В день, когда сошлись звёзды

      Спущенная на воду шлюпка отозвалась тихим плеском. Правая рука ещё ныла, хоть и перестала кровоточить. Глаза Порчи и мой истинный остались в каюте: этот день был объявлен выходным. Кадзуха уже спустился, глядя на далёкий берег. Проведённые на Ясиори несколько томительных дней никак не могли обещать спокойного завершения дел. Оставалась всего пара шагов до срыва масок и обнародования неприглядной правды, остальное же должно лечь на плечи самих жителей. Мнить себя судьёй и выносить кому-то приговор я не собиралась. Как, впрочем, и разгребать вековые залежи проблем. Судя по постепенно сыплющему пеплом телу, отведённому мне времени следовало найти более полезное применение.       Лодчонка раскачивалась от игривых волн. Небо вновь сердилось, хмурилось, будто бы затаило обиду, но вопреки ожиданиям не спешило вновь изливать её ледяным ливнем. Инадзума ещё была облачена в огни праздника и звон веселья. Удачно, ведь в любое другое время маски могли вызвать множество вопросов. Кадзуха с сомнением глянул на меня, прежде чем взяться за весла. Паймон выглядывала из-за края борта, боясь подняться в воздух из-за ветра. Я помахала ей, стараясь согнать с лица тревогу. И судя по печальному взгляду в ответ, получилось весьма скверно.       Мысли вновь принялись слетаться со всех сторон, сбивая с намеченного маршрута крикливыми вопросами, тревожными возгласами и тихими предположениями. Как легко было принимать решение, находясь на корабле, зная, что рядом отыщется хоть кто-то, кто поможет и защитит. Сейчас всё возлагалось на одного лишь Кадзуху. Его вид отпугивал непривычной мрачностью. Он и сам без разъяснений понимал весь риск предстоящего и, кажется, был готов к нему, но, как и я сама, оказавшись перед лицом источника всех бед, осознал его опасность. Выступать против Сёгуна — прямо или косвенно — означало лишиться головы. И если уж та готова была казнить и меня, то Кадзуху не пощадит точно.       Кусты укрыли лодку. Надев маски, мы осторожно слились с горожанами, боясь углядеть в потоке лиц знакомые. Аяка обещала сытный ужин и отсутствие Аято. Последний, впрочем, очень бы пригодился, если бы дал хоть один намёк на схожесть мыслей. Фатуи разгуливали уже куда свободнее, без стеснения заходили в таверны и совсем не крылись в тени, как прежде. Сердце в страхе замирало, стоило было взгляду заметить оттенки серого или оранжевого, чтобы затем, убедившись, что это лишь проделки воображения, успокоиться. Плотность толпы заметно усложняла продвижение. Люди словно бы праздновали уж не от желания отдыха, а от желания забыться в нём. Я бы и сама присоединилась к ним, уже давно лежа лицом в луже вина где-нибудь за углом, если бы не данное обещание. Никакой Инадзумы не было бы и в планах, как и навалившихся ещё более тяжёлых секретов и страшных тайн.       Отсутствие Глаз отчасти успокаивало, вырывало из бесконечного круговорота ярости и боли. Однако же полный отказ от них мог повлечь за собой непредсказуемые последствия. Пример Ригель наглядно показал, что ждёт в случае полного подчинения стихии, обратного же эффекта пока что не встречалось.       Улочки вскоре сменились кустами и деревьями, даря кратковременную передышку. Людей здесь почти не попадалось, а из встреченных едва ли хоть один обратил на нас внимание. Разве что Кадзуха привлекал взгляды плащом и капюшоном, однако же не столь пристальные, чтобы излишне беспокоиться о возможной слежке.       Тома уже поджидал у входа, как всегда светя улыбкой. Я дёрнула уголками губ, не желая портить тому настроение собственной понурой физиономией. Аяка мгновенно появилась перед нами, едва мы переступили порог дома. Она, как обычно, старательно прятала волнение, которое, однако же, просачивалось сквозь нервные движения её пальцев. Избегая разговоров о деле, юная госпожа пригласила к столу. Ужин прошёл в неловком молчании. Тома и Аяка пытались настроить нас на ненавязчивую беседу, однако наши с Кадзухой односложные ответы и хмурые лица вскоре оборвали всякие их попытки.       — Если позволите, я возьму первое слово. — В дрожащих ручонках Аяки зашуршали бумаги. — Саю поработала на славу, добыв столько доказательств причастности комиссий Тэнрё и Кандзё к распространению Глаз Порчи, что большего и просить нельзя. Здесь все отчёты о перевозке грузов под фальшивыми названиями и номерами, манипуляции с документами, в том числе и подделке подписей с печатями; также указаны суммы взяток. Особо крупных, вынуждена уточнить.       — Порой поражаюсь наивности или тупости высокопоставленных чинов, — усмехнулась я. — Хранить компромат на себя с подробным отчётом всех грехов.       Случайная мысль оборвала всё веселье, напомнив о дневниках. Вот уж где действительно сосредоточилась вся грязь, куда более опасная, нежели старая-добрая попытка нажиться.       — Со всеми этими документами перед нами открывается несколько возможностей, — задумчиво отозвался Кадзуха. Я приметила его напряжение с тех самых пор, как мы вошли в дом. Возможно, то было от тягот прошлого, возможно, от чего ещё, однако ни он, ни Аяка, ни Тома никак не выдали негатива в сторону друг друга. — Первый из них — направиться непосредственно к Сёгуну, что как по мне излишне самонадеянно. Она ведь и сама под влиянием Фатуи, — он коротко взглянул на меня, явно вспомнив недавний разговор о Скарамучче. — Второй вызывает некоторые неудобства: нам с Кассией как преступникам никто не поверит, поэтому об этом должен заявить некто из привилегированных вельмож. Господин Аято бы подошёл как нельзя кстати.       — Хотите, чтобы я доверилась брату? — Щёки Аяки покрылись бледностью, пальцы задрожали сильнее, хоть молодая госпожа и отчаянно пыталась успокоить их.       — Это было бы самым лучшим исходом, — кивнул Кадзуха.       Взгляд Аяки обратился ко мне. Она явно ожидала от меня итогового решения, и я не заставила себя ждать:       — Согласна. Я здесь, как оказалось, никакого веса не имею. Однако с привлечением господина Аято предлагаю повременить. Сперва мне бы хотелось попросить вас ещё об одном деле. В комиссии Тэнрё служит бывший детектив Бантан Санго Сиканоин Хэйдзо. Его помощь была бы также очень кстати. Просьба будет весьма… специфична. Однако в случае удачных итогов у нас появится ещё один серьёзный козырь.       — Вы желаете, чтобы мы обратились к нему? — спросил Тома.       — Именно. И если такое возможно, то сделайте это анонимно.       — Да, такое вполне возможно, — растерянно протянул Тома, — вот только таким прошениям редко дают продолжение.       — Попытка не пытка. Опять же, если дело выгорит, мы получим куда больше, чем нужно. Для полной секретности письмо напишу я, чтобы никого из вас в случае проверки не заподозрили.       Сверив почерки и убедившись, что мой отличался от почерков всех присутствующих, я быстро нацарапала небольшой текст. Этого вполне хватит, чтобы как минимум вызвать подозрение. Шансы, впрочем, были малы, как бы я ни старалась подбодрить саму себя: уж слишком притянутой за уши казалась мысль о связи Сёгуна и Скарамуччи, вот только нечто схожее в них обоих не давало покоя. Самонадеянно было и помыслить, что за подобное вообще кто-то возьмётся, однако, если верить словам Кадзухи, Хэйдзо не был привередлив на «чистоту» предстоящей работы. Напротив, его интересовало всё, что так или иначе могло привести к раскрытию крупного заговора. И вновь — если верить Кадзухе. Последнему не было причин лгать, в отличие от детектива, к тому же работающего на главных подозреваемых.       Аяка и Тома предложили посидеть ещё, но мы с Кадзухой отказались, сославшись на дела. Они у нас и правда были, но посвящать в них Камисато отнюдь не хотелось. Паранойя постоянно маячила где-то на фоне, сбивчивым шёпотом убеждая в плетущихся за спиной интригах. Доверие было, есть и будет самой дорогой обменной валютой в мире взрослых, и единственную из монет я уже отдала Паймон.       — Могу я проводить вас хотя бы до ворот? — Тома украдкой глянул на меня, тут же пряча глаза, когда наши взгляды пересеклись.       Я молча кивнула. Неуместные чувства Томы интересовали сейчас в последнюю очередь. Он явно порывался заговорить, но всякий раз останавливался, похоже, смущаясь присутствия Кадзухи. Когда же решился, наконец, вопрос его прозвучал неуверенно, да так тихо, словно бы тот прошептал его:       — Вскоре состоится последний день фестиваля, — произнёс он, заметно волнуясь, — могу ли я пригласить вас провести его вместе?       Кадзуха украдкой глянул на меня. Мондштадтского он не знал: ему хватило одного взгляда на Тому, чтобы устало вздохнуть.       — Вдвоём? — ответила я в полной растерянности. Сердце в груди невольно ожило, прося хоть один вечер провести вдали от забот.       — Нет, если вы хотите взять кого-то с собой, то я не стану возражать. — Тома отчаянно затараторил, краснея до кончиков ушей.        — Хорошо, — я невольно дёрнула плечами, поддавшись внезапному порыву.       Тома мгновенно расцвёл, розовея пуще прежнего и расплываясь в ещё более широкой улыбке. Отчасти я даже позавидовала его живости, ведь внутри ничего не отозвалось таким же воодушевлением. Поджав губы, я спешно распрощалась с ним, договорившись о времени и месте встречи. Кадзуха вновь не спешил с разговором, только единожды окинул внимательным взглядом. От него ничего нельзя было утаить: ни перемену настроения, ни перемену в погоде. Как-то он удивил заявлением, что ливень вскоре должен стихнуть, на что я сперва отреагировала с сомнением. Бэй Доу, напротив, посоветовала всегда доверять в вопросах осадков Кадзухе. И его прогноз сбылся. Единственный, но как нельзя точный.       — Скоро вновь будет дождь, — будто прочитав мои мысли, тихо предупредил тот, глядя в кристально чистое небо.       Я вгляделась в мерцающие звезды и бледный диск луны, прикрытый призрачной вуалью облаков. Под ногами захлюпала одинокая лужа, вынуждая остановиться. Когда поверхность её успокоилась, я склонилась, вглядываясь в собственное отражение. Ничего примечательного: всё то же хмурое лицо и бегающий взгляд, горевший подозрительностью, однако не безумием; глубокая усталость легко читалась в залёгших чёрных кругах и осунувшемся лице. Рядом возник Кадзуха. Тот тоже попытался вглядеться в наши отражения, но вскоре поднял на меня глаза.       — Что ты пытаешься найти? — В его вопросе не было ничего необычного, и всё же что-то в нём заставило раскрыть правду.       — Себя, — отозвалась я, вздрагивая от чуждости собственного голоса. — Или то, что от меня осталось.       В ответ не послышалось ничего. Кадзуха терпеливо ждал, когда же мои игры в гляделки с отражением закончатся ничьей, чтобы затем не окинуть сочувствием или жалостью — пониманием. Мы не спешили изливать друг другу души или лезть без спроса в личное. Странная схожесть прямолинейной Кэ Цин и тихого Кадзухи застала врасплох. На первый взгляд они были абсолютно разными, тогда почему же в глазах обоих, когда те были направлены на меня, читалось нечто знакомое?       Город встретил гудением и смехом, отозвавшимися внутри досадой. Зависть и раздражение вновь напали на душу, терзая ту от бессилия перед чужой непосредственностью. Чувство непричастности к чужой беде, как оказалось, составляло добрую половину от так называемого счастья. Возможность всего-навсего скинуть с себя бремя забот представало теперь сродни невиданной роскоши. Просто отвлечься,побыть не собой, кем-то ещё, кто не успел познать серости и неласковости жизни. Я бы вгрызлась в горло, вспорола бы брюхо и влезла в чужое нутро, лишь бы только избавиться от самой себя хоть на минуту.       Однако золотое правило, гласившее «от себя не убежишь», сдерживало всякие порывы, монотонно твердя, что лучше бы я заняла мысли куда более важными вопросами. Например, добычей оригинала дневника Шестого или возобновлением экспериментов с Глазами Порчи, ведь от результатов последних зависел и успех миссии.       Одолев в кои-то веки злость, я принялась оглядываться, ища кого-нибудь из Фатуи. И те нашлись довольно скоро. Их недружелюбие почти сразу утихло, стоило тем услышали, что мы из Снежной и ищем нескольких подопечных Тартальи.       — Они знают моего брата, — легко солгала я, привыкавшая к лжи уже давно. — Вот только имен их не знаю. Брат написал, что они участвовали в битве против какого-то водного монстра.       — О, это она про Андрея и Васю, — отозвался один из них, явно усмехаясь,судя по голосу. — Можем проводить, только к штабу не подпустим. Подождёте рядом, а то начальство взбесится.       — Начальство? — скосив под дурочку и радуясь, что мою улыбку скрывала маска, спросила я. — Здесь сама Царица?       — Да Архонт с тобой, — рассмеялся ещё один. — Предвестники. Ну так что мы стоим языками чешем, пошлите.       Стараясь не оборачиваться на Кадзуху, я зашагала следом. Вопросов о наших личностях или просьб снять маски не прозвучало, хотя ответы на каждый были уже заранее обговорены, как и молчание Кадзухи. Вряд ли бы Фатуи стали допытываться, соврав я о его немоте.       Один из них вскоре велел нам остановиться в одном из проулков, прежде чем исчезнуть с остальными. Мы замерли у стены, оглядываясь на наличие лишних ушей или глаз. Рядом толпились горожане, атакуя лавочки и всякое развлечение, что попадалось на пути. Я с удивлением обнаружила и своеобразный тир с мишенями, в качестве призов в котором выступали как игрушки, так и различные сладости; и некий намёк на карусель, где роль механических лошадок играли крепкие мужчины, бегавшие с пищащими на плечах детьми по кругу. Чопорный Ли Юэ, конечно же, позволить себе такого бы не смог; Мондштадт же не особо стремился.       Вскоре из толпы выступили двое Фатуи. Мой голос они узнали сразу и поспешили приподнять маски, светясь искренним удивлением.       — Только не вздумайте кланяться, — шикнула я обоим, уже приготовившимся оббить лбом землю. — У меня есть к вам небольшой разговор.       Они кивнули, предложив отойти на окраину города. Вскоре гул толпы стих. Я приподняла маску кицунэ, чему поспешили последовать и остальные.       — Можете сказать что-нибудь о Шестом Предвестнике? — прямо спросила я, тут же встретила неуверенность на их лицах.       — Знаете, нам ведь не положено… — начал было Андрей, когда Василий поспешил оборвать его справедливым замечанием.       — Призванная ведь нам жизнь спасла. Что же мы теперь будем от неё шарахаться? — хмуро произнёс он, прежде чем посмотреть на меня. — Нам о нём известно не так много, как вы думаете. Поговаривают, что сам он родом из Инадзумы и жесток к подчинённым. Слава Царице, мы под руководством господина Тартальи.       — Негусто, — с досадой подытожила я. Если идея с Хэйдзо не сработает, то в рукаве не окажется тузов.       — А почему вы у самого господина Тартальи не спросите? — неожиданно поинтересовался Василий. — Вы же, вроде, неплохо сдружились. Он часто упоминает вас, порой совсем не к месту. Всё просил выследить вас, да только у нас забот с бумагами по горло.       — Вот идиот. — Андрей протяжно вздохнул, закрывая скривившееся лицо рукой и качая головой. — Всё растрепал. Что ещё добавишь?       — Так а что, если это правда? — Василий искренне удивился. Его простодушие даже повеселило.       — Я не выдам вас, не переживайте, — заверила их я.       — Вы ведь здесь за тем, чтобы нам помешать? — В голосе Андрея, напротив, сквозило недоверие. Он не воспылал ко мне радушной приветливостью, как товарищ. — Мы благодарны вам за помощь, но поймите и нас: родину предавать не станем даже по вашей просьбе.       — Тарталья бы вами гордился, услышав такое. — Мои губы невольно искривила горькая усмешка. — Не бойтесь, говорю же. Я здесь не за этим.       Андрея мои слова ничуть не убедили, Василий же наоборот воодушевился. Он либо действительно не отличался особой подозрительностью, либо попросту ещё не успел наглотаться «прелестей» жизненного опыта.       — Вы знаете, зачем вы здесь? — осторожно спросила я.       — По делам торговли, — уклончиво ответил Андрей. — Снежная — единственная страна, с которой Инадзума поддерживает торговые отношения.       — А чем конкретно торгуете, знаете? — Они оба вдруг осеклись и, не сдержавшись, переглянулись. Кадзуха сторожил проход неподалёку. Кроме его самого и Фатуи поблизости никого не наблюдалось, и я потянулась к повязке, разматывая её. — Недавно я решилась опробовать один из ваших товаров на себе. Пришлось выложить неплохую сумму, но оно того стоило. Полюбуйтесь на эффект. — Оба застыли, с испугом и отвращением разглядывая чёрное пятно на тыльной стороне моей правой ладони. Для наглядности я провела пальцем по нему, демонстрируя оставшийся на кончике чёрный след. — Не самое приятно зрелище, верно? Но я успела избавиться от Глаза Порчи скорее, чем тот бы спалил меня заживо. Так как я с Земли, магия немного иначе действует на меня. Я остро чувствую её влияние. В отличие от всех остальных.       — Нам ни слова не говорили об этом, — поражённо пробормотал Василий. — Сказали только, что их сама Инадзума закупила, мол, они проверены и безопасны. Как наши.       — У вас тоже есть Глаза? — Я с интересом прошлась по обоим Фатуи взглядом.       — С собой нет, но мы надеваем их на битву. Они куда тусклее тех, что продают здесь, да и не позволяют призывать оружие. Обычно ими пользуются, чтобы заряжать ружья. Знаете, такие металлические палки, что стреляют. Сейчас готовят их уменьшенные версии.       — Да заткнёшься ты или нет? — Андрей побледнел от гнева, однако же я остановила его коротким «Я в курсе про ружья». — Но… откуда? Неужели сам господин…       — Тарталья здесь не при чём. Это изобретение моего предшественника. В качестве доказательства, что у меня нет злого умысла против вас двоих, я делюсь этой информацией. О ней знают единицы, а теперь и вы в их числе.       — Но зачем вам это? — Подозрительность Андрея вызвала одобрительную улыбку. Я бы и сама ни за что не доверилась себе на их месте. — Мы знаем о мондштадтской трагедии и вашем отношении к Снежной.       — Сперва я правда искренне ненавидела вас, но… мы же все так или иначе люди, чьи-то дорогие дети. Между нами нет особой разницы, ведь ненависть друг в друге в нас взращивают вышестоящие кукловоды. Мне не хочется быть марионеткой в их руках, поэтому я и стараюсь урегулировать всё мирным путём. Получается скверно, не отрицаю, и всё же хоть что-то.       Между нами воцарилось долгое молчание. Андрей, похоже, был негласным лидером в их с Василием парочке, и последний выжидательно косился на товарища в ожидании окончательного решения. И тот, наконец, принял его медленно кивнув.       — Хорошо, что вы хотите? — взвешивая каждое слово, спросил тот. Василий заметно воодушевился, с трудом скрывая улыбку.       — Ничего особенного, — осторожно начала я, — просто кое-какую информации о сделках и Скарамучче. Если вдруг что-то узнаете, то я не поскуплюсь на награду. И конечно же, всё это останется сугубо между нами.       — Хорошо. Но обещать ничего не можем, — сухо отозвался Андрей. Он всё ещё сомневался, косясь то на меня, то на стоящего поодаль Кадзуху.       — Настаивать не буду. Всё на добровольной основе. Меня также интересуют данные экспериментов, если таковые имеются. Как вы помните, я имею непосредственное отношение к медицине.       Василий с готовностью закивал, осыпая благодарностями за спасённую в Нефритовом Дворце жизнь, но под взглядом товарища вскоре умолк.       Распрощавшись с обоими и дождавшись, когда те скроются за поворотом, я подошла к Кадзухе, пересказывая услышанное. Он не спешил разделять со мною радость от подвернувшейся возможности выведать больше, чем мы планировали, открыто намекнув, что Фатуи не поделятся ничем ценным, разве что незначительными крупицами. И мне пришлось нехотя с ним согласиться. Впрочем, если получится выловить доверчивого Василия и побеседовать с ним без надзора Андрея, то шансы услышать нечто важное возрастали многократно.       И на самый крайний случай, как вишенка на торте, жуя которую с раздражением натыкаешься на твёрдую кость, оставался Тарталья. Использовать его в своих целях — пускай тот и утверждал, будто бы сам со мной ничего подобного провернуть не пытался — означало уподобиться и ему, и всем прочим. Ложь, насилие ради выгоды, подкуп вполне укладывались в мои рамки «относительной дозволенности», игры же с чувствами нет. Образ улыбчивого Венти вынудил невольно вздрогнуть. Вот уж на кого я определённо не желала бы быть похожей.       Бэй Доу выпускала клубы пара, облокотившись на фальшборт и наблюдая за нашим приближением. Похоже, та уже успела разведать обстановку и убедиться, что «Алькор» ещё не внесли в списки неугодных. Долгий простой с вечными метаниями между островов посреди неясного неба определённо начали докучать ей. Некоторое время она ещё сможет сдерживать злость, однако недолго осталось до того момента,когда я услышу: «Мне надоело торчать без дела. Заканчивай со всем сама, мы уплываем». И вряд ли Кадзуха останется со мной, рискуя оказаться за решёткой.       Паймон встретила радостными объятиями. Как всегда крепкими и долгими, будто не видела меня добрую сотню лет. Разговор между нами не клеился: мне едва ли удавалось выдавить из себя хоть что-то вразумительное, и та вскоре, надувшись, засела за рисунки. Я же плюхнулась на кровать и привалилась к стене, разглядывая ничем не примечательный шкаф напротив. Единственным желанием, на которое ещё способно было сознание, стал сон. Бесконечно долгий, лишённый и кошмаров, и бессвязных образов, и счастливых воспоминаний.       Вот только он не шёл, как бы сильно я ни пыталась воззвать к нему. И руки с неохотой потянулись к дневнику Шестого.       «Очередное приглашение от этого безбожного региона. Настойчивости его глав остаётся только позавидовать. Так или иначе в ближайшее время я не намерен выезжать за пределы Инадзумы. Всюду есть риск схлопотать нож в спину, несмотря на все те яростные обещания моей неприкосновенности. Пятая наглядно показала, что бывает за непослушание. Но я куда прозорливее и умнее, не стану лезть на остриё сам.       Воплощение преображения Инадзумы, а затем и всего Тейвата идёт постепенно. Нет нужды торопиться, с чем согласен и Ориакс. Его извечная покорность начинает наскучивать. Я уже неоднократно подумывал обзавестись ещё одним доверенным лицом, однако кроткий взгляд и белые кудри вынуждают повременить с этим. Страх, впрочем, тоже поддержки подобным мыслям не оказывает. Щепетильность вопроса не позволит раскидываться громкими словами. Мне следует быть предельно аккуратным в выборе союзников. Ближе всего к ним Э. Она стала сговорчивее, куда легче откликается на просьбы различного характера, не принимая во внимание слова М. Последнюю это заметно раздражает, но пока что она всеми силами сдерживается. Любопытно узнать, чем всё между ними кончится? М. не даст мне довершить начатое вопреки воле сестры и народа, которые успели проникнуться моими мыслями.       Я буду вынужден принять меры, когда настанет этот роковой день. М. придётся убрать. Не собственными руками, конечно же, нет. Марать себя в крови я не намерен. План ещё не готов, а ведь я успел пересмотреть с десяток вполне пригодных. Но каждый не идеален, в каждом я вижу разоблачение себя и всех моих грехов, вижу катану, слышу её свист и чувствую остриё лезвия глубоко в груди. Один неверный шаг, и всему моему делу наступит конец. По собственной вине или же по вине той настырной дурёхи. Э. не пойдёт против сестры, в этом уже пришлось убедиться неоднократно. Все их ссоры раны или поздно оканчиваются примирением; недомолвки — душевными разговорами в саду. Но и в их крепкой связи должна, нет, просто обязана быть брешь. Маленькая трещинка, надавив на которую, я с удовольствием замечу сотни ей подобных, расползающиеся меж этими двумя и кроша их в пыль. Даже если получится избавиться только от одной, вторая вскоре последует за сестрой. Так говорил доктор М. Его опытам с близнецами определённо стоит верить».       От нахлынувшего омерзения я скривилась. Шестой не переставал убеждать в гнилости собственного бездонного нутра. Он и правда был олицетворением всего того, чем с детства вскармливали, стоило лишь заикнуться об истории. И всё же в абсолютное зло я никогда не верила. Шестой был всего лишь плодом тех времён, стойко убеждённый в правоте собственных мыслей и идей. И со стороны наверняка казался святой добродетелью, горячо почитавшей порядок. Нелепые мысли о нашей схожести я отмела сразу. Поддайся я огню, да, стала бы его метафорическим наследником, куда более кровожадным и прямым. Тейват не обратился в рай Шестого, которого он так страстно желал, а значит, мне по его же логике нужно было покончить с целым миром. Впрочем, не одного Шестого бередило подобное будущее. Здешние боги придерживались такого же мнения.       Осилив ещё несколько десятков страниц, я отыскала в них лишь упоминания некой Чиё и кицунэ Сайгу, что пытались, по мнению Шестого, навредить ему.       «Демоница всё норовит выпытать у меня техники рукопашного боя. Мнит себя великим мастером, даже вознамерилась открыть додзё. Её хвостатая подруга хитрее, но всё ещё слишком глупа для меня. Этой нужна моя кровь. Естественно, я отказался, но вопросом заинтересовался. Хоть на что-то эти идиотки оказались пригодны.       Перерыв все дневники, я нашёл то, что искал. Не утверждение, но косвенный намёк. Четвёртый, похоже, успел поставить какие-то эксперименты с нею. Черт бы побрал того, кто надругался над его дневником и оставил эти проклятые пустоты. Но да ладно, полученного вполне достаточно».       Пролистав дальше, я отметила беглость записей. Шестого, похоже, увлекли эксперименты над собой. Сперва он использовал кровь как лекарство, но убедившись, что помогает она крайне плохо, перешёл сперва к магии и всё, что так или иначе отсылало к ней, но и здесь успеха не возымел.       «Всё бесполезно, я лишь попусту трачу ресурсы собственного организма. Кровь Ориакса также не подошла. Первый явно что-то знал, но эти проклятые пробелы, как они раздражают! Столько времени, и ни единого намёка на успех! Я просто обязан добиться хоть чего-то! Э. вскоре может поддаться влиянию сестры, и мне придёт конец. Я обязан совершить большой прорыв!».       Отношения между Макото, Сэйгу, Чиё и Антаресом портились не по дням, а по часам.       «Додзё набирает популярность, оттесняя театр. Как и храм этой гигантской и абсолютно бесполезной сакуры. От этого дерева только мусор и ничего более! Всё порываюсь высказать недовольство Э., чтобы хоть та повлияла на этих нечеловеческих идиоток, однако всякий раз застаю её с сестрицей. Презрительность во взгляде М. вызывает внутри пылкий гнев, контролировать который удаётся с огромным трудом. Тело норовит поддаться ему, утонуть в наслаждении буйства приворотного, однако я ещё слишком слаб. Терпеливое ожидание собственного Глаза также не приносит никаких результатов. Я не понимаю, что мне нужно сделать, чтобы завладеть этой силой. Уверен, эти две дурёхи имеют к этому какое-то отношение и просто не дают мне заслуженного».       Антарес постепенно терял самообладание, срываясь в прямые оскорбления всех и каждого. Я отбросила жуткие образы того, как он в порыве ярости, вымещает ту на Ориакса. Об этом не было нигде сказано, однако уверенность, что подобное имело место быть, росла с каждой новой страницей. Шестой проигрывал и проигрывал вполне объяснимо: возведённая вокруг глухая стены не только ограждала его ото всех, но и всех от него самого. Союзники нужны были не только для «нарочито демонстративных улыбок» и «пустых разговоров», как писал он.       «Я принял приглашение в ту безбожную страну. Не столько от желания, сколько от необходимости. Дав промашку, я подарил сам собственными же руками возможность М. посеять в Э. семена сомнений. Сегодня утром я имел неосторожность заговорить о предыдущих Призванных, сказав, что многие из них оставили пресквернейшее наследие, на что М. с усмешкой отметила, будто бы и я не сильно отличился. Ей, конечно же, не известна и толика, и крупица моих ошеломляющих результатов, однако же вместо того, чтобы промолчать, как и подобает отвечать всякому мудрецу на ересь глупца, я имел неосторожность ответить. Ориакс говорит, что звучало это грубо, однако я больше склоняюсь к «правдиво». Наблюдая за постепенным преобразованием Инадзумы, я прекрасно понимаю, какую важную лепту вношу, посему упрекать меня даже богам — тем более тем из них, что и палец о палец не ударили — просто непозволительно.       Вспыхнуть ссоре не дала Э. Она угомонила сестру, встав на мою сторону, однако предложение пройтись вечером отвергла. Недобрый знак. Она никогда не отказывала мне прежде. Вскоре опасения затаённой обиды подтвердили и сухие просьбы не наведываться излишне часто. Что ж, я понял вас обеих. Неслыханное бездумье — вот так просто отвергать того, кого послали сами боги и кто принёс этим малограмотным животным искусство войны и театра. Ориакс верит, что вскоре всё образумится, я же склонен не питать иллюзий. После ответа Каэнри’ах я отправлюсь туда в надежде, что хоть тамошние люди обладают большими сговорчивостью и сообразительностью».       Страницы зашелестели, погружая в опостылевшую пустоту. Не хватало листов пятьдесят или около того. В сравнении с Арктуром — капля в море.       Я раздражённо выдохнула и взялась за свой дневник, набросав всё, что ещё могло выдавить из себя уставшее сознание. Жизнь Шестого явно не была долгой, если учитывать небольшой объём страниц. Возможно Катастрофа застала его прямо в Каэнри’ах, где его останки покоятся и ныне. Возможно, привёз оттуда нечто, что окончательно разубедило сестёр Райдэн в его «чистоте». В любом случае все ответы хранились прямо под боком, в Хранилище, куда, кто бы сомневался, меня никто не пустит.       Я вслушалась в убаюкивающее пение волн и монотонное шуршание карандаша Паймон. Та не стала мешать мне встречать сон.

***

      Прикосновение к лицу пробудило неожиданно. С трудом разлепив веки, я сощурилась, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то. Паймон сопела под боком, снаружи, как и прежде, шумело море. Кончик пушистого хвоста вновь прошёлся по носу. Лисица, кружась у подножья кровати, сверкала большими внимательными глазами.       Яэ замерла, молча ожидая, когда я выберусь из постели.       — Что, очередная ночная прогулка? — устало спросила я, когда та бесшумно направилась к двери. — У меня ведь стопка бумаги под рукой. Могу и отказаться.       Взгляд лисицы недобро блеснул в тусклом ночном свете, однако же она не спешила отвечать грубостью на грубость, только чуть резче вильнула хвостом, как будто поторапливала.       Инадзума спала, погружённая в тихий полусумрак. Лавочки и дома позакрывали окна-глазища, размеренно храпя и бормоча старыми досками что-то ветру. Последний один не страдал от людских слабостей, бодрствуя сутки напролёт. Изредка навстречу попадались одинокие горожане. Шаткая походка и несвязность слов недвусмысленно намекали на то, чем те занимались совсем недавно. Яэ ловко уводила от патрулей, виляя между домами, и вскоре вывела за пределы города. Природа успокоила безлюдьем и умиротворением. Я села под раскидистый клён, намекая Гудзи, что дальше не пойду. Остроконечные листья ещё не окрасились в красно-оранжевое пламя.       — Что-то ты не заглядываешь совсем. — Я вздрогнула, заметив обратившуюся человеком Гудзи. — Затаила обиду?       — Обычное это на меня все её затаивают.       — От чего же? Ты, конечно, своенравна, но никак не зла. От тебя я чую только глубокую печаль.       — Надо же, вы и это умеете, — усмехнулась я, перебирая в руках листья.       — А тебя это огорчает? — Яэ склонила голову, внимательно глядя на меня. Она не могла заявиться просто так, без какой-либо цели, как и все прочие, что были до неё, отчего так и хотелось грубо поторопить её просьбой оставить личное.       — Нет, мне уже всё равно, вы и сами это знаете. Давайте просто обсудим то, за чем вы пришли и разойдёмся, как в море корабли.       — Твои слова мне неприятны. — В голосе Гудзи мелькнула искренняя досада, вызвавшая изумление. Как кого-то, вроде неё, вообще могли огорчить мои слова? Озвучив вопрос, я поймала её переменившийся взгляд. — Мне бы не хотелось повторения пути Антареса для тебя, — отозвалась она, не торопясь и явно взвешивая каждое слово. — Произошедшее с ним отчасти и наша вина, хотя история запечатлела его великим героем. Мне сложно не согласиться с этим. Впрочем, как сложно и согласиться.       — Могу только гадать, что между вами всеми здесь произошло, так как дневник наполовину пуст. Или наполовину полон, — пожала плечами я. — Все ответы кроются в Хранилище. Очевидно, что туда я попаду совсем не скоро.       — Вот значит как, — протянула Гудзи. — Что ж, это многое объясняет. Нам запрещено открывать дневники, однако я слышала, что в них есть нечто скрытое. То, чего не знают даже сами Призванные. По-видимому, Антарес пытался узнать тайну одного из ваших предшественников.       — Его интересовал Арктур. Как и меня. И опять же ничего, кроме предположений, у меня нет.       — Тайны, что так тщательно пытаются скрыть, не могут нести в себе ничего благого. — Ясные глаза Яэ обратились ко мне. — Подумай хорошенько, прежде чем решиться раскрыть хоть одну.       — Уже вскрыла, — отозвалась я, чувствуя, как на плечи опускается знакомая тяжесть. — С выбранной дорожки больше не свернуть.       В ответ не раздалось громких слов или попыток заверить в светлом будущем. Осторожное прикосновение к голове заставило вздрогнуть.       — Ты выглядишь очень устало, — мягко проговорила Гудзи. — Не желаешь прилечь? — Мои брови поползли вверх, когда она указала на собственные колени. — Не подумай ничего, я лишь желаю развеять тучи в твоём сердце.       — Я лучше пойду, — растерянно пробормотала я, уже было поднимаясь, как Яэ увлекла обратно, а её голос ненастойчиво просил хотя бы попробовать.       — Эи когда-то просила меня посидеть вот так, — убаюкивающе произнесла она, когда моя голова коснулась её ног. Осторожные пальцы принялись перебирать пряди волос, мгновенно пробуждая сонливость. — Говорила, что мои прикосновения прогоняют тревогу. Твой взгляд напомнил её в то время. — Я не ответила, только закрыла глаза, чувствуя, как наваливается облегчение. Такое сильное, что от него хотелось зарыдать и, выплакавшись, забыться беспробудным сном на долгие годы или века. — Завтра мы встретимся вновь, — пробрался в угасающее сознание голос Гудзи. — Вскоре всё вернётся на круги своя, однако прежде тебе предстоит много работы. Но не тревожься, я помогу.       Трава тихо шуршала, повинуясь направлению ветра. Небо, чистое от туч, искрилось россыпью звёзд, далёких и прекрасных. Постепенно они начали растворяться в густой темноте, превращаясь в размытые пятна. Впервые за долгие месяцы я засыпала без боязни и сожалений.

***

      Знакомый покрытый трещинами потолок вызвал смятение. Паймон, как и в недавнем сне, по-прежнему сопела рядом; небо уже успело сменить ночь на день. Я приподнялась, тщетно пытаясь призвать хаос в сознании хоть к какому-то порядку. Потянувшись к взъерошенным волосам, пальцы нащупали в них нечто маленькое и мягкое. Я с удивлением оглядела розовый цветок сакуры. И едва сдержала протяжный стон. Сон оказался самой что ни на есть реальностью. От смущения щёки вспыхнули, как по щелчку пальцев; быстро вспомнились и прощальные слова Гудзи о грядущей встрече. Подавив смятение, я поднялась, ища и положительные стороны. К примеру, ночь прошла без очередной порции кошмаров, а утро не принесло привычную разбитость. Напротив, я выспалась и даже успела ухватить то самое искомое в каждом ощущение безопасности. Облегчение вернулось вновь, вызывая улыбку и небывалый подъём настроения. Вечер тоже обещал не разочаровать: слова Томы напомнили про обговорённые место и время встречи.       Я выпорхнула из комнатки, легко проскочила по лестнице, с наслаждением подставляя лицо утреннему солнцу. Его алый лик успел показаться лишь наполовину, обещая ясный день. Невидимые птицы приветствовали его громким щебетом, будто бы стремясь доказать тому, кто усерднее ждал пробуждения. Старпом ответил на пожелание доброго утра недоумённым кивком, как и появившийся вскоре Кадзуха.       — Просто день будет хороший, — не сдерживая улыбки, ответила я тому на вопрос о внезапной перемене настроения. — Чувствую это всем телом.       Кадзуха промолчал, похоже, не поверив такому ответу. Справедливо, ведь все проведённые бок о бок недели меня не покидала хмурость.       Желудок отозвался недовольным урчанием, вызывая восторг. С тусклостью Пиро пришло и равнодушие к еде, отчего голод теперь казался чем-то сродни подарку в преддверии праздника. Мне действительно хотелось есть и не просто что-то, лишь бы заткнуть пустую дыру внутри, а то, что принесёт удовольствие. Растолкав Паймон, я принялась собирать её, обещая вкусный завтрак.       — С ума сошла? — воскликнула та, поняв, наконец, куда мы пойдём. — Тебя же ищут!       — Один раз и всё, — отмахнулась я. — Возьмём маски, соврём что-нибудь, попросим завернуть с собой. Может, и Кадзуха захочет присоединиться.       Но тот только отрицательно покачал головой, отговаривая и меня. Напрасно — желание распирало и толкало вперёд.       Редкие прохожие оборачивались, посмеиваясь или провожая хмурым взглядом. Маски определенно вызывали подозрение, которое сейчас волновало в последнюю очередь. Оббегав все ближайшие лавочки, я потянула Паймон за город. Клён нашёлся почти сразу, такой же, каким тот запомнился ночью. Его скромную крону постоянно пыталась затмить сакура на далёкой вершине. Ветер разносил её лепестки повсюду, будто желая показать их нежную красоту всем и каждому.       Усевшись у подножья дерева, я с наслаждением впилась в кусок шашлыка. Паймон, ещё глядевшая на меня с подозрением, тоже принялась за еду. Мы не говорили, только жевали и наслаждались красотой вокруг. Иногда по тропинке рядом проходили путники, приветствуя легким кивком. Каждому из них хотелось улыбнуться, отдать частичку радости, что бурлила внутри. Голод вскоре пропал, я же всё ела и ела, впихивая в себя всё, что подворачивалось под руку.       — Надо же, как мало тебе оказалось нужно для счастья.       Яэ улыбалась, появившись внезапно и тихо вместе с весенним ветерком.       — Госпожа Гудзи, — улыбнулась я ей и протянула пирожное.       — Гляжу, тебе полегчало, — та приняла подарок и села рядом, с интересом наблюдая за Паймон. Та насупилась от смущения и прижалась ко мне. — Твой Проводник ещё прелестнее, чем твердят слухи. Моё имя Яэ, я служу в Великом храме Наруками.       Паймон, немного подумав, тихо представилась и вновь уткнулась в меня.       — Обычно она гораздо болтливее, — улыбнулась я.       — У нас ещё будет время узнать друг друга ближе. — Гудзи вдруг посерьезнела. Нахмуренные брови и потемневший взгляд ей совсем не шли, однако я мигом оставила недоеденные пирожки в покое. — Я довольно долго наблюдала за твоими действиями совместно с госпожой Аякой и её слугой. Как я понимаю, ваш план заключается в разоблачении Фатуи?       — Да. С помощью бумаг, которые уже у нас в руках, а также демонстрации влияния Глаз Порчи. Собственно, в ходе последнего пригожусь я и моя рука. — Стянув повязку, я протянула Яэ руку, при виде которой Гудзи тихо охнула. — Я заметила, что во время использования Пиро мои пальцы потемнели, а затем появилось и это. Кожа будто сгорела, вот только рана не исчезает, только пеплом сыпет. В ходе экспериментов с Глазом Порчи пятно увеличилось за считанные часы. От Крио наблюдался лёгкий озноб и ничего более. Думаю, народ такое зрелище вполне убедит в опасности поддельных Глаз Фатуи.       — Зачем же ты намерено калечишь себя? — Вопреки всем ожиданиям Яэ не спешила выражать восхищение, напротив, только печально покачала головой. — Неужели готовность спасти кого-то превышает твою любовь к себе?       — При чём здесь любовь? Это вполне весомый аргумент, так почему бы не использовать его во благо? Фатуи уже несколько лет творят здесь бесчинства, а теперь и вовсе свободно разгуливают по улицам. Если моё слово не имеет вес, тогда это послужит прямым доказательством их намерений.       — Ага, отрежь себе руку, может, ещё кого спасёшь, — со злостью бросила Паймон и подскочила, уносясь куда-то.       — Видишь, ты приносишь вред не только себе. Твоё стремление похвально, вот только не забывай, что тем самым ты обрекаешь себя на верную гибель. — Яэ выдержала недолгую паузу, прежде чем продолжить. — Отчасти вы с Эи похожи. Сперва я решила прийти к тебе, думая, что встречу кого-то схожего с Антаресом, судя по тем вестям, что долетали из-за моря. Но наткнулась на копию давнего друга в самые тёмные его времена. Тебе стоит поговорить с ней. Вы непременно найдёте общий язык.       Я промолчала. В словах Гудзи было нечто странное, почти неестественное, словно та пыталась понять, поведусь ли я на лесть. Или же это были лишь очередные бестолковые догадки по велению госпожи паранойи.       — Слишком легко вы говорите мне о таком, — осторожно подметила я.       — Считаешь, что я излишне откровенна? — Яэ вновь улыбнулась легко и непринуждённо. — Ты наверняка успела узнать достаточно из дневника Антареса, так к чему же мне юлить? Или ты желаешь чуть замедлить развитие наших отношений? — Её мелодичный смех смутил. Гудзи наслаждалась моей реакцией, подтрунивая ещё больше. — Ах, ну истинно Эи в свои молодые годы! Ну да ладно, у нас ещё остались не обговорённые детали. Сперва мне бы хотелось услышать дальнейший план из твоих уст.       Пересказав ей всё, я замерла в ожидании, наблюдая за погрузившейся в раздумья кицунэ. Та очнулась внезапно, посмотрев на меня с небывалой внимательностью.       — Ваш план был бы идеален, если бы не одно весомое «но»: Эи не доступна для переговоров. Вы бы напоролись на её бездушную куклу и потерпели крах.       — Что? — Я изумлённо раскрыла рот. Так вот почему нечто в Сёгуне насторожило изначально. — Та, что сейчас находится в Инадзуме, просто копия?       — Самая удачная из них, — кивнула Яэ. — Рассказывать слишком много, да и тебе бы сперва стоило покончить с дневником Антареса. Уверена, там сокрыты куда более занятные факты, чем я могу себе представить.       — Тогда… что нам делать? — растерянно спросила я.       — Разговор с Эи предоставь мне, разве что позволь одолжить немного крови. Антарес оставил кое-что полезное среди той кучи мусора, что теперь стоит у верхушки по его вине. Не сейчас, — добавила Гудзи, стоило мне с готовностью поднять руку, — сперва нужно подготовить людей и прибраться. Обождём ещё немного, я чувствую, что вскоре шанс предоставится нам сам.       — Вы знаете что-нибудь о Шестом Предвестнике, Скарамучче?       Яэ оглянулась на меня, будто гадая, достойна ли я ответа. Едва слышное «Это тебе предстоит выяснить самой» недвусмысленно намекнуло, что нет.       — Сегодня последний день празднования Пяти Касэн, — сказала та, поднимаясь. — Проведи его с тем, кто дорог сердцу. Придание гласит, что именно завершение празднества несёт благое для влюблённых.       В ответ я лишь кивнула, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Яэ улыбнулась на прощание, скрывшись так же незаметно и внезапно, как и появилась. Паймон отыскалась неподалёку, пинавшая камни в крохотный ручеёк. Предложение вернуться на корабль та приняла с неохотой, допытываясь, о чём мы так долго беседовали.       — Кажется, всё налаживается, — с облегчением отозвалась я. — Кажется, всё налаживается.

***

      В этот вечер толпа была особенно плотной. Люди прощались с праздником, решив напоследок выжать из него всё без остатка. Их локти и колени толкали, вынуждая держаться за маску и всё чаще сдерживаться от брани. Вспомнился и Мондштадт с его извечными гуляниями, однако его оправдывали узкие улочки и обилие вина. Здесь же, впрочем, подобное объясняла диктатура Сёгуна, не допускавшая излишнего веселья. До ушей доносились последние новости; в некоторых гремели отзвуки постепенной потери Райдэн всякого разума. Комендантский час возвращался: теперь всякий обязан был явиться домой не позже семи вечера, как только фестиваль подойдёт к концу. В рядах расставшихся с Глазами прибыло: юная девушка, получившая свой совсем недавно, и мужчина средних лет, некогда служивший в комиссии Тэнрё.       — А что же госпожа Сара? — прозвучало совсем рядом. — Она по-прежнему отвечает за исполнение указа?       — Нет, всем теперь заправляет лично Сёгун, — отозвался некто. — Комиссия Тэнрё теряет влияние, как мне думается. Такаюки теперь совсем не интересуется делами города, весь ушёл в сотрудничество со Снежной. Это до добра не доведёт, вспомнишь ещё мои слова.       — Тише ты! — шикнул первый. — Это всё лишь слухи, у которых нет ни единого подтверждения.       — А это, — краем глаза я заметила, как один из беседовавших указал на идущих впереди Фатуи, — не доказательство? Ты погляди, сколько их теперь бродит по улицам нашего дорогого города! Нет, будет беда, будет!       Революционное настроение горожан вселяло надежду. Они уже и сами успели разнести друг по другу всё необходимое и без моего вмешательства. В столь небольшой стране, как Инадзума, любое изменение тут же придадут огласке. Вот и славно: это только на руку нашему плану.       Тома уже ждал. Увидев меня, тот расплылся в улыбке, выдавая волнение румянцем.       — Надеюсь, я не сильно опоздала?       — Нет, что вы, я и сам только подошёл.       — Мы можем перейти на «ты» всё равно уже почти что коллеги.       — Ах, и правда, — Тома рассмеялся чересчур громко. — Вам… то есть тебе ведь нельзя снимать маску, верно?       — Ну как бы, — я махнула в сторону листовок с собственной понурой физиономией, и на лицо Томы мгновенно опустилась тень. Впрочем, долго грустить тот, похоже, чисто физически не умел и вскоре потянул меня к лавке с цветными шариками на палочках.       — Данго, — подсказал он на мой вопрос о названии этого блюда.       Приподняв маску, я прожевала один. Странное сочетание риса и сладкого соуса не вызвало восхищения, однако ради Томы и его потраченных денег я отыграла удовлетворение. А вот знакомые суши на вкус оказались куда лучше земных. Неудивительно, ведь здесь их готовили знатоки своего дела, а не студенты на полставки, едва научившиеся держать нож. Голод вновь дал о себе знать, и вскоре я сама потащила Тому по всем лавкам, пробуя всё, что попадалось под руку. Платить за себя самой он категорически запретил, придя от предложения в такую досаду, словно бы я только что оскорбила всю его семью вплоть до прапрадеда.       — Это же я тебя пригласил, так что и мне платить, — сказал он, вновь улыбаясь.       — А если бы пригласила я, то и платила бы я?       Тома замялся, явно не ожидая такого вопроса. Затем сдался, ответив, что всё равно бы взял все расходы на себя. Маска, к счастью, скрыла румянец на щеках. Мне отчего-то было чертовски приятно слышать подобное. И почему-то почти сразу в мыслях возник навязчивый образ Тартальи. Ригель бы на моём месте не думала ни секунды и уже бы давно стрясла с обоих всё, что можно и нельзя; я же, как глупенькая, радовалась купленным сладостям. Нет, боги всё же могли ошибаться.       Отыскав укромное место в уголке, мы сели на лавочку. Совсем рядом, хихикая и перешёптываясь, ворковала парочка, которую наше появление ничуть не смутило. Тома заметно покраснел, я же закатила глаза, кривясь от уж слишком приторных фразочек и надоедливых смешков. Вскоре те затихли, занявшись куда более интересным делом.       — Обмен слюной идёт успешно, — пробормотала я на мондштадтском, чем вызвала у Томы нервный кашель. — Ты ведь раньше жил в Мондштадте, — дождавшись, когда тот успокоится, обратилась к нему я. — Знаешь одного барда?       — Ты о Венти? — Во взгляде Томы мелькнуло нечто странное, будто бы тот испугался. — Я не был с ним близок. Да и не помню хоть кого-то, кто был. Его предпочитали обходить стороной за своевольные песни о Барбатосе. Какая ирония, что им оказался он сам.       Тома вдруг осёкся, коротко глянув на меня. Я успела поднять маску и теперь делала вид, будто разглядываю поток людей впереди. Мысли же осторожно потянулись к былым временам, неуверенно, едва-едва касаясь воспоминаний о них. Срывать замки и вновь оживлять их было нельзя. Строгий запрет налагался пожизненно без права на обжалование. Я выдохнула, ощущая, как наваждение отступает. Оно непременно вернётся, как скоро — неизвестно, но вернётся, чтобы вновь помучить меня.       Руки коснулось нечто тёплое. Взгляд недоумённо скользнул по сжавшей мою ладони Томы.       — Тебе пришлось нелегко, я слышал, — тихо и аккуратно произнёс он. — Надеюсь, сейчас лучше?       — Наверное, спасибо, — пробормотала я, излишне поспешно высвобождаясь, отчего на лице Томы вновь залегла тень. — Прости, — пересилив себя, вдруг сказала я. — Ты отличный парень, лучше всех, кого я видела. И ты не заслуживаешь страдать по вине кого-то такого, как я. Сейчас тебе наверняка кажется, будто со мной всё в порядке, но поверь, это не так. Я не принесу тебе ни счастья, ни уюта, о которых ты наверняка мечтаешь. Я даже не принадлежу сама себе, а у тебя впереди целая жизнь, так зачем связывать её с кем-то, вроде меня? Оглянись, вокруг есть варианты в разы лучше.       Горькая правда лилась нескончаемым потоком. Тома на глазах менялся от каждого нового слова, то бледнея, то краснея.       — Н-но… — Он заметно напрягся, судорожно подыскивая слова. — Мы же только начали узнавать друг друга, почему ты так уверена в том, что ничего не выйдет?       — Хочешь правду? — Я повернулась к нему, с сожалением замечая, как в тёплых глазах загорается надежда. — Роль Призванных не столько в прогрессе, сколько в предотвращении катастроф. Ценой собственных жизней. Антарес положил конец Катастрофе Каэнри’ах, Ригель оказалась больше неугодна и тут же умерла. Призванный из Мондштадта помог свергнуть предыдущего Анемо Архонта. Про остальных я знаю не так много, но что-то подсказывает, что и в их историях найдётся нечто схожее. Поэтому просто убей в себе эти безнадёжные чувства ко мне, потому что ими ты только навредишь сам себе, а я никак не хочу быть причастна к этому. Ты слишком хорош для такой, как я. Прости ещё раз.        Поднявшись и старательно избегая глядеть на Тому, я поспешно растворилась в толпе. Боли не было, лишь толика облегчения и вернувшейся пустоты. Стоило бы вновь наведаться к Яэ, чтобы та подарила ещё одну безмятежную ночь.       Деньги бестолково летели на всё подряд, пока места совсем не осталось. Я села у обочины, оглядывая покупки и пытаясь понять, к чему мне зажигательные палочки и с десяток вееров. Игрушки прийдутся Паймон по вкусу, прочему же предстояло остаться на улице, пока кто-нибудь не решится растащить эту кучу праздничного барахла.       В поле зрения возник ребенок. Мальчик лет пяти. В карих глазах загорелся интерес, когда тот заметил целую охапку палочек и игрушек.       — Тётя, а сколько? — Он ткнул на них.       — Совершенно бесплатно, — улыбнулась я, протягивая ему мягкого тануки, веер с волнами и несколько палочек.       — Ой, а тануки у меня уже есть! — поспешил вдруг отказаться тот, на что я сразу же предложила выбрать что-нибудь на свой вкус. Мальчик ушёл довольный, неся под мышкой кролика и обещая привести друзей. И не обманул. Вскоре вокруг меня образовалась орава детей, пищащих в предвкушении подарков. От их улыбок и благодарностей стало чуть легче, будто бы с каждой протянутой игрушкой и бумажным фонариком те уносили с собой частичку моей печали.       — И почему я не удивлён?       Среди толпы детишек возник Тарталья. Его высокий рост и невесёлость особенно отделяли его от всех остальных. Я коротко кивнула в знак приветствия и вернулась к девочке с бантиком, что уже начинала хныкать от нетерпения получить плюшевого медведя.       Рука Предвестника потянулась к вееру, и вскоре очередной ребёнок умчался с улыбкой на губах и беглыми благодарностями. Мы молча раздавали подарки, не обмениваясь даже взглядами. Почти что кожей я ощущала напряжение, исходившее от него. Злился ещё, наверняка обижался. Впрочем, о сказанном я ничуть не сожалела. Вскоре последний ребёнок исчез, нагруженный оставшимися игрушками, и я устало обхватила голову руками. Радость ушла так же быстро, как и появилась. Шум и резкие голоса вокруг начали раздражать. Даже без Глаза огонь не переставал напоминать о себе короткими уколами в рану. Раньше они,впрочем, были куда болезненнее и настойчивее.       — Что за внезапный порыв к милосердию? — Голос Предвестника звучал нарочито холодно, почти что враждебно.       — Сам-то что здесь забыл? — бросила я. — Или хочешь оправдать лживую профессию?       — Думал, тут что-то необычное продают, решил Тевкру захватить.       — Домой поедешь? — отозвалась я и, услышав короткий утвердительный ответ, не сдержалась: — завидую.       Тарталья промолчал, хотя мог бы съязвить, вполне справедливо заметив, что и я бы могла, если не сожгла все мосты. Правда действительно колола глаза, но не только их: больше всего от её невыносимых пыток страдала душа.       Правую руку бесцеремонно, но с крайней осторожностью оторвали от лица. Кровь уже не текла, однако же и улучшений не было. Взгляд Тартальи помрачнел.       — Ты ведь не додумалась пользоваться Глазами Порчи? — сосредоточив на мне хмурый взгляд, спросил он. — Скажи, что солгала Василию и Андрею.       — Вот трепачи, — усмехнулась я. — Хотя чего я ожидала?       — Ты хоть понимаешь, чем тебе могло это грозить? — Холодность и отстранённость в голосе Предвестника сменились неприкрытой агрессией. — Или ты уже совсем думать разучилась?       — Эй, хватит оскорблять меня! — огрызнулась я и вырвала руку. — Топай к своей Царице проклятой и заботься о её самочувствии. Как ей спится по ночам, кстати? Мне вот крайне паршиво, а ведь на мне грехов в разы меньше!       — Следи за словами, — мрачно предостерёг Тарталья. Его лицо менялось на глазах, темнея и свирепея.       — А то что? Придушишь? Вперёд, я не против! — Пальцы дёрнули ворот, обнажая шею. — Буду только благодарна!       — Хватит у… — Он вдруг замолк, глядя на мою грудь. — Что это?       — Я понимаю, что с анатомией у вас здесь туго, но уж вторичные половые признаки не уметь определять?       — Нет, я не об этом. — Тарталья зарделся и поспешно отвернулся. — У тебя там шрам.       — А-а-а, так ты об этом. — Мои пальцы коснулись неровности в области груди. — Подарок от одного старого приятеля.       Я поспешила застегнуть ворот, умолчав об ещё двух таких же на спине и боку. Предвестник вновь затих, разглядывая снующих вокруг людей и отчего-то не развивая тему со шрамом.       — Мне пора. — Поднявшись, я вновь оглянулась на него. — Спасибо за помощь.       — Погоди, с тобой пройдусь. — Фраза прозвучала вполне себе утвердительно, хоть я и попыталась было возразить, однако же вовремя заткнулась под тяжёлым взглядом.       Молчание между нами с лихвой компенсировала суматоха вокруг. Пару раз мне чудом удавалось избегать прямого столкновения с чужим кулаком, и всегда не без Тартальи. Его реакция поражала быстротой. Прицелься в меня кто-нибудь отравленным кинжалом с крыши, так и его он бы с лёгкостью отбил. Возмущения неосторожных горожан обрывались при одном его виде. Репутация Фатуи шла впереди их самих, чем не стеснялся пользоваться Предвестник.       Вскоре улочки остались позади. Впереди чернели очертания пирса и «Алькора». Я замерла, чувствуя укол совести. Отчего-то теперь та, спящая и во время отказа Томе, и во время предыдущего прескверного расставания с Тартальей, внезапно очнулась.       — Я наговорила много неприятного, — неуверенно начала я, стараясь унять руки, что так и норовили одёрнуть ворот или рукав. — Но ты и сам всё понимаешь, как оказалось. Возможно, сам ты ко всему происходящему отношения не имеешь, но ведь продолжаешь потворствовать этому. Много невинных гибнет в ходе экспериментов, неужели тебя это не беспокоит?       — Опять ты за старое, — на его тонких губах растянулась ухмылка. В ней не было ни злобы, ни презрения, лишь грусть. То же читалось и во взгляде. — У всякого есть своя выгода, как и у тебя самой. Или заявишь, что приплыла сюда сугубо из-за благих побуждений?       — Я была бы рада, если бы нашла здесь то, что искала.       — И что же это? — Тарталья неожиданно оживился, не сводя с меня пристального взгляда.       — Какая разница, всё равно не найду этого. Ладно, удачи, и если не встретимся больше, передавай привет Тевкру.       — Не уходи. — Тихая просьба пригвоздила к месту. — Можешь просто постоять молча, только не уходи.       Из груди вырвался судорожный вздох, когда мои пальцы сжали крепкие ладони. Сердце мгновенно отозвалось, подтверждая неприглядную правду: Венти забылся, но сменился кое-кем пострашнее.       — Тебе плохо? — осторожно поинтересовалась я, почему-то боясь, что подобный вопрос вызовет у Аякса вспышку гнева.       — Просто устал, — бесцветным голосом отозвался он.       — Может, мне тебя проводить? — Предложение тот встретил сперва с немым удивлением, затем со смехом. Я поджала губы, чувствуя, как вспыхивает лицо, но уже отнюдь не от смущения.       — Не вздумай ляпнуть нечто подобное в присутствии моих подчинённых, иначе заклеймят меня бесхребетным до конца дней.       — Тебе куда больше подойдёт слепец или редкостный притворщик, — сквозь зубы бросила я. — Царице ведь другие и не нужны.       — Не порть момент, — раздалось в ответ прежде, чем я ощутила тёплые объятия. Руки было поднялись, намереваясь оттолкнуть Аякса, но вместо этого лишь крепче прижали его. Бег волн и далёкие звуки празднества сливались гармоничной мелодией. Запах Предвестника проник в лёгкие. Он отчего-то показался до боли знакомым, почти что родным, хоть прежде Аякс источал лишь смрад крови и ярости. Мягкое успокоение и ощущение безопасности окутало вновь, убаюкивая и прогоняя тревоги. Быть может, я всё же нашла то, что искала?       — Больше не трогай Глаза Порчи, — донеслась до меня тихая просьба. Я подняла взгляд, встречаясь с голубыми глазами. Непривычная мягкость, что читалась в них, сорвала судорожный вдох. Однако я быстро опомнилась.       — Они ещё нужны мне, — отворачиваясь и злясь на собственную мягкотелость, пробормотала я. — Или это очередная попытка усыпить мою бдительность сладкими речами, а на самом деле ты просто боишься, как бы я не узнала больше положенного?       — У меня самого есть один, поэтому я знаю, о чём говорю. Просто не трогай их.       — Не указывай мне, что делать.       — Когда поумнеешь, тогда и перестану.       От растянувшей на лице Тартальи нахальной улыбки внутри взвился гнев. Его обжигающие языки лизали внутренности, с усмешкой вопрошая, а с чего это мне, утверждающей, что к Предвестнику у меня нет никаких чувств, так горячиться? Рана на руке с готовностью заныла, и я с трудом пресекла очередную попытку Пиро захватить контроль.       — Надо же, справляешься гораздо лучше! — рассмеялся Тарталья. — Даже не ударила. Не это ли прогресс?       — Эй, пташки, а ну позакрывали клювики и разлетелись по гнёздышкам! — Громкий голос заставил вздрогнуть и отпрянуть от Предвестника. Бэй Доу сверкала тяжёлым взглядом с палубы. И она не поленится спуститься к нам, чтобы схватить меня за шкирку, а Предвестника отправить восвояси увесистым пинком, если команда не будет исполнена вскоре.       — Ещё увидимся, — прозвучало совсем рядом, и на щеке остался тёплый след.       Сдерживая сердце, что так и норовило выскочить из груди, я торопливо поднялась на «Алькор». Аякс уже успел исчезнуть, растворившись в толпе.