В день, когда сошлись звёзды

      Сон выдался на редкость крепким, безмятежным. Всё, что витало на границе между ним и реальностью, никак не походило на те прежние клыкастые кошмары. Даже пробуждение далось с непривычной лёгкостью, и движения не отдавались ноющей болью. Прислушавшись к собственным ощущениям, я растерянно замерла. Пустота внезапно пропала. Исчезла, будто той и не было. Её место заняло нечто другое, то, что казалось давно позабытым. Покой. Слух ещё цеплялся за при каждый случайный звук, взгляд невольно ловил внезапное движение тени или ветви за окном, однако сознание не старалось распалить привычную тревожность. Конечно, страх никуда не делся. Он впился в меня, как впиваются когтистые лапы в податливую плоть, однако стал вдруг таким маленьким, незначительным, почти что смешным.       Распахнув створки, я втянула носом свежесть зелени. И рассмеялась, уловив удивлённую мысль — а уже лето? Смена сезона прежде волновала исключительно в контексте Глаза Пиро, после его затухания и вовсе отошла на задний план. Сожаление об упущенной весне украдкой кольнуло в сердце: прежде та приносила неописуемое море чувств, а теперь так бессовестно была позабыта. Ничего, я пообещала наверстать.       Паймон проснулась от моих нежных прикосновений, улыбаясь и не сверкая обидой во взгляде. Я знала, что её порадует предложение позавтракать прямо на заднем дворике. Оставленные Тигнари свёртки с едой терпеливо дожидались в укромном месте, не успев испортиться, однако успев подостыть. Но и это не могло пошатнуть всё то же спокойствие, растекшееся с током крови по телу. Незатейливая мелодия пришла на ум, предложила захватить и Глаз Венти, обратив тот в лиру по одному мановению руки. Пальцы неуверенно извлекали из неё нестройные ноты, отчего Паймон заливисто смеялась, называя меня неумехой. А в качестве извинений за грубость вскочила вдруг и принялась танцевать, едва не растоптав завтрак, разложенный на покрывале.       — Почему так хорошо? — отдышавшись, Паймон плюхнулась рядом, разглядывая лениво проплывающие мимо облака. Рассветный огонь окрашивал их всеми цветами пожара, те же всё продолжали неспешно плыть, не заботясь о новом дне.       — Боюсь предполагать, — улыбнулась я наверняка несколько нервно. — Порой лучше вообще не думать о причинах. Иначе они могут свести в могилу.       — Вчера было здорово, — раздалось в ответ, — та тётя внешне страшная, но добрая внутри. Странно. Она так похожа на тебя. Почему?       — Ей нравится принимать чужое обличие. А возможно, ей нравлюсь и я сама. В любом случае пока она нам не враг, но и за близкого друга не сойдёт. Помощь на самый крайний случай.       — Давай приходить к ней почаще? — неожиданно предложила Паймон, обнимая меня. — У неё столько игрушек, да таких, которых я никогда не видела. Представляешь, там была кукла с ярко-рыжими волосами и рыбьим хвостом!       — Знаю, — тихо ответила я, прижимая её хрупенькое тельце покрепче, — я покажу фокус, который она умеет делать, когда придём туда ещё разок.       Паймон растерянно подняла на меня взгляд, прежде чем разразиться просьбами отправиться к Другой если не сию минуту, то хотя бы сегодня, на что мне пришлось сослаться на занятость и обязанности.       — Тигнари подыщет тебе и здесь что-нибудь, — попыталась было успокоить её я, но что бы смогло успокоить ребёнка, чья заветная игрушка вдруг ускользнула от него?       — Недоброе утро, полагаю? — Знакомый голос прозвучал совсем рядом. Тарталья выглядел крайне спокойно, будто бы и сам успел наведаться к Другой за помощью. — Что за шум с утра пораньше? — Он легко завладел вниманием Паймон, поднимаю ту на руки, меня же вынуждая отступить. Закусив губу, я хмуро наблюдала за посветлевшим личиком Паймон и широкой улыбкой Предвестника. Внутри, шепча гадкие мысли, принялась расползаться ревность. Она настаивала на скором взрослении Паймон, её постепенном отдалении, несмотря на связь, и, наконец, окончательном разделении нас. Мы не были единым целом, а значит, и удерживать её возле себя я права не имела. И всё же боль отчаянно колола, призывая сделать хоть что-нибудь. Однако я не сдвинулась с места. Заставила себя мыслить трезво, хоть и далось то с огромным трудом. Даже натянула улыбку, поймав взгляд голубых глаз. Настороженный и обещавший скорый разговор.       Усевшись обратно на траву, я сдержала порыв рассмеяться. Глупые мысли наводнили голову, впрочем, лучше уж они, чем те прежние, раздирающие душу и сердце. Нужно было бы взяться за столь радикальные перемены, как прежде я бралась за клубок подозрений, распутывая и находя всё бóльшие и бóльшие якобы «зацепки». Как горько было осознавать, что те были всего-навсего плодом больного разума.       Слова Другой относительно памяти и связи с прошлым попытались втянуть в омут тоски, однако и здесь мне удалось перебороть себя. Слишком рискованно и боязно было окунаться в него так скоро, не успев окрепнуть. Впрочем, оставить о нём пару заметок в дневнике бы не помешало.       — Я бы хотел услышать объяснения. — Аякс — а это был именно он, не Тарталья, выдали взгляд и серьёзность на лице — опустился напротив. Он не спешил, как обычно, касаться меня, явно ещё тая обиду. Паймон с моего разрешения поднялась в воздух, держась поближе к раскидистым кронам.       — Прости, — выдохнула я, — за все мои вчерашние слова и действия. И вообще за всё. Мне искренне жаль. — Говорить правду вдруг оказалось куда сложнее привычной лжи. Язык слушался с неохотой, выталкивая ставшие неожиданно скудными слова. — Кажется, я и правда схожу с ума из-за всего навалившегося. Мне нелегко. Я не пытаюсь ныть и выпрашивать жалости, просто говорю всё, как есть. Я не вписываюсь в рамки вашего мира, и мало кто желает слушать меня как простого человека, все хотят видеть героя или хотя бы кого-то вменяемого. И как печально, что ни первого, ни второго из меня не вышло.       Смех вырвался из груди, смягчив смущение и неуверенность. Закрыв глаза ладонями, чтобы не встретиться с пристальным взглядом напротив, я безрадостно простонала, понимая, что вот-вот вновь выверну всю собственную подноготную наизнанку.       — Чёрт, меня не должно было быть здесь, понимаешь? Из раза в раз я убеждаюсь в этом всё больше, но почему-то слышу в ответ похвалу и вижу восхищение в глазах. И не понимаю, в чём причина. Хотя нет, отчасти понимаю, я же избранная, не такая, как все, могучая и всесильная Призванная. — Голос сочился едким сарказмом, точно ядовитый змеиный клык. Аякс молчал, не обрывая излияний. — Вот только какой толк от меня, совершенно не подходящую устоям Тейвата? Мир для вас — это бесконечные войны. Земля в каком-то смысле схожа с вами, но для нас войны — это трагедия, для вас — обыденность, почти что привычка. И кто-то вроде меня никак не может изменить сознание такого количества людей. Это просто невозможно.       — Почему же? — Аякс на мгновенье прикрыл глаза, усмехнувшись. — Массовым сознанием вполне можно управлять. Разумеется, пройдёт много времени, прежде чем люди проникнуться твоей идеологией. Всё в этой жизни вопрос времени. Вечности не существует, как бы нам не хотелось тешить себя иллюзиями. — Взгляд Предвестника неожиданно омертвел, навевая старые воспоминания. Я давно не видела его таким, только в Ли Юэ, но и то было будто бы сотню лет назад.       — Тебя это тяготит? — осторожно спросила я и внутренне вздрогнула, когда Предвестник поднял голову и посмотрел прямо на меня.       — То, что тяготит меня, исключительно мои заботы. Не забивай ими голову, тебе и без того есть, о чём подумать. — Голос его внезапно потускнел, поблёк, а в нём самом словно бы что-то надломилось. Мне бы настоять, выспросить побольше, да только страх ещё держал вожжи крепко. В конце концов кем я была ему, чтобы так запросто влезать в душу? Особенно после всего сказанного и сделанного.       — Но если захочешь высказаться, то я попытаюсь помочь, — вот и всё, на что хватило моей смелости. Аякс кивнул, дёрнув уголками губ. Нет, не выскажется. Успел уже пооткровенничать со мной и отхватить пару ножей в спину.       — Ладно, ты в порядке, значит, пора возвращаться к делам. — Он поднялся, бегло попрощавшись и не обещая заглянуть вечером. Слишком уж лёгкое наказание тот мне уготовил. Болезненное, конечно же, однако непозволительно лёгкое.

***

      Двери Академии замерли в ожидании. Я обернулась, хватаясь за ручку и ловя десятки взглядов. Разноликих: в ком-то горело подозрение; в ком-то — то самое восхищение; в других — откровенная неприязнь. Я вздохнула, понимая, что переубеждать в благости собственных намерений народ придётся крайне долго и утомительно.       Просторные залы погрузились в немую тишину, стоило мне перешагнуть порог. Паймон прижалась ко мне, с опаской оглядывая студентов и уже учёных за круглыми столами и возле высоких книжных полок. Их взгляды пестрели всё той же нестройностью, хотя большинство сверкали одобрением. Впрочем, вестись на него было бы неразумно — всеми здесь двигала алчность, но никак не благородство.       Я спешно зашагала вперёд, отчаянно желая провалиться сквозь землю под сверлящими спину глазами, когда с облегчением заметила впереди аль-Хайтама. Тот беседовал о чём-то с группкой студентов с привычным непроницаемым выражением, при виде меня же, кажется, оживился.       — Доброго дня, вы пришли сами, отлично, — сказал тот, одарив меня одобрительным кивком.       — Доброго, не стала ждать конвоя, — усмехнулась я, хмуро оглядывая подкрадывающихся ближе любопытствующих. Они упорно делали вид, что заняты книгами или беседой, однако расстояние между нами сокращалось подозрительно быстро. — Можем мы поговорить наедине?       — Разумеется. — Хайтама и самого, похоже, не радовало обилие ушей и глаз, и тот развернулся по направлению к кабинету.       Мы едва ли обменялись и парой слов по дороге — боялись быть услышанными. Своды залов настырно разгоняли эхо наших шагов, придавая неуютности и настороженности. Я ловила чужие взгляды, притаившиеся за каждой полкой и поворотом, и на сей раз те не были плодом воспалённой фантазии. Вскоре мои глаза упёрлись под ноги, изредка скользя по торопившейся рядом Паймон. Той тоже было не по себе, однако она держалась. Я сжала её ладошку, подбадривая и мысленно обещая вечером отблагодарить за стойкость пирожным.       Безлюдье кабинета и щёлкнувший дверной замок сорвали с губ выдох облегчения. Как бы то ни было, Другая не могла изменить меня полностью. Повлиять на паранойю, приструнить разгорающееся безумие, но уж точно не переделать изначально неправильно слепленный разум.       — Кабинет нуждается в перестройке, — задумчиво заметил секретарь, потирая подбородок. — Оставим один письменный стол и кресло для вас, а это, — он махнул в сторону широкого стола, где некогда располагалась бывшая правящая верхушка, — уберём за ненадобностью.       — Но я же не останусь одна? — спохватилась я, с ужасом понимая, что вновь на меня взваливают ответственность.       — У меня есть собственное место, и оно меня полностью устраивает. У глав даршанов также имеются кабинеты, как и у генерала Махаматры. Нам нет нужды высиживать часы без дел здесь. Все привыкли к отведённым порядкам. И вас никто не оставит на растерзание обязанностям.       Его заверения немного успокоили. Да и звучали те крайне логично, впрочем, можно ли было ожидать чего-то иного от Хайтама, оплота разума и острого ума?       — Я так понимаю, в стены Академии вас привело не праздное любопытство? — Секретарь принялся медленно расхаживать вдоль длинных полок с книгами, пристально вглядываясь в их корешки.       — Хотела обговорить время лекции и происходящее в целом.       — Полагаю, причины вашего внезапного исчезновения так и останутся тайной. — Хайтам не спрашивал — утверждал. И был прав, ведь правду я сказать не могла, солгать же в очередной раз не позволила бы совесть.       Посему всё, на что было способно моё сознание, это понуро согласиться.       — Может, однажды осмелюсь раскрыть все обстоятельства, сейчас же никак не могу.       — Ваше право, — легко отозвался секретарь. — Итак, начнём с лекции. Вы определились датой?       — В пятницу подойдёт?       — Три дня в запасе, вполне, — кивнул тот. — Мы как раз успеем подготовить место. Вместить всех желающих не удастся, посему придётся вам либо выбирать время для повторного выступления, либо же предложить свой вариант.       — Повтор, — сразу же согласилась я. Выдумывать что-то своё ни сил, ни желания не было.       — Тогда бы лучше сместить дни, чтобы на этой недели вы успели закончить хотя бы два выступления.       И выбор вновь обошёл меня стороной. Я только кивнула, разглядывая шкафчики с сотней спрятанных внутри тех секретов. В присутствии Хайтама рыскать по ним казалось чем-то неприличным, хоть и крайне противоречащим моему нынешнему статусу. Всё вокруг по сути принадлежало мне, и вряд ли бы кто-то осмелился переубедить меня в обратном. Впрочем, власть не удовлетворит и толики несбыточных мечт. Да, те присмирели, осев на самой глубине, но ещё продолжали жить внутри. И не обещались когда-нибудь уйти окончательно.       Пол запечатлел моё бесчеловечное деяние россыпью тёмных пятен, насмешливо тыча носом в те, как нашкодившего котёнка. Поджав губы, я скользнула взглядом по секретарю.       — Вы говорили о ремонте. Когда можно будет начинать?       Хайтаму понадобилось всего пару секунд, чтобы понять причину столь резкой перемены беседы. Как и не менее резкого соглашения на всё тот же ремонт.       — Сразу после лекций. Разумеется, с вашего согласия.       Разумеется. Без моего согласия в Сумеру теперь и птица бы свободно не пролетела. Знала бы моя мать, как «высоко» падёт её любимая дочурка.       — Что насчёт тех двух мудрецов, которых кинули в тюрьму?       — У вас есть предложения? — Пронзительные глаза Хайтама с готовностью уставились на меня в ожидании дельного совета, однако я могла лишь пожать плечами и пробормотать «Почему бы не освободить их? Главные крысы мертвы». — Я бы не стал рисковать в нынешней ситуации. — Секретарь, как и всегда, взвешивал, казалось, всякое слово, что же говорить о действиях. — Народ ещё не оправился от гибели всей правящей верхушки, не склонен думать, что освобождение предателей сойдёт нам с рук.       — Есть же документы, подтверждающие причастность убитой четвёрки. Потрясём ими перед лицами неверующих и успокоим их затуманенные головы.       — Мысль верная, однако я всё-таки настаиваю повременить. Не каждый день люди переживают смену власти.       — А я с подобным даже успела свыкнуться. — Ухмылка, проскочившая на моем лице, вряд ли могла похвастать весельем. Схожую я успела заметить и у аль-Хайтама. Похоже, он был не насколько каменным, как оказалось.       — Вас интересует что-то ещё? — Секретарь не выказал признаков нервности. Телом. Та мелькнула в голосе, выдавая его спешность.       — Хранилище и книга, что я дала вам. Я бы хотела знать, где располагается первое и когда увижу результаты по второй.       — Чин обнажил ваш характер, — улыбка вновь растянулась на лице Хайтама. — Терпеливость вам не особо по душе, не так ли?       — За всё то время, что я провела здесь, успела хорошенько вбить себе одну мысль — ничто не вечно под этим небом. Поэтому время дорого.       — Справедливо, — неожиданно легко согласился секретарь, — тогда начну с конца. Книга, как я и говорил несколькими днями ранее, в процессе перевода. Хранилище — в процессе очистки. За многие века простоя там накопилось приличный слой пыли, обождите немного.       — Что ж, я опять по всем пунктам в пролёте, — хмуро подытожила я. — И опять мне к такому не привыкать.       — Здесь нет чьего-то злого умысла, — крайне верно, но от того не менее раздражающе, подметил Хайтам. — Не в моих интересах препятствовать вам.       «Да что же ты такой логичный и правильный?» — устало подумалось мне, однако вслух на подобное я не отважилась. Кивнула, сделав вид, что понимаю, и села в ближайшее кресло, оглядывая просторы кабинета и вышагивающую по нему Паймон. Некогда в схожем встречали Нин Гуан и Джинн, теперь же на их месте оказалась я сама. И отчего-то эта мысль вызвала дрожь по всему телу, а не закономерную и предлагавшуюся случаем горделивость. На последнюю, кажется, я и вовсе не была способна. Как и на маломальскую вменяемость.       Другая, несомненно, помогла: натурально вытолкнула на поверхность того вязкого омута, что крепко держал память и душу, однако щиколотки мои ещё холодила его густая водица. И сколько ещё предстоит балансировать меж мелким берегом и глубокой чернотой вокруг, оставалось только гадать. Гадать так же бесцельно, как и подбрасывать монетку, думая, что выпавшая сторона приведёт к верному решению. Детское развлечение.       На моё предложение помощи Хайтам отрицательно покачал головой, скудно обронив «Всё, что от вас требуется, это отдохнуть». И вот опять его непререкаемая правильность вызвала недовольство. То ли от того, что поспорить с ним попросту не было возможным, то ли от того, что мелькало в его глазах, когда тот смотрел на меня. Будто уставший родитель от выходок непутёвого ребёнка. Схожее вдруг вспомнилось и в выражении Аякса. Разочарование и всё та же вымученность мною.       — Что ж, раз вам так надоело возиться со мною, то побуду-ка наедине с собой любимой, — процедила я сквозь зубы, когда дверь за секретарём закрылась. Найденные несколько книг на снежском обещали скрасить день, а затем и последующий вечер. Паймон ограничится выгулом по саду. Пора было браться за уже заждавшиеся дела.

***

      Громкие голоса оторвали от чтения. Они исходили от дома по соседству, и один определённо звучал нетрезво. Крайне странно было наблюдать за руганью секретаря Академии и лучшего архитектора Сумеру. Точно кошка с собакой, те сцепились, — к счастью, только словесно — обещая весёлое завершение дня. Паймон заворочалась на коленях, пробормотала что-то, прежде чем вновь затихнуть. Я же смотрела на разворачивающуюся в паре шагов драму. Ощущение, будто зрелище было почти что интимным, вынуждало вжиматься в кресло и надеяться, что пронзительные глаза секретаря не решат исследовать округу. Пускай крики разносились повсюду, было в том нечто личное, то, что явно не предназначалось для чужих взоров. Отчего и вмешиваться отнюдь не хотелось.       Запал в голосе Кавеха вскоре сменился постепенно тухнущим раздражением, пока архитектор и вовсе не плюнул что-то в сторону соседа и не скрылся в доме. Хайтам — чьё напряжение и недовольство выражала лишь вздувшаяся на шее вена — постоял некоторое время у входа, словно выжидая, когда потенциальная угроза успеет скрыться в недрах жилища. Его скупость в эмоциях поражала и заставляла в какой-то степени прильнуть на сторону Кавеха. Безэмоциональность порой действовала куда лучше воплей и угроз. Спокойствием секретаря можно было разрезать любые нервы, даже самые крепкие. Что же было говорить о наших с Кавехом тонких ниточках, которые того и гляди порвутся сами.       По привычке взгляд обратился к двери моего собственного домика, а слух напрягся, силясь выловить приближающиеся шаги. Но никто не торопился навещать меня. Похоже, даже у Аякса взыграла гордость. Я невольно рассмеялась, понимая, что на сей раз просьбами извинить и заверениями больше так не делать не обойдусь. Хотя кто говорил, что я стану вымаливать прощение? Не я пыталась убить себя ещё в Ли Юэ, не я калечила себя множество раз из жажды битвы, как и не я манипулировала сотнями жизней ради того, чтобы загнать в угол одну единственную. Противоречивость собственных чувств вдруг обрела ясность. Я вряд ли смогу когда-либо смириться с прошлым, а в Аяксе его было слишком много. Больно было принимать действительность, ставшую неожиданно понятной, но от того не особо приятной. Пелена спала, и тихое падение её дало начало некоему новому периоду. По крайней мере именно так мне хотелось думать. Если обида засядет в Предвестнике глубоко, то, кто знает, быть может, тот и сам решит оставить меня в покое. Скрепя сердце из-за потери такой лакомой добычи и провалом задачи, но оставит. Как бы то ни было, а точка так и напрашивалась на своё законное место. Жирная и не оставившая бы и намёка на иной исход.       За окном собирались тучи. Я углядела их надвигающийся фронт ещё при выходе из Академии, теперь же поймала и рассекающие чернильное небо вспышки. Секундные и стремительные, те вспыхивали то ближе, то дальше, но непременно привлекая следом и раскаты грома. Отчего-то ярость непогоды показалась правильной, уместной. Всему, даже природе, полагалось вымещать накопившееся. И вскоре то забило гневным потоком по крышам и ударило в окна. Плотные шторы скрыли неистовство. Паймон завернулась в одеяльце, Шапочка тихо запищала под боком. Сон не то чтобы не шёл — так, скользил где-то совсем рядом, точно игрался. Но вскоре и тот сдался перед непогодой и мягко коснулся сознания.       Пока громкий стук не вытолкнул в реальность. Дождь ещё бился по черепице, просясь впустить, однако слегка стих. Поднявшись и спустившись вниз, я прислушалась, надеясь, что спутала стук с ударом молнии, когда тот повторился вновь. В его обрывистости и напористости было нечто отчаянное, как если бы внезапный гость спасался от кого-то.       Холод и ветер ворвался, стоило опустить ручку. Аякс выглядел ужасно. Серый пиджак покрывали тёмные разводы; ботинки хлюпали и оставляли грязные следы; руки заметно дрожали, то хватаясь за косяк, то протягиваясь ко мне. Но больше всего ошарашили глаза, горевшие из-под слипшихся рыжих прядей. В них не было и намёка на человеческое, лишь звериное и дикое, словно бы ещё мгновение — и Предвестник обратится в громадного волка. Его невнятное бормотание донеслось сквозь упорный поток шума снаружи. Я успела отпрянуть, зажимая рот рукой, когда тот повалился на пол. Некоторое время взгляд судорожно скользил по замершему у порога телу. То подавало признаки жизни только рвано поднимающейся грудной клеткой и обрывистым дыханием.       Бранясь под нос, я навалилась на дверь, не желавшую закрываться под напором ветра. Последний словно намеренно усиливался, толкая хлипкую заслонку обратно. Пока замок всё же не щёлкнул.       Сдавленный стон вынудил повернуться. Аякс чуть сдвинулся, обнажая растёкшуюся под ним лужу. От багровых прожилок в той стало совсем жутко. Под рукой не было ничего, даже захудалых зелий, что же было говорить о более серьёзных лекарствах.       — Так, так, тихо, — бормотала я больше себе, нежели растянувшемуся на полу гостиной. Ладони вторили вспыхнувшей внутри тревоге, мелко задрожав. Трезвый рассудок — вернее то, что от него осталось — призвал поторопиться. Руки стянули сперва пиджак, насквозь пропитавшийся не одним только дождём, рванули пуговицы рубашки. И снова пришлось зажать рот, чтобы не вскрикнуть. Грудь Предвестника покрывали корявые давно зажившие шрамы. В области пресса же растянулась одна свежая рана, сочившихся алой кровью. Её длина не внушала спокойствия, как и глубина. Поблизости не было ничего, кроме штор, да и те сперва нужно было пустить на полосы. А как же обработка?       Отчаяние сорвало с места, вынесло наружу, довело до соседнего домика. Хайтам не спал, встретив меня растерянным взглядом. Им же тот прошёлся и по моим успевшим потемнеть пальцам.       — Вино? — удивлённо переспросил он. — Осталось, но в такой час…       — Срочно, — рявкнула я, обрывая его, — нитки, иголку и, если есть, зелья.       Секретарь вновь решил пойти на поводу у мудрости, а та определённо намекнула ему не задавать лишних вопросов. Вскоре тот вернулся, неся всё необходимое в руках. Новых вопросов не прозвучало, и я спешно вернулась домой. На пороге меня встретила белая, как снег, Паймон. Съёжившись и косясь на Предвестника, по-прежнему лежащего на полу, она сперва не реагировала на просьбы уйти, затем едва заметно кивнула и юркнула наверх.       Шторы полетели на лоскуты при помощи найденного на кухне ножа. Шумно сглотнув, я присела перед Аяксом. «Бинты» побагровели от вина. Руки неуёмно тряслись, отчего вдеть нитку в ушко оказалось непосильной задачей. Каким-то чудом та всё же проскочила, а узелок на конце завязался сам. Бормоча все припрятанные памятью ругательства, я зацепила край кожи. Сердце сжалось от раздавшегося следом стона, но холодный рассудок придал твёрдости — уж слишком страшными могли оказаться последствия сиюминутной жалости. Контроль над телом словно бы взял кто-то другой, более отстранённый и методичный. Я уже было решила, что Другая поспешила на помощь, когда осознала, что та имела власть лишь во снах и зонах Увядания.       Шов начался криво, к середине, напротив, выровнялся. Остатки вина шли в ход каждый новый стежок, пока последняя капля не слилась с кровью. Тяжёлое дыхание Аякса ещё пробивалось сквозь дождь, однако тот больше не реагировал на боль. Потерял сознание. Последний штрих, и в ход пошли зелья. Разделив те поровну по три, я принялась поливать первой тройкой рану, а оставшуюся заливать в рот Предвестнику. Дыхание его слегка успокоилось, ресницы вздрогнули пару раз, прежде чем тот окончательно затих. «Бинты» обтянули его торс, тут же пропитавшись кровью. Выпрямившись, я утёрла пот и с досадой поняла, что едва ли дотащу Аякса до дивана, что же было говорить о спальне. Руки ещё подрагивали, на всё тело, точно тяжёлая плита, навалилась слабость. И я вновь с досадой усмехнулась, ловя скучающие по Пиро мысли.       Подхватив Аякса под руки, я поволокла его к дивану, с тихим ужасом наблюдая за тянущейся следом грязно-алой дорожкой. Когда же без сил опустилась рядом с ним после бессчётной попытки поднять того на проклятый диван, из глаз побежали слёзы. Они капали на бледное лицо, горевшее в воспоминаниях улыбкой. Как много бы я отдала сейчас, чтобы вернуться в прошлое и обратить всё иначе. Но всё, что могла, это смотреть, как дорогого сердцу человека постепенно покидает жизнь.       Нужно было найти хоть кого-то. Нужно было успеть. Хотя бы в этот раз.       Распахнув дверь, я встретилась взглядами с замершим вдалеке секретарём. Тот понял бедственность положения, лишь мельком оглядев Предвестника.       — Я скоро буду, — проронил он, когда Аякс, наконец, оказался на диване.       Я только кивнула, опускаясь на пол рядом и утыкаясь в безвольно лежащую ладонь. Просьбы простить тот вряд ли слышал, как и присоединившиеся к моим рыдания Паймон. Распахнувшаяся дверь не заставила обернуться. Чьи-то руки оттянули меня подальше. Аякса скрыли чужие фигуры, склонившись над ним. Голос, раздававшийся будто бы из-под толщи воды, спрашивал о случившемся, но я только мотала головой. Все прежние раны Аякс сносил, ни разу не представая передо мной в таком состоянии.       — Куда?! — воскликнула я, когда ворвавшиеся принялись укладывать его на носилки, однако все те же руки удержали на месте. — Он останется со мной, нет! Вы убьёте его!       — Успокойтесь, в больнице ему помогут. Я упомянул, что Предвестник под вашей защитой.       После услышанного легче отнюдь не стало. Стиснув зубы, я молча наблюдала за тем, как тело Аякса скрывается за поворотом. Дождь ещё хлестал по крышам и окнам, когда шаги и голоса стихли. Опустившись на пол, я обхватила голову руками, пытаясь призвать мысли хоть к какой-то стройности. Размеренный стук каблуков вплёлся в разрозненные удары грома. Хайтам — кому бы ещё это быть? — расхаживал по гостиной, оглядывая пятна крови и грязи.       — Что произошло? — Вполне закономерный и ожидаемый вопрос, однако ответа на него у меня не было. — Глаза у вас нет, значит, не вы оставили ту рану на теле Чайльда Тартальи. — Секретаря мало волновало моё состояние, зато крайне интересовали обстоятельства случившегося. — Если бы произошло нечто срочное, об этом бы меня предупредили незамедлительно. Дела приобретают странный поворот.       Цепочка его рассуждений упёрлась в глухую стену. И по ощущению скользящего по мне пристального взгляда, я поняла, кому предстоит указать на трещинку в той.       — Расскажите, если знаете что-то. — Хайтам присел передо мной, вынуждая поднять голову. — Я обещаю, что с Чайльдом Тартальей ничего не случится.       — Дотторе здесь, — глухо пробормотала я, чувствуя, как сзади обхватывают ручонки Паймон.       — Второй Предвестник? — Секретарь впервые выдал сильное удивление эмоциями: вскинул брови и распахнул глаза. — Вы уверены?       — Хотела бы я сказать, что нет, если бы не видела его воочию. И не разговаривала, как с вами сейчас. — Аль-Хайтам замер, напряжённо вглядываясь в меня. Очевидно, что ждал более развёрнутого ответа. Я ответила ему не менее напряжённым взглядом и сказала: — обещайте, что всё, что услышите, останется между нами.       Тишина опустилась на гостиную. Паймон крепче вцепилась в меня, дрожа всем телом. На сей раз секретарь не спешил продолжать разговор. Прикидывал все возможные последствия.       — Хорошо, я клянусь всеми знаниями, что успел накопить за жизнь о том, что каждое произнесённое вами слово не выйдет из моих уст в угоду коварным умыслам, — намеренно медленно, чтобы я смогла уловить всё, произнёс тот.       Собрав то немное, что могло помочь и ещё осталось во мне, я принялась пересказывать события недавно минувших дней. Лицо Хайтам оставалось напряжённо отстранённым, когда же дошло до Дотторе, похищении горожан и сделки с ним, он попросил обождать.       — Значит, ему нужен наш Архонт, — задумчиво протянул секретарь. — Очевидно, что Фатуи охотятся за Сердцем. Впрочем, сейчас заполучить его будет крайне затруднительно. — Поймав мой вопросительный взгляд, он пояснил: — Дендро Архонт пропала после событий в Каэнри’ах. По официальным сведениям она пожертвовала собой, дабы прервать распространение скверны по Тейвату. Её нового же воплощения мы не увидели. Хотя теперь я сомневаюсь, что и здесь Совет нам не солгал. К слову о них, можете рассказать подробнее о произошедшем в Академии?       Покосившись за спину, я молча дала понять, что при Паймон о таком говорить не стану. Хайтам понял всё, кивнув, и поднялся.       — Отдохните, пожалуйста, — он обернулся у самого выхода, окинув меня многозначительным взглядом. — Об остальном не беспокойтесь и предоставьте моим заботам.       Паймон долго упорствовала, настаивала остаться и помочь, пока не сдалась уже я. Всучив ей найденную впопыхах тряпку, я принялась оттирать следы грязи. Та ещё не успела въесться, и монотонность движений втянула в пространные рассуждения о крови. Те слонялись от её «важности», когда дело касалось моей, до абсолютной небрежности по отношению к принадлежащей «обычным смертным». Я вдруг с холодным ужасом осознала, что даже кто-то вроде Аякса мог обратиться в бездыханного мертвеца по щелчку пальца. Тейватская смерть не щадила ни богов, ни героев. Равняла всех, совсем как земная. И здесь наши миры были уж слишком схожи.       Дрожь и тревога постепенно оставили тело и душу. На смену им вновь пришла усталость, наваливаясь со всей тяжестью. Велев Паймон набрать ванну, я оглядела начищенный пол. Пятна исчезли, будто ничего и не было. И это пугало. Ровно так же запросто исчезали люди, память о них, их лица, имена и привычки. Как исчезла некогда и я сама с Земли. Интересно, мать ещё помнила обо мне? Приходила на могилу? Или же и на бывшей родине мне не досталось местечка после смерти? А была ли она, та родина, что просачивалась изредка сквозь дырявую память? Не вложил ли кто лживые воспоминания о ней, украсив россыпью тревожащих душу эмоций?       Горячая вода смыла чужую кровь с тела, но не заткнула сочившуюся ею пропасть внутри. Паймон успокоилась, растерянно лопая пузыри и не докучая вопросами. Да и что было отвечать, если всё-таки начнёт? Она успела вырасти. Вырасти настолько, чтобы уметь хранить молчание в нужный момент. В её больших глазах читалось понимание. И оно пугало. Пугало в первую очередь той виной, что лежала на мне тяжким грузом за её столь стремительное прощание с детством. Те годы, что для меня прошли с лёгкостью и беззаботным смехом, ей дались потом, кровью и слезами. И вот опять винить было некого, за исключением всё той же себя.       Неправильно было ложиться обратно в кровать и вновь притворяться, что ничего не случилось. Как неправильно было и закрывать глаза, в надежде на забытье сна. Несмотря на все потрясения, он взял своё, погрузив в обрывистые всполохи голосов и лиц. Те казались знакомыми; вот-вот — и сквозь пелену проступят взгляд или край губ, что намекнут на их владельца. Однако всякий раз те ускользали, сменяясь другими. Своего рода кошмар, разве что чуть более щадящий разум, чем все прочие.       Он оборвался внезапным пробуждением. Резким, как и всякое утро после бессонной ночи. Глаза саднило, тело ныло, прося остаться в кровати. Потакать ему не было времени. Наспех одевшись, я выскочила из дома, предварительно убедившись, что Паймон ещё спала. На мой стук в дверь никто не ответил. Хайтама, как и его соседа, не было.       Улочки постепенно наводнялись людьми, в лицах которых я пыталась отыскать признаки беспокойства. Но те только вспыхивали уже знакомым восхищением или хмуростью при моём виде. Прошлая ночь оставила след лишь на мне и ещё паре человек. Простой люд, как всегда, оставался в неведении, распаляя сухую зависть внутри. Мне отчаянно хотелось стать им ровней как во взглядах на будущее, так и в судьбе. Незамысловатой и лишённой тяжких обязанностей.       Академия встретила молчанием и редкими студентами в столь ранний час. Те, как и горожане, явно не знали о недавнем, встречая с куда большим энтузиазмом. Причина того была очевидна — всё то, что хранила моя бедовая головушка, не больше.       Однако Хайтама не нашлось и здесь. В отчаянии я принялась сновать между всеми, кого могла отыскать, пока один юнец не подсказал дорогу в больницу.       — Могу проводить, — с готовностью вызвался он и тут же разочарованно поник, заслышав мой отказ.       Дыхание сбилось, к моему неудовольствию, почти сразу. И вот опять потеря Пиро давала о себе знать. Огонь будто намеренно покинул меня, злорадно хохоча и напоследок отнимая остатки сил.       Белоснежное здание с округлой голубой крышей возвышалось посреди одной из площадей. На нём не алел крест или привычная надпись, уведомляющая о порядковом номере больницы. Лишь небольшая табличка возле дверей с латинскими письменами. Зайдя внутрь я сперва усомнилась, что попала туда, куда нужно: всё те же высокие своды, обилие полок с книгами у стен и диванов возле них. Затем взгляд прошёлся по бегавшим из угла в угол людям в белых халатах и выстроившихся в очередь, очевидно, их будущим пациентам. И здесь меня признали быстрее, чем я успела подумать о том, к кому навязаться с вопросами.       — Честь видеть вас лично, — ко мне подскочила молоденькая девушка с яркими зелёными глазами, искрившимися невинностью и всё тем же пресловутым восхищением. — Я Велора, работаю здесь младшей помощницей по проведению операций. Вы прибыли к Предвестнику Фатуи Чайльду Тарталье? Господин аль-Хайтам предупреждал, что вы придёте.       Вскоре меня обступило ещё несколько желающих прикоснуться к «великому». Нашлись среди них и врачи, жаждущие получить подтверждение, что и я принадлежу к их профессии.       — Мне нужно попасть к Тарталье, — хмуро оборвала я их, совершенно не заботясь о вежливости собственного тона. — Сейчас же.       Те мгновенно притихли и закивали. Недовольство в них, мелькнувшее на долю секунды, тут же сменилось испугом. И от него стало чуть легче. Примкнув к Велоре и тем самым возложив «великую часть» сопроводить меня на ту, я кое-как отвязалась от шлейфа в виде поклонников.       — Простите нас, — поспешила оправдаться Велора, явно уловившая во мне раздражение, — не каждый день перед нами предстают звёзды.       — В моём мире это бы прозвучало крайне насмешливо, — ухмыльнулась я.       — Но вы же и есть звезда, — раздалось настойчивое в ответ, — ваше существование, Призванных, имею в виду, всегда было чем-то сказочным, таким далёким. Теперь же, когда вы решили посетить нас, видеть вас собственными глазами настоящее чудо!       Её воодушевление не передалось мне. Как не передалось и желание трепаться по поводу собственной «легендарности». Всё, что меня волновало, кружило вокруг Аякса.       — Он в тяжелом состоянии, но лекари прогнозируют благоприятный исход. Не тревожьтесь, под своё крыло его взял сам аль-Ахмед, наш величайший оперирующий лекарь.       — Хирург, — автоматически поправила Велору я, чем вызвала у той растерянность. — У вас не делят врачей по системам органов и задачам?       — Нет, есть оперирующие и те, кто лечит травами. А что вы хо…       — Неважно, — бросила я, вновь плюя на всякую вежливость.       Коридоры, больше подошедшие бы картинной галерее, нежели больнице, вывели к толпившимся у дверей горожанам. Многие пытались поприветствовать меня, то хватая за руки, то нагло преграждая путь с улыбкой на лице, я же только молча вырывалась и лавировала меж ними, мысленно проклиная каждого. Пока Велора не замерла возле самых широких дверей.       — Это операционный зал, — сказала она, — оставайтесь, пожалуйста здесь, я сперва осведомлю о вашем приходе господина аль-Ахмеда.       Встав неподалёку, я нахмурилась, заметив, как некоторые из больных уже было направились ко мне. И замерли, завидев мою вскинутую руку. Во взглядах многих проскочила обида. Едва ли та удивила: никому не было дела до чужих забот, их волновали только собственные. И я решила вторить им, ловя нотку цинизма внутри. Ещё успею отдать долг, когда принесу себя в жертву во благо их же светлого будущего.       Двери вновь распахнулись. Моему взору предстал невысокий мужчина с седой бородкой. Его покрытые кровью руки едва не заставили скривиться в гневе. И только спустя несколько секунд я вспомнила об отсталости Тейвата.       — Рад видеть вас собственными очами, — аль-Ахмед поклонился, сгорбив и без того сгорбленную спину ещё больше. Его голос напомнил скрипучую дверь, ставни которой давно нуждались в смазке. — Великая честь встретиться с Призванной. — Обрывать его, как обрывала всех остальных, я не стала. То ли сыграло уважение к возрасту, то ли боязнь, что тот отыграется взамен на Аяксе. — Вы наверняка желаете знать состояние фатуйского мальчонки, верно? — Ахмед неожиданно усмехнулся, блеснув хитринкой во взгляде. — Аль-Хайтам предупреждал о вашем приходе. Сперва позвольте поинтересоваться, кто накладывал шов?       — Я, — без промедления призналась я, чем вызвала насмешливое удивление у старика. Тот вскинул кустистые седые брови и улыбнулся шире, хрипло посмеявшись. — Знаю, что паршиво, но это вообще не мой профиль.       — Ваш или не ваш, а жизнь вы ему спасли. — Прозвучавшее в ответ заставило удивиться уже меня саму. — Чего же вы так изумляетесь? — хитро прищурившись, спросил аль-Ахмед. — У него серьёзная кровопотеря, вряд ли бы дотерпел до прибытия к нам. Так что выставьте ему счёт, как очнётся. Приличный выйдет.       — Можно его увидеть?       — Только наденьте халат, — хмыкнул старик, прежде чем скрыться за дверью.       Велора без лишних слов отдала свой, наверняка посчитав подобное за великую честь. Я, усмехнувшись, представила, с какой гордостью та теперь будет носить его после меня.       Операционная представляла из себя нечто странное: узенький, коридор по обеим сторонам которого тянулись двери; впереди же проступали очертания широкого зала, гремевшего звоном инструментов и стонами. Я поморщилась от осознания, что все операции здесь проводились без наркоза.       — Приятного мало, — согласно кивнул аль-Ахмед, возникнув словно из ниоткуда. — Интересно узнать, как проходят операции у вас?       — В перчатках, — хмуро отозвалась я и в ожидании уставилась на доктора. Тот понял всё без слов и повёл к одной из дверей. Небольшая палата вмещала в себя крошечное оконце у самого потолка, узкую кровать посередине и небольшой столик рядом с той. На последнем лежали чистые бинты, в корзине неподалёку багровели уже использованные.       — Так как вы нашего роду, лекарского, — начал аль-Ахмед, обнажая торс лежащего неподвижно Аякса, — опишу вам всё в подробностях. Рана глубиной в две трети среднего пальца, шириною в пять указательных на передней поверхности туловища. Мелкие ссадины и кровоподтёки в области спины и внешней стороны бёдер, но они не так серьёзны, чтобы останавливаться на них. Мне интересует получение первой и самой угрожающей из них. Разрез довольно узкий, я бы сказал, даже мастерский, будто резали тонким инструментом. Скальпелем, если позволите.       Заставив себя оторвать глаза от бледного лица Предвестника, я сосредоточилась на движениях рук доктора. Тот обвёл проступающие сквозь бинты очертания раны. Кровь успела остановиться, темнея по её краям и в середине.       — Вам известны подробности? — Внимательный взгляд замер на мне, в ожидании лакомой информации. Аль-Ахмед разочарованно кивнул, получив от меня отрицательное покачивание головой. — В таком случае позвольте сделать несколько предположений: рана была нанесена самым краем узкого меча, либо кинжала; нападавшему попросту повезло, фактор случайности никогда не стоит отметать; и наконец, тот, кто оставил столь искусный разрез принадлежит к числу лекарей, возможно, даже оперирующих.       Последние слова вспыхнули внутри догадкой. Я замерла, чувствуя, как по телу расползается холод. Жуткий, от котрого кровь в сосудах превращается в острые льдинки.       — Каковы ваши предположения? — От аль-Ахмеда не укрылась перемена во мне. Глаза его буквально впились в меня, я же только вновь покачала головой. Что-то подсказывало, что прибытие в Сумеру Дотторе должно было сохраняться в тайне от простого люда. И старик входил в его число. — Что ж, тогда оставлю вас наедине. — В его голосе засквозило разочарование, едва ли отозвавшееся внутри хоть каким-то чувством.       Дверь за спиной щёлкнула замком, отрезая от шума снаружи. Руки так некстати задрожали, когда пальцы коснулись прохладной щеки. Аякс дышал. Слабо, едва заметно, но дышал. Закусив губу, я вытерла выступившие слезинки. Ему бы не понравилось видеть меня рыдающий.       «Уже хоронишь?» — раздался его насмешливый голос в голове, вынудивший улыбнуться.       — И не думаю, — тихо рассмеялась я, прежде чем прогнать всякую весёлость. — Я найду его. Знаю, ты не одобришь такое, но дело не в тебе одном. Похоже, мне придётся убить ещё раз, может, не последний, но этой смерти я буду искренне рада. Как и твоему скорому пробуждению. — Ресницы Предвестника вздрогнули, когда мои пальцы вновь прошлись по его коже. Затаив дыхание, я ждала, когда тот распахнёт глаза. И досадливо поджала губы, прогоняя глупые надежды на чудо. — Я вернусь совсем скоро. Обещаю. Надеюсь к тому времени вновь увидеть твою улыбку.       Нехотя я отстранилась, попятилась, ощущая себя почти что предательницей, сбегавшей от нуждавшегося в помощи. Нащупала дверную ручку и вышла в коридоре. На ослабевших так некстати ногах добралась до выхода, вернула халат Велоре и, не помня себя, оказалась за пределами больницы.       Кулаки сжались, в груди вспыхнула знакомая злость. Она была не сродни той, дикой и безрассудной, что командовала раньше. Теперешняя злость подчинялась, стала инструментом, а не хозяином. Она и скрупулёзное терпение могли сыграть скверную шутку против того, кто сейчас решил скрыться, наделав шума.       Решение о дальнейшем пришло само собой. Ноги понесли к порту, взгляд выхватил качавшийся на волнах корабль. Фатуйский флаг понуро висел, лишённый жизни стихшим ветром. А вот во мне жизнь забила бурным ключом. Знакомые лица встретили растерянностью. Я махнула им, призывая подняться на борт. Иван, завидев меня, широко улыбнулся, но быстро растерял энтузиазм, встретившись со мной взглядами. Все его попытки начать разговор прервал очередной взмах руки и короткое «Все немедленно в кабинет командира».       Простора кабинета вполне хватило, чтобы разместить всю команду. Немногочисленные мысли вторили попытавшейся было захватить власть неуверенности, заявляя, что всё затеянное бесполезно и слушать меня никто не станет. Однако по мере заполнения помещения Фатуи, уверенность брала верх. В глазах многих застыл страх. А страх и сомнения, как полагалось, шли рука об руку, вынуждая даже самый крепкий ум вестись на громкие слова. Впрочем, ложь в угоду мнимой выгоде в мои планы не входила.       — Всем уже известно о случившемся? — Я обвела собравшихся долгим взглядом и продолжила, заметив их согласные кивки. — Дабы пресечь всякие слухи, скажу сразу: к произошедшему я лично не имею никакого отношения. Этой ночью меня разбудил стук в дверь. Ваш командир находился на грани смерти, когда пришёл ко мне. Кровотечение удалось остановить, сейчас он находится в больнице под присмотром лучших лекарей. Я позаботилась о том, чтобы ему оказывали необходимую помощь. — Расползшиеся среди фатуйцев шепотки звучали воодушевлённо, да и на лицах многих страх сменился облегчением. — Однако тема нашей беседы касается не только этого. — Я затихла, вновь оглядывая бледных солдат. — Кому известен факт нахождения здесь Второго Предвестника?       Молчание опустилось между ними. Многие принялись переглядываться, будто искали вместе со мной того, кто мог бы дать ответ.       — Ч-чего? — воскликнул Иван, привлекая всеобщее внимание. — Как это? Дотторе и правда здесь? Но как такое…       Он осёкся, сглотнув от пристальных взглядов.       — Попрошу воздержаться от ненужных комментариев, только по существу, —предупредила я. — Как я понимаю, вас в известность никто не ставит, верно?       — Приказы есть приказы, — отозвался кто-то, сорвав мою одобрительную усмешку.       — Кто бы сомневался. В таком случае предупрежу: всё, сказанное мною здесь и сейчас, никто из вас не вынесет за пределы этой комнаты ни в словесной, ни в устной, ни в какой-либо другой форме. В противном случае я буду вынуждена принять меры. И поверьте, вам они не понравятся. — Кабинет замер в молчаливом ожидании. Я удовлетворённо кивнула самой себе, одновременно поражаясь той внезапной уверенности, что охватила с головы до пят. Её причина, очевидно, крылась в Аяксе, а не во мне самой. — Как я уже сказала, в Сумеру сейчас находится Второй Предвестник, Иль Дотторе, Доктор, как угодно. Хотя я бы предпочла «крыса», учитывая как ловко он шныряет по подземельям. — На лицах некоторых заиграла несмелая улыбка, а кто-то даже тихо хохотнул. — Произошедшее — его рук дело. Я уверена в этом так же, как уверена в том, что сейчас стою в кабинете вашего командира. Мои слова могут показаться сущим бредом, однако я видела Дотторе собственными глазами, как вижу вас всех здесь и сейчас. Обстоятельства Ли Юэ и Инадзумы сложились для Аякса не лучшим образом. Полагаю, что на него повесили не только неудачу с Мораксом, но и смерть Синьоры.       — Не по вашей ли вине? — усмехнулся светловолосый юноша в первом ряду.       — Не по моей ли вине он призвал Осиала и разрушил добрую половину города? Или в экспериментах с Глазами Порчи тоже я виновата по-вашему? — Я вскинула бровь, не стесняясь смерила насмешливым взглядом наглеца. Тот притих, зыркнув исподлобья. — Так или иначе сейчас мы имеем последствия того, что некогда заварили сами. И теперь с ними придётся разбираться, хотите вы того или нет.       — Что вы предлагаете? — Я увидела Андрея, упершегося спиной к стене и скрестившего руки на груди в дальнем углу. Он, как обычно, держался поодаль.       — Во-первых, пока что перейти под моё командование. Негласное, разумее… — Конец моей фразы потонул в разъярённом вое. Взгляды почти всех загорелись возмущением, оно же звенело и в их голосах. И только сильный удар и громкое «Молчать!» по столу вернули пускай и нестройную, но всё же тишину. — Говорить по одному и тихо! — рявкнула я, подхватывая вернувшуюся злость. — У вас нет выбора. Сейчас вы не Фатуи, могучая снежская организация, вы — разрозненная кучка испуганных деток, не представляющих никакую угрозу. Боятся только ваших командиров, вас же самих откровенно презирают. Теперь без защиты Аякса вы можете разве что прятаться по каютам и изредка высовывать нос наружу, чтобы получить щелчок по тому. Я предлагаю вам по крайней мере уверенность в сохранности собственных жизней. И хоть отношения между нами не заладились изначально, оставлять вас на произвол судьбы я не хочу.       — И почему же? — Ирина, стоявшая возле Милы, откровенно насмехалась, щуря угольные глаза. Впрочем, её презрение и недоверие я понимала прекрасно.       — Моя родина — Снежная. Пускай и Земная, но такая же Снежная, — открыто призналась я, — ваши правители меня мало интересуют. Меня интересуете вы, люди, такие же, с которыми я выросла бок о бок. И это было бы откровенным предательством, брось я вас без помощи.       Я затихла, ожидая гневных выкриков и усмешек, однако наткнулась на хмурое понимание. Взгляды многих обратилась в пол, будто бы вдруг нехотя приняли духовное родство со мной. Либо только начинали принимать.       — Что же во-вторых? — Андрей нарушил молчание первым.       — Во-вторых, мне нужны сведения о Дотторе. Всё, что вы сможете найти. Не знаю, одобряет ли кто-то действия этой… этого чудовища, но хочу напомнить, что его цель — такие же простые люди, как и те, что остались в Снежной. Они тоже чьи-то братья и сёстры, дети, матери, отцы. И я не хочу, чтобы похищение и бесчеловечные эксперименты проводились и дальше под каким-бы то ни было значимым оправданием.       — Что нужно от нас помимо сведений и молчания? — Ирина посерьезнела, скрыв с лица ухмылку.       — Ничего, — ответила я. — Вы можете заниматься своими обязанностями. От себя же, как и обещала, гарантирую неприкосновенность.       — До нас дошли слухи о вашей лекции, — встрял Иван, вновь светясь воодушевлением. — Можно и нам прийти?       Я улыбнулась, ловя мысль о том, как по-детски непосредственен был этот юнец. И кивнула, заверив, что выделю для каждого места.       — Сколько вас?       — Двадцать три. Было двадцать четыре, — хмуро произнесла Мила, не решаясь поднять на меня глаза.       — Отлично, о дате и времени будет известно позже. Всем спасибо за внимание.       Кабинет постепенно начал пустеть, пока не осталась лишь я одна. Во всём здесь чувствовался Аякс, его небрежность в бумагах, разбросанных по столу, торопливость в незаправленной постели. Потянувшись к шкафу, я вдохнула его аромат. Странно было скучать по нему теперь, когда совсем недавно внутри горели ненависть и подозрения. Другая проделала отличную работу, которую стоило бы подкрепить ещё одним сеансом.

***

      Столица осталась позади. Паймон слегка повеселела после произошедшего, при новости же, что скоро навестим Другую, та и вовсе пришла в восторг. Она не смолкала до самого леса, щебеча, как тамошние птички.       Другая вновь поджидала среди деревьев. На сей раз ближе, чем раньше.       — Моя власть крепнет, — развела та пуками на немой вопрос в моих глазах. — Радуйся, пока можешь, ведь именно здесь тебе найдётся и облегчение, и разговор по душам.       — Скрепленным клятвой, — хмуро подметила я.       — Таковы законы этого мира. Ты мне, я тебе. Вполне справедливо, я считаю.       Справедливо. Странно было слышать от кого-то, вроде Другой, буквально состоящей из несправедливости. И каков парадокс — из всех встреченных именно она соответствовала этому размытому во многом понятию. Жила по своим законам, при этом охотно шла на сделку, измеряя «ценность» оной в известных и понятных мне материях.       — Ну что, опять нырнём вглубь тебя любимой? — На её губах играла усмешка, призывная и в какой-то мере даже дружелюбная. Если к Другой подобное вообще было применимо.       — Аякс при смерти, — тихо произнесла я, когда Паймон скрылась в домике на дереве.       — Я знаю, его зверь этой ночью рвал и метал. Истинное удовольствие наблюдать за ним.       — Ты знаешь, что случилось? — Я вцепилась взглядом в Другую, но та лишь лениво пожала плечами.       — С чего бы? Разборки этих снежских меня мало интересуют. Мне нужны их итоги. Хотя могу сказать, что ты мыслишь в верном направлении. Тут явный конфликт интересов, и касается он в первую очередь тебя.       Я не ответила. Только поджала губы и уселась рядом с ней на диван, чувствуя, как тёплые руки увлекают лечь, а пальцы принимаются успокаивающе массировать голову.       — Мне понравилось то место из твоих воспоминаний. Хочу наведаться туда ещё разок, а потом впорхнуть в другое. Как тебе?       — Куда угодно, только прогони этот проклятый туман, — пробормотала я, ощущая, как наваливается приятная сонливость.