Patient Zero

      Когда Чон приходит в сознание, за окном пролетают последние минуты заката, еще немного и поздний вечер перейдет в темную ночь. День парень пробыл в глубоком небытие, и теперь все его тело ломит от длительного пребывания в слишком неудобной позе. Сначала Чонгук полностью дезориентирован и не понимает, где находится, но как только он случаной бьется головой о стол, резко поднявшись, сразу все вспоминает. Удушающими волнами накатывают события последних суток, и Чон тихо воет в рукав от мерзости ко всему, что окружает его, и от самого себя в том числе. Он может здраво рассуждать, сознание не утеряно в густом мраке, а значит парень с чистой разумом дальше будет поддаваться испытаниям туманного будущего.       Тут же вспомнились привычное утро на прошлой неделе в одинокой квартире, орущий чайник на кухне, очередная популярная песня на фоне и надоедливые часы. Серый быт Чона остался теперь в далеком прошлом, и резко то, что надоедало и раздражало до белого каления, превратилось в нечто, по чему скучаешь до беззвучных рыданий и скрипа ржавчины в сердце. Скучаешь скорее по ощущениями себя в том времени, которое уже стало воспоминанием, призраком, небылицей. Утраченное обрастает невиданной ценностью для него не в первый раз. Чонгук бы все сделал, чтобы вернуться в такое однообразное сонное утро, где уют одинокого человека с шумом приборов и телевизора зовет к себе воображаемым тихим шепотом.       Если копнуть глубже яму размером с четырехэтажное здание, то можно понять, что Чон не хочет возвращаться на неделю или даже месяц назад, его также не волнуют прошлое и жизнь на окраине города. Он бы вернулся в то время, когда его квартира ему еще не принадлежала, а одиночество было пустым словом на страничках драматических книг.       Поднявшись на четвереньки, парень подполз к стеклянной перегородке между комнатой и коридором. Такие были в каждой палате – своеобразное окно для присмотра за тяжелобольными. Вглядываясь в темноту помещения, Чонгук четко осознал, в какой западне он оказался – снаружи везде бродили живые мертвецы. Их тени шаркали по помещениям, бесцельно сновали то тут, то там, цеплялись за баррикады, которые соорудили ранее доктор Ли и Чонгук, и поднимались, чтобы продолжить свое напрасное шествие. Трупный запах проникал в помощение сквозь щели и оседал на единственном здравомыслящем человеке, пытаясь растравить его одежду и кожу до глубоких воспалений.       Главный выход был подперт шкафом, что надежно перекрывал путь не только зараженным, но и Чону, а двери, через которые он пришел в этот раз, находились в другом конце коридора. Со всем желанием, силой и скоростью, присущими здоровому парню, добраться до них невредимым не предоставляется возможности.       Ситуация не из лучших, однако. Чонгук обратно сел на холодный пол, нечитаемым взглядом уставившись в одну невидимую точку, пытаясь разобрать шум тысяч назойливых мыслей, что гудели в голове как пчелы в улье.       Сколько у него времени? Его исчезновение заметят? Кто-то придет и наткнется на инфицированных, а это является большой опасностью для всех этажом ниже. Чон вспоминает о пациенте, ради которого была затеяна вся эта вылазка, и сокрушенно цокает языком. Как он в данный момент? Ему стало легче? Об инсулине теперь можно только мечтать.       Тело двигается машинально: Чонгук подползает к окну, выглядывая наружу – тишина и пустота. Даже сирены не воют, как в первый день, все выжившие спрятались и затаились в страхе быть найденными. Зараженные свободно разгуливают по улицам, не обращая внимания на глухие выстрелы где-то вдалеке. Очевидно, что нашлись смельчаки, готовые бросить вызов неизвестной инфекции и попытаться скрыться прежде, чем опасность настигнет их. Возможно, кому-то даже повезет в схватке с беспощадной смертью.       Свет везде отсутствует, уличные фонари потухли надолго, большие многочисленные окна взирают на зрителей смоляными глазами демонов, пытаясь засосать невинные души внутрь. Никаких разноцветных гирлянд и бумажных фонариков. Рассчитывать можно только на луну. Вот ее выхода Чонгук и ждет, как слепец шанс на прозрение. И луна выглядывает через некоторое время, робко и аккуратно даря частичку себя молодому доктору, а так как облаков нет, то разрешает использовать свои услуги длительное время и спокойно осмотреть комнату.       Чон оказался в обычной реанимационной палате: передвижная кровать, аппаратура для мониторинга жизненно важных показателей, стол, переносной заряженный дефибриллятор. Ничего странного не наблюдается. Дверь он плотно запер утром на встроенный замок, и теперь, стараясь действовать тихо и незаметно, Чон решил перетащить стол, образуя очередную преграду в случае обнаружения зараженными его укрытия. Благо, мебель не была прикручена к полу и легко поддалась на уговоры доктора помочь обезопасить свое личное пространство.       Дальше Чон снова вернулся в полусогнутом состоянии к окну, чтобы его случайно не заметили мертвецы, и, выпрямившись, он попытался рассмотреть соседние окна и этаж ниже. К сожалению, пожарная лестница слишком далеко и не может стать путем побега, а подоконники и выступы достаточно узкие, чтобы без страховки пытаться спуститься вниз. Как вариант, на будущее Чон решил подумать над приспособлением для удачного спуска на четвертый этаж и попробовать соорудить снаряжение из подручных средств. Подумав еще минуту, парень стянул на пол матрас, аппаратуру, а пустой каркас кровати перетащил на место стола возле двери, ведь он боялся, что при свете дня его могут легко заметить из коридора. Нельзя было точно сказать, видят ли зараженные или ориентируются только по слуху, поэтому рисковать лишний раз пока что не стоит.       Рюкзак разбирать Чонгук принялся в последнюю очередь, так как его запасы были скудными. Благодаря Хосоку парень богат на несколько пачек чипсов, сухариков, один сухой рамен и три бутылки воды вместительностью по пол-литра. Также присутствовали сменная одежда из личного шкафчика работника больницы, зарядка, ключи от квартиры, телефон, две ручки, банковская карточка и мелочь на дне рюкзака, на которую в обычное время можно купить либо булочку в круглосуточном магазине, либо оплатить проезд в метро.       После сортировки всего имеющегося, Чон решил взяться за себя. Стянув через голову перепачканную в крови толстовку и пропитанную потом футболку, он тщательно осматривает тело на предмет царапин или укусов, ведь в суматохе на фоне стресса и запредельной концентрации адреналина в крови можно легко не заметить травму. Такое часто случается с участниками уличных драк или дорожно-транспортных происшествий. Татуировки на руке даже в свете луны выглядят потускневшими, Чонгук привык их прятать за длинными рукавами халатов, поэтому недолго рассматривал и сейчас. Ему становится больно от всего, что толстым канатом связывает с гнетущим прошлым.       К счастью, серьезных повреждений не оказывается. Несколько синяков, но это пустяки. Чонгук оставляет одну бутылку для технических минимальных расходов, так как неизвестно, сколько ему придется здесь сидеть. Склонившись над медицинской уткой, сидя на полу, парень тщательно моет руки и лицо, надеясь, что кровь инфицированного не попала ему в глаза или рот, старательно протирает напряженные плечи и торс. Простые привычные действия помогают собрать торопливые мысли в порядок и прийти в себя. После водных процедур Чонгук натягивает на тело свежую футболку и легкую куртку на застежке – его последняя одежда. Штаны пострадали меньше, да и менять их попросту не на что.       Когда вещи отсортированы, а тело рухнуло на матрас, руки сами берут телефон с почти полной зарядкой, и такая очевидная догадка стреляет в его бренную душу навылет. В списке контактов сразу находится «Куратор», и нажимается зеленая трубка. Палочки связи дают слабую надежду на успех, слышится гудок – за ним второй, а после яростный голос, не терпящий неповиновения.       — Чонгук, мать твою, ты решил меня в могилу отправить раньше этих «зомби»?! – голос врача настолько громкий, что приходится даже отодвинуть телефон от уха.       — Доктор Ли, они по всему пятому этажу, будьте осторожны, – главное – это предупредить об опасности остальных.       — Я знаю, идиот! – Канджун буквально шипит в трубку и замолкает на несколько долгих секунд, после чего продолжает уже более собранным тоном, — ты в безопасности?       — Относительной, – ответ получается слегка неуверенным и испуганным, ведь Чон осознает – спасать его вряд ли придут. Шанс на успех подобной миссии один к миллиону, и никто не решится подписать себе смертельный приговор. Тем более парень не хочет взаливать на других людей свои проблемы. Он сам виноват в произошедшем и сам со всем справится, правда, пока что неизвестно каким образом, — я постараюсь выбраться.       — Малец, как же ты бесишь! – мужчина вновь срывается и орет в трубку, пытаясь оглушить несносного интерна. Он хочет еще что-то сказать, наверное, пару ласковых, но связь вдруг прерывается и в трубке слышны лишь короткие гудки.       Чонгук внимательно смотрит на экран – такая необходимая сотовая связь бесследно исчезла, оставив после себя только знак восклицания. Как невовремя! Телефон тут же летит в рюкзак, больше не нужный своему огорченному владельцу. Чон разочарован, что не успел расспросить о «тяжелом» пациенте с диабетом, состоянии остальных людей и обстановке в отделении. Он искренне беспокоился о самочувствии других, окруженный со всех сторон непреодолимыми преградами.       Собственное состояние отошло далеко на второй план. Если начать глубоко размышлять о положении собственных дел, то существует угроза вновь впасть в уныние, но вместо предполагаемой грусти Чонгук начинает беспомощно злиться, раздирая ногтями кожу на костяшках до красных следов. Наверное, ярость так же заразна, как и новая болезнь, превращающая людей в монстров.       Парень бездумно рассматривает голые стены палаты, прислушивается к звукам в коридоре и ложится в самодельное ложе на полу, разглядывая на потолке одинокую люстру. Можно представить, что все как обычно – он попал в больницу и лежит в палате ночью не в силах уснуть от внезапно ужасного одиночества, прямо как в детстве.       Вернуться в прошлое всегда было и остается самым большим желанием двадцатисемилетнего парня, хоть это и невозможно. Если честно, он в какой-то момент своей жизни решил, что для него все уже предрешено. Так как возможности повернуть на прошлый чекпоинт и переиграть уровень нет, приходится продолжать дальше с имеющими ошибками и потерями. Но Чону давно уже не нравилось, как складывается его жизнь, и иногда его посещали достаточно решительные мысли, что лучше бы она побыстрее закончилась. Никаких тревог, волнений, беспокойств, сомнений, опасений, переживаний, смятений, потрясений, забот, страхов. Лишь тишина и невесомость. Это были всего лишь мысли, которые парень пытался заглушить учебой и работой. К действиям он не приступал. А тут вдруг началась масштабная эпидемия со смертельной опасностью, вытесняя унылые рассуждения и выводя на первый план потребность самосохранения. Очень занятно, однако.       Чонгуку самому интересно, сколько он протянет в нынешних условиях. Пока что получалось очень даже неплохо, ведь у него появилась благородная и достойная цель, которую неосознанно привязал ему доктор Ли. Узнавать больше о зараженных – это занимательный процесс, во время которого чувствуешь себя юным исследователем, ступающим первым на не тронутую человеком почву. Чон с нетерпением ждал результатов анализов крови и спинномозговой жидкости, а ведь его коллеги, скорее всего, все уже знают. После он бы напросился остаться со своим куратором в научном центре, чтобы не слоняться без дела, и пригодился бы там. Когда есть чем себя занять, то становится проще даже дышать, а ужас происходящего и навязчивые мысли уходят далеко на периферию.       Единственное, чего, как думал парень, ему не хватает – это тоски по кому-то живому. Наблюдая за тем, как плачут остальные люди, потеряв связь с родными, как волнуются за своих близких, как переживания подкашивают их, лишая сна, Чонгук откровенно завидовал. Пусть это и был травмирующий опыт для прочих, нервы выжимали последние силы, а мозг не был в состоянии думать о чем-то другом, – это то, в чем неимоверно сильно нуждался Чон.       Знаете, одиночество – это не что-то романтичное, когда ты самостоятельный и сам себя обеспечиваешь, ни в ком не нуждаешься, ходишь по улицам, подпевая любимые песенки, распоряжаешься своим графиком и в выходные выгуливаешь собаку и проводишь время с друзьями.       Нет, это все не для Чонгука и не о нем.       Одиночество – это прожигающая насквозь слизистую язва, о которой помнишь ежесекундно, пытаешься залечить, садишься на строгую диету, принимаешь сильнодействующие лекарства, но она все равно дает знать о себе. Это когда под ребрами болит до потери пульса, когда земля уходит из-под ног и хочется громко выть от невыносимой боли, а ты надрывно терпишь, ведь по-другому никак. Никакие таблетки тут не помогут залечить открытую рану.       Язва мучительно разъедает нутро до размеров черной дыры, и в итоге однажды за вечерним просмотром телевизора ты сам в нее неуклюже сваливаешься. Сначала не замечаешь, как скользишь к краю, а потом… Бац, и ты уже где-то на дне ямы.       У Чонгука коварная болезнь развилась до той стадии, когда на дне воронки, кажется, уже не так тошно. Он давно не мучается риторическими вопросами, не пытается сойтись с первым встречным в отчаянии и даже не заводит друзей по переписке. Его привычный ритм жизни был одиноким и болезненным, но что поделать, если из пропасти нет лестницы или дверей. Никто даже веревку не спустит.       Так что да, он завидовал людям, которым есть о ком переживать и заботиться.       Незаметно Чон сгрызает полпачки сухого рамена с прохладной водой и тянется к телефону. Неизвестно сколько ему здесь сидеть. В мыслях всплывает воспоминание о растерзанном зараженном и несчастном пареньке, что искал препараты для облегчения собственных страданий, его крики невозможно забыть. Также Чонгук отчетливо помнит мертвеца, который напал на него. Это был мужчина средних лет в больничной одежде, немного потрепанного и весьма непримечательного вида, если не брать в учет его попытку потрапезничать Чоном.       Парень закрывает лицо влажными от пота ладонями и пытается себя хоть как-то успокоить. Ему потребовалось это сделать, он не мог по-другому. Но разрушительные сомнения выгрызают червоточину, возражая: «Конечно, мог. Ты мог убежать, мог просто повалить нападавшего, но не убивать его. Ты мог сделать все что угодно, кроме перерезанной глотки».       Появляется некая тягостная неопределенность в собственном "Я". А знает ли Чонгук, какой он человек на самом деле? Вдруг он всю сознательную жизнь ошибался насчет себя и внутри его тела прячется кровожадное чудовище. Отвращение выросло до размеров планеты: не хотелось бы стать очередным изощренным психопатом из корейских дорам. Неужели это может быть о нем?       Чонгук всегда старался защищать людей, помогать им и быть хорошим доктором, а в итоге что? В итоге он зарезал одного собственными руками. Конечно, он четко понимает, что этого противника человеком назвать сложно, и Чон защищался, чтобы его самого не разорвали на куски. Только жалкие оправдания не отметают чувство вины и самобичевания, ведь это слишком оглушительное потрясение – убийство себе подобного.       Парень поднял свои руки вверх, рассматривая подрагивающие бледные пальцы на фоне белого потолка. Он усердно отмывал тело от следов сражения, но сейчас в приглушенном свете луны казалось, что его руки по локти в темной густой крови, которую никогда не смыть. Что с ним сотворит туманное будущее? Чон окончательно растеряет человечность?       Чонгук пришел к довольно унылому выводу, что все люди в итоге превратятся в монстров. Кто-то заразится неизвестной болезнью, разрушающей мозг, а кому-то будет достаточно предоставленной свободы действий, чтобы перевоплотиться без посторонней помощи и дать волю худшему в себе.       Время растекалось водой, растягивалось рекой, наматывая сотни километров, а после сливалось в глубокое озеро, пытаясь утопить в себе. Сложно понимать, вот так лежа на полу без дела, сколько точно прошло часов, минут, секунд. Чон сначала пытался уснуть, а после того как затея с треском провалилась, лежал, не двигаясь, и предавался воспоминаниям, что ярко всплывали в голове сами собой, честное слово. Не успел и понять, как глаза уже просматривают ленту галереи в телефоне, что определенно не является лучшим решением для сегодняшнего дня. Чонгук убегал от прошлого уже около двух лет. Оглянись назад – и оно, догнав бессильного паренька, жестоко откусит ему голову. Но юное сердце невыносимо болело при любом исходе.       В определенный момент фото в телефоне стали намного выразительнее, живее, улыбчивее. Они светились нерушимой любовью, которая насквозь проходила через зрителя. Рядом с Чонгуком на картинках мелькали родители и младший брат, что жизнерадостно улыбались в камеру, махая руками, сопровождали Чона на выпускной из школы, в университете, путешествиях. Везде, где нужна была помощь, поддержка или сплоченность. Одним словом – семья. Последнее теплое фото – заправка и две руки с еле теплыми хот-догами.       Это был солнечный весенний день. Они ехали домой из поездки в Сеул, разговаривали о планах на будущее и возможности переезда Чонгука в столицу, а тот неохотно отнекивался, ведь ему было хорошо и дома. Он правда любил свой город, море и людей рядом.       Казалось бы, взрослый человек уже, почти с высшим образованием, сформировавшаяся личность, нужно жить отдельно. Только кто установил эти правила – непонятно. У Чонгука были свое личное пространство, друзья и даже отношения. Он собирался в скором времени снять квартиру на первую зарплату и навещать родных каждые выходные, открывая родительский дом своим ключом и ставя на стол очередные свежие пирожные. Его мама так любила сладости.       Это было его комфортное спокойное будущее. Близкие люди дарили невероятные силы двигаться дальше, после учебы они крепко обнимали, готовили вкусную еду или ласково трепали по голове, и сразу становилось легче. Дышать, учиться, работать, жить. Чон ценил это всем сердцем. Как он мог самостоятельно уехать в неизвестность, если ему еще нужно было научить уму-разуму младшенького?       Тогда они возвращались на машине домой в последний раз, но еще не знали об этом. Чонгук не понял, что произошло. Его наушники тогда вылетели из ушей, телефон упал под сидение, секунды казались вечностью. Скрежет взорвал барабанные перепонки, ремень безопасности врезался в плечо, женский крик навсегда резко прервался.       Что со мной?       Все произошло молниеносно. В будущем парень хотел получить права, но это осталось в неосуществленном прошлом, ведь он не мог, не после того, как его семья исчезла под деформированным металлом.       Чон не помнит последних слов родителей, последнего взгляда на младшего брата, не помнит, как выбрался из машины или как ехал в скорой. Он очнулся в больнице, где ему сообщили о непоправимом. В то же мгновение Чонгук прирос к кровати всем своим слабым и бесполезным телом и не говорил ни слова на протяжении двух долгих недель, отмахиваясь от психолога и лечащего врача, так как был уверен, что его нагло обманывают. Весь персонал больницы сговорился и почему-то жалел его, что было лишним. Первым, что он сказал было: «Это не смешно. Пусть они придут». Позже доктор заявил, что работники скорой нашли его возле места происшествия, и каким образом парень покинул машину – Чон никак не вспомнит.       В настоящем времени под пеленой воспоминаний Чонгук, проглатывая твердый и колючий ком в горле, смотрит на фотографию мамы с папой, которые улыбаются ему сквозь экран.       «Вы хотели, чтобы я жил?»       Парень был уверен, что ответ родных был бы примерно таким: «Чонгук-и, ты – наше будущее».        После осознания произошедшего сначала парень неистово злился, что его оставили, потом тщетно просил вернуться, в итоге хотел уйти сам. После выписки находиться в родительском доме стало невозможно, поэтому без раздумий Чон продал его и половину вещей, остальное раздал, а себе же он оставил немного безделушек, которые напоминали время от времени, что все произошедшее – не выдумка. Например отцовские часы, любимые сережки и колье матери, альбом с рисунками младшего брата. А полученными от продажи деньгами парень оплатил часть кредита за учебу. Профессия доктора для Чонгука – это была общая мечта семьи, и осуществить ее стало целью дальнейшего существования.       Вот только парень не учел одного. Когда вышел на практику, он вдруг понял, что после аварии он ненавидит больницы, запах медикаментов, белый цвет, писк приборов и остальную привычную для врачей дребедень. Тошнота образовывалась уже на подкорке, бросаясь болезненными моментами прямо в лицо. Это то, с чем со временем пришлось смириться, подавлять позывы, натягивать улыбку, сжимать до боли кулаки и работать так, будто это было настоящим призванием.       Несмотря ни на что, Чон упорно шел к своей цели до начала чертового апокалипсиса, и он жил той жизнью, которую сумел создать себе сам. Друг отца помог попасть в неплохую больницу, тетка из Тэгу отправляла открытки на дни рождения и новый год, а друзей разбросало по миру работой и учебой. На этом близкое общение с кем-либо заканчивалось.       Одиночество – это то, что невозможно подловить и избежать, ведь если оно захочет, то придет даже в самом людном месте посреди перекрестка. Найдет тебя в шумной компании, в переполненном торговом центре или оживленном сквере с тем же успехом, что и в одинокой квартире под мерное тиканье часов.       Погруженный в прошлое, Чонгук не заметил, как провалился в глубокий сон в настоящем. Телефон упал из рук беспокойно спящего парня рядом на пол ярким экраном с открытой фотографией дорогих сердцу людей к потолку.       Может и хорошо, что они не видят, какое будущее у их сына.

***

      Следующий день пролетел незаметно и тоскливо, вестей от людей с четвертого этажа не было и не предвиделось. Чонгук растягивал прием пищи и воды, как только мог, вспоминая расплывчатые картинки из фильмов, где герои стойко выдерживали испытание голодом и жаждой, только у Чона все происходило взаправду, а не по сценарию. Парень приложил имеющиеся усилия для сооружения каната из подручных материалов, таких как простынь и пододеяльник, чтобы попытаться как-нибудь спуститься по внешней стороне здания, когда совсем будет худо. Пока что получалось так себе, ведь дешевая ткань рвалась при малейшем проявлении к ней силы, показывая свои расшатанные нервы. Чон сокрушенно отбросил все попытки от себя подальше, думая о том, что находится в ловушке уже больше суток и не может даже представить, каким путем ему выбраться.       Живые мертвецы разбрелись по всему периметру, что парень приметил еще днем, рассматривая по возможности мрачный коридор и делая для себя совершенно неутешительные выводы. Как ни старайся, даже в самых дерзких мечтах, ему не суждено выбраться из этого места.       Немного за полдень послышался неизвестный грохот с улицы со стороны главного входа. Через рупор, усиливающий звук до болезненной головной боли, начали крутить, как заезженную пластинку, короткие и емкие правила эвакуации. Шум привлек нерасторопных зараженных, и они тут же со всех ног понеслись к его источнику, надеясь вкусить свежего мяса. Раздался гул выстрелов с разных направлений – нападавших отстреливали так, словно безоговорочно и решительно производили очередной убой скота, но как долго недальновидная тактика будет работать – неизвестно.       Из окна Чонгук увидел колонну военных бронированных машин и танков, что остановилась на улице перед больницей. Военные в защитном обмундировании с ног до головы, что даже глаз не видно, прячась за габаритными щитами, вышли из мощного транспорта и оттеснили зараженных, образуя свободный коридор для эвакуации жителей соседних домов. Чон заметил, как из жилого здания цепочкой вывели уцелевших людей. Неизвестные прижимали к груди сумки с личными вещами и что есть мочи бежали к доброжелательно открытым дверям военных передвижных средств. Даже с расстояния видно насколько они потеряны и напуганы.       Чем больше улетало секунд, тем больше становилось взбешенных мертвецов, давка на отряд спасения усиливалась, а паника в толпе росла как на дрожжах. Военные пока еще держали оборону, не сдвигаясь с места, и стреляли без раздумий в бесчинство из голодных и активных «зомби». Было ли это верным решением или все же поспешным поступком, сложно понять, ведь это лишь создало больший шум и, кажется, неимоверно раззадорило зараженных. Они стали более активными, быстрыми и сильными по сравнению с теми, кого видел Чонгук ранее в коридорах больницы.       Неужели так прогрессирует болезнь?       По предположению парня, как только спасенные скрылись внутри машины, колона передвинулась ко входу больницы. Ограниченный радиус обзора не позволял полностью увидеть эвакуацию людей, с которыми пришлось пережить самое начало эпидемии, но звуки многочисленных шагов навели на мысль, что вышла большая группа народу. Чонгук приоткрыл окно, чтобы хоть как-то приблизиться и увидеть происходящее. Он не мог крикнуть во весь голос «Спасите меня!», ведь на него бы не обратили внимания, просто не услышали или же намеренно проигнорировали. Даже отряд спецназа не помчался бы спасть одного человека, подставляя под угрозу десятки других жизней, так что соотношение риска к цели отнюдь не в пользу молодого доктора.       Множество людей все привлекало и привлекало новых «зомби», что сплошной массой наваливались на обороняющих солдат, пытались дотянуться руками до живой еды за щитами и ломали зубы о металлическое ограждение, в итоге вынуждая своим напором военных делать шаг за шагом назад. Мертвецы словно сразу учуяли слабину в защите противника и стали агрессивнее себя вести, отчего выстрелы шли уже пулеметной очередью. Оборона крошилась, как старое печенье в руках, рассыпаясь безвозвратно.       Чонгук отвык от такого громкого шума за несколько дней жизни под непроницаемым глухим куполом тишины. Он совсем позабыл как это – находиться в многомиллионном городе в окружении вечно громких источников звука, слушая мелодию из сигналов машин, криков раздраженных людей, музыки из колонки случайного прохожего или маленького кафе на углу и так далее дальше по списку – это все исчезло. Только теперь Чон заметил такую мелкую и в то же время значимую пропажу, закрывая ладонями уши.       Парень заметил, как последние машины из процессии колонн двинулись дальше с места, а значит эвакуация на его улице подошла к своему логическому завершению и можно не расчитывать, что подобное мероприятие повторится. Ранее в средствах массовой информации делали акцент на том, что это одноразовая акция. Все прошло организованно и очень быстро, заняло меньше десяти минут, но, тем не менее, за машинами гнались толпы разъяренных тварей, которые остались, к их сожалению и злости, голодными. Чон уверен, что много людей пропустили вывоз мирных граждан на относительно безопасные территории, не сумев покинуть здание, в котором находились, не услышав оповещение или же просто не успев выйти из укрытия. Конечно, были и те, кто не нашел в себе сил попрощаться с домом навсегда, прячась в углу под столом, прикипев намертво к родным стенам и полу. Отныне каждый сам за себя.       Теперь Чонгук один. Он лишь надеялся, что доктор Ли, Шин, Хосок, другие пациенты и работники больницы будут в безопасности и обязательно доберутся до убежища, а полученная методом исследований информация будет передана группе ученых, что уже ищут выход из сложившейся ситуации. Чон всей душой верил в это, а своя судьба уже не сильно заботила, так как для него уже не было вариантов выбраться живым. Даже если получится перебраться на другой этаж, не факт, что там будет относительно безопасно. Теперь нельзя быть уверенным даже в родном отделении, ведь его покинули здоровые люди.       Секунды, минуты, часы текли как у Сальвадора Дали, бесповоротно и необъяснимо, путаясь в реальности и абстракции, а ситуация не менялась. Все меньше и меньше Чону хотелось выбираться из своего укрытия, а желание навечно остаться в реанимационной палате увеличивалось в геометрической прогрессии. Никто ведь даже не заметит его исчезновение, правильно? Смерть – страшная штука, но, чисто из интереса, что первое его подкосит? Голод, обезвоживание или болезнь? Может он сойдет с ума сам по себе, повесившись на люстре?              Чонгук скучает по своей захудалой квартире и настенным часам, что все время отбивали ритм его жизни, помогая существовать. Раньше под этот такт парню казалось, что двигаться надо и все обязательно пройдет со временем, главное не выпасть из потока, что несет его вперед. У Чона было биение сердца тогда, а сейчас такое чувство, что его уже нет. Оно досрочно уволилось, покинув своего человека и уехав в необходимый отпуск. Слышно только звуки зараженных в коридоре, и на этом, пожалуй, все.       Тот инфицированный пал от рук молодого доктора такой мучительной смертью. Чувствовал ли он боль? Было ли ему страшно? Бился ли он в агонии или же вспоминал свою жизнь? Если верить науке, то нет, ничего подобного, но это не отменяет факта наличия убийства. Противоречия изнутри разрывают парня, который ощущает себя канатом в детской игре по его перетягиванию. Часть сознания Чона пыталась самосохраниться, таща на свою сторону, другая решила все сжечь, залив бензином и играясь со спичками.       Чонгук лежал на матрасе, забыв обо всем и потерявшись во времени. Еда и вода давно забыты, ведь туманная от переживаний голова едва ли сейчас беспокоится о собственном спасении. Первая волна энергии бесследно спала, уступив место тяжелому оглушению от контузии. Заслуживает ли Чон жить дальше? Может быть эта западня – его расплата за содеянное?       Наверное, ему не стоит даже думать о вариантах побега, ведь ему некуда идти и его никто не ждет. Всех в больнице, по мнению Чона, эвакуировали, и парень не знает, что делать дальше в одиночку, и знать не желает.       Его история окончена, так и не начавшись.

***

      Чонгук просыпается посреди ночи из-за неизвестной природы звуков, протирая сонные глаза и совершенно не понимая, что происходит. Его дух непоправимо сломался с громким треском под гнетом сложившейся ситуации, и сейчас хотелось лишь провалиться дальше в неведение, так как сил нет даже подняться с холодного матраса. Сейчас предрассветное время, небо мягкого синего цвета, луна напоминает стакан с молоком, что вот-вот разольется. Солнца еще не видно, но мир в ожидании его посветлел сам по себе, радуясь новой встрече.       Звук усилился, отчего парень окончательно проснулся от тяжелого и цепкого сна, из которого трудно выбраться. Все тело ломит, болит и ноет, голова распадается на части, лицо опухло, волосы беспорядочно растрепались в разные стороны, подобно ореолу святых. Похож ли Чон до сих пор на вменяемого человека? Вряд ли.       Неожиданно окрепший разум осознал, что его разбудило. Это была музыка, доносящаяся с улицы, но как она могла оказаться здесь? Открыв с трудом окно, удивленный парень выглянул в поисках источника звука, пытаясь продрать слипшиеся ото сна глаза и сфокусировать зрение.

Seo Taiji and Boys (서태지와 아이들) - I Know (난 알아요)

      — Привет, спящая красавица, – неожиданно смутно знакомый голос послышался откуда-то сверху. Чонгук еще сильнее высунулся из окна, резко подняв голову, едва не свернув шею и не ударившись затылком об оконную раму. Сверху послышался звонкий смех — видимо, зрелище действительно было комичным.       К большому удивлению Чона, на него с крыши смотрели Хосок и доктор Ли: первый радостно махал рукой с портативной колонкой, что излучала довольно необычную музыку, а второй еле заметно расслабленно улыбался, пытаясь держать серьезное выражение лица.       — Это самый дурацкий способ. Выключите, а то сейчас сбегутся все зараженные в округе, – Чонгук не до конца понимал, что происходит, но улыбка невольно расплылась на его лице. Он точно не ожидал снова увидеть этих двоих, хотя был безумно рад такому повороту судьбы.       — Ой да по барабану вообще, – отвечает Хосок, после чего тут же получает подзатыльник от старшего, стоящего рядом, и, наконец, все-таки уменьшает громкость на колонке. — Зато мы выяснили, где ты прячешься. Тем более, как они сюда залезут? Взлетят?       Кажется, его спасители были очень довольны собой. Чон разглядывал напарников несколько секунд и с изумлением заметил на их лицах отражение своей радости. Очевидно, что в успех нереалистичной и отчаянной миссии до конца никто не верил.       — Так, собирайся давай. Мы спустим тебе трос и подстрахуем, чтобы ты не грохнулся, придется ползти вниз на четвертый, – Доктор Ли кратко и по сути объясняет план, ясно изложив каждый шаг. В голове у Чонгука крутилось еще много абсурдных вопросов, но он решил задать их позже и пока что беспрекословно слушаться указаний.       Парень отошел от окна, сначала измерил шагами комнату, чтобы немного успокоиться, а после принялся собирать свои скромные пожитки, что уместились на дне пустого рюкзака. Теперь Чон смотрел на орудие убийства, которое ранее бездумно вымыл и отложил подальше. Стоит ли ему брать его с собой или позорно убежать от прошлого? Все-таки выиграла логика, и парень, замотав холодное оружие в грязную одежду, спрятал его в сумке. Тем временем Хосок спустился на четвертый этаж, нашел окно, находившееся прямо под окном Чона, открыл его и выглянул снизу       Все было готово. Внутри разросся странный трепет, что тут же был проигнорирован. Молодой доктор обвел свое убежище взглядом последний раз и настежь открыл створки окна, потому что не мог упустить такой шанс, дарованный высшими силами – за ним пришли и ради него старались. Он тоже обязательно сделает все возможное ради этих людей.       Прохладный ветер ударил прямо в лицо, окончательно приводя в сознание, как только получил он доступ в палату. Чон нашел взглядом доктора Ли и показал большой палец вверх, оповещая о своей готовности ко всему, что задумали храбрые мужчины. Пока спускали крепкий трос, парень оглядел улицу в последний раз в поисках близко расположенной угрозы: их активность на текущий момент осталась незаметной, а музыка не привлекала особого внимания. Если какие-то зараженные и реагировали на кратковременный шум, то очень быстро теряли интерес с прекращением звуков. Мертвецы бродили в своей привычной манере в поисках пищи, кажется, не представляя сейчас особой опасности. Главное – не сорваться вниз, ибо тогда Чон точно станет лакомым кусочком, упавшим с неба прямо на стол безумных тварей.       Доктор Ли закрепил трос на крыше и придерживал для подстраховки. Проверив надежность крепления, мужчина закончил и дал знак остальным. Сердце Чонгука тут же упало с обрыва в пропасть, ускоряясь. Закинув рюкзак за спину, парень поймал руками толстый канат и неуверенно встал на подоконник, боязливо придерживаясь за оконную раму. Он внимательно осмотрел выступы, за которые можно хотя бы немного зацепиться кроссовками. Когда нашел несколько перспективных мест, его лицо озарилось решимостью — задача была трудной, но, похоже, вполне выполнимой.       Чонгук нашел опору сначала на своем уровне и осторожно двинулся в сторону от оконного проема, в полной мере ощущая, каким шатким было его положение, поэтому натянул канат сильнее, подтягиваясь выше, чтобы ноги могли встать на стену, как в самых эпичных кинематографичных сценах. Конечно, он не служил в спецподразделении, не умел карабкаться по стенам и брать штурмом здания, но физическая подготовка и просмотры роликов на досуге помогли ему хотя бы попытаться сделать нечто похожее. Теперь позиция была более устойчивой, и Чон принялся по чуть-чуть спускаться вниз, делая небольшие шаги назад на дрожащих ногах. Он чувствовал, как сила притяжения нещадно тянет его к земле – это заставляло прикладывать больше сил, чтобы удержаться и не полететь вниз, отчего мышцы рук болезненно заныли, крича о помощи, которой не предвиделось.       Парень медленным, но уверенным темпом все-таки преодолел расстояние между этажами, вспотев с головы до ног и ища онемевшими стопами чертов подоконник. В висках глухо бился пульс, заглушая все тревожные мысли, а перед глазами помутнело от страха упасть вниз. Еще совсем немного, пару шагов, и вот Хосок подтягивает не на шутку перепуганного и взбудораженного парня за торс к себе, а Чон на дрожащих ногах валится с товарищем на пол в комнате своего отделения. На фоне продолжает играть все та же песня.       — Ты опять ее включил? – еле слышно спрашивает Чон, переворачиваясь на спину в безуспешной попытке отдышаться, и замечает, что над ним возвышается довольное лицо.       — Мне было очень скучно тебя ждать. С возвращением, док, – делится Хосок и активно треплет парня за волосы, пока тот продолжает лежать на приятно холодном и отрезвляющем сознание от адреналина полу.       — Что за старье ты слушаешь? Спорим, это вышло из моды еще до того, как ты родился, – недоумевает Чонгук, все-таки поднимаясь с плитки и внимательно рассматривая свое тело на предмет внезапных ранений.       — Иди ты, это вообще-то классика! – Хосок демонстративно обижается на пару мгновений, но быстро об этом забывает и подпевает под забавную мелодию, подпрыгивая в своебразном танце от одной стены к другой.       Чонгук стоит посреди комнаты, наблюдая за бывшим пациентом, и не может поверить в происходящее. Он настолько смирился с тем, что уже никогда не выберется из заточения и ни с кем не поговорит и что его жизнь закончена и не подлежит восстановлению. Теперь больше казалось, что все это очень реалистичный сон, запредельно хороший и невозможно безумный.       — Вставай, нам надо уходить, пока «зомби» не услышали свою еду, – взяв в руки небольшую сумку, уже более серьезно и собранно говорит Хосок, выключая наконец-то музыку. Видно, что парень рад видеть Чона не меньше, а еще тому, что их план удался на славу. Забавный он, этот Чон Хосок: боится нашествия мертвецов, но включает свою любимую песню, несмотря на прямую угрозу для жизни.       — Что дальше? – шепотом спросил Чонгук, следуя за товарищем по пустому коридору к выходу и осмотрительно оглядываясь по сторонам. — Тут опасно теперь находиться?       — Мистер Умник тебе все расскажет, – старший корчит рожицу, напоминая напарнику о своей естественной и перманентной шутливости, и с важным видом поднимается по лестнице.       Минуя вход на пятый этаж, который закрыт и перегорожен еще больше, чем Чон помнил, парни пришли к выходу на крышу, возле которого на лестничной площадке их уже нетерпеливо ждал Канджун. Он держал в руках потрепанную карту Пусана и что-то в ней внимательно рассматривал, а когда заметил возвращение спутников, то морщины на его сосредоточеном выражении лица тут же разгладились. Чонгуку так хотелось задать главный вопрос и утолить свое чрезмерное любопытство, но он не мог решиться. Побывав на четвертом этаже, парень только подтвердил свои догадки – всех остальных эвакуировали. Сейчас для детальных расспросов не было подходящего времени, поэтому Чон вел себя спокойно, будучи до сих пор в какой-то степени оглушенным происходящим.       — Тебя не ранили? – первым разговор начинает именно доктор Ли, внимательно осматрывая взором подопечного. Мужчины остановились на самой верхней лестничной площадке, и Чонгук не имел ни малейшего представления, что они тут делают, и из-за этого чувствовал некую обеспокоенность.       — Нет. Что мы здесь делаем? – он спрашивает, готовясь к любому ответу, ведь кто знает — может, прямо сейчас за ними прилетит вертолет и заберет в безопасное укрытие. В этой ситуации все возможно. Зачем они вообще полезли на крышу?       — Будем выдвигаться к моему дому. Там мы сможем привести себя в божеский вид, пополнить запасы провизии и в целом отдохнуть, – сосредоточенно объясняет старший, указывая на обведенное маркером место на карте, расположенное недалеко от больницы. Как истинный доктор, Канджун ценил комфорт, поэтому выбрал место для жизни рядом с работой, что теперь стало удачным решением для путников.       — Нам нужно двигаться вдоль этой улицы к станции метро Чун-дон, а затем через переулки мы выйдем к частному сектору.       — А мне надо спасти свою дорогую и горячо любимую кошку, – внезапно, как ни в чем не бывало, вставляет свои пять копеек Хосок, тыкая пальцем в какой-то участок на карте. — Это чуть дальше от дома доктора Ли, возле следующей станции метро. Давайте после сгоняем туда, пожалуйста.       Чона умилило подобное заявление и настолько трепетное отношение к своему домашнему питомцу. Отчего-то парень был почти уверен, что большинству людей сейчас плевать на животных с высокой колокольни. Напомним, что каждый сам за себя, и это касается не только людей.       — Эээй, ну что за ребенок? – Канджун тут же удрученно громко вздохнул и грозно пожурил пальцем, смотря из-под очков на Хосока, что сейчас напоминал нашкодившего ребенка больше привычного, хотя и таковым давно не являлся. Минута молчания повисла в воздухе: бывший пациент твердо стоял на своем, а самый старший считал своего путника полоумным.       — Зачем мы здесь? – Чонгук задумчиво повторил глупый вопрос и почесал голову: ему очень сильно хотелось есть и в душ. Было бы славно уснуть в теплой мягкой кровати после приема водных процедур с сытым животом. Вот правда, когда окончательно потеряешь, только тогда начинаешь по-настоящему ценить.       Без слов Канджун открыл двери наверх и вышел на крышу под резкие порывы шквального весеннего ветра. Чонгук сразу понял, к чему вел его старший коллега. Его замысел заключался в том, что мужчинам придется выбираться за территорию больницы по пожарной лестнице и преодолевать расстояние постепенно. Спуститься по ступенькам внутри лечебницы на первый этаж не получится, так как, видимо, ниже больница кишит живыми мертвецами. Да что говорить, если на пятом такая же ситуация, а обитателям четвертого этажа просто-напросто повезло.       — Нам нужно добраться, пока солнце не село. Зараженные намного активнее ночью, – размышляет вслух сконцентрированный доктор Ли, решительно идя по крыше к лестнице аварийного выхода.       Ветер шумит в ушах, обдувая пересушенную кожу путников и развевая пряди волос Чона, что значительно сужает обзор. Резинка для волос давно утеряна, и парень не помнит, когда и как. Чон пытается убрать надоедливые волосы с лица, начиная нервничать. Он давно планировал сходить к парикмахеру, но в какой-то момент забыл об этом, а потом прическа ему даже стала нравится, но сейчас она немного мешает в новых обстоятельствах. Вдруг Хосок ни с того ни с сего протягивает парню новенькую резинку, тепло улыбнувшись, будто прочитав громкие и сумбурные мысли младшего.       Чонгук не мог не почувствовать заботу и не улыбнуться в ответ, решив для себя, что действительно намерен подружиться со своим последним пациентом. Немного символизма и добра в их ситуации не помешает.