Великий Древний

      Телепорт, вспыхнув за спиной, перенес уставшее за последние дни тело в предместья Врат Балдура. Свежий ветер обдал сосредоточенное лицо и Астарион прижмурился. Впереди простиралась долина с пересекавшим ее трактом, и где-то там, за редкой липовой чащей, в весенних сумерках тонуло маленькое поселение, с вновь отстроенным лунным храмом. Им предстояло найти Шэдоухарт, рассказать ей о находке, и вернуться назад в горы у Глубоководья, но кажется у глядящего на горизонт Маркуса помимо этого были и другие планы. Эльфа его настрой подбешивал, но как бы его не раздражали замыслы тифлинга, что продолжал награждать его разве что тишиной, Астарион ничего не мог поделать. Маркус ему не принадлежал. И отчитываться перед ним был не обязан.

***

      Над храмом Селунэ зажигались звезды. Единственная обитель Лунной Девы в предместьях Врат Балдура щедро принимала гостей, и в садах у ее высоких стен было как обычно людно. Гейл, высматривая в стайке смеющихся жриц знакомое лицо, заметно нервничал. Он вообще не знал с чего начать, и к тому же торопился. Маркус нацелился надраться в оккупированной ими таверне, и если учесть его состояние, и то, что останавливать его в случае чего будет не кому, становилось не до шуток. Они с Астарионом продолжали друг друга игнорировать, но ощутимое напряжение, что искрило между ними вспышками убийственных молний, обещало очень серьезные проблемы, в особенности тем, кто случайно окажется меж двух огней. И потому нужно было шевелиться, по-быстрому выловить Шэдоухарт и возвращаться с ней в таверну. Благо долго высматривать ее не пришлось, и искомая селунитка сама его нашла. И его неожиданный визит, судя по выражению ее лица, очень сильно удивил жрицу.       — Гейл? — Окликнула его Шэдоухарт, замершая у статуи Богини. — Гейл… это ты? — Расцвела она улыбкой, и не дав волшебнику опомнится, повисла у него не плече. — О, Селунэ! Как ты тут… какими судьбами?       — Здравствуй, Шэдоухарт. — Улыбнулся Гейл неловко. — Я тут по делу, и… мы можем поговорить в стороне? Я с такими вестями, что сразу и не разберешь с чего начать.       — Конечно… — кивнула она, нахмурившись, и взяв старого союзника под руку, увлекла его к уличному алтарю, у которого до самого восхода луны никто не собирался. Его некоторая нервозность всерьез обеспокоила жрицу, и она готовилась к дурным вестям заранее, но то, что она услышала, настолько ее ошарашило, что Ночная Орхидея натурально лишилась дара речи. Она и не знала, что более невероятно. Вампир на цепи у Эммир, проклятие, последний договор Маркуса, или найденная ими Слеза Селунэ. Последнее, конечно, радовало, но эта радость была настолько омрачена дурными новостями, что жрица не нашла в себе сил улыбнуться.       — Ты поговори с ним, Шэдоухарт. Я все никак не могу подобрать слов… — поник волшебник. Шэдоухарт, прикусив губу, покачала головой.       — Он бросил вызов Госпоже Мечей… Боги…       — И теперь будет вершить злодеяния во славу ее. — Вздохнул Гейл обреченно. — Может, и не злодеяния. Но так или иначе, мы столько трудностей вместе преодолели и должны идти вместе и дальше. Мы семья, и даже если кто-то из нас в ссоре…       — Они расстались. Безумие…       — Еще не все потеряно. Маркус излишне принципиален, но он немыслимо страдает. Но даже в страданиях и всех этих метаниях думает о своих близких. Он защитил Астариона, и встретив Слезу Селунэ на своем пути, в первую очередь подумал о тебе. И ему бы душу излить, но я для этого не подходящая кандидатура. На тебя вся надежда, Шэдоухарт. Нельзя оставлять того, кто и так тонет во тьме, без последней надежды на свет. Пусть знает, что есть те, кто для него всегда этот свет зажжет. И что тьма не вечна.       Жрица задумчиво кивнула.

***

      В таверне на последней улице было шумно. Здесь плотно засел нечестивец, представившийся маркизом Ланческим, и пообещавшим, что маленькое поселение у тракта во Врата Балдура сегодня не уснет. Он был настроен серьезно, и выкупив четыре комнаты на ночь, продолжал сорить деньгами, вмиг собрав вокруг себя задорную, заглядывающую ему в рот компанию. Астарион следил за ним из-за угла, злобно обнажив клыки. Маркус, за всю дорогу не обмолвившийся с ним и словом, выдавал чудеса ораторского искусства местным завсегдатаям, не говоря уже о липнущих к нему девицах, приметивших золотые монеты в руках щедрого лорда. Подвыпивший тифлинг решил всю округу споить, и осыпая трактирщика золотом, накачивал выпивох и распустивших хвосты проституток, попутно заливая обжигающую настойку себе в глотку. Он уже еле на ногах держался, но поскудно улыбаясь разномастным мотылькам, продолжал увлеченно рассказывать о своих невероятных подвигах, принимая тосты в свою сторону. Коварным трактирным девкам большего было и не нужно, клиент обещал быть не жадным, и возможно, не совсем ублюдком, поэтому они бодро его окучивали. Одна льнула к его плечу, хлопая большими васильковыми глазами, и все стараясь прижаться к нему пышной грудью. Вторая, усевшись рядом на стойку, болтала тощими ногами, хохоча и очень недвусмысленно улыбаясь. Но Маркус, на удивление, не велся, и продолжая пить, слушал потоки лести в свою сторону. Рук он не распускал, и позволил себе разве что подвинуть завизжавшую девицу в сторону, освобождая место у стойки для подошедшей к нему селунитки.       — Шэдоухарт! Моя принцесса! — Развел он руками, и вцепившись жрице в плечи, крепко сжал немного растерянную Шэдоухарт в объятиях. Астарион фыркнул, и натянув капюшон на глаза, осторожно подобрался ближе. — А где… а где Гейл?       — Наверху. — Ответила она, смерив тифлинга взглядом. — Ну ты, конечно, братец! Напился без меня! Хоть подождал бы. — Жрица сощурилась и злобно уставилась на пышногрудую девушку. Та, поняв, что запахло жаренным, боязливо отошла в сторону. — Что отмечаешь-то? Только не говори — свободу…       — Да какую свободу, сестренка. — Отмахнулся Маркус. — Моя жизнь закончена. Моя матушка опять… чуть опять не сделала это. Понимаешь? — Спросил он таким тоном, будто Шэдоухарт все известно. Жрица, отвела взгляд. — Моя любовь, моя душа… чьей заднице, я, мать его, поклонялся как священной реликвии, напоролся на нее и ушел. На месяц! — Поднял он указательный палец. — Сраный месяц! И где я нашел его знаешь?       — Знаю. Гейл рассказал.       — Ну да. — Согласился тифлинг, и махом осушив стакан жгучей выпивки до дна, громко опустил его на стойку. — Я с Эммир… я ее чуть не убил. Представляешь? Но не смог. Честное слово, принцесса, яиц не хватило. А он, ты знаешь, что он?       — Что? — Потянулась за подставленным ей стаканом Шэдоухарт. Астарион навострил уши.       — А он… ну как будто ничего не случилось! Ну знаешь, будто мамаша твоего избранника попросила тебя за яблоками на рынок сходить, а не за драным проклятым мечом! Рабство? Какое рабство! Смерть? Не может быть такого, Эммир же добрая мамочка! Она же отродясь никого не убивала, а? — Скрипнул зубами Маркус. Эльф опустил глаза. — Ну ты подумай, принцесса, если бы этот ублюдок, Казадор, заключил со мной сделку, и я бы ушел без объяснений хер знает куда, а он! А он обнаружил бы что этот урод меня обратил! И что тогда? Я бы ему — ну милый! Я ради тебя это! Ну и что что теперь я игрушка больного психопата, это же ради тебя все! Смирись и радуйся, мой хороший! А то, что я опять в неволе, это так, мелочи! То, что ты столько времени положил чтобы меня выдернуть, это все… да к черту!       — Да. Дерьмово. — Констатировала жрица и сделала осторожный глоток. — И что делать-то будешь?       — Найду навершие. Для тебя слезу эту достанем. А там — пусть все горит. Мне знаешь, сестренка? Мне плевать. Пусть горит все. Пусть они подавятся на хер!       — Кто? — Спросила Шэдоухарт с интересом. Маркус, жестом приказав налить еще, пояснил:       — Вороны. Да и все пусть подавятся. Одной смертной душой больше, одной смертной душой меньше. Я и так убийца. У меня, знаешь, никогда и шанса на нормальную жизнь не было. Это я сам себе придумал что-то, а он поверил. В меня поверил. Ну не дурак?       — Мы все дураки, выходит. — Усмехнулась селунитка. — А с ним-то что? Все? Не видать прощения?       Астарион напрягся. Его сердце окаменело и с трудом проталкивая густую кровь, болезненно сжалось. Тифлинг, пропустив еще один стакан, тряхнул головой, и помолчав с полминуты, обратился к жрице:       — Шэдоухарт.       — Да?       — Затаи дыхание. Не дыши.       — Спаси Селунэ… — уронила она удивленно, — зачем?       — Долго продержишься? Без воздуха?       — Ну… — замялась Шэдоухарт, глядя в усталые глаза напротив. — Не думаю, что долго.       — Вдохнуть хочется, а? — Хмыкнул Маркус. — А мне то, как хочется. Я задыхаюсь. Знаешь, как это больно? И вот в чем дело, принцесса. Дышать мне никто не запрещает. Но если я вдохну, поверят ли мне, что я живой? Что у меня тоже, может, чувства есть? Что мне, может, страшно бывает, и нельзя так со мной поступать?! Я что же, из камня сделан? Или нет… из куска металла, а? Оружие бездушное. Твори что хочешь, не считайся! Сгинь под горой, пока я сна не вижу и ищу, ищу, ищу. Спутайся с моей покровительницей, чего ты. Заставь меня увидеть, как она тебя убивает! Здорово, скажи? А?       — Ну ты… немного преувеличиваешь… — заметила жрица деликатно. Тифлинг, махнув на нее рукой, безвольно опустил голову.       — Это я виноват, сестренка. — Выдал он заплетающимся языком. — Зачем я все это…а? Знал же. Чем кончится. Но вишь как… тогда личинки эти. Смерть скорая. Любви захотелось. Ну чтобы надышаться перед смертью. Думал — да и к дьяволам! Влюблюсь напоследок. Зря. Со мной вот и происходит. Знал ведь. Нельзя. А все равно с ним начал. Ну и вот зачем оно ему а? Он же ангел чистый, я тебе клянусь. Она его запугала. Использовала. Как отмычку. Ему не вырваться, а мне не вытащить. Семейка моя, конченая, до него добралась. Ему без меня лучше бы было.       — А это, милый мой, не тебе решать. — Услышал он из-за спины, и обернувшись зацепил силуэт эльфа. Астарион, не в силах больше выслушивать поток его сумбурных мыслей, направился к выходу теряясь в толпе.

***

      На улице было свежо, но щеки вампира горели от досады. Он злился на Маркуса, злился на себя, злился на Эммир и на все что живет и движется. Спрятавшись за таверной, под сенью дрожащих лип, он сам дрожал как лист на ветру, не представляя, что дальше делать. Он не хотел этого всего, он не знал, что все так обернется, но теперь кроме сожаления ничего не оставалось, и ему хотелось в самый дальний угол забиться, и не вылезать из него весь следующий год. За стеной слышался гул, но здесь было тихо, настолько что он слышал собственный пульс. А еще шаги. Тяжелые, спотыкающиеся, приближающиеся к нему. И он знал кому они принадлежат, но зачем он объявился, почему потащился за ним, боялся и представить.       — А вот ты где, душа моя! — Выдал Маркус, показавшись из-за угла. Он был пьян настолько, что ему приходилось держаться за стену, чтобы не упасть. Астарион, нахмурив брови, отвернулся. — А знаш… подслушивать не хорошо. Вот прям совсем.       — Да пошел ты. — Зашипел вампир. Тифлинг подкрался ближе, и остановившись напротив, попытался сфокусироваться на его фигуре.       — Чего обиженный такой? — Хмыкнул он, и сделав над собой усилие, привалился к стене рядом с Астарионом. Эльф поднял на него раздраженный взгляд и очень недобро оскалился.       — Иди дальше принцесске жалуйся! Иди поной, как жалеешь!       — О чем жалею?       — Издеваешься?! — Выпалил Астарион надрывно. — Что связался со мной! Не надо было, а? Влюбился он, напоследок! Очень мило это слышать сейчас! Что ж ты молчал раньше, а?       — Ну да. — Пожал плечами Маркус. — Если бы не близость смерти… вот эта Абсолют драная, у нас бы и не было ничего. Что тебя удивляет-то? Я же… себе же обещал, чтоб никаких. Эммир все равно убьет в любой момент… ну и чего я? Видишь… — вздохнул он, не сводя глаз с подрагивающего вампира. — Если приметил собаку бешеную, от нее бежать надо. А ты вот наоборот. Навстречу — и нарвался. А я хотел этого? Не-е-т! — Замотал головой тифлинг. — Я хотел, чтобы все эти твари никогда тебя не трогали. Чтобы Госпожа Мечей на мили к тебе не подходила. Чтобы ты счастлив был. А ты в итоге… как мне с этим…       — Ты… — скрипнул зубами вампир. — Ты себя винишь, что ли? Себя?       — Ну…       — А какого ж ты… — сжал кулаки он. — Какого ж ты меня наказываешь?! Молчишь! Строишь из себя не пойми что! Какого ж ты меня гонишь?!       — Не! — Махнул рукой Маркус. — Ты тоже хорош. Ничего мне сказал. Сбежал. Фактически… Фактически! Это ты меня бросил. И на такую затею согласиться… ну серьезно? Из-за ведений? А вот подумать на секунду, что, если бы Эммир вот так будущее видеть могла… она б нас… нас бы за Оракулом не посылала, а? Ну что, просто… ну задуматься!       — Да я боялся за тебя, придурок! — Рявкнул на него Астарион, чувствуя, как от обиды разрывается сердце. — Подумать? А ты много думаешь, когда очередную идиотскую выходку творишь?! Раз за разом, раз за разом! Сколько у тебя попыток сдохнуть на моих глазах?! А обещаний никогда больше так не делать сколько?! Сколько вообще твоих обещаний?! Пустых!       — А, пустых? — Приподнял бровь тифлинг. — Ну-ка. Что я там нарушил, а?       — А то ты не знаешь!       — Опять твоя ревность? — Фыркнул Маркус. — Я с тех пор ни разу… да и тогда. Я тебя не понял. Ты сказал, что тебе все равно с кем я удовлетворяю потребности. Да и не было ничего. Так немного, потрогал интереса ради…       — Мизору, мать твою?! — Взбесился вампир. — Шлюху эту, рыжую! У тебя на рыжих рефлекс какой-то… что-ли!       — Боги! Ты еще Несса припомни! Причем тут это вообще!       — Да как причем? Ты же мне тычешь тем, что я обещание не выполнил! Ты-то, чем лучше?! Как у тебя вообще язык поворачивается меня упрекать?! Как тебе остатков совести хватает! Я для тебя это сделал… я боялся за тебя!       — А я тебя просил?! — Сверкнул глазами тифлинг. Тяжело дышащий Астарион, обойдя его по дуге, встал напротив, бросив на него угрожающий взгляд. — Я тебя просил? — Произнес он мягче, не сводя с него обжигающих глаз. — Она убила бы тебя. Она Итери убила и тебя бы убила. Никакого сострадания…       — Да с чего ты взял?! — Бросил эльф сквозь зубы. Взгляд Маркуса потух.       — Очевидно. Если ты слепой и не видишь… то вообще-то. Это очевидно. Убила бы.       — А мне вот ни черта не очевидно! — Зашипел Астарион ядовито. — Я мог все сделать тихо, если бы ты просто хвост прижал! Зачем ты потащился туда?! Зачем, зачем, зачем?!       — Тебя вытаскивать. Дурак что-ли? — Спросил тифлинг со всей искренностью. — Убила бы она тебя. Очевидно. Как Итери…       — Да мать! Я тебе не Итери! Выкинь ты уже из головы это! Внушил себе хер пойми что! Я бы справился. Я тебе не мелкий графский сынок. Я двухсотлетний вампир! Хватит надо мной трястись! Не лез бы под руку, я бы со всем. Справился. Сам! — Выкрикнул он и сам не понял, как выхватил нож. Лезвие, сверкнув, влетело в деревянную обшивку у плеча Маркуса почти по рукоять. Тифлинг, обратил на дрожащий от удара кинжал скучающий взгляд, и снова посмотрел в глаза взбешенному вампиру. — Зачем ты полез? Зачем ты вызов ей бросил… — дрогнувшим голосом произнес вампир. Маркус, все тем же тоном, с абсолютной уверенностью в своей правоте, ответил:       — Потому что она тебя убила бы. А я не могу еще раз… можешь понять, нет?       — Да с чего ты…       — А я знаю… — Уронил он слабо, и неожиданно для застывшего Астариона, опустился перед ним на колени. — Убила бы. Один приказ и смерть. Что бы я делал, если бы тебя не стало… — сказал он на выдохе, и обнял его за ноги. Эльф, проглотив комок в горле, безвольно опустил руки. — Я виноват. Я тебя затянул. Прости, а? Я не жалею… ты самое лучшее… не может быть лучше… но если бы я не успел… если бы не поединок в ничью… убила бы… понимаешь… а как я без тебя? Нет без тебя жизни. Дышать нечем. Месяц… уже месяц. Я так искал тебя… —говорил он ломано, целуя его колени. — Я так боялся. Моя жизнь не стоила того. Дышать нечем. Я обещание опять нарушил. У нас не будет покоя. Будут смерти. Служба ей. Не будет со мной покоя. Мне так жаль… если бы ты предупредил… я бы придумал как тебя огородить от этого… как мир наш огородить… а теперь…       — Да… я… — растерялся Астарион, — это, в сущности, не важно…       — А что важно-то?       — Чтобы ты… чтобы ты не гнал меня как собаку! Вот что важно. Мы уже вляпались. Оба! И я еще относительно в порядке. Так что… ну может хватит уже?       — Может. — Кивнул Маркус, и прижавшись щекой к его ноге умолк. Он сжимал его настолько крепко, что эльфу сложно было держать равновесие. Астарион, очень глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и покосившись на торчащий из стены нож, прикрыл глаза.       — Идем, а? Завтра поговорим на трезвую голову. Без поножовщины и ругани.       — Пошли. — Неожиданно легко согласился тифлинг, и поднявшись со второй попытки, уперся рукой в стену. Он казался таким растрепанным и каким-то пришибленным, что его хотелось немедленно пожалеть, но эльф каким-то чудом сдержался. Столько всего сказать ему хотелось, но смысла вести с ним полемику в таком состоянии не было. Но упустить момент все же было страшно. А если завтра протрезвеет и передумает? И снова начнется это ледяное молчание без намека на хоть какое-то тепло. Астарион этого боялся. Ему вдруг так жутко стало, что он по-настоящему его бросит, просто уйдет и все, и это будет их последние приключение. Зацепился ведь за старую трагедию, доводов слушать не хочет, все твердит — «убила бы, убила», — будто он не убивает его своим холодом. Да лучше тысяча ее мечей под ребра, чем этот безразличный тон и пустота в глазах. И как он этого не понимает? Дурак.       — Ты… прости меня, милый… — начал эльф, сдавшись. Ругаться больше не хотелось. Хотелось вернуть все как было, и в самом деле быть откровеннее. Виноват он разве, что в его жизни было что-то настолько ужасное, что прошлое достает сквозь года? Как же он настрадался, маленький, набегался по всем дорогам, выискивая его след. Напридумывал себе невесть что, глупый маленький тифлинг, а надо-то было всего-то не лезть. Но Астариону не хотелось больше читать ему нравоучений, в конце концов, его благородный рыцарь заслужил награду за свою жертвенность. За свою смелость перед лицом собственного божества, и каким-бы бездумным не был этот поступок, осуждать его за это — предел жестокости. Это ведь Маркус, он иначе не умеет. И это надо или принять, или попросту не тратить его время. — Ты у меня герой. А я так потерять тебя боялся, что умолчал о таком важном… прости меня. Меня только страх вел, ничего больше. Я больше ничего от тебя не скрою, хороший мой. Я… — но договорить ему не дали.       — О, гляди-ка! — Услышал он незнакомый низкий голос и обернулся. — Дворянин энтот с золотишком! Готовенький!       — Гля, да он не один! Давай, обходи их!       Астарион, взбешенный тем, что его оборвали на полуслове, повел бровью и закатил глаза. Шестеро отщепенцев, каких-то убогих оборванцев с дубинами решили, что нашли легкую добычу, и уверенно брали их в кольцо. Привлеченные звоном монет разбойники вышли на охоту за холеным аристократиком, видимо не подозревая кто тут на самом деле хищник, и это даже немного веселило. Маркус понял их намеренья не сразу, и склонив голову набок, недоуменно хмыкнул.       — Сладость… а чего они хотят?       — Драки, малыш. Драки они хотят. — Выдал Астарион язвительно, и потянувшись за всаженным в стену кинжалом, со второго раза его вытянул.       — А. — Причмокнул тифлинг скучающе. — Ну ладно.

***

      Короткое побоище вышло задорным, и пропустивший удар по лицу Маркус даже немного протрезвел. Он дрался врукопашную, потому что пообещал Шэдоухарт не хвататься за ножи, хотя может и потому, что ему просто было весело. Астарион прикрывал его со спины, и как минимум двум сунувшимся к ним идиотам недурно так навешал. Его никакие обещания не сковывали, и короткие кинжалы сразу же пошли в дело, оставляя неглубокие, но пугающие раны на телах врагов. Зачинщик конфликта — высокий коренастый разбойник, орудующий увесистой дубиной, достался тифлингу, и ему не повезло больше остальных. Хрустнувшая от прилетевшего кулака челюсть, съехала набок, перехваченное запястье треснуло, и окончательно растерявший всякую смелость противник, жалобно заскулил, умоляя отпустить. Маркус только разошелся, и просто так давать дурочку вольную не собирался. Отвесив разнывшемуся врагу еще парочку звонких ударов, тифлинг стребовал с него компенсацию, и ободрав главаря банды как липку, хорошим пинком отправил его к лежащим без сознания подельникам. Распаленный и оживший, возвышающийся над грудой застывших тел огромной тенью, сверкая дьявольскими черными глазами, он был до невозможности восхитителен. Вот в такого вампир и влюбился.       — «До чего ж горяч, придурочный». — Думал он, глядя на раздухарившегося возлюбленного. Вот в этом он весь. Минуту назад стоял на коленях, изображая все раскаянье и благодетель этого мира, а теперь до полусмерти нарвавшихся ворюг забивает. Только такой и мог пойти против Богини, против войска, да хоть против себя самого. Вмиг забывая о всех печалях, как только на горизонте замаячит даже слабая угроза. Надравшийся до чертей, но умудрившийся победить. Слишком хороший для трактирных девок и продажной любви. И Астарион точно знал, что сегодня его не отпустит.       Эльф глядел на него с нескрываемым восхищением. Глаза Маркуса снова сияли, он был воодушевлен и разгорячен глупой дракой, и кажется, совершенно счастлив. Из разбитой губы сочилась кровь, сбитые костяшки горели огнем, и тем же огнем горел он сам, и этот жар сжигал засмотревшегося на него эльфа заживо. Астарион, с трудом оторвавшись от этого зрелища и оглядев поверженных противников, самодовольно хмыкнул, и ухватив своего безумца за руку, без объяснений потащил его в таверну. Тифлинг шел за ним послушно, все еще тяжело дышал и спотыкался о свой хвост, но не задавал вопросов. Эльф, не обращая внимания на устремленные в их сторону взгляды, вел его туда, где их никто не побеспокоит, но так до конца и не осознавая, что вообще творит.       Астарион все еще побаивался, что он очнется и уйдет, но Маркус двигался за ним шаг в шаг, как привязанный. Он крепко держал ладонь эльфа, и его хватка, отзывалась приятными мурашками по телу очень скучавшего по его рукам вампира. Его разум заволокло плотной дымкой, а душа приятно заныла. Стоило закрыть за собой дверь, усадить захмелевшего Маркуса на край кровати, прикоснуться к нему, взять его горящее лицо в ладони как сознание поплыло, увлекая за собой все осознанные мысли и любые сомнения. Капли подсыхающей крови манили Астариона, и он, не думая, потянулся к нему, коснулся языком саднящей ранки, облизал его губы, млея от их невероятного вкуса, и чувствуя отдачу, позволил тифлингу уложить себя на лопатки. Ответив на поцелуй, жадный, иссушающий, эльф все же, протестующе заерзал, пытаясь слабо оттолкнуть придавшего его Маркуса, но эта попытка была скорее для успокоения совести, чем порывом всерьез его остановить. Останавливать его не хотелось, хотелось и дальше упиваться долгожданной близостью, будто никакого расставания и не было. Будто не было месяца разлуки, угрозы смерти, потока колких слов и совместных обид.       — Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю… — Прерывисто шептал тифлинг, украшая его шею укусами. Астарион, обнимая его за плечи, обкусывал губы, тая от его рук на разогретой коже, и хватая ставший тяжелым воздух, забывал собственное имя. Пару тягучих минут, жарких поцелуев и откровенных признаний, и последняя линия обороны эльфа пала ниц вместе с его одеждой. Ночь поглотила их обоих, обнаженных душой и телом, забывшихся меж простыней, под скрип старых перин и гул неутихающей таверны.

***

      Эльф проснулся еще до рассвета, и потянувшись, покосился на убийственно спящего Маркуса. Тифлинг лежал на животе, повернув голову в сторону, и тихо дышал. На его спине, помимо старых косых шрамов, различались глубокие царапины, оставленные увлекшимся вампиром, и Астарион, не удержавшись, подвинулся ближе, и нависнув над Маркусом, прильнул к свежей царапинке губами. Он был горячим и безумно вкусно пах. Его кожа, солоноватая на вкус, с нотками каленного металла, пробуждала хищнический аппетит, но вампир его не тронул. Оставив легкий поцелуй на лопатке, пригладив его растрепавшиеся волосы, Астарион поднялся с постели, и встав на ноги, вздохнул с надрывом. Тело болело. Ныли мышцы, саднило шею. Эльф, прижав пальцы к ключице, и проведя ими вверх, нащупал края мелких ранок, и представив, насколько пошло он сейчас выглядит, громко усмехнулся.       Собрав разбросанные вещи и тихо одевшись, он беззвучно вышел за дверь, оставив тифлинга досыпать. Украдкой выбравшись из таверны, он направился в ближайший лесок, натягивая тетиву на лук на ходу. Он чувствовал себя странно, но совершенно спокойно. Все шло так, как и должно было быть, и теперь он был полностью в этом уверен. Он плоть, кровь и душа бессмертная. Его судьба избрана и его это устраивало. Какой бы она ни была, он справится, ведь больше не придется справляться в одиночку. И Маркус это примет, потому что уже начал это принимать. А что дальше не важно. Когда твой осколок на месте, больше не о чем беспокоиться.       Подстрелив в пролеске лань и насытившись теплой кровью, Астарион двинулся назад. Мир пробуждался, светило солнце, и он наконец-то чувствовал его тепло. Тьма отступила, и, хотя еще не все было решено, он знал, что соглашение себя ждать не заставит. Маркус его любил, все еще носил подаренный им амулет, который этой ночью скользил по его телу, дразня прохладой его чувствительную кожу, и заглядывая в глаза упрашивал подольше с ним остаться. И он останется, а остальное решится. Забудется. Как забывалось и прежде.       Он приметил тифлинга на опушке, и поймав его обеспокоенный взгляд, тепло улыбнулся. Маркус, проснувшись, снова его потерял, и тут же отправился по следу. Он выглядел нервным, немного смущенным, помятым после жаркой ночи, но таким красивым, с ссадиной на губе и красной полоской на щеке, что у Астариона перехватило дыхание. Он практически подлетел к замершему на узкой тропинке тифлингу, и не дав ему сообразить, крепко обнял его за талию. Маркус стоял неподвижно с полминуты, но все же сдался. Его руки легли эльфу на плечи, и он притянул его ближе, зарываясь носом в его волосы. Его сердце так громко билось, что его стук отдавался в груди вампира, вступая в унисон с отстуками его собственного. Он заметно нервничал, не мог подобрать слова, но из крепкой хватки не отпускал.       — Прогуляемся? — Шепнул ему Астарион, и приподнявшись, поцеловал его в уголок губ. Тифлинг, медленно потянувшись к нему рукой, погладил его по щеке кончиками пальцев, и согласно кивнул.       — Конечно. И ты… — смутился он, спрятав глаза. — За вчера прости. Сорвало меня. И вообще. Прости за все. Если сможешь. Я ведь… я не на тебя злюсь даже. Я на себя злюсь. На жизнь свою злюсь. А тебя вообще… тебя, по сути, разменяли. И мне не стоило… вот так…       — Ладно. — Пожал плечами улыбающийся эльф, снова поймав его виноватый взгляд. — Так и что? — Спросил он мягко. — Мое предложение разобраться со всем вместе все еще в силе. Принять его или отказать, тебе решать, конечно. Но я был бы рад, если бы ты его принял.       — Да. — Опустил голову Маркус. — Я-то, конечно, хотел бы. Как бы эгоистично это не было. Но ты… ты же понимаешь, что как раньше больше не будет? Будут смерти, грязь всякая. Мы неизвестно когда окажемся дома. Наше будущее вообще под вопросом. Госпожа Мечей на меня так зла, что я чувствую это сквозь пространство. Так что…       — Понимаю. — Ответил Астарион с горькой усмешкой. — Ну и пусть. Я знаю на что иду, и я всегда знал на что шел. Пусть так. Вдвоем против мира, а? — он сделал полшага назад, и взял тифлинга за руки. Шершавые горячие ладони, любимые, самые нежные, легли в его, и на душе сразу стало теплее. Но в то же время, на ней что-то шевельнулось. Цепь договора, неслышно звякнув, натянулась, и ощутивший это эльф насторожился. Покровительница, будто заинтересовавшись его словами, незримо к нему потянулась, но готовому к ответственности за свои слова вампиру было все равно. Пусть слышит и запоминает. Пусть подавится его готовностью. — Я буду с тобой даже если вселенная рухнет на твои плечи. Даже если ты вырежешь население целого города. Даже если на своих оружие поднимешь. Что бы ты не делал я всегда буду рядом. Только не беги от меня. Ты не делаешь мне легче, ты меня этим убиваешь.       — Но… — громко выдохнул Маркус, сжав его пальцы крепче. — Ну и зачем тебе…       — Затаи дыхание. — Тихим успокаивающим голосом произнес Астарион, и в его глазах засеяли все звезды разом. — Затаи дыхание. Долго продержишься?