Проклятая кровь

Стоило лишь клубам пара пространственной техники рассеяться, как они оказались посреди шумной улицы. Двухэтажные гостиницы-рёканы, закрытые плотными заборчиками дома гейш и чайные, разбросанные нестройными рядами. Здания обступили улицу со всех сторон, окружили. Переулок подавлял живостью и плотностью застройки. Гирлянды фонариков, украшающие здания, еще не горят. Ночь пока не вступила в свои права, и веселый квартал еще не наполнился посетителями. Местные обитатели только готовятся принимать гостей, подметая улицу и развешивая характерные для подобных мест красные бумажные фонари. Но с наступлением сумерек они призывными маяками вспыхнут, завлекая гостей. Мира уверенно шагает к единственному на улице трехэтажному дому со свисающими от самой крыши до земли широкими полотнами-тайконорэн, украшенными монами в виде раскрывшегося лотоса. Внизу шторы закреплены утяжелителями в виде латунных львиных лап. Легкий ветерок, гуляющий по улице, заставляет их звучно хлопать, рождая звук, напоминающий барабаны тайко. Вход в чайный домик преграждают светло-голубые шторки-наганорэн, однозначно идентифицируя это место, как бордель.  Останавливается Мира у самых дверей, ставя у своих ног заготовленную заранее корзину с единственной бутылкой вина. Замирает в ожидании, сложив руки на груди и глядя на шторы исподлобья. Фугаку встает рядом, аккуратно осматриваясь. Ждать приходится недолго. Изящно приподняв штору к ним выходит молодая юдзё с выбеленным по всем правилам лицом. Ее парчовое кимоно, дорогое даже с виду, было расшито шелком. Пояс, завязанный спереди узлом в виде замысловатого иероглифа, обозначающего “сердце”, и отороченный золотым шитьем, слепил глаза. Мельком скользнув взглядом по голым ступням, выступающим из под кимоно, Фугаку не сразу понял, что ногти красавицы выглядят слишком крупно для ее миниатюрных ног. — О, Великая Госпожа, какая честь! — растягивая губы в улыбке, скорее напоминающей оскал, нараспев тянет местная обитательница, разглядывая его. — Вы что, к нам? А кто это с вами? Это нам? — Слюни-то подбери, — на фоне юдзё голос Миры звучит, вороньим криком. — Хозяин здесь? — А что ж так грубо-то? — театрально прикрывая рот широким рукавом, упрекает ее прелестница. — Смотрю, вы все так же очаровательны. Хотя, похудели, что ли? — Я задала вопрос! — кривится Мира на комплимент. — Нет его, приходите потом. — Ты врать-то научись сначала, потом рот открывай, — обрывает ее Мира. — Или он у тебя только для одного и годится? — Да о чем ему с такой, как ты, говорить? — лилейно тянет в ответ юдзё. — Ползи обратно в свое болото. — Совсем страх потеряла? Так я напомню, что случается с теми, кто мне дорогу переходит!  Фугаку молчит, вслушиваясь в обмен любезностями. Лезть в бабскую склоку откровенно не хочется, да и накал эмоций дает куда больше информации для выводов. Юдзё же, окончательно растеряв всю изысканность, скалится на Миру: — Ты за языком-то следи, не дома у себя! — Дамы, дамы! — внезапно в спор женщин вмешивается, выскочивший следом за юдзё, пухленький монах в коричневой тоге. — Ну что вы, в самом деле?! Приобнимая проститутку за талию, он улыбается Мире. Искристые голубые глаза смотрят озорно и весело. Объемное пузико прикрывала клетчатая накидка-кэса. Невысокий, чуть лысоватый мужичок добродушно улыбался, надувая румяные щеки. — Мирайши, душечка, давненько вас видно не было! — куда более искренне приветствует Миру монах. — Какими судьбами к нам? — Дело у меня есть. К главе вашему, — сухо отвечает Мира, несмотря на радушие монаха. — Дело это хорошо, — кивает монах. — А это у вас что? Монах красноречиво кивает на молчаливого Фугаку. Обернувшись, Мира окидывает спутника взглядом, кривя губы: — Этот со мной. Традиции соблюдены. Ваше — вот! — Мирайши небрежно пихает ногой корзину. — Не пойдет! — тут же встревает юдзё. — Хочешь говорить — отдавай этого. — Рот-то на чужое не разевай, — огрызается Мира. — Бери, что даю. — А он не твой, — дернув вверх губу, уже откровенно по-звериному скалит маленькие клычки девушка. — И не забывайся, ты здесь гостья. Отдавай, раз пройти хочешь! Благо маска скрывает лицо, в то время как Фугаку переваривает начавшийся за него спор. Пока он не разберется, что тут к чему, вмешиваться в события не стоит. Мира шагает вперед мгновенно преображаясь. Громадная старуха нависает над маленькой проституткой, заставляя ту отшатнуться. — Я ведь могу и без твоего разрешения пройти, — раскатистым басом рычит Мира. — Да… дамы! — вновь пытается вмешаться монах, но сбивается, скользя по фигуре травницы заинтересованным взглядом. — Госпожа, ну что вы, право дело, с вашими-то габаритами размениваться на всякую мелочь? Мира склоняет голову, глядя на монаха сверху вниз. Ее тяжелые брылья щек подрагивают. Монах тут же приосанивается, выпячивая пузико. — Позвольте мне пригласить вас, Великая Черная Змея Мирайши, Повелительница Водоворотов, Ужас мангровых лесов! — разводит мужчина руками, расплываясь в улыбке. Мира оборачивается, и, хотя лицо закрыто материей, Фугаку отчетливо ощущает ее взгляд на себе. Монах, отлипнув от девушки, оббегает травницу, подхватывая корзину с вином. — И… Э-э-э? — Шонхор, — дает имя своему молчаливому спутнику Мира. — И Шонхора, — покладисто кивает монах. — Повелителя нет. Но, возможно, я, Агмунд, Хозяин Острых Скал, смогу решить ваши вопросы? Прошу вас, будьте моими гостями! Примерившись, монах пытается положить свою растопыренную пятерню на мясистый зад Миры. Имена для Фугаку звучат непривычно. Обилие резких, словно лай собак, звуков режет слух, а попытка повторить их хотя бы про себя заканчивается неудачей. Язык разве что узлом не завязывается. Слишком чуждо и грубо звучат имена. “Острые скалы” тоже ни о чем не говорят, возможно, это местечковое название. Жаль, звезды еще не зажглись на небе, сориентироваться по ним сейчас у Фугаку тоже не получится. — Руки! — рыкает Великая, проходя в дом. — Мы принимаем приглашение. — Прошу прощения, — лыбится монах, на мгновение отвлекаясь на юдзё. — Лапушка, организуйте нам поросеночка… лучше двух! И спешит следом за Мирой, которая едва протискивается в двери борделя. Проводив гостью злым взглядом, юдзё все же выдавливает из себя улыбку, но даже не пытается сделать лицо хоть чуточку искреннее.  Их ведут по длинному коридору, вдоль приватных кабинок с шуршащими шторками из стеклянных бусин. Агмунд, забегая то с одной стороны то с другой, указывает направление. — Прошу, Великая! — крякнув, он было сунулся вперед, пытаясь протиснуться между Мирой и стенкой, чтобы галантно отвести перед травницей шторки, но габариты гостьи оставляют слишком мало места для него. Та брезгливо отпихивает его назад и первой входит в комнату. Внутри все утопает в гирляндах живых цветов.  В центре комнаты низкий, на уровне колен, столик на резных гнутых ножках и такая же кушетка, усыпанная множеством подушек. Мира, тяжело переваливаясь, идет к кушетке. В первый момент Фугаку кажется, что та просто развалится под травницей, но нет, диванчик принимает вес Миры, жалобно скрипнув. Та же вольготно разваливается на кушетке, упираясь локтем на подлокотник и вытягивает свисающие с кушетки толстые руки с крупными острыми когтями. Маленький на ее фоне монах, подвинув пуфик, подсаживается, тут же пытаясь ухватить ее ручищу, своими руками. Но Мира шипит, отдергивая руку. Оглядевшись, Фугаку отходит к стене, где и останавливается, подпирая ее спиной. Через минуту в кабинку впархивает девчушка лет четырнадцати. Девочка оглядывается, натыкаясь взглядом на ниндзя и округлив глаза тушуется. Но потом все же собравшись с силами, кланяется Мире: — Госпожа, у нас со своим нельзя! — бросив настороженный взгляд на Фугаку, жалобно тянет служанка. — Дура! — тут же откликается Агмунд. — Это гость! — А… — теряется служанка. — А чем… в смысле, что такой гость будет кушать?  Повернувшись к Фугаку, девочка растерянно всплескивает руками. — Вы, наверное, человечину не будете, но есть конина, — частит она. — Могу вам предложить конину. Она еще живая… Или пожарить?... А еще у нас есть булочки. Хотите булочки? Благо, лицо скрывает маска, так что остается лишь следить, чтобы от диких вопросов ребенка не сбилось дыхание.  — Мы сюда не жрать пришли! — приходит на помощь Фугаку Мира. — А как же поросеночек? — заискивающе улыбаясь, напоминает Агмунд. — Я по делу пришла, — непреклонно отказывается Мира. Опустив голову, Фугаку ждет развития ситуации, от него сейчас все равно ничего не требуется. Разговоры текут мимо него, отпечатываясь в памяти, но не задерживаясь в голове. Странное место, странные люди. Да и люди ли? Служанка морщит нос, едва заметно принюхиваясь, нет да нет, но поглядывает в его сторону. И теперь Фугаку не уверен, что это просто девичье любопытство. — Ну так найди и позови! — не выдержав многословия монаха, требует Мира. — Да где же, Госпожа, я его найду? Сейчас под вечер, может, сам явится. Обождите. — А ты подсуетись и найди. Не можешь сам, спроси у Смотрителя! Агмунд отстраняется, небрежным взмахом руки отсылая девчонку. Та низко кланяется, и на мгновение из-под подола кимоно показывается пушистый кончик хвоста. И, вильнув, прячется обратно под подол. Девчушка выскакивает из комнаты. — Госпожа, — вздыхает монах, переплетает пальцы в замок и надувает губы, прежде чем продолжить. — Не гневайтесь, но если бы Господин желал вас видеть, он был бы уже здесь. Но его нет. Боюсь, воля вашей матушки достаточно серьезная причина отказать вам в аудиенции. Массивная туша травницы содрогается. И Фугаку уже готовится защищаться, прикидывая, что выходить отсюда они, похоже, будут с боем. Но Мира лишь вновь откидывается на подушки. — Неужели Повелитель Кошмаров вдруг испугался гнева Хозяйки Рьючи? Агмунд благочестиво поднимает глаза к потолку, перекладывая руки на пузо. Мира некоторое время молчит, тяжело дышит, раздувая щеки. А затем, запустив руку под грязный передник, достает что-то блестящее. Потянувшись, старуха небрежно роняет на столик то ли брошь, то ли заколку в виде золотого лотоса. Глаза монаха расширяются, а сам он весь аж подается вперед, разглядывая украшение. На долю секунды по лицу Агмунда пробегает тень, превращая добродушную мину в хищный, звериный оскал. Раздувая ноздри, монах отстраняется, окончательно растеряв свое благодушие. В комнате резко темнеет, а фигура мужчины словно увеличивается в размере. Тьма сгущается, полностью скрывая кушетку, оплетая фигуру травницы. И вот из языков тьмы является совсем иной образ. Гибкая фигура облачена в тончайшее платье из темного кружева. Толстые, черные косы змеями стелятся до самого пола. Породистое лицо нельзя назвать нежным, оно холодно, темные глаза смотрят гордо и брезгливо, но отвести взгляд невозможно. Женщина, что теперь лежит на кушетке прекрасна, как сама ночь.  — Откуда? — тихо даже не шепчет, выдыхает монах, переводя взгляд с лотоса на Миру. — Я была второй в ведьминском круге, — полные губы цвета темной черешни, двигаются неторопливо произнося звуки, но их смысл ускользает от Фугаку. К горлу подкатывает ком, заставляя мелко сглатывать; нестерпимо хочется дёрнуть ворот форменной рубашки — кажется, будто в комнате внезапно стало жарко. Монах притих, ссутулившись. Его губы кривит натянутая улыбка, и он склоняет голову перед преобразившейся Мирайши: — И все же закон… — Неужели ты думаешь, что моя воля ослабла? И передо мной можно закрыть дверь так просто?  Прикрыв глаза, монах молчит, а затем кивает: — Ждите! Стоит монаху покинуть комнату, как Мира прикрывает глаза и, подперев рукой подбородок, принимается ждать. Фугаку стоит, старательно разглядывая цветы, считает лепестки, листья, мать их, тычинки. — Чего морду воротишь? — усмехается Мира. — Не нравлюсь? Тяжелая, темная чакра Миры давит почти физически, Фугаку едва сдерживается, чтобы не дышать чаще, не хватать воздух ртом, словно выброшенный на песок карп. Щеки под маской уже горят. Но признаться в этом позорно. — Не интересно, — выдавливает он. Ноги у Миры длинные, рельефные, словно вытесанные из гладкого мрамора. Лодыжки, икры, колени… “Блядь!” — проносится мысль в голове Фугаку. Приходится прикусить губы до боли, чтобы суметь отвести глаза. Где там этот хозяин?! Нестерпимо хочется почесать в паху, но он скорее себе руку отрубит, чем пошевелится. Фыркнув, Мира достает длинную трубку, набивает табаком из расшитого кисета крохотную позолоченную чашечку. Щелкнув пальцами, высекает искру на кончике эбонитово-глянцевого когтя. Прикуривает, чувственно обхватывая губами мундштук. Затягивается так, что видно, как расходится на груди глубокий вырез платья. И Фугаку выдыхает следом за ней.  — Ха-ха-хааа! — тут же, без всякого стеснения, смеется над ним ведьма. — Вот в этом и вся ваша суть! — Много о себе думаешь, — голос выравнивается, позволяя брезгливому холоду затопить фразу. Мира приподнимает брови, но ответить не успевает. Под шелест занавесок в комнату возвращается Агмунд. Секунду монах стоит, мрачно глядя себе под ноги: — Господин отказал вам в аудиенции. Он не придет. — Да как он… Ублюдок! — Мира вскакивает с кушетки, сжимая кулаки. — Он не посмеет так меня унизить! — Я прошу вас уйти, — Агмунд отходит в сторону, освобождая проход. Лотос на столе оплавляется, прожигая столешницу расплавленным золотом. Зашипев Мира пинает столик, отшвыривая его со своей дороги. За ней катится тьма, выедая краски и покрывая стены бурой слизью. Цветы в комнате увядают, осыпаясь серым прахом. В чайном домике стихает смех и музыка. Воздух вокруг Миры становится плотнее, отчетливо пропитываясь чакрой, когда та стремительно идет по коридору. Фугаку ничего не остается, кроме как последовать за ней. Но стоит выйти из комнаты, как его обжигает между лопаток чужим взглядом. Секунду он медлит, но в итоге резко оборачивается. Из поглотившей коридор тьмы на него смотрят искристо-голубые глаза. Фигура их хозяина скрыта плотной завесой чакры. Только зрачки блестят двумя ларимарами, напоминая застывшие осколки льда.  Повинуясь внезапной догадке, он уже было открывает рот, чтобы окликнуть Миру. Но его сбивает с ног порывом ветра, выметая из чайного домика, словно перышко. Так и не сумев затормозить, он со всего маху влетает в ноги Мире, успевшей уже выйти из чайной. Косы Миры расплелись и теперь, словно ожив, парят тонкими прядями в воздухе, извиваясь  подобно змеям. Порыв ветра стихает, позволяя Фугаку встать на ноги. В руку привычно ложится кунай. — Нимрог! — рычит ведьма, дергая Учиху назад. — Ты еще пожалеешь, что так обошелся со мной! Короткий толчок впихивает его в открывшийся портал. За их спинами гремит заливистый злой гогот.