Белиал - герой тьмы

— Чёрт, чёрт, чёрт… — нервно проговаривала Урарака, натягивая яркие ленточки, которые переливались на свету, над проходом в зал общежития U.A. Волнение её росло, и мысли о том, что нужно успеть до прихода Айзавы-сенсея и Эри, гнали её в спешке. Хотя её причуда помогала немного упростить задачи, времени оставалось всё меньше. Каждый миг, проведённый в промедлении, казался невыносимым. Тем временем, Мина и Джиро находились за большим деревянным столом. Этот стол, стоимостью, вероятно, с крыло самолета, был не просто украшением, но и символом их стараний. Они ловко разместили на нем бархатные салфетки нежных цветов, которые контрастировали с резными линиями на деревянном столе, столовые приборы, уже натертые до блеска, и графин с лимонадом. Хотя в воздухе чувствовался намек на нечто более крепкое — настроение праздника обязывало к веселью. Яойродзу и Сато были заняты на кухне, где готовили восторженные угощения. Их руки работали как единое целое, перешептываясь, чтобы создать идеальные закуски для Эри и предстоящего Рождественского торжества. Эти моменты создавали тепло внутри, несмотря на весь стресс. Вдруг по коридору раздался громкий звук — это был Бакуго. Он появился на пороге с заспанным лицом и слегка заплывшими глазами. Его нахальный тон и бесцеремонный взгляд сразу бросались в глаза, когда он склонился над Миной и Джиро, которые без усталости трудились. — Чё вы тут шумите, у вас что, вулкан проснулся что ли?! — бурчал Бакуго, протирая глаза, как будто объяснить ему происходящее было главной их задачей. Джиро, не желая уступать, тут же отреагировала: — А ты что, спал всё это время, полудурок?! Давай, поднимайся, у нас Рождество на носу! Нам всем нужна помощь! — Да нахуй мне ваше Рождество сдалось! — огрызнулся Бакуго, хотя его голос звучал более тихо, чем обычно. — Зато нам твоё мнение абсолютно нахуй не сдалось! Мы стараемся ради Эри! Давай, помогай нам, — настаивала Джиро. Бакуго замер на мгновение, переваривая услышанное. Он вдруг вспомнил, что Эри должна была прийти с Айзавой. Хотя он не проявлял особенно сильной привязанности к ней, малявка, которая пережила ужасы, всё равно трогала его сердце. Сглотнув комок в горле, он вспомнил о том, как Изуку выглядел в те моменты их борьбы. Даже Семён, который периодически бесил Бакуго своим присутствием и дразнящими подколами, в тот момент выглядел поистине ужасающе. Глаза, полные страха и страданий, казалось, с трудом держались в орбитах, как куски мяса, подверженные гибели. Тело выглядело измождённым и искалеченным, словно его безжалостно протащили через шестерёнки мясорубки. Когда Бакуго вспоминал Семёна тогда, образ возникал ярко и болезненно: кожа обвисла, словно старая разодранная тряпка, а конечности, точнее, то, что от них осталось, выглядели как жалкие кровавые обрубки, превращённые в бесформенные тлеющиеся лоскуты. Странное, дёргающееся движение, словно что-то ещё оставалось внутри, но уже никакого смысла не имело. Руки и ноги, казалось, были оторваны от своего хозяина, как ветки с дерева, смело треплемые ветром, разнося кровь по воздуху. Пот и кровь сливались воедино, как лужа после финальной битвы, когда жизнь покидает тело, и только равнодушные глаза, залитые кровью остаются делать последние наблюдения за миром, который им был знаком. С каждой секундой это жуткое видение оставляло больше шрамов на душе Бакуго, чем тот мог бы осознать. Внутри него росло чувство тоски и жалости, и, вероятно, даже немного страха перед тем, что и он мог бы так выглядеть, если бы всё пошло чуть иначе. Бакуго почувствовал мерзкую, отвратительную горечь, растекающуюся по его горлу, и он вопросительно посмотрел на Джиро, пытаясь отвести мрачные воспоминания. Все его инстинкты подсказывали ему, что он должен отвернуться и уйти, но в глубине души что-то подсказывало другое. — И что мне делать? — произнёс он, стараясь сохранить спокойствие, что было нелегкой задачей с его характером. — Помоги-ка… вот… — указала Джиро на Урараку, которая изрядно потела, пытаясь закрепить ленточку, но у нее не выходило. — Помоги ей сверху! Разрешение слышать просьбу было настолько неожиданным, что Бакуго лишь коротко кивнул: — По рукам! С этими словами он направился к Урараке. ——— — У нас сегодня Рождество! Ещё и Эри придёт, ты помнишь, олух?! — звонко спросил Белиал, его голос напоминал звуки колокольчиков, раздающихся в морозное утро. — Да помню я, чего пристал-то? — отозвался Семён, его голос звучал угрюмо. Он не был в настроении для празднования. После всего, что произошло между ними, он должен был бы выглядеть подавленным, но сейчас на его лице, несмотря на бинты и пластыри, читалась нотка оптимизма. Это было странно — он, казалось, преодолел ту бездну отчаяния, которая поглотила его после их последней встречи. Семён взглянул на свои запакованные бинтами руки и плечи. Почти восемьдесят процентов его тела были обмотаны белыми полосками, а на лице красовались пластыри, как символы того, что он ещё жив. Он вспомнил, как Белиал использовал свою силу, чтобы исцелить его. Да, он был жив, и это уже было чудом. Но с каждым шагом по комнате он чувствовал, как раны не только физические, но и душевные, всё ещё болят. Он хотел помочь друзьям с украшениями на Рождество — это всегда было для него важно. Но они настойчиво запретили ему покидать свою комнату. «Тебе нужно восстановиться», — говорили они с заботой в голосах. Семён понимал их заботу и был благодарен за неё, но скука постепенно превращалась в невыносимое бремя. В конце концов, он решил немного прогуляться на свежем воздухе. Вздохнув глубоко, он аккуратно выбрался из-под одеяла и начал одеваться. Он надеялся, что ребята не заметят его отсутствия. Снаружи воздух был холодным и свежим, напоминая о том, что жизнь продолжается, даже если внутри него бушуют штормы чувств. Семён вышел в коридор, стараясь делать шаги как можно тише. Он знал, что за дверью его ждёт мир праздника: гирлянды, смех друзей и тепло взаимопонимания. Но пока он чувствовал себя немного потерянным среди всех этих радостей. Всё ещё не веря в то, что он здесь, что его жизнь продолжается, он медленно направился к выходу. Нацепив куртку и напялив шапку, Семён почувствовал, как ткань плотно обнимает его, создавая иллюзию защищённости от холодного зимнего воздуха. Он потянулся к обуви, стараясь не зацепить бинты на своих руках. Каждый шаг был осторожным, но он был полон решимости выбраться на улицу. Наконец, обувшись в свои старые, но любимые ботинки, он подошёл к двери. Тихо открыв её, Семён оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что никто не наблюдает. Внутри дома раздавался смех и весёлые голоса его друзей, которые готовились к празднику. Он закрыл за собой дверь с лёгким щелчком, и в тот же миг холодный воздух вцепился в его лицо, как будто сам зимний ветер пытался остановить его. Обжигающий холод заставил его невольно прищуриться и поёжиться, но он быстро пришёл в себя, вспомнив о том, что за пределами этой двери его ждёт мир, полный жизни. Ему было важно не задерживаться у двери, чтобы друзья не заметили его отсутствие через окно. Качаясь от одной ноги к другой, он направился к углу дома, уверяя себя, что выживет даже в этом пронизывающем холоде. Семён сделал шаг вперёд, уверенно направляясь к небольшому парку неподалёку. Снег хрустел под его ногами, создавая мелодичный звук, который казался ему успокаивающим. Он ускорил шаги, стараясь не думать о том, что оставляет своих друзей позади. В голове мелькали мысли о том, как они сейчас развешивают гирлянды и готовят угощения. Ему хотелось быть частью этого веселья, но он понимал, что ещё не готов полностью вернуться в их круг. Пробираясь через снежные сугробы, он наслаждался чистотой зимнего пейзажа. Деревья были покрыты инеем, словно натянутыми белыми покрывалами, а небо светилось мягким серым светом. Семён вдохнул свежий воздух, наполняя лёгкие холодом и энергией. Он чувствовал, как в нём пробуждается жизнь — это было контрастом к той тьме, которая так долго его терзала. Он обошёл угол здания и увидел знакомую скамейку, на которой они с друзьями часто сидели летом. Она была покрыта слоем снега, но Семён не мог удержаться от улыбки при воспоминании о тех днях. Он подошёл ближе и сел на край скамейки, чувствуя, как холод пробирается сквозь ткань одежды. Но это было приятно — напоминание о том, что он всё ещё жив и может чувствовать. Семён закрыл глаза на мгновение и прислушался к звукам улицы: смех детей, играющих в снегу; треск веток под тяжестью снега; вдали доносился звук музыки — вероятно, кто-то из соседей уже начал празднование Рождества. Внутри него закипали эмоции: радость от того, что жизнь продолжается, и грусть от того, что он не может быть рядом с теми, кто ему дорог. Он открыл глаза и посмотрел на свои бинты — они напоминали о том времени, когда он был на грани. Но теперь он чувствовал себя сильнее. Это было не просто физическое восстановление; это было возвращение к жизни после тёмного периода. Семён встал с скамейки и посмотрел на дом своих друзей — там горели огни, и он знал: несмотря на все трудности, они всегда будут рядом. И именно это знание придавало ему сил. Семён медленно вошел вглубь парка, где снежное покрывало тихо проскользнуло по земле, словно пушистый ковер, укрывающий всё вокруг. Снег под его ногами хрустел, издавая лёгкие шорохи, как будто сам парк дышал в это холодное утро. Он обошёл всё пространство, внимательно всматриваясь в детали: ветви деревьев, увешанные инеем, блестели на утреннем солнце, а кучки снега сидели на них, как белые шапки. Он любовался формами деревьев, их голыми ветвями, и неподвижностью, которая окружала его. Каждые его шаги казались осмысленными, как будто он искал что-то важное, но сам ещё не осознавал, что именно. ——— — А вы не видели Семёна? — взволнованно спросила Яойродзу, её голос дрожал от беспокойства. Она оглядела вокруг, пытаясь поймать взгляд хотя бы одного из своих друзей, но большинство начали вертеть головой в поисках ответа, а остальные выглядели растерянными и не знали, что сказать. — Этого идиота невозможно удержать на месте! — раздражённо выпалила Джиро, её лицо исказилось от гнева. — Опять он сдрыснул куда-то! Это «недоразумение» всегда так делает, когда его никто не контролирует! Яойродзу почувствовала, как тревога нарастает в её груди. Она сделала шаг вперёд, стараясь успокоить себя, но слова сами собой вырвались из её уст: — Я переживаю за него, — тихо произнесла она, положив руку на грудь. — Он ещё не оправился полностью, ему нельзя много двигаться. Вы же знаете, что у него были серьёзные травмы. Урарака, которая тоже была немного взволнована и не могла оставаться в стороне, подошла к Яойродзу и положила ей руку на плечо. Её глаза полны заботы: — А у тебя есть его номер? Можно же ему позвонить и спросить? Яойродзу кивнула, хотя в её голосе послышалась неуверенность: — А… Ну… Вроде был номер его, — начала она перебирать свой телефон, прокручивая список контактов в надежде найти нужные цифры. Она чувствовала, как сердце стучит в груди, и каждый миг ожидания казался вечностью. Наконец, спустя несколько напряжённых секунд, её лицо озарилось облегчением. — Слава Богу! Нашла! — воскликнула она, радостно улыбнувшись. Её пальцы быстро набрали номер, а внутри неё нарастало чувство надежды. Она подняла телефон к уху и ждала, надеясь, что Семён ответит. ——— Черноволосый парень стоял у края замерзшего озера, его силуэт выделялся на фоне серого зимнего неба, которое словно нависало над ним, придавая всему окружающему мрачный оттенок. Ветер холодно шевелил его волосы, заставляя их колыхаться, как черные флаги, и он инстинктивно потянулся к воротнику своей куртки, стараясь закрыться от пронизывающего холода. В руках он держал зажженную сигарету, её яркое пламя резко контрастировало с окружающей тьмой. Он глубоко вдыхал дым, чувствуя, как табачный вкус наполняет его легкие, а затем медленно выдыхал облачка серого дыма в воздух. Они витали вокруг него, исчезая в холодном пространстве, как и его мысли, которые ускользали в бесконечные дали. Парень время от времени смахивал пепел с сигареты, и он падал на лед с тихим шорохом, оставляя за собой маленькие черные точки на белоснежной поверхности. Озеро было покрыто толстым слоем льда, и в некоторых местах его поверхность была изрезана трещинами — шрамами, которые свидетельствовали о том, что под ним скрывалась жизнь. Он смотрел на эти трещины, словно искал в них ответы на свои собственные вопросы. Каждый вдох был пропитан запахом зимней свежести, смешанным с горьковатым ароматом сигаретного дыма. Он чувствовал, как холод проникает в его кости, но это было не самым страшным. Внутри него бушевали собственные демоны — мысли о прошедших событиях, о потерях и сожалениях. Он не мог избавиться от ощущения, что время ускользает от него так же быстро, как дым от сигареты. Парень поднял взгляд на горизонт, где солнце едва пробивалось сквозь облака, окрашивая небо в бледные розовые и оранжевые оттенки. Этот момент красоты контрастировал с его внутренним смятением. Он знал, что здесь, у озера, он может быть один — вдали от всех забот и ожиданий. Эта тишина и покой были ему необходимы, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Сигарета догорала между его пальцами, и он задумался о том, сколько ещё таких моментов ему предстоит пережить. Смахнув пепел в сторону, он сделал последний глубокий вдох и потушил сигарету о ледяную поверхность. Он приподнял взгляд и впился в ледяную поверхность озера, в свое застывшее отражение. Лицо его было серым, как тень, вытесненная забытием, бинты туго обвивали подбородок, скрывая следы страданий, и только аметистовые глаза пылали, словно одинокий маяк, озаряющий мрачную бездну. Ледяная корка, казавшаяся прочной, была лишь обманом, прикрывающим бездонную пропасть. Два или три метра — не больше, но сладкогоркая мысль о том, что за пределами его угнетенной реальности скрыта непостижимая бездна, лишила его дыхания, погружая в душную тьму. Он уже готовился уйти, когда внезапно ощутил предостерегающую вибрацию в кармане, словно нежданный предвестник беды. Старый, зловещий рингтон его телефона раздавался как похоронный колокол, отзываясь эхом в самих недрах его души. Семён, глубоко вздохнув, опустил руку в карман, пальцы коснулись холодного экрана, как если бы дотронулся до ледяного леденца, оставивший лишь след измеренной скуки. Внутренний голос, шепчащий о предосторожности, напоминал, что лед может стать его могилой, но желание узнать, что ждет за пределами, подобно жадному демону, подавляло его страх. Он вытащил телефон, но, замешкавшись, оступился, и его ноги предали его, поскользнувшись на коварном покрытии, будто предав его радужным мечтам о спасении. Время растянулось, как паутина, когда он начал падать, а вокруг послышался треск — короткий, но жестокий, словно череда надломленных душ. Лед, казавшийся до этого надежной опорой, вдруг обнажил свои предательские намерения, рушась под его весом, как хрупкое воображение, навсегда погружаясь в тьму. Он почувствовал, как поверхность обрушилась, словно невидимая рука бы приняла его в холодное объятие пучины. Холодная, словно сама смерть, вода обняла его, как мантия мрачного будущего. Он отчаянно пытался всплыть, руки метались в бесконечной глубине, наталкиваясь на невидимые преграды, а аметистовые глаза, некогда сверкающие, уже затуманивались, словно свет надежды ускользал, оставляя позади лишь мрак. Мир вокруг погружался в утробную тишину, лишь отдаленный треск леденящих звуков звучал в его ушах, разделенный хрупким льдом. Каждая попытка подняться на поверхность оборачивалась безысходностью. Шокирующий холод, проникая до самых костей, заставлял его тело замереть в судорожной агонии, как если бы сам ужас осознания того, что он тонет, душил его безмилостно. Мысли о том, как мрак безжалостно поглотит его, проносились, а свет, неумолимо удаляясь, оставлял после себя лишь невидимые следы, искры разбитых надежд. И в этой зловещей бездне, окруженной нечестивой водой, он понял, что каждый вздох стал последним, а последние силы покидали его, погружая в бескрайнее и безумное ничто.