В день, когда сошлись звёзды

      Утро застало внезапно, оборвав на редкость крепкий сон. Спальню уже осветили солнечные ванны, ворвавшиеся через окна. Паймон сопела под боком, всем своим видом намекая не шуметь. Память лелеяла показавшиеся вдруг такими далёкими моменты вчерашнего. Губы то и дело норовили расплыться в глупой улыбке, сердце — застучать сильнее. Взгляд скользнул к окну. Край соседнего дома, как и небольшой садик позади, не гудели голосами. Внезапное осознание, что все звуки, кроме птичьих звонких трелей, будто пропали, прогнало всё веселье. Как бы ни силилась я напрячь слух, всё никак не могла уловить хотя бы отголосок привычного шума рынка и улиц. Хрупкость тишины вынудила ступать осторожно, словно бы пространство вокруг могло вдруг покрыться паутиной трещин. Внутри отчего-то поселилась тревога. Она жила там и раньше, то вспыхивая, то угасая, но сейчас же внезапно потяжелела, окрепла. Замерла, как перед рывком.       Пальцы ухватились за прохладную ручку двери, надавили, впуская в дом утреннюю свежесть. Тихо. Улочка всё той же тишиной. Я вновь вслушалась, пытаясь поймать шорох одежды или стук каблуков. Но услышала лишь собственное гулкое сердце. Оно выбивало чёткий ритм, взволнованное и уже готовое по первому зову понестись быстрым галопом. Напряжение, сковавшее тело, не давало спешить. Напротив, оно замедляло движения, размывало края стен и заборов. Невысокая калитка легко поддалась, сонно скрипнув и приглашая войти. Дом аль-Хайтама, как и другие, замер в странной мёртвенной тишине. Секретарь не приглашал войти, как не назначал встречи, и всё же я неуверенно постучала. В ответ не загремели шаги, и не раздался возглас обождать. Ни звука. Поддавшись внезапному порыву, я толкнула дверь, и та с лёгкостью впустила внутрь. Широкая гостиная замерла в безлюдье. Низенькие диванчики усыпали подушки. Всюду проглядывался след восточной культуры: символы лотоса на шторах, пёстрые золотые завитки на ворсистых коврах, стойкий запах пряных благовоний. Хозяева либо отсутствовали, либо ещё спали. Позвать их не разрешила всё та же плотная тишина. Она же вытолкнула обратно, повела вдоль по других домов, выискивая хоть какие-то признаки жизни в тех. Разноликие фасады мрачно следили за моей постепенно нарастающей паникой. Сперва та казалась необдуманной, смехотворной и нелепой, но чем дальше заводила та в пустынные проулки, тем больше крепла. Она же подстегнула перейти на бег. Сперва трусцой, затем всё набирающим и набирающим скорость. Я неслась через ужасающе безжизненные улицы и площади, крича и прося хоть кого-то откликнуться. Столица молчала, наблюдая за моими бесплодными попытками отыскать огонёк жизни вокруг. Она замерла, словно ждала чего-то. Только вода в фонтане и далёкие от людских забот птицы напоминали, что время бежало вместе со мной.       Потеряв всякую надежду встретить хоть одну живую душу снаружи, я принялась врываться в дома. В первых двух не нашлось никого. Третий же обрадовал одиноким мужчиной, дремавшим на диване. Но тот не реагировал ни на голос, ни на прикосновения, какими бы настойчивыми те ни были. Грудь его вздымалась, чётко и ровно, как часы. Сорвавшись с цепи, я в отчаянии принялась толкать спящего, но он не реагировал. Очередные двери и схожие комнаты, где всё так же царствовал сон. Люди не слышали меня, не раскрывали глаза, только потворствовали тишине размеренным дыханием.       Посреди пустынной площади солнечные лучики нашли меня, замершую, и облюбовали левую щёку, будто целуя. Сознание постепенно вторило и застывшему вокруг миру, притупилось. Живы осталась лишь паника и животный ужас от одной единственной мысли — в целом городе не осталось никого, кроме меня. Собственные шаги, до нелепости медленные, пробуждали гулкое эхо. Оно бродило следом среди домов, ворчало при каждом неосторожном движении, словно бы укоряя за неловкость.       Нелепая надежда ещё горела внутри. У неё не было ни единого спасительного аргумента, и всё же гаснуть та не спешила.       Море раскачивало несколько кораблей, в том числе и корабль Фатуи. Руки дрожали, хватаясь за перила, ноги грозились того и гляди задеть край ступеньки и окунуть в глубокие воды. Палуба встретила холодным одиночеством, грубо подтверждая жуткие догадки. Однако мне нужно было увидеть всё собственными глазами. Ковёр приглушил шаги, ведя знакомым маршрутом. Взгляд уже не спотыкался о выученные в мельчайших деталях картины; сосредоточился на тёмном прямоугольнике двери впереди. Она поддался с лёгкостью, впуская в кабинет. Тот полнился сонной тишиной и всё тем же солнечным светом. Пальцы осторожно коснулись рыжей пряди, отводя ту за ухо. Аякс не реагировал, разве что чуть вздрогнули его ресницы.       Я опустилась на пол, прислонившись к кровати. Всё, на что способно было горевшее в безумстве сознание, это долгий беззвучный крик. Тоненький голосок призвал наскрести остатки сил и отрезвиться. Подумать. Сделать хоть что-то, пока вязкое отчаяние не поглотило с головой. Тёплая ладонь Аякса легко приняла мою; не сжала, как на мгновение показалось, всего-навсего позволила прикоснуться. Её безвольная мягкость выдавила пару слезинок, прежде чем пробудившаяся решимость не выгнала наружу.       Лёгкий бриз брызнул свежестью в лицо, смеясь и шутливо прося прийти в себя. Словно бы ничего не случилось, а мир вокруг внезапно не замер в немоте. Природа ещё жила и будет жить долго. Её, как и прежде, мало трогали людские дела. Ноги повели к спуску, мысли теперь кружили вокруг Паймон, судорожно торопя вернуться. Объяснение мне как единственной, кому удалось избежать магического сна, — а в его природе сомневаться было глупо — нашлось почти сразу. Я не была здешней. Я была, есть и навсегда останусь чужой, задыхающейся от любой вспышки волшебства, родного для Тейвата. Извечные тоскливые попытки ненароком столкнуть саму себя с обрыва, потерять в лесу, загнать в самый дальний угол были тому негласным доказательством. Собственное подсознание настаивало на этом, отчаявшись полностью. Не оттого ли и все прочие до меня кончали весьма и весьма трагически? По воле собственного же Я, решившего, что им здесь не место, а долг уже исполнен.       — Прелестное утро, не правда ли?       От неожиданности я застыла, как вкопанная. Глаза неверяще бегали по высокому мужчине, почему-то казавшемуся знакомым. Светло-голубые волнистые пряди падали на клювообразную маску, что скрывала глаза и придавала ему пугающее сходство с хищной птицей. На видневшихся губах играла призрачная улыбка, от которой по спине вдруг пробежали мурашки. Тяжёлое, совсем не по погоде пальто украшали светящиеся ярким голубым кристаллы, такой же свисал и с правой мочки незнакомца. Руки в чёрных перчатках пребывали в удивительном спокойствии, разве что лишь изредка поправляли непослушные локоны. На правом плече сверкал металлический наплечник с длинным крючковатым шипом, вновь напомнив о птицах. На левом — чёрные, как смоль, перья; такого же цвета ботинки с серебренными пряжками и шпорами и вправленные в них штаны. За спиной горело нечто странное, что сперва я приняла за меч.       — Второй из Предвестников Фатуи Иль Дотторе или просто Доктор к вашим услугам, госпожа Седьмая из Призванных Кассиопея. — Он усмехнулся, сыпя насмешкой во вкрадчивом голосе. — Рад познакомиться. На сей раз лично.       Губы будто слиплись, не давая произнести и слова. Ни единый мускул не желал подчиняться, точно всё тело вдруг восстало против меня. Одно лишь сердце работало, как отбойный молоток, упорно тараня грудную клетку.       — Понимаю, моё появление может показаться внезапным, стремительным и в какой-то степени даже неуместным, однако прошу вас дать время для разъяснений. Видите ли, ситуация принимает не самый выгодный мне оборот, вот и приходится действовать более… прямо, — последнее Дотторе произнёс, будто бы смакуя. Уголки его губ растянули улыбку ещё шире. Он, до этого стоявший ровно, вдруг ожил, принявшись мерить пирс сдержанным шагом, пробуждая старые доски. Их скрип вплетался в шёпот моря, и от жуткости их симфонии стало вдруг совсем не по себе. — Ненавижу попусту трепать языком, хоть и вынужден признать, что красота речи пленит. Для вас сделаю исключение. Вы весьма пытливы умом и сообразительны, если ориентироваться на слухи. Веры им, разумеется, мало, и всё-таки они так разрослись, что глупо было бы их игнорировать. — Дотторе кружил у подножья спуска, как та самая хищная птица, поджидающая, когда ослабившая бдительность добыча выглянет из норки. — Ваше поведение ещё с Мондштадта вызвало у меня ряд вопросов. К примеру, в связи с чем так остра необходимость помогать? Вы без сожаления растрачиваете собственную жизнь впустую, разве это рационально? Все те долгие дни, недели и месяцы, убитые ради спасения ненужных тел, могли бы обрести смысл. Ваша память таит множество секретов о технологиях Земли. Ваш ум помог бы отточить и наши, местные. Сильные чувства редко овладевают мной, но от осознания такой страшной потери внутри поселилась досада. Да, именно так её обозначил Первый из нас.       — Что вы сделали с городом? — неожиданно сорвалось с моих губ; я дёрнулась было вперёд, однако вовремя остановилась. — Что с Аяксом? Что с моей Паймон?        — Скажем так, некоторые дела требуют уединения, — спокойно ответи Дотторе, — а в столь шумном и многолюдном месте такое практически невозможно, из-за чего пришлось прибегнуть к определённым мерам. Но прошу вас, не тревожьтесь понапрасну. Ваше сотрудничество облегчит и ускорит задачу во много раз.       Его протянутую ладонь я полностью проигнорировала и спустилась сама. Злость кипела во мне, сдерживаемая только страхом за близких. Дотторе вновь усмехнулся своей пугающе-призрачной улыбкой, теперь возвышаясь надо мной, точно коршун. Он не пригласил пройтись — настоял, молча развернувшись по направлению к городу. Наши нестройные шаги вновь потревожили тишину, пока мой взгляд не отрывался от Предвестника. Некое приспособление, крепившееся к его спине, напоминало механические крылья. Вернее, лишь одно из них, сделанное по образу и подобию птичьего. И хоть то было в сложенном виде, расправь его Дотторе, непременно отыскались бы все суставы и хрящи, в точности повторяющие таковые у настоящих крыльев.       — Ваше появление открыло второе дыхание. — Его голос по-прежнему звучал ровно, разве что проскочили нотки восхищения. — Человек из другого мира, что так превосходит наш необлагороженный наукой и рациональностью Тейват. Об этом я мог только мечтать все эти годы. Ваш предок, Антарес, подарил Снежной то, что сейчас стало для нашей армии обыденностью. Его эксперименты с собственной кровью воодушевили и меня коснуться этой сферы и начать долгую, но плодотворную работу над элеазаром. Вы должны были слышать о нём. Та девчонка, что прибыла с вами, послужила хорошим материалом для его изучения.       Догадки оказались верны. Коллеи и правда страдала неким заболеванием и была связана с Мондштадтом. Однако задавать вопросы я не спешила, чувствуя, что Дотторе и сам не прочь поделиться бóльшим.       — Любопытно, а существует ли на Земле схожий недуг? Ах, впервые такой интерес охватывает меня при общении с кем-то, а не только во время опытов. Но вы так упорно сохраняете молчание, — неожиданно заметил он, — а ведь мне так хочется знать ваше мнение относительно всего происходящего.       — Чего вы хотите? — не размениваясь на вежливость, грубо бросила я. — Говорите конкретнее.       — О, самую малость — знаний. Знаний и информации. Многие так недооценивают их. И как бы парадоксально это ни было, здесь, в Сумеру в том числе. Идиоты из Академии мнят себя столпами наук, сами же ставят ограничения в их продвижении. Возможна ли медицина без вскрытия человеческого тела? Возможно ли лечение без опытов с больными?       К звуку наших шагов и голосу Предвестника вдруг примешались и другие: несколько человек явно спорили между собой. Они неожиданно вынырнули из-за угла, таща свёрток, подозрительно напоминающий человеческое тело. Обоих я узнала сразу же. Мятные волосы и полукруглые маски на пол-лица. С таким же человеком впервые я столкнулась на площади в Мондштадте. Как и с Аяксом.       — Что происходит? — Я нахмурилась, следя, как те бросают свёрток к кучке таких же, а затем скрываются в ближайшем доме, чтобы вытащить ещё один. Ужасная догадка пришла сама собой. — Вы… вы похищаете людей?       — Моя работа не всем по душе, однако она, как и всякая другая, не обделена недостатками. Но не спешите уподобляться всем остальным и осуждать меня. Во многом благодаря мне та девчонка осталась жива, и сейчас элеазар в её теле прогрессирует значительно медленнее.       — Ты что творишь? — Я продолжала поражённо наблюдать, как клоны Дотторе опустошают дома. Злость и оторопь от накатившего ужаса сжали ладони в кулаки. Увернуться от моего слабенького удара Предвестнику не составило труда. Он даже повеселел, одобрительно улыбнувшись.       — Как паршиво, должно быть, жить, полагаясь не на собственные силы, а на кого-то другого. И как паршиво, когда этот кто-то неожиданно сам оказывается бессилен.       — Ты долбаный психопат! — Ярость дала второе дыхание, а вместе с ним вскормила и безрассудство. Очевидно, что итог столь бессмысленного махания кулаками не приведёт ни к чему, а только усугубит положение. Но к единственной трезвой мысли я не прислушалась, лелея только одно — растерзать собственными руками чудовище передо мной.       — Тише, госпожа бунтарка, — омерзительно спокойным голосом посоветовал тот, — иначе приберу к рукам и парочку твоих приятелей. Я давно тешу надежды однажды опробовать в деле того молодого Предвестника, к которому ты так неровно дышишь. О ваших трепетных чувствах к друг другу уже ходят занятные слухи. — Дотторе откровенно веселился при виде моей реакции. Замерев вдруг, я столкнулась с самой жуткой дилеммой в жизни. И вновь загадка про поезда. Реальная и до дрожи несправедливая. — О, какой покорной ты сразу стала. Раз уж сама решила перейти на «ты», то и я не против. Так и быть сохраню жизнь Одиннадцатому, но взамен попрошу об услуге. — Он умолк, похоже, решив дождаться от меня ответа, я же продолжала сверлить его испепеляющим взглядом. — Услуга эта может прийтись не по душе, и всё-таки настою сперва обдумать.       — Ближе к делу, — рыкнула я, скосив взгляд в сторону замерших неподалёку клонов. Один из них поднял руку, маша в знак приветствия. Тот самый, что попался в Мондштадте?       — Знания. — Дотторе раскинул руки. Сама мысль о том, как много он может получить от меня, приводила его в неописуемый восторг. И всё сильнее вгоняла меня в тихий ужас. — Банально, избито и изъезжено, знаю. Ты наверняка не раз получала предложение обмена чего-то ценного на них. Но, как показало время, ни одно из них не пришлось тебе по вкусу. Оттого-то и вынужден я ставить ультиматум.       — Какого рода знания? — сухо спросила я, в отчаянии понимая, что не смогу отказать.       — По Тейвату уже давно расползлись слухи о твоих способностях к врачеванию. Наверняка ты многое знаешь и о человеческом теле. Сумеру до сих пор противится вскрытиям, делает их только в случае крайней необходимости, например, когда нужно установить причину смерти. — Он вдруг фыркнул, впервые проявив раздражение.       — Для вас это что-то личное? — насторожившись, я утихомирила ярость огня внутри. Дотторе же вмиг скинул с лица всякие эмоции. Маска — не та, что прикрывала его глаза — покрыла его губы и видимую часть скул холодной коркой, будто уберегая от лишней мимики.       — Мы снова на «вы»? Непостоянность — признак дурной, госпожа Призванная. Но вернёмся к изначальной теме беседы. Внесу ещё некоторые коррективы. Знания и здешний Архонт. Вы так и притягиваете к себе божеств, не откажите и на сей раз обличить одного из них.       — Взамен вы гарантируете сохранность Аякса и всех горожан?       — Кроме тех, что уже дожидаются меня. — Небрежность, с которой тот махнул в сторону десятка сваленных тел, вновь вызвала ужас и желание немедленно унестись подальше. Ноги же держали крепко, словно пригвождённые к земле. — Ну так что?       — Как я могу вам верить?       — Никак. У вас нет выбора.       Правдивость его слов и вновь вернувшаяся призрачная усмешка вмазали сильную оплеуху. Мысли копошились в голове, лихорадочно ища выход, хотя, очевидно, его попросту не существовало. Простой кивок дался мне с огромным трудом. Сердце заныло, совесть с остервенелостью вонзила в него, ставшего вдруг таким податливым, клыки. Взгляд поднялся на расплывшееся в хищнической улыбке лицо Дотторе и с досадой опустился вниз. Сама того не желая, я всё больше уподоблялась тем, кого так яростно презирала. Антарес стал не моим предшественником, а прямым антиподом. Пускай его путь чернел выжженными телами, века отныне знают его, как спасителя. Меня же запомнят, как великую грешницу.       — К слову придётся и замечание, что я смогу разрешить проблему с тем дефектом кожи, что вы прячете под перчаткой. О, не стоит терять время на пустые вопросы, — тот вскинул руку, пресекая меня, уже раскрывшую от изумления рот, — у всего есть глаза и уши. Лучше предоставьте мне возможность поделиться планами на ближайшие дни. Поверьте, они будут насыщенными. Сперва мы посетим мою лабораторию здесь, в недрах Академии. Воочию увидите плоды моего кропотливого труда. Затем приглашаю вас полюбоваться тем, что вскоре превзойдёт божеств. Лично мною созданное творение, готовое преломить дряхлые законы. И наконец, последняя, но не по важности, остановка — Хранилище Сумеру.       Дотторе затих, явно наслаждаясь моей реакцией. Противоречивые мысли раздирали пополам. Перспективы воочию увидеть то, чем занимался этот сумасшедший, пугали до дрожи, но, к собственному стыду, и пробуждали интерес. Оправдания, что всё это исключительно ради Аякса, помогали скверно: моя сочившаяся гнилью душонка самозабвенно тянулась поглазеть на запретное. И я сама не так уж сильно противилась этому зову. К списку полезного затесалась ещё и возможность разузнать что-то об Арктуре. Предвестник наверняка успел покопаться в его прошлом, возможно, даже и в дневнике. Слишком уж беспринципным был Дотторе, непривыкший подбирать методы и действовавший исключительно в угоду себе.       — Когда отправляемся? — Пара слов вновь далась с трудом. Собственный голос отпугнул глухостью, бесцветным согласием на всё.       — Как вам будет угодно. — Дотторе выказал удовлетворение моей покорностью всё той же призрачной полу-улыбкой. Речь его хоть и пестрела богатством и красотой, отдавала механическим скрежетом. Весь он словно бы состоял из металла, крутящихся шестерёнок и отлаженных механизмов, что приводили его тело в движение.       — Мне нужно время, — не попросила, а поставила я того перед фактом. «Время» бы стоило заменить на «помощь», которая уже поджидала в лесу. Оставалось только подгадать момент, чтобы воззвать к ней.       — Не смею торопить, однако попрошу внести ясность.       — До следующего утра.       — Что ж, вынужден принять ваши условия. — Предвестник подчёркнуто учтиво поклонился мне, приложив ладонь к сердцу, будто в насмешку, затем махнул стоявшим поодаль клонам, возвращая тех к работе.       Я отвернулась, ощущая, как при каждом глухом стуке очередного тела что-то обрывается внутри.

***

      Время бежало мне не в угоду. Солнце успело пройтись ровной дугой по небу и наклониться к загоревшемуся горизонту. Весенний ветер доносил запахи моря, играясь с моими волосами. Я потянулась поправить выбившуюся прядь и вдруг так ясно на мгновение поняла, что готова податься вперёд. Всего одно лёгкое движение, избавившее бы от многих проблем. Ноги болтались над самой пропастью, хаотично обрисовывая крутой склон и острозубые скалы, о которые разбивались волны. Их бесконечный бег смешил и восхищал одновременно: бестолковое упорство, длившееся многие века, но какое твёрдое, граничившее с помешательством.       Зарево заката разгоралось всё ярче, приближая то ли к тупику, то ли к опостылевшему продолжению прямого, как стрела, пути. Ни то, ни другое, впрочем, особой радости не приносило. Тишина вокруг ещё отдавалась чем-то чуждым внутри, однако и с ней, без сомнений, вскоре найду общий язык. Изредка слух силился обмануть: то навязать вот-вот зазвучавший детский голосок, то глубокий и полный нежности юношеский. Бесплотная надежда, что вскоре явится некто, чтобы спасти, трепала душу, вынуждая всякий раз оглядываться в поисках спасителя. Сознание ещё плавало в прострации. Ему нужно было свыкнуться с происходящим, а я не торопила. Понимала, что спешка трезвости тому не прибавит.       Дотторе давно исчез, забрав с собой не только «материал для опытов», но всякие звуки. Исчез легко, оставив жуткий холод внутри. Пустота чуть притупляла его резкость, не давая сойти с ума, но даже ей не под силу было успокоить совесть. Перед глазами ещё белели продолговатые свёртки, а уши ловили звуки их глухого падения. Очередное зрелище, обещавшее остаться в памяти до самого конца.       Солнце погрузилось наполовину, заходя за алый горизонт. Его скорое прощание станет негласным призывом к действию. За мною наверняка следили, и всё же отказываться от намеченного плана я не собиралась.       Теплоту лучей не пугало содеянное мною. Природу вообще редко что пугало. Даже такие методичные хищники, как Дотторе. Даже такие молчаливые потворщики им, как я. Дневник вскоре пополнится очередным признанием, дополнив незавидное множество старых и наверняка возглавив их. Не только мои руки, но и вся я, почти что до макушки, были погружены в омут крови. Густой и утягивающей глубже. Сумбурные и совсем не одинаковые мысли появлялись и исчезали, озадачивая новыми вопросами. И некоторые страшили остротой и справедливостью замечаний. Кого я встречу, когда вновь окажусь в зоне Увядания? Другая крепла с каждым новым грехом, я же всё больше уподоблялась ей. От этого осознания, омерзительного, но меткого, вдруг захотелось содрать с себя кожу, выполоскать ту в море, чтобы хоть так стереть следы содеянного. Они не виделись глазу, зато отлично оживлялись разумом. Взгляд теперь с особой тщательностью избегал всякого отражения, страша тем, что могло притаиться в том. Не Другая, нет. Я сама.       Тьма опустилась незаметно, мягко укутав призрачным светом луны. Бледная красавица с печалью воззрилась на меня, бесконечно далёкая и холодная. Я нехотя поднялась, ещё лелея украдкой мысль оступиться. Однако ноги, предатели, и на сей раз подвели. Погружённый в густую тишину город проплыл мимо. Фонари не зажглись, как не загорелись уютом окна домов. Лишь мои шаги да далёкое журчание фонтанов разбавляли густоту безмолвия. Страх отчего-то не спешил набрасываться и рисовать тени по углам. Знал, что нападать некому. На сей раз я была целиком и полностью предоставлена себе.       Желание сперва заглянуть на корабль подавилось с огромным трудом. Мысли о коротком сне приближались, вопрошая, где будет безопаснее всего? И хоть ответ трезвого разума был очевиден, — нигде — сердце теплело, прося облегчить себе задачу хотя бы в угоду мнимой иллюзорности защиты. Впрочем, об этом предстояло подумать позже. Значительно позже.       Варево лесных теней и звуков чуть успокоили. На их фоне безжизненная столица казалась тем самым кошмаром, который некогда преследовал по ночам — безжизненно пустые коридоры, за каждым поворотом которых поджидало нечто. Хруст веток и крики ночных птиц на сей раз встретили дружелюбно. Взгляд уже не спотыкался о высокие стволы, ища за теми призраков. Из глубины донёсся тихий шёпот и разлетевшийся за ним вокруг смех. Но даже они теперь не отпугивали. Другая явно поджидала, играясь в прятки и заводя всё глубже. Её голос то смолкал, затихая вдали, то загорался совсем близко. Она явно пребывала в хорошем расположении духа, подбадривала, прося поторопиться.       Наконец, я увидела её, манящую и не пышущую скрытой в глазах и оскале угрозой. Другая будто смягчилась, не то жалея, не то прикидываясь сочувствующей.       — Осталась совсем одна, — пропела она, ласково касаясь моей руки, — печальная и потерянная. Твоя тоска так прекрасна. Вы с тем безумцем дарите мне изумительные впечатления. Острые, сладкие, тающие на губах. — Взгляд светившихся во тьме глаз не темнел от ярости, не наливался голодом, как бывало прежде. Омерзительное понимание, что Другая была сыта, едва не пробудило тошноту.       — Ты дала клятву, — сдерживая потуги очистить желудок, пробормотала я, — почему же сейчас я и Паймон оказались в такой ситуации?       — А ты действительно думаешь, что вам что-то угрожает? — Её брови взметнулись вверх, прежде чем та легко обогнула меня и обняла со спины. Когтистые пальцы прошлись по шее, не суля боли, так, из хищного озорства.       — Этот ненормальный вогнал в сон весь город! — выпалила я, слушая, как эхо собственного голоса ударяется о невидимые стены Увядания. — И правда, что здесь опасного?       — О, моя дорогая, — проворковала Другая в самое ухо, — ты так ценна, что мне даже любопытно, кто бы посмел обречь тебя на гибель. Ты глядишь не в ту сторону. Лучше позаботься о том, чтобы найти тех, кто разделит с тобой чаяния. Их в Тейвате, на удивление, много, но им нужен толчок, нужна искра, чтобы вспыхнуть, загореться, как сухим листьями.       — Ты о Снежной? — нахмурившись, спросила я, чувствуя, как прикосновения горячих рук, наконец, обрываются.       — Не только. — Другая вновь появилась напротив, усаживаясь в возникшее из клубов дыма кресло. — Готовых восстать хватает в каждом регионе. Люди устали кормиться пустыми словами и призрачными надеждами. Ты и сама легко вспомнишь таких.       Правдивость её слов вынудила призадуматься. Другая метко попала в цель: в каждом, кто остался позади, чувствовалось разочарование. Сильное или только-только зарождающееся. И его с лёгкостью бы могли распалить нужные слова. Усталому Дилюку бы непременно откликнулась идея мести. Пускай тот давно оставил попытки удовлетворить пожирающий изнутри голод, всё же он оставался человеком, которому не чужда надежда. Джинн воспрянет духом при словах о защите и справедливости. Отчасти это заденет и вечно прячущуюся за улыбкой Лизу. Они не делились прямыми переживаниями, успев отчасти свыкнуться с теми. Но явно призадумались бы, получив от меня предложение исправить многое в этом мире. Барбара сперва отпрянет в страхе, но вскоре согласится, взглянув на сестру. Эмбер потянется следом, как и Беннет, как и многие другие. Один лишь Кэйа, вероятнее всего, выступит против. Но и того найдётся чем прельстить. Кэ Цин даже уговаривать не придётся; Нин Гуан, может, и попротивится некоторое время, но во благо собственного народа согласится и она. Бэй Доу не оставит её одну, как и остальные члены Цисин. Консервативная Инадзума тоже сдастся в какой-то момент. Недавняя революция раскрыла людям глаза на неприглядную действительность: Архонты больше не могли их защищать, всё сильнее отдаляясь. Сумеру, Фонтейн и Натлан пока что покрывал туман загадок. Люди здесь не горели духом революции. В отличие от Снежной. Как забавно, что и моя Родина восставала крайне редко, но всякий раз начиная тем самым собственную историю с чистого листа.       — И что ты предлагаешь? Начать прямую агитацию против небес? — скептически поинтересовалась я, на что получила очередную улыбку, мягкую, будто бы я всё ещё оставалась тем глупым ребёнок, нуждающимся в наставлениях.       — Опыт прошлого убедил меня, что прямота в подобном совершенно не к месту. Нужно действовать осторожнее, обдуманнее, медленнее. Мне хочется услышать твои идеи. Всё-таки ты в отличие от меня не вечна.       — Сперва разберись с тем ужасом, который творится в городе, — резко бросила я. — И какого чёрта из всех осталась лишь я?       — Всё дело в твоей крови, разве не очевидно? Ты растеряла магию, а значит, очистилась от её губительного влияния. Но давай оставим это. Расскажи о своих мыслях. Что побудит людей к свержению богов?       Другая замерла в ожидании, подперев острый подбородок ладонью и не сводя с меня глаз. В последних явственно читался голод, интерес. Ей не нужны были действия здесь и сейчас, она просто жаждала распалить фантазию моими пылкими речами. Но тот задор, что сквозил в ней, мне не передался. Все мысли носились, как обезумевшие вокруг Аякса и Паймон, что лежали далеко позади, беззащитные и одинокие.       — Я не могу ничего предложить сейчас, — выдохнула я, признавая собственное бессилие. — Я запуталась. Не понимаю, где правда, где ложь, где выход, а где верная смерть. Последняя и вовсе будто бы следует по пятам, норовя поставить подножку у крутого склона или всадить случайный кинжал в грудь. Помоги мне, — я подняла глаза, увидев изумление на лице собственной копии, — прошу. Я сделаю то, что ты хочешь, в чём поклялась недавно, но взамен мне нужна помощь. Укажи, где истина. Потому что я уже не в состоянии увидеть её.       Другая долго молчала, не шевелясь и не нарушая гулкую тишину Увядания. Она скользила по мне пытливым взглядом, явно гадая, стоит ли помогать мне или же бросить пару пространных подсказок. Наконец, она выпрямилась, поднялась, подкрадываясь ближе. Под её подошвой хрустела трава, а её походка, осторожная, выверенная, как у охотника, гипнотизировала.       — Ты просишь о слишком многом. — В её голосе заиграли предупреждающие нотки, словно в напоминание о том, кто передо мной находился. — В нашем договоре нет ни слова о безвозмездной помощи. Только обоюдная. Ты мне — я тебе. Меня мало волнует эта серая масса, хоть она и приносит какой-никакой урожай. Я бы предпочла, чтобы выжили только подобные тебе.       — Без твоей поддержки я как раз-таки не выживу, — заметила я, сглатывая от близости Другой. Её пальцы вновь коснулись моей шеи, беззастенчиво водя по ней, словно желали оживить ощущение сжатого горла. — Меня вскоре посадят в клетку, разве это не очевидно?       — Ты про того безумца учёного? О, его не стоит так сильно бояться. Его интересы крутятся вокруг мёртвых или больных, а тебя слишком затратно присваивать, понимаешь? Ты — достояние общественности, своеобразный монумент надежды страждущих. А те слишком уж страшны в гневе, поэтому он и не отважится посягнуть на твою свободу. Знаешь, — она вдруг отстранилась, вглядываясь в меня внимательнее, — уж слишком ты похожа на Первого. Есть у вас эта общая жертвенность, этот вечно подёрнутый виной и печалью взгляд. Своим вторым рождением здесь я обязана именно ему, не подведи и ты меня. Прискорбно будет начинать всё с чистого листа, да ещё и с очередным напыщенным глупцом, вроде Четвёртых или Шестого.       — Раз я так тебе важна, то помоги, — вновь повторила я, чувствуя, как нарастает отчаяние, — подскажи, что делать, куда идти?       — Найди того, кто управляет сном, — уклончиво отозвалась Другая, — он и не прячется, смельчак. И нет, это не тот безумец. Ты меня вымотала, проваливай. — Она вдруг скривилась, небрежно махнув мне рукой и отворачиваясь.       Настроение Другой порой менялось, как по щелчку пальцев, и я спешно ретировалась наружу. Лес вновь ожил, загремел ночными звуками, провожая меня до самой границы города. Я замерла на ступеньках, не желая погружаться вновь в ту безлюдную тишину. И всё же дела не ждали.       Паймон так же мирно спала, даже не сменив позы. Она сжалась в комочек на моих руках, тихо вздохнув. До корабля сопроводило всё то же немое молчание. Сон царил по-прежнему и там. Разместив Паймон на диване и укрыв первым найденным одеялом, я подпёрла дверь стулом и села возле к стены, переводя взгляд на двух спавших дорогих сердцу людей. Сон одолел и меня. Не скоро, под самое утро.       И почти сразу же прервался от стука в дверь.       Солнце успело вновь выглянуть, разливая кровь по небу. Я поморщилась от неприятного ощущения во всём теле. Сидячая поза никак не подходила для долгого отдыха.       Стук повторился, намекая поторопиться. Я напряглась, догадываясь, кого увижу. Клон Дотторе приветственно улыбался. На просьбу войти я грубо отказала и вышла в коридор.       — Вас уже ждут, госпожа, — насмешливо подчеркнул тот последнее слово, отвешивая мне не менее насмешливый поклон.       Оставив колкость без ответа, я зашагала к выходу. Дотторе и правда ждал в окружении собственных двойников. Их красные, как рассвет, глаза тут же вперились в меня, вынуждая ступать медленнее. Сам Предвестник выглядел спокойным, почти что равнодушным, словно бы я сама напросилась тому в попутчики.       — Доброго утра, — излишне вежливо поздоровался тот, да таким будничным тоном, будто мы готовились к повседневной прогулке. — Вынужден внести некоторые изменения в наш маршрут. С вами желают увидеться высокопоставленные чины, и не в моих правилах отказывать им.       Я вновь промолчала. Дотторе юлил, очевидно, прельстившись чем-то, что пообещали ему за меня. Револьвер ещё лежал в кармане, четыре пули по-прежнему оставались в барабане. Слишком мало для пяти живых существ в лице Дотторе и его клонов. Да и сделает ли тем металл хоть что-то?       Дотторе шёл молча, держа на лице всю ту же улыбку, холодную, призрачную. Его копии, точно шуты, скакали вокруг меня, надоедая режущими голосами и бесконечными заискивающими вопросами. И вновь мысли о том, что до окончательного сумасшествия осталось недолго, наводнили сознание. Только позавчера, каких-то несколько часов назад всё было в порядке, сейчас же вокруг будто бы разверзлась пропасть, поглотив мир вокруг и подсунув иной, искорёженный больной фантазией.       — Всё это было подстроено изначально? — наконец, произнесла я.       — Естественно, — подтвердил Предвестник. — Пришлось внести поправки, ведь вы так задержались, выбрали совсем иной путь. Но таки прибыли к Сабзерусу. Празднество в честь Дендро Архонта, — пояснил тот. — И план этот я вынашивал ещё с вашего пребывания в Ли Юэ, но шанс воплотить его в реальность предоставился только здесь. Инадзума слишком уж погружена в междоусобную борьбу, а местные мудрецы, — едко подчеркнув последнее, заметил он, — так охочи до всякого рода мусора, что готовы и собственную страну продать. При этом титула чудовище удостоился я. Не иронично ли?       Иронично, однако вслух я ничего не сказала. В каждой из оставленных позади стран гнила чья-то голова, а Сумеру всего-навсего стал ещё одним звеном в цепочке.       Впереди показалось здание с покатой крышей. Академия. Клоны услужливо распахнули двери, обнажая высокие своды и бесчисленное количество книг по обе стороны. Всё пространство утопало в белоснежном, так неподходящем этому месту цвете. В центр главного зала тянулись мосты, нижний этаж занимали круглые широкие столы и стулья. Академия встретила гнетущей тишиной, которая проводила до ещё одной двери и ещё одной. Взгляд терялся в далёких потолках и лишённых картин стенах. Однотонность и тех, и других отчего-то внушала жуть. Пустые коридоры и залы сменяли друг друга, пока перед нами, наконец, не предстала последняя дверь. Дотторе пропустил меня вперёд. Клоны остались снаружи, подчинившись одному его едва заметному движению.       Просторный кабинет занимали всё те же бессчётные книги, несколько кресел, диванов и столов. Самый большой стоял посередине, с лёгкостью вмещая четырёх седовласых мужчин. Их голоса мгновенно оборвались, когда двери за нами закрылись. На лицах всех четверых застыло омерзительное вожделение при моём виде. Подслеповатые, скрывавшиеся под очками глазёнки бегали по мне, без стыда разглядывая. Липкое чувство обнажённости сковало движения, а пальцы невольно дёрнулись, едва не потянувшись к карману.       — Рады, наконец-то, встретиться с вами лично, — произнёс один из них, не отрываясь от меня и давя отвратительно льстивую улыбку. — Слухи о ваших деяниях разлетаются по Тейвату вместе с ветром.       Я промолчала, понимая, что если раскрою рот, то оттуда вылетит отнюдь не доброжелательное слово. Дотторе прошёл вперёд, вынуждая всех присутствующих тут же подняться. Они боялись его до дрожи, что угадывалось в нервозности их телодвижений и проглядывалось в глазах.       — Госпожа Призванная не особо склонна к долгим беседам, так что прошу перейти сразу к делу, — настоял Предвестник, похоже, также не питавший к кучке старцев почтения.       — В таком случае позвольте сразу же обозначить цель вашего присутствия здесь. — Один из стариков в монокле и с жиденькой бородёнкой откашлялся. — Нам бы хотелось обменяться знаниями. Ваши будут под надёжной охраной, а наши в свою очередь достанутся исключительно вам.       — Какого рода знания? — хмуро спросила я, понимая, что вновь оказываюсь в ловушке.       — О ваших технологиях, разумеется, — деловито ответил тот, — смею предположить, вам не впервой получать подобные предложения. В свою очередь мы предоставим вам доступ к Ирминсулю и Хранилищу, в которых вы отыщите множество ответов на давно мучившие вас вопросы.       — Скажите, — тихо произнесла я, поймав вдруг неожиданно неуместное спокойствие, — происходящее в городе сейчас ваших рук дело?       — Позвольте, это вынужденная мера, — встрял другой старец, едва ли отличавшийся чем-то от первого. — Жертвуя одним, мы способствуем расцвету другого. Поверьте, всё это во благо.       — А во сколько оценивается моя жизнь? — Я с любопытством склонила голову, наблюдая, как четверо напротив переглядываются, а Дотторе растягивает улыбку.       — О, нет, ваша жизнь бесценна! — наконец, воскликнул кто-то из них. — Весь Тейват не окупит её!       — Вот как? Значит, вы не станете препятствовать мне?       — В чём? — Они напряглись, вновь ловя взгляды друг друга.       — В том, чтобы избавить город от гнили. — Я шагнула вперёд, слега удивлённая той лёгкостью, которая вдруг наполнила тело. Курок звонко щёлкнул, выпуская все четыре пули. Трое попали точно в цель, четвёртая же пролетела мимо, едва задев морщинистую щёку. Визгливый голос молил пощадить, я же только плотнее сжимала руки, слыша громкий смех за спиной. Когда тело, наконец, замерло, поднялась, отряхиваясь. Дотторе что-то одобрительно заметил, отчего-то совсем не злясь и не крича. Его улыбка оставалась всё такой же призрачно-холодной.       В кармане одного из стариков пальцы нащупали небольшой продолговатый предмет. Со слов Дотторе, именно он и управлял сном.       — Они использовали тот же порошок, который пытался применить против вас Скарамучча, — небрежно заметил Предвестник, — чуть модернизировали его, чтобы избежать ненужных рисков.       Меня мало интересовал механизм действия, зато удовлетворил тихий треск приборчика под подошвой.       — Даже не знаю, брать ли этих развалюх? — с сомнением протянул Дотторе, склонившийся над распластанными телами. — От них и при жизни совсем не было толку, что же говорить сейчас?       — Где Хранилище? — спросила я, совершенно не интересуясь словами Предвестника.       — А это вам предстоит узнать самостоятельно. Раз уж совсем скоро город очнётся, мне нужно успеть замести следы. И да, экскурсию придётся отменить, однако не забудьте о нашем уговоре, — бросил небрежно Доктор, разворачиваясь. — Ваш драгоценный Одиннадцатый ещё может пострадать, если не найдёте для меня Архонта.       Дверь за ним закрылась, оставив меня в одиночестве. Четыре тела ещё лежали в луже собственной крови, оставалось только подкинуть ложные улики. Несколько кинжалов отыскались в ящиках, легко войдя в податливые тела. Если в Сумеру так неохотно подвергали мертвецов вскрытию, то и на сей раз всё замнётся. Погружённый в сон город примет подобную трагедию за чьё-то намеренное убийство, обвинит кого угодно, кроме меня. Оставалось только дождаться его пробуждения.       Кровь тёмными пятнами покрывала ладони и одежду, успев засохнуть. Вода в первом попавшемся фонтане окрасилась в её цвет. Испорченные вещи сменила найденная и позаимствованная без обещания вернуть туника в цветах Сумеру: зелёном, голубом и белом. Пояс стянул широкую в талии ткань, а ноги спрятались в лёгкие сапожки. Поймав случайно своё отражение в зеркале, я не вздрогнула. Безжизненность взгляда уже не пугала, как и нездоровая белизна лица. Ноги довели до корабля, бросив прямо на полу. Сон накинулся сразу, стоило только прикрыть глаза, несмотря на замершее в долгом крике сознание.

***

      Чьё-то прикосновение вынудило вздрогнуть и проснуться. Голубые глаза с растерянностью скользили по мне, пока я пыталась прийти в чувство.       — Что ты здесь делаешь? — Рука Аякса осторожно легла мне на затылок, спустилась к спине, помогая подняться. — И Паймон тоже?       Я не ответила, скользнув к окну и наблюдая, как улочки вдалеке заполняются людьми. Затем развернулась, подбегая к растерянно зовущей меня Паймон. Та всё выспрашивала меня, что случилось, пока не сдалась под моими сумбурными заверениями, что ночью просто было слишком шумно, из-за чего и пришлось перенести её на корабль. Аякс не сводил с меня настороженного взгляда, явно поджидая момента для разговора. И вряд ли последний будет приятным.       Когда Паймон успокоилась и попросилась выйти, я уговорила её подождать снаружи.       — Нам нужно кое о чём поговорить, — надеясь, что улыбка моя не похожа на нервный оскал, сказала той я. — О взрослом и скучном.       — Знаю я, как вы беседуете, — особенно подчеркнув последнее, хмыкнула Паймон, но всё же вышла.       — Что ж, я весь во внимании. — Аякс сложил руки на груди, встав напротив. Я же не знала, с чего начать, но кое-как заговорила, разглядывая узорчатый ковёр под ногами. После того, как последнее слово слетело с моих губ, в кабинете воцарилось гулкое молчание. То не нарушал, казалось, ни единый звук извне, будто бы всё вокруг вновь погрузилось в крепкий сон. — Значит, Дотторе здесь, — задумчиво протянул Предвестник, почему-то совсем не удивлённый моим рассказом. — Это объясняет многое.       — Я убила ч-четверых, — запнувшись, пробормотала я, — а тебе всё равно?       — По-твоему, они заслуживали прощения? — с лёгкой ноткой изумления спросил тот. — Я бы поступил точно так же. Весь город обязан тебе.       — Но Дотторе… он похитил нескольких горожан прямо на моих глазах.       — Он всегда был таким. Ему лучше не мешать. Так или иначе приходится кем-то или чем-то жертвовать.       — Что? — ошарашено пробормотала я, чувствуя, как закипает кровь. — Как легко у тебя получается говорить подобное. А если бы это были твои родные?       — Касси, прошу, — Аякс устало провёл рукой по лицу, шумно выдыхая. — Ты не в состоянии спасти всех, пойми это, наконец. Лучше направь силы в нужное русло и подумай, как можно избежать катастрофы. Тейват находится на пороге войны, и итогом её станет либо выживание, либо наше полное истребление. Поэтому я и призываю тебя объединиться со Снежной.       — С каких пор ты вдруг стал таким рассудительным? — поджав губы, спросила я. — Не помню, чтобы в Ли Юэ ты так же лихо жонглировал трезвостью.       — Твоё влияние, — с улыбкой развёл тот руками, — странным образом ты как-то помогаешь мне не сойти с ума. Как раз в Ли Юэ я и заметил это. Иногда, конечно, случается непредвиденное, и я теряю контроль, однако это стало беспокоить гораздо реже, за что я искренне благодарен тебе.       Нежность в его взгляде и голосе заставили отвести глаза. Всё в голове перемешалось, а я совсем потеряла осознание того, что вообще происходит вокруг. Тейват, впрочем, сходил с ума параллельно мне.       — Интересно, кого обвинят в убийстве мудрецов? — задумчиво протянул Аякс, словно бы беседа наша заключалась в выборе блюда на завтрак. — Говоришь, использовала кинжалы? Как они выглядели?       — Мне было не до разглядывания деталей, — хмуро отозвалась я и всё-таки припомнила кое-что, — красные ножны, кажется. И на рукоятке символ какой-то.       — Если это то, о чём я думаю, то нас ждут не самые лучшие деньки, — с усмешкой отозвался он. — Сумеру чем-то похож с Инадзумой, разве что война здесь протекает не так открыто и остро.       — О чём ты?       — Скажем так,не все здесь довольны нынешним Архонтом, а некоторые и вовсе желают воскрешения древних легенд. Алый Король, это имя говорит тебе о чём-то?       — Кажется, — пробормотала я.       — Дни его правления давно подошли к концу. Помнится мне, он царствовал во время появления Первого Призванного. История умалчивает об их взаимоотношениях, хотя некоторые учёные настаивают, что дворец Алого Короля был спроектирован Арктуром.       — И что стало с этим королём?       — Канул в лету, якобы за восстание против богов. По крайней мере так заверяет история, но ты и без меня знаешь, как дорого обходится вера в неё.       Я опустилась на диван и закрыла глаза руками. Острая вина за собственную глупость принялась ковыряться во внутренностях. Зачем я полезла во всё это, когда могла остаться в Ли Юэ или Мондштадте, приносить пользу куда бóльшую, нежели теперь? Хотя и тогда бы наверняка подвергла город, в котором обосновалась, опасности. Время шло, лица вокруг менялись другими, а дамоклов меч над головой продолжал падать где-то совсем рядом, пока что только угрожая и унося жизни других.       Прикосновение к запястью вытянуло из оков вязкой скорби. Полнившиеся любовью голубые глаза напротив отозвались внутри участившимся сердцебиением. Аякс аккуратно стянул перчатку с моей руки, присев передо мной. Его губы коснулись тёмного пятна на тыльной стороне моей ладони.       — Оставь мне возможность уберечь тебя от печали, — тихо произнёс он, — взамен просто будь рядом.       — Разве ты не видишь, к чему всё идёт? — с грустью спросила я, всё ещё не понимая, как тот мог хранить чувства ко мне после случившегося. — И для чего тебя самого послали сюда?       — Отчасти догадываюсь, — улыбнулся вдруг Предвестник, — задание с предателем, очевидно, — лишь прикрытие. Как и моя командировка в Ли Юэ. Главной целью Царицы с тех самых пор, как ты появилась здесь, было забрать тебя в Снежную. А я оказался тем, кому посчастливилось столкнуться с тобой почти год назад. Дотторе слишком безумен, чтобы завлечь тебя, а вот я подошёл как нельзя кстати. Но разве это так важно сейчас? Мы, наконец, поняли чувства друг друга, так почему бы не насладиться ими, пока ещё осталось время?       Его губы потянулись к моим, даря и вроде бы нежность, и вроде бы странную грусть. Двоякие чувства потянули каждое в свою сторону, вынуждая отстраниться.       — Я ещё сомневаюсь, — с трудом призналась я, понимая, какую боль собственноручно причиняю Аяксу, — мне кажется, что и ты используешь меня в своих целях. Потом оставишь, как и все, когда получишь желаемое.       — Мне бы в пору обидеться, — не растеряв весёлости отозвался тот, — да только я тебя понимаю. Кто бы сохранил доверие на твоём месте? Поэтому я и не тороплю тебя, хоть и очень хочется прокричать о своей любви на весь Тейват. Только пообещай, как приедем в Снежную, повидаться с моими родными. Пока что я не писал им в подробностях, но вскоре, уверен, слухи о нас долетят и до них.       — Боже мой, о чём ты только думаешь? — зажмурившись от смущения, воскликнула я.       — О будущем. Не всё же нам о грустном, да о грустном. К слову, вечером выкрою время для тебя. Куда хочешь пойти?       — К чёртовой матери, — буркнула я, высвобождаясь из объятий Предвестника и поднимаясь.       — У чёрта есть мать? — раздалось удивлённое позади. — Разве это не что-то вроде дьявола у вас? Хотя логично, что и у чего-то такого должны быть родственники. Погоди, а его мать разве здесь?       — Болван, — фыркнула я, заметив хитрую улыбку на лице Аякса.       — Зайду вечером, — донеслось вслед.       Паймон поджидала снаружи, ловя брызги в кулачок. Заметив меня, она подскочила ближе, твердя что-то о сне.       — Я так славно веселилась в нём. День за днём! — рассмеялась она. — Там был весь город, кроме тебя. И кстати, мы немного поладили с Аяксом. Он не так плох, как я думала. Покупал мне сладости и носил на спине!       Я слушала вполуха, наблюдая, как оживает корабль. Фатуи успели заметить меня, провожая взглядами. Иван помахал рукой, Андрей едва заметно кивнул, кажется, оттаяв. Даже Ирина хмыкнула, не кинув привычную колкость. Похоже, те начали свыкаться с моим присутствием поблизости.       Город постепенно оживал, оглядываясь и отряхивая остатки долгого сна. Я опускала взгляд, стоило тому различить вдруг растерянное людское лицо в толпе. Где-то звучали вопросительные голоса, и оставалось только гадать, принадлежали ли они тем, чьи близкие теперь находились в лапах у Дотторе.       Шум нарастал, гремя со стороны Академии. Паймон против моей воли потянулась туда, желая знать, что случилось. Нестройная толпа окружила здание, охая и наблюдая, как из дверей выносят завёрнутые в ткань тела. Среди горожан я заметила и Тигнари, хмуро наблюдавшего за происходящим.       — Что произошло? — спросила я, бегло приветствуя того.       — Трагедия, обезглавившая Академию и весь Сумеру в целом, — покачал тот головой. — Ночью кто-то прокрался и убил всех членов совета. Судя по найденным кинжалам, это были Пустынники.       — Кто? — растерянно отозвалась я.       — Группка радикально настроенных отщепенцев, пытающихся воскресить Дешрета или Алого Короля, как угодно. Появление генерала Махаматры остаётся вопросом времени.       — Кого?       — Вы вскоре встретитесь с ним, — расплывчато ответил Тигнари. — Боюсь, теперь ответственность за Сумеру ляжет на ваши плечи, так как иной подходящей кандидатуры у нас нет. Во всяком случае среди тех, что не отказались.       Я застыла, окончательно опешив. План Дотторе неожиданно заиграл новыми, всё более омерзительными красками. Очевидно, тот сделал ставки не на мою разумность, но на мою горячность. Бывшие правители Сумеру не дали ему желаемого — встречи с Архонтом, а значит, нужно было заменить их на кого-то более слабого и сговорчивого под гнётом угроз. И я подходила как нельзя лучше.       Тигнари проводил до дома, сетуя на странный сон, удивительно долгий и реалистичной. Я смолчала, попрощавшись с ним у порога. Окинув взглядом дом по соседству и не найдя признаков жизни в том, я закрыла дверь. Паймон, как ни в чём не бывало, вернулась к игрушкам. Я же засела за дневник, высыпая в него всё и сразу. Перспективы, стоило только перечитать исписанное, не прельщали ничем хорошим. Оставалось ещё целое множество неизвестных: где Скарамучча, по словам Аякса, исчезнувший вместе с Электро Сердцем; о каком боге говорил Дотторе; повлияет ли сегодняшнее происшествие на жителей столицы и тех самых Пустынников; и наконец, как долго я ещё смогу балансировать на самой грани?       Оторвавшись от записей, я посмотрела на беззаботно играющую Паймон. И ужаснулась тому, кто находится рядом с ней. Хладнокровный убийца и потенциальный разрушитель мира. Всё так или иначе вело к предсказуемому итогу, как бы я ни противилась тому и не пыталась изменить его. Дорожка вела глубже, погружая в глубокие дебри и не обещая вывести обратно. Бывшие враги вдруг предстали в ином свете, едва ли не обещая вскоре превратиться в союзников. Союзники же теперь казались чем-то иным, тем, что могло привести к трагедии.       Страницы заполнялись новыми и новыми мыслями, сбивчивыми, вынуждающими руку работать быстрее. Свет вдруг потускнел, и я растерянно оторвалась от записей, приходя в себя. День успел смениться вечером. Позади раздавалось чавканье. Паймон уминала пирожок,купленный вчера.       — Прости, — виновато пробормотала я, присаживаясь перед той, — я так увлеклась, что совсем позабыла про тебя.       — Ничего, — отмахнулась та. — А когда ты успела купить себе это платье?       — С утра, ты ещё спала, — нехотя ответила я.       Стук в дверь избавил от необходимости подыскивать оправдание. Аякс вновь ворвался со свежим запахом цветов и широкой улыбкой. Его предложение поужинать было встречено с огромным энтузиазмом со стороны Паймон и растерянной хмуростью с моей. Веселье никак не вписывалось в этот жуткий день.       — Ты ведь так совсем зачахнешь, — убеждал тот, — и без того уже белая, как Луна, и худая, как тростинка.       — Я просто аристократка, — усмехнулась я, ставя букет в вазу.       — Смотри-ка, а прошлые, что я подарил, до сих пор свежи. — Аякс прикоснулся к колокольчикам. — Скажи, а какой цветок ассоциируется у тебя со мной? Мама говорит, у меня глаза цвета васильков, а сестра твердит, что я такой же мягкий в душе, как лепестки ромашки.       — Подсолнух, — без раздумий ответила я, — он всегда следует за солнцем и такой же яркий, как и ты сам.       — Даже природа наших миров во многом схожа. — Я ощутила невесомое прикосновение к виску. — А ты похожа на кувшинку. До неё тоже тяжело добраться, но добравшись, та предстаёт во всей своей белоснежной красе.       — Лучше б ты меня возненавидел, — в сердцах пробормотала я, прикрывая горящие щёки руками.       — И непременно возненавижу, если не перестанешь нести околесицу, — усмехнулся Аякс, разворачивая моё наверняка пунцовое лицо к себе. Поцелуй прервал недовольный оклик Паймон. Та просила поторопиться.