Великий Древний

      — Первый сын Госпожи Мечей желает убить ее? — Спросил Гейл с некоторым сомнением. — Любопытно. Хотя если исходить из того, что я видел, вполне закономерно. Не слишком уж добра Богиня к своим сынам.       Маркус безразлично пожал плечами. Он был абсолютно уверен в том, что слышал голос того самого Эллария, и именно его душу чувствовал в кровном клинке. Хотя ему в принципе было все равно. Ничего в его жизни больше не имело значения, и распутывать какие-то древние тайны он не хотел. Астарион, сидевший у дерева напротив, украдкой за ним наблюдал, и кажется никуда уходить не собирался. В открытую своих намерений идти с ним за навершием он не выразил, но по его готовности немедленно выдвинуться и так все было понятно. Гейл тоже решил его сопровождать, хотя тифлинг его не просил. Проклятый меч ждал исключительно носителя той же крови, и Маркус был уверен, что справится и в одиночку. Ему вообще по-хорошему бы привыкать к одиночеству, учитывая какое наказание его ждет, но резко рвать все связи не хотелось. Былые друзья и сами от него откажутся, как только он возьмется за выполнение обязательств простого душеносца, до уровня которого его низвела Эммир, так что с разрывом отношений сразу и со всеми можно было не торопиться. Еще недавно у него были привилегии, но и тогда к его ремеслу нормально относился разве что вампир. Госпожа Мечей не подряжала его на грязную работу, и их договор, составленный еще во времена когда Маркус был ребенком, надежно защищал его от совсем уж страшных деяний. Эммир или не хотела пугать его тогда, или и вправду его берегла, но по их прежним договоренностям он исполнял лишь особые поручения, и переходил границы только за особую плату или за вынужденную защиту. Но теперь этих ограничений не существовало, и Древняя была вольна использовать его потенциал на полную, а это никогда не означало ничего хорошего. И ему бы сдаться и покориться, уничтожив остатки своей личности, но тифлинг к подобному был не готов. В конце концов, он пообещал отдать ей кровный клинок, но ни слова не обронил о том, что никогда больше не возьмет в его в руки.       — А знаешь, Гейл, — обратился он к задумавшемуся волшебнику. — Эммир ни к кому и никогда не была добра. Я не удивлен тому, что то, что осталось от Эллария так жаждет порвать ей горло. Возможно, когда-то он пытался. Возможно поэтому он теперь заключен в мече. Я, видишь, тоже пытался. Но не смог, силенок убить ее не хватило. Поэтому, еще час на отдых, и возвращаемся в храм. Но я не настаиваю на сопровождении, вы оба можете уйти. И, к слову, о сопровождении, — оглянулся по сторонам Маркус. — Куда слепец-то делся? Я его запашок болотный вроде как чуял, но что-то я его не наблюдаю.       — Его смутила та сила, что пробудилась в храме, и он решил сбежать куда подальше. — Ответил Гейл, нахмурив брови. — Он не боец, но хороший следопыт. Остаток платы нужно будет внести в гильдию. Со своим поручением он все же справился.       — Справился. — Вздохнул тифлинг, покосившись на притихшего Астариона. — Поразительно все же. Без глаз, а видит больше зрячих.       Вампир, в ответ на этот выпад, злобно обнажил клыки.

***

      Сплетение злости и обиды рвало его сердце на части, и присутствие молчаливого вампира все только усугубляло, но у Маркуса не хватило сил его прогнать. Хочет — пусть идет следом, и думает над тем, что натворил. Надо же было влезть в такое, играя в спасителя, будто его кто-то просил. Теперь Эммир им обоим жизнь испортит окончательно, и он ничего он с этим не сделает. Теперь конец всем мечтам и спокойному существованию, а надо то было, все лишь как-нибудь сообщить тифлингу, что Госпожа Мечей на него нацелилась. Неужели это было так сложно?       У Маркуса кровь кипела, и встречающиеся на пути к зале с мечами твари, отлетали во все стороны, пораженные разрядами нечестивых молний. Гейл страховал его со спины, и в срыв злобы на безмолвных существах не совался. Астарион плелся за ними, не рискуя нарушить молчания, и только виновато смотрел взбешенному Маркусу в спину, и тифлинг, чувствуя этот взгляд бесился еще больше.       С одной стороны, ему было жаль провинившегося вампира, и причину его поступка он понимал, но простить не мог. Забитый голос, где-то из недр сознания вещал, что ему, несчастному, было очень сложно все это время, и что раз уж Эммир решила его присвоить, то воспротивиться этому он все равно бы не смог. Богиня всегда получает то, что хочет, и винить Астариона в том, что у него не вышло противостоять ее манипуляциям было жестоко, но у Маркуса никак не выходило унять обиду. Он ведь любимому всю душу вывернул, в подробностях рассказал, чем чреват союз с его покровительницей, но он все равно это сделал. Спасти его хотел, не позволить умереть от кровного меча, бедный глупый эльф, родной его осколочек. Зачем он в это влез? Зачем? А теперь вместе выживать предлагает, думая видимо, что Эммир сродни Казадору будет просто мучать и наслаждаться их мучениями. Но нет. Ей не нужны живые чувства, ей нужно разящие оружие, полностью лишенное любых сожалений, холодное как сталь, и плевать что оно там будет чувствовать. И это после глотка свободы. После трех лет вольной, наполненной радостями жизни. И чего ради? Зачем?       То, что на Астариона снова легли оковы, злило Маркуса еще сильнее, чем то, во что он его милостью вляпался. Госпожа Мечей его поработила, и теперь будет использовать до скончания времен, или пока тот не погибнет, выполняя ее поручения. И может тифлингу и стоило ее убить, и уничтожить эту проблему разом, но решимости сделать последний удар критическим у него не хватило. Эммир не просто божество, способное ради своих целей сгубить жизнь собственного потомка. Она его приемная мать, вытащившая ненужного выродка из ада, в котором ему приходилось существовать. Она дала ему все, она взрастила его и воспитала. Она была той единственной, кто опустил на его израненную спину не холод вымоченных плетей, а свою нежную, изящную ладонь. Она научила его держать голову и никогда не перед кем не склоняться. Она вложила в его руки мощь своих клинков, и хотя Маркус был на нее чертовски зол, и все еще таил в душе старую обиду, убить ее было для него чем-то невообразимым. Потому, он, встав между любимым существом и приемной матерью и замкнул все на себе, решив тащить этот груз в одиночку. И сам на себя злился, за то, что не смог сделать иной выбор.       — Маркус? — Окликнул волшебник, увлекшегося истреблением всего живого тифлинга. — Ты пропустил поворот. Плетения ради, оставь ты этих тварей! Зал там!       Маркус хмыкнул, и оглядев горку извивающихся в предсмертной агонии монстров, последовал за Гейлом. Он даже не заметил, как их убил, до того увлекся внутренним диалогом. Прячущий глаза Астарион, неловко отошел в сторону, давая ему дорогу. Он что-то хотел сказать, но все никак не решался. Тифлинг, скользнув взглядом по его напряженной фигуре, прошел мимо, давая понять, что разговаривать сейчас не намерен. Он вообще старался его не замечать, боясь, что сорвется окончательно. Что будет тогда, он сам не знал, и проверять этого не хотел. Эльф, чутко улавливая его настроение, нарываться не стал. Пропустив его вперед, Астарион завернул в залу, и остановившись у входа, уперся спиной в стену.       — Идей особых нет. — Заключил Гейл, оглядев трещины в полу. — Внизу еще несколько этажей, и судя по сырости и той информации, которую мы получили, часть из них затоплена.       — Значит будем нырять. — Выдал Маркус мрачно, и дойдя до середины залы, присел у расселины. — Ellari. — Позвал он неупокоенную душу, и ощутив слабый отклик, кивнул сам себе. — Ну или хотя бы лестницу поищем. Астарион? — обратился он к понурому эльфу, и тот вздрогнул от неожиданности. — Ты спуска вниз тут не видел?       — Видел. — Ответил он, отвернувшись. — Левее за залой       — Тогда веди. — Сказал тифлинг, не глядя на него. — Чем быстрее я найду это чертово навершие, тем быстрее мы все разойдемся по своим делам. Хотя я и сейчас вас не удерживаю.       — Как вам будет угодно. — Огрызнулся Астарион, и развернувшись покинул залу. — За мной шагай.

***

      Этажом ниже было еще темнее, и Гейл, ориентируясь только на эманации, исходящие от обозленного на все живое колдуна, медленно шел за ним. Астарион вышагивал где-то перед ними, беззвучно, крадучись, выступая кем-то вроде разведчика. Волшебник, наблюдавший ночную драму, и видевший к чему это привело, в их конфликт с Маркусом не лез, и надеясь, что все решится миром, концентрировался на задаче. Главное, они были живы, и, хотя им обоим не позавидуешь, призрачный шанс на то, что еще не все потеряно, немного грел ему душу. Гейл не совсем понимал на чем именно держится союз его старых друзей, но знал точно — такую тяжелую зависимость друг от друга никакими ссорами не вытравить. Он по-доброму относился к им обоим, и искренне желал им счастья, и раз уж счастье для них заключалось в по-своему больной привязанности, волшебнику ничего не оставалось как это принять. Смотреть на них порознь было больно, и он представлять не хотел, что случится с Маркусом, если они не найдут в себе воли к примирению. Колдун обладающий такой силой, и в то же время, не способный порой сдерживать рвущихся наружу боли и гнева, слушавший прежде, разве что своего вампира, являлся серьезной опасностью, и Гейлу очень не хотелось однажды на полном серьезе сойтись с ним бою. Ему и сейчас не нравилось его состояние, и то, что он творил с нитями плетения, грубо разрывая их и вкладывая в заклинания. Его жестокость по отношению пусть и к монстрам, но живым существам, тоже беспокоила волшебника, но он не останавливал тифлинга, позволяя ему спустит пар. Пусть лучше пострадают кровожадные твари, чем попавшийся под руку крестьянин.       — Все. Пришли. — Долетел до него голос Астариона. — Гейл, обойдя искрящийся силой силуэт нечестивца, вгляделся в темноту. Вдали, напротив фигуры эльфа, замершего у ряда статуй, виднелась дверь, украшенная затейливыми, светящимися знаками. Знаки эти не походили на инфернальные, и отдавая прохладой лунной ночи, сплетались в незнакомые символы, напоминавшие старые селунитские заклинания. Волшебник, подойдя ближе, осторожно потянулся к магическому замку мастерски сплетенной силой, но тут же отстранился. Дверь запечатывалась множеством искусных жрецов, и его манипуляциям не поддавалась.       — Думаю, будет не просто. — Заключил Гейл, еще раз оглядев символы. — Кто-то так рьяно навешивал защитные знаки, что их разрушение может привести к серьезным последствиям.       — Да и к черту. — Отмахнулся Маркус, и потеснив волшебника, встал напротив двери. — Отойдите-ка. Навершие где-то ниже, и селуниты с их замками меня не остановят.       — Уверен? — Спросил его Астарион, — Гейл же сказал…       — Госпожа Мечей вечность ждать не будет. — Ответил тифлинг не оборачиваясь, и принялся концентрировать силу в ладонях. — И, если ты еще не понял, наказание за промедление будет жестоким. Мне то уже все равно, но поверь, она и тебя зацепит.       — Мне будто не все равно. — Прошипел вампир себе под нос, но все же отошел. Гейл, покачав головой сделал шаг назад, и сморщился от накативших ощущений. Колдун терзал плетение, выжимая из него все, и магические нити рвались, отдавая в его руки искореженную энергию. Навыки начертателя помогли ему сплести схожие символы, и они, устремившись к дверному полотну легли поверх селунитских. Но древний замок подобного надругательства над магией не стерпел, и старое заклинание тут же ответило нечестивцу на его дерзость.       — Маркус! — Крикнул эльф, и успев дернуть его за плечо, утащил его в сторону от влетевшего в пол искрящегося луча. Гейл, очнувшись, побежал к статуям, уворачиваясь от разящего всполоха света в потемках. Танцующий луч, палящий в суетящиеся фигуры нарушителей откуда-то сверху, норовил их поджарить, но волшебник, сориентировавшись пришел им на помощь. Защитный купол убежища накрыл тифлинга с заметавшимся Астарионом, и следующая атака мерцающего заклинания, влетела в поднятый щит.       — Давайте ко мне! — Скомандовал он союзникам, и удерживая купол, показался из-за статуй. Маркус, просчитав, через какой промежуток времени атакует взбесившийся луч, схватил эльфа за локоть, и услышав, как зашипела врезавшаяся в убежище вспышка, побежал к волшебнику. Астарион, поняв его замысел, оттолкнул его в сторону, оттянув следующую атаку на себя. Луч влетел рядом, и ловкий эльф, разминувшись с взорвавшимся под ногами всполохом, в два прыжка отскочил к статуям.       — Это… — уронил пораженный догадкой тифлинг, аккуратно высунувшись из убежища. Унявшееся защитное заклинание, потеряв цель, растворилось, и только сияющие грани знакомого камня, врезанного в стену над дверью, напоминало о том, что лучше бы больше не соваться.       — Слеза Селунэ, — подтвердил его догадку Гейл. — Как в том храме в Подземье.       — Чудно, — фыркнул вжавшийся в стену Астарион. — Если это единственное препятствие, разнесите этот камушек к чертям! И по своим делам разойдемся. — Добавил он обижено. Маркус сурово сдвинул брови.       — Нет. Этот, как ты выразился, «камушек», принцесса по всему миру ищет. Гейл, — окликнул он, по-доброму улыбнувшегося волшебника. — Где ближайший портал во Врата Балдура? Надо бы нашу орхидею навестить. Думаю, она будет в восторге.       — В башне Мистры. — Улыбнулся Гейл теплее. — Хочешь привести сюда Шэдоухарт?       — Само собой. Пусть хоть у кого-то жизнь наладится.       — Да? — Вздернул бровь вампир. — А как же наказание за промедление? Или ты уже не спешишь?       — Потерплю уж, ради сестренки. — Заявил Маркус с издевкой. — Да и надраться с ней не помешает.

***

      Они выбрались из леса уже к вечеру, и остановившись у реки, разбили лагерь, решив переночевать под открытым небом. Гейл, вызвавшись собрать хворост, оставил тифлинга с эльфом наедине, надеясь, что они поговорят, но Маркус продолжал делать вид, что Астариона не существует. Эльф, чье самолюбие задевала эта безразличность, разговор не начинал, и стараясь не смотреть в сторону возившегося с лежанкой тифлинга, увлеченно перетягивал тетиву. Он чувствовал себя виноватым, но его ела обида, ведь несмотря ни на что, всю эту затею Астарион проворачивал исключительно с целью защитить любимого, и такого жестокого обращения к себе не заслуживал. Он вообще до сих пор не мог поверить, что Маркус, еще недавно прощающий все и так горячо его любящий, заботливый и так красиво ухаживающий, мог смотреть на него с таким холодом.

***

      Верхний город лежал в руинах. Остатки армии Абсолют были добиты совсем недавно, и жители Врат Балдура все еще побаивались вылезать из укрытий, что играло бодро шагающим к утесу существам на руку. Маркус, довольный тем, что возвращается домой, не мог заткнуться всю дорогу. Он рассказывал о магической защите, недоступной простым смертным, неприступности своего поместья и лежащих от крайних улиц до обрыва над проливом земель, и был совершенно уверен в том, что атаки нутилоида обошли стороной его крепость. Астарион слушал его вполуха, все еще не отдавая себе отчета в том, что делает. Краски жестокого побоища померкли, утихли боевые кличи, и в освобожденном городе становилось спокойно, но на его душе с каждым шагом все сильнее разгоралась тревога. Он гасил ее как мог, очаровательно улыбался своему спутнику, но все же незаметно вздрагивал, всякий раз, как думал о том, что его ждет.       Он был влюблен в этого безумца до сумасшествия, и безусловно ему доверял, но вкладываемая в его голову годами идея о собственной никчемности не позволяла ему расслабляться. Пока они играли в героев, изо дня в день рискуя шкурой за спасение себя и всего мира, все воспринималось как-то проще, но теперь все вдруг стало невыносимо сложно, и Астарион не верил, что все это по-настоящему. Это больше походило на сон, невозможный и совершенно нереалистичный, и он боялся проснуться, и снова обнаружить себя на псарне в цепях. Ну не мог же он в самом деле быть свободен и сам решать свою судьбу. Ну не мог же в самом деле миринский аристократ, сосланный в их проклятый город в собственный анклав, вести его домой и обещать очень скоро отправиться с ним за лекарством. Все это было подозрительным, и от того пугающим. Похожим на какую-то нелепую сказку, со свалившимся с небес прекрасным принцем. Вот только в сказки Астарион уже давно не верил.       Все стало еще тревожнее, когда они шагнули за забор старого поместья, окруженного густым садом с полосой пруда у дальней границы. Тут Астарион окончательно понял, во что влип. Все рассказы Маркуса о его родословной и дурацких титулах не шли ни в какое сравнение с реальностью, и эльф, затаив дыхание и стараясь не подавать виду насколько потрясен, двинулся за ним по мощенной дорожке. На аккуратно подрезанных ветках плодовых деревьев пели ночные птицы, и Астарион, окинув взглядом округу, пришел к выводу, что за поместьем очень хорошо ухаживали. Его и в самом деле не коснулись удары нутилоида, и, хотя никакой защиты он не чувствовал, всю серьезность магической обороны представить мог.       Внутри поместье выглядело еще более впечатляюще чем снаружи. Эльф тоже когда-то давно жил в очень даже приличном доме, но жилище знати все равно очень сильно отличалось от обиталища, пусть и привилегированного, но простонародья. Оно было увешано портретами далеких предков и клинками тонкой мастерской работы. Уставлено дорогой резной мебелью и устлано тяжелыми коврами. Сколько стоило напольное покрытие из черного дерева и отлитый из серебра девиз дома Хэллстормов над входом в большую гостиную, и представить было страшно, не говоря уже о бесценном оружии, украшенном переливающимися драгоценностями на рукоятях. Здесь пахло роскошью и чистотой, и было на удивление светло, хотя цветные витражи окон перекрывались тяжелыми шторами. Здесь было просторно и свежо, совсем не как в замке бывшего владыки, но Астариону все равно было не по себе.       В дверях их встретила прислуга. Похожие на больших марионеток существа, внимательно слушали указания хозяина, касающиеся нового обитателя их дома, и Астарион никак не мог поверить, что речь идет именно о нем. Он попросту застыл посреди залы, стараясь скрыть истинные помыслы за растерянной улыбкой. Он чувствовал себя вором, пролезшим в богатое жилище, которого очень скоро обнаружат и вышвырнут. Или еще хуже — мальчиком на час, которого попользуют и вернут владыке, сразу после того, как наиграются. Маркус, как-то по-своему расценив его ступор, блаженно улыбнулся.       — Непривычно после таверн и вольных лугов, да? — Усмехнулся он. Эльф согласно закивал. — Тут комнат много, на втором этаже все гостевые и прямо по коридору моя. С большим будуаром которая. Ты можешь выбрать любую, но я был бы счастлив, если бы ты спал со мной. — Сказал он совершенно без задней мысли, но Астарион, раздраженный не затыкающимся внутренним голосом, уловил в его тоне что-то нехорошее. — Я тут вещички свои разложу, а ты располагайся пока. Вечером дом покажу, сейчас сил нет. Их разве что на ласку хватит. — Расплылся в хитром оскале Маркус, и у эльфа дрогнуло сердце.       — Да я… — замялся Астарион, не в силах понять, что с ним такое творится. — Я бы не отказался, знаешь, помыться. Но не утруждайся, я разберусь.       — Прислуга разберется, — фыркнул тифлинг. — Не будешь же ты сам воду таскать? Привыкай. Твои ручки больше не для тяжелой работы.       Воды ему натаскали. В купальню при комнате с большим будуаром. Эльф, погрузившись по шею силился расслабиться, но у него ничего не выходило. Смутное ощущение чего-то знакомого давило на него каменной плитой, и он, покопавшись в памяти понял, что так сильно его беспокоило. Когда его в прошлый раз привели в богато обставленную обитель одной очень влиятельной личности, для него все очень плохо кончилось, и один намек на повторение прошлого, вселял в его душу ужас. Но он все же смог собраться, и спустя полчаса вылезти из остывшей воды. Прислуга приготовила ему огромное нагретое полотенце и чистую одежду, и Астарион прикоснувшись к нежной ткани белоснежной широкой рубашки, уронил слабую усмешку. Она была легкой и полупрозрачной, сотканной из тончайших нитей, и стоила дороже чем вся его экипировка вместе взятая. Наскоро вытершись и пригладив волосы, он натянул большую ему в плечах рубашку на голое тело, и на минуту почувствовав себя кронпринцем, вполне искренне улыбнулся. Но ощущение легкого восторга быстро его покинуло, сменившись привычной тревожностью. Тяжелые шаги за дверью и скрип мягкой перины хозяйской кровати, намекал на вполне очевидное продолжение, но эльф этого не хотел. Нет, он не рассчитывал, что Маркус сам додумается, что лезть к нему первое время — не лучшая затея, но все же втайне надеялся на его понимание. Но стоило Астариону перешагнуть порог спальни, и все его надежды разбились вдребезги. Опьяненный вожделением взгляд тифлинга, пробежавшийся по его телу, более чем красноречиво говорил о его желаниях, и эльф, завороженный его дьявольскими, горящими восхищением глазами, сам того не осознавая, шагнул ему навстречу.       Маркус, расценив это как согласие, поймал его за руку, и утянул на его на постель. Астарион упал на спину, и продолжая натянуто улыбаться, зачем-то выгнулся легшей на его грудь ладони навстречу.       — Какой же ты красивый, сладкий… — тихо нашептывал ему ставший чужим голос. — Невероятно красивый… таких просто не бывает…       Эльф жмурился, но позволял его рукам бесцеремонно ласкать свое тело. Его прикосновения жгли коленным железом, а поцелуи заставляли вжиматься в холодные скользящие простыни, и внутренне умолять его это прекратить. Теплые пальцы тифлинга забрались ему под рубашку, и Астарион дернулся, но так и не нашел в себе сил воспротивиться происходящему. Внутренний голос издевался над ним, убеждая не строить из себя девственника и расслабиться. Вековые установки не ерзать и терпеть, придавили его к постели, лишая возможности дать отпор. Ладонь Маркуса скользнула вниз по напряженному животу, и эльф не выдержал. Он шикнул на растерявшегося любовника, и вывернувшись из-под него, быстро отполз к краю кровати.       — Что такое? — Спросил Маркус, непонятливо моргнув. — Я тебе больно сделал?       — Не. Трогай. Меня. — Зашипел Астарион, показав готовые вонзиться в глотку тифлинга клыки. — Не смей меня трогать! Не прикасайся ко мне! — Его сознание дрогнуло и подернулось пеленой гнева. Он даже не помнил, что именно наговорил опешившему Маркусу, и вообще в тот момент не понимал, что творил. Тифлингу досталось за всех. И за Казадора, и за бесчисленных любовников, и за тех, кто был с ним добр, и за тех, кто был с ним груб. Астариона сорвало, и вся его сдерживаемая годами боль разом вылилась на внимательно слушавшего его Маркуса. Он и ему его грешок припомнил, швырнув колкую претензию в лицо. Как он повелся на сладкие лживые речи, и не взирая на положение загнанного в угол вампира, бессовестно драл его при первой же возможности. Конечно, они это уже обсуждали, и тифлинг признался, что вообще его намерений тогда не понял. Он, дурак, искренне думал, что Астарион на него запал, а не менял свое тело на защиту и глоток свежей крови. Но сейчас взбешенному эльфу было откровенно наплевать на все условности, и он, срывая голос, продолжал выплескивать на нечестивца весь скопившийся яд. — Не смей меня больше… никогда ко мне… — хватал воздух он, крупно вздрагивая. Слова кончились, стало легче, и он, глядя как Маркус поднимает вверх открытые ладони, наконец позволил ему хоть что-то сказать.       — Тише… видишь? Я тебя не трогаю. Я не хотел тебя обидеть. Извини меня пожалуйста. Вот, я тебя не трогаю… — говорил он спокойно, глядя на испуганного вампира полными сочувствия глазами. — Тише… я тебя оставлю, если хочешь. Ты немного отдохнешь, и мы поговорим…       — Нет! — Вскрикнул Астарион, и пришил тифлинга к месту суровым взглядом. Пелена обуявшего его рассудок безумия, замешенного с всепоглощающей паникой, резко спала, и он понял, что натворил. — Нет, нет, нет! Не уходи пожалуйста! — Взмолился он, и Маркус окончательно растерялся. Он подобрался ближе, и эльф, почувствовав жар его тела совсем рядом, крепко зажмурился. Тревога снова вцепилась ему в глотку, и он, безвольно упав тифлингу на плечо, сжался в плотный комок. Легкое касание выбило из его груди рваный вздох, но ощутилось чем-то на удивление успокаивающим. Маркус на него не злился, жалел скорее, и эта жалость, как ни странно, совершенно не задевала за больное. Она разошлась теплом по напряженным мышцам вместе с осторожными прикосновениями, и Астарион наконец смог задышать свободнее. Страх покидал его разум, и его место занимал стыд за свое поведение, и гадкое чувство призрения к себе. — Прости… — уронил он, не открывая глаз. Маркус обнял его крепче.       — Я опять что-то не то сделал. — Сказал он виновато. — Ты извини, я не всегда понимаю, что правильно. Опять мы с тобой не с того начали. Ничему меня жизнь не учит.       — Ты о чем это? — Вздохнул эльф, чувствуя, как его ласкового голоса расслабляется тело.       — Давай с начала все? Как у нормальных пар бывает.       — А как у нормальных пар бывает?       — Я не знаю. Но давай попробуем.

***

      Астарион проснулся поздно вечером, и сев на постели, поджал под себя укутанные простыней ноги. Маркуса рядом не было, но судя по тому, как заботливо он его укрыл, на его срыв тифлинг не злился. Эльф сполз с постели, и замотавшись в простыню, крадучись пошел на растекающийся по дому манящий запах. Через будуар по коридору, до лестницы и вниз, к столовой, где по какой-то причине пахло свежей кровью. Будь он не таким голодным, из комнаты бы не вылез, до того ему было неловко за свою истерику. Но жажда давила на него, требуя немедленно утолить хищнический голод, и он как завороженный, не обратив внимания на суетящихся у входа слуг, шагнул в широкую залу.       — Проснулся, милый. — Улыбнулся ему сидящий за столом Маркус. — Прости, я настолько оголодал, что тебя не дождался.       — Это что? — Спросил вампир, облизнувшись и кивнув на медный кувшин, стоявший справа от трапезничавшего тифлинга.       — Кровь. — Ответил Маркус спокойно, и подцепив кусочек запеченной индейки, отправил его в рот. — С бойни. Тебе будут каждый день ее носить. Она, конечно, остыла уже, и я уж прости, не нашел способ согреть ее, чтобы не испортить. Сворачивается.       — Ой, да забудь. — Отмахнулся Астарион, и шурша волочащейся по полу простыней, бодро дошагал до стола. Плюхнувшись на деликатно подставленный ему стул, он бесцеремонно вцепился в кувшин, и осушив его до середины, откинулся на мягкую спинку. — О Боги, хорошо-то как!       — Рад что тебе лучше. — Продолжал любезничать тифлинг. — А мне вот еще невесть сколько одной птицей питаться. Война у них, видишь ли, разруха. А то, что несчастный колдун не доедает, никого не волнует. А я мир спас, между прочим. Знал бы, что в этом мире ни одной захудалой свинки не останется, черта с два бы я его спасал.       Эльф слабо улыбнулся, и вытерев окровавленные губы виновато опустил глаза. Чувствовал он себя просто отвратительно, и даже не знал с чего и начать. Надо бы извиниться и впредь следить за языком, но как-то не выходило.       — Я… — начал он не ловко, но собравшись с духом, горделиво задрал подбородок. — Извини за это представление с утра. На меня временами накатывает, и я не соображаю, что делаю. Все эти обвинения… они пустые. Мне нравится то, что между нами происходит. И я хочу, чтобы это происходило дальше. Надеюсь, мне удастся как-то загладить свою вину, и со мной, уж поверь, не нужно носиться как с кисейной барышней. Я вполне способен…       — Как скажешь, — пожал плечами Маркус. — Захочешь чего — попросишь сам. Только если на самом деле захочешь. Мне насилие над тобой удовольствия не доставляет. И вообще, это уже много раз пройденная тема. Давай пока ее оставим, и займемся чем-то более нейтральным.       — Это чем? — Сощурился Астарион недоверчиво.       — О, я тебе покажу.

***

      Поместье было полно потрясающих вещей, и у узревшего комнату с арсеналом эльфа, натурально отвисла челюсть. В ней хранилось столько оружия, что им можно было армию оснастить, и зачем его столько нужно, Астарион не представлял. Маркус знал все свои клинки поименно, и завидев восторг и искренний интерес в глазах эльфа, взялся подробно рассказывать про каждый. Оружие оказалось трофейным, и почти со всеми кинжалами и заботливо смазанными мечами была связана какая-нибудь невероятная история. Астарион слушал его, украдкой любуясь его восторженным лицом. Увлеченный тифлинг был очень хорошим рассказчиком, и слушать его было и правда интересно. А еще он казался счастливым, и каким-то по-особому теплым, нашедшим спустя годы одиночества того, кому на самом деле хочется узнать о его похождениях, и кому по-настоящему любопытно послушать про все шестнадцать методов известной ему заточки.       Астариона он прямо умилял, и он с радостью вызвался помочь ему перебрать весь этот арсенал, и это совместное занятие, любому другому показавшееся бы странным, окончательно сняло возникшее меж ними напряжение. За чисткой клинков, и задорными байками, от которых эльф смеялся в голос, пролетела ночь, и к утру, уставший, но довольный Астарион, сам потащил Маркуса в спальню. Право решать самому, когда между ними снова что-то случится, позволило эльфу расслабиться, и он, сам поцеловав улегшегося рядом тифлинга, спокойно заснул у него на плече.       Следующие дни оказались не менее интересными, и наполненными все большими открытиями. Маркус наконец показал ему дом, познакомил с Иккарионом, позвал на прогулку в сад, и эльф, вышагивая под шумящими кронами деревьев, не мог поверить, что эта сказка никогда не кончится. Сад выходил к обрыву с утеса, и открывающийся с него вид, завораживал, заставляя сердце трепетно сжиматься. Больше красот, предстающих перед глазами в лунном свете, пульс сбивало его присутствие, жар нежных прикосновений, и тепло его губ. Тифлинг позволял себе не заходившие дальше поцелуи, и это осторожное обращение, только сильнее к нему притягивало.       — Тут роща друидская была, — произнес Астарион, пытаясь отдышаться. — Рощу помню. Может и путаю что-то…       — Может и была. Но Эммир решила, что здесь будут ее владения. — Хмыкнул Маркус, и снова потянулся к его губам.       Так прошло еще два месяца. Два месяца, наполненных нежностью и разгорающимися все сильнее чувствами. Тифлинг его не торопил, позволяя привыкнуть к новой жизни, и Астарион, наконец выдохнув, смог начать собирать свою личность по кусочкам. Они проводили вместе почти все свободное время, и в часы, когда Маркус занимался своими делами, эльф по нему вполне искренне скучал. Хотя его увлеченность тоже подкупала, и Астарион, случалось, просто наблюдал за тем, как он возится с какими-то свитками, споря с Иккарионом, или подолгу смешивает реагенты, записывая полученные результаты. Его задумчивое лицо, сведенные брови, то, как он, зависнув, покусывает губу, все это казалось эльфу чем-то прекрасным, и он не мог налюбоваться, таким красивым и таким суровым нечестивцем. А после, Маркус награждал его каким-нибудь совместным развлечением, научил его фразе — «Мирна платит!», и позволял ему транжирить южную казну, как только вздумается. Для них посреди ночи открывались магазины. Сонные мастера и портные, любезно распахивали перед ними двери, обещая выполнить любой заказ в кратчайшие сроки. И Астарион, ощутив вседозволенность, просто не мог остановиться.       У него появилась тонна красивых вещей. Он придирчиво выбирал ткани, фыркая на тифлинга, раз за разом закупавшего себе черное. Маркус вообще присвоил этот цвет, иногда разбавляя его другими темными оттенками, и позволяя себе изредка приобретать что-то белое. Но ему шло. Ему вообще все шло, идеально сидело на подтянутой фигуре, подчеркивая выученную аристократическую осанку.       — Это цвета моего дома. — Раз за разом терпеливо пояснял он. — Черное и серебристое. Черное — смерть врагам. Серебристое — металл клинков эрцгерцогини, и звезды, что Матиас ронял с небес. Вот эта милость в острие, и все такое.       — Скучновато, — ухмылялся эльф. — Но со вкусом.       Просто прогуливаться с ним по улицам доставляло Астариону не меньшее удовольствие. Его боялись. Его репутация шла впереди него, и даже статус героя никак не влиял на ситуацию. Знать Верхнего Города, приветствовала его легким поклоном, и убиралась с его пути. Банды нижних районов, не скрываемо обходили его стороной, за спиной называя неубиваемым гадом. Девятипалая его на дух не выносила, но после совместной битвы, как-то смирилась с его присутствием в городе. Кулаки с ним просто не связывались, довольствуясь тем, что он наконец остепенился, перестав нарушать все писаные и неписанные законы. И вся эта аура власти и всеобщего страха, отдавалась в душе Астариона приятным волнением. Тем более с ним он становился другим, хотя эльфу все чаще казалось, что именно эта личность, уставшая от одиночества, израненная, ищущая тепла и принятия, и была настоящей, а тот демон, которым он представлялся окружающим, был лишь ее защитой. Хотя Маркус все же был со странностями.       — Ты его видишь? — Спросил он как-то, вглядываясь в черное пятно среди веток. Эльф, присмотревшись, и приметив ворона, непонятливо приподнял бровь.       — Вижу. Ворон как ворон. А что, с ним что-то не так?       — Да нет. — Вздохнул тифлинг. — Если ты тоже его видишь, значит с ним все нормально.       Но эта особенность, его неумение воспринимать намеки, некоторая замкнутость и тоска в антрацитовых глазах, ничуть не смущали Астариона. Он знал его другим, заботливым и понимающим. Умеющим принимать, и не боявшимся ответственности. Он знал, что у него есть свои слабости и маленькие радости. Что он любил валяться на кресле в гостиной, устроившись на нем поперек и свесив с подлокотника ноги, и рассказывать какие-нибудь глупости. И хотя в его историях частенько кто-нибудь умирал, случалось, что и в муках, эльф ловил себя на мысли, что лично он, совсем его не боится.       — У меня учитель танцев был. Ты представляешь? Вот тут и вытанцовывали. К слову, потанцуем?       Танцевать в гостиной под бой старинных часов было весело, хоть и выглядело немного по-дурацки. Маркус вел, демонстрируя все свои навыки. Он двигался плавно, старался не выдавать своих мыслей, пробуждающихся всякий раз, как между ними сокращалось расстояние, но его жесты и тяжелое дыхание полностью его выдавали. Астарион чувствовал его желание, млел от крепких рук, держащих его за поясницу, и прекрасно догадывался, что если дать ему волю, он возьмет его прямо здесь, не утруждаясь добрести до спальни. Он ведь еще так молод. В нем столько сил и столько страсти, и ему так сложно держаться в рамках приличия, но он так искренне старался. И его требовалось вознаградить за терпение, но эльф решил сделать это по-своему, и после танцев и невесомого поцелуя, попросил его помочь ему искупаться.       В купальне горели свечи. Капли воды стекая по совершенному телу, очерчивали линии мышц, и, хотя Астарион не видел своего отражения, он знал, насколько соблазнительно сейчас выглядит. Ему и не нужно было никаких зеркал, все более чем подробно отражалось в глазах устроившегося рядом, раздетого по пояс Маркуса, на которого было больно смотреть. Он, обкусывая губы, растирал его белую спину, и размякший в горячей воде эльф, гадал, когда же его сорвет. Но тифлинг держался достойно, не ведясь на провокации, позволяя себе разве что ненавязчиво его лапать, не в силах сдержаться, и не опустить ладонь на его гладкую ягодицу. Он был чертовски милым, растрепанным, и очень сосредоточенным на упругих изгибах, которые старательно омывал. И Астарион, сдавшись, все-таки предложил ему свою помощь. Выбравшись из бадьи, и позволив завернуть себя в полотенце, он вдруг схватил его за руку, и резко потянул к себе. Сладко поцеловал забывшего как дышать Маркуса, и потянувшись к застежке его несчастных штанов, он заглянул в его помутневшие глаза, и увидев в них мольбу, беззлобно усмехнулся.       — Если будешь хорошим мальчиком, я сделаю тебе приятно.       — Буду. Пожалуйста.       Астарион расплылся в коварной улыбке, и слегка прикусив кожу над его ключицей, стянул штаны с бедер хватавшего воздух тифлинга. Опустив руку под белье, и обхватив его напряженный член, он пошло облизнулся, и слегка двинув запястьем, снова упал ему в шею.       — Ой, а потек-то, а потек!       — Не издевайся…       Измученного воздержанием Маркуса хватило минут на пять. Крепкая струя вязкого семени ударила Астариону в ладонь, и он, прижавшись щекой к плечу еле стоящего на ногах тифлинга, прикрыл заблестевшие глаза. Внутри разгорелось желание, больше не сдерживаемое колючим страхом, но он все еще не мог его принять. Его хотелось, такого горячего, сладкого, готового на все здесь и сейчас, но эльф решил еще немного оттянуть этот прекрасный момент, чтобы ненароком все не испортить.       Тогда то и началось его осознанное грехопадение.