Великий Древний

      Над головой сияло жаркое полуденное солнце. Поселение у храма Селунэ дремало в тени тонкоствольных лип, растущих вдоль улицы у аккуратно выбеленных домов. Один из них, окруженный низким заборчиком, принадлежал семье Святолист, и сегодня из него в дальнюю дорогу провожали молодую жрицу, отдавая ее на попечение давним друзьям, надеясь, что и в этот раз все обойдется. Шэдоухарт долго прощалась с семьей, раздавая последние указания отцу и обнимая пустившую слезу матушку. Маркус, взирая на эту умилительную картину, тянул улыбку, хотя ему смертельно хотелось спать, и он слабо представлял, каким образом преодолеет намеченное на день расстояние. Астарион держался рядом, подставлял ему плечо, и просил Гейла его не доставать, хотя волшебнику очень уж хотелось узнать, кого он вчера так отделал, что сам нехило получил по лицу. Еще Гейлу было интересно, зарыла ли их горячая парочка топор войны, на что оба только неловко кивали, сами так до конца и не веря, что их перемирие не сон. Все случилось через чур спонтанно, и некоторое напряжение и скованность все еще ощущались в их жестах и движениях, было еще много не высказанных слов, но они оба решили отложить выяснения отношений на потом. Вдвоем против мира, богов и дьяволов, но не против друг друга. Остальное сложится как-нибудь само.       — Ну все, идем! — Махнула рукой жрица, и оставив родителей у калитки, бодрым шагом направилась к соратникам. Маркус, кивком попрощавшись с четой Святолист, развернулся, и ощутив касание холодной руки к ребру ладони, уронил короткий вздох. Так странно, но его прикосновения после месяца разлуки чувствовались совершенно иначе, и он ощущал себя тем самым влюбленным юнцом, на которого так боялся походить. Но теперь ему это даже нравилось, и где-то глубоко внутри он понимал почему, но собрать эту мысль во что-то внятное не мог. А потому просто наслаждался этим удивительным чувством, насколько позволяло ноющее тело и давящая боль в висках, и хотел, чтобы этот трепет и полет пресловутых бабочек в животе не заканчивались. Шэдоухарт, перекинувшись с Гейлом парочкой фраз, окликнула его, но он отреагировал не сразу. До того ушел в сладкие грезы, сжимая в ладони тонкие пальцы эльфа, что ничего не слышал вокруг. — Маркус! Ты спишь что ли?       — А? Нет… но признаться, я ни черта не выспался.       — Еще бы. — Фыркнула жрица. — Ты бочонок уделал. Потом избил каких-то идиотов, я так и не разобрала кого. А потом… — покосилась она на бордовую шею Астариона. — Потом вроде как не мое дело, но спаси Селунэ, тебе точно помощь не нужна? — Обратилась она к эльфу. — У тебя синяки размером со сливу! Боги! Он что кусок от тебя оторвать пытался? Маркус, ты что, сожрать его хотел? Понимаю, страсть, темперамент, но так и убить можно.       — Все… в порядке, дорогуша. — Отвел глаза Астарион, и крепче ухватил его за руку. — Ну хотел и хотел. Не оторвал же.       — Узнаю знакомые интонации. — Прикрыл глаза волшебник, искренне радуясь за вроде как примирившихся друзей. — Кажется, еще одна история, обещающая стать трагедией, будет иметь счастливый конец.       — Хорошо если не на эшафоте. — Зевнул тифлинг. — Хотя эшафот еще не худшее. Над проклятыми душеносцами очень любят издеваться перед тем, как упокоить. Всю злость вымещать. До их покровителей ручонки не достают, а тут смертные. Одно удовольствие.       — Пожалуй ты прав, моя радость. Какая-нибудь унылая каторга с не меняющимися веками методами пыток куда хуже. А потом не менее унылая смерть на засаленной веревке, будто это что-то решит. Все равно ведь у одного трона встретимся. — Украдкой глянул на него Астарион, и снова спрятал глаза. — Так что, хоть эшафот, хоть тысячу напастей. А знаешь, — слабо улыбнулся он. — Мне начинает казаться, что все не так плохо, как думалось. Даже после смерти, ты все равно…       — Прошу, друзья мои! — Перебил его Гейл. — Давайте начинать путешествие не с минорных нот. Я верю, у каждого из нас все еще наладится. Совершенно не обязательно говорить о смерти с первых шагов. Нам не раз казалось, что все потеряно, но мы живы, и клянусь плетением, пока мы держимся друг за друга, у нас есть шансы!       — У меня жизнь с минорных нот началась, Гейл. Первое путешествие в мир, все такое. — Хмыкнул Маркус беззаботно, и бросив в сторону эльфа осторожный взгляд, улыбнулся уголками губ. — Хотя… иногда кроме похоронных гимнов, я слышу хвалебные оды. И это очень… волнительно.       — О, эти оды вся таверна слышала! — Закатила глаза жрица и не менее тепло улыбнулась. — Но клянусь лунным светом, пусть лучше так! Это куда приятнее, чем наблюдать ваши траурные лица. Лучше пойте друг другу оды, черт вас дери. Это привычнее как-то.

***

      Глубоководье понемногу готовилось ко дню Долгого Прилива, и на разноцветных улицах было еще более шумно чем обычно. Храм Мистры, украшенный развевающимися флажками, был переполнен паломниками, и в этой пестрой, жизнерадостной атмосфере Марскус чувствовал себя совершенно лишним. Он выбивался из общего потока распевающих гимны горожан и гостей города, и не менее выделялся на фоне собственного отряда, и ему хотелось поскорее сбежать куда-нибудь от этих надоедливых взглядов, залезть в угол, и хоть немного выдохнуть. Он слишком устал, и его ночное похождение не добавляло ни грамма воодушевления, хотя и кончилось довольно приятно, и он не знал под каким предлогом поскорее покинуть Глубоководье, чтобы передохнуть в ближайшей безлюдной чаще. Благо его дерганность заметил Астарион, и взяв на себя ответственность, объявил всем о незапланированной остановке.       — Гейл, дружочек. — Позвал он оглядывающегося по сторонам волшебника, которому этот городской праздник всегда приходился по душе. — Где тут таверна ближайшая? Я уж не стану наглеть и напрашиваться к тебе домой, но уж на какое-нибудь не совсем захудалое местечко укажи, будь добр. Я тут можно сказать впервые.       — С чего это? — Спросил его Маркус с некоторой настороженностью. — Мы мили две до портала прошли всего, солнце высоко, до ближайшей точки…       — Тебе надо отдохнуть. — Ответил эльф спокойно, но тоном, не терпящим пререканий. Тифлинг отрицательно замотал головой, но промолчал. Шэдоухарт, переглянувшись с Гейлом, и притязательно оглядев взъерошенного лидера, заняла сторону Астариона.       — Он прав, Маркус. Пару часов явно пойдут тебе на пользу. Мы все равно планировали выйти к старому храму утром, так что думаю, небольшая передышка перед долгим переходом не помешает. Только действительно передышка. — Сказала она с нажимом, и многозначительно посмотрела на невинно улыбающуюся парочку. Маркус, сдавшись, пожал плечами.       — Ладно. Но только пару часов.       Пара часов, на которую он рассчитывал, плавно растянулась до самого заката, но сжалившиеся над измученными существами соратники их не беспокоили. В маленькой таверне меж двух шумных районов, на узкой кровати с измятыми простынями было спокойно, и по-домашнему уютно. Тифлинг, скинув мантию, забрался на постель, и устроился на груди у эльфа, полностью отдавшись в его заботливые руки. Его холодные пальцы поглаживали черные локоны, осторожно, самыми кончиками касались щеки, и Маркус, млея от растекающейся по телу неги, жался к нему ближе. Сердце Астариона громко стучало, и этот глухой стук, успокаивал тифлинга, размякшего и не похожего на самого себя. Эльф не сказал ему ни слова, но его жесты говорили обо всем. Он чертовски по нему скучал. И Маркус, засыпая, чувствовал его касания и легкие поцелуи, и снова ощущал себя счастливым. Насколько счастливым вообще может быть проклятый душеносец Госпожи Мечей.       Пробуждение было быстрым и рванным. Он дернулся, и резко сев на кровати, рефлекторно вцепился в руку дремлющего Астариона, покоящуюся на его бедре. Эльф очнулся, и приподнявшись, упал лицом ему меж лопаток, и освободившись от нервной хватки, крепко обнял его со спины.       — Все хорошо, моя радость. — Услышал Маркус его сонный голос. — Я здесь. Теперь уже все хорошо.       — И не уйдешь больше?       — Никогда. Больше бояться нечего. Самое страшное ведь уже случилось, правда? И все обошлось малой кровью. Благодаря тебе, герой мой. Теперь уже все хорошо.       — Ну да, наверно… — неуверенно согласился тифлинг, и положив ладони поверх его, закрыл глаза. И правда, то, чего он так боялся — свершилось, и его любимый, связавшись с Эммир, в итоге получил ее защиту. С остальным они разберутся. Больше не страшно. — Закат уже, любовь. — Сказал он тихо. — Идти надо.       — Еще немножечко. — Шепнул эльф в ответ, и потерся носом меж его лопаток. — И идем.

***

      У Южных Ворот толпились люди. Дорожная пыль, поднятая копытами пригнанных на продажу скакунов, оседала на прилавках, и торговцы, перекрикивая друг друга, на чем свет стоит крыли нерадивых табунщиков, желая им провалиться вместе с живым товаром. Боевой настрой лавочников, однако ж сменялся на приветливые улыбки, стоило собравшемуся в дорогу отряду оказаться поблизости, и Маркус не мог сдержать издевательской усмешки. Южный район нравился ему больше всех прочих, и здесь он чувствовал себя лучше. Он походил на Нижний Город, но в противовес последнему, не кишел разномастными карманниками, и здешняя атмосфера не подстегивала тифлинга ходить с оглядкой. Шэдоухарт, привыкшей к жизни в маленьком чистеньком поселении, грязные улицы не нравились, и она убеждала остальных шевелиться. Гейл, наоборот, не торопился, и планомерно закупал провизию, будто путь их лежит не к ближайшей горе, а как полгода назад — далеко на юг. Астарион в короткие перебранки волшебника и жрицы не лез, и держа Маркуса под локоть, терпеливо ждал, когда они наконец закончат.       — Опять в потемках шастать будем! — Зашипела на Гейла селунитка, и привалившись спиной к стене оружейного магазина, собрала руки на груди. Тифлинг, глянув на снисходительно вздохнувшего волшебника, продолжавшего набивать походную сумку предложенными ему яствами, тихо усмехнулся. Настроение у него было хорошие. Привычная атмосфера в их компании, близкое присутствие любимого и его нежные руки, тысяча голосов и отзвуки музыки в опускающихся на огромный город сумерках, мертвая тишина иного пространства, где затихла разозленная на него Богиня, все это вселяло слабую надежду на неплохой исход, и ему впервые за этот месяц, по-настоящему хотелось жить. А еще, хотелось дождаться ночи и ближайшего привала, утянуть эльфа подальше от лагеря, куда-нибудь на мягкую полянку под звездами, и сказать ему самое важное. И надеяться, что он простит ему все те гадости, что он ему в гневе наговорил, и эту безумную ночь, пылающую яростной страстью замешенной с хорошо ощутимой болью. Сорвался с дури, как взбесившееся животное, теперь в глаза ему смотреть неловко. Но очень хочется. Так хочется, что выходит иногда зацепить его мечтательный взгляд украдкой, засмотреться, и обо всем забыть. И даже его голос не с первого раза услышать, чем вызвать его откровенный смех, счастливый и беззлобный.       — Хищник, говорю, милый! — Повторил ему смеющийся Астарион, и Маркус очнулся. Шэдоухарт тоже посмеивалась, Гейл, наконец наполнив сумки, широко улыбался, стоя напротив. — У тебя на хвосте, буквально, хищник!       — Какой… — тифлинг подпрыгнул на месте от неожиданности. Что-то ощутимо вцепилось в его хвост, которым он неосознанно помахивал, заглядевшись на эльфа. Резко обернувшись под хохот союзников, он обнаружил черную кошку, охотившуюся на его непослушную конечность, и не удержавшись, рассмеялся сам. — Ты ж… зараза. Напугала! — Кошка, совершенно дружелюбно мурлыкнула, и подставив гладкую спинку под его ладонь, ласково выгнулась навстречу. — А я тебя знаю. Мы ведь уже встречались раньше. Но это не повод за хвост меня хватать. — Поглаживая маленькую хищницу, приговаривал Маркус. — Любовь! — Позвал он Астариона, не переставая улыбаться. — Гляди какая хорошая. Ты же хотел кошку? Может ее оставим?       — Ну… если после всего сможем отправиться домой, может и оставим. — Вздохнул эльф счастливо. — Ну посмотрите, — обратился он к соратникам. — Ну что за мужчина! Детей любит, животных любит, кровавые расправы, чтобы останки по ветками и брызги по стенам, любит! Ну идеален, а?       — Ха. — Усмехнулась Шэдоухарт. — Знаешь, сваха из тебя так себе. На этом поприще ты много бы не заработал. О некоторых качествах предлагаемого экземпляра лучше бы умалчивать.       — Да я вам и не предлагаю. — Опустил глаза Астарион. — Такой самому нужен.

***

      Тысячи ярких звезд освещали путь во мраке теплой весенней ночи. Трели ночных птиц и шорох камней под ногами сопровождали поднимающийся по всхожей дороге отряд. Разряженный воздух, пахнущий хвоей и горной свежестью, наполнял легкие, заставляя сердца биться чаще. До Вайтклауда оставалось немного, но они решили встать лагерем в стороне от большого поселения, и насладиться красотами в свете молодой луны, хрустом горящих веток и задушевными разговорами. Поговорить было о чем. За полгода историй накопилось с излишком, и не все они оживали в редких письмах, оставаясь для личной встречи у походного костра. Все же они, такие разные, за все эти годы и пережитые события, стали друг другу родными, и эта передышка перед очередной опасной вылазкой только сильнее сближала их, связывая неразрывными узами их самопровозглашенный орден, шутливо названный «братсво-сестринством».       Шэдоухарт говорила в основном о семье. О том, как сдала матушка, и насколько сильно их терзает проклятие Шар. Но они держатся, и теперь у них появилась новая надежда. Осталось то, достать слезу Селунэ, восстановить последний храм и снова обратиться к Богине за милостью. И тогда все наверняка решится. Во всяком случае, жрица в это верила. Гейл выдал парочку забавных историй о своих студентах, и после слов селунитки, с налетом грусти и нотками меланхолии, его рассказы снова подняли всем настроение. Астарион в беседе почти не участвовал, не желая выкладывать личное, и положив голову на плечо тифлинга, невесомо гладил его по руке. Маркус слушал больше, чем говорил. Его мысли были далеко, и он, обнимая прижавшегося к нему эльфа, изредка поддерживал разговор, и был благодарен своей обретенной семье, что никто из них даже вскользь не упоминал о грядущих событиях. Он не хотел об этом думать. Только не сегодня. Завтра они доберутся до храма, найдут способ осторожно снять селунитский заслон, и он пойдет за навершием. А после его жизнь изменится, но тифлинга все же успокаивало то, что на этот нелегкий путь он шагнет не один. Но все это потом. Сегодняшнюю ночь он заслужил прожить так, как ему хочется, сделав сладкие грезы реальностью. И он точно знал, что никто не отнимет у него этого права.       — Надо бы за хворостом сходить. — Сказал он вдруг, и поднявшись, посмотрел в сторону чернеющего леса. Гейл, поймав насмешливый взгляд жрицы, покосился на ворох сухостоя у костра, и понимающе кивнул.       — Верно. — Согласился волшебник. — Только не ходи один. Возьми кого-нибудь за компанию.       — Это само собой. — Ответил Маркус совершенно серьезно, и протянул руку Астариону. — Со мной сходишь?       — Спрашиваешь еще. — Улыбнулся эльф кокетливо, и приняв его руку, поднялся на ноги.

***

      Над головой шумели раскидистые кроны, а ноги сами несли куда-то в темноту, подальше от задорно потрескивающего костра и доносящихся со стороны лагеря голосов. Туда, где им никто не помешает, как тогда, в их первый раз, но теперь тифлинга вели далеко не примитивные желания. Он хотел близости, но не физической. Он слишком долго задыхался без него, и все чего желал — остаться с ним наедине и им насытиться. Эльф читал его мысли, и горячо хотел того же самого. Он не дал Маркусу уйти далеко, и набросился на него на ближайшей приглянувшейся полянке, ловко утянув тифлинга на подстилку из молодой травы. Его поцелуи, обжигающие, жадные, наполненные отчаяньем, распалили в душе нечестивца огонь, что сменил собой тлеющий уголек, так ждущий глотка свежего воздуха чтобы наконец разгореться. Маркус, поддаваясь бездумным, хаотичным ласкам, вскоре занял ведущую позицию, и ухватившись за его плечи, сам прижал его к земле. Унять изголодавшегося хищника было непросто, и Астарион не сразу согласился сбавить темп, но тифлингу удалось его успокоить, мягко лаская его губы своими, плавно оглаживая языком его язык, и заставляя тихо вздыхать, и не тратить сил на бесполезное сопротивление. Маркус наслаждался этим поцелуем, ставшим тягучим и невозможно сладким, и чувствуя, как расслабляется тело эльфа под ним, сам таял от его нежных прикосновений. Его руки гладили увлеченного тифлинга по спине, опускаясь ниже лопаток и снова поднимаясь к плечам, пальцы зарывались в вороные пряди, и расходящееся по всему телу тепло крепко окутывало их двоих, растапливая последние осколки льда и руша все барьеры.       — Люблю тебя. — Тихо уронил Маркус, оторвавшись от его покрасневших губ. — Я умер бы за тебя сотню раз. И пусть все горит, клянусь. — Снова наклонившись к его лицу, он легко поцеловал растаявшего эльфа, и заглянув в его сияющие глаза, пропустил вдох. — Ты лучшее, что есть у меня. Прости мне мои срывы. Ты за меня боялся, а я за тебя. Я так зол был. Я думал ты меня предал. А потом злился, что ты не рассказал мне ничего. А потом задумался, разобрался, разозлился уже на себя. А потом меня понесло как обычно. Я неисправим, я знаю. Но как же я тебя люблю. Может, однажды я все же стану для тебя лучше. Мне хотелось бы…       — Дурной ты у меня, — ответил Астарион полушепотом, и потянувшись к его лицу, погладил его по щеке кончиками пальцев. — Но мой. Только мой. Не вини себя во всем, есть вещи, которые за нас решают. А мы можем или поддаться обстоятельствам и глядеть друг на друга волком, или быть вместе назло всем. Я выбираю второй вариант, потому что каким бы дурным ты не был, я все равно люблю тебя. Бедовый мой мальчик, знал бы ты, как я скучал. — Приподнявшись, он обнял Маркуса за шею, и упав в нее лицом, прижался крепче. Тифлинг, прикрыв глаза, положил ладони ему на поясницу, и потянув его ближе, усадил эльфа себе на бедра. — Мой хороший… я представляю, что ты чувствовал. Прости за ту записку. Я не смог бы достаточно убедительно соврать тебе в лицо, пришлось вот так бежать. Сейчас уже понимаю, что натворил, но тогда все как в тумане. Я попался, мое сокровище, и, если бы не ты, не знаю уж… — виновато вздохнул Астарион, снова встретившись с ним глазами. Маркус, поглаживая его пальцами вдоль спины, восхищенно улыбнулся. Эльф тоже вымотался за этот месяц, исхудал и был бледнее чем обычно, но все еще оставался до невозможного красивым. Под его глазами залегли свежие морщинки, и, хотя эта новость была способна его расстроить, тифлинг готов был поклясться, что нет ничего прекраснее этих морщинок, и этих глаз, хищно сияющих во мраке, но таких родных и таких любимых. Астарион, так и недожавшись ответа, немного насторожился, и приподняв бровь, встревоженно спросил: — Что такое, милый? Не так что-то?       — Все так. — Шепнул Маркус ему в губы. — Дай на тебя налюбоваться. Дай запахом твоим надышаться. Я ведь тоже скучал. Места себе найти не мог. Я даже не верю в то, что ты мне не снишься. — Прикоснувшись кончиком носа к щеке эльфа и глубоко вдохнув, он опустился к его шее, и оставил легкий поцелуй на лиловой коже. — И за это прости, любовь. — Сказал он, прижавшись губами к отстукивающей жилке, в обрамлении мелких ранок от острых зубов. — Я не помню, как я так. Я пьян был. Я не хотел делать тебе больно. Тебя хотел до одури. И вышло как-то… через чур.       — Все хорошо, дорогой мой. — Успокоил его Астарион, и поймав Маркуса за подбородок, снова его поцеловал. — Только мой. Ничей больше.

***

      Последние звезды таяли в серых сумерках, знаменуя наступление утра, и проснувшийся под пение ранних птиц отряд, начал понемногу собираться в дорогу. Гейл, затушив угли созданной водой, расчихался от поднявшейся в воздух золы, мигом распугав щебечущих на ветках пташек, и их пестрая стайка, слетев с молодых деревьев, скрылась где-то за опушкой. Сонная Шэдоухарт, проводив шумных пернатых глазами, взялась скатывать свою лежанку. Маркус, бодрый и очень воодушевленный событиями прошедшей ночи, помог зевающему Астариону натянуть сапоги, и привычно поцеловав его в колено, вернулся к сборам.       Его душа пела, и, казалось, ничто не могло испортить ему настроение, хоть бы и сама Госпожа Мечей сейчас воплотилась перед с ним с очередным безумным приказом, но у линий судьбы были свои планы на этот счет. Стоило отряду покинуть их укромную поляну и выйти к дороге, как тифлинг ощутил нечто непонятное, но очень раздражающее. Не то взбесилась интуиция, не то случилось что-то, что в очередной раз оголило его раздраженные нервы, но он вдруг насторожился, и вглядываясь в извивающуюся тропу, уходящую вверх по холму, очень недобро оскалился. В нос дал запах тины, застоялого болота, и Маркус, остановившись и подав остальным знак не двигаться, прислушался к своим ощущениям. Что бы это ни было, его это злило, где-то на уровне инстинктов, подсознательно, и он, толком не отдавая себе отчета в собственных действиях, схватился за оружие. Длинный меч возник в его руках, блеснув в предрассветном тумане, но еще раньше за ножи взялся не менее взвинченный Астарион. За годы совместных похождений и десятки отнятых душ, он научился чувствовать настроение тифлинга, улавливал его без слов и лишних движений, и не задавая вопросов занимал свою позицию за спиной, рассчитанную на прикрытие уязвимых мест заклинателя. Шэдоухарт, немного удивившись, тоже потянулась за буловой, и только Гейл, не видевший и не чуявший ничего подозрительного, терпеливо ждал, когда покажется затаившийся враг.       — Опять ты. — Процедил Маркус, заметив медленно спускающийся с холма силуэт, и, хотя попыток напасть первым не предпринимал, все еще держал меч наготове. Волшебник, выглянув из-за его спины заметил знакомого следопыта, и выйдя вперед, встал меж ним и тифлингом.       — Кто это, Маркус? — Спросила растерявшаяся жрица. Астарион, стоя у плеча Маркуса, не сводил глаз с лица Эдгара, и так же, как и тифлинг чувствуя исходящий от следопыта запах болотной жижи, не опускал сверкающих кинжалов.       — Это Эдгар- слепец, следопыт, что помог отыскать Астариона. — Ответил за Маркуса волшебник. — Друг мой, опусти оружие. Он нам не враг.       — Ну да. — Нехотя согласился тифлинг. — И все же. Что ты делаешь тут, следопыт? Чьи следы высматриваешь?       — Очень смешно, ваша светлость. — Ощерился Эдгар, и отвесив поклон, сгорбившись, замер перед Маркусом. — В самом деле, ищу попутчиков к храму. Тому самому, господин. Я следопыт, но не воин, а эльф ваш, нечисть на свободу выпустил. Один я не пройду, а мне очень уж надо в селунитские залы. Свитки там лежат, избавление от слепоты обещают.       — Что еще за свитки? — Сделав острожный шаг к слепцу спросила Шэдоухарт. Эдгар, повернув голову на звук ее голоса, слегка склонил голову.       — Этого я не скажу, госпожа. Не вижу ведь. Мне для этого тоже зрячий провожатый требуется. Денег у меня не густо, но может оно услуга за услугу а? Мало ли, как оно у вас пойдет. А я из любого лабиринта выход найду. Чутье у меня получше чем у породистой гончей.       — Мы сами знаем куда идти. Нам лишние в отряде не нужны. — Отрезал тифлинг, но жрица вдруг вцепилась ему в руку.       — Маркус, это слепец с горы. Как в моем предсказании! — Заглянув ему в глаза взволнованно произнесла Шэдоухарт. — «Слепец что явится с горы, решенье принесет», помнишь?       — Ну.       — Позволь ему идти с нами, — попросила его жрица и глянув на сощурившегося Астариона, снова перевела взгляд на Маркуса. — Оракул говорил, что нужно следовать предсказанным нитям судьбы. Что любое несоответствие может привести к ужасным последствиям. Разреши ему присоединиться, и я сама возьму за него ответственность.       Эдгар гадко улыбнулся, и заметивший его ухмылку тифлинг, скрипнул зубами. Он не мог объяснить, почему его так раздражал несчастный слепец, не способный причинить вреда ни ему, ни его союзникам, но ему очень не хотелось, чтобы он тащился за ними. Но отказать Орхидее он не мог, и, хотя был уверен, что они и сами справятся, все же согласился. — Ладно. Пусть. Идет.       Маркус развоплотил меч, и обойдя Эдгара, двинулся вперед. Астарион, спрятав оружие, быстро нагнал его и взял за руку. Шэдоухарт, гадая чем безобидный на вид следопыт так насолил тифлингу, неловко пожала плечами. Гейл, глядя в спину удаляющимся соратникам, нахмурил брови. Теперь и он ощущал что-то подозрительное в пространстве, знакомое, но ускользающее в никуда, стоит только к нему потянуться. Но определить источник этой странного волнения волшебник так и не смог, и похлопав жрицу по плечу, кивнул в сторону холма.