках, отдачу, посмотреть на гильзу от пули, понять, что он не беспомощный и может защитить себя и тех, кого потребуется. Они выходят к какой-то забытой богами дороге, что, видимо, была не очень-то популярна и до эпидемии, и идут, минуя ямы и лужи, вдоль нее минут пятнадцать, пока Чимин наконец-то полностью не удостоверяется в том, что их действия никак не повлияют на безопасность жителей фермы. Зарядив пистолет патронами, он с предостерегающим взглядом передает его Чону, у которого тут же пульс подлетает и пробивает макушку.       Младший стойко держится, проглотив неприятные скоротечные ощущения глубже и переступив через себя прошлого ради нового будущего Чонгука, способного дать отпор и выстоять, невзирая ни на что. Повторить правильную позицию тела, напрячь руки, сконцентрироваться на выбранной старшим мишени в виде трухлявого дерева – проще простого. Чимин отступает назад, уходя из поля зрения, предоставляя полную свободу и добро на дальнейший выстрел.       Палец застывает над спусковым крючком, Чон дышит медленно и глубоко, взвешивая все за и против в подборе определенного удачного момента. Еще вдох, еще, а теперь задержать воздух, ведь даже ветер затих в ожидании первой попытки. Если бы Чону когда-то сказали, что он будет в какой-то глуши обучаться стрельбе для выживания у весьма подозрительного солдата, он бы покрутил у виска и никогда бы в жизни не поверил в подобную ересь. Но вот он здесь, среди тихих деревьев, старой дороги, уверенный в том, что ему это необходимо.       Палец дергается резко, порождая громкий звук, закладывающий уши, и, по правде, существенную отдачу. Чонгук теряется на долю секунды, но в следующий миг его переполняют чрезвычайно сильные эмоции, будто вместе с выстрелом в нем внутри взорвалась сотня бочек с порохом. Более не медля, Чонгук вновь прицеливается и при первой же возможности нажимает на курок.       Гул отдается в сердце, пятная душу пеплом, оставшимся от прошлых страхов. Третья пуля пускается в полет незамедлительно, и в голове вдруг так пусто – никакого отторжения, никаких страхов, запретов и предубеждений. За каких-то три выстрела стало вдруг намного легче.       Возможно, потому что вместо поваленного старого ствола он представлял себя. Да, именно себя, Чон Чонгука, раздавленного навалившимся грузом потерь, страданий и сложной дилеммы жизненных выборов. То, каким он был последние года, не являлось его истинной сущностью, как и то, каким он был лет пять назад или же десять. Все те лики пали в забвение, и от этого сломленного и разбитого на мелкие осколки Чонгука самое время избавиться тоже.       Кто же он на самом деле? А нужно ли отвечать на этот вопрос? Достаточно знать то, что он больше не может оставаться прежним.       — Откуда в тебе столько агрессии? – спрашивает Чимин, когда пистолет с пустой обоймой передают ему обратно.       — О чем ты? – внутри наконец-то отцепился лишний вагон, переполненный бетонными плитами, и упал в пропасть, жадно поглотившую его.       — Оказывается, ты умеешь удивлять, – Пак заворожено наблюдает за гуляющим вдоль заросшей кустарниками дороги, улавливая пока крохотные, но заметные изменения.       Чонгук не уверен, что готов делиться своими неоднозначными мыслями, но все же решается, так как с Чимином у них уже много секретов, и другую живую душу, готовую выслушать, принять и не осудить, сыскать будет довольно трудно.       — Знаешь, я подумал, что хорошо, что моя семья не переживает это все, не видит, во что превращаются люди и мир, – парень медленно подходит к застывшему на месте старшему и глядит в глаза, отчаянно надеясь, что его слова выразят его чувства, не искажая их. — Это жестоко, да, и я полностью осознаю, что и сам понемногу становлюсь жестче.       — Я понимаю тебя, – и большего, оказывается, не надо. Для ощущения покоя и безопасности достаточно три слова, которые так естественно вылетают из пухлых губ. И несмотря на всю предосудительность по отношению к Чимину, Чонгук безоговорочно верит и не боится продолжить открывать самые потайные уголки души.       — А еще я надеюсь, что виновники аварии с пришествием апокалипсиса оказались чертовски невезучими и познали те муки, которые им даже не снились, – шепчет Чонгук, подобравшись к старшему так, чтобы тот смог различить каждое слово и их смысл. Чимин не отступает, глядит в темные глаза напротив, видя тоску и жажду мести, и не смеет осуждать. — Я так желаю, чтобы справедливость восторжествовала. Я ужасный человек.       Конечно, волшебства не бывает и переломанные кости не срастаются за короткий срок. В некоторых случаях могут понадобиться годы. Возможно, кости нужно будет вновь ломать и сращивать по новой, чтобы иметь возможность стать кем-то лучше в будущем. Чонгук все еще поломан с ног до головы, но он рычит, кусается и может драться, поэтому он определенно однажды утром проснется и выздоровеет, а пока что, вот так, по упорным крупицам парень будет проходить свой путь, ступая по стеклу, пока к нему не привыкнет.       — Я думал, что врачи – это ангелы в белых халатах, – поддевает младшего Чимин, решая проверить, попали ли пули в мишень или же нет.       — А я был уверен, что военные обязаны защищать страну от подобных происшествий, как апокалипсис, – Чон следует по пятам, скорее, по привычке, чем из собственного желания узнать результаты пальбы.       — Что же, мы оба ошибались.       К всеобщему удивлению все три пули застряли в поваленном дереве, вызывая улыбки у двух мужчин и даря нечто большее, чем удачную тренировку. В душе Чона поселилась вера в то, что он способен на большее, а это уже половина пути к успеху.       — Если серьезно, ты не ужасный, Чонгук, – с опозданием говорит Чимин, занимая руки ковырянием коры и наблюдая за безмолвным лесом, лишь бы не видеть пытливых честных глаз напарника, — чувствовать ненависть нормально так же, как и благодарность или прощение.       — Я не давал ей согласие на существование раньше, а теперь как-то без разницы. Я отпустил себя, – Чонгук все же нашел взгляд старшего и был немного обескуражен, увидев выражение и взор того парня, что предстал перед ним прошлой ночью. Это были другие мысли, другие глаза, глубина которых поражала, и словно совершенно другой человек.       — Так даже лучше, – Чимин и не замечает, как немного приоткрывается сам в ответ на откровения Чона и как его военная выдержка дает трещину, через которую виднеется так хорошо скрываемая сердцевина.       — Знаешь, я завидую тебе в некотором роде, ты сильный и способен за себя постоять, – Чонгук не собирался этого говорить, совершенно. Видит Бог, он сам не осознавал того, что только что произнес, а сейчас горькая правда висит в воздухе, разрушая все те замки неприязни, построенные младшим.       — Тут нечему завидовать. Если бы я мог, то отдал бы это все за бесценок, лишь бы не было той цены, которую довелось платить, – речь Чимина вплетается в дуновения воздуха и разносится далеко-далеко, его голос оседает пыльцой внутри Чона, чтобы заставить парня вернуться к этой фразе в будущем, наедине с собой, и поразмышлять, что же имел в виду напарник.       — Что? – Чонгук хочет услышать больше, узнать все, что только можно, он готов слушать и впитывать каждый монолог старшего, чтобы добраться до сути, но все заканчивается так же внезапно, как и началось.       — Думаю, пора возвращаться, –Чимин вновь становится тем добрым и славным солдатом с пустыми темными глазами и шальной улыбкой. А что за история стоит за ним, кажется, младший никогда не узнает.       Они возвращаются на ферму, более не говоря ни единого слова и не договариваясь ни о чем, расходятся каждый по своим делам. Намджун и Хосок уже покинули дом, не дождавшись возвращения спортсменов, и отправились в город на поиски мотоцикла.       Чонгук, будучи полностью обескураженным всеми событиями этого утра, не находит себе места, осознавая, что ловит неосознанно удаляющуюся фигуру старшего и не хочет отпускать. Он не понимает себя, когда находит свое тело сидящим в беседке и смотрящим на пустую лавку напротив, вспоминая тонкую талию, теплую улыбку и разговоры не о чем-то конкретном, но теперь значащие так много и живущие между органами брюшной полости, наводя там порядки и переворачивая все вверх дном по фэн-шую.       Чон усиленно думает о Чимине, как о человеке, стараясь откинуть все предрассудки и факт того, что он убивал и не раз, и приходит к выводу, что его знания ничтожно малы, а тяга к ним несоизмерима с придуманными величинами. Парень задается главным вопросом, постигшем его сознание подобно молнии: а ненавидел ли он его когда-то?       Ответ лежит на поверхности, но знать его Чонгук пока что не готов.