Великий Древний

      Звездный металл переливался серебристыми прожилками на гранях, бывшими и декоративным элементом, и своеобразными ребрами жесткости, делавшими украшение невероятно прочным. От него исходило тепло, и оно будто бы вбирало в себя солнечный свет, отражая его так, как и полагается остывшей звезде — мерцая, и словно указывая путь, свернуть с которого себе дороже. Маркус, огладив отполированную до блеска поверхность бесценного кольца, нервно улыбнулся. Спустя семь месяцев оно наконец было готово, и теперь следовало, пожалуй, самое непростое — сделать Астариону предложение. И к этому событию он готовился серьезнее, чем к походу за драгоценностями в драконье логово, понимая, что в случае успеха, заполучит самое главное сокровище в своей жизни. А вот в случае промаха… даже думать не хотелось.       В поместье с самого утра шла подготовка к грядущему вечеру, и Маркус в тайне радовался, что занятый своими делами эльф, не казал носа на улицу. В начале лета, в саду, среди пахнущих налившимися плодами деревьев, дышалось по-особенному легко, и лучшего места для столь важных признаний просто не существовало. После заката отсюда хорошо просматривались звезды, не скрываемые отблесками уличных фонарей, а на ветках пели ночные птицы, разбавляя своими трелями стрекот пробудившихся сверчков. В этой части сада, было немного мрачновато, но это решалось десятком зажженных свечей, вынесенных прислужницами к скамье и маленькому садовому столику, за час до захода солнца, и расставленных под пахучими вишнями на манер алтаря. В железном ведерке остывала последняя бутылка белого сиенского, плавая в ледяной крошке, и сверкая запотевшим стеклом в последних лучах, уходящего за горизонт солнца. Натертые до хруста бокалы, провожая дневное светило блеском покрытых серебряным узором ножек, дожидались своего часа рядом с блюдом, устланным мелко нарезанными фруктами, и наконец, все выглядело именно так, как тифлинг и хотел.       Маркус, взглянув на все это великолепие, надрывно вздохнул, и спрятав кольцо в кармане свободных атласных штанов, медленно поплелся за ничего не подозревающим Астарионом. Эльф все еще на него злился, высказывал ему за испорченный чернилами халат, и то и дело подначивал его разговорами о том невероятном чуде, сотворенным Дамоном, которое тифлинг обещал ему показать. Показать он был готов, но к своему стыду, боялся этого момента до дрожи. Он, конечно, был практически уверен, что Астарион ему не откажет, но эта небольшая вероятность, возможная погрешность в его холодном расчете, делала больно заранее, и Маркус, которому было не свойственно себя накручивать, чуть ли не задыхался от накатывающей паники.       Путь до поместья, а после по его коридорам до оранжереи, где после полудня обитал его солнцелюбивый вампир, казался ему длинной в вечность, и он, еле передвигая свинцовые ноги, раз за разом повторял про себя заранее заготовленную речь. Астарион, ничего не знал, даже представить себе не мог, что приготовил для него трясущийся невесть от чего тифлинг, и потому встретил его пронзительным, и совершенно издевательским взглядом. У Маркуса совсем перехватило дыхание, при виде развалившегося на банкетке эльфа, потягивающего остывшую кровь из позолоченного кубка, и листающего глупый бульварный роман, который они прикупили для надолго застрявшей в Подземье Шэдоухарт. Он показался замершему под его колким взором нечестивцу невероятно красивым, бывшим сегодня еще прекраснее, чем обычно, и он окончательно растерялся, не зная куда девать руки, и с чего, черт возьми, начать. Астарион, заметив на лице любимого отродья бурю совершенно нетипичных эмоций, удивленно изогнул бровь, и поправив воротник своей бархатной рубашки, отложил книжонку в сторону. Сев на банкетке, и оглядев напуганного, хлопающего длинными ресницами тифлинга с ног до головы, он пригладил ладонями сбившуюся сливочную ткань, и взмахнув рукой, участливо спросил:       — С тобой все в порядке, душа моя? Выглядишь так, будто к нам Эммир пожаловала. А я как-то и не подготовился. Вечно она меня то в неглиже видит. Уже и не ловко как-то.       — Боги, нет. — Замотал головой Маркус, и проглотив комок, произнес отвратительно дрожащим голосом: — просто… идем со мной, хорошо? Я там приготовил для тебя кое-что. Тебе понравится.       — О, ты все-таки извиниться как полагается решил? — Хмыкнул эльф обиженно, и попытавшись подцепить ногой лежащую у банкетки домашнюю туфлю, все же улыбнулся. — Надеюсь, ты хороший кусок шелка припас. Такого, знаешь, чудного кофейного цвета. Потому что такого шелка в городе нет, но есть, представь себе, где-то на юге. И я совершенно ни на что не намекаю, но ты вполне мог бы отправить весточку нашей сладкоголосой птичке. Несс наверняка научился разбираться в хороших тканях, обитая при дворе братца-Финана, а?       — Возможно. — Выдохнул тифлинг, глядя как он, не торопясь, обувается. — Нет у меня шелка, любовь. — Астарион метнул в него колючий взгляд. Маркус занервничал сильнее. — Будет. Какой захочешь будет. Но пока у меня для тебя только звезды.       — Ну звезды, так звезды. — Пожал плечами оттаявший эльф. — Пока ты не роняешь их на города, в которых чудесные кофейные шелка делают, меня все абсолютно устраивает. Хотя, с тебя станется! — Прошипел он, но тут же сменил гнев на милость. — Веди уже к своим звездам, истребитель изящных вещей.       Маркус натянуто улыбнулся.

***

      — Мило. — Только и смог сказать Астарион, увидев место их вечернего свидания. — А мы что-то празднуем? — Спросил он, завороженно оглядев подсвеченную мягким светом полянку, под шумящими на слабом ветру вишнями.       — Можно и так сказать. — Ответил тифлинг загадочно, и взяв его за руку, повел эльфа к скамье. Его сердце гулко отстукивало в груди, желая вылететь наружу сквозь дрожащие ребра, и чуткие уши ночного хищника прекрасно слышали этот восхитительный звук. Астарион улыбался. Искренне и без затаенной злобы, и Маркус, готовый отдать за эту улыбку целый мир, смог улыбнуться ему в ответ, слегка растянув уголки губ.       — Сказал бы, что тут такая красота, я бы хоть приоделся. — Кокетливо фыркнул эльф, опустившись вслед за ним на скамью. Маркус тяжело вздохнул, и усмехнувшись, покачал головой. Астарион и так выглядел восхитительно в очень идущей ему мягкой рубашке сливочного цвета, и даже легкая помятость после многочасового отдыха на оранжерейной банкетке, ничуть не портила его образ.       — Ты всегда прекрасен. — Заключил он, и сжав в руке тонкие пальцы эльфа, мягко поцеловал его в приоткрытые губы.       — Даже когда в крови по уши? — Шепнул ему Астарион, уронив тихий смешок.       — Особенно когда в крови. — Уверил его тифлинг, и замолк, волнительно глядя в его глаза.       В них сиял блеск всех сокровищ мира. Его взгляд, такой строгий и такой нежный, завораживал и намертво приковывал к месту, и Маркус, растеряв куда-то все слова, снова потянулся к его губам, чтобы сильнее их распробовать. Сегодня поцелуи казались ему слаще, чем прежде. С привкусом металла и ароматом спелой вишни, тягучей патокой, оседающей на языке. С чувством растекающейся по телу нежности, волнами исходящей от беснующегося урагана в груди — большого горячего сердца, силящегося птицей выпорхнуть из грудной клетки.       Астарион чувствовал, как неровно бьется его пульс, слышал шум его пламенеющей в жилах крови, и был с ним мягче, чем сливочный бархат, таящий в руках. Пальцы эльфа, рисуя узоры на его белом запястье, поднимались выше, уходя по темным линиям вен, до локтя и назад. Забирались под ворот его черной сорочки, очерчивая кончиками ключицы, и ложась в ямочку меж ними, уходили дальше, петляя меж выцветшими шрамами, до пульсирующей жилки на шее. Он целовал его медленно, растягивая приторную сладость, и согревался теплом его губ, будто времени не существовало. Наслаждался близостью, и мягкими касаниями его языка, и, ощутив, что еще немного и задохнется от разрывающих его чувств, разорвав долгий, и по-особому трепетный поцелуй, спрятал лицо у него на плече.       — Милый… — тихо позвал он, сжимавшего его ладонь тифлинга. — У тебя все хорошо, любовь моя? У тебя руки дрожат.       Маркус кивнул, и крепче стиснул его пальцы. Руки и вправду дрожали, и эта проклятая дрожь очень скоро охватила все тело. Нелепый, необоснованный страх сковал его настолько, что язык прилип к пересохшему нёбу, и он невольно облизнулся. Странно, но именно в этот момент в его голову пришли наставления Эммир, гласящие о скорости принятия решений. Для мечника каждая секунда была важна, и Госпожа Мечей, когда-то давно, обучая его первичным навыкам, говорила, что на решение перед выпадом у него всего два вдоха и два выдоха. Потом уже поздно. И тифлинг, вспомнив об этом, глубоко вдохнул.       Раз. Два.       — Любовь. — Выдал он, осмелев. — Ты самое дорогое что у меня есть. И я хочу…       Шелест травы оборвал его на полуслове, и он, злобно зыркнув на возникшую из темноты марионетку, обдал насторожившегося Астариона отголосками ледяного гнева, направленными на склонившую голову прислужницу. Эльф, выглянув из-за его плеча, и признав в марионетке Селестию, вопросительно посмотрел на Маркуса. Селестия, так вероломно ворвавшаяся в их умиротворенное местечко под звездами, находилась в боевой готовности, и еще не до конца спрятала обнажившиеся лезвия, торчащие из сочленений ее конечностей. Это было крайне тревожным знаком, говорившим о том, что в поместье кто-то пытался проникнуть. И очень скоро стало известно имя этого бескомпромиссного нарушителя.       — Господин Маркус. — Сказала прислужница, склонившись ниже, и зазвенев щетиной из сияющих клинков. — Пожаловала госпожа Джахейра, и она требует немедленной аудиенции. Это связано с Владычицей Эммир. Могу ли я впустить госпожу Джахейру в сад?       — Что прости? — Уставился на нее тифлинг. Астарион, чувствуя, как в душе его колдуна закипает злоба, подвинулся к нему ближе.       — Госпожа Джахейра просит вашей аудиенции. Это связанно с Владычицей Эммир. — Повторила марионетка безэмоционально. Маркус заскрипев зубами, откинулся на спинку скамьи.       Правильных слов у тифлинга не оказалось. Возникала уверенность в том, что тот самый закон подлости писался исключительно для Маркуса Хэллсторма, и, этот гадостный изъян мироздания, именно ему вылезал боком в самой неподходящий момент. Все ведь было так волшебно, так поразительно чудесно, будто Боги, снизойдя до благословления, укрыли их под магическим пологом, удалив от мира, и позволив в этот вечер побыть вдвоем, и наконец сказать самые важные слова. Наконец сделать новый шаг, и перестать топтаться на месте, подняться выше, туда, куда и должна была привести крепкая многолетняя связь. Но рассчитывать на подобное двум грешникам оказалось через чур самоуверенным ходом. Все ожидаемо оказалось иллюзией, и проклятый мир никуда не делся, как и его обитатели, совавшие нос на их территорию именно тогда, когда обнаженные души, готовые вот-вот слиться во что-то единое, почти сделали шаг в их общее прекрасное будущее. Почти. Пока незваные гости все не испортили.       — Matem tuam, Джахейра! — Бросил тифлинг в сердцах, подняв глаза к небу. — Не раньше, не позже, именно сейчас! Ладно! — Махнул рукой он, не глядя на Селестию. — Впусти ее. Но чтобы быстро. Я занят. Предупреди ее, что я чертовски занят! И что, если эта какая-то глупость, я за себя не отвечаю.       Астарион вздохнул, и положив голову ему на плечо, осторожно погладил его по напряженной руке.

***

      — Что-то празднуете? — саркастично заметила Джахейра, обнаружив давних соратников в саду, в окружении горящих свечей. Маркус, подняв на нее тяжелый взгляд, шумно выдохнул носом.       — Еще нет. Праздновали бы, если бы ты не объявилась. Что за срочность такая?       Джахейра помрачнела, и сделав шаг в круг света, собрала руки на груди. Она была облачена в легкий доспех, на поясе болтались ее легендарные скимитары, а за спиной весела набитая скарбом походная сумка. На лице арфистки различалась царапина, нанесенная очень острым лезвием — последствие встречи с Селестией, при попытке сунуться в поместье без приглашения.       Астарион, игравший с волосами взбешенного тифлинга, приметил эту царапину сразу, и рефлекторно обнажил клыки, но тут же сменил оскал на подобие дружелюбной улыбки — натянутой и неестественной. Объявившейся без спроса Джахейре он был рад не больше, чем закипающий от гнева колдун, но сводить столь сказочный вечер к ненужному конфликту, он не хотел.       — Не буду ходить кругами, Вороненок. — Начала она сурово. — Твой брат по договору взбесился. Волшебник Алькайр — прислужник Госпожи Мечей. Заперся в башне Высокого Когтя, и грозится спалить все предместья во славу твоей Богини. Гад этот и так очень сильный, так еще и нечестивую магию обуял. Кулаки отправились туда, но даже через заслон пробиться не могут. Слишком серьезно он там окопался. Я направляюсь за ними, но у меня нет ни одной идеи, как выкурить мага такой категории, не истребив весь Высокий Коготь и прилежащие деревни. И мне нужна твоя помощь. И не смотри на меня так, Богов ради!       — Погоди… — ненадолго зажмурился Маркус, пытаясь переварить услышанное. — Какой-то маг, заключивший союз с Госпожой Мечей, слетел с катушек, и теперь именем ее грозится всех сжечь, так? — Арфистка повела бровью. Астарион, закатив глаза, вернулся к попытке заплести его локон в косичку. — Воевать с ним отправились Кулаки. Но ему на окружение со всех сторон наплевать, он целью задался, все-таки. — Процедил он, глядя Джахейре прямо в душу. — Ты идешь туда, неся в руках надежду разрешить все миром, что похвально. Но. Причем. Тут. Я?       — Ты ведь тоже ее… как это называется правильно? Слуга? — Развела руками арфистка. Маркус показательно отвернулся. — Как знать, может тебе удастся с ним договориться? Или узнать у своей Богини, что ей нужно. Может выйдет откупиться малой кровью. Она ведь близка тебе, все-таки.       Маркуса подобное изречение попросту взбесило, и взбесило похлеще чем само вторжение Джахейры. Какого черта он вообще должен был этим заниматься? Родство с Эммир никак не влияло на ее питомцев, культа у Госпожи Мечей никогда не было, а если бы и был, уж кто-кто, но не ее непутевый потомок заправлял бы там всем. Так и почему Джахейре пришло в голову именно к нему тащиться, и так вероломно ломать все его планы?       Кольцо, лежащее в его правом кармане, обжигало его через тонкий атлас, свечи оплавлялись так же быстро, как и его нервы, и он, обозленный на весь мир за испорченный вечер, желал не просто послать ко всем дьяволам вечно попадающих в передряги идиотов, он уже и сам был готов присоединиться к Алькайру, и всех к чертям спалить. И чувствующий его настрой Астарион, как мог, пытался его успокоить.       — Ничего ей не нужно! — Отрезал он прозвеневшей в голосе сталью. — Если бы Эммир желала сжечь какие-то города и села, она точно не позволила бы марать свое имя устами придурка-душеносца! Он, вероятно, сам этого хочет, и лишь прикрывается ее именем. И знаешь, Джахейра, то, что Госпожа Мечей лично из него душу еще не вытрясла — всего лишь случайность. Она разговорами со своим первенцем занята, ей не до глупых смертных. И вообще. Что значит — «близка»? Она божество, которому я поклоняюсь! Я не могу просто окликнуть ее, и попросить унять придурка, размахивающего не теми флагами. Божество, Джахейра! Что за неуважение к моей покровительнице такое, будто она чем-то уступает напыщенным божкам из вашего пантеона!       — Маркус… — покачала головой она. — Я здесь не для того, чтобы выяснять, кто из Богов достоин почтения, а кто нет. Я прошу твоей помощи, как того, кто вообще знает, что из себя представляют слуги Госпожи Мечей. И ты, наверняка, можешь в этом помочь…       — Могу. — Усмехнулся Маркус, прервав нахмуренную арфистку. — Советом помогу. Подождите немного, и его недопустимое для душеносца Эммир поведение, ее взбесит. И тогда проблема сама себя решит. Душеносец без души — просто кусок мяса. Даже воевать не придется. Ну может кто-то из Кулаков и пострадает, но таковы издержки служения Тиру. Так что…       — Рион там. — Уронила Джахейра, опустив голову. Астарион, вспомнив норовистую дочурку арфистки, поджал губы. — Я иду туда потому, что Рион там. И эта противная девчонка не уйдет оттуда добровольно. И к тебе я пришла на ночь глядя не для того, чтобы испортить вам ваш миленький пикник. Я пришла просить за Рион, потому что не вынесу ее смерти. Так понятно, Вороненок?       — Понятно. — Зажмурился Маркус, и досчитав до десяти в повисшей тишине, добавил: — могла с этого и начать.

***

      Он не хотел покидать свое мирное поместье, и возвращаться к жизни, от которой уже отвык. Он не хотел сутки тащиться до Высокого Когтя и пытаться вразумить брата по несчастью. Его никак не прельщала судьба извечного героя в сияющих доспехах, и никакой жалости к возможным жертвам он не испытывал, однако, отказать Верховной арфистке он не смог. Потерять Рион стало бы для нее немыслимым ударом, и как бы Маркус не убеждал себя, что это не его дело, бросить великую Джахейру в ее беде, было ниже его давно падших принципов.       Собрался он быстро, стараясь взять с собой только то, что понадобилось бы для короткой вылазки, пообещав себе никуда по пути не сворачивать. Рунная колдовская мантия, десяток эликсиров, дюжина мощнейших магических свитков, и парочка вещей на смену. Вороной плащ, укрывавший колдуна и от солнца, и от дождя с ветром, лег на плечи вместе с благословлением Эммир. Кольцо из звездного металла, так и не воссиявшее на пальце Астариона, отправилось в потайной карман на груди, спрятавшись там до лучших времен. Маркус был готов к путешествию, хотя и тихо всех ненавидел. Из поместья он вышел с мыслью, что отправит зазнавшегося душеносца к трону их Богини, свернув ему шею голыми руками, что немного, но успокаивало.       Эльф уже ждал его у ворот.

***

      Врата Балдура их троица покинула еще до рассвета. Угрюмый тифлинг, натянув капюшон на нос, ступал по пыльной дороге первым, собирая мелкие колючки широкими полами плаща. За ним шел Астарион, на удивление спокойный, и мирно беседовавший с Джахейрой. Его новый лук — потрясающее оружие из плана фей, немедленно бросился арфистке в глаза, и она не удержалась от вопроса, где он вообще смог его раздобыть. Эльф, огладив плечо лука, созданное из неизвестной древесины, и коснувшись пальцами магической тетивы, самодовольно улыбнулся спутнице, но тайну о путях его приобретения так и не выдал.       — Друзья у Маркуса хорошие. — Ответил он игриво, на очередной вопрос, которыми Джахейра сыпала, только ради того, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. — Да, моя радость? — Окликнул он любимого нечестивца, но тот не отреагировал.       — Интересные друзья у вас. — Хмыкнула арфистка, и заметив еще одного попутчика, вдруг ткнула Астариона в бок локтем. — Гляди! Кошка ваша за нами увязалась. Хотя… вы вообще уверены, что это кошка?       — А, это? — Беззаботно отмахнулся эльф, заметивший преследование еще у ворот поместья. — Это Бетси. Бетси ходит где хочет. Раньше она с одним следопытом ходила, но он скоропостижно скончался. Хочу заметить, без нашей помощи. И мне кажется, что она как нельзя кстати вписывается в нашу… — он замялся, и переведя взгляд в спину шагавшего впереди Маркуса, продолжил. — В нашу… жизнь. Кошка, которая вроде и не кошка, колдун и вампир. Потрясающая компания!       — Да уж. — Усмехнулась Джахейра. — Семейка у вас что надо.       Маркус нервно хрустнул костяшками.

***

      До Высокого Когтя оставалось часов шесть, но Маркус отказался идти в потемках, потребовав нормальный привал. Они шли весь день, позволив себе лишь короткий отдых на перекрестке, уходящим извилистыми дорогами в сторону Глубоководья, и остановились только тогда, когда солнце начало клониться к горизонту. Джахейра нехотя согласилась, и бросив вещи в пролеске у песчаной косы, скрылась в чаще в поисках хвороста. На месте арфистке не сиделось, но спорить с тифлингом, и изнывающим от усталости вампиром она не стала. Астарион и вовсе был не в восторге от вынужденного путешествия, но молчал и тянул улыбку, не желая нервировать и без того обозленного на судьбу Маркуса. Стянув сапоги и размяв гудящие ноги, он поплелся к берегу окрасившегося в алые оттенки моря, и обернувшись уже у кромки воды, помахал тифлингу рукой.       Маркус, отряхнув плащ от дорожной пыли, торопливо разулся, и ощутив мелкий, нагретый за день песок под ногами, вдохнул солоноватый воздух полной грудью. Со своим провалом он практически смирился, но все еще носил кольцо при себе, твердо решив закончить начатое, как только они с Астарионом окажутся в более-менее приемлемом месте. Дошагав до наблюдавшего за волнами эльфа, он осторожно взял его за руку, и сделав еще один шаг, позволил бурлящей воде намочить свои стопы. Прохлада, окутавшая его тело, и мягкие пальцы, поглаживающие его по ребру ладони, принесли с собой успокоение, и некоторую ясность ума, и тифлинг, впервые за несколько часов, искренне улыбнулся.       — Искупаться не хочешь?       Астарион, все еще не привыкший к тому, что проточная вода больше не приносит боли, робко подступил к краю омываемого волнами берега, и погрузив пальцы в мокрый песок, коротко вздохнул. Оберег Эммир, невидимой печатью скрывающий его от солнца, подобно иллитидской личинке, намертво перекрывал и другие последствия вампирского проклятья, и теперь он мог позволить себе окунуться в прохладные воды, не чувствуя разрывающих стылую плоть импульсов. Жаль, но Госпожа Мечей была не в силах избавить его от жажды крови, и вернуть ему свойственные всем живым мелочи, вроде повышенной температуры тела, и возможности отражаться в зеркалах, но и тому подарку, который она сделала ему в обмен на его признание, эльф был несказанно рад. Хотя все еще не мог понять, что такого важного она услышала, и что заставило ее так расщедриться. Но говорить об этом вслух, и даже думать об этом лишний раз, он побаивался.       — Давай. Почему нет.       Маркус, отпустив его руку, скинул плащ и стянул с себя сорочку, бережно уложив ее на черный бархат. В кармане поблескивало кольцо, и его мягкий свет, пробиваясь через тонкую льняную ткань, в самом деле напоминал отблески плененной звезды, и тифлинг, воспользовавшись тем, что Астарион возится с завязками на своих штанах, незаметно прикрыл его запылившейся полой. Эльф бросил свою одежду рядом, и оставшись только в нижней рубашке, поманил за собой Маркуса, успевшего обнажиться до трусов. Он протянул Астариону руку, и позволив вести себя в толщу сгорающего в закатных лучах моря, решил обязательно запомнить этот момент. Было что-то особенное в их первом совместном добровольном погружении, и он, чувствуя знакомый трепет, прикрыл веки, и разрешил себе насладиться прохладным бризом и вуалью соленой воды, окутавшей разгоряченное долгим переходом тело.       Плавал тифлинг хорошо. Его сильный хвост, подгребая под себя морские валы, помогал ему удерживаться наплаву, и он почти не уставал, отходя от берега все дальше и дальше. Астарион держался за его плечи, и чувствуя его руки под задравшейся рубашкой, совершенно не боялся утонуть. Уже темнело, но их силуэты все еще хорошо были видны с отмели, и Джахейра их не тревожила. А значит, можно было и дальше обниматься средь волн чернеющего моря, целовать любимые губы, и ждать, когда над горизонтом взойдет луна.       Но явления лика Лунной Девы они не дождались. И без того холодное тело эльфа, совсем остыло, и Маркус, взяв его на руки, вынес дрожащего Астариона на берег. Устроив его на вынесенной волнами коряге, и укрыв его плащом, он сел рядом, посмеиваясь от того, что портит столь романтический момент, своей нелепой попыткой натянуть штаны на мокрые ноги. В конечном счете, он отбросил эту затею, и кое-как справившись с непослушной сорочкой, надел ее, выронив кольцо на песок, но тут же его подхватив, спрятал его в ладони.       Эльф этого не заметил. Он смотрел вдаль, туда, где черная линия воды соприкасалась с посеревшим горизонтом, и вытянув перед собой испачканные в подсыхающем песке ноги, думал о чем-то, улыбаясь своим мыслям. Маркус, повернул к нему голову, и замер, залюбовавшись. Он выглядел таким настоящим, без напускной надменности и хищного блеска во взгляде, растрепанным, с прилипшими ко лбу волосами, милым сердцу и до жути родным, что душа тифлинга сжалась от накатившей нежности и желания навсегда отгородить это существо от всех бед и прежней боли. Маркус любовался его морщинками в уголках глаз, тонкими, обкусанными недавней ночью губами, и был абсолютно уверен, что нет во всем свете никого совершеннее его любимого создания. Он знал, что у Астариона от сытой жизни появились мягкие складочки на боках, и как он злился из-за этих складочек, но не понимал, как эльфу могло прийти в голову, что он стал хоть чуть менее привлекательным, отражаясь в горящих черных омутах напротив. Он был восхитителен, хорош совершенно во всем, и пусть и считал Маркуса просто влюбленным дураком, не замечавшим изъянов, тифлинг был уверен — его надуманные недостатки, как часть его самого, были такими же поразительно прекрасными, как и все остальное.       Да, он пил его кровь. И чаще метафорически, чем по-настоящему. Душил его ревностью и собственничеством, обижался на мелочи, и мог сорваться в любой момент, и не помня себя, просить Маркуса делать с ним вещи, от которых у тифлинга мороз бежал по коже. Он пережил адские муки, и был сломанным, разбитым на мелкие осколки, и случалось, что ранил рваными краями того, кто бездумно к нему тянулся, но Маркус был готов идти за ним по битому стеклу, как и он сам, когда шагал за проклятым потомком Госпожи Мечей по ее заточенным лезвиям. Он был сложным, прятался за сотней масок, и часто забывал, которая из них настоящая, но сбрасывал их к ногам вместе с одеждой, стоило им остаться наедине, и обнажал не только свое истерзанное шрамами тело, но и чистую душу. Душу способную любить, но любить лишь достойного. Не боявшегося идти рядом по хрустким стеклам, оставляя кровавые следы на спутанной линии жизни. Того, кому он готов был прикрыть спину, и простить самые страшные грехи. Удостоить того прощения и принятия, которыми ни за что не стали бы мараться другие, до отвращения правильные личности, презиравшие проклятых от рождения, и даже не думавшие давать им шанс. Он был иным. Не плохим, и не хорошим. Он был тем, кем мог быть. И Маркус безумно любил его такого. Единственного в своем роде. Бывшего последним недостающим осколком его поломанной души.       — Астарион? — Позвал он задумавшегося эльфа, вдруг осознав, что должен сделать это прямо сейчас. Астарион очнулся, повернул к нему свое бледное лицо, и вопросительно свел брови. Маркус очень редко звал его по имени. Обычно, когда страшно злился, или отдавал приказы в бою, или желал выразить что-то очень важное, и эльф, услышав подобное обращение, невольно вздрогнул. — Я должен сказать тебе кое-что. — Произнес тифлинг, с плохо скрываемой дрожью в голосе, и взяв его за руку, повернул ее ладонью вверх.       — Да, дорогой мой? — Ответил Астарион взволнованно, и не зная, чего ожидать, робко заглянул в его сияющие нежностью глаза. Что-то было не так, непривычно и тревожно, но в то же время, все казалось правильным, таким, каким и должно было быть, будто нити мироздания, сплетаясь в узор связанных меж собой судеб, оплетая два силуэта, застывших, но фоне шумящего моря, явились его усталому взору. Даже липнущая к телу рубашка, и противно осыпающийся песок под ногами, казались ему частью чего-то большего, и эльф, теряясь в этих противоречивых ощущениях, почувствовал, как замер его и без того замедленный пульс. — Что-то… случилось? — Уронил он еле слышно. Маркус опустил взгляд.       — Давно случилось. И я думал, как это подать. И знаешь, я ведь не делал этого никогда раньше… — он беззлобно усмехнулся, и медленно положив переливающееся в лунном свете кольцо на его ладонь, снова поднял на него глаза. — Ты все для меня, но ты это и так знаешь. И все же, представить себе не можешь, что ты для меня значишь. Ты бесконечно мне дорог. Ты нужен мне, и более того — ты все что мне нужно. Ты мой свет, моя жизнь, и мой смысл. Для меня нет никого, кто был бы дороже тебя, и я люблю тебя, и не знаю, как еще это выразить. И я хочу…       Вдох. Раз. Два.       — И я хочу, чтобы ты стал моим мужем.       — Мужем… — произнес Астарион эхом, и разглядев сияющее кольцо на ладони, медленно сжал его пальцами. Не ответив, он повернул голову к чернеющей полосе моря, и застыл без слов, глядя на далекий горизонт. — Погоди, милый... — сказал он тихо, спустя минуту тишины, и его дрогнувший голос, почти утонул в шуме прибрежных волн. — Мне кажется, я не совсем тебя понял. Ты не мог бы, еще раз…       — Будь моим мужем.       Астарион схватил воздух, ворвавшийся в его легкие каленым железом, и посмотрев на Маркуса как на сумасшедшего, боязливо разжал пальцы. Кольцо потрясающе тонкой работы, мерцая на гранях и переливаясь серебристыми прожилками, грело его руку теплом давно погибшей звезды, и, казалось, прожигало кожу насквозь. Оно было настоящим, но в реальность происходящего верилось слабо, и эльф ни на шутку растерялся. Его стылая кровь, разом прилив к лицу, окрасила его щеки в красный, а через секунду осознания, он зарделся до самых кончиков своих острых ушей.       — Да. — Ответил он наконец, сморгнув подступившие слезы. — А что ты, полоумный, еще ожидал услышать? Да!       Маркус рассмеялся. В этом, черт возьми, был весь Астарион. Он нескрываемо плакал, и выглядел будто бы обиженным, но тифлинг видел, как в его расширившихся зрачках, разгоралось убивающее все сомнения счастье. Взяв его за руку, и легко поцеловав его побелевшие костяшки, Маркус поднес кольцо к его пальцу, и надел его, попав со второго раза, потому что сам ничего не видел за пеленой чистых, не отравленных слез. Эльф обнял его за шею, спрятавшись у него на плече, и ощутив его горячие ладони на спине, согревавшие его сквозь мокрую ткань рубашки, всхлипнул в голос, не в силах сдержать поток душащих его чувств.       С холма за ними наблюдала Джахейра, вертевшая в руках покрытый царапинами амулет. Море, выбрасывая на берег гладкие, омытые солеными водами осколки, чернело вдали, разбавляя слабым бризом пахнущий орхидеями воздух.