Проклятая кровь

— Я дома! — объявляет Фугаку, перешагивая порог гэнкана. В прихожей темно. Он стаскивает сандалии, отставляя их в угол рядом с туфлями Микото. Дальше по коридору из кухни льется электрический свет. Слышится стук чашки о столешницу и торопливые шаги жены. Та выскакивает в коридор, замирая на пороге, прежде чем кинуться к нему. — Вернулся! — шепчет Микото, обнимая. Он отвечает на объятия, ткнувшись губами ей в висок. — Я так ждала! — ловя его лицо ладонями, Микото вглядывается в глаза. — Я тоже скучал. Даже странно от чего, вглядываясь свое отражение в быстро мутнеющих глазах жены, он ощущает беспокойство. Должно же быть наоборот, вроде. Но нет. Даже смешно, чем дальше он от дома, тем сильнее его тянет обратно к жене. Но стоит перешагнуть порог, как тут же в душе оседает мутью это треклятое беспокойство. Вот и сейчас, даже и не заглянув в штаб, он поспешил домой, как был. Но вместо покоя теперь на него накатывает уныние. "Ну, ладно", — пытается он успокоить себя, — "отчет можно сдать и завтра, подождут". В очередной раз придумывает объяснение своему состоянию Фугаку. — Что с твоей одеждой, Фуу-кун? — на мгновенье отпустив его, жена оглядывает рыбацкое кимоно и короткие до икр хакама. — Ужин есть? — вместо ответа спрашивает он. — Да, конечно! — жена торопливо ведет его на кухню. — Ты в ванную сходишь или сначала кушать? Заглянув в залитую желтым светом лампы кухню, Фугаку замечает оставленную на плите сковородку и пустую тарелку с россыпью крошек столе. — Чего такой бардак? — мотнув головой, морщится Фугаку. — Если ты меня ждала? Мягко улыбнувшись, Микото спешит убрать грязную посуду в раковину. И лезет в громоздкий зеленый холодильник, притаившийся урчащим монстром в углу, доставая из его недр обернутые пленкой тарелки. — Так что, пойдешь в ванную? Тебе подать одежду? — Давай. Пока он моется, Микото накрывает на стол. И все же дома хорошо, заключает он, расслабленно откидывая голову на бортик ванны. Здесь нет пыли и разводов. Все полки и кафель отполированы, краны начищены до зеркального блеска. Пар от горячей воды поднимается, клубясь в воздухе теплой влагой. Лениво приоткрыв глаза, Фугаку тянется за банкой с солью, щедро сыпанув в воду. И тут же вода окрашивается в молочно-зеленый цвет. Приятный аромат свежего бамбука наполняет умиротворением, вымывая напряжение из мышц. В итоге едва не задремав, Фугаку минут через двадцать все же выползает из ванны. Пушистое полотенце приятно скользит по распаренной коже. На тумбочке его ждет привычная одежда: отпаренная, выглаженная, пахнущая свежестью. Микото хорошая хозяйка.  Вернувшись в кухню, Фугаку садится на свое место во главе стола. Тут его уже ждет горячий ужин в красиво сервированных тарелках и свежая газета. Жена присаживается рядом, облокачивается на стол и, подперев кулаком щеку, смотрит, как он ест.  Лишь когда он откладывает палочки, отодвигая тарелку, начинает рассказывать последние новости. — Мако-чан родила мальчика, назвали Шисуи, — улыбается Микото. — На днях вот. Фугаку кивает, берясь за газету. Подхватив его тарелку, Микото идет мыть посуду, продолжая рассказывать: — Иоширо-сан так рад был, что скупил все цветы у Яманака. Ходил тут и всем раздавал, сначала в госпитале, потом тут в клане. Смешной такой. А еще в Отофуку театр приехал, завтра пьесу обещали показать.  Он снова кивает, переворачивая страницу. — Я тут подумала, — аккуратно, понижая голос, спрашивает Микото. — Может сходим, посмотрим? — Мне надо сдать отчет в штаб, — скользя взглядом по криминальной сводке, отвечает он. Микото замирает. — Но, Фуу-кун, представление будет вечером, — замечает жена, видимо решив, что это отказ. Хотя разомлевший после ванной и сытного ужина, Фугаку пытался сказать лишь, что сначала его ждут дела в штабе. И пока он подбирает слова, пытаясь прикинуть успеет он или нет к вечеру, та оборачивается. — Мы никуда не ходим, — вздыхает Микото. — Давай хоть разок устроим свидание, будет весело. — Разве мы не ходили на свидание до свадьбы? — цепляется за оговорку Фугаку. И, задумавшись, застывает, глядя прямо пред собой, пытаясь вспомнить хотя бы одно свидание с женой. — Конечно ходили! — тут же спешит его успокоить Микото, вытирая руки полотенцем. — Но после свадьбы тоже было бы неплохо куда-нибудь сходить вместе. Ты столько работаешь, а я все время дома. Подсев к нему, жена мягко улыбается, и, протянув к нему руку, поправляет челку, падающую на глаза.  — Я почти тебя не вижу… Подумай, я надену красивое кимоно. И ты тоже, тебе так идет. Ты в нем такой представительный, как со старинной гравюры. И мы пойдем вдвоем гулять в Отофуку. Поедим там… Вздохнув, Микото принимается расправлять фартук, грустно оглядывая свое скромное домашнее платье. — Я прическу сделаю. А Фугаку почти не слушает ее, все пытается вспомнить их прогулки. — Куда мы ходили? — Что? — непонимающе качает головой Микото. — Куда мы ходили до свадьбы? — терпеливо повторяет вопрос Фугаку. Та выпрямляется, растерянно хлопая своими темными, по-оленьи глубокими глазами в обрамлении длинных ресниц. — Ну, — сбивается жена. — А ты не помнишь? — Нет. — Не расстраивайся, — печальная улыбка замирает на губах Микото. — Ты просто забыл. Не страшно! Я нисколько не обижаюсь. Просто давай сейчас сходим. — Расскажи, куда мы ходили! — Ну, — вздыхает Микото, уступая. — Раньше ты водил меня к водопаду. — Сходим туда завтра. — Зачем? — Разве это не наше место? Что-то мелькает на дне ее глаз, почти испуганное, но Фугаку не успевает считать. Микото бывшая куноичи, и не хуже него умеет контролировать свои эмоции. — Я там уже была, а пьесу покажут только завтра. Давай, к водопаду потом сходим? Я понимаю, что это тяжело, когда не помнишь такие простые вещи. Последствия твоей контузии, что поделать. Помнишь, врачи говорили, возможно, это пройдет? Но уже столько времени прошло… Взгляд Микото полон грусти и сочувствия, вот только Фугаку не до него. Он отслеживает взглядом темные линии на поперечном срезе деревянной столешницы. Они, как его мысли то проступают четко и ясно, то, истончаясь, исчезают. — Надо просто отпустить прошлое и жить настоящим, — вкрадчиво журчит голос жены, пытаясь его успокоить. — К чему искать то, чего даже не помнишь? Главное, что мы есть друг у друга…  — Кстати, о врачах, — сжимая губы в тонкую полоску, кивает Фугаку, продолжая гипнотизировать стол перед собой. — Дай мне адрес Хинохары-сана. — Зачем? — Хочу съездить к нему в столицу — поблагодарить за лекарства. — Лекарство подействовало? — Да, — врет Фугаку. — И я хочу выразить благодарность доктору. — Ками-сама! Ее дыхание срывается почти на всхлип и, не выдержав, Микото вскакивает из-за стола, бросаясь обнимать мужа. Прижимает его голову к своему животу и, наконец, смеется. — Я так рада! — срывающимся голосом шепчет, то принимаясь гладить его по голове, то судорожно сжимая плечи. — Я хочу поблагодарить доктора лично, — рука мягко обнимает жену в ответ, и он чувствует, как та замирает. — Я понимаю, — вздыхает Микото. — Но Хинохара-сан последний раз писал, что собирается с семьей в отпуск. Я не знаю, когда он вернется. Давай, я ему напишу. — Дай адрес. — Хорошо, — уступает жена. — Тебе прямо сейчас? Или потерпишь до завтра? Наклонившись, Микото обжигает своим дыханием губы, едва касаясь согревает дыханием щеку, скользит к уху. Притираясь щекой, жарко шепчет, как соскучилась. И Фугаку откликается, утягивая жену на колени. Тревоги и сомнения постепенно истлевают в огне разгорающейся страсти, туманя голову. Его руки забираются под платье, оглаживая плавные изгибы бедер и спины Микото. Он ведь и правда скучал, мечтая о встрече. Страсть палит сердце в груди, заставляя сбиваться дыхание, когда он ловит ее губы, ключицы. Когда властно сминает полные тяжелые груди. Та хватается за его плечи, сладко стонет и закрывает глаза, когда он подсаживает ее на стол. Он словно пьет и не может напиться. Как же он скучал по ней. Потом они продолжают в спальне. Здесь Фугаку уже вдумчиво и сыто ласкает жену, зацеловывая ее утомленную и расслабленную. И лишь когда та так и не одевшись засыпает, Фугаку, накинув домашнюю юкату, выходит на энгаву. На просторной веранде прохладно и тихо. Луна, словно недожаренный желток, плывёт по тёмному небу, утопая во вспененном белке облаков. Лишь песни цикад нарушают сонную тишину квартала Учиха. Ночь нежно остужает разгоряченную кожу. Голод тела утих, и вновь на него накатывает тоска по чему-то, чему он даже не может подобрать определения. Сев на край веранды, Фугаку опускает босые ноги на еще теплый песок. Сна нет. Может хоть время с пользой потратить, написав отчет? В конце-концов Микото в чем-то права, надо куда-то сходить. Она красивая женщина, его женщина, а он запер ее, как птицу, в клетке собственного дома.  В итоге решив не терять время, он идет в кабинет, поддернув сползающую с плеча юкату. Включает лампу, старую с пожелтевшим от времени плафоном, что стояла здесь еще в те времена, когда это место принадлежало его отцу. Распечатывает свитки с секретами Узумаки и сортирует свою добычу, принимаясь за опись. И все же отвлекается, открывая подпорченные водой тетради, углубляясь в чтение. Это, и правда, дневники Ашины. Даты скачут, словно Первый каге Водоворотов хватался за кисть лишь в минуты сильного душевного волнения. Пролистав тетрадь до конца, Фугаку читает последние записи.  Здесь Ашина переживает насчет судьбы Узушиогакуре и клана. В записях то и дело мелькает некая Госпожа, чей гнев может обрушиться на жителей Узушио. Ашина то злится, посылая проклятия и кары небес Госпоже, то наоборот мечтает о ее прощении и благосклонности. Удивительно, но похоже главу Узумаки больше всего беспокоила даже не собственная смерть, а последствия, которые он упорно пророчил своим сородичам. “С моей смертью Узумаки лишатся покровительства и, мстя за мои ошибки, Она разрушит все, что было с таким трудом создано мной на этой земле!” — Фугаку несколько раз перечитывает эту строчку. Дальше Ашина ищет варинты защиты для деревни. И сам же их отметает, грубо черкая ранее написанное. Разбиряя не ровную вязь убористых иероглифов, Фугаку недоворечиво хмурится. Среди всего прочего у Ашины были даже варианты с человеческими жертвоприношениями. И это как-то совсем не вяжется с идеями Воли Огня, что по преданиям Хаширама принял от Ашины и принес в Коноху. Последня запись в дневнике так и вовсе заставляет Фугаку усмехнуться: “Величие клана Узумаки было дано мне и мной же потеряно! Сохрани нас Боги! Но имел ли я право поступить иначе? Кара столкновение, с которой ждет нашу цивилизацию, слишком серьезное испытание. Что значит судьба одного клана против всего человечества? Будущее страшит меня! Выстоят ли наши дети в грядущей войне? Ведь я определил их будущее, выиграв кровью Узумаки время для них.” Он бы счел все это бреднями впавшего в маразм старика с манией величия, вот только на полях тетради он видит все тот же пресловутый круг с восьмиконечной звездой в квадрате. Впрочем, все это уже не его забота, размышляет Учиха. Утром он передаст материалы Данзо, и пусть у советника болит голова на тему этого бреда. Он вновь возвращается к отчету, подробно записывая все события. Но вновь останавливается, отвлекаясь на воспоминание о странных тестах травницы и ее попытках убедить его в опасности лекарства Хинохары. Ему требуется почти физическое усилие, чтобы начать записывать и эти события. Возможно, это лишнее, но его долг быть максимально точным в отчете. Отодвинув от себя недописанный свиток, Фугаку откидывается на спинку стула. Глупости куноичи не имеют отношения к его мисии, возможно, не стоит отвлекать внимание начальства на ее бредни. Нет, принимает он решение. Доложить он обязан. Но вот доверять это бумаге не стоит однозначно.  Засидевшись до поздней ночи, Фугаку едва не застает рассвет. А утром он просыпается с больной головой и мутью в глазах. В доме тихо. Одев приготовленную женой форму, он идет вниз. Микото куда-то ушла, оставив ему на столе завтрак. Миска ароматного мисо-супа, пропаренный рис, на горячее остывший лосось и тарелка с цукэмоно. Закинув мимоходом в рот ломтик соленой редьки, Фугаку принимается шарить по полкам. В груди разгорается противный сухой жар, злой вестник его болезни. Но перерыв аптечку, Фугаку не находит заветных красных конвертов. Злость змеей начинает шипеть в мозгу: куда же Микото дела лекарство?! Обычно дома жена сама разводила ему лекарство. Но какого черта?! У каждой вещи должно быть свое место! Так куда же она его задевала?! Перерыв полки, возвращается за стол. Неужели придется ждать, пока та нагуляется и соизволит вернуться домой? Чем она только думала?! Пока еще легкое першение получается подавить глотком супа. И внезапно замирает, вспоминая свои странные приключения в доме травницы. Глубокий вздох пока еще не рвет легкие. Фугаку прикрывает глаза, пытаясь унять вспыхнувшую в нем злость. А потом встает, принимаясь неторопливо бродить по дому. Пока не останавливается перед комодом в гардеробной.  Небольшая комната, раньше служила кладовкой, но теперь Микото переделала ее для хранения одежды и обуви. Аккуратно развесив на плечики чуть ли не каждую футболку мужа. Ровными рядами на полках стоят коробки с сандалиями и гета. У дальней стены на почетном месте две коробки с их свадебными кимоно, под ними еще несколько коробок с парадными клановыми одеждами. По другой стороне сложены мелочи: вроде зонтиков,  перчаток, сумок, что остались от мамы. Маленькие, изящные, тряпочные кинтяку мама очень любила, и выкинуть их рука так и не поднялась. Тут же сейф с драгоценностями. Вещей немного, но из-за того, что Микото определила едва ли не каждой вещи отдельное место хранения, комната выглядит забитой. Обычно Фугаку и не заходит сюда. Но сейчас уже вторую минут стоит перед комодом. А затем бездумно принимается выдвигать ящики, шаря среди белья Микото, пока не находит коробку.  Размышляя, зачем жене прятать что-либо от него, Фугаку открывает коробку, разглядывая стопку красных конвертов. Вот только ни одного письма тут нет, только порошки. И все. Перебирая конверты, Фугаку примечает, что один чуть плотнее остальных. Открыв его и заглянув внутрь, он обнаруживает небольшую открытку. Ничего предосудительного, просто пожелания благополучия без подписи и даты или адреса. Развернув открытку лицевой стороной, Фугаку разглядывает наивные, нарисованные тушью лютики на обложке. В этот момент на первом этаже хлопает дверь. Торопливо спрятав в карман открытку, Фугкау возвращает коробку на место. — Где ты была?! — уточняет Фугаку, спускаясь с лестницы. — В магазин ходила, — разуваясь, Микото удивленно поднимает брови, оглядываясь на стоящие у ее ног пакеты с продуктами. — Милый, что с тобой? Ты какой-то сам не свой. — Устал, — сбавляет напор Фугаку. — Где лекарство? — Ты же сказал, что все прошло?! — Возможно, это временная ремиссия, — подходя ближе Фугаку забирает пакеты. — Я хочу пройти полное обследование. Возможно, возьму отпуск под это дело. — Но Хинохара-сан… — Кто ставит диагноз по переписке? — прерывает ее Фугаку. На мгновение лицо Микото каменеет, и сквозь нежные черты проступает по-учиховски жесткая решимость. — Ты не доверяешь моему выбору?! — чеканит жена, но потом смягчается. — Фуу-кун, ну в самом деле... неужели ты думаешь, что я бы доверила твою жизнь шарлатану? — Мне надо в штаб, — уходит от ответа Фугаку. Микото следует за ним на кухню, но станавливаеться на пороге сложив руки на груди. И какое-то время наблюдает, как Фугаку сам разбирает пакеты. — Я не нашел в аптечке лекарство, — идет на мировую Фугаку.  Сменив гнев на милость, Микото подходит, обнимая мужа, и прижимается щекой к его спине. — Ты же знаешь — ты моя жизнь! Я все для тебя сделаю! Хинохара-сан лучший, но сейчас он не берет пациентов, и мне потребовалось много усилий, чтобы уговорить его взяться за твой случай. — Просто дай мне лекарство с собой, мне так будет спокойнее. И сделай прическу. Как вернусь, сходим в твой театр. Боднув его лбом, Микото уходит. А Фугаку принимается убирать продукты в холодильник, мысленно отсчитывая про себя время, вслушиваясь в шаги наверху. Ровно на тридцати Микото возвращается, значит ходила в гардеробную.  — Тебе развести? — предлагает она. — Нет, я уже опаздываю, — забирая конверт, Фугаку мажет губами висок жены.