Проклятая кровь

Солнце сонной мухой ползет по небосклону и все никак не может добраться до зенита. Тупая похмельная боль сдавливает виски, оседая соленой горечью на губах. От ярких бликов, бьющих сквозь листву, режет глаза, отчего Фугаку старательно смотрит только себе под ноги. Мышцы ноют, как будто он там не “хвосты крутил”, а мешки ворочал всю ночь, хотелось лечь и не двигаться хотя бы ближайшие пару часов. Но приходилось идти, преодолевая ватную слабость, еще и следить за собой, чтобы не вздыхать в попытке перебороть мутную тяжесть в желудке, что то и дело подкатывала к горлу противным кислым комом. И корить себя, что не догадался хотя бы рот прополоскать из бочки, когда была такая возможность. Ощущение было такое, что еще чуть-чуть — и его просто вывернет наизнанку. Причем по царившим на языке вкусам, Фугаку подозревал, что выворачивало не единожды, только вот он этого не помнил. Судя по чересчур ровному сопению идущего рядом Орочимару, и тому, как зеркально клонит голову книзу саннин, ученик Третьего страдает не меньше Учихи. Но жаловаться было бессмысленно, как и просить об остановке. Данзо, отстукивая мерный ритм тростью, шагает впереди, не оборачиваясь и не давая послаблений подчиненным. Хорошо, хоть шагом двигались, а не бежали как обычно. Тракт пролегал по узкой полосе между заросшей кустарником горой и почти отвесным обрывом, на дне которого, неспешно виляя между камней, текла речка. Ее прозрачные воды искрились, маня страдающих ниндзя своей прохладой. Даже есть не так хотелось, как пить. Не выдержав, Фугаку растер ладонью шею, разминая затекшие мышцы. Пот катился с него ручьем, заставляя рубашку под курткой противно липнуть к спине. Унылую тишину леса внезапно разрывает звон клинков. Из кустов на противоположном берегу выскакивает девчонка лет двенадцати в коротком кимоно. Волосы волной развеваются от резкого разворота, когда она отбивает летящие сюрикены. Ниндзя останавливаются, наблюдая с высоты за боем. Спрыгнув вниз на мокрые камни, беглянка, широко расставив ноги, замирает, выставив перед собой танто. За ней из леса выходят двое. Лица закрыты шарфами, одежда неопрятная, вооружены камами с прикрепленными к ним цепью шипастыми шарами. На ногах обычные плетеные дзори, которые носят гражданские. Ни протекторов, ни формы, но движения уверенные и отточенные тренировками. Этих двоих они вчера видели на перекрестке, идущих в сторону основной дороги. Заинтересовавшись, Данзо подходит к самому краю обрыва, хотя по мнению Фугаку смотреть там не на что. Дурочка встала спиной к реке, потеряв возможное преимущество. Если бы она перебралась на другой берег, где камни были больше, то враги не могли бы биться цепями. Да и преследователи, вместо того чтобы воспользоваться просчетом беглянки и взять ее в клещи, ломанулись в лобовую одновременно, мешая друг другу. Короткое и бестолковое столкновение, и противники расходятся. Двое нападающих, наконец сообразив, начинают кружить вокруг жертвы, раскручивая цепи. Ни ниндзюцу, ни уловок, характерных для обученных ниндзя — почти чистая рукопашка, слегка приправленная элементами кендзюцу. И все же Данзо щурится, что-то высматривая в сражающихся. Приглядевшись, Фугаку замечает, как девчонка перехватывает нож. Вот оно, то, что привлекло внимание Данзо — квадратный мон Чиноике на навершии рукояти. Да и в движениях обороняющейся куда больше системы, чем у нападающих. И все же силы неравны. Один из мужчин отвлекает внимание, запустив по дуге свою каму, отчего девчонка ожидаемо отшатывается. В этот момент второй метким броском закручивает цепь вокруг коленей беглянки, и та, нелепо взмахнув руками, падает. Первый тут же подскакивает к ней, хватая за волосы. — Помогите, — внезапно приказывает Шимура. — Но брать всех живьем. Орочимару и Фугаку срываются с места, мгновенно перемещаясь за спины нападающих. Те даже не успевают понять, что произошло. Орочимару незатейливо сбивает противника с ног, прижимая того к земле. Фугаку просто заламывает руку с оружием и приставляет к горлу мужика кунай. Данзо, спрыгнувший следом, идет к ним, неторопливо ковыляя между камней. Девчонка так и сидит на земле, ошалело пялясь на своих спасителей. Большие серые глаза смотрят испуганно и недоверчиво на чужих ниндзя. — Они тебя обидели? — почти добро улыбается глава Корня, прищуривая глаз, чтобы спрятать его жестокий блеск. — Что с тобой случилось? Не бойся. Мы не причиним тебе вреда. — Они разбойники! — выпаливает в ответ девчонка, торопливо подбирая и пряча свой танто. — Они хотели меня похитить. — Да кому ты нужна, коза драная! — огрызается пленник Фугаку. — Она сама на нас наскочила! А теперь строит из себя невинность! — Почему? — Вы похитили моего брата! — тут же срывается на крик девчонка. — Негодяи! Где он? Что вы с ним сделали? — Мы никого не похищали! Твой папашка сам его продал! К нам какие претензии? Данзо молча следит за перепалкой. — Это неправда! — взвизгивает девчонка, но глаза мутнеют, наполняясь слезами. — Он бы никогда так не поступил! Где мой брат? — Отвали! — и обернувшись к Фугаку мужик дергается. — Пустите нас. Мы ни в чем не виноваты! — Где мальчик? — задает вопрос Данзо. — Не твое дело! — забывшись, огрызается мужик, и тут же взвывает от боли, когда Фугаку, развернув кунай лезвием вниз, вгоняет его плечо работорговца. — Мы отдали мальца перекупщикам Садао! — Зачем Садао ребенок Чиноике? Стоит Данзо назвать фамилию некогда известного Ичизоку, как девчонка вся сжимается. Во времена Эпохи Воюющих Государств слава Чиноике гремела на полях сражений, теперь же о них помнят единицы. — Моему брату всего четыре года, но у него уже пробудился кеккей генкай, — признается она. — Господин-ниндзя, помогите мне найти брата и мы будем вам служить! Я и Эн-чан вырастем и станем сильными-сильными! Вы не пожалеете! — Я повторю свой вопрос, — Данзо даже не оборачивается, продолжая смотреть прямо на пленника. — Зачем Садао ребенок Чиноике? — Я не знаю! — шипит тот. — Но он хорошо платит за мальчишек из старых кланов ниндзя. Едва уловимое движение, и Фугаку, считав приказ, проворачивает кунай, глубже погружая его в тело пленника. — Я правда не знаю! Клянусь! — работорговец срывается на визг, дергаясь в руках Учихи. В отличие от шиноби, терпеть боль он не умеет. Кривит рот, заливаясь соплями и всхлипывая. Вцепившись свободной рукой в рукав Фугаку, бестолково дергает его, пытаясь ослабить давление. — Может быть ты что-то знаешь? — к допросу подключается Орочимару, чуть приподнимая своего подопечного. — Нет, нет… Этот, кажется, даже связно говорить не может, выкатив глаза, лишь трясется, повторяя одно и тоже. — А я думаю, что да! — с садисткой улыбкой воркует саннин, из рукава его кимоно выскальзывает белая змея. Она скользит по руке хозяина и переползает на пленника, обвиваясь вокруг того. Бандит шумно дышит, дергаясь в тщетной попытке вырваться. Змея, широко раскрыв пасть, подбирается к его лицу, нацелившись на левый глаз. — Он их перепродает! — не выдержав, отчаянно кричит пленник. — Какому-то Джигену! А зачем — я не знаю! Мы должны были отдать мальчишку ему, но он опоздал на встречу. И мы передали пацана ребятам Садао. Это все! Клянусь! — Что за Джиген? — наблюдая за пыткой, равнодушно уточняет Данзо. — Как выглядит? — Высокий мужик в белом кимоно с черными полосками, — пленник дрожит так, что аж лязгает зубами когда говорит. — Башка… бритая, на подбородке татуировка — ромб, под глазом еще одна. — Когда вы его видели в последний раз? — Этой ночью! Он приходил… спрашивал про мальчишку. Но мы его уже отдали. — Хорошо, где найти Садао? — В Итасиме… у него там база! Данзо кивает. В следующий миг змея Орочимару впивается в скулу пленника. Ее хозяин поднимается, отряхивая руки и лениво наблюдая, как пленник, по-поросячьи взвизгнув, откатывается от него, скребя пальцами по лицу. Щека прямо на глазах словно оплавляется от яда. Сквозь быстро истончающиеся лоскуты кожи и мышц начинают проступать белесые кости черепа. Мужик уже даже не кричит — хрипит, захлебываясь обильной пеной. Пока жертва Орочимару умирает, Фугаку просто и незатейливо перерезает артерию своему пленнику. Девчонка Чиноике тяжело дыша следит за умирающим, но, не выдержав, резко наклоняется. Ее начинает тошнить. Данзо отворачивается от приговоренных, наблюдая за ней. А вот Орочимару продолжает смотреть на мучения пленника. Фугаку морщится, вопли агонии сверлами проникают в мозг, и это раздражает. — Ну-ну, что же ты, — отечески похлопывает ее по спине Шимура. — Ты же куноичи. Твой желудок должен быть крепче. Помогая девочке встать, он ведет ту к реке. Чиноике заметно дрожит, цепляясь за Данзо. Фугаку завистливо наблюдает, как девочка умывается, складывая ладошки горсткой, пьет. Орочимару следит за девчонкой с откровенной ненавистью, им такая роскошь еще не скоро будет доступна. Судя по всему, Данзо весьма зол на подчиненных, и наказание будет долгим. Отвернувшись, саннин принимается обыскивать мертвых. Какое-то время Данзо и девочка беседуют у реки. Кажется, та успокоилась, по крайней мере, прекратила дрожать. Но все же она заметно старается не поворачиваться лицом к трупам. — Сокол, — в какой-то момент зовет его Данзо, давая знак следовать за ним. Орочимару остается следить за девчонкой, а Данзо с Фугаку отходят подальше, вставая так, чтобы их не было слышно. — Сейчас отправишься в Итасиму. Выясни все по этому Джигену, — отдает приказ Данзо. — И скажи, какой процент активации генкая был у Чиноике? Вы же тогда проводили их зачистку по запросу дайме Молний. — Процентов пятнадцать где-то, — рапортует Учиха. — Но те, у кого он активировался, по силе не уступали нам. Как я понимаю, там либо он пробуждается в течении первых трех лет, либо его не будет никогда. Данзо несколько раз кивает, доставая из рукава танто Чиноике с привязанным к нему плетеным браслетиком с бусинками. — По возможности приведи мальчишку в Лист, — принимает решение Данзо. — Будет спрашивать про сестру, скажи: погибла, пытаясь его спасти. Про отца можешь рассказать правду. Фугаку едва успевает себя одернуть, чтобы не перевести взгляд на девочку. Ее судьба предрешена. Никому не нужна выбраковка. А вот смерть сестры и предательство отца навсегда привяжут маленького Чиноике к Конохе. Скрытый Лист в его глазах выступит оплотом справедливости и сострадания, и эти факты послужат гарантией того, что мальчишка не окажется будущим шпионом. Не самый плохой вариант, другие деревни просто уничтожали носителей чужих кеккей генкай. Это жестоко, но лучше так, чем оставить на произвол судьбы ребенка, чья сила может рвануть в любой момент как неисправная печать. И сколько при этом будет жертв — неизвестно. Обучать же такого бойца без наработанных и трепетно хранимых клановых секретов крайне тяжело и даже опасно. Мир ниндзя суров и не терпит ошибок. Твои чувства, даже самые светлые, в любой момент могут стать оружием в руках врага. Едва Данзо отпускает его, Фугаку срывается в шуншин, стремительно перескакивая по камням. Ветер бьет в лицо, от скорости снова начинает мутить. Учиха стремится уйти вниз по течению как можно быстрее. Хочется думать, что он просто не желает видеть смерть бедной девочки, но нет, душа больше радуется возможности уйти из-под бдительного взора начальства. И едва местность скрывает его от спутников, Фугаку останавливается. Сердце ходит ходуном, а перед глазами все плывет, сбивая дыхание. Тяжело опустившись на колени, ниндзя, наконец, срывает маску. Погружает ладони в леденяще-холодную воду и, торопливо зачерпнув горстью, делает долгожданный глоток. Потом еще один и еще. Засучив рукава по локоть, он с удовольствием плещет на шею и голову. Как же хорошо! Напившись вдоволь, Фугаку отщелкивает обезболивающую пилюлю в рот и запивает и ее. Сняв обувь, опускает ступни в воду и блаженно откидывается на нагретый солнцем камень. Но долго ему отдохнуть не дают, чья-то тень ложится на лицо. — Значит, теперь в Итасиму? Над ним, раскачиваясь на пятках, сидит Нимрог. Демон улыбается одними губами, глаза же смотрят на человека алчно и жадно. — Это не твое дело, — поднимаясь, отодвигается от него Фугаку. — Почему не мое? Пойдем вместе, и будет мое, — тут же предлагает тот. — Зачем тебе это? — Мне скучно, — пожимает плечами Нимрог. — За последний десяток тысяч лет вы с Мирайши первые, кто пригласил меня в игру. — Я тебя никуда не приглашал! — открещивается Фугаку. — Ну здрасти! Ты сам сказал, что мы теперь друзья, — улыбка чудовища становится шире. — Почти как братья. Неужто забыл? … Не страшно, зато я помню! Поднявшись, Нимрог звучно хлопает в ладоши. — А друзья должны друг другу помогать, разве нет? Вот я и буду тебе помогать. — Не стоит верить всему, что говорит пьяный человек, — вздохнув, Учиха отворачивается, прикидывая, как бы ему потактичнее избавиться от навязчивой компании. — Людям вообще верить нельзя. Вы пиздите чаще, чем дышите, — легкомысленно отмахивается самопровозглашенный друг. — Но сказанного не воротить. А пьяный ты там был или сраный — вселенной по хрену. — Неужели у такого могущественного демона нет дел поважнее? — пытается схитрить Фугаку. — Нет. На ближайшую сотню лет я абсолютно свободен… Ладно, не кисни, вдвоем веселее. Тем более что в одиночку ты эту кашу вовек не расхлебаешь. — Любопытство — слабый аргумент, — упирается Учиха. — Не скажи, — смеется демон. — Любопытство — одно из самых сильных движущих стремлений. А у тебя тут очень и очень интересно все заворачивается. Наша разобиженная на всех и вся ведьма с ее любовным треугольником, недобитый Ооцуцуки, Знающий, ты и я — славная компания, не находишь? — Ты здесь при чем? — При том, что когда-то кагами но чи принадлежала мне. А потом я отдал ее некоему Василиску, Великому Хозяину Топей. И вот она у тебя. Интересно выходит… Засунув руки в карманы, Нимрог вновь начинает раскачиваться на пятках, выжидательно глядя на Учиху. — Кто такой Василиск? — считав намек, устало подыгрывает Фугаку. — В свое время Василиск и Мирайши крутили любовь. Но потом он ее кинул ради звездной блондиночки Кагуи Ооцуцуки. Баба, конечно, на любителя, честно скажу, рогов нет, зубов нет. Но на личико ничего так, только бледненькая. И вот, проходит хер знает сколько лет, и появляешься ты вместе с Мирайши и кагами но чи. Эта змея что, помирилась с Болотником? Но нет, ведьмы прощать не умеют… Да и кагами но чи это тебе не триппер, ее так просто не подхватишь. Вот и возникает закономерный вопрос: что происходит-то? Замерев, Фугаку слушает откровения демона. Информация из того льется полноводной рекой, только и успевай запоминать. Ниндзя хмурится, пытаясь выстроить правильную схему. Получается, Мирайши с самого начала врала ему?! Опустив голову, Учиха цепляется взглядом за мелкую разноцветную гальку на дне реки. Пытается что-то сказать, сформулировать новый вопрос. Но застревает на оговорке демона: — Так просто не отдать? — уточняет он. — Что это значит? Есть какие-то условия? — Да, это должен быть добровольный дар, — охотно делится секретом Нимрог. — Ну и еще один нюанс: передав такой подарочек, предыдущий владелец дохнет. — Но ты же живой! — хмурится Фугаку, аж невольно усмехаясь на слова демона. — Я — да! И как мне это удалось провернуть — это отдельная история. Но суть не в ней, вряд ли еще кто-то сможет повторить мой способ… Ну что, Сокол, приглашаешь меня с собой в поход? Мы друзья? Зло выдохнув, Фугаку молчит, взвешивая слова и возможные последствия. — Если я откажусь? — Я уйду и буду наблюдать за этой партией из тени, но на мою помощь тебе уже не стоит рассчитывать. — Хорошо, — вздохнув, кивает Фугаку. — Идем. Но демон выжидательно клонит голову набок и разводит руки. Прикусив губу, Фугаку злится на глупые правила аякаши. — Имя, — подсказывает демон. — Нужно назвать свое настоящее имя. Иначе договор не будет иметь силу. — Я, Фугаку Учиха, приглашаю тебя со мной в поход, — выдавливая из себя слова, смиряется с необходимостью человек. — Я, Великий Нимрог, Повелитель Кошмаров, Хозяин Туманных гор, принимаю твое приглашение, Учиха Фугаку. Это будет славное приключение. Гулкий хохот демона эхом прокатывается по ущелью, заставляя Фугаку нервно обернутся в сторону, где остались его спутники. Демон, хитро прищурив глаз, проследил за ним, а затем вальяжно двинулся в направлении Итасимы. Фугаку выждал минуту и двинулся следом за своим внезапным союзником.