Великий Древний

      Звук грузных шагов за стеной заставил леди Эльвсвид вздрогнуть и сильнее вжаться в угол крохотной комнаты, расположенной сразу за кабинетом дона Итреда, и служащей проходом к потайным разветвлениям коридоров, углублявшихся в темную утробу многовекового замка. Дон Итред лютовал, и не подозревая о том, что его благоверная жена давно нашла эту лазейку, и на протяжении долгих месяцев тлеющего междоусобного конфликта подслушивала разговоры герцога с его верным слугой, заходился в надрывных проклятиях. Хрипя от боли, он клял всех, кто был причастен к его провалу, и от его сорванного голоса сердце леди Эльвсвид невольно сжималось от ужаса. Застыв бледным изваянием и моля Ильматера о милости, в прошлом — прекрасная княжна Талариэля, ныне — сухая безликая тень, с опухшими от слез глазами, отпускала последнюю надежду на хоть какое-то благоразумие ее непоколебимого мужа и, с каждой секундой набираясь решимости отринуть все страхи и вмешаться, готовилась к недопустимому по своему замыслу предательству. Дон Итред, осунувшийся и обозлившийся от бесконечных приступов поедающей его заживо болезни, уязвленный победами его своенравных потомков и нелепыми оправданиями союзников, больше не желал примирения. Разрушение манило его, разжигало крупицы дьявольской крови в его натянутых канатами жилах, подстегало отринуть всякую мораль и здравый смысл, и наконец ударить по заигравшимся потомкам со всей силы. А значит, леди Эльвсвид, видевшей искалеченные тела своих непокорных детей в кошмарах, оставалось уповать на милость Богов и вмешательство одного заблудшего в Мирну дьявола. Конечно, если тот, забыв былое, решит дать ее неспокойной душе шанс и, прислушавшись, придет на помощь.       — Выродки! Эти выродки! — Кричал Итред, шаркая ногами по начищенному паркету. — Знал бы — удавил бы в младенчестве! За что Боги послали мне эту напасть? Я же воспитывал их достойными своего дома! — Что-то звякнуло о пол, разлетевшись на осколки. Леди Эльвсвид обхватила плечи руками. — Финан! Предатель Финан! Сколько сил я положил на то, чтобы вырастить его по кодексу чести! Каких трудов стоило выскрести из его буйной головы всю эту дьявольскую дурь! И чем он отплатил мне, неблагодарный? Спутался со своим ублюдком-братцем! Впустил его в мои земли! Посмел потворствовать этой угрозе, этой бесноватой чуме! Он всех нас погубит, всех! — Его крик оборвался хриплым кашлем на выдохе. Послышались суетливые шаги подбежавшего к герцогу слуги. Леди Эльвсвид, осторожно приблизившись к стене, припала щекой к едва заметной щели потайной двери и затаила дыхание.       — Дон Итред! Прошу вас, осторожнее! — Запричитал слуга. — Садитесь, заклинаю вас. Ваше состояние…       — К дьяволу! — Рубанул Итред. — Мы все равно все сдохнем, если эта тварь дойдет до Кастильи! Он положил войско в Сиене! Войско! В одиночку, своими силами, чертово войско! Он Яромицу сжег, навилийцев спалил, превратил в пепел моих наемников! Думаешь он остановится? Нет. Нет, Ло, он идет на помощь брату и их потаскухе-сестре. И что я должен противопоставить наследнику эрцгерцогини, Ло? — Добавил он тише. Хмурое лицо Леди Эльвсвид посерело сильнее. Безродному служке дон Итред доверял больше, чем собственной семье, и посвящал его в такие тайны, в которые когда-то не соизволил посвятить мать троих своих наследников. — Выставить против него всю армию? Скольких этот дьявольский выродок способен уничтожить за раз? Есть ли у него хоть какие-то пределы? Сколько воинов я должен выставить, чтобы его убить?       — Прошу вас, дон Итред, — взмолился Ло. — Успокойтесь, иначе у вас снова разболится спина. К тому же, разве у… дона Маркуса нет особых интересов, которые вы могли бы затронуть…       — Ох, нет! — Раздраженно ответил герцог. — Его остроухую шлюху используем в последнюю очередь. Он с цепи срывается, когда дело доходит до этого эльфа. Мне не нужны дополнительные последствия.       — А что на счет предложения сеньора Фейт? — Участливо спросил слуга. Итред хрипло выдохнул и закашлялся.       — Ему нужен Эмиллиан. — Сказал он просевшим голосом. Губы Леди Эльвсвид задрожали, но она, собрав все свое самообладание, запретила себе плакать. — Этот ритуал в Навилете обещает многое, но никто не может гарантировать безопасности моего последнего верного дому сына. Я не хочу отдавать Эмиллиана Фейту и не верю в его россказни. Он обещал мне Сиену и кому она досталась? Этому проклятому отродью!       — Вам нужно отдохнуть. — Заключил Ло заботливо. — Решение придет после хорошего сна. Я принесу вам отвар.       — Решение… — прошелестел губами Итред. — О, я приму решение. Я выжгу этих выродков, позор моего рода! Только бы разобраться с дьяволом. Только бы разобраться с ним! Может. Может предложение Фейта не столь ужасно, и мне следует его принять? Как знать. Если перевес будет не в нашу сторону, что мне остается? Поглядим. Поглядим насколько далеко зайдет наследник эрцгерцогини. Если ее святейшество вмешается, вступится за сына, мне ничего другого не останется. Эмиллиан справится. В нем течет моя кровь и он справится.       Леди Эльвсвид отпрянула от стены и, прижав руки к груди, медленно осела на пол. Страх за детей, в особенности за младшего — Эмиллиана, вытеснил в ее душе страх перед мужем, и она наконец решилась. Не веря в то, что идет на предательство, что выступает против ужасающей ее фигуры Итреда Хэллсторма, черствого и безжалостного тирана, не способного уступить власть и на пороге неумолимой смерти, она рьяно просила судьбу о милости, и надеялась, что идущий разрушительной поступью напролом дьявол, ее отринутый сын, проданный за власть и многолетний покой, снизойдет до жалости если ни к ней, то, по крайней мере, к ни в чем неповинному младшему брату. Защитит его и не позволит отправить в Навилет, встанет плечом к плечу с Финаном и Франческой, и предотвратит междоусобное кровопролитие. Не даром ведь Маркус Хэллсторм — наследник хранительницы Мирны. А Мирне, и всем ее детям в это непростое время как раз пригодится защитник.

***

      — Марку-ус! — Нараспев звал тифлинга Астарион. — Маркус! Ну хватит в прятки играть! Подай голос, негодяй! Маркус!       Маркус не отвечал и, сидя на холмике под шумящими липами, бесцельно смотрел перед собой. Шансов спрятаться от хищника, прекрасно ориентировавшегося в темноте, у него не было, да он на это и не рассчитывал. Он понимал, что Астарион быстро его выследит и, завидев возмущенное лицо выбравшегося из чащи эльфа, ни капли не удивился. Астарион был крайне раздосадован и гневно сопел, и его сверкающие во мраке глаза, призванные запугать негодного беглеца, впившись темнеющую среди деревьев фигуру, заставили Маркуса напрячься.       — Вот ты где… — прошипел он, сделав уверенный шаг навстречу. Маркус, уняв разбушевавшийся инстинкт самосохранения, безразлично пожал плечами. — А я тебя по всем кустарникам ищу! Руку ободрал, наловил колючек, чуть в капкан не залез, а он здесь сидит! Хоть бы звук какой проронил, мерзавец!       — Сильно? — Без тени эмоций спросил тифлинг. Астарион, дошагав до покрытого сухой травой холмика, плюхнулся на землю рядом с ним, не прекращая сверлить Маркуса колючим взглядом. Маркус, делая вид, что не замечает его гневного взора, бесцеремонно взял его за руку и, рассмотрев свежую царапину на белом запястье, участливо покачал головой. — Ну что же ты так. Внимательнее быть надо.       — Да что ты! — Возмутился эльф, одернув руку. — Внимательнее, да? Да уж куда внимательнее! В полном мраке твою черно-белую тушку отыскать! Непонятно на что обиженную тушку, хочу заметить, хотя обижаться тут, вообще-то, я должен!       — Ты? — Брови Маркуса поползли к переносице, и он показательно фыркнул. — На что же, ваша милость? На то, что ваш, хотелось бы думать, благородный рыцарь жизнью ради вас рисковал? На то что помереть от рук каких-то выродков облезлых не дал? На то, что за секунды придумал как обуять свиток, символы на котором в первый раз видит? На то что голосам проклятых не поддался? На то что весь драный город своей шкурой прикрыл, забрал очередной титул несокрушимого героя, и только в ваших глазах остался отщепенцем каким-то, с которым играть можно как вздумается?       — Ха! — Выдал Астарион, заерзав на месте, — ну поглядите-как что придумал! И это я мнительный после такого, да? Это я выдумываю то, чего нет? Да где ж я с тобой играл! Взбесил ты меня, герой несокрушимый, и только попробуй спросить чем. Вот только попытайся! — В темноте сверкнул хищный оскал. Маркус, закатив глаза, повернул лицо к взъерошенному хищнику и прищурился, нервно хрустнув костяшками. — И ничего тут из себя жертву делать, лорд Хэллсторм! Пока ты сдыхал в очередной раз, не Эммир тебе повязки меняла! Не твои хваленные поклонники умоляли жреца последние силы на тебя потратить! Не Розана твоя, ведьма великая, к каждому твоему вздоху прислушивалась, боясь, что он оборвется!       — Да причем тут Розана, Боги! — Маркус встал, резко дернув хвостом. Астарион не шелохнулся, продолжая сжигать его сверкающими алыми огоньками.       — Да при том! — Выкрикнул он нависшей над душой рогатой фигуре. — Как она тебя прихлопнуть пытается, так это ничего. Расхваливать всему свету будем! Как я позволил себе ма-а-аленькую шалость, так будем дуться, молчать, претензии мне швырять! Я же испугался за тебя, идиота ты напыщенного кусок! Это ты передо мной извиняться должен и всему миру рассказывать о моем героическом терпении! Но нет! Мы дальше губки дуть будем, какие-то еще истории сочинять, что вашу великосветскую особу до отщепенца низводят!       — Ладно… — громко выдохнул Маркус, описав рваный круг хвостом. — Извини. — Процедил он, без тени раскаянья. — Но в следующий раз, когда будешь упрекать меня в жертвенности, вот что вспомни. Вспомни, как ты, стоя у драной Галатеи с натянутым луком, не смог стрелу спустить. Вспомни, как силенок меня прихлопнуть не хватило, и как себе этим приговор подписывал. Я бы может еще пару воспоминаний накопал, но, видишь ли, я не злопамятный. Или просто умею быть благодарным.       — А-ага-а… — протянул Астарион, и поднявшись на ноги, собрал руки на груди. — Вот мы как заговорили? Ну что же, спасибо! Я благодарен. Безраздельно благодарен вашей светлости за бесчисленные попытки самоубийства на моих глазах! И если ваша светлость на этом закончила свой нравоучительный монолог, я намереваюсь удалиться! — Он изобразил поклон и, толкнув Маркуса плечом, направился к чаще, но тифлинг ему этого не позволил. Ухватив эльфа за руку, он дернул его на себя, заставив повернуться к себе лицом и, ненадолго выпустив, сжал пальцы на его плечах.       — Хватит. — Сказал он глухо, подавив рвущийся наружу гнев. — Мне надоело с тобой ссориться на пустом месте. Извини. Меня. За. Это. Я не хотел тебя пугать. У меня выбора не было. Ты не видел то, что видел я. Ты не чувствовал то, что я ощущал, стоя на той крыше! Я сделал все что мог. И я не заслуживаю твоих издевательств. Можешь злиться, можешь высказывать мне все, но издеваться надо мной не смей. Слышишь меня?       — Да где я над тобой издевался? — Возмутился Астарион, силясь скинуть с плеч когтистые руки, но у него ничего не выходило. — Хватит передергивать! Я, можно сказать, до нежностей снизошел, хотя ты это не заслуживал!       — Да с твоими нежностями только передергивать и остается. — Маркус изловил его, не дав вывернуться и, сцепив руки на талии, вжал в себя крепче, уперевшись подбородком в его висок. — Доведешь ты меня однажды… — сказал он громким шепотом, борясь с противоречивыми порывами одновременно обнять и придушить. — До чего-нибудь очень нехорошего доведешь. Или ты этого и добиваешься?       — Ничего я не добиваюсь! — Астарион дернулся снова, в попытке его оттолкнуть, но тщетно. Разница в размерах в очередной раз нещадно давала о себе знать. — Ну хватит. — Уронил он почти жалобно, однако на Маркуса этот фокус не подействовал, и хватки своей он не ослабил. — Отпусти! Позже поговорим, в менее напряженной обстановке, со свежими мыслями, после хорошего сна. А сейчас убери руки! И шагай в лагерь!       — Не понимаю о каком напряжении ты говоришь. — Ответил Маркус спокойно, хотя вцепившиеся в эльфа пальцы ощутимо подрагивали. — Я, знаешь, утром остался один в купальне. И напряжение как рукой сняло.       Такой откровенной язвительности Астарион стерпеть не смог. Клыки обозленного вампира скрипнули, и в следующую секунду безжалостно сомкнулись на тугом плече, прокусив кожу и пустив гадкому тифлингу кровь. Маркус дернулся, зашипев, и тут же попав под стремительную атаку, согнулся пополам, получив болезненный тычок в солнечное сплетение. Астарион, облизавшись, победно хохотнул, но едкая улыбка ненадолго задержалась на его самодовольном лице. Грубая подсечка, выбившая землю из-под ног и убийственный взгляд навалившегося на него противника, вмиг заставили его запаниковать, в жалкой попытке выбраться из-под тяжелого тела, вдавливавшего его в настил из жухлой травы, и совершенно не намеревавшегося отпускать свою нарвавшуюся жертву.       — Слезь с меня! — Запротестовал Астарион, отплевываясь от лезущих в рот сухих стебельков. — Это не смешно уже совершенно! — Маркус его не слышал и, казалось, не чувствовал совсем уже не сдержанных ударов то локтем, то коленом, прилетавших ему от пытавшегося отбрыкаться эльфа. Астарион уступать не собирался, и как мог боролся за свою свободу, не пуская в ход разве что кинжалы, болтавшиеся в ножнах на его бедрах. Дотянуться на открытой шеи ему не удавалось, и он мог только щелкать клыками, силясь добраться хотя бы до раненного плеча, но и этой возможности его вскоре лишили. Маркус, уловив момент, схватил его за запястья одной рукой, и подняв их над головой, второй надавил на грудь, распластав под собой шипящего вампира, на глазах терявшего всю свою спесь. — Маркус Хэллсторм! — Выкрикнул Астарион, злобно уставившись в бездонные антрациты, в которых горело пламя девяти Преисподней, — если ты сейчас же…       — Silentium… — Вкрадчиво произнес Маркус, не сводя глаз с восхитительно растрепанного пленника, извалявшегося в пыли и колких соломинках. Астарион, ошалело сомкнув челюсти, испуганно сглотнул. Речь, запечатанная колдовским заклинанием, покинула его, и он больше не мог произнести ни звука, и все что ему оставалось, это раздраженно сопеть, глядя в непроницаемое лицо скалящегося демона, гадая, что ему, черт возьми, еще придет в голову. Маркус, любуюсь пойманным хищником, умевшим мастерски истрепать его нервы, теперь наконец умолкнувшим и почти поверженным, откровенно наслаждался этой картиной и своей временной победой. Не дав притихшему вампиру опомниться, он просунул ногу меж его колен, и наклонившись к его лицу, медленно облизал его окровавленные губы. Астарион шикнул, но не отвернулся, позволив острому языку собрать остатки подсыхающей крови, и, хотя мог в то же мгновение взять реванш, в ход клыки так и не пустил. — Ну вот, — шире улыбнулся Маркус, поддев его нос своим. — Видишь, я тоже могу позволить себе маленькие шалости. Без всякого злого умысла, конечно же. — Он опустился ниже, надавив бедром на пах, и Астарион, выдавив из себя неразборчивое мычание, слабо дернулся. — О, а это что такое? — Проурчал он издевательски. — Его милости нравится грубая сила? Ну что же, обойдемся без осуждений и ненужной помощи. Его милость своими ловкими ручками и сам прекрасно справится.       Маркус разжал пальцы, отпустив горящие запястья и, подавшись назад, сел, подобрав под себя ноги. Астарион, медленно сообразив, что его больше не удерживают, глубоко вдохнул и, приподнявшись, выпрямил занывшую спину. Заклинание рассыпалось, вернув ему дар речи, но он не мог проронить ни слова, и только громко дышал, кромсая невинно улыбавшегося тифлинга острым взглядом. Маркус не шевелился и никаких попыток уйти с линии неминуемой атаки не предпринимал, что бесило уязвленного вампира еще сильнее, подначивая его перейти к действиям. Такого надругательства над его самолюбием он спустить не мог и, нацелившись на беспечно рассевшегося на помятой траве негодяя, накинулся на него как на подстреленную дичь.       Маркус, казалось, только этого и ждал, и поймав метнувшуюся в его сторону тень, ловко ухватил его за локоть и, разминувшись с метившими в его шею клыками, снова уложил хищника на лопатки. Астарион, ожидавший такого поворота, вонзился острыми ногтями ему в плечи и, оттолкнув его ногой, вынудил неуемного противника сползти ниже, оказавшись в не самом выгодном положении. Теперь Маркус дышал ему в живот, цепляясь пальцами за бедра, и не мог позволить себе лишних маневров, обездвиженный обхватившими его в стальное кольцо ногами. Астарион, сжав ноги крепче, почти до хруста ребер притихшего тифлинга, приподнялся на локтях и, встретившись с потемневшим взглядом Маркуса, смотревшим на него снизу вверх, наградил его колкой ухмылкой.       — Ну нет, дружочек. — Сквозь сбитое дыхание возразил он и, опустив руку, заботливо убрал с лица Маркуса растрепавшиеся вороные пряди. — Ты его милости задолжал, или память отшибло? Я до площади добежал первым, а что это значит, лорд Хэллсторм?       — Не отшибло. — Медленно кивнул Маркус и, приподняв бровь, сполз ниже, ощутив, как ослабевает смертельная хватка, давая ему возможность дышать глубже. Астарион, не приметив никакого сопротивления, нежно погладил его по дурной голове и, подцепив пальцами узел на штанах, дернул его в сторону, щелкнув Маркуса шнурком по носу. Ткань больше не стесняла его, и ощущение вновь обретенного главенства в этой глупой стычке, где он наконец-то выходил победителем, подстегивало его продолжать, невзирая ни на какие обстоятельства. Темная чаща, шумящая лиственными кронами, укрывала их от ненужных свидетелей, но надежным убежищем все еще не была, однако сейчас, желавшему доказать свое превосходство хищнику было наплевать на любые опасности. Не даром сопящий меж его ног нечестивец столько лет учился отражать непредвиденные атаки. Оторвется от своего дела в случае чего, и тогда, те кто посмеет ему помешать горько об этом пожалеют. В этом Астарион нисколько не сомневался.       — Какие мы послушные. — Сладко промурлыкал он, окончательно выпустив тифлинга из крепкого захвата. Маркус, усмехнувшись, причмокнул и, нехорошо глянув на потерявшего бдительность эльфа, одарил его хитрой улыбкой. Астарион сообразил поздно и, ощутив тяжелые ладони на своих бедрах, вздрогнул от резанувшего по ушам звука. Шов на его штанах треснул, несчастная ткань, грубо сдернутая вниз, разошлась по бокам, обнажив покрывшуюся мурашками кожу, но захлебнувшийся возмущением эльф ничего не успел возразить, и только крепко сжал челюсти, почувствовав неровное дыхание, коснувшееся его требующей внимания плоти.       Маркус уступать не планировал. Он решил взять верх, но сделать это по-своему, больше не прибегая к прямой конфронтации. На этом поле боя ему равных не было, и он прекрасно это осознавая, без доли сомнений пошел в лобовую атаку. Прижав тихо задышавшего эльфа рукой, он наклонился к его влажной головке и, немного подразнив языком, плотно обхватил его член губами. Астарион, распахнув глаза, заерзал, но получив ощутимый шлепок по бедру, замер, позволив Маркусу взять глубже. Когтистые пальцы поползли вверх по его напряженному животу, задирая рубашку и оставляя алые полосы на коже. Маркус, неприкрыто наслаждаясь своим занятием, пару раз качнул головой и, получив в ответ тихий всхлип готового сдаться вампира, втянув щеки, вынул его член изо рта, чтобы тут же поймать стекающую вниз слюну языком.       — Ты… — Астарион закусил губу, чувствуя, как его возбужденную плоть окутывает жар влажных щек. Маркус, глубоко вдохнув, опустил голову, позволив пульсирующей головке скользнуть по языку, и снова поднял на него свои колдовские глаза, в которых пылало безумие и шальными огоньками танцевали черти. — О, дьявол… — уронил эльф жалобно, не в силах оторваться от этого зрелища. — Да где ты… да кто тебя учил?       — Жизнь. Учила. — Заявил он, выпустив член и взявшись мучать задыхавшегося Астариона короткими прикосновениями губ к тонкой коже под уздечкой. — Она мне часто за щеку дает, если ты не заметил.       — Лучше молчи. — Шикнул эльф и, вцепившись пальцами в его волосы, вынудил Маркуса заткнуться, заняв его говорливый рот более полезным делом.       Удерживать первенство больше не удавалось, и Астарион, махнув рукой на ставшее бессмысленным главенство, полностью отдался жадным ласкам, лишь иногда позволяя себе сильнее потянуть за волнистые пряди, и хоть немного отрезвить готового сожрать его заживо тифлинга. Маркус настолько вошел во вкус, что, отринув все разумное, забывал вдыхать, но не выпускал свою жертву из горячего влажного плена. Слюна текла у него по подбородку, ресницы дрожали, прикрывая туманный взор, устремленный на изгибающегося от удовольствия любовника, по щекам стекали слезы, рисуя грязные дорожки из пыли на его белоснежном лице. Астарион, забыв про гордость и все свои намерения поставить этого негодяя на место, надрывно стонал, оглашая тихую ночь звуками своего певучего голоса, и тихо вскрикивал, когда когти вонзались в его кожу, вынуждая не дергаться и смиренно наслаждаться окутывающим разум безумством. Доведенный до исступления, он хватал воздух, держась на грани и почти срываясь в пропасть, поднимал бедра, желая погрузиться глубже, крепче, быстрее, пока наконец не выгнулся, схватив подавившегося дьявола за рога, и широко распахнув помутневшие глаза, не излился в его сжавшуюся глотку.       Шелестящие ветви деревьев, слившись в единое темное пятно, тихо покачивались на ветру. Астарион, стараясь восстановить дыхание и вернуть себе контроль над собственным телом, глядел на них, не в силах собрать в единое целое тонущие в недавнем блаженстве мысли. Маркус, откашлявшись, поднялся выше и, задрав его рубашку до груди, сел ему на бедра. Послышался шорох одежды, и эльф, почувствовав тяжелую головку, уперевшуюся в его живот, сам обхватил его влажный член пальцами. Маркус, пару раз толкнувшись в его ладонь, замер, позволив Астариону выбрать темп самостоятельно. Эльф, водя рукой по его крепкой плоти, отрешенно улыбался и, все еще не понимая, как до подобного опять дошло, старательно ласкал его, ухмыляясь шире всякий раз, как с сухих губ Маркуса слетал вздох. Его ловкие пальцы умело доводили до истомы, низкие стоны разгоряченного демона, оседали победоносным гимном в его голове. Он знал, что в этой битве победителя не будет, но это уже не имело значения. Любование аристократичным лицом, изломанным тягучим удовольствием, отданные только ему одному рванные вздохи, поплывший взгляд, цепляющийся только за его хищную улыбку, сами по себе были наградой, которой Астарион ни с кем не стал бы делиться. Горячее семя, растекшееся меж его пальцев, залившее его покрытый широкими алеющими царапинами живот, стало последним штрихом в так волнующей его разум картине. Астарион, довольно оглядев содрогающегося Маркуса, прикрыл веки и, откинув голову, вдохнул полной грудью.       Где-то на задворках плавающего в расслабленном помутнении сознания, зародилась тревожная мысль. Он вскинулся и, встретившись глазами с насторожившимся Маркусом, навострил уши. Из-за чащи доносились незнакомые голоса. Они звучали все ближе и, пересекаясь с возмущенными репликами Джахейры, оставленной в одиночестве у костра, разносились по округе вместе крепчающим ветром. Астарион поджал губы и отвернулся. Рассчитывать на минуты покоя под шумящими липами было излишне самонадеянно.

***

      Джахейра встретила выскочивших из зарослей союзников удивленным взглядом и, хмыкнув, спрятала едкую улыбку. Астарион, придерживая лопнувшие по швам штаны, пытался ухватиться за ножны, но путаясь в выпущенной помятой рубашке, никак не мог подцепить пальцами рукоять кинжала, что откровенно его бесило. Маркус, впопыхах забыв поправить сбившуюся одежду, влетел на освещаемую дрожащим пламенем полянку с длинным мечом наперевес, и встав меж Джахейрой и пятеркой незнакомцев, без лишних объяснений занял оборонительную стойку. Джахейра, проследив за тем, как чертыхнувшийся Астарион все-таки выхватил кинжал и осторожно зашел ему за спину, сделала шаг вперед и, ткнув Маркуса локтем, кивнула в сторону гостей, сверлящих его пятью парами черных глаз.       — Я так понимаю, вы там смогли договориться. — Ссарказничала она. — Теперь, Вороненок, будь так добр, попробуй поговорить с этими славными людьми, пока все не кончилось поножовщиной. Со мной они беседовать отказываются, еще и словами непонятными кроют. Но ты-то с местными завсегда общий язык найдешь, а? Маркиз Ланческий.       Маркус склонил голову на бок и внимательно оглядел собравшихся в кучку мирин. Они были одеты просто: легкие нагрудники, нацепленные поверх льняной одежды, серые холщевые плащи и шпоры на изношенных сапогах. В руках блестели потрясающей заточки сабли, и Маркус, поведя бровью, признал знакомое оружие, осилившее оставить на его лице неглубокую царапину. Его владелец — высокий мирин, с кожаным хлыстом на поясе, впился в Маркуса удивленным взглядом, и оттолкнув соратника — такого же широкоплечего мужчину с изломленным шрамом на переносице, вышел тифлингу навстречу. Маркус усмехнулся и опустил меч. Астарион недоверчиво хмыкнул.       — А-а-а, — протянул мирин, спрятав саблю в ножны. — Marquеs de Lancheskа!       — Гильермо! — Развел руками Маркус, сделав широкий шаг к знакомому табунщику, намереваясь его приобнять, но у Гильермо на этот счет были другие идеи. — Buenas noches...       Слова оборвались на середине. Маркус не успел опомниться, как широкий кулак мирина влетел растерявшемуся маркизу в лицо, впечатавшись в его многострадальную переносицу, от чего та громко хрустнула. Боль вонзилась в сознание яркой вспышкой, шум заполонил поплывшую цветными пятнами поляну, запахшую брызнувшей из носа кровью. Удар заставил тифлинга отшатнуться и, потерявшись в пространстве, осесть на землю, без возможности молниеносно контратаковать. Маркус тряхнул головой и крепче вцепился в рукоять, готовясь бить наугад. Сквозь гул в ушах до него донесся звон стальных шпор и тихий голос Гильермо. Совершенно не злобный, скорее осуждающий и чем-то безмерно расстроенный:       — Buenas noches. Сaballero.