
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Экшн
Приключения
Любовь/Ненависть
Неторопливое повествование
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Рейтинг за секс
Серая мораль
Слоуберн
ООС
Сложные отношения
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Кинки / Фетиши
ОМП
Неозвученные чувства
Нездоровые отношения
Вымышленные существа
Выживание
Чувственная близость
Дружба
Психологические травмы
Элементы ужасов
Элементы гета
Становление героя
Холодное оружие
Глобальные катастрофы
Описание
Пусан. Чон Чонгук, молодой доктор, переживает начало апокалипсиса, параллельно пытаясь совладать с собственными внутренними монстрами. Волей случая судьба сводит его с импульсивным и непредсказуемым Чимином. Смогут ли они поладить, выбраться из пучины ужаса живыми и найти спасение?
Примечания
Здравствуй, читатель!
Надеюсь, что смогу согреть Вас в холодные серые будни и Вы найдете нужные сердцу слова в моем новом произведении.
Здесь будет о душе, переживаниях и, конечно же, о разнообразных чувствах, которые порой разрывают изнутри.
Благодарю заранее всех, кто решится сопровождать нас с бетой и читать работу в процессе!
Доска визуализации: https://pin.it/WHtHRflCz
Плейлист работы на Spotify: https://open.spotify.com/playlist/1p4FcXkUG3DcFzMuYkCkVe?si=G9aTD_68QRGy34SmWpHUkA&pi=e-DGeqPJizRQWF
тг-канал, где будет вся дополнительная информация: https://t.me/logovo_kookmin
• Второстепенные пары не указаны в шапке профиля.
• Уважайте труд автора.
!!!Распространение файлов работы строго запрещено!!!
Приятного прочтения!
Навсегда ваша Ариса!
Посвящение
Всем и каждому читателю! Вы невероятны, помните об этом!
V. Переплетение
10 марта 2024, 05:25
Завязав волосы в низкий хвост, Чон пристально наблюдает, как оснащенные рюкзаками мужчины по очереди спускаются по пожарной лестнице, осторожно передвигаясь от перекладины к перекладине. Медицинская одежда и обувь давно исчезли, и никто в жизни бы не сказал, что эти трое вышли из больницы. Они старались двигаться бесшумно и быстро, аккуратно прыгая на землю и прячась за машинами, припаркованными возле здания, чтобы их не заметила ни одна зараженная тварь.
Чонгук был уверен в том, что пока они представляют собой довольно легкую мишень для любого желающего напасть. Все члены сформировавшегося отряда были истощены судьбоносными событиями прошедших дней, слабы по причине кратковременного сна и недостаточного питания и совсем немного сломлены из-за случившегося. Немного, да. Им однозначно нужно было время, чтобы пережить, пережевать и переварить все изнуряющие трудности. А потом можно двигаться дальше.
Без труда мужчины пересекли безжизненную дорогу и решили обойти огороженную территорию соседней школы стороной: наблюдать за малолетними зараженными не было ни малейшего желания. Путь лежал через жилой район, заставленный многоквартирными зданиями, возле которых приютился торговый центр с бесчисленным количеством вывесок и пестрых картинок с рекламными лозунгами.
Пусан представлял собой обычный город, где живут миллионы людей в серых зданиях, одинаковых квартирах с однотипными комнатами, мебелью и семьями. Жизнь по трафарету с расставленными точками и заранее намеченным путем: найти высокооплачиваемую работу, жениться, завести ребенка, а лучше двоих, обзавестись недвижимостью, купить машину, ездить раз в год в путешествие и так до старости, словно отражаясь в зеркале копией других граждан. В принципе, как и люди, здания повторяли друг друга, будто пытаясь передразнить. Раньше смотреть на них Чон не видел смысла, привыкнув к окружающей среде и попросту не замечая апатичной атмосферы, витающей вокруг. Потому что он сам был одним из ее воплощений. Конечно, Чонгук первое время терялся, путая дом, в котором была его квартира, с другими по соседству, и блуждал дворами, перепрыгивая через невысокие ограждения и оглядываясь в надежде найти потерянную ниточку знакомого маршрута.
Сейчас же каждый дом таил в себе тысячи опасностей из-за неизвестности, откуда на тебя в этот раз выскочит смерть с зубастым лицом. Мужчины миновали территорию старшей школы со всеми прилегающими спортивными и детскими площадками, попадая во владения громадных зданий в двадцать с лишним этажей с небольшими окнами и бетонными стенами, которые больше были похожи на замерших под камнем монстров, чем на жилые помещения.
Умным решением, предложенным Хосоком, было двигаться узкими улицами подальше от центральной главной дороги. Кое-где соседние дома очень близко ютились друг с другом на крохотных улочках, сливаясь стенами, которые стремились ввысь к облакам. Здания напоминали сардины, в тесноте разделяющих одну банку, плотно прижавшись к друг другу. Жить в подобном сооружении так-то удручает, о чем Чон знает наверняка не из чужих рассказов, а из личного малоприятного опыта. От одного вида на здания язва в животе разрастается со скоростью света, будто пытаясь сбежать от самой себя.
Пока Чона поглощали мысли и воспоминания, парни спокойно пересекали дворик за двориком, прячась в тени разросшихся кустов и припаркованных автомобилей. Зараженные бродили везде, где можно и нельзя представить. Они бесцельно еле-еле плелись, лежали на асфальте, застревали в оконных проемах, повиснув на осколках стекла, или же находились внутри запертых помещений, продолжая без устали биться головой о стены и двери; на первый взгляд инфицированные казались безобидными и ни на что не способными. С прошествием времени Чонгук начал замечать, что теперь их легче отличить от живых людей: одежда становится более испачканной, порванной и потрепанной, мелкие раны и ушибы по всему телу разрастаются, воспаляются и не могут до конца зажить, постоянно пуская кровь своему хозяину, а покрасневшие в начале заражения глаза приобретали все более молочно-белый оттенок, обволакивая пеленой мир несчастного и закрывая окно зрачков.
Если не издавать никаких звуков, вести себя ниже травы тише воды, как говорится, то у здоровых людей есть мизерные шансы. Торговый центр негласно был признан особо опасным местом. Разнообразные вывески магазинов и громкие фразы в спокойное время пугали своим безвкусием и фоновым шумом, от которого начинала ныть голова, а теперь пестрая торговая зона отталкивала от себя огромным явным риском для жизни. Необычная тишина улиц поражает, наверное, больше всего, ведь исчезло даже щебетание птиц, что, скорее всего, встревожено улетели в леса, передавая собратьям новости о человеческом мире; природа продолжала свой цикл цветения, но потеряла звучание, с интересом и плохим предчувствием прислушиваясь к происходящему.
Не знающий о трагических событиях мог бы подумать, что люди исчезли с лица Земли в один миг. Но аварии на каждом шагу, гнетущая атмосфера, мелкие пожары в окнах домов и процессии мертвецов повсюду сразу же своим видом отвечали на все возникающие вопросы.
Резко вдалеке раздался человеческий крик, мужчины замерли, прячась за густыми деревьями возле парковки неподалеку. Их своеобразный поход возглавлял доктор Ли, а остальные были не против этого, поэтому безоговорочно доверяли старшему и шли за ним. Сейчас он поднял руку, останавливая парней позади себя, отчего те тут же притаились. Крик длился недолго, после послышались возня и шум, но через пять минут все прекратилось, как ни в чем не бывало.
Каждый звук чужого страдания причинял невыносимую боль Чонгуку, который очень живо представлял мучения очередной жертвы, попавшей в ловушку и не имеющей никого, кто мог бы прийти на помощь. Зараженные не слышат, не ведут переговоры, не имеют сочувствия, их не подкупишь и не обманешь. У них одна цель – притупить голод.
Несмотря на опасность, мужчины продвигались вперед. Время неумолимо бежало, но они шагали медленно и осторожно. Где появлялась возможность – срезали дорогу, петляя между домами, так как Канджун знал район как свои пять пальцев. Инфицированных на дорогах было значительно больше, поэтому приходилось держаться подальше от трасс.
Перекресток за перекрестком, сердце Чона замирало каждый раз, когда очередной мертвец подходил слишком близко к ним. Ему казалось, что еще чуть-чуть и их обязательно увидят и сожрут. Сил убегать и сражаться за жизнь совершенно нет, эмоции выжаты до последней капли, и на языке остался лишь горький привкус усталости.
Семимильными шагами команда прошла расстояние до метро, потратив на это несколько часов, если не больше. Сейчас они прятались под навесом какой-то забегаловки, переводя дыхание от выматывающей дороги и интенсивного стресса.
— Нам нужно зайти в хозяйственный и продуктовый магазины, – резко оповестил Канджун, оглядывая местность возле подземного перехода. Множество лавок, киосков и, конечно же, зараженных. Как мужчина и предполагал, тварей было больше в местах скопления людей, например метро или точках торговли.
— Это обязательно делать сейчас? – если честно, Чонгук уже злился. Он настолько вымотался, что еще немного и он добровольно пойдет к тварям, ищущим еду, и любезно предоставит себя, крича во всю глотку «Приятного аппетита!». Парень устал бороться, выдохся и утратил веру в лучшее.
— Если ты не хочешь жрать старую подошву, то да, – огрызается доктор Ли, не отрывая взгляда от дороги, и рассерженно сжимает челюсти. Ему что, больше всех надо?
Парень пропускает мимо ушей чужую злость и решает не накалять и без того непригодную для жизни обстановку. Жрать Чон правда хочет, но что-то более съедобное, чем обувь, поэтому лучше помалкивать и следовать за более рассудительным и умным человеком.
— Давайте уйдем отсюда, а то у меня живот крутит, когда я сильно нервничаю, честное слово, – Хосок выглядывает из-за плеча Канджуна на главную улицу, скуля под нос. Он сильно напуган и хочет как можно скорее завершить это идиотское путешествие, но все же терпит, смиренно сдерживаясь.
Было решено отойти от перекрестка еще дальше, вглубь мелких улиц, и найти там нужные магазины. Все же лучше сейчас найти все необходимое, чем потом делать еще один вынужденный выход в такой мрачный и неприветливый мир.
Чон поднял голову, пока они шли цепочкой вдоль очередного бетонного дома, рассматривая молодые деревья, только-только проснувшиеся от спячки. Весна в этом году прекрасна, без сильных дождей и с буйной зеленью. Вишневые деревья только начали период своего цветения, испуская неповторимый аромат и привлекая пчел и остальную живность. Природа продолжала жить, не обращая внимание ни на что. Парень был уверен, что она очистится и от людей со временем без каких-либо значительных потерь.
Маленькая узкая улочка, в которую пришлось свернуть, пустовала – не видно ни одного мертвеца, живого человека или растерзанного трупа. Никто не пугал своим видом и не поджидал посреди дороги. Если забыть все увиденное, можно подумать, что на дворе обычный ничем не примечательный день. Солнце стоит в зените, ослепляя ярким светом и не давая шансов на укрытие под плотной тенью.
Доктор Ли с серьезным видом поручил Хосоку с Чоном важную миссию – идти за продуктами, а сам направился в строительный магазин. Парни подкрались к окну нужного им здания, с опаской заглядывая внутрь – никого. Все продукты аккуратно лежат на полках, дверь открыта – заходи, бери что хочешь, что даже настораживает как-то. Отсутствие видимой опасности пугает еще больше, чем прямая угроза.
Игнорируя чувство щекочущей внутренние органы тревоги, Чонгук тихо открывает двери, переступая порог магазина. За ним неуверенно следует Хосок, но тут же налетает на застопорившегося Чона, ошарашенно рассматривающего картину на полу. Кое-кто преградил им путь, а именно сложенные в ровный ряд вальтом мертвые зараженные, уже окончательно мертвые, как бы странно это не звучало. Их была дюжина, не меньше. Чонгук не судмедэксперт, но некоторые выводы сделать может. Открытые белоснежные глаза и видимые укусы на теле говорили о том, что люди сначала заразились, а потом умерли, и именно укусы стали вратами для болезни. Также присутствовали множественные колото-режущие раны, ставшие причиной окончательной смерти. Они лежат в проходе, как будто их специально так расположили, приказав сторожить вход.
Прислушиваясь к тишине помещения, Чон хотел развернуться и уйти по громкому сигналу интуиции. Но еда была так близко и так маняще смотрела на него, что парень решил по-быстрому набрать всякой всячины в рюкзак и потом со спокойной и сытой душой убегать отсюда.
Поторапливая медлительного Хосока, выбирающего между чипсами и газировкой, Чон свернул в другой ряд, молясь всем известным богам, чтобы напарник одумался и взял нормальной пригодной для желудка еды. Что может понадобиться в режиме выживания в экстремальных условиях? Долгохранящаяся еда, которую легко употреблять в пищу и брать с собой: всякие консервированные продукты, например тушенка или рыба в томате; сухие продукты, такие как крупы, лапша, орехи, сушеное мясо; специальные обезвоженные обеды, смеси, специи; питьевая вода. Это был лишь небольшой список того, что пришло в голову Чонгука, поэтому парень взял на кассе самые большие пакеты, чтобы вместилось все, что ему могло понадобиться. Канджун уверял, что до его дома осталась одна четвертая пути, поэтому можно немного перегрузить спину и потерпеть, так уж и быть, ведь наличие еды — это одна из основополагающих успешного окончания дня. Да и выживания в целом.
Чон так увлекся выбором продовольствия в виде консервированного тунца, что не сразу заметил копошение со стороны подсобки в глубине магазина. Дальше парень увидел отдел с различными раменами и другими обедами быстрого приготовления и больше не мог ни о чем думать. Вся его концентрация полетела к чертям, Чонгук сгреб целую полку острого рамена в сумку, тихо свистя под нос от радости, ведь это был его любимый вид лапши.
Краем уха он услышал щелчок и тут же повернул голову в сторону звука, и каково же было удивление, когда Чон обнаружил направленное на себя дуло пистолета в руках незнакомца. Пушку с предохранителя уже предусмотрительно сняли, указательный палец был на спусковом крючке, а поза постороннего кричала на полной громкости о готовности стрелять прямо в цель. Еще секунда, и Чонгук присоединится к мертвым зараженным у входа, ложась рядом с ними тринадцатым. Внутри зарождается какая-то невероятная злость от несправедливости и словно огонь, сжигающий пищевод изнутри. Сумка с раменом падает на пол, а парень настолько ошарашен и растерян, что способен лишь поднять руки вверх к уровню головы, сдаваясь, будто его застали на месте преступления.
— Стой, где стоишь, – сурово говорит незнакомец, ни на йоту не расслабляясь от того, что перед ним стоит вполне здравомыслящий и физически крепкий человек. На лице мужчины ходят желваки, вероятно, от внутренних метаний; губы стиснуты в твердую линию, а прищуренные глаза сосредоточены на цели, которой является Чонгук.
— Блять, ты кто? – неожиданно и дерзко спрашивает Чон, не в состоянии размышлять спокойно и вести себя адекватно в настолько экстремальной ситуации. Он и так был на взводе из-за усталости и голода, а вид еды лишь ненадолго прибавил ему сил. Теперь же, похоже, долгожданную пищу пытались отобрать бессовестным образом. Извините, но в условиях катастрофического апокалипсиса Чонгук порвет любого за рамен.
— Я не блядь. Ты откуда тут живой взялся? – не уводя дуло с цели, огрызается напряженный мужчина, которого в это время внимательно рассматривал Чонгук. Собеседник почти полностью скрыт под черной одеждой: широкие штаны с множеством карманов, подпоясанные кожаным ремнем на бедрах; на туловище черная куртка, поверх которой надет плотный бронежилет; массивные ботинки на ногах и плотно облегающие перчатки на руках. За спиной угадывается объемный рюкзак, завершающий этот образ военного. Твою ж мать, Чон попал в отвратительную неприятность.
— Опусти пистолет, и давай поговорим по душам, – говорит Чонгук, надеясь, что чужак поймет, что он полностью обезврежен и не несет никакой угрозы, даже для случайно пробежавшей крысы. Но в его голосе все равно звучит раздражение из-за неприятного разговора, и вооруженный парень, улавливая подавленную агрессию, отвечают ему тем же.
— Откуда мне знать, что ты не псих? – опасный незнакомец не ослабляет враждебности и недоверия, выплевывая грубый вопрос, не опуская пистолет.
— Аналогично, – отвечает Чон, отбрасывая слова, как мяч, передавая подачу человеку напротив, который вызывает негодование и желание уколоть побольнее. Выражения ранят и одного, и другого, как наточенные ножи, почему-то особенно сильно. Если опустишь взгляд, то словно увидишь кровоточащие раны. Неизвестно, к чему приведет их перепалка, разгорающаяся с каждым словом, но факт в том, что ни один из участников не в силах остановить ее. Чонгук лишь надеется, что появится переменная, способная понизить накал разговора, и делает усилие над собой, напоминая, что находится в невыгодном положении. — Может, просто разойдемся?
Фраза, невзирая на смысл, звучит сухо и бестактно, но, кажется, мужчина оценивает чужие старания и на мгновение колеблется, раздумывая, не опустить ли ему пистолет. Было бы просто замечательно, если бы они смогли расцепиться в словесной схватке, не перейдя к физическим увечиям. Когда угроза быть застреленным минует, Чонгук заберет необходимые продукты и как можно быстрее сбежит отсюда, куда глаза глядят, забыв об этом раздражающем человеке навсегда.
— Чонгук, я нашел дофига консервов. А что у тебя тут за встреча? Я тебя посылал за лапшой, а не за военным, – внезапно из-за угла выглядывает беспечный и довольный Хосок, размахивая жестяными банками с мясом, чтобы поскорее обрадовать находке и младшего. Он замирает с другой стороны от незнакомца, замечая пистолет. Видимо, инстинкты самосохранения отключились, потому что вместо того, чтобы спрятаться, парень решает начать переговоры с вооруженным незнакомцем, надеясь на успех. — Эй, мы с миром! Похоже, он не понимает корейский.
Наверное, это выглядит так, будто чужака окружили какие-то сумасшедшие, ведь это объяснение вполне логично. Или же его напарник успел вывести солдата из себя за считанные секунды. За миг откуда-то появившийся нож с легкостью разрезает пространство, словно подтаявшее масло, и вонзается в стеллаж позади Хосока. Тот, ошарашенный, продолжает стоять на месте, моргая и не понимая, что происходит, а потом с опозданием хватается за ухо, отчего на руках остается кровь. Нож рассек край ушной раковины совсем немного, но вид красной жидкости так напугал бедного парня, что от мелкой царапины он тут же начал пошатываться.
— Да он ненормальный, – резюмирует шепотом Хосок, хватаясь рукой за ближайшую полку, чтобы не свалиться на пол в позорном обмороке.
— Стойте, блять, на месте, – шипит теряющий терпение военный, переводя дуло пистолета то на одного, то на другого нарушителя его спокойствия.
— Мы не бляди, – яростно скалится Чонгук, снова заводясь с полуоборота и словесно атакуя дерзкого мужчину. Эта ситуация просто сводит с ума.
И вдруг помещение заходит еще один человек, последний на ближайшее время. Чон не может сдержать громкий смешок, когда видит удлиненное озадаченное выражение лица нападавшего, у которого тут же сбилась спесь.
— Вы чего так долго? – Доктор Ли мгновенно замечает паузу, не понимая, что произошло, и без всяких сомнений подходит к молодому коллеге. За его спиной заметно увеличился рюкзак, в руках появилась дополнительная сумка и, к облегчению Чонгука, ружье. Тот не совсем разбирается в оружейном деле, но ему отчетливо кажется, что в руках доктора настоящий дробовик. Глаза парня округляются от удивления, что тут же замечает куратор. — Заскочил в охотничью лавку.
— Канджун, осторожно, тут неожиданная компания, – слабо подает голос Хосок, чувствуя себя неуютно, будучи отделенным от группы, и пока не заметив защиту их отряда в виде огнестрела.
Канджун сканирует взглядом незнакомца, подмечая существенные детали, и кладет сумку на пол. Он не собирался сдаваться, напротив, так мужчине удалось казаться еще более уверенным и сильным.
— Здравствуй, тебе нужна помощь? – неожиданно доброжелательно и любезно спрашивает доктор Ли, заставляя Чонгука еще шире открыть рот. Такого исхода событий он ожидал меньше всего.
— Кто вы? – вопрос теперь прозвучал без угрозы, лишь с оттенком чистого любопытства, и голос незнакомца заиграл новыми красками. Чужак внимательно осматривает каждого, а затем фокусируется на докторе Ли, отступая на шаг назад, словно демонстрируя готовность к перемирию. Чон потерял дар речи, наконец-то захлопнув рот. Атмосфера больше не казалась ему опасной или напряженной; с приходом коллеги все угрозы словно развеялись.
— Мы врачи из больницы неподалеку, – тут же отвечает Канджун спокойным теплым тоном. Чонгук понятия не имел, что тот задумал, ему всего лишь хотелось побыстрее добраться до пункта назначения и немного отдохнуть. Любая пища вставала поперек горла от стресса и переживаний, поэтому он сегодня еще ничего не ел, лишь немного пил, чтобы смочить пересохший язык.
— Почти все, – добавляет Хосок, отойдя уже от шока, с любопытством наблюдая за происходящим и понимая, что вся надежда сейчас на взрослого доктора. Наверное, в таких экстремальных ситуациях дает о себе знать тяжелый многолетний опыт работы врача с людьми.
— Мы хотели взять немного еды, – без колебаний начинает Чонгук, сделав вывод, что незнакомец не хочет делиться продовольствием и оккупировал магазин для одного себя любимого.
— Куда вы направляетесь? – солдат быстро перебивает его, не обращая внимания на Чона и сосредоточив взгляд только на Канджуна, явно решив, что именно он является лидером группы, с которым нужно вести серьезный разговор.
— Мы спрячемся на первое время у меня в частном доме, а после пойдем к научной базе, – раскрывает все карты за раз мужчина, смотря прямо перед собой, ничего не утаив. Его решительность и откровенность располагают к себе. Вот только под боком наставника начинает сопеть недовольный таким поворотом событий Чонгук.
— Доктор Ли, чего Вы ему все рассказываете? – не выдержал Чон, которому незнакомец совсем не внушал доверия, а напротив, хотелось убежать от него, сверкая пятками на другой конец города. Фигура в темном словно кричала о том, что с ней нужно быть осторожным, а лучше вообще держаться от нее подальше.
Вдруг пистолет в руках постороннего опускается и возвращается в кобуру на поясе, а солдат легко разминает шею рукой в черной перчатке, наклоняя голову из стороны в сторону. Его поза становится более расслабленной и непринужденной, придавая ситуации беззаботность.
— Можно мне с Вами, сонбэним? – вежливо спрашивает военный, снова обращаясь только к доктору Ли. Тот в ответ одобрительно кивает и подходит ближе, протягивая руку для знакомства.
— Ли Канджун, – произносит мужчина, находясь совсем близко к незнакомцу, что показалось Чонгуку весьма опрометчивым решением.
— Пак Чимин, – отвечает солдат, пожимая предоставленную руку достаточно сильно. Его расслабленное лицо выглядит уже не так пугающе: довольно пухлые губы, обветренные щеки и лисьи глаза, сверкающие звенящей пустотой, придают образу неожиданную мягкость.
После рукопожатия военный внезапно отходит немного назад и низко кланяется на девяносто градусов в знак уважения к собеседнику. Канджун проделывает то же самое. А Чонгук, удивленный происходящим, стоит в стороне и не решается подойти ближе. Военный возвращает свое внимание к застывшему Чону и двигается к нему, видимо решив, что пришел их черед знакомиться.
— Чон Чонгук, – твердо говорит парень, будто ставит жирную точку во всей этой канители. Никаких рукопожатий, никаких поклонов. Обойдется. Парень поднимает с пола свою сумку и возвращается к рамену и остальным продуктам, слушая на фоне, как Пак знакомится с Хосоком и извиняется за небольшой порез, уверяя, что попасть в голову не желал, а сделал так, как и задумывал. Ну отлично просто. Теперь они будут идти с человеком, который метает в людей ножи ради собственного развлечения.
Чонгук злился на происходящее вокруг, воспринимая все как одну большую ошибку в матрице. Никак иначе. Они не должны были повстречать какого-то чудаковатого с ног до головы военного, у которого есть не только смертоносное оружие, но и проблемы с головой. Чону и так несколько некомфортно в нынешней ситуации, а теперь будет еще веселее с солдатом с пушкой и ножиками под боком.
Канджун с Чимином отделились от остальных и пошли к другим магазинам, чтобы запастись товарами в оружейном и бытовом. Чон хмуро продолжил складывать консервы в рюкзак ровными столбиками, когда возле него на корточки присел Хосок с банками куриного паштета. Помогая упаковывать еду, Чон умостился пятой точкой на пол, облокотившись на прилавок сзади и взглянул на помощника, заметив на его ухе на месте пореза пластырь с сердечками.
Сейчас он обратил внимание на то, что из-за отсутствия обслуживания магазина скоропортящиеся продукты начали неприятно пахнуть, хлеб был совсем черствым и плесневелым. Морозилки без электричества потекли, и вокруг них образовались огромные лужи, а их содержимое вряд ли еще пригодно к использованию. Только на свой страх и риск. Так что никакого барбекю или рыбы на костре. Им невероятно повезло, что магазин не был разграблен до их прихода. Поэтому теперь они могут взять достаточно провизии и не переживать за нее какое-то время, ведь неизвестно, когда будет следующая вылазка.
— А если он ночью нас всех перестреляет? – Чонгук вслух размышляет с угрюмым выражением лица, пытаясь найти этикетку с обозначением срока годности у хлебцев.
— Как по мне, то в нашей ситуации риск быть укушенным в любую минуту намного выше, – Хосок задумывается всего на мгновение, отвечая и пожимая плечами, а после возвращается к такому важному заданию, как упаковка сухариков со вкусом креветок.
— Неужели ты не находишь его странным? – Чон буквально физически почувствовал, что только он видит истинное положение вещей, но упорно продолжает упускать основную суть, до конца не понимая первопричину враждебности. Все же, он не может доверять какому-то подозрительному типу. А вдруг этот Пак Чимин и не военный вовсе, а убил и обчистил настоящего служащего человека, отобрав у него одежду и оружие.
— А кто из нас нормальный?
И то верно.
На улице все четверо путников воссоединяются. У каждого в руках по массивной сумке с предметами первой необходимости и пищей.
Дорога достаточно узкая, поэтому, следуя друг за другом по обочине вдоль домов, мужчины сворачивают в переулок и выходят к основному проспекту, который им нужно пересечь, чтобы продолжить шествие. На противоположной пешеходной дорожке они замечают группу зараженных, что, толкаясь и шипя, без спешки двигаются в сторону метро. Вдалеке слышится вой сирен военных машин, видимо проезжающих по округе, и инфицированные тут же активно гонятся за источником звука. И вот, спустя пару минут путь освобожден и ничего не предвещает беды.
Трасса скрывается за поворотом и своей извилистостью ограничивает обзор, но это подозрений не вызывает. И четверо мужчин начинают торопливо пересекать проезжую часть, оглядываясь по сторонам и опасаясь, но не возможности попасть под колеса, как в обычное время, а нашествия «зомби». Вдруг Чимин хватает идущего впереди Чона за рюкзак и резко тормозит его, тот в полном непонимании останавливается, остальные замечают заминку и прекращают путь, обратив все свое внимание на солдата.
Пак без слов указывает рукой в сторону, не дожидаясь того, когда его поймут, разворачивается и бежит к мусорным бакам возле старых гаражей. Мужчины следуют за ним, не имея возможности крикнуть и спросить, в чем дело. Тяжесть ноши вызывает одышку и боль в мышцах, но Чонгук не противится, а поддается внезапному порыву. Сейчас злиться почему-то не хочется, главенствует дурное предчувствие.
Парень наблюдает за тем, как военный аккуратно протискивается в узкий проход между гаражами, небрежно оставляя сумки снаружи, и манит рукой следовать за ним, так и не проронив ни слова. Чон ничего не понимает, но сзади его подталкивает Канджун, не оставляя права выбора, поэтому приходится лезть в неудобное пространство следом. Хосок и доктор Ли также умещаются в дискомфортном проеме, потеснив младшего к Паку. Повернуться невозможно, но Чимин, видя недовольство Чона и замешательство на лицах остальных, лишь прикладывает палец к сомкнутым в молчании губам, и никто не решается задавать вопросы. Все выбирают довериться и молча ждать.
Они были уверены, что путь чист. Тем более мертвецы, которых было видно на горизонте ранее, ушли в противоположную от людей сторону. Ничего не стоило преодолеть какие-то несколько десятков метров и скрыться за очередными постройками, но ощущение чего-то поистине пугающего нависло над случайным образом сформировавшимся отрядом.
Шаркающие звуки и рычание толпы доносятся до ушей спрятавшихся, после чего на дороге, где только что проходили мужчины, возникли зараженные. Они размеренно шли вперед без особой цели, путешествуя без конечного пункта. Их становилось все больше и больше, и в один момент показалось, что они соединились в одну цельную однородную массу, мигрируя подобно древнему племени. Твари шли все в одном направлении, заполонив собой всю улицу.
Тошнотворная вонь охватила ноздри, глаза непроизвольно начали слезиться, грудь сковало в тиски. Чонгук от страха закрыл рот руками, чтобы не издать ни малейшего звука, а из него рвались истошный крик и рвота, причем одновременно. Наблюдать за подобным количеством инфицированных – то еще зрелище. Парень видел их из окна, в коридорах, между домов и машин, на расстоянии вытянутой руки, даже прикончил одного... Но такое движение поразило бы любого, даже самого смелого.
Непохожие друг на друга: старики и дети, мужчины и женщины, состоятельные и бездомные. Их ничего не связывало при жизни, а сейчас объединяли покрытые белой пеленой глаза, неестесвенные движения и одна общая цель. Перед Чоном был поток машин для убийств, а не люди. Если хоть один из них заметит выживших у себя под носом – узкое пространство, наличие солдата или даже огнестрельное оружие не спасет им жизни. Некоторые мертвецы проходили всего в метре-двух от места нахождения мужчин. Холодная испарина проступила на виске Чонгука, который не мог оторвать взгляд от зараженных, что шли в поисках новых жертв на сегодня. Они толкались друг о друга, агрессивно рычали, реагировали на любой звук и продолжали брести вперед, словно ими управляли из одного устройства. Куда они направлялись – никто не понимал. Но лишь одно слово объясняло всю суть – голод.
Парень начал замечать, что внешне инфицированные стали выглядеть еще хуже, чем прежде. Теперь от них исходил невыносимый стойкий запах, одежда напоминала лохмотья, грязные волосы слиплись на голове в один клок, а все доступные взору участки были покрыты фиолетовыми ссадинами и ранами, часть которых продолжала кровоточить, более давние же пугали запекшейся до черноты кровью.
Раньше отличить инфицированного от здорового человека было проблемой – внешние различия минимальны. Теперь же это походило на восстание трупов из морга. У Чона голова закружилась от эмоций, руки и ноги дрожали, живот скрутило в новом приступе тошноты, и младший начал усиленно моргать от волнения. Пытаясь отвлечься, парень боковым зрением заметил военного, что стоял неподвижно, словно каменное изваяние. Ни один мускул на его лице или теле не дрогнул, в чужих глазах даже не промелькнула тень страха, ужаса или жалости к несчастным, лишь кристально чистое, как вода из родника, ожидание нужного момента. Чимин был полностью спокоен и не напоминал живого человека, застыв ледяной скульптурой и уставившись в точку перед собой. Его рука зависла над пистолетом в кобуре, другая держала пару метательных ножиков, которые солдат неизвестно откуда и когда достал.
От одного вида этого мужчины становилось зябко и по телу бежали тревожные мурашки, испугавшись то ли военного, то ли инфицированных, а может и всего разом. Чонгук нахмурился, наблюдая за новым знакомым, который ему, мягко говоря, не нравился. Есть в Чимине нечто отталкивающее.
Находиться в одном положении длительное время, не имея возможности даже шелохнуться, достаточно сложно. У Чонгука начали болеть колени и свело судорогой лодыжку, но он терпеливо ждал, проглатывая неприятные ощущения. Парень даже подумал, что еще немного и конечности подведут его окончательно, выдавая хозяина с поличным.
Все же конец шествия был не за горами и мертвецов с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Они не были заинтересованы в мусорке рядом с укрытием, поэтому не задели и припасы группы, которые те спрятали неподалеку. Когда последний зараженный скрылся из виду, мужчины выждали еще минут десять, чтобы орда голодных существ ушла как можно дальше.
Когда стало относительно безопасно, если это вообще возможно в подобной ситуации, команда покинула свое укрытие, возвращаясь к брошенной на произвол судьбы поклаже. Все молчали, никто не решался нарушить тишину и навлечь еще одну беду на их головы, ведь казалось, что не разговаривать в их случае было более безопасно.
Неразговорчивость подчеркивала невероятная усталость. Чонгук видел, что даже энтузиазм бывшего пациента поубавился. У них был трудный день, в котором потрясения настигали одно за другим, и обсуждать произошедшее прямо сейчас никто не хотел. Доктор Ли продумывал дальнейший план действий по приходу в дом, глубоко погрязнув в размышлениях, Хосок был всеми мыслями в своей квартире с кошкой, Чон мечтал о горячем ужине и крепком сне, утратив на сегодня способность переживать о чем-либо еще, а Пак Чимин преследовал свои цели, неизвестные никому, кроме него.
Благодаря Чимину они все еще живы, но это не отменяло того факта, что он Чонгуку уже перманентно не нравился. Все: появление, образ, речь, жестикуляция, сам внешний вид, – все вызывало подозрения.
Что он был за человек?
Если честно, Чон узнавать не хотел и не собирался, так как надеялся, что судьба разведет их в разные стороны так же стремительно, как и свела. Парень понял только то, что этот загадочный военный его очень сильно выводил из себя одним своим существованием. А в причинах разбираться никто не будет.
***
Частный сектор представлял собой вереницу низких домов, плотно прижатых друг к другу. Здесь тише и спокойнее, чем между многоэтажными зданиями, где из окон то тут, то там слышались истошные крики о помощи. Гнетущая атмосфера висела облаком над всем городом и, конечно же, не обошла стороной и этот район. Некоторые машины оставались спокойно припаркованными на своих местах, некоторые были брошены с дверьми нараспашку посреди улицы. Заколоченные окна и забитые двери свидетельствовали о том, что жильцы этих домов прятались внутри, надеясь переждать темные времена в удобных постелях или спрятавшись под столешницей в обнимку с кухонным ножом. Были и жилища с выбитыми окнами. Перед одним из соседних зданий, пока мужчины шли за Канджуном, что указывал путь, и вовсе разбросана разноцветная одежда и всякое тряпье, оставляющее яркие пятна на сером холсте. Можно легко представить обстановку в мирное время, когда дети бегали по округе ничего не боясь, разъезжая на велосипедах, соседки заглядывали друг к другу в гости, а вечером дома тепло светили окошками, обозначая, что семьи собрались за ужином перед телевизором. Сейчас, никто не догадается о том, что творилось здесь пару дней назад, как бы ни старался. Да и особого желание видеть мрачные картины нет. Наконец, доктор Ли подошел к двери одного из целых домов. Внешне небольшое сооружение было ничем не примечательным, хотя внутри выглядело довольно прилично: две просторные комнаты, небольшая кухня и ванная имели скромный и ухоженный вид. Канджун, как гостеприимный хозяин, принялся искать для остальных запасные тапочки после того, как разулся. Когда грязная обувь была спрятана в тумбочке, доктор наглухо закрыл дверь на все замки, подперев ее журнальным столиком. — Нам нужно заколотить окна досками, чтобы с улицы ничего не было видно, – сказал мужчина, относя сумки с провизией на кухню, решив заняться сортировкой всех вещей. Хосок шмыгнул в дальнюю комнату, наблюдая, как дозорный, за происходящим на улице, чтобы не пропустить ни одного зараженного из виду. Чонгук надеялся, что он сможет избежать подобной миссии, но ее возложили именно на его плечи. Помочь же ему должен загадочный новенький, который, если судить по лютому как январский мороз взгляду, был несказанно рад компании. Чон держал найденные в подсобке доски и гвозди, искренне надеясь, что Пак Чимин не отобьет ему пальцы. Их знакомство не задалось с первой же секунды. — Аккуратно только, – говорит Чон, придерживая доску на нужном уровне, в то время как солдат замахивается молотком, четко ударяя по головке гвоздя. — А ты под руку не говори, а то случайно по пальцам попаду, – грубо отвечает Чимин и, отстраняясь, прикидывает, как правильнее расположить доски, чтобы укрепить убежище и оставить небольшой обзор на непредвиденный случай. Поправляя очередной кусок дерева, он с нажимом двигает и руки Чонгука, заставляя поддаться сильному напору. — Тогда тебе же будет больно, – Чон сопротивляется до последнего попыткам подвинуть себя вместе с доской и сверкает негодующим взглядом в сторону солдата, который останавливает все действия и открыто принимает негласный вызов. — По твоим пальцам, – уточняет старший, отчего холод в его голосе и глазах заставляет встрепенуться, будто от глубокого сна, и вспомнить, кто стоит перед Чонгуком. Чимин как ни в чем не бывало продолжает забивать гвозди в оконную раму, но младшему кажется, что он заколачивает их в крышку гроба для молодого доктора. Пока они были заняты укреплением окон, доктор Ли достал переносную газовую плиту и вскипятил воду, чтобы заварить рамен. На вкусный запах еды живот Чонгука тут же очнулся и издал протяжный зов. Парень украдкой посмотрел на Чимина, который ухмыльнулся подобным подглядываниям, не отвлекаясь от работы. Когда миссия была успешно выполнена, то Пак и Чон разбежались в разные углы комнаты аж до того времени, пока их не позвали к столу. Закрыть окна плотной тканью решили после ужина, чтобы не тратить драгоценные свечи попусту. Чон не мог не сиять от радости, ведь это его первый полноценный прием пищи с начала всего безумия. Лапша с консервированным мясом окружена приятным теплым паром, привлекая к себе всеобщее внимание и увеличивая слюноотделение. Пожелав друг другу приятного аппетита, мужчины молча накинулись на еду, стуча палочками и ложками о тарелки. Чонгук был почти счастлив, горячий бульон согревал прозябшие внутренности, а еда оседала в желудке, даря спокойствие. Именно это ощущают зараженные? Наверное, нет. Ведь насытившись, Чонгуку не хотелось в ярости искать еще больше пищи, разрывая пакеты из продуктового магазина. Ему хотелось лишь сладко потянуться и уснуть на относительно мягкой горизонтальной плоскости. — Мы должны выдвигаться как можно скорее, – по окончанию трапезы заключает доктор Ли, вытирая рот и руки салфеткой. — Есть причина для спешки? – спрашивает Чимин, не скрывая свое изрядное любопытство, отчего на переносице младшего образовалась складка кожи. Рядом с солдатом Чону было неуютно и он попросту забывал о существовании нового четвертого человека, пока не натыкался на него глазами и каждый раз удивлялся и тут же расстраивался. Любое его слово или действие поднимало немалое раздражение в груди, нагоняло хмурые тучи на глаза и сковывало мышцы болезненным спазмом. Или, может, это просто усталость так давит на самочувствие. — Да, – отрезает Канджун, показывая, что не намерен продолжать, вот только заинтересованным был не только новоприбывший военный. — Почему мы должны спешить? – вклинивается уже Чон, внимательно рассматривая присутствующих, чтобы не пропустить ни одной микроэмоции. Хосок старался смотреть на всех, кроме него, ковыряясь палочками в уже остывшей лапше, оставшейся на дне тарелки – от него помощи ожидать не стоит. Пак единственный, кто тоже хотел распросить Канджуна, что именно служит причиной подобной спешки, ведь логичнее сейчас залечь на дно и набраться сил. Вопрос остался без ответа. — Ладно. В любом случае, мы должны отдохнуть достаточно, – раздосадованный Чонгук резко встал из-за стола, поспешно собирая посуду, чтобы поскорее покинуть комнату и отпустить ситуацию. Ему не нравилось ощущение дискомфорта между собеседниками, не присущее их группе ранее. Возможно, Канджун не мог говорить ввиду присутствия чужака, которому пока рано доверять, а, может быть, он теперь не хотел делиться ни с кем. Чертов Пак Чимин. Почему он к ним прицепился? Вызвавшись мыть посуду, Чон тер губкой тарелки в тазике с водой с особым усилием, обдумывая события, произошедшие за сегодня. У них получилось выбраться из больницы и добраться до другого укрытия, они даже нашли достаточное количество продуктов и снабдили себя разнообразными бытовыми вещами и оружием. К последнему парень не прикасался и даже в ту сторону не смотрел, но умом понимал, что сейчас это является большим для них бонусом. Завтра предстояло навести порядок в личных вещах и поделить инвентарь поровну между собой. Вот только Чон не хотел брать ни нож, ни охотничье ружье, ни пистолет. От одной мысли о том, чтобы защищаться от кого-то, воскрешался образ больничного коридора, живого мертвеца напротив парня и брызги крови на стенах. Хотелось бы, чтобы это событие прошло бесследно для юного доктора, но, кажется, еще некоторое время нужно будет помучиться перед тем, как оставить травмирующий эпизод в прошлом. Чонгук, вытирая сухим полотенцем посуду, тайком проверил нахождение Чимина – он разбирал свой рюкзак, разложив вокруг себя на полу орудия пыток в виде уже знакомого пистолета, метательных ножиков, нескольких охотничьих ножей, увесистого запаса патронов и автоматической винтовки, которую старший прятал за спиной на лямке. Далее мужчина принялся тщательно проверять состояние своего сокровища, открыв посреди комнаты центр диагностики. Он проделывал это педантично, с неким удовольствием, что сквозило через весь образ сидевшего по-турецки на полу Чимина, который определенно помешан на подобном. Чону выделили матрас с подушкой, комплект чистой одежды и белья. Парень был безмерно благодарен Канджуну за то, что может стоять в душевой кабине и лить из кухонного ковша теплую воду, смывая мыло уже с себя, а не с тарелок да чашек. Тело устало от пережитого настроения, валилось на кафель, не в состоянии держать собственный вес, и сопротивлялось каждому движению. Чонгуку уже все равно, смыл ли он всю пену со спины и волос, поэтому в последний раз ополоснув лицо, вышел из кабинки к зеркалу, повязывая полотенце на пояс. Оттуда на него смотрели упавшие в лужи синяков глаза, обладатель которых обрывисто дышал сквозь потрескавшиеся губы. Вместо света на раковине стоял фонарик, слабо освещающий пространство вокруг. Чон хорошо видел свою грудь, покрытую мурашками, руку с татуировками, фиолетовые ссадины на плече и стертую неизвестно когда и обо что скулу. Его тело было измучено психически и физически и доведено до предела возможностей. Откровенно хочется рыдать и ударить кулаком по стеклу одновременно, а вот себя видеть совершенно не хочется. Парень делает глубокий вдох и не выдыхает, закупоривая дыхательные пути. Пусть воздух останется в нем и заглушит все переживания, все мысли, всю горечь. Чонгук пытается протолкнуть его как можно глубже, пока на глаза выступают скупые слезы. Ты, кусок дерьма, не будешь плакать. Протяжный и глубокий выдох, нечто черное и колючее покидает грудную клетку вместе с углекислым газом. Становится немного легче. Вдруг влажную спину обволакивает сквозняк, Чон поворачивается и видит, что дверь в ванную бесцеремонно открыли, нарушив личное пространство. Кто же это мог быть? Конечно же, Пак Чимин. Это имя уже вызывает терпкий привкус яда на языке и чувство горькой необратимости. Силуэт мужчины в приглушенном свете кажется донельзя таинственным, его темные волосы упали на глаза, а губы в полуулыбке привлекали внимание. Чимин избавился от бронежилета, куртки и перчаток, оставаясь в черной майке и штанах. Он безмятежно стоит в проходе, как посланник Сатаны, которому все дозволено. — Чего надо? – грубость тона никак не убрать, поэтому Чон даже не пытается сделать вид, что нейтрально относится к солдату. — Подумал, что ты утопился, – насмешливо говорит Пак, складывая руки перед собой в замок и наклоняя с открытым интересом голову в сторону. Словно хищник, дразнящий жертву и желающий с ней поиграть. — Обрадовался? – Чонгук хмурится, надеясь поскорее закончить этот бессмысленный разговор, ведь градус его злости растет с каждой секундой. Еще немного, и парень начнет открыто рычать зверем на потревожившего момент его самобичевания, доказывая, что острые зубы есть не только у солдата. — Врать не буду, – Чимина же вся ситуация веселит, он рассматривает в полумраке переносного фонаря черты лица собеседника: угрюмые заломленные брови, большие глаза, глядящие из-под тяжелого лба, нервозность в виде содранной кожицы на нижней губе. — Вали отсюда, – отрезает Чонгук, надвигаясь медленно, в попытке вытеснить из комнаты нежданного гостя. — Без проблем, освобождай быстрее ванную, – машет рукой и разворачивается спиной к собеседнику Чимин. Его образ излучает мрачную энергетику, способную потушить настоящий лесной пожар. Ощущения такие, будто стоишь перед входом в темную пещеру – точно знаешь, что внутри монстр, но все равно дразнишь его пальчиком. — Я говорю в общем – вали отсюда. Чимин поворачивает голову и смотрит внимательно, держась рукой за дверной косяк. Обводит взглядом полуголую фигуру и улыбается слишком радостно для момента, отчего глаза превращаются в щелочки, а щеки придают образу неестественный для этого человека вид добросердечности. Между губами на мгновение виднеются зубы. Это настоящий плотоядный оскал, а не обычная милая улыбка. — Какой ты заботливый, – солдат оказывается непозволительно близко, взглянув снизу вверх на младшего, но его присутствие подавляет, словно невидимая сила подминает все вокруг, требуя безусловного подчинения, как если бы он смотрел с вершины большой горы на ничтожную букашку, – откровенно говоря, ты мне тоже не нравишься. Давай так, я не лезу к тебе, а ты не трогаешь меня. Договорились, лапушка? Пак улыбается ярко, поглаживая татуировки на плече собеседника, оставляя в местах прикосновения яркие вспышки ожогов, а после кладет пальцы на подбородок Чона, надавливая и с силой опуская его голову в знак повиновения. Чонгук вырывается из хватки, мысленно проклиная провоцирующего Пака, что дарит последнюю, особо ядовитую улыбку и разворачивается к выходу. Кажется, его повеселило представление, которое он сам себе устроил. Чонгук закипает как чайник – из ушей пар идет так уж точно. Он не понимает, что с ним происходит, ведь никогда не был настроен агрессивно по отношению к кому-то без особой причины. А тут появляется этот мужчина, который точно катализатор действует на молодого доктора, вытаскивая из души наружу все самое отвратительное и изуродованное. Чон резко хватает Чимина за плечо, разворачивая к себе, прежде чем тот выходит из комнаты, чтобы оставить последнее слово за собой. Вот только он не взял в расчет то, что перед ним не простой человек, а военный с физической выдержкой и опытом. Мгновение – и вот уже младший прижат к стене, его тело обездвижено, а дыхание перекрыто предплечьем Чимина. Чонгуку остается только трепыхаться как рыба, выброшенная на берег, в попытке хотя бы так оказаться ближе к воде. — Только что был наглядный пример, что будет, если ты нарушишь нашу договоренность, уяснил? – уже серьезным и угрожающим тоном Чимин вбивает в голову парня, кажется, один из гвоздей, которыми они пользовались ранее. Вокруг Чона сгущается темнота, пожирая искусственный свет и все хорошее. — Да пошел ты, чертов Пак Чимин, – злобно рычит Чонгук, не прогибаясь под натиском, и, поддавшись эмоциям страха и разочарования, что скопились за последние дни, буквально плюет слюной в лицо объекту своей злости. Он ожидал все что угодно – ударов, ярости, трехэтажных матов, но никак не громкого хохота, которым разразился Чимин, отпустив Чона и сложившись пополам, хватаясь за живот. Этот Пак реально какой-то псих. Отсмеявшись как следует, старший вытер проступившие слезы и, махнув на Чона, мол «живи пока», наконец-то вышел из ванной, плотно закрыв за собой дверь. Он, видимо, правда повеселился. У Чона же руки чесались догнать и врезать в наглую рожу. Но тут парень вспомнил, что стоит полуголый, и еще больше разозлился. Ни воспитания, ни совести у этого надоедливого солдата. Чонгук, надевая чистую одежду, думал о том, что стоит держать себя в руках хотя бы ради остальных, ведь размолвки внутри отряда могут причинить вред и другим. Поэтому предложение этого полоумного вполне разумное. Надо быть рассудительнее и не вестись на провокации. Легко сказать – тяжело сделать. Парень быстро натянул на тело растянутые штаны и футболку, надеясь, что позже найдет что-то более комфортное, и завязал влажные волосы в хвост сзади. Сил больше нет, поэтому Чонгук падает на матрас сразу после того, как договаривается о времени своего пробуждения для посменной вахты, и тут же проваливается в темную яму сновидений. А там его ждет вызывающий приступ агрессии и раздражающий каждый нейрон военный с острыми улыбками и ножами. И еще кое-какие ужасы. Никакого покоя, даже во сне.