Великий Древний

      Джахейра набрала воздух в грудь и медленно выдохнула сквозь зубы. Черный дым на горизонте выглядел более чем красноречиво.       — Во что вы влезли, идиоты! — Процедила она, тяжело опустившись на обросший мхом камень. Рози, надув губы, присела рядом и, подперев щеки ладошками, тихо вздохнула.       — С убивцами-то чего? — Спросила она. Джахейра устало скривила губы. Маленькое путешествие, сопровождаемое благими намерениями, понемногу перерастало в серьезные приключения, отступиться от которых ей не позволяла совесть. Свалившееся с небес войско под разными флагами, вставшее под Дартмуром и намеревавшееся двигаться в сторону, в которую ушли ее давние союзники, бросало вызов ей лично, и столп густого дыма, поднимающегося над холмами, только сильнее подстегивал ее желание выдвинуться опасности навстречу. Ну или во всяком случае попытаться.       — Ничего, Рози. — Джахейра отмахнулась от настырной девицы, оставившей ребенка в храме Ильматера и теперь шагавшей за ней по пятам, как за доброй мамочкой. — Вернись к дочери. Это не твоя война, а жрецы Ильматера не лучшие няньки. Негоже малышке прозябать в рванье рядом с беспризорниками при живой-то матери, а?       — Вернусь конечно! — Возмутилась Розана, тряхнув каштановыми локонами. — Вернусь с кровью врагов на руках! Убивцы эти, они ведь по пятам этого мудака рогатого идут! — Она обижено надула губы и хлопнула себе по коленям. — Он-то… да и Боги с ним! Он-то, тетенька, может и заслужил, но госпожа добрая, навроде как матушка его, ей-то за что в землю ложиться? Такая красивая госпожа выблядкам этим — самая радость! Я уж точно знаю, тетенька!       — Рози… — зашипела Верховная арфистка и, повернув лицо к Розане, встретилась взглядом с ее практически невинными глазами. Девица явно перешагнула порог двадцатипятилетия, но вела себя как малый ребенок, да и мыслила так же. Ее украшенное ритуальными татуировками лицо, с красивыми крупными чертами, выражало полнейшую блаженность, и мягкость, свойственную детям, и Джахейра, вспомнив веселые истории Маркуса, невольно скривилась. И как ему только совести хватило залезть на эту девочку, пусть и созревшую телом, но умственно оставшуюся в далеком отрочестве. И в самом деле — мудак рогатый. — Сделай милость. — Помрачнела Джахейра, уловив задорный свет, коснувшийся карих радужек напротив. — Не зови меня тетенькой, у меня есть имя. И не переживай за добрую госпожу, вот уж кто умеет за себя постоять.       — В таком случае, тетенька… Джахейра! — Быстро поправила она, вздернув подбородок, покрытый древними рунами. — Позвольте побеспокоиться о том красавчике, с которым гад этот хвостатый нынче любови крутит! Только не подумайте, что я мудака этого спасать хочу. Я не хочу, и совсем он мне не нравится. Ох, и пообломала бы я ему рога! Но только я, а не убивцы эти. А может и помилую его, раз его матушка такая добрая. Вы не думайте обо мне плохо, я отходчивая!       Джахейра покачала головой и отвернулась. Убедить Розану Эскиль не соваться к армии наемников казалось чем-то за гранью возможностей смертного существа, и это безумие оставалось только возглавить. Страшно представить, что случится, если Рози вытворит что-то необдуманное на подходах к городу, с такой-то силищей, и арфистка, подумав, сдалась.       — Ладно, Рози. Но ты должна меня слушаться.       — Я буду! — Запищала девица, обняв Джахейру за плечи. — Слушаться буду, только прошу вас, тетенька Джахейра, вы цепи на меня не накладывайте. Я и без них могу быть послушной. Шагу не сделаю! А ежели скажете идти куда, то тотчас пойду. Вот хоть и немедля! А за дите не переживайте, духами оно избрано, и духи-то убивцов и послали! Чтобы я традицию соблюла и как надо душу новую встретила! Кровью вражьей на ее челе знак охранный нарисовала! Горе станется, ежели от традиции рошеменских ведьм отрекусь, побоюсь дите оставить и с войском вражеским в побоище вступить!       — Ну-ну, — Джахейра похлопала ее по загорелой ладони и нервно улыбнулась. — Погоди рваться в бой с вражеским войском. Сначала нужно послать весточку в Сиену, они-то небось сидят там и не знают, что гости уже на пороге. Отправим им послание и пойдем следом, тихонько, как мышки полевки. А пока разведать нужно сколько их и чем вооружены. И чтобы тихо-тихо, поняла?       Розана быстро закивала. Верховная арфистка, поблагодарив Богов за умение говорить с животными, быстро прикинула кого из местной фауны можно подрядить в разведчики, но навыки звериной речи ей так и не пригодились.       Наемники, нагрянувшие в Дартмур, исчезли так же неожиданно, как и появились, оставив после себя только наскоро собранный лагерь и вытоптанное плато.

***

      За страшным грохотом последовал скрип трещащих конструкций. Башня ратуши накренилась, просев на разрушенных опорах первого этажа и, утопая в облаках пыли и мелкой крошки, продолжила падение, угрожая похоронить под обвалами ближайшие постройки с прятавшимися там существами.       Маркус затаил дыхание и, вцепившись взглядом в рассыпающегося на глазах поверженного колосса, резко перевел внимание на засуетившегося Альфреда, вытряхивающего свитки из сумки так, будто там находилось что-то, что могло повернуть время вспять. Астарион, бегло оглядевшись, обернулся к тифлингу и, вцепившись пальцами ему в предплечья, дернув на себя, крикнул, перекрывая грохот падающей башни:       — Маркус! Сделай что-нибудь, мы позиции лишаемся!       Маркус не успел ответить. Со стороны петляющих улиц, ведущих к осажденному порту, послышались боевые кличи. На шум сбегалось цветастое войско, вооруженное копьями и всем чем придется, и помимо громыхающей рвущимися опорами башни, воздух полыхающего города рвали разрозненные и жадные до крови голоса.       Больше медлить было нельзя и тифлинг заставил себя очнуться. Сосредоточившись на теплом камне меж пальцев, он мысленно потянулся к таинственной вуали, за чертой которой покоился его ручной мир, но всполох всколыхнувшейся рядом энергии, тут же сбил его с концентрации.       Она была не похожа ни на что, и ее неистовая сила вмиг заполнила собой все доступное пространство. Она выпорхнула с сухой пергаментной страницы и, обратившись тонкой дымкой, опутала площадь и сеть улиц вокруг, слившись с взволновавшимися линиями плетения. Она подхватила падающую башню и, окутав ее плотной пеленой, подняла покосившийся шпиль к небесам, вернув кусок подорванного строения в первоначальную форму. Она текла из рук держащего ее на поводке Альфреда, справившегося с тем, чтобы найти среди своих свитков нужный, и поражала своими масштабами, казалось, привыкшего ко всему колдуна.       — Скорее, ваша светлость! Отправляйтесь в башню, пока я могу ее удержать! — Руки Альфреда крупно дрожали. Рожденная свитком мощь рвалась на волю, норовя ускользнуть, попутно разорвав чародея надвое. Отряды наемников приближались, и Маркус, понимая, что заклинателя атакуют первым, бросил полный безнадежности взгляд на Астариона, уже занимавшего оборонную позицию. Его не хотелось оставлять здесь один на один с раздразненным безвинной кровью войском, эта мысль пугала его, но ничего иного им не оставалось. Кто-то должен был прикрывать Альфреда, пока колдун насылает проклятие на вторгшихся в Сиену врагов, и кроме дорогого сердцу лучника, взвалить на себя эту самоубийственную миссию было некому.       — Любовь, я быстро. — Маркус сжал его плечо и, заглянув в его хищные глаза, крепче стиснул циркон в ладони. Астарион коротко кивнул и, заготовив стрелу, нацелился в конец улицы, расчерченной надвигающимися тенями.       — Пошевеливайся, золотце, на тебя вся надежда! — Вырвалось у него с напряжением, распаляемым приближающейся опасностью. Тетива сорвалась с пальцев. Стрела, в секунду преодолев расстояние от площади до переулка, вонзилась показавшемуся наемнику в плечо.       Битва началась, и Маркус, к удивлению, не стал противиться очевидно единственному плану, и поспешил к намеченной точке. Пространство позади Астариона заклубилось потусторонней силой, и колдун исчез. Зрачки сосредоточенного Альфреда расширились, когда он наконец увидел блеснувшее на мгновение цирконовое кольцо.

***

      Иссеченная трещинами башня держалась только усилиями Альфреда, и выпрыгнувший из портала Маркус в очередной раз удивился тому, какую мощь истинный умелец способен был заточить в простом магическом свитке. Еще один, с запечатанным в нем проклятием, шипел у него в руках, запуская проклятый яд под кожу, и расцветая дьявольскими рунами перед мутным взором, насыщал силой летящего вверх по полуразрушенным ступеням колдуна, понемногу замещая собой его расшатанное сознание. Голоса нижнего плана врезались в его разум, поглощая связанные мысли, оставляя ему только страх и клокочущую ненависть, и противиться этому было почти невозможно, но он все же держался. Годы, проведенные на цепи у покровительницы и умение вольно обращаться с потусторонней магией, стали для него хорошим подспорьем, без которого он тут же тронулся бы умом, и теперь Маркус точно знал, почему чародей так боялся прикоснуться к проклятому свитку.       Он выскочил на крышу у надломленного шпиля, и с трудом заставив себя устоять на ногах, ошалело оглядел поверженный город. Голоса разошлись сильнее, убеждая его проклясть все живое на мили вперед, но Маркус, рявкнув на назойливых собеседников на их же языке, сосредоточил внимание на огоньках смертных душ, которых сейчас отчетливо видел и, стараясь не смотреть на площадь, где от лезущих со всех щелей наемников отстреливался Астарион, начал насильно вплетать воззвания в созданное кем-то проклятие. Слова силы сливались с сочащейся ядом мощью, и отсекая всех, кто не явился сегодня в Сиену чтобы растерзать ее и сжечь, врезались в мечущиеся всполохи, оседая на телах врагов невидимыми рунами. Теперь он знал, насколько их много. Он чувствовал каждого воина, вторгшегося в город под вражескими флагами, и понимая, сколько их собралось вокруг его бесценного осколка, разжигал в себе пламя ненависти все сильнее, почти перестав контролировать уже собственные порывы превратить Сиену в огромную братскую могилу.       Душа увлеченного бойней Астариона, согревала его своим светом издалека, и он, чувствуя практически осязаемую на ощупь нить судьбы, протянутую меж ним и огрызавшимся стрелами эльфом, с трудом подавил в себе вцепившиеся в него с новой силой жажду крови и ослепляющее багровым туманом искушение безжалостной расправы, но гнев, подогреваемый дьявольскими изречениями проклятых, все равно рвался наружу. Маркус не мог допустить, чтобы толпа обезумившего рванья добралась до его сокровища и посмела хоть что-то ему сделать. Он собственной кожей ощущал его отчаянье, когда в колчане кончились магические стрелы, и ему пришлось отступить назад. Он понимал, что Астариона спасают только узкие улочки, через которые не могут пробиться обозленные его выходкой отряды, и что преимущество это тает с каждой секундой, которые он так бездумно тратит на ненужные размышления.       И это стало для него смертельной ловушкой.       Маркус отвлекся от воззваний, опутывающих врагов ослабляющим проклятием, и совершенно потеряв всякий страх и разумность, вплел в нечестивые знаки чужеродные и очень опасные руны из книги Тхая. Боль и ужас павших наемников устремились к обезумевшему колдуну, забывшему о том, что смертное тело имеет свой предел, и пройдя сквозь него, легли поверх оскверненного плетения. Воздух потяжелел и грузно надавил на плечи. Из сломанного носа снова потекли ручейки крови, но Маркус не обращал на это внимания. Его пульс замедлился, жилы натянулись и вспыхнули изнутри иссушающим наследием Диса, делавшим мощь, собиравшуюся в его руках разрушительной, но уничтожавшей и его самого.       Подобная сила, рожденная посреди плана смертных и исходящая от постегиваемого порабощенными голосами потомка, не могла остаться без внимания покровительницы. Эммир почувствовала ее, уловила разрастающуюся угрозу, подвешенную на цепях договора, и, неожиданно для Маркуса, вмешалась в его сумасшедшую затею. Ее холодные ладони легли на его плечи, и он очнулся. Ее спокойный взор из ниоткуда и ото всюду сразу, отрезвил его, и он смог увидеть больше.       В лежащий под его ногами город, не дожидаясь приглашения, ворвались еще две души.       Первая, облаченная в звериное обличье, снеся ряды врагов, влетела на площадь, чуть было не протаранив вовремя отскочившего Астариона, и упавшего на колени Альфреда, умудрявшегося держать и башню, и защитный купол над их головами. Силуэт огромного медвесыча оплыл, обретая привычную форму гордой эльфийки, бывшей Верховной арфисткой Врат Балдура. Два скимитара блеснули в отблесках закатного солнца, и теперь на стороне лишившихся надежды союзников, выступала готовая к бою Джахейра.       Вторая, упиваясь безумием и религиозным экстазом, огненным вихрем прошлась по маленьким улочкам, испепеляя все, что могло стать ей преградой. Она упивалась смертями и, распевая ритуальные гимны, славила пришедшую в этот мир душу, прося духов дать той имя, и кажется, ее совсем не волновало то, что в дали от родных рошеменских лесов, древние покровители не могли ее услышать. Она пригласила водную стихию присоединиться к побоищу, и вода ответила ей, накрыв отряды наемников у залива, не пощадив при этом не успевших разбежаться сиенских защитников. Она воззвала к силам природы, и тугие лозы, вырвавшись из-под земли, насадили вражеских воинов на заостренные шипы, а после, устремившись к ратуше и пропахав залитую кровью брусчатку, оплели висящую в магической дымке башню, позволив истратившему все силы чародею, безвольно упасть Астариону под ноги.       Розана Эскиль смеялась в голос и продолжала петь. Готовый отпустить насыщенное нечестивой силой проклятие Маркус не мог ее слышать, но ее смех все равно звучал у него в голове.       — Опасные у тебя игрушки, дитя. — Прозвучало над ухом. Тонкие пальцы ухватились за его запястья, предав ему решимости закончить начатое. — Отпускай. Теперь мне и самой интересно, что из этого выйдет.       И он отпустил. Незримая тень, испещренная нечестивыми воззваниями и тхайскими рунами, опустилась на Сиену, крепко вцепившись в расчерченные дьявольскими знаками тела захватчиков, заставив тех согнуться и выпустить весь воздух из легких. Проклятие, утянувшее следом поток жизненных сил колдуна, врезалось в чернеющую плоть его захваченных врасплох врагов и начало пожирать их заживо, едкой щелочью расползаясь по жилам. Они закричали и заметались, они захрипели, давясь сгустками черной крови, и падая на землю один за другим, сгорали заживо, заполняя воздух Цветочного графства смрадом подпаленного мяса.       Джахейра застыла, не успев произнести слова боевого заклинания и, опустив руки, отвернулась, не желая смотреть на то, как нечестивая сила поглощает пусть и вражеских, но все еще живых существ, воющих от боли и ужаса. Астарион, прикрывавший сидевшего в пыли Альфреда, уронил выставленный вперед кинжал, и глядя на то, что любой назвал бы ночным кошмаром, нервно рассмеялся. Чародей, уронив челюсть, глубоко дышал через рот, расширившимися от страха глазами взирая на истинный ад, разверзшийся в городе цветов и виноградников, и на корчащихся в агонии мучеников, превращавшихся в обугленную массу костей и плоти, понимая, что начертаний из его свитка на подобное бы не хватило. И только Розана Эскиль продолжала наслаждаться стенаниями и плачем осажденного города, идя по улице мимо распадающихся на куски наемников и напевая победную песнь, славящую храбрых героев и превозносящую милость ее прародительниц.       Вскоре к ее одиночному шествию присоединились отряды ополченцев, помогавших удержать портовый район, а следом за ними и выжившие защитники Сиены, не верящие тому, что им все-таки удалось отбить город. Последними в этой процессии оказались миринские гвардейцы, разбившие навилетскую конницу и тут же поспешившие назад за разрушенные стены, следуя за раненным в бою командором Корахе, получившим тяжелый удар копьем в плечо.       Маркус, свернувшись в клубок на оплетенной толстыми лозами крыше, выдавил еле заметную улыбку, услышав, как хрипы умирающих меняются на победные кличи и полные облегчения и радости рыдания, высыпавших на освобожденные улицы существ. Силы покинули его, и он, почти не чувствуя своего тела, медленно сомкнул свинцовые веки, проваливаясь куда-то в темноту, но совершенно не страшась неизвестности.       Тонкие пальцы Эммир нежно гладили его по щеке, успокаивая и обещая, что он обязательно очнется и его конец еще не настал. Бесценный осколок его души, стараясь удержать щемящее от тревоги сердце в груди, бежал к нему по просевшим ступеням.

***

      Маркус проснулся от схожих ощущений заботливого прикосновения к руке, и уловив легкое покалывание от мазнувших по коже ноготков, блаженно улыбнулся, узнав в этом жесте Астариона. Гул под черепной коробкой сходил на нет, и он понемногу приходил в чувства, начиная воспринимать окружение на слух. Что-то холодное весело над его головой, обдавая лицо свежестью и возвращая ему силы, и он, в первый раз за последние часы вольно втянув воздух носом, открыл осоловелые глаза.       Первым он увидел взволнованного эльфа, мягко поглаживавшего его по запястью. Следом — дыру в потолке незнакомого дома, ставшего ему лазаретом. После — растрепанную Джахейру, занятую исцелением его ноющего тела, и наконец — Розану Эскиль, подпиравшую дверной косяк и взиравшую на него с неприкрытой усмешкой.       — Говорила ж тебе, красавчик! — Выдала она, хохотнув и, повернув украшенное высохшими кровавыми полосами лицо к Астариону, перекинула через плечо запорошенную пеплом косу. — Выживет гад этот! Живучий он.       Астарион приподнял бровь, но ничего не ответил. Его пальцы сжались на коже хмурящегося тифлинга, не понимавшего, проснулся он, или все еще лежит на крыше ратуши без сознания, видя абсурдный по своему содержанию сон. Джахейра, колдовавшая над его носом, фыркнула и, наложив на него чары восстановления, опустила натуженные плечи. В ее стальном взгляде искрился гнев, и Маркус, проморгавшись, невольно сглотнул густую слюну с крепким привкусом железа.       — Очухался? — С затаенной угрозой спросила Верховная арфистка. — Ну вот, совсем как новый! Будто вчера из матушки выбрался.       — Джахейра?.. — обронил он, облизав сухие губы. — Откуда ты… как ты… нашла нас?..       — Как? — Брови арфистки поползли к переносице. Астарион, злобно зыркнув на нее, подставил Маркусу локоть, помогая приподняться на набитой соломой подстилке. Рози прыснула от смеха. — По огромному столпу дыма, Вороненок! — Изрекла она с раздражением. — По следам драных наемников, выпадающих целым войском из портала! По пепелищу на горизонте и взорванным, мать их, стенам!       — Джахейра! — Прервал ее Астарион, и это вышло настолько звонко, что Маркус сморщился от резанувшего по ушам звука. — Дорогуша! Ты же видишь в каком он состоянии! Может оставим нравоучения на потом? Как считаешь?       — Ох, защитничек! — Джахейра убила его взглядом, но тон все же сбавила. Розана, наслаждавшаяся экзекуцией бывшего любовника, разочарованно опустила уголки губ. — Ладно, Боги с вами. — Джахейра махнула рукой и, цыкнув, поднялась с подстилки. — Давай оживай, Вороненок. И лучше бы пошустрее! Из-под завалов достали ту арфистку, что разнесла ратушу, и ты должен поговорить с ней, пока она жива. Я ни черта не понимаю, она болтает на миринском. Поняла только то, что ее и ее подельников на границе знали в лицо, поэтому так легко пропустили. Набирайся силенок и помоги разобрать весь этот бардак. Только на улицу не суйся. Там народ хоронит павших и заодно празднует победу. Зацелуют тебя до смерти еще, герой ты недоделанный. — Джахейра отвернулась, кольнув ядом напоследок. Маркус хмыкнул.       — Уже празднуют? — Непонятливо нахмурился он. — Как-то они… быстро.       Астарион, коснувшись его плеча, тихо вздохнул.       — Ты два дня не приходил в себя, золотко. — Сказал он поникшим тоном. — Джахейра разрывалась между тобой и той идиоткой-подрывницей. Альфред испарился, и я не смог сломать ему парочку ребер, выспрашивая что за блядский свиток он тебе всучил! Но ты жив, и это чудо… ты ведь… ты знаешь? После всей этой мясорубки кучки пепла посчитали, и вышло так, что ты одним ударом прихлопнул три сотни, или около того. Я не понимаю, как ты пережил это… — его голос совсем просел, а пальцы сжались на плече мертвой хваткой. Розана отвела взгляд. Джахейра покачала головой. — Ну разве не чудо, а?       — Нет. — Ответил Маркус на выдохе. — Не чудо. Эммир. Если бы не она, я рассыпался бы в прах следом за навилетскими шавками. И это не вина Альфреда. Это я все. — Астарион дернул его на себя, и издав что-то между стоном и горьким всхлипом, упал лицом ему в шею. Маркус виновато опустил голову и, обняв его за плечи, крепко зажмурился. — Прости. — Уронил он привычно, понимая, что в очередной раз нарушил обещание. Эльф не ответил. Маркус совсем поник, вспомнив, что они вообще потеряли в Сиене, и осознав, что заигрывавшая с ними удача снова от них отвернулась, уронил тяжелый вздох.       Он провалялся без сознания два дня, а значит…       Цель, отделяющая его от вольной жизни, в которой родному существу не придется сутками сидеть у его ложа и просить Богов и дьяволов не отнимать у него любимого, ускользала из рук и, покачивая лиловым хвостом, уходила все дальше в земли лишенной покоя Мирны, легко пересекая поля и сухие пастбища, пахнущие терпкой солью и сухоцветами.