Великий Древний

      Солоноватый привкус крови на губах и легкое покалывание по краю потемневшей ранки возвращали ощущение реальности, и Маркус, тормоша языком этот «поцелуй на удачу», грозно смотрел перед собой, и гневаясь на собственную уязвимость, тяжело выдыхал через нос. Взгляд пронзительных рубиновых глаз цеплялся за его застывшую на сопках фигуру, сверлил его спину, и с напряжением готовой к бою тетивы, вонзался прямо в его сознание, шантажом и мольбами упрашивая его не делать необдуманных поступков. Вот только свой невзвешенный на чашах разумности шаг он уже сделал, и виной тому как раз и был обладатель тех прекрасных хищных глаз, что сейчас смотрели прямо в его проклятую душу, с надеждой, болью и ненавистью ко всему миру. Теперь отступать уже было поздно, и Маркус Хэллсторм, понимая, что он или победит во славу волнующего его сердце взгляда, или рухнет в разрытую порабощенным кадавром могилу, поверженный во имя сияющих кровавыми радужками сфер, шептал под нос воззвания к зашевелившим облезлыми конечностями мертвецам, и мысленно корил себя за свою глупую слабость.       Колдун, способный поднять из-под земли армию живых трупов, был бессилен перед страхом, на секунду мелькнувшим в глазах его бесценной святыни. Его броня разбивалась в дребезги, стоило ему вспомнить колкие слова, летящие в него в порыве гнева, и исходящие из далеких глубин самой родной во всем свете души. Багровые царапины, лежащие поперек его белого запястья, раз за разом возвращали его к моменту, когда кровожадный зверь так неумолимо рвался наружу, что посмел впиться голодным взором в бледный, отшатнувшийся от ужаса силуэт, и теперь, чтобы загладить свою вину, он был готов пойти на союз не только с древним вампиром, но и со всеми дьяволами кругов Баатора, забыв о любой осторожности и наставлениях покровительницы.       Астарион его порыва не понял, но отнесся ко всему со смирением, и это смирение, и тот вздох, что эльф обронил, когда Маркус согласился на предложение Штефана, разбивали сердце сильнее, чем неистовый ураган, обычно обрушавшийся на него в подобных обстоятельствах. Раньше Астарион на него кричал, обвинял его в том, что он такой же, как и его павший владыка, что они вообще все такие, забывшиеся и тонущие в своей власти, умеющие только отыгрываться на безвольных рабах, чтобы потешить чувство своего превосходства, и показать другой, такой же зарвавшейся твари свою силу, раскатав по стенам слуг, непричастных к конфликту высокородных ублюдков. Но в этот раз, он хоть и вмешался, и сбил с готового к безжалостной расправе колдуна всю спесь, но так и не упрекнул его в том, что так сильно в нем ненавидел. Он смирился. Свыкся с идеей жить с подобием рассыпавшегося прахом мучителя, и только укоризненно покачав головой, позволил ему сделать очередную глупость. Попытаться все исправить, и взвалить на себя непосильную ношу вытащить их отсюда, попутно прикрыв спины безвинным отродьям, узревшим неожиданное перерождение безжалостного дьявола в его ручную зверушку. И это уязвляло и било по самолюбию, но Маркус был готов пойти на небольшую жертву, чтобы расплатиться за нисхождение к своей безрассудной персоне с замашками похуже, чем у вампирского патриарха. Вот только чертовы вороны никак не затыкались, и заглушая слова нечестивых заклинаний, кружили над усеянным разрытыми могилами холмом, будто о чем-то предупреждая своего давнего знакомого.       Маркус отмахивался от них, силясь не обращать внимания на оглушающий гвалт и шум от взмахов вороных крыльев, но все никак не мог заткнуть вонзающуюся в уставший разум интуицию. План ему не нравился, но ничего иного все равно не оставалось, и он упорно вел шатающихся мертвецов к позициям светоносного войска, стягивая всю нечисть ближе к склону, вдоль которого шла дорога к реке. Штефан, как и обещал, привел на подмогу волчьи стаи и голосящих на всю округу летучих мышей, бьющихся друг о друга в полете в свете взошедшего над сопками солнца, и укрывавших тенью бредущих по сухой земле кадавров, с горящими зеленым мерцанием Тхая глазами. Целью этого безумного марша порабощенных нечестивой магией существ, было спровоцировать паладинов забраться на холм, где засел самоуверенный колдун, решивший бросить рыцарям вызов, а после позволить дештийскому патриарху расправиться с ними затаенной среди иссохших сопок силой. Чем именно являлась эта сила, которой Штефан так упорно стращал своих новых союзников, Маркус так и не понял. На потрескавшейся земле, утыканной каменными надгробиями, не ощущалось никаких магических линий. Среди осевших могил и холмиков с провалами старых угольных шахт, не светились древние руны. Создавалось стойкое впечатление, что Штефан просто решил бросить их здесь на растерзание паладинскому ордену и спрятаться где-то, пока самонадеянные глупцы отвлекают служителей Латандера, но у Маркуса была своя идея на этот счет. Как только светоносные рыцари отойдут от дороги, они с Астарионом уйдут в портал цирконового мира, а после вынырнут из него в тылу увлеченных боем с нечестью рыцарей, и пересекут Брудву, позволив князю Дештийскому разбираться со всем самостоятельно, ответив ему милостью на милость.       Возможность дерзкого побега перед носом у тяжелой конницы немного воодушевляла, но у Маркуса все равно тряслись руки. Тифлинг шикнул сам на себя, и взмахнув ладонью с намертво впившейся в нее полосой почерневшего масла, подал знак к началу битвы. За его спиной осыпался мелкий рыжеватый гравий. Самый искусный лучник Побережья Мечей, крепче натянув тетиву, приготовился к неизбежной бойне.

***

      Ладонь соскользнула с дощатой перегородки, проехавшись по чему-то влажному, и Маркус с трудом устоял на ногах, чуть было не рухнув на россыпь хрусткого угля вместе с вцепившимся в его губы эльфом. В глухой темноте просевшей штольни, упиравшейся в вертикальную шахту с выходом наружу, поблескивающие глаза высшего хищника светились задорными огоньками, завораживающе отвлекавшими от тяжелых мыслей, и пойманный в его объятья тифлинг на секунду разрешил себе ни о чем не думать. Астарион, молча шагавший за ним по бесконечному подземному коридору, тянущемуся от рощицы перед княжеским имением до могильного холма, напал на него неожиданно, впечатав спиной в сбитую из сухих досок стену, но вместо того, чтобы вскрыть ему глотку за безрассудство, крепко поцеловал его, прикусив нижнюю губу, и тут же жадно слизал скатившуюся по его подбородку багровую каплю. Маркус, возмущенно фыркнув, ухватился за его плечи, и найдя опору, с трудом оторвал себя от трухлявых досок, пропитавшихся пахнущей прогорклым маслом скользкой жижей. Утерев прокусанную губу рукой, и заметив, что вляпался во что-то мазутное, пока пытался ухватиться за перегородку в попытке не распластаться на угольной дорожке, он злобно зыркнул на эльфа, но Астарион в ответ только хохотнул.       — Поцелуй на удачу. — Развел руками он. — Она тебе пригодится милый.       — Пригодится. — Прошипел тифлинг, и виновато вздохнув, отвел глаза от поправлявшего крепление лука Астариона. — Злишься на меня? — Спросил он, и гулкое эхо, прокатившееся по пустому коридору, вернувшись, резануло по ушам.       — На что именно, душа моя? — Хмыкнул эльф, и притязательно оглядев очередную попавшуюся на пути нишу, наглухо забитую почерневшими досками, наигранно беззаботно улыбнулся. — На то, что согласился помогать Штефану? На это пусть Эммир гневается. Это она была против этого союза, хотя ни то, чтобы против, просто предупреждала, что лучше бы в дела местного патриарха и его детишек не лезть. Мне же, колоссально наплевать, как именно ты будешь нас отсюда выводить. Ты у нас гений мысли и тактики. И если ты и в самом деле не нашел иного пути, и наш вояж к погосту с последующим вытанцовыванием перед полчищем паладинов не продиктован идеей поиграть в героя и всех спасти, мне остается только согласиться. А вот злиться здесь совершенно не на что.       — Я не об этом. — Поджал губы Маркус, подцепив носом сапога антрацитовый камушек, которыми, как гравием, была устелена дорожка к шахте. — Меня сорвало. Это не потому, что я считаю, что жизнь отродий ничего не стоит, или что-то вроде того. Я даже не знаю, что вообще мной управляло в этот момент. Мне просто хотелось…       — Наказать этого выродка, казнив его любимых питомцев, я уже понял. — Колко ответил Астарион, но быстро сменил гнев на милость. — Я бы может и прочел тебе долгую и нудную лекцию об возможной ценности, пусть и рабской, но жизни, но сейчас не время. Да и вообще. Ты меня послушал, а это уже что-то да значит. Я это оценил. — Добавил он с нажимом, и повернувшись к нему спиной, кивнул в сторону шахты, подсвечиваемой слабыми проблесками с поверхности. — Идем. Мне это место до чертиков надоело! Задай этим святошам жару, и будем считать, что я списал тебе все твои сегодняшние грешки.       Маркус горько усмехнулся, но парировать не стал. Действие эликсира, позволявшего ему держаться на ногах и взывать к потусторонней силе, начало понемногу таять.

***

      Короткий сон, в который, как в вязкую трясину, свалился тифлинг, рассеивался медленно и ни в какую не хотел отпускать его обмякшее тело. Эликсир из тернокорня, отключавший сознание, и позволявший за полчаса восстановить растраченную за долгие сутки энергию, вдавливал его в накрытую плащом солому, и сейчас, эта непритязательная постель казалась Маркусу королевскими перинами.       Он заерзал и с трудом разлепил глаза, с неимоверным усилием заставив себя заново их не сомкнуть. Нависший над головой дырявый потолок с остатками лепнины и забитые наглухо ставни, сквозь которые пробивался единственный лучик света, еле озарявший пыльную, заваленную кусками мебели комнату, напомнили ему, где он находится и зачем ему понадобилось так быстро и так варварски восстанавливаться. Его ждала битва, а перед ней некромантский ритуал, призванный поднять относительно свежие тела из могил и кинуть их на ряды паладинов, а значит пора было прекращать нежиться на разогретом теплом его тела бархате и вставать.       Маркус тряхнул головой и приподнялся на локтях. За дубовой дверью, отсекающей его вынужденные покои от общего коридора, кто-то переговаривался, и тифлинг, проглотив вязкую слюну с привкусом горьковатой корневой вытяжки, прислушался к доносившемуся снаружи разговору. Там был Астарион, вызвавшийся сторожить его короткий сон, и определенно та девчонка, что вела их к имению через подземные тоннели — ясноокая вампирша Алесса. Содержание их беседы касалось самого Маркуса, и он даже удивился, как отчаянно Астарион его защищал, не позволяя девице в хоть чем-то его обвинить. И от этого становилось только гаже.       — … вообще, он хороший. — Заключил эльф, не взирая на аргументы вдруг разговорившейся Алессы. — Ну срывается иногда. Сама же видела, что за ночка у нас выдалась! Да еще хозяин твой решил на меня кинуться. Тут и у святого селестиала нервы сдали бы.       — Он убил бы нас, если бы ты не вмешался. — Настырно напомнила вампирша. — Отец учил… что мы особенные. И что мы должны держаться вместе. Этот дьявол погубит тебя…       — Нет, нет, нет, сестренка! — Уперся Астарион. — Мило, что твой папаша учил тебя спасать каждое встречное отродье, но я совершенно не нуждаюсь в спасении! Маркус, да он… — громко усмехнулся эльф, — да он в жизни меня не тронет! Я, случается, довожу его до пара из ушей, клянусь Богами, вот-вот, и этот вулкан взорвется! По нашему дому летают ножи и проклятия, стены трещат, а он прямо стоит и дымится от гнева, но никогда и ни при каких обстоятельствах это не заканчивается для меня ничем серьезным. Ну, разве что немного, и в горизонтальном положении… но это все шалости двух влюбленных существ, не более! Так что, свое меценатство и добрые намеренья оставь для кого-нибудь другого, дорогуша.       — Ты мог бы остаться с нами. — Прошелестела губами Алесса, и теперь усмехнулся уже Маркус. — За ним смерть идет, как за его предком. Но… выбор за тобой, и все же… когда он пойдет туда, ты можешь остаться здесь. Ты ходишь под солнцем, но… к чему тебе идти за колдуном? Может… может он и без тебя…       — Все еще безмерно ценю твою заботу. — Съязвил Астарион. — Сочту это за благодарность в обмен на спасение от страшного дьявола и его смертоносных фокусов. Но Маркус, он же как дите малое. За ним глаз да глаз нужен. Ну как я его одного отправлю? Конечно, я потащусь за ним на этот треклятый погост и буду наблюдать как он вырывает из земли ходячую мертвечину. Судьба у меня такая, сестренка. Таскаться за ним и следить, чтобы этот большой мальчик раньше времени не убился. Он мне еще живым нужен, нас алтарь ждет.       — Что же… — разочарованно вздохнула девица. — Если ты избирал путь смерти…       Пыльные доски скрипнули под весом тела и Маркус, покачиваясь, поднялся на ноги. Голоса за дверью тут же стихли, и вскоре послышались крадущиеся шажочки, удалявшейся от покоев пробудившегося дьявола вампирши. Маркус зажмурился и глубоко вдохнул. Разговоры о смерти накануне их безумной вылазки действовали ему на нервы, но старался не думать о худшем. Свернуть с дороги все равно уже не получится. Время на попытку обойтись без помощи Штефана было безоговорочно упущено.

***

      — Признаться… не ожидал, что ты, после некоторого столкновения, так легко согласишься. — Прошипел Штефан, прижимая ладонь к медленно заживающему колену. Алесса, кружившая около его кресла с отвалившейся спинкой, подала ему кубок с неизвестной темной жидкостью, но патриарх отмахнулся от ее несвоевременной заботы. — Впрочем, могу понять. Я забочусь о благополучии моих отродий, ты же, озабочен сохранностью своего. — Он глянул на подпиравшего стену Астариона, и хищно сощурился. — И это верное решение, дитя Матиаса. И я согласен на наше временное перемирие.       — Быть того не может. — Не удержался от колкости Маркус. — Стоило сломать тебе ногу, и ты уже радуешь нас своей непостижимой милостью. Условий не ставишь. Не играешь в дипломата. А говорят, что насилие — это не выход.       — Острый ты на язык, маркиз Ланческий! — Сверкнул глазами Штефан. — Да у твоего отродья язык острее! Клянусь кровью, после твоих угроз, я предпочел бы распасться в пепел, но не идти с тобой на мировую, но власть, которой обладает это дитя ночи, то превосходство над тобой, что вынуждает тебя бежать за ним, поджав хвост, весьма и весьма обнадеживает. Твое преклонение перед сродным моим детям хищником, отрадно. И я готов простить тебе твою непозволительную выходку!       — А я не готов. — Маркус гневно дернул хвостом, и заглянул патриарху в глаза. — При иных обстоятельствах я сжег бы тебя заживо. С детишками твоими перегнул, твоя правда. Но тебе, все же, следует помнить, что, если ты еще раз хотя бы помыслишь о том, чтобы дотронуться до Астариона, я превращу в прах вас всех. И тогда меня уже ни что не остановит. Клянусь милостью покровительницы…       — Что же, господа! — Вмешался в разговор Астарион, и подойдя к тифлингу, положил руку ему на плечо. Мерцание кольца на его пальце резануло Штефана по глазам, и тот отвернулся. Маркус, ощутив крепкую хватку эльфа, знаменующую о том, что пора бы остудить пыл, сложил руки на груди и злобно уставился на патриарха. Астарион продолжил: — раз вы завершили обмен любезностями, перейдем к делу. Что, собственно, требуется от нас?       — Ты должен поднять мертвецов на старом погосте. — Игнорируя присутствие наглого отродья заявил Штефан. — Ты некромант, я чувствую это. До холма доберешься по штольням. Дальше шахта вверх, лестницы, уж прости мою оплошность, для тебя не найдется, но ты колдун. Как-нибудь справишься. Собери мертвое войско и спусти его к дороге. Мои верные стаи привлекут святое сборище ближе, мои крылатые вестники спрячут тебя в тени, и вынудят прихвостней Латандера забраться повыше. Туда, где таится моя сила. И тогда, мои павшие дети будут отомщены. А ты будешь волен уйти. Твой путь на Сиену будет свободен.       — Позволь мне дерзость уточнить. — Взмахнул рукой тифлинг. — В чем же заключается твоя сила? Как ты, сидя тут, за дырявыми стенами, намереваешься упокоить полсотни конных? Одних волков и летучих крыс будет маловато. Не выйдет ли, случаем, так, что ты стравишь нас с паладинами, и будешь просто наслаждаться битвой издалека?       — Ты недооцениваешь крыс. — Улыбнулся Штефан с угрозой. — Бросить тебя один на один с навилийцами немыслимое искушение, но, в случае твоего поражения, они неминуемо придут сюда. Я не стану рисковать, но и выдавать своих тайн тоже не намереваюсь. У меня есть то, что избавит этот край от потерявших всякий страх смертных, и я пущу это оружие в дело. Если сомневаешься, все еще можешь отказаться. Тогда погибнем мы все. Ты со своей беготней за отродьем и вдруг проснувшейся жалостью к моим детям уже упустил момент сбежать незамеченным. Теперь только битва, или неизбежная погибель. Решай, дитя Матиаса.       Маркус опустил голову и крепко сомкнул веки. Свой шанс на безопасный отход он отверг, когда помиловал отродий Штефана, хотя это и могло сработать ему на руку. Нужно было перебить их всех и поджечь имение. Оттянуть внимание умастившихся у берега Брудвы паладинов и бежать. Но теперь уже поздно. Страх в любимых глазах полностью его обезоружил, и теперь он вынужден был заключить этот союз.       — Я. Согласен. — Выплюнул он сквозь зубы, и не желая смотреть на довольное лицо дештийского патриарха, отвел взгляд в сторону, тут же зацепившись им за единственную яркую деталь, выбивающуюся из серой атмосферы затхлого, пыльного логова.       Оранжевые лепестки, подобно маленьким огонькам, касались холодных пальчиков Алессы, и вампирша, сжимая увядающий букетик огнецветов в руках, походила на статую древнего духа, которому огнепоклонники приносили дары в день летнего солнцестояния. Тифлинг вскинул бровь, но промолчал. Миловидное отродье, потрошащее яркие соцветия острыми коготками, смотрело только на Астариона.

***

      Орден паладинов схлестнулся с визжащими хищниками у подножия холма, и вскоре в воздухе растеклась сверкающая дымка лучистых заклинаний. Мертвецы, ведомые волей колдуна, напоролись на светоносных рыцарей вторым рядом, перебравшись через павший авангард скулящих в лужах крови волков, но и их строй быстро таял, не в силах противостоять тяжелой коннице. Ржание лошадей и короткие приказы командиров смешались с пронзительным писком кружащих над сопками рукокрылых тварей, перекрывших Маркусу обзор, но вдруг застывший посреди растерзанного погоста тифлинг, потерял интерес к разыгравшейся битве. Он, зависнув, глядел под ноги, где из трещин в иссушенной ветрами земле, выглядывали оранжевые лепестки огнецветов, и нервно вдыхая, пытался собрать воедино все произошедшие за последние часы события, чувствуя, что упускает что-то критически важное.       Штефан не мог дотянуться до сухого холма из своего укрытия, но и позволить паладинам Латандера уйти живыми тоже не входило в его планы. Он собирался прикончить их разом, воспользовавшись таящейся на погосте силой, но как бы Маркус не старался разглядеть то, что могло бы уничтожить полсотни паладинов одним ударом, у него ничего не выходило. Он что-то не учел, и это что-то разгоралось под его ногами, готовясь поглотить его вместе с вражеским войском и настороженно озиравшимся за его спиной Астарионом. Что-то, от чего своего сородича-спасителя пыталась уберечь Алесса. Что-то, для воспламенения чего было достаточно и одной крысы, с примотанной к тельцу тлеющей лучиной.       — Уголь. — Сглотнул Маркус, и повернув руку ладонью вверх, обреченно оглядел чернеющую масляную полосу. Штефан давно готовился к этому, и ему наконец выпал шанс разобраться со всеми бедами, заодно отправив к предкам отродье Матиаса. Не даром он велел искать его в истекающей кровью Яромице, подвергая опасности жизнь своей дорогой дочери. Он знал, что игра определенно стоит свеч. — Уголь, масло, шахты…       — Маркус! — Громко окликнул его Астарион, и покинув позицию, устремился в его сторону. Тифлинг обернулся, и приметив холмик над шахтой, ведущей к сплетению тоннелей под всем дештийским плато, рассеянно развел руками. — Маркус, надо уходить! — Эльф налетел на него, вырвав из оцепенения, и вцепившись ему в предплечья, как следует его встряхнул. — Под землей что-то движется! Я слышу гул, и он нарастает!       — Огонь. — Нервно хохотнул тот. — Этот гад нас уделал!       Маркус одернул полу плаща, и вытянув болтавшийся на шее шнурок с цирконовым кольцом, вгляделся в мелькающие у подножия силуэты. Рыцари, вступившие в бой с нечестью, отошли от дороги, но все еще были слишком близко к проходу на каменистый берег, а значит долго отсиживаться в ручном мирке не выйдет. Им нужно было срочно уходить, лезть в портал и тут же бежать со всех ног к Брудве, пока паладины не повернули обратно, и не ударили беглецам в спины. Конечно, покидать надежное убежище было крайне опасной затеей, учитывая сколько сдобренного маслом угля лежало в штольнях, но выбирать не приходилось.       — Уходим, ну! — Астарион вздрогнул. Низкий гул, который его чуткие уши уловили еще до того, как Маркус сообразил что происходит, превратился в оглушающее шипение пожираемых огнем балок, но до того, как столп пламени вырвался из-под земли, поглотив их обоих вместе с изрезанным сетью подземных коридоров холмом, потусторонняя магия, насытившая мигнувший в потемневшем воздухе циркон, затянула их в крохотный мирок посреди пустоты, укрытый мерцающими кровавыми туманностями.       — Давай вперед, пока они не очухались! — Тифлинг схватил его за руку, и не дав опомниться, затащил в возникший перед носом портал. Астарион, не успев сориентироваться, по инерции шагнул следом, и ощутив, как раскаленный воздух бьет в лицо, зажмурился, потерявшись в пространстве.       Сопок больше не было. Подножие холма, еще недавно бывшее местом битвы, представляло собой поля Преисподней, с рвущимися из-под земли языками огня. Мили обрушившихся шахт, пламенеющей паутиной опутав плато, оранжевыми линиями расползались во все стороны, поглощая все живое на своем пути. За ущельем, в Яромице, звенел колокол. Крики застигнутых врасплох людей разносились в дрожащем воздухе, и обрываясь, тонули в низком гуле бушующего пожара. Засыпанная пеплом Брудва, смиренно несла краснеющие воды мимо оставленного навилийцами лагеря. Перепуганные лошади, брошенные своими хозяевами, рвались с привязи, но вернуться за обреченными скакунами решился лишь один. Он и заметил двух незнакомцев, ошалело глядящих на стену пламени, и будто забывших, что намеревались сбежать. Один из них обернулся, и паладин перестал дышать.       Чертов рогатый мирин. Он уже встречался с ним однажды, и тогда все обошлось короткой стычкой под Новым Навилетом, где они и разошлись. Потом его видели в Тихом Доле, где пропал он и его шайка, отдав в руки смерти двух паладинов Зари. А после этот дьявольский выродок со своими дружками в одну ночь вырезал орден мертвых жрецов, и окончательно испарился, будто его и не было. Вот только такие твари не исчезают бесследно.       Паладин оставил коновязь, и выпрямился, готовясь к бою. Если кто и спалил Дешти, то только он и его извечный спутник, загнанно глядящий на приближающийся огонь. Казалось, бойня была неизбежна, но парочка вражеских существ так и не схватилась за оружие. Рогатый тихо окликнул эльфа с луком, и указав готовому к смерти воителю Латандера на беснующихся лошадей, прошел мимо, увлекая за собой своего скалящегося напарника. Паладин передернул плечами, и заготовив заклинание, уже вознамерился ударить удаляющихся врагов в спины, но ощутив, как разгорается клеймо отступника, обессиленно опустил ладонь.       — Я велела тебе не связывать со Штефаном, но ты опять меня ослушался. — Звенело у рогатого в голове. — Без твоей поддержки, он не решился бы жечь Дешти, но как удачно ты решил пойти на союз с детьми ночи. Конница маневренна, если ее не зажать под холмом и не застать врасплох. И, если бы этот глупец спалил собственные земли, не избавившись от навилийцев, ясноликие всадники непременно бы его нашли. Но теперь искать уже некому. Гляди, дитя, заберись повыше, и погляди, как пылает Яромица. Однако, твой путь к Сиене свободен, и как знать, может ты обернешь это трагическое событие в свою пользу.       — Нас обманули, Владычица Эммир. — Ответил он, сжав ладонь эльфа, и перешагнув через размытый бурлящей водой камень. — Я наделал ошибок. Но гибель Дешти не моя вина. Я и сам должен был сгореть на этом холме.       — Должен был. — Согласилась покровительница. — Все обошлось бы малой кровью, если бы ты слушал меня. Не торчал бы в таверне, пока навилийцы наступают на пятки, а бежал бы со всех ног к границе. Не приближался бы к Штефану и его детям, а ушел бы к Сиене еще до того, как рыцари займут берег. Но теперь уже поздно. Теперь прими это как урок. И больше не ошибайся.       Он понуро кивнул, и ступил на другой берег. Эльф, взяв его под локоть, ткнулся горящим лицом в его опустившееся плечо, и медленно выдохнул сквозь зубы. За спиной заржали освобожденные единственным выжившим паладином лошади. Алое зарево, окрасившее обветренные горы и узкий каньон, рассеченный единственной тропой на юг, осветило им путь на Сиену.