
Глава VI: Молчание феникса
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ли Смиряться под ударами судьбы, Иль должно оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними? Умереть. Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть... И видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, Когда покров земного чувства снят? Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет Несчастьям нашим жизнь на столько лет...
Дамблдор не спал. Вернувшись в свой кабинет, он остановился у приоткрытого окна и долгое время созерцал безмятежную звездную ночь. В комнате его царил мрак. Извечно стрекочущие и пыхтящие приборчики на стеклянных полках ныне молчали; не потрескивали в потухшем камине поленья; не танцевало озорное пламя свечей в канделябрах... И лишь линзы стоявшего поодаль золотого телескопа медленно и бесшумно продолжали вращаться, слабо посверкивая в тусклом лунном свете. Не отходя от окна, Дамблдор поднял правую руку — феникс тотчас тихо вспорхнул с жерди и подлетел к нему, мягко присев на предплечье. Волшебник взглянул на него и вымученно улыбнулся. — Ты наверняка осудишь меня, мой старый друг, — проговорил вдруг он, ласково его погладив; птица смотрела на мага очень внимательными и умными глазами, что сейчас казались необычайно темными и глубокими. — Похоже, я вновь близок к тому, чтобы позволить себе поддаться… Феникс молчал. — ...ибо я чувствую, что слаб, — продолжал Дамблдор, уводя взгляд к горизонту. — А вера в это придает мне сил… Фоукс невесомо коснулся своим изящным клювом плеча волшебника и вновь воззрился на него, присев поближе к его локтю. Не нужно было слов, чтобы понять: феникс слышит боль, что так глухо билась в груди Дамблдора... Которому меньше всего на свете хотелось подвергать Минерву опасности, вот только и отворачиваться от нее ему претило. Особенно теперь, когда она вдруг стала ближе, чем когда-либо. Когда стала так сильна духом. Когда ее рвение придавало ему воли к борьбе. Когда она искренне доверяла ему. И когда она… Нет, эта мысль абсурдна. И уж точно не ему размышлять о ней. Слишком много времени минуло с тех пор, как он, Альбус Дамблдор, впервые задумался о том, чтобы с кем-то разделить свой путь. Путь, преисполненный боли, утрат, сомнений и одиночества... Эти надежды давным-давно похоронены на кладбище Пер-Лашез. Слишком много времени... Время изменило его не только внутри, но и снаружи. Следовало признать всем давно известный факт: старость неумолимо подступала к нему. Медленно, но верно. И он со смирением принимал ее. Тогда как Минерва, некогда лучшая его ученица, еще молода, и впереди у нее целая жизнь. У Дамблдора нет права вмешиваться: однажды он уже убедился в этом самым жестоким образом... Более он не повторит этой ошибки. Он не способен дать ей то, чего она заслуживает. Особенно сейчас, когда на пороге война, а в стенах замка зреет и ширится что-то, что не поддается предвидению: уже давно неясная тревога омрачает мысли Дамблдора, не позволяя ему пролить свет на грядущее. Это неведение было для него мучительным... Но куда мучительнее осознавать, что его слабость все еще имеет над ним свою власть, хотя он был уверен, что сумел отречься от нее навсегда. Между тем феникс снова осторожно дотронулся до его плеча, и маг взглянул на него почти обреченно: — У меня нет права обременять ее этой ношей. Ни ее, ни кого-либо другого. В ответ Фоукс склонил голову к его сжатой в кулак ладони. — ...и в то же время я не могу поступить с ней так, как когда-то поступил с Виенной. Но ты знаешь, что за проклятие довлеет надо мной. Я боюсь с ним не справиться. Птица неотрывно смотрела волшебнику в его мерцающие синеватым светом глаза. Тот лишь неслышно вздохнул, в который раз усмехнувшись горькой иронии, в которой повинен был сам. — Фоукс... Ты всегда был единственным, кто мог выслушать меня, друг мой, — Дамблдор снова улыбнулся, свободной рукой погладив феникса по алым перьям. — Единственным, кто нес исцеление... Быть может, твоя вера в меня не напрасна. Во взгляде Фоукса на миг вспыхнула огненная искра, озарившая пространство вокруг, затем он выпорхнул в открытое окно и взмыл в предрассветное морозное небо. Дамблдор наблюдал, как феникс кружил в вышине, рассекая большими крыльями полог бледно-розовых облаков, пока не исчез в лучах просыпающегося солнца....Так всех нас в трусов превращает мысль, И вянет, как цветок, решимость наша В бесплодье умственного тупика. Так погибают замыслы с размахом, В начале обещавшие успех, От долгих отлагательств. Но довольно! Офелия! О радость! Помяни Мои грехи в своих молитвах...
ㅤ ㅤ