Великий Древний

      — Да вы… сдурели. — Процедил Маркус, морщась от целительного прикосновения Джахейры. Астарион, сжимая рукоять кинжала смотрел то на него, то на упавших на колени табунщиков, не решаясь что-то предпринять. Гильермо, врезав маркизу Ланческому со всей дури, выдал тираду на миринском и, швырнув свою саблю на землю, склонил перед ним свою буйную голову. Его примеру последовали и остальные, и Астарион, растерявшись, не понимал, что ему с этим делать. — Mierda! Что это было! — Рявкнул Маркус и, отплевавшись от крови, занес меч над табунщиком. Джахейра схватила его за локоть, в попытке унять, но, казалось, ничто не могло удержать горящего гневом нечестивца, вознамерившегося наказать распустившего руки табунщика.       — Ты солгал мне, сaballero. — Заявил Гильермо с горечью, подняв глаза на возвышавшегося над ним Маркуса, — я звал тебя братом! Я открыл тебе двери моего дома! Я впустил тебя в свое сердце, а ты лгал мне! Ты из Хэллстормов, ты не бродяга, не одинокая душа, ищущая ночлег и пристанище для своей семьи! Ты из них, и раз так, снеси голову непочтительной черни! Tienes cojones? А, мarquеs de Lancheskа?       — Да тебе-то что до Хэллстормов? — Заскрежетал зубами Маркус. Гильермо, глянув на растрепанного тифлинга, горько усмехнулся. — Да будь я хоть сто раз маркизом Ланческим, да будь я хоть эрцгерцогом Мирны, тебе-то что, matrem vestram!       — Война идет. — Вздохнул табунщик. — Вчерашние друзья — сегодняшние враги, сaballero. И тут ты, Сокрушитель Армий. Слава о тебе впереди тебя идет, да вот Гильермо больше не обманешь! Как знать, кому еще ты лжешь. На чьей стороне ты выступаешь, мarquеs de Lancheskа?       — Да на чьей стороне я могу выступать?! — Лезвие меча разрезало воздух у плеча склонившегося Гильермо, но он не шелохнулся. Не шелохнулись и его спутники, молча наблюдавшие за бесстрашно смотревшим в глаза погибели лидером. Маркус, зажмурился, глубоко вдохнул и, утерев окровавленный нос, наскоро подлатанный Джахейрой, обрушился на Гильермо с новой силой: — хотелось бы мне сказать, что ни на чьей. Но раз вы. Все. Такие. Принципиальные. — Выдал он сквозь зубы. — Я на стороне моего брата Финана. И если, Финан, мать его, решит спалить Кастилию, я ему факел поднесу! Пусть эта семейка адским пламенем горит, а я еще на их обугленных костях потанцую. Ну а тебе-то что? Какое тебе дело, и как тебе вообще смелости хватает такие вопросы мне задавать? Что, с папашей моим спутался? У братца, я смотрю, целая когорта предателей в тылу пригрелась!       — Ай, ай, дон Markus! — Гильермо поднялся с колен и, не обращая внимания на сверкающее оружие, впился в тифлинга глазами. Следом, похваставшись за рукояти сабель, поднялись его табунщики. Астарион, сделав шаг в сторону, подтянул сползающие на бедра штаны и, многозначительно глянув на Джахейру, коротко ей кивнул. Джахейра, поджав губы, вышла готовым к побоищу миринам навстречу, предупредительно подняв руку. — К чему такие оскорбления, сaballero? — Бросил Гильермо Маркусу в лицо. — Пусть меня молнии на месте испепелят, если я посмел связаться с этим проклятым дьяволом! Убийцей детей! Я истинно служу Ланческе и дону Финану. Мои люди полегли, защищая Антилью, и не тебе, клянусь честью, будь ты хоть сотню раз Хэллстормом, кидать мне такие обвинения!       — Тогда какого дьявола?! — Зарычал Маркус, уничтожая табунщика взглядом. — По какому праву ты кидаешься на союзника твоего дона? Мы на одной стороне, мать твою. А то, что я перед каждым о своей родословной не распинаюсь, не твоего ума дело! — Джахейра, переглянувшись с Астарионом, вздернула бровь. Гильермо, сощурившись, бодро выругался. — У меня, да будет тебе известно, важное дело в Мирне. И как мне воспринимать твою выходку? Как вызов?       — Ay, don Markus, — вмешался табунщик со шрамом, — простите Гильермо, он не в себе. — Маркус наморщил саднящий нос и медленно повернул голову к источнику голоса. Табунщик, выйдя вперед, положил руку на плечо Гильермо и почтительно склонил голову. — Мое имя Анхель, don Markus, я давний друг этого ненормального, и клянусь небом и святой Каролиной, он это не со зла. Нас крепко потрепали. Здесь почти нет войск, все на границе с Таллисией. Вольным табунщикам плечом к плечу с гвардейцами из пограничных патрулей пришлось отбивать Антилью, но Боги отвернулись от нас. Ублюдки взяли форт, угнали наших людей в плен. У герцога теперь имеется укрепление прямо у нас под боком, а за его стенами наши родичи и сноходица. Тут у любого голова задымится, don Markus.       — Чего?       «Сноходица» — резануло Маркуса по нервам. Он тихо выдохнул и, развоплатив меч, поднял глаза к небу. Гильермо, восприняв это по-своему, отвел взгляд в сторону и насупил брови. Астарион, обреченно вздохнув, мысленно проклял судьбу на высоком эльфийском.       — Ну, конечно. — Уронил тифлинг, ненадолго прикрыв веки. — К дьяволу. Мне некогда с вами разбираться. Если желаете вызволить пленных, выкладывайте все и по делу. Я разнесу этот драный форт по камешкам, и я посмотрю на тех, кто рискнет мне помешать. Не даром я маркиз Ланческий, а, Гильермо? Должен же я помогать подданым моего непогрешимого брата, раз тут никто ничего толкового сделать не способен?       Джахейра хмыкнула и покосилась на Астариона. Тот, быстро сообразив, что затеял Маркус, неопределенно пожал плечами. Гильермо, крякнув, просиял улыбкой. Анхель коротко улыбнулся.       — О, сaballero! — Воодушевленно воскликнул Гильермо, разом сменив гнев и обиду на всепоглощающую доброту. — Я знал, что мой брат истинный мирин! Раз ты на нашей стороне, мы мигом вышвырнем этих mariconas из Антильи и высвободим наших славных друзей! Что же ты сразу не сказал мне, что явился по души этих паршивых псов? А-а-а, дон Финан призвал тебя на помощь, но решил не болтать на всю округу? В его духе. Он тот еще хитрый лис!       — Так выходит. — Не стал спорить Маркус, строя план быстрого захвата с помощью ополчения из числа готовых идти до конца табунщиков. — Ну хватит разговоров и бесполезной демонстрации оружия. Мечи достойны большего, чем пустой перезвон. Расскажите мне все. Если у кого завалялся план форта, или доклады разведки, то самое время изложить все до мелочей. Утром выдвинемся к Антилье. Если есть еще кто-то, кто готов пойти на штурм, пошлите им весть. Пусть начищают доспехи.       — Вот это дело, сaballero! — Всплеснул руками Гильермо. — Анхель, вынимай запасы! Повечеруем у костра, доложим маркизу как дела обстоят. А завтра выкурим mariconas из Антильи. Теперь-то точно выкурим!       Анхель хмыкнул и, потянувшись к ремню, сорвал с пояса флягу с настойкой из агавы. Маркус, опустив плечи, покачал головой и, поймав усталый взгляд Астариона, развел руками. Джахейра, наблюдая как табунщики, перекинувшись парой фраз на родном языке располагаются у костра, скривила губы в усмешке и, подойдя к Маркусу, похлопала его по плечу.       — Твой народ умеет удивлять, — сказала она насмешливо. — Слухи о вашем задиристом нраве и не слухи вовсе, вот оно как. И я не знаю что вы затеваете, — произнесла она, перейдя на шепот, — но надеюсь, в этот раз обойдется без горящих городов и сотен смертей. Не огорчай мамулю, Вороненок. — Маркус вздохнул. Джахейра, сжав пальцы на его плече, заставила его наклониться ниже. — И еще. Штаны-то застегни. Маркиз Ланческий.

***

      — Ошибкой то было. — Гильермо упер ладони в колени и, помотав головой, уставился на пламя костра. Джахейра, вытянув ноги к огню, приложилась губами к полупустой фляге с крепким пойлом и, сделав глоток, передернула плечами. Сидевший рядом Маркус бесцельно сверлил взглядом тлеющее полено, пытаясь уложить в голове, все что ему довелось узнать. Астарион, опираясь спиной на его плечо, аккуратными стежками зашивал свои несчастные штаны, внимательно слушая поникшего табунщика. — Не знаю, думал ли дон Финан, что псы эти на форт налетят, а если думал, к чему всех-то к Таллисии увел? Кто теперь разберет. Да вот только остались мы на этом куске земли и удержать его не смогли. Сколько их, cabronas проклятых, там было, а, Анхель? — Обратился он к устроившемуся под деревом соратнику. Тот повел плечом.       — Два полных отряда. Около сорока, но вооружены как черти. — Ответил он. Еще трое табунщиков, не говорящих на всеобщем наречии, молча следили за его жестами и, казалось, расслабляться не спешили. — На стенах наших всего ничего оказалось. Врата там дырявые давно, кому этот форт в мирное время был нужен? Границы давно сдвинулись, Мирна сотни лет войны не знала.       Анхель пожевал губу и махнул рукой. Гильермо, забрав у Джахейры флягу, задумчиво повертел ее в руках.       — Роланда у них. — Заявил он горько. — Говорил я этой дурной женщине не соваться в побоище, да кто удержит эту фурию? Впереди всех шла, одному ублюдку голову снесла начисто, второму пальцы отрубила. Сидела бы на пастбищах, да что там делать теперь, сaballero? Лошадей угнали, всех под седло взяли, всех! Осталось шесть подлеток, да и тех с боем удержали. Куда их, жеребяток, под седока? Ай. — Вздохнул табунщик. — Но Роланда за себя постоит, а вот Габи. Славная девочка. Жила у нас в поселении, кобылам косы плела, за детьми глядела, когда взрослые на луга уходили. Хорошая девочка. Ушла в Сиену, там город все ж таки. Прибилась к кому-то, поговаривают, приворовывала. Да и что, что приворовывала? Сиротка. Да с рогами, вот прям как ты. Вот только за ней семья не стоит и фамилией звонкой не покрывает. Что они с Габи-то сделают? Она же дите еще, до quinceanera не доросла. Так и жила бы в мире, да война эта, проклятая! Ты уж прости, сaballero, но чтоб отца твоего черти в Преисподней жарили!       — Quinceanera говоришь. — Тихо произнес Маркус, пропустив мимо ушей оскорбление ненавистного родителя. — И зачем она только Финану? — Спросил он задумчиво. Астарион, отложив шитье, незаметно ткнул его локтем. Маркус замолк.       — Так сноходица она, Габи наша. — Пояснил Гильермо, подбросив полено в костер. — Редкость большая, а нам вдвойне свезло. Дочь доньи Франчески тоже этим даром обладает, вот и выходит. Как думаешь, что за чудо позволяет дону Финану быстро весточки на такие расстояния передавать? А-а, то-то. Воронов может еще и перехватят, а сон, сон-то он не осязаем, его за хвост не поймаешь. Являлась нам во сне, выходит, племянница твоя, да рассказывала куда выдвигаться. Так и сохранили пограничье, разом две провинции весть ту получили и вовремя позиции заняли. Ни то одним фортом в Антилье не обошлось бы. Оно видишь как, сaballero, земли-то обширные. Враги наши кучнее, им гонца проще заслать. А нам в этих краях выдумывать приходится. Вот и помогла нам маленькая донья Сесилия, но вот в чем дело, мarquеs de Lancheskа, мало нам теперь одной сноходицы. Дом Эспарта поддержал герцога, беглые Эрраска присоединились к ним и Таллисия загудела. Фронт растянулся, если грянет серьезная битва, Боги видят, во втором гонце, что во снах приходит, все наше спасение!       — А если… — замялся Маркус. — А если псы отца что-то сотворят с… Габи? Неужели у Финана никакого плана на этот счет нет? — Астарион снова его ткнул, напоминая не выспрашивать лишнего. Гильермо нахмурился.       — Да если ж вам, ваша светлость, брат ваш не докладывает, то нам-то, ополченцам простым, кто о таких вещах расскажет? Смешной ты, сaballero.       — Обхохочешься. — Буркнул тифлинг мрачно. Джахейра, удобнее устроившись на лежанке, глянула на Гильермо из-под ресниц и хмыкнула.       — А что, побоище-то, впрямь серьезное намечается? — Спросила она, положив руки под голову. — Мне нужно в Порто, хотелось бы знать, чем я рискую.       — Да это слабо сказано, сеньора. — Влез в разговор Анхель. — Старшие Хэллстормы верно служат герцогу. Север, северо-запад и часть юго-востока против нас. На юго-востоке самое пекло. Все из-за истории с Эррасками… да простит меня дон Маркус…       — А что с Эррасками? — Спросил Маркус отрешенно. Гильермо закусил губу.       — Давно с семьей не виделся? Оно заметно. — Табунщик отвел Глаза. Тифлинг пожал плечами. — Да простят меня Боги, не хорошо таскать слухи о женщине, тем более о благородной, но дело в твоей сестре. Поговаривают, что она отравила старого дона Эрраску, выдавила его семью из Таллисии и теперь единолично правит. Но народ ее не судит. Старый дон Эрраска имел виды на земли благородной доньи в Ланческе, потому и хорошо, что он отдал душу Богам. Вот только его семья с этим мириться не хочет и будет биться за земли восточных провинций до конца. Там сейчас и встал дон Финан с войском. И если не выйдет вызволить Габи, туго нам всем придется. Нас меньше, наше преимущество в скорости решений и быстром передвижении сил. Неожиданность, сaballero! Вот почему Габриэлу нужно ценой всего оттуда вытащить! Но ничего… ничего… — быстро закивал он, озарив лицо широкой улыбкой. — Мы не рассчитывали на легкую победу. Мы, по правде и не знали в чем расчет дона Финана, но теперь-то все как надо! — Маркус, все еще раздумывающий о том, насколько изворотливой оказалась Франческа, и наконец понявший с чего вдруг сестрица влезла в междоусобицу, непонятливо моргнул. — Вот он ответ! — Гильермо указал на застывшего тифлинга. Астарион, перекусив нить, завис с иглой в руке.       — Ты… — приподнял бровь Маркус, глядя на выставленный в его сторону палец. — Стой, ты про меня что ли?       — Ну а про кого, сaballero! — Искренне возмутился Гильермо. Табунщики заинтересованно переглянулись. — Ты наше особое оружие! Разве не ты выжег Яромицу до сухих углей? Разве не ты защитил Сиену, обратив врагов в пыль? А? Но-но, друг мой, не думай скромничать! — Протестующе замахал руками табунщик, не позволив Маркусу оправдаться. — О тебе легенды ходят, Сокрушитель Армий! Не ты ли вел войска против той гадины со щупальцами? Не ты ли вычистил Старый Навилет, обрушив тысячи мечей на головы восставшей нечисти? Но! Перестань отмахиваться от своей славы. Слухи быстро разносятся, уже вся Мирна о тебе гудит! С таким союзником мы сокрушим герцога! Кастилья падет без боя, честью тебе клянусь!       — Да погоди-ты! — Наконец вклинился Маркус. Астарион, поджав ноги и натянув рубашку ниже, злобно уставился на цветущего восторгом табунщика, но воодушевленный Гильермо не обращал внимания на его хищный взгляд. Джахейра, хохотнув, покачала головой. Она знала о подвигах ее нечестивого соратника все, и россказни о его единоличных победах ее веселили. Конечно, некоторой героичности Маркуса это не умоляло, но во всех своих похождениях он всегда опирался на верных и сильных союзников, поэтому превознесение его одного и этот дурацкий титул, который ему придумали местные, ее откровенно смешили. — Все не так. — Выдал Маркус со скрытой злобой. — Я никакой не сокрушитель… Боги! Да откуда вы про Сиену-то узнать успели? У вас одна… девочка с особым даром тут была, и ту потеряли!       — Верно ты говоришь! — Развел руками Гильермо. — Мы посмели отдать Габи этим ублюдкам, но с твоей помощью мы ее вернем! Ох и доволен же сейчас дон Финан! А герцог-то, герцог небось трясется в своем замке, ждет, когда Сокрушитель придет в столицу! Вот только скажи мне, сaballero, то, что про Навилет болтают, а это правда, что ты тысячами мечей разом махал, или брешут? Про Сиену-то я точно знаю, мы вчера бедолагу одного на дороге встретили, он как раз из Сиены бежал. Как есть все доложил, еще хвастался, что помогал тебе, ну да. — Усмехнулся табунщик. — Так я ему и поверил! Ну так и что, про мечи-то правда? Дивное умение для полководца армии дона Финана, а? Резво ход войны повернет, глядишь, и не дойдет до боя.       — Правда. — Без интереса согласился Маркус, ощутив, как внутри болезненно кольнуло и, оживившись, зашевелилась в недрах души забитая поглубже совесть.       Ни в какой войне он участвовать не собирался, и помогать Финану, махнув рукой на обещанную спокойную жизнь с самым драгоценным во вселенной созданием, он не планировал. Он намеревался увести у него нужную как воздух сноходицу, чтобы передать ее Госпоже Мечей, а после, как и обещал, вернуться домой и дойти наконец до алтаря. И от этого становилось невыносимо гадко. Гадко до помутнения в глазах.

***

      Маркус спал рвано. Ткнувшись носом в грудь Астариона и собравшись в клубок у него под боком, поджав под себя хвост, и намертво вцепившись в него пальцами. Астарион, медленно поглаживая его по волосам, иногда осторожно касался губами горячего лба, и поправлял норовящий сползти с плеча плащ, будто жмущееся к нему дитя Преисподней способно было замерзнуть.       Лагерь затих. В кострище медленно тлели угли, и ползущий по земле дым противно щекотал глаза, но эльф, бдящий за прерывистым сном возлюбленного, не смыкал век. Поговорить не вышло, но ему все было понятно и без слов, и он как мог утешал несчастного Маркуса, отчаянно искавшего покой в его объятьях. Шутка ли, подставить любимого брата. Уволочь у него шанс если не на победу, то на выживание, и не знать наверняка, удастся ли после этого увидеть его снова. Астарион иллюзий не строил, и вселять несбыточные надежды в сердце поникшего тифлинга не спешил. Если он что и понял за все годы, что они провели вместе, так это то, что его отец — безжалостный выродок, и что он и правильному, старшему сыну не простит посягательств на свою власть. Может он и не казнит Финана. Может и не протащит его тело по столичной площади в назидание остальным, но за дерзость Ланческий дон определенно ответит.       Ответит он. Или его семья.       Астарион тихо вздохнул, и невесомо коснувшись пульсирующего виска кончиками пальцев, убрал непослушный черный локон Маркусу за ухо. Маркус вздрогнул, но глаз не открыл. Эльф, уложив ладонь на его плечо, осторожно его обнял, стараясь этим заботливым жестом отогнать ночные кошмары, которые он и сам видел будто наяву. Он вспомнил озорной выводок Финана, его маленьких чертят, не отлипавших от Маркуса все те дни, что они провели прошлым летом в Сиене. Маркус был счастлив, и так самоотверженно с ними возился, что в какой-то момент Астариону показалось, что еще немного, и он убедит брата отдать им одного. Тогда Астариону хотелось безобидно навешать ему колкостей, но он, видя его искреннюю улыбку, удержался, позволив Маркусу почувствовать что-то кроме его любви. Любовь еще чью-то. Ту, о которой он давно грезил, хоть и усиленно это скрывал.       Маркус любил Финана и это было неоспоримо. Даже в те времена, когда он рьяно отрицал потребность хоть в каких-то взаимоотношениях со своей миринской семьей, он все равно восторженно рассказывал про брата. Он ждал его, он надеялся, что Финан однажды вспомнит о нем, что придет и у него в жизни появится кто-то единокровный, кто-то, кто знает те мелочи, что происходили с ним в далеком детстве, кто-то, на кого снова можно будет ровняться и за кем захочется добровольно идти. И вот, он наконец обрел то, к чему так стремилась его душа. Шумная семейка Финана наконец встретила его и приняла. Недосягаемый старший брат, отринув все предубеждения, наконец потянулся к нему, разбив многолетнюю стену молчания и недоверия, будто и не было разлуки, холода и отчуждения.       Но теперь он вынужден сотворить нечто, что ставит жизнь Финана и его детей под угрозу.       Долго ли он будет винить себя за гибель визгливых племянников, глядевших на него во все глаза и упрашивающих рассказать еще одну историю? Долго ли ему в кошмарах будет являться лицо Финана, уверенного, что он его предал? Астарион зажмурился и, прижавшись щекой к его высокому лбу, вымученно вздохнул. Может еще обойдется, если Эммир не прикончит Габриэлу, или если у хваленного Финана в запасе окажется еще один план. Астариону очень бы этого хотелось. Смотреть на мучения Маркуса он больше не мог.

***

      Маркус вскинулся и, тихо простонав, разомкнул тяжелые веки. Ощущение, что пробудило его, ни с чем нельзя было спутать, и он, почувствовав, как дрогнули цепи договора, медленно сел, пытаясь проморгаться и понять, где находится. Лагеря не было. Не было и нежных рук, в объятиях которых он смог провалиться в тяжелый сон, после долгих часов мучительных метаний. Впереди шумела река, обдавая кожу хорошо ощутимой прохладой, у песчаного берега, истыканного тонкими соляными столпами, притаилась знакомая фигура, облаченная в черные одежды и поблескивающую в свете двух Лун стальную корону. Ее присутствие быстро успокоило зашедшееся от тревоги сердце, и Маркус смог глубоко вдохнуть, поняв, что это все еще сон. Два серебристых светила, ронявших призрачные лучи на непроницаемое лицо Госпожи Мечей, разбивали собой последние сомнения, и он окончательно успокоился. Эммир, глянув на него пустым взглядом, поманила его тонкой рукой и печально улыбнулась. Маркус, поднявшись на ноги и поправив сбившийся плащ, тут же поспешил ей навстречу.       — Госпожа… — начал он, поклонившись. Эммир кивнула и, приложив пальцы к губам, указала ему на ряд обветренных белесых колонн, полурассыпавшихся и напоминавших куски морской соли, или, скорее, столбы из осыпающегося подточенного ветрами камня, казавшихся Маркусу смутно знакомыми. Он нахмурился, цепляясь за задвинутое куда-то воспоминание и, вопрошающе взглянув на покровительницу, неуверенно шагнул ближе к помутневшим монолитам, покрытых речным илом и облепленных подсохшим песком.       — Твои метания могут дорого нам стоить, сын моих сыновей. — Тихо произнесла покровительница. Маркус, протянув руку к тусклому, полупрозрачному столпу, но так и не решившись его коснуться, медленно сжал пальцы. Эммир, слабо улыбнувшись, приблизилась к нему и, обдав его ароматом ночных орхидей с нотками извечной печали, мягко дотронулась до его предплечья, от чего Маркус рефлекторно вздрогнул. — Ты не желаешь вреда своему брату и этот порыв можно понять. Финан честен с тобой. Он много лет винил себя во всех твоих бедах, считал, что все несчастья, что ты несешь, все разрушения, что за тобой тянутся — его прямая ответственность. Он не желал бросать тебя. Ты не желаешь его предавать. Но это не предательство, клинок мой некованый. Это спасение. А потому отринь свои мысли и помни: ослушаешься меня, сотворишь то, что велит сердце, и будешь повинен в тысячах смертей. Война, что придет вслед за твоим безумным поступком, поглотит этот мир. Настанет эра смерти и разложения. Бесконечной битвы без победителей и проигравших. Думай же. И поступай с умом.       — Я не стал бы идти против твоей воли, Владычица. — Сказал Маркус, продолжая разглядывать потрескавшиеся камни как завороженный. — Не в этот раз. — Добавил он. — Я усвоил твой урок.       — Похвально. — Без тени эмоций согласилась Эммир. — Но мне слишком хорошо известны порывы твоей мятежной души. И потому, ты должен узнать, в чем кроется истина. Теперь ты должен.       Маркус опустил голову и, набрав прохладный воздух грудью, с усилием отвел взгляд от дурманящих его разум соляных столпов, и взглянув Госпоже Мечей в лицо, медленно выдохнул носом. Эммир смотрела на него не моргая, и продолжать не спешила.       — Что я должен узнать, Владычица? — Не выдержал он, ощутив, как тревога снова сжала его сердце. — Что такого важного в этой сноходице? Ключник не должен завладеть именно ею?       — Не имеет значения, дитя. — Взмахнула кистью покровительница. — Бельфегор ворует части ненужных душ, и кто бы то ни был, сноходица ли, или глупец с призванным мечом, все это одинаково опасно. Ненужные души вскармливают то, что подпитывает мой мир. И если Ключник соберет достаточно осколков, если подберет отмычку к одиноким землям под двумя Лунами, погибнет все, что когда-либо имело значение. Но все же, — добавила она, заметив в глазах Маркуса тень непонимания. — Все же сноходица важна. Ее душа гибкая, привыкшая покидать тело и бродить по чужим грезам. Она вынесет то, что я ей уготовила. Она переживет ритуал. Я сниму проклятие и разобью ту петлю, что мой враг нещадно затягивает у моей шеи. Но для этого, она во плоти должна появиться здесь. — Эммир указала на тусклые камни. Маркус, поежившись, уставился в одну точку.       — Почему именно здесь? — Спросил он, разбив минутное молчание. Госпожа Мечей, глядя в пустоту, кивнула своим мыслям.       — Неужто эти застывшие в веках изваяния ничего тебе не напоминают, дитя? — Спросила она, и от ее голоса стало невыносимо тоскливо. — Взгляни еще раз. Прикоснись. И ты вспомнишь.       Маркус нехотя подчинился. Безжизненный столп, к которому он снова с опаской протянул руку, встретил его дрогнувшие пальцы не ожидаемым холодом, а еле заметным, почти угаснувшим теплом. Он и правда ощущал его прежде. Но то тепло было приятным и обволакивающим, светлым и не запятнанным никаким злом. Первородным и нетронутым, дающим покой и исцеление заблудшим душам.       До того момента, как он собственноручно наложил на него проклятую печать Великой Древней.       — Девы… — прошептал он задрожавшими губами. В памяти воскрес Стонвуд с его пустыми пейзажами и серым двором. Лживой знатью и тенью демона, преследовавшей его долгие годы, с того самого момента, как он так нелепо оступился. Расцветшими кровавыми бутонами на простынях и запечатанным в душе ужасом. Дубом с истерзанным телом замученного служки в петле, в окружении изображавших негодование дворян. Калейдоскопом лиц и податливых тел, гревших его постель долгими ночами. Размытым силуэтом Итери, с его изящными ладошками, каскадом каштановых волос и ясными глазами. Вкусом его губ и ощущением тающей шелком кожи под ладонями. Болью неожиданных разочарований и радостей первой любви. Со светом Цирконовых Дев, впустивших отродье Госпожи Мечей в свой мир. Навсегда потухшим светом, намертво изъеденным ее чернеющей печатью.       — Верно. — Отрешенно уронила Эммир, не глядя на застывшего, подрагивающего потомка. — Цирконовые Девы, дитя. То, зачем ты был послан в Стонвуд. То, ради чего ты познал боль. Я искала их сотни лет, но они укрылись в маленьком мирке, подобному моим чертогам. Существа истинного света, возникшие в этом мире до Богов и их бесконечных распрей. Защитницы лишних, ненужных, чьими душами живет сама их сущность. Сотканные из линий первородных лучей и застывшие в чистейшем цирконе. Тысячелетие назад я нашла первых из них здесь. Тогда русло Флоцци еще не омывало их изваяния, и среди пустых равнин, их насыщенные лучистой силой тела, было видно издалека. Им поклонялись, и они снисходили до страждущих. Они тянулись к проклятым душам и давали им убежище. Но в те жестокие времена, надежная обитель, непреступная крепость за пределами смертного мира была нужна не только настигнутым войной смертным. Обитель была нужна и тому, что никогда не должно вырваться на волю. Тому, что я заперла в Подлунном Мире. Осколок, что был утерян мной, в день, когда я поработила первых Дев, достался тебе, сын моих сыновей. Он откликнулся на зов твоей израненной души. И ты завладел своими чертогами. — Маркус, обхватив себя за плечи, силился выровнять дыхание, но у него ничего не выходило. Трофейное кольцо с цирконом, его спасительный портал в собственное измерение, принявшее его как хозяина после смерти бывшей владелицы, было частью того, о чем он не желал помнить, и потому никогда не проводил напрашивающихся параллелей. Думать об этом, даже за пеленой долгих, насыщенных событиями лет, все еще было мучительно больно. И он как мог бежал от этой истины, но теперь она лезла наружу, вместе со словами покровительницы, решивший, что ему пора узнать больше. — Ключник не дремал. — Продолжила Эммир, позволив потомку осознать всю суть ее проникновенного монолога. — Он искал оставшихся. Не даром он мастер над ключами. Если бы ему удалось захватить Цирконовую Деву, не твой безобидный камушек дитя, нет. Истинную Деву. Он нашел бы способ пролезть в мой неприступный бастион. Но я не дала ему такой возможности. Ты был отправлен в Стонвуд. Ты добыл их для меня, оставив Ключника ни с чем. И теперь он ищет иной способ, но я Мечница из Диса, а не жалкая прислужница, отворяющая архидьяволам двери. Мне не известен ход его мыслей, но, если он собирает лишние души тех, что служат мне, те души, что связаны с Девами, следует полагать, что он нацелен на вторжение. Меня убить он не может, нет. Но если он доберется до того, что таят в себе подземелья моего дворца, быть страшной беде. Быть войне и смертям, дитя. Бесконечной битве без победителей и проигравших.       — Владычица… — Маркус невольно стукнул зубами и, тряхнув головой, выпрямился, возвысившись над не сводящей с него глаз Госпожи Мечей. Эммир глядела на него почти ласково, без привычной издевки, и это взгляд, через чур теплый для недосягаемой фигуры покровительницы, сбивал его с толку, усыпляя всякую бдительность. — То… что ты прячешь. — Сглотнул он и продолжил, стараясь подбирать слова, хотя в его голове метались мешавшие ему, разрозненные мысли. — Что это? Это… мое наследство, так? Я видел. — Он зажмурился и, снова распахнув глаза, попытался удержать в памяти мелькнувший на секунды образ. — Я видел шестикрылую тень. С того дня, как ты показала мне ту цепь и рассказала о наследстве. Я вижу эту тень во снах. Она будто пытается накрыть собой Мирну. Что это? Бельфегор это ищет? Это ведь, так?       — О, клинок мой некованый. — Покачала головой Эммир. — Не торопи события. Неизбежное все равно случится, но до тех пор, не забивай себе голову. Твоя забота — привести к столпам сноходицу. Ключник поумнел, предугадал мое вмешательство, и с его помощью, мои душеносцы умирают, если чувствуют на себе мою силу. Потому за сноходицей ты отправишься без моего дара. Тебе предстоит отнять ее у глупых смертных без моих клинков, без потусторонней мощи, ибо я покину тебя, когда ты приблизишься к искомой душе. Вот о чем тебе следует думать. — Маркус растерянно выдохнул. Эммир усмехнулась. — Не нужно так глядеть, дитя. Ты и из больших лабиринтов на своем пути находил правильный выход. И с этим справишься.       — Да. Владычица. — Отвел глаза Маркус. Госпожа Мечей, немного полюбовавшись тем калейдоскопом эмоций, что отражались на его лице, подняла руку и, ухватив цепь договора, потянула ее на себя, вынудив потомка склонить голову.       — Вот и славно. Иди и взыщи во славу мою. — Сказала она полушепотом, приподнимаясь на носки. — А шестикрылую тень оставь мне. До той поры, пока предначертанное не свершилось.       — Ad tuam gloriam Emmir.       Маркус закрыл глаза, ощутив легкий поцелуй в лоб, своей нежностью контрастирующий с резью от зажатой в тонких пальцах цепи. А следом чувство свободного падения в пустоту, и наконец, настоящее пробуждение посреди ночи в притихшем лагере. Где Астарион все так же крепко его обнимал.