В день, когда сошлись звёзды

      Горо воодушевлённо вещал, хлопая Тэппея по плечу. Последний смущённо улыбался, как и многие вокруг. Я же неверяще слушала восхваления Глаза Порчи, что зловеще поблёскивал в тусклом свете ламп. Те, кто некогда со страхом пересказывал мне смерти невинных по вине Снежной, теперь вертели в руках одно из её орудий так непринуждённо, будто не о нём когда-то шла речь.       — Чему вы радуетесь? — растерянно, ещё думая, что происходящее вокруг — всего лишь шутка, спросила я. — Это же настоящая бомба замедленного действия. Разве вы не слышали меня? А как же записи?       — Но ты ничуть не изменилась, — неуверенно протянул Горо. — А все те проявления, что ты описывала, никем из предыдущих владельцев отмечены не были. Многие из них погибли в бою, при этом унеся множество врагов с собой. К тому же, — Генерал запнулся, опуская взгляд, — ты ведь другая, нездешняя. Сама же говорила, что магия тебе вредит.       Я ошарашено оглядела согласно загудевших солдат, понимая лишь одно — ни одному моему слову не переубедить их. И я поднялась, не желая и дальше способствовать скорым смертям.       — Я разочарована в первую очередь в тебе как генерале, ответственном за судьбы подчинённых, — горько бросила я растерявшемуся Горо. — Поведение твоей Жрицы вполне объясняется мелочностью и поганым нутром, но ты… — Я сжала кулаки, заставляя себя утихнуть. Многие из собравшихся не понимали снежский, остальные же мгновенно помрачнели и теперь сверлили меня тяжёлыми взглядами. — Ты оказался даже хуже твоей дорогой хозяйки.       — Статус Призванной не даёт тебе право на подобные слова. — Глаза Горо недобро сверкнули, тонкие губы обнажили острые клыки.       — Хотела бы я услышать другое, но вас, видно, научит лишь время. — Я покачала головой, напоследок оставив повиснуть в воздухе негромкое: «Ты поймёшь всё, но будет поздно».       Двери отрезали погрузившийся в немую тишину Штаб Сопротивления. Я замерла, глядя в чернеющее небо над головой и в который раз убеждаясь, что слова здесь, в мире грубой силы, были лишь пустым звуком. Стоило бы вернуться, пустить в ход кулаки, прокатить Горо мордой по земле и привести в чувство крепкими затрещинами, да только осознание, что я никогда не решусь на такое, вынудило зашагать в сторону горящих огней деревни. Генерал, как и всё Сопротивление, находился в отчаянии. Таком сильном, давящем, что те пошли на крайние меры. Это сквозило в каждом слове, как клубилось и в каждом взгляде. Мне же оставалось в очередной раз наблюдать. Не было нужды владеть даром предсказания, чтобы угадать будущее. Время и события имели паршивое свойство повторяться вновь и вновь, разве что меняя декорации и лица. Так, для мнимой правдоподобности, будто всё это в новинку.       Позади послышались торопливые шаги. Суа окинула меня хмурым взглядом, поравнявшись со мной.       — И что ты учудила? — резко спросила она. — Ты же слышала Горо, им даже удалось одержать небольшую победу с помощью Тэппея! Почему ты препятствуешь им?       — Суа, опомнись, — тихо ответила я. — Он умрёт, если не избавится от этой дряни. Я испытала её на себе и могу точно сказать: польза от неё только временная.       — Да что ты понимаешь?! — Она неожиданно толкнула меня. — Строишь из себя всезнающего мудреца, а на деле и сделать ничего не можешь! Витаешь в облаках, точно умалишённая! Если сама не хочешь помогать, так хоть не мешай!       — Я не намерена продолжать этот диалог, — сдерживаясь из последних сил, ответила я.       — А что ты намерена? Сидеть и страдать по своим надуманным причинам?! Или… — Она вдруг осеклась, охнув. — Или ты просто не желаешь, чтобы Глаза и их сила достались нам, простым смертным?       — Встретимся у могилы твоего дорогого Тэппея, — бросила я напоследок, и едва успела развернуться, как заметила летящий в меня кулак. Остановить его и вывернуть Суа руку не составило большого труда. Я отстранённо глядела на её искореженное от боли лицо и ловила сдавленные ругательства в собственный адрес. — Как вы все мне надоели. Инфантильные кровожадные ублюдки, понимающие только насилие. — Чужой, до ужаса похожий на мой голос перешёл на шёпот. Я склонилась к Суа, глядя в её застывшие от испуга глаза. — Мне откровенно плевать, кем вы желаете меня видеть. Быть подобием предыдущих Призванных, поставивших всё на конвейер войны и выгоды, я не намерена. Можете хоть захлебнуться желчью, только не провороньте момент, когда та сменится вашей же кровью.       Я расслабила хватку и, не оборачиваясь, пошла вперёд. Суа не побрела следом, оставшись сидеть с побелевшим, как полотно, лицом и глядеть мне в спину. Теперь стала понятна и вторая причина отрешённости прощального письма Арктура, и полное углубление в холодную науку после пробела — банальная попытка уйти от гложущей долгие годы вины. Ригель или же Антарес преследовали вполне приземлённые цели — золото и власть. Мои же с Первым явно уходили в дебри пространности и возвышенности. Спасти мир, погубить его или же бросить на произвол судьбы. Три совершенно разных и в то же время одинаковых пути, от второго из которых, к глубокому сожалению, пришлось отказаться. Пагубность первого наглядно продемонстрировал сам Арктур. Уж слишком чувственным и ранимым он был для злодея или того, кто мог с легкостью пустить всё на самотёк.       Так может, мне опробовать третий?       Мысль прозвучала отрезвляюще, во многом даже успокаивающе. Ослабить тревогу и дать Тейвату пожрать или спасти себя самостоятельно, а самой наблюдать издалека. Мой век обещал быть недолгим: заигрывания с магией дадут о себе знать в дальнейшем. Возможно, внутри уже начали разрастаться необратимые изменения, пока ещё никак не затронувшие внешнюю оболочку. Впрочем, последняя — вот так каламбур! — интересовала меня в последнюю очередь.       Деревня веселилась, устроив обещанный праздник и в честь меня, и в честь Пяти Касэн. Кадзуха мгновенно растерял всё веселье при взгляде на меня, однако на все вопросы я лишь качала головой. Бэй Доу махнула рукой, даже не пытаясь ничего выяснить, за что я была несказанно благодарна ей. И одна Паймон встретила молчаливым пониманием. Я обняла её, не обещая ни защиты, ни лёгкой жизни, как не могла обещать и себе ничего из этого. В кармане хрустнул корм, в который раз напоминая о письмах.       — Сходим к морю? — спросила я, на что тут же получила согласие.       Письма скрылись в кармане. Избегая лишних встреч, я пробралась к окраине деревушки. Берег был где-то впереди, там, где алая полоса почти успела догореть. Музыка и шум вскоре затихли, пока не сменились криками ночных птиц и шумом волн. Небо густело от черноты, та набегала на яркие остатки памяти о солнце, гоня их прочь. Шорох травы под ногами приглушил тревоги. Разрозненные мысли сменялись лениво перебивая друг друга, будто желали поскорее расправиться с делами и исчезнуть. Некоторые так и норовили подсунуть мне образ голубых глаз и рыжих прядей, но были без жалости отброшены прочь. Теперь поцелуй Предвестника казался лишь минутной слабостью. Сладкой, дарящей долгожданное чувство защиты, но столь короткой и лживой, что от её осознания перехватывало дыхание. Я всего лишь марионетка, дорогая, без сомнения, ценная, но так легко поддающаяся командам, что не использовать меня в собственных целях — настоящее преступление.        Берег был чист, только в песке чернели ракушки, будто некогда случайный прохожий разбросал их. Большинство не представляли из себя ничего примечательного: шероховатые завитки, пустые, каким обещало быть и сегодняшнее небо, или же закрученные острым шпилем, больше походившие на чудаковатый шлем морских воинов. И только две из них заинтересовали своей необычностью. Первая отличалась нежно-сиреневыми прожилками на лиловом фоне и веерообразной формой, напоминая о той, что некогда шла бок о бок и принимала меня такой, какой я была на самом деле, бесхребетной и мягкотелой. Вторая же пестрела огненными пятнами на лазурной поверхности, образуя почти что золотое сечение. Губы тронула невесёлая усмешка. Либо я откровенно сходила с ума, либо же природа сама подбрасывала мне своеобразные ответы.       Достав мешочки с кормом, я кинула горсть в воду и замерла в ожидании, наблюдая, как Паймон бегает вокруг. Всякая случайная ракушка приводила её в неописуемый восторг, вынуждая сгорать и от радости, и от зависти. Встроившийся в плеск волн иной звук отвлёк. Среди тёмных вод показался край белого плавника, и блеснула бутылка. Я раздосадовано принялась вытаскивать листы из конвертов, понимая, что те попросту не пролезут. Ли Юэ не ждало много приветствий — лишь для Кэ Цин и Нин Гуан. Мондштадт же обещал проблемы изобилием адресатов. Бумага рвалась и мялась под аккомпанемент моей брани, пока последнее из писем было с грехом пополам втиснуто в узкое горлышко. Высыпав рыбе всё, что было, я села на песок, наблюдая, как та заканчивает с трапезой и исчезает. Странное желание схватиться за неё и уплыть вместе остановила трезвая мысль, напоминающая о людской нежизнеспособности в открытом море. И даже Глаз Бога не спас бы.       Веки, вдруг отяжелев, закрылись сами, слуха коснулось вечернее пение моря. Прекрасное и на века сохранившее естественность. Слиться бы с ним, преследуя судьбу русалочки, решившей так глупо обменять безмятежную жизнь на мгновение лживой любви. Но чем же я сама от неё отличалась? Хороший вопрос, вновь сорвавший с моих губ невесёлый смешок. Монотонность и убаюкивание волн вскоре подарили обещанное мыслям затишье. Далеко впереди, полностью закрыв собою горизонт, простирался фронт туч. Они толкались, спешили к суше, дабы как можно скорее излить яростные слёзы на людские жилища и головы, как бы говоря: «Не одним вам здесь печалиться».       И правда, природа не могла быть бесчувственной и отрешённой. Она была такой же живой, но обречённой на вечное молчание. И заговори та, между нами нашлось бы много общего.       Паймон принесла целую гору ракушек, разложив те передо мной и прося выбрать хотя бы одну. Я определилась довольно скоро: серебристая, небольших размеров раковина идеально подходила самой Паймон, с чем последняя с лёгкостью согласилась.       — А эта, — она взяла ту, что лежала неподалёку, необыкновенного тёмно-синего цвета, —на тебя. Смотри, вот даже пятнышко красное, как твой Глаз.       И правда. Вглядевшись, я заметила его, даже по форме напомнившее Глаз Пиро.       — Найди ещё Архонтов, и из этого можно устроить собственное представление, — рассмеялась я.       Солнце окончательно село, устало оставляя нас на попечение непроглядной ночи. Длинные руки её скрыли луну и звёзды. Возвращаться отчаянно не хотелось, пускай я и понимала, что сон у моря не принесёт той защиты, за которой я неустанно гналась, а значит, не избавит и от кошмаров. Злость подняла руку, до боли стискивая одну из раковин. Хруст выделился в мелодии моря особенной болезненностью. Паймон повернулась ко мне, и я с досадой углядела в той печаль. Руку прорезала острая боль: ребристые края впились в кожу, выпуская кровь и марая её тёмными каплями белоснежность песка. Та, впрочем, быстро остановилась — спасибо Глазу. Осталось лишь небольшое пятно, и ни намёка на царапину.       Отчасти Суа была права: я не желала, чтобы и другие получали Глаза Бога: врагами в таком случае мой путь обещал обрасти так плотно, что не видно будет ни единого лучика.

***

      Обрывки спора Бэй Доу и Суа долетали с палубы даже сквозь закрытую дверь. Паймон напряжённо вслушивалась, изредка бормоча перевод. Нужды в нём не было: причины, последствия и грядущие итоги были ясны, как погожий день. Суа желала помочь Сопротивлению, и виной тому была не я одна. Прямо, естественно, она бы не сказала. За неё прекрасно говорили взгляды, что та бросала на Тэппея.       — Бэй Доу отказывается, — с надеждой в голосе оповестила Паймон. — Говорит, что Суа не понимает, куда лезет, а ты права. Она защищает тебя, потому что видела,на что ты готова пойти, и как губительна для тебя магия.       Сомнений в Бэй Доу — вспыльчивой, грубой, но всегда справедливой — не было. Интуиция и сама твердила, что та последует за мной в случае необходимости, с ворчанием, угрозами и прочими своими «атрибутами немого согласия». В конце концов Капитан и сама успела повидать немало, чтобы ставить под сомнение даже то, что всегда казалось правильным.       — Суа хочет вступить в Сопротивление, — тихо охнула Паймон, отстраняясь от дверной щели. — Ты не собираешься вмешиваться?       — Какой смысл? — пожала плечами я. —Меня в очередной раз проигнорируют.       — Но она ведь может погибнуть.       — В наказанье себе, в назидание толп. — Равнодушие собственного голоса поразило, однако удивление быстро притупила пустота. Раз уж слова мои здесь не значили ничего, к чему было распаляться на эмоции?       Крики сверху усилились и внезапно оборвались звонким ударом. Я усмехнулась, откидываясь на спинку стула и вглядываясь в пасмурное с самой ночи небо. Тучи на нём словно были живыми, угрожающе надвигаясь и предрекая вот-вот — и излить холодный дождь на наши пустые головы. Затишье длилось непозволительно долго, пока его не прервал знакомый тихий голос. Кадзуха. По едва заметным ноткам печали, я без труда поняла, что и тому не повезло изменить принятого Горо решения. Будто могло быть иначе.       Лестница вскоре ожила, заворчав под его осторожными шагами. Скрип петель не заставил обернуться и посмотреть в глаза Кадзухе. Я почти не сомневалась в том, что увижу в них всё те же чувства, которые пожирали и меня саму.       — Горо не хочет нас видеть, — едва слышно произнёс он. — Сказал, что отказывается от нашей помощи.       Его выраженный акцент не портил речи, даже придавал ей некоторую изюминку медлительностью, и я вновь поразилась, как быстро тот освоил непростой снежский. Некоторые слова он заменял на инадзумские, но даже так понять общий смысл вполне удавалось.       Я поднялась, наконец, поглядев на Кадзуху. Мы вновь поняли друг друга без слов, однако те всё же были жизненно необходимы для обозначения дальнейшего плана. Белый лист быстро расчертили прямые линии, предлагая вписать в пустующие столбцы основное. Для удобства слова заменили простенькие изображения. Из центра равнодушно смотрела Сёгун. Рядом с ней образовались приближённые в лице трёх кланов и личной охраны. В левом углу в отдалении ото всех я нарисовала Тарталью и того хмурого юношу в большой шляпе. Кадзуха растерянно покачал головой, говоря, что не знает о нём ничего.       — Если он с Тартальей, значит, имеет отношение к делам Снежной, — пояснила я, ловя понимание в глазах Кадзухи.       — Как нам тогда… — Он указал на незнакомца и нарисовал знак вопроса рядом.       — Об этом дай позаботиться мне, — пробормотала я.       Следующие полчаса прошли в напряжённой игре в своеобразные шахматы, где фигуры представляли рисунки главных действующих лиц. Поле боя начинало раскрываться с другой стороны. Я улыбнулась, ловя долгожданное понимание. Всё обещало сложиться так, как нужно, если каждая из фигур окажется на положенном ей месте.       Внеся несколько последних штрихов, Кадзуха вопросительно посмотрел на меня.       — Идёт, — согласно кивнула я.       Сверху вновь послышались голоса, вскоре спустившись вниз и оборвавшись у входа. Бэй Доу никогда не стучала и на сей раз не стала растрачиваться на вежливость.       — Что вы делаете? — Её единственный глаз напряжённо всмотрелся в наши записи и распахнулся, заметив в них и собственное изображение.       — Не переживайте, — поспешила осадить нарастающий гнев в той. — Вас мы втягивать не собираемся.       — Да что ты говоришь? — съязвила она. — Уже втянули. И даже не представляете в насколько глубокую пучину.       — Если вы о Суа, то не стоит перекладывать ответственность за её действия на меня, — холодно отозвалась я. — Или вас тоже привлекает мысль раздать всем Глаза Порчи?       Конечно, я прекрасно знала ответ, углядев его на лице Капитана раньше, чем та раскрыла рот. Однако мне хотелось услышать его лично от неё самой.       — Ты жаждешь похвалы? — спросила она, криво усмехаясь. — Не надейся. Ты взбаламутила мне всю команду, как дурная рыба спокойный пруд. На твою радость немногие, в том числе и Суа, выступают за идею поддержки Сопротивления. И тебе крайне повезло, что к их числу не отношусь я сама. Теперь только от тебя зависит, какое окончательное решение я приму. Вполне возможно, что лучшим исходом сейчас будет развернуть Алькор и уплыть подобру-поздорову, пока Сёгун не снесла нам всем головы. За твою же ручаться у меня желания нет.       — Мне хватит недели, чуть больше, чуть меньше, — отозвалась я, не восприняв её угрозы всерьёз: Нин Гуан наверняка приказала Капитану приглядывать за столь ценным ресурсом, как я.       — И что же ты от меня хочешь? — Она сузила единственный глаз, пристально следя за каждым моим движением.       — Ничего, — улыбнулась я. — Всё уже почти готово, осталось лишь самую малость, но это на себя возьмём я и время.       — Не нравится мне эта твоя улыбочка, — пробормотала Капитан. — Совсем как у Нин Гуан, когда та чует выгоду.       — Моя единственная выгода здесь — избавиться от ответственности, — прямо заявила я, беря подбежавшую Паймон на руки. — Я сделаю то, что обещала, но никак не больше. Остальное, — мой взгляд обратился к Кадзухе,— уже задача самой Инадзумы.

***

      Ноги коснулись твёрдой поверхности пирса, и я облегчённо выдохнула. Пребывание на корабле не доставляло наслаждения, скорее, вгоняло в серое уныние. Нужно было родиться с любовью к бескрайним просторам моря, чтобы свободно плавать долгими месяцами по нему. Бэй Доу же, напротив, не спешила спускаться, мрачно наблюдая за мной издалека. Кадзуха спрыгнул, тихо опустившись рядом. Его лицо скрывали капюшон и сумрак вечера. Он кивнул мне, беззвучно говоря, что готов, и я замерла, провожая его фигуру до того момента, пока ту не скрыла толпа. Праздник продолжался вопреки стягивающимся всё туже нитям интриг вокруг.       В записке Аяка обозначила место встречи неподалеку от деревушки, что мы проходили по пути в храм. Я с радостью покинула гремевший весельем город, пару раз разглядев в толпе Фатуи. Если первое время они не высовывались, то спустя каких-то несколько недель уже свободно разгуливали по улицам с присущей им вальяжностью. Верный признак их успешного закрепления в Инадзуме и продвижения дел в ней. Местные успели свыкнуться с ними, едва ли удостаивая тех взглядами. Конечно же, Инадзума ещё не успела пропитаться ненавистью к ним.       Высокое дерево сакуры раскинулось впереди. Под ним я углядела и скамеечку, нарисованную на обратной стороне записки. Я села, наслаждаясь чудным свежим ароматом и розовыми лепестками; в темноте ночи те казались крупными хлопьями снега. Их безмолвный полёт сопровождал ветерок, унося вдаль. Прикрыв глаза, я подарила себе короткий миг тишины, в которой растворились и прошлое, и настоящее, и будущее. В нём не было и меня самой, вынужденной притворятся, лгать или соответствовать чужим ожиданиям.       Пустота вернулась вновь, мягко намекая, что в тревогах нет и никогда не было надобности. Я выдумала их сама, придала им форму и смысл. В действительности же те представляли лишь смесь слепого страха и додумок. И правда, с моей смертью для меня не изменится ровным счётом ничего, так к чему бояться?       Тихий оклик привлёк внимание. Аяка стояла поодаль, хрупкая и, казалось, совсем крошечная, не решаясь подступить ближе. Я кивнула, приветствуя её.       — Мне удалось связаться с нужным человеком. — Молодая госпожа шептала, боязливо оглядываясь, будто ждала, что из ближайших кустов выскочит сам Аято. — Она обещала прибыть вскоре.       — Хорошо, — я кивнула, ловя каждый шорох в ожидании гостьи и вполуха слушая болтовню перепуганной Аяки. Ту такая секретность явно страшила, отчего она нервно теребила край платья и всё норовила пуститься в расспросы о земной моде. Мысли о вещах и драгоценностях, похоже, успокаивали ту, и я принялась бегло описывать всё, что только могла вспомнить. Пустые слова вскоре возымели эффект: волей-неволей я поддалась их бестолковости и расслабилась. Аяка была приятным и внимательным собеседником, не перебивавшим и не пытавшимся перетянуть первенство в диалоге на себя.       — Ох, правда? — удивилась та, узнав про профессиональную одежду для каждой работы. — Это так… верно! Ведь лекари должны всегда олицетворять чистоту и благость. А расскажите ещё о балетных пачках.       Описание балерин приводили Аяку в немой восторг. Её взгляд загорелся, и что-то подсказывало, что домой та вернётся с идеей сделать пару пуант и себе. С их устройством я была знакома мало, поэтому не могла обещать детального рисунка. За мной уже значились бесчисленные платья, о которых украдкой спросила Аяка.       Странное чувство вдруг свернуло тугим узлом мышцы живота. Почти что кожей я ощущала чей-то взгляд на себе, но никак не могла найти незнакомца. Едва уловимый шорох откуда-то сверху заставил автоматически поднять голову. Пара сонных глазёнок уставилась на меня, не моргая. Детское личико проступило среди розовых лепестков. Совсем ещё девчушка ловко соскочила с веток и приземлилась возле нас.       Аяка торопливо поднялась, приветствуя её, я же изумлённо наблюдала за незнакомкой, холодея от страшной догадки.       — Погодите-ка, — неуверенно пробормотала я. — Это и есть… шпион?       — Верно, Саю нет равных в искусстве незаметной слежки и сокрытия в самой гуще врагов. Она отлично справится с поставленной задачей.       — Но она ребёнок! — Я вытаращилась на Аяку, чувствуя, как закипает кровь. — Я ожидала увидеть женщину, на худой конец молоденькую девушку, но никак не ребёнка!       Аяка попятилась от меня, девчушка же лениво потянулась и покружилась на месте, виляя коротким хвостиком. Сперва я приняла её за одну из зверолюдей, пока не заметила молнию на костюме.       — Ты в порядке? — обратилась я к той, спешно подбирая нужные слова. Сонные глазёнки посмотрели на меня внимательно, будто бы Саю раздумывала, стоит ли мне доверять. Затем всё же кивнула, не добавив больше ничего. — Скажи, а ты добровольно работаешь… — Я осеклась и попыталась изобразить крадущегося в тени ниндзя. И вновь молчаливый кивок.       — Саю давно у нас, — нерешительно пробормотала Аяка, боясь подходить ближе. — Один из членов Сюмацубан приютил её и вырастил как собственную дочь.       — Отличная профессия для ребёнка, — процедила я сквозь зубы, смерив молодую госпожу тяжёлым взглядом. Средневековые замашки Тейвата не переставали удивлять. Аяка потупила взгляд, не желая продолжать диалог. Смысла, впрочем, в том не было: она явно не отвечала за устройство и работу организации. За это следовало бы спросить с Аято, да так, чтобы тот впредь даже не смел думать о вербовке детей.       Выждав немного, когда я чуть поуспокоюсь, Аяка осторожно уточнила детали миссии. Бросив ей ответ, я отошла, не желая наблюдать за настоящим преступлением, к которому, впрочем, и сама имела непосредственное отношение. Я сдержала желание ударить по чему-нибудь твёрдому, дабы высвободить закипающий гнев. Вскоре я потеряю себя в том же диком хаосе, в котором варились все вокруг, свято верующие, что все заботы легко решаются при помощи Глаз и идущей с ним в комплекте силы. Уши пытались уловить знакомые слова, но общий смысл разбивался о языковой барьер. Набрав в грудь побольше воздуха, я выдохнула, упрашивая саму себя держаться. Худо-бедно, но мне всё же удалось это, и мечущая ярость вскоре сменилась привычной пустотой.       Голос Аяки стих, послышались едва различимые шаги. Я обернулась, заметив только её одинокий силуэт.       — У меня не было намерений огорчать вас, — прошептала молодая госпожа, старательно избегая встречаться со мной взглядом. — Из Сюмацубана я знаю лишь Саю и смею вас заверить, ей всегда жилось хорошо.       — Да, конечно, просто попутно училась резать людям головы и втыкать клинки в спину, — огрызнулась я, ничуть не стыдясь проявленного неуважения. — Земля лицемерна, но там подобное хотя бы на официальном уровне карается законом. У вас же это в порядке вещей. Ладно, забудьте. Лучше давайте договоримся о следующей встрече.       Отказавшись от предложенного ужина, — Аято, как всегда, задерживался на работе — я проводила Аяку до поместья. Та даже при наличии Глаза Крио всё ещё оставалась хрупкой девочкой, к счастью, лишённой судьбы той же Саю.       Сдержанно попрощавшись, я направилась в город, ловя отдалённые звуки празднества. Стража увеличила патрули, вынуждая надеть маску возле подступа к Инадзуме. Их мрачные взгляды незаинтересованно скользили по мне, удивляя безразличием. Комиссия Тэнрё, похоже, свято верила, что я побоюсь сунуться сюда в самый разгар веселья. Что было лишь на руку. Ради праздного интереса я решила прогуляться до самого главного дворца. Его окна чернели, крышу не освещали ни фонари, ни гирлянды, выгодно отделяя его истинную сущность. Лестницы полнились горожанами, чьи неосторожные движения так и норовили сбить маску. Пару раз им это даже почти удавалось, благо рефлексы оказывались шустрее. Чем выше я поднималась, тем меньше становилось людей. Последняя ступенька отрезала от мира живых, оставив один на один с редкими стражниками. Те не спешили разворачивать или прогонять, только окидывали всё теми же тяжёлыми взглядами, будто предупреждая. В сам дворец, конечно, стучаться было глупо, и ноги повели направо, когда глаза приметили очертания статуи. Её опущенное лицо скрывал капюшон, совсем как и Венти когда-то. Искусно выполненные руки покоились на коленях. Прямые крылья застыли, указывая кончиками в небо. Покорная поза не шла Сёгуну, как не шла и Венти. Ни один из них не соответствовал скормленному народу образу. Напротив, они откровенно коверкали его, срывая с губ горькое хмыканье. Будь здесь статуи Призванных, я бы наверняка застала каменного Шестого в знакомой позе с притворным благородством на лице и чернотою в сердце. Ему бы носили подношения в официальный день девятнадцатого августа и во все памятные даты, которыми тот успел наследить. Подавив желание плюнуть в пускай и неживого Сёгуна, я развернулась, наблюдая за толпившимися далеко внизу горожанами. Их копошение отчего-то вызвало омерзение, будто бы те успели вдруг обратиться червями. Мелочными, жадными до еды и безобразно скупыми до интереса хоть к чему-то, что напрямую касалось их будущего.       Проскочившая мысль задала вполне справедливый вопрос: «А почему я одна вынуждена заниматься их проблемами?». Потому что в дальнейшем они бы привели к необратимому? И сколько же этому «необратимому» понадобиться времени, чтобы ввергнуть всё вокруг в обещанный хаос? Год? Три? Десять лет? Я вполне могу не дожить до этих событий, с облегчением предоставив местным разбираться самостоятельно.       Поймав себя на искреннем равнодушии к будущему Тейвата, я ощутила странное облегчение. Навязанная роль великого спасителя в любом случае не могла остановить меня от случайной гибели, например, по неосторожности. Носки ботинок выступили за край площадки. Падение с подобной высоты обещало нестерпимую боль и некоторое время мучений благодаря многочисленным лестницам, однако же определённо верную смерть. Лепестки сакуры кружили вокруг в легком и незамысловатом танце, приглашая присоединиться. Сердце работало, точно отбойный молоток, чётко отбивая ускорившиеся удары. Всего мгновение — и всё кончится, успев так погано начаться. Проклятая память больше не станет досаждать нечёткими образами и полузабытыми голосами.       Глухой удар справа отвлёк. Я машинально повернулась, наблюдая, как из дворца выходят двое. Почему-то ни Тарталья, ни его спутник в гигантской шляпе не удивили. Этот мирок был слишком мал, чтобы оставить меня в одиночестве хотя бы на вечер.       Голубые глаза, явно почувствовав мой взгляд, без труда отыскали меня. Тарталья напрягся: впервые я застала его врасплох, а не наоборот. Руки потянулись к маске, открывая лицо. Его спутник распахнул ярко-синие глаза. Озадаченность в них вскоре сменилась пониманием. Его губы дрогнули в едкой ухмылке.       — Ох, надо же, какая встреча! — громко произнёс тот, разводя руками в стороны. — Сама Призванная удостоила нас появлением. В честь чего такая щедрость? Ваш прекрасный лик развешен по всему городу, но видеть вас вживую — просто несказанное наслаждение.       До ушей донеслось сдержанное предупреждение и имя, по всей видимости, принадлежащее острому на язык незнакомцу, — Скарамучча.       — Не смей указывать мне, — прошипел тот, оскалившись на Тарталью. В груди не тяжелели тревога или ужас. С отстранённым интересом я глядела, как Скарамучча приближается ко мне неспешным, вальяжным шагом. Его уверенность отчего-то казалась наигранной. То ли от сверкавших плохо скрываемой злостью глаз, то ли от резкости мимики на совсем ещё юном лице.       — Позвольте представиться, моё имя Скарамучча, Шестой из Предвестников Фатуи. — Подойдя ближе, он замер, без стеснения оглядывая меня с ног до головы. — Вживую вы куда прекраснее, чем на безжизненных листах.       Я промолчала, решив оставить комплимент без внимания. Вежливые манеры не могли спрятать сдерживаемой в каждом движении ярости. Я почти что ощущала её дикость и необузданность нутром. Не было нужды искать подобным мыслям подтверждения: заместо меня это сделал сам Тарталья встав рядом, но отнюдь не с напарником.       — Кто из вас ответственен за производство Глаз Порчи? — не растрачивая время на долгое вступление спросила я, по очереди глядя на обоих Фатуи. Возле входа замерло ещё несколько, сверливших нас напряжёнными взглядами.       — О, неужто вас заинтересовал наш великолепный план? — Скарамучча мерзко ухмыльнулся. — Сама идея принадлежит Дотторе, но моими стараниями она воплотилась в реальность. Согласитесь, использовать отрезанную от остального мира страну в качестве плацдарма для экспериментов это…       Самонадеянность Скарамуччи не позволила тому заметить моё приближение. Кулак врезался в на удивление твёрдую скулу, отбросив того на пару метров. Фатуи и стража возле входа ожили, но, поглядев куда-то мне за спину, замерли на месте.       — Как… ты… — Скарамучча поражённо застыл, дотрагиваясь до щеки. Его почти что кукольное личико обезобразил оскал. — КАК ТЫ СМЕЕШЬ?!       — Какая удача, успею избавить мир от двоих чудовищ разом, а не от одного, как планировалось. — Я легко рассмеялась, приглашая Огню ворваться внутрь. От забурлившей энергии вернуть над телом контроль стало почти что невозможно. Впервые осознавать собственную нечеловечность было так радостно и свободно. Пепел вырывался с каждым выдохом, осыпаясь вниз и следуя чёрной дорожкой по пятам.       В руках Скарамуччи блеснул бутылёк, и кривая усмешка вновь вернулась на его лицо. Сжав что-то, тот выждал момент, когда я вновь приближусь, и дунул, выпуская из ладони фиолетовое облачко. Я растерянно замерла, чувствуя, как нечто, похожее на пыль, проникает в лёгкие. Странный запах вынудил пару раз чихнуть.       — Что? — Фатуи поражённо замер, неверяще глядя на меня. — Почему ты…       — Да заткнись ты уже, — устало оборвала его я и вновь заехала по миловидной мордашке. Костяшки неприятно заныли от прикосновения к его необычайно твёрдой коже и оставили на той чёткий чёрный след. Занеся руку во второй раз, я заметила, как тот призывает меч, сверкающий молниями. Одна из них задела плечо, продырявив одежду и оставив на коже тонкий след.       — Хватит! — Тарталья встал между нами. Его лица не было видно, однако хватило побледневших Фатуи у стен замка. — Мы не имеем права причинять вред Призванному, или ты забыл? — Он повернулся к Скарамучче, отчего тот только сплюнул.       — Ты что, в защитники ей заделался, мелкий? — грубо спросил тот. — Ах, конечно, как я мог забыть! — Его неприятно громкий, почти что каркающий смех разнёсся по площади. — Ты же потерял голову от неё ещё в Ли Юэ! Скажи, чем она тебя зацепила? Неужто так желаешь выслужиться перед Царицей, что готов на всё, лишь бы только получить похвалу? Признайся, признайся же!       Тарталья не ответил. По напрягшимся мышцам спины и выступившим на руках венам я поняла, что тот сдерживается из последних сил. Огонь вновь опалил внутренности, требуя ещё, ещё и ещё.       Всё оборвал скрип входных дверей. Я едва успела понять хоть что-то, когда рука Тартальи резко опустила мою маску, каким-то чудом оставшуюся на мне. Равнодушный взгляд Сёгуна скользнул по нам, сосредоточившись на замершем Скарамучче. Его глаза сузились, ладони сжались в кулаки.       Сёгун не задала ни единого вопроса, лишь предупреждающе потянулась к ножнам, чтобы обнажить малую часть катаны. Та, блеснув, вскоре вновь вернулась на положенное место.       Двери захлопнулись, погрузив нас в немую тишину. Острая боль пронзила руку. Я охнула, растерянно оглядывая почерневшие костяшки. Сажа не стиралась, словно бы въевшись в кожу. Кончики пальцев теперь потемнели ещё заметнее.       Тарталья повернулся и осторожно коснулся моей руки. Его взгляд напугал напряжённым страхом. Он коротко глянул на меня, но не сказал ни слова, только попросил спуститься вниз и ждать у знакомой скамьи.       Фатуи скрылись, избегая прощаться со мной даже взглядом. Наше короткое знакомство осталось незамеченным для простого люда: яркие вспышки и громкие хлопки фейерверков скрыли всё без остатка. Правая рука, испачканная в саже, дрожала в кармане, успев замарать куртку выступившей кровью. Нужно было отыскать Кадзуху, тот уже наверняка заждался.       Он и правда был в обговорённом заранее месте. Маски скрывали наши лица, чему я была несказанно рада. Кадзуха протянул мне свёрток, за которым я потянулась нетронутой левой рукой. От его проницательного взгляда это явно не ускользнуло, однако никаких вопросов не последовало.       Я застыла, наблюдая за скрывающейся в толпе фигурой. Конверт покрылся свежими пятнами, стоило потянуться к нему раненой рукой. Его содержимое протестующе бряцало на все попытки впихнуть тот карман куртки. И всё же это мне удалось, отчего карман теперь подозрительно выпирал.       Силуэт Тартальи уже виднелся у тёмного, обделённого фонарями дерева. Предвестник подбежал ко мне, едва завидев, и настойчивым жестом попросил показать руку.       — Как часто ты пользовалась Пиро? — непривычно глухим голосом спросил тот.       — Ты и сам прекрасно знаешь ответ, — равнодушно улыбнувшись, отозвалась я. Тарталья мрачно нахмурился. — А что, это такая большая проблема?       — Пока ещё нет, но может ею стать в будущем. К чему было устраивать эту нелепую сцену у владений Сёгуна? Ты ума лишилась? — Глухость исчезла, уступив место назидательности и так не шедшей ему строгости. Голубые глаза светились плохо скрываемым беспокойством.       — Перестань выдавливать из себя заботу, — грубо бросила я. — Или не ты пытался убить меня пару недель назад?       — Если считаешь, что сейчас меня не терзает стыд за это, то глубоко заблуждаешься. — Он опустил взгляд, осторожно сжимая мою руку. — Я был во многом не прав и хочу попросить прощения.       — Аякс, — сдерживая нахлынувшие чувства, прервала того я. — Тебе жаль меня, но не жаль всех тех, кто пал жертвой Снежной? Что за избирательность, будто они не люди? Ответь честно, ты же причастен к Глазам Порчи, да?       — Нет, здесь я лишь для одной цели — проследить, чтобы всё прошло без лишних жертв.       — Я не верю тебе, — я отстранилась, вырвав руку. — Иначе ты бы не находился в рядах тех, кто потворствует подобной бесчеловечности. Ты и сам такой, — тихо добавила я и сняла маску. — Мне жаль, что дала тебе надежду. Мы слишком разные, и это не исправить ни временем, ни совместными усилиями. В тебе живёт тот же зверь, что и во мне, однако я не использую его силу ради порождения ещё большего насилия. Или по крайней мере пытаюсь.       — Погоди, дай сказать хоть слово! — Аякс подступил ближе, отчаянно хватая меня за руки и плечи. — Только в рядах Фатуи я могу чувствовать себя хоть сколько-то нужным! Разве ты не желаешь того же? Скажи, разве ты не пытаешься всячески унять этот голод?       — Не убийством же людей!       — Но я не убиваю их! Только тех, кто этого действительно заслужил!       — Ах, вот как?! Значит вся Инадзума заслужила стать загоном для скота?! Значит, местные заслужили умереть от этой поддельной мерзости?! Как ты можешь быть невиновным?! Переубеди меня! Ну же, давай! ОТВЕТЬ МНЕ ХОТЬ ЧТО-ТО!       Он замер, судорожно бродя по мне помутневшим взглядом. Я покачала головой, так и не дождавшись ответа, и повернулась. Слабая попытка остановить меня вынудила дать сдачи. Нам было больно обоим, однако время раскаяний давно минуло. Ноги быстрым шагом направили прочь. Взгляд ещё долго не решался обратиться назад.

***

      Листы дневника заполнили покосившиеся строки. Их нестройность и немногочисленность недвусмысленно намекала на усталость и вернувшееся смирение. Слёзы не текли — на них попросту не было сил.       Желая забыться, я потянулась к дневнику Шестого, подмечая ироничное совпадение его порядкового номера с тем странным Фатуи в большой шляпе. Невысокий мальчишка в шортах и юном лицом никак не увязывался с выстроенным в голове образом предшественника.       «Совпадение, не более», — успокоили мысли. И правда, пускай нелепое, пускай подозрительно, но всё же совпадение.       «День сорок первый.       Сегодня пришлось потратить время на ещё одну малозначительную особу женского пола. Тиё, кажется. Моя память столь брезглива на имена, что тут же избавляется от них, иногда доставляя некоторые неудобства. А вот внешность, стыдно признаться, въелась в память. Её лик напомнил бледный диск полной луны с яркими прорезями глаз. Торчащие рожки (сперва подумалось, что они лишь аксессуар, когда же та позволила их коснуться, я с удивлением убедился в их подлинности) придавали ей особого шарма. Óни, так она себя назвала. Нечто сродни демонам, как мне удалось выяснить. С культурой Японии, к своему стыду, я знаком лишь поверхностно, что подталкивает задуматься о приобретении необходимых знаний при помощи книг. Либо же отыскать представителя сей странной расы мужского пола и разузнать подробнее. Ориакс — как и всегда — обещал отыскать его. И вновь вынужден оборвать повествование восхвалением его преданностью и чистотой внешних данных».       — Гори в аду, — сжав зубы, плюнула я, яростно дёргая листы.       Взгляд блуждал по страницам, цепляясь за всё те же кропотливые и, надо признать, весьма хитроумные планы Шестого, успевшего выстроить с Эи отношения. На взаимной выгоде, и всё же. Он не боялся выплескивать все тайные желания на дневник, чего даже я боялась, позволяя себе лишь редкую слабость.       «Она отлично вписывается в мои дальнейшие планы, а вот её сестрица… Избавление от неё пришлось бы весьма кстати. Пока что идеями относительного этого ни я, ни Ориакс не предрасполагаем. Но её влияние на Э. заметно ослабло, чему я несказанно рад. Они уже не так часто уединяются для занятий музыкой и вечерних прогулок, всё чаще ужинают и завтракают порознь. Я оставляю Э. ни к чему не принуждающие записки, сообщающие о продвижении ремонта храма на горе Ёго, — вскоре его предстоит снести, как и это бестолковое розовое дерево — о делах группки глупых лисиц, которую возглавляет пренеприятнейшая особа с пепельными, точно сигаретный дым, волосами. Они с М. хорошие подруги, чему я ничуть не удивлён. Но я не стремлюсь влезать в их дела, сдерживаюсь. Иначе могу показаться излишне подозрительным.       Вскоре планирую сделать первый чертёж огнестрельного оружия. Его следует хранить в тайне, дабы не испугать дурёх раньше времени, а преподнести как спасение от всех бед.       День сорок восьмой.       И снова пришло приглашение посетить Каэнри’ах. Дурёхи относятся к нему со странной смесью неуверенности и восхищения, говоря, что там, в лишённой бога стране, кроется много неизведанного. Пожалуй, я всё же соглашусь, раз даже эти две недалёкие признают её мощь. Возможно, именно там я обрету новых последователей, опытных сторонников в инженерии. Ориакс выразил согласие, высказав схожие с моим предположения. Я вновь не удивлён его прозорливости.       Та луноликая óни выказала желание открыть школу боевых искусств, зачем-то прийдя ко мне. То ли искала одобрения, то ли благословения. Удовлетворившись одной улыбкой, она, к счастью, убралась прочь. Работа руками пускай остается для черни.       Все планы на сегодня выполнены и оставшееся время планируется посвятить книгам. Их обилие здесь поражает. Несмотря на полное отсутствие у обеих дурёх тяги к наукам, они каким-то чудом умудрились сохранить в местном Хранилище целую кладезь ценной информации. Хоть на что-то сгодились».       Следующие страниц десять Антарес с упоением описывал результаты воздействия на разум местных через брошюры и театральные постановки, упоминая легенду о неких красном и синем óни. Те в его понимании олицетворяли добро и зло, давая отличное подспорье в написании недвусмысленного сценария.       «Я расписал им всё, каждое действие, и получил прекрасную, но понятную только мне метафору на события, что разворачиваются сейчас в параллельном измерении. Ох, как они рукоплескали моей гениальности. Но вынужден признать, они всецело правы. Им несказанно повезло обрести во мне лидера и духовного наставника. Кто бы ещё мог так точно и верно направить их? Одна лишь М. — что и ожидалось — осталась недовольна. Меня её сдержанные и полные тихого презрения слова, показавшиеся всякому другому похвалой, ничуть не задели. Ориакс верно подметил мрачную задумчивость, что не сходит с её лица последнее время.       Планирую сделать небольшую передышку и предаться сладостным воспоминаниям на одном из многочисленных островов. Я и без того много поработал, имею полное право отдохнуть».       — В таком случае я с удовольствием отдохну от тебя, — сдерживая раздражение, пробормотала я тихо, чтобы не разбудить Паймон.       Матерчатый свёрток лежал на столе, молчаливо дожидаясь своего часа. Распустив грубый узелок, я осторожно развернула его, наблюдая, как шесть поддельных Глаз заманчиво блеснули мне. Пиро, Гидро, Электро, Дендро, Анемо и Гео, все были на месте, исключая уже опробованный Крио. Каждый имел оправу, характерную для подлинных Глаз Инадзумы: круглая с тремя знаками Электро на верхушке. Воспоминания оживили таковой у Кадзухи, мысленно сверяя каждый. И вновь никаких отличий, сколько бы я ни старалась отыскать хоть одну. Аккуратность работы вызывала восхищение. Орудия медленного убийства были воссозданы с предельной точностью, чем одновременно и поражали, и пугали. Автор был уже известен — всё тот же Дотторе, чьи руки успели погубить сотни жизней. Память всколыхнулась от мелькнувшей почерневшей ручонки Анны. Зверь в обличие человека, жестокость которого могла бы дать фору даже Шестому. Чутьё подсказало, что некоторые идеи Фатуи почерпнул от предшественника: тяга к экспериментам и ненавязчивому проталкиванию чёрных,как смоль, и больных, как и сами их хозяева, идей подозрительно напоминала почерк Шестого. Тот наверняка оставил после себя множество «трудов», кропотливых и излагающих столь притягательные мысли, что кто-то всё же соблазнился ими. В угоду собственным взглядам, или же поддавшись от слабости натуры.       — Ты добился своего, — тихо произнесла я, глядя на дневник Антареса. — Оставил наследие, которое теперь расползается по всему Тейвату.       Желание плюнуть на молчащую обложку остановила лишь мысль, что мне же самой и придётся её вытирать. Глаза Порчи вновь приветливо блеснули, призывая, наконец, выбрать.       Рука потянулась к Пиро. Его свойства были отлично знакомы, посему надобности в установленных на каждый сутках не было смысла. День — и записи о ходе эксперимента появятся в дневнике. Возможно, мне удастся успеть прежде, чем погибнет половина Сопротивления.       На ощупь Глаз не был привычно горячим, так лишь слегка тёплый. Достав свой, я долго вглядывалась в них поочерёдно, отметив лишь, что собственный горел чуть ярче. Подделка постепенно начала оживать, пробуждаться. Заметно нагревшись в ладони, она засветилась, намекая, что готова к работе. Проверять её на деревянном корабле — было бы верхом глупости. Построенная заранее таблица вскоре покрылась свежими записями.       Подлинное устройство Глаз Порчи, конечно, останется загадкой. До тех пор, пока сам Дотторе не признается перед смертью в их секрете, либо же те не приоткроют его заметки. В существовании последних не стоило и сомневаться: всякий гений, будь он воплощением истинного зла или же добра, не ленился оставлять после себя многочисленные наработки. Вот только рискну ли я заглянуть в их глубь?       Сглотнув от слетевшихся ужасающих образов того, что предстояло узнать, я сложила дневники и Глаза Порчи, особенно уделив время последним. Паймон обычно не рыскала по моим вещам, однако могла ненароком заинтересоваться незнакомыми безделушками. Прислушавшись к её тихому дыханию и убедившись, что та спит, я вышла, стараясь не смотреть на почерневшую правую руку.       Инадзума успела угаснуть, погрузившись в глубокий сон. Редкие крики доносились с её улочек, подхватываемые случайным ветром. Такой, тёмной и тихой, она преображалась. Домишки жались друг другу в страхе перед высокими стенами дворца на самом верху. Тот скрывал нужное мне — Хранилище, где наверняка дожидались алчущего ответов «вырезанные» листы дневника Шестого. Схожесть с Арктуром наводила определённые мысли: всякий, кто так или иначе сталкивался с тем самым запретным, подвергался жесткой цензуре и последующему принуждению к сокрытию тайны. Она наверняка была болезненно огромной, знакома каждому косвенно или частично, неумело прикрытая и грозящая выплеснуться наружу в любой момент. Однако несколько простых правил — неоспоримость авторитета Призванного, что в случае со мной уже нарушалось неоднократно, как и следующее, касающееся неприкосновенности, а также запрет на чтение дневников — каким-то чудом сдерживали хлипенький засов до верху забитого скелетами шкафа. Вскоре он заполнится и моими, возможно, куда более жуткими, когда и мне предложат заглянуть за завесу. И я почти не сомневалась, что буду вынуждена сделать это, повторив уже пройденный предшественниками путь, а, быть может, и вовсе стерев их и себя из Тейвата навеки.