Factory Settings

Глава 48

Несколько дней назад… Рафаель с легкостью скользит внутри потока времени. Ему не приходилось погружаться в его структуру достаточно давно, однако примечательная особенность времени в том, что это не имеет особого значения. Каждый раз ощущается точно так же, как и предыдущий и как будет ощущаться следующий — эхо каждого из них сливается с остальными, образуя один плавный переход. Он расправляет крылья, проверяет привязь и старается не торопиться. Хоть ему и хочется, но в этом нет смысла. Спешка, если уже находишься внутри, не даёт никакого выигрыша во… времени. Устройство времени, конечно, непостижимо для человеческого разума. Оно ни на что не похоже, потому что в нём нет света. Его также невозможно ощутить, потому что оно не состоит из чего-то материального. Если человек оказывается в полной темноте пещеры, то ему начинает мерещиться всякое, так как человеческий разум настолько не приспособлен к отсутствию стимулов, что при необходимости начинает создавать свои собственные. У бесплотных ангелов совершенно другие органы чувств, но в этом плане они всё же достаточно похожи на людей, и, хоть их разум и не нуждается в таких вещах, как свет и материя, он также может создавать понятные им концепции. Так как большинство ангелов не отличается богатым воображением (даже если оно у них имеется), то в результате их сознание проецирует упрощённый образ Небес. Рафаель же всегда отличался несвойственной ангелам богатой фантазией, поэтому, когда он оказывается в структуре самого времени, для него это совсем не похоже на Небеса. Небесные тела кружатся вокруг него, образуя узоры, которые складываются в предполагаемое строение времени. Огромные рычаги и шестерёнки вращаются и поворачиваются, отражая рассеянный звездный свет, а к расположенному в центре желтому солнцу, которое является сутью земного времени, тянутся пышные зелёные джунгли. Рафаель достаточно хорошо знаком с механикой времени, чтобы понять, что растения теперь представляют собой новое дополнение, обозначающее бренность. Но здесь определенно присутствуют сбои. Синхронность нескольких частей нарушена, и, хоть это можно объяснить отсутствием технического обслуживания с момента запуска времени (что в нормальной ситуации показалось бы ему немыслимым, а теперь он вынужден признать, что это даже не выглядит маловероятным), рассеянная повсюду в основном поврежденная звездная пыль и исходящая от источника сбоя искаженная рябь указывают на более серьезную проблему. Сжав в руке привязанный к его запястью шнурок, Рафаель пробирается глубже, следуя по следам повреждений. Здесь всё ощущается грубым. Хаотичным. Это было сделано ненамеренно, хотя он не уверен в этом полностью. Сбой проходит через несколько слоев, которые раздвигаются перед ним, как занавеси, открывая вид на кружащиеся туманности, гигантские свитки и винтовые лестницы. По одной из них он спускается всё ниже и ниже, стараясь ничего не трогать, потому что, если не выяснить причину, починка одной детали может привести к дальнейшим повреждениям в другом месте. Он находит источник сбоя у подножия лестницы. Зажатый между двумя шестерёнками, которые больше не вращаются, с призрачным копьем, пронзившим его грудь. Копье проходит сквозь книгу. Рафаель замирает. «О, — думает он. — Наконец-то. А вот и мы». Похоже, что застрять в таком положении очень больно, несмотря на то, что шестерёнки не двигаются. Все эти твёрдые углы и острые края впиваются в худощавую фигуру. И это даже не учитывая копье. Черные крылья за спиной Кроули вывернуты и зажаты между механизмов. Книга, пронзенная насквозь и пригвождённая к его груди — это Книга Жизни. Поначалу Рафаель полагает, что этот предмет, как и всё остальное — плод его воображения, и не понимает, как это истолковать. Но чем больше он смотрит, тем больше убеждается, что это не так. Это не образ, книга выглядит слишком замысловатой для такого. Даже его собственное воображение никогда не сможет воссоздать непостижимые особенности Божьего почерка, он не настолько умен. Получается, она реальна. Но почему, или как, она оказалась здесь? Пришпилившая Кроули к месту? Это было сделано намеренно? Такого не может быть. Или может? С другой стороны, как такое вообще могло произойти по случайности? Рафаель на мгновение теряется, потому что он даже не представлял возможности столкнуться с подобной ситуацией. Хотя, в последнее время у него их было достаточное количество, поэтому он быстро берет себя в руки и касается плеча Кроули. Змеиные глаза недоуменно моргают, открываясь. — Ангел…? Рафаель и Кроули некоторое время смотрят друг на друга. Рафаель опускает взгляд на себя и решает, что было бы лучше, если бы их лица находились на одном уровне. Он опускается на корточки рядом с одним из механизмов. Так-то лучше. — А, это ты, — бросает Кроули холодно и неприязненно. Рафаеля это на мгновение искренне задевает. — Что с тобой произошло? — спрашивает он. Азирафель говорил ему, что Кроули может быть острым на язык и резким. Вероятно, ему сейчас тоже больно, а они не самые дружелюбные, когда им больно, не так ли? Он и не мог ожидать другого. Но враждебность ему всё равно не нравится. — Вали отссссюда, — шипит Кроули. Он предпринимает тщетную попытку пошевелиться. Рафаель рефлекторно тянется к нему, чтобы помочь, но в последний момент медлит. Книга открыта. Копье пронзило её в конкретном месте, пройдя прямо через необычайно большое и мерцающее имя ангела. Это, конечно же, его имя. Либо это невероятное совпадение, либо что-то значит. Бог создала Книгу Жизни ещё до того, как появилось время. В каком-то смысле оно даже не влияет на Книгу, а в каком-то они неразрывно связаны, ведь что такое любая запись или пометка без влияния времени? Поскольку ситуация настолько нестандартная, Рафаель не может быть уверен в том, как ему дальше быть. Но ему кажется, что если он извлечет копье и освободит книгу, то всё, что удерживает аномалию его существования, обнулится. Время склонно к самоисправлению. И если всё замерло в тот момент, когда Кроули оказался здесь, то сброс настроек, вероятно, будет означать, что метафорические страницы перелистаются назад, до того момента, когда он оказался в ловушке. Это может значить, что они снова сольются воедино, или время отмотается назад, к тому моменту, когда произошел инцидент, и нынешний Рафаель перестанет существовать в каком-либо понимании, или он «перезагрузится» и станет Кроули, не помнящим ничего из того, что произошло после того, как он застрял в этом месте. А возможны и другие варианты, которые он не может предсказать. Но если он извлечет копье и разъединит книгу и Кроули — что-то в этом ключе произойдет наверняка. Они не должны существовать отдельно друг от друга. И возможно, что сейчас Рафаелю предоставился единственный шанс поговорить с самим собой. Кроули, видя его промедление, истолковывает его неправильно. — А, — вздыхает он. — Понятно. Ну же, вперед. Прикончи меня. — Что? —Это то, для чего ты здесь, не так ли? Уничтожить последнюю часть меня, чтобы ты снова мог существовать. Рафаель не понимает. Зачем ему уничтожать себя? Его нерешительность объясняется как раз тем, что он не хочет утратить ни одной частички себя. Кроули сверлит его взглядом. Его рука обхватывает древко копья, но очевидно, что он не может вытащить его сам. А ведь он наверняка пытался. Возможно, он потратил все это время на попытки, учитывая то, что никакого «времени», как такового, здесь не прошло. Он кривится, отпуская древко, и бессильно сникает. — Послушай, только… если ты собираешься это сделать, просто пообещай мне, что присмотришь за ангелом. Азирафелем. Если ты этого не сделаешь, я тебе не позволю. Даже если я не смогу остановить тебя, я найду способ вернуться и проклясть нас обоих, — говорит он. — Конечно, мы позаботимся об Азирафеле, — отвечает Рафаель, чувствуя, что немного не улавливает, в каком направлении движется разговор. — Мы любим его. Кроули издает полный боли звук и закрывает глаза. — Кто такие «мы»? — шипит он. — Ты и я? Сейчас мы разделены, но мы — одна и та же личность, так что… мы — это «мы» в этом… конкретном отрезке бытия? — Мы не являемся одной и той же личностью, — утверждает Кроули. — Ну разумеется являемся, — возражает Рафаель. — Я стану тобой. — А если не станешь, то не будет никакого «мы», и раз ты пока не стал, значит, ты — кто-то другой! — Со мной всегда так трудно разговаривать? — сложив руки на груди и склонив голову набок, размышляет ангел вслух. Кроули ухмыляется. — Я ничего о тебе не знаю. Я — не ты. Я даже не помню, как был тобой. — Я тоже не помню, как был тобой. Но я хотел бы помнить. — Хочешь избежать повторения прошлых ошибок? — Ну, а кто не хочет? — соглашается Рафаель и улыбается, несмотря на серьезность ситуации. — Но в основном я хочу знать, кем я стану. Полагаю, я не… удовлетворен тем фактом, что просто утратил собственное становление. И вообще, всё это неправильно. Мы застряли. Он указывает на копье и книгу. Кроули с опаской прослеживает направление его пальца. — Если я не ошибаюсь, копьё воткнулось в то место книги, где ты ещё был мной. Это исказило всё вокруг так, что нас переместило в состояние, которое… запуталось. Застряло. Ты, но я, я, но ты, ангел, который существовал раньше, был впихнут в пространство, отведенное демону, который появился после. Мы — одно и то же, но не в одном и том же состоянии. Если это будет продолжаться слишком долго, всё начнет распадаться на части. Наше предназначение — не в том, чтобы вклиниваться во время, — рассуждает он. — Я думаю, что из-за этого уже начали происходить странные вещи. Или это дело рук Бога. Или и то, и другое — это тоже вариант, конечно. Кроули судорожно сглатывает. — Ты хочешь сказать, что мы внутри времени? — спрашивает он. — Не просто застыли, или оказались в каком-то пространстве вне его? В нём самом? — Конечно. А где, по-твоему, мы находимся? — Не знаю. Похоже на фабрику на каком-то астероиде? Я понимаю, что это не обычное измерение, но я не думал, что это всё находится внутри времени. Рафаель с любопытством оглядывается по сторонам, удостоверяясь, что всё еще видит вещи по-своему. Даже в очках, сейчас он видит окружающее совершенно иначе, чем Кроули. — У меня было так много вопросов к тебе, но теперь, когда я могу их задать, я не знаю, что сказать, — признается он. Кроули некоторое время молча смотрит на него. — Ты не можешь доверять Небесам. Или Аду, — говорит он. — По сути, это две стороны одной медали, и всё, чего они хотят — это уничтожить мир, чтобы выполнить план Бога и выйти победителями в войне друг с другом. — Ага, это я уже уяснил, — отвечает Рафаель. — Кое-что уже произошло. Они пытаются устроить ещё один Апокалипсис. — Ты не должен этого допустить. Азирафель не останется в стороне, так что и ты тоже не можешь. — Потому что мы любим его, и мы также любим Вселенную. Снова услышав эти слова, Кроули мрачнеет. — Что ты об этом знаешь? — с вызовом спрашивает он. — Ты думаешь, что любишь его? Ты, какой-то глупый неопытный ангелочек, который знает его столько, сколько вы там провели времени вместе, что является лишь малой долей того времени, что провел с ним я? Что ты вообще о нём знаешь? Знаешь ли ты, что он предпочитает заказывать в ресторанах, или какие из его первых изданий являются его любимыми, или как часто он совершает невероятные глупости только потому, что ему нравится, когда его время от времени спасают? Не говори мне о любви к нему! И не говори мне о Вселенной! Ты, наверное, думаешь, что она вся такая мерцающая! Рафаель замолкает. «О, — думает он. — Он боится. Вот почему он делает то, чего я не понимаю. Он научился большему страху, чем я». Но боится не только Кроули. Ведь возможность уничтожения нависла над ними обоими, и Рафаелю это тоже не нравится. — Я не хочу ничего у тебя красть, — настаивает он. — А должен. Он стоит того, — парирует Кроули. Это утверждение заставляет его усмехнуться. Но как бы ему этого ни хотелось, затягивать с этим слишком жестоко. Видимо, он не знает, как разговаривать с собой, и, пытаясь придумать способ, только усугубляет свои страдания. Может, оно того и стоит, но пока он не испытывал страданий, так что не может сказать наверняка. Он осторожно развязывает шнурок и затягивает его вокруг запястья демона. Затем он снимает солнцезащитные очки и надевает их на Кроули. Демон пытается сопротивляться, но у него не хватает сил. Его змеиные глаза скрываются за темными линзами. — Какой в этом смысл? — сокрушенно говорит он. — Ты всё равно лучше ему подходишь. Ты сделаешь его счастливым. Ты — тот, кто ему нужен. — Да, — соглашается Рафаель. — Ты всё равно лучше ему подходишь. Ты сделаешь его счастливым. Ты — тот, кто ему нужен. Если он сделает это, есть все шансы, что он потеряет всё, что приобрел. Он не останется существовать даже в виде воспоминаний. Но если он этого не сделает, то с полной уверенностью можно сказать, что он потеряет всё, что приобрел. Тысячелетия. И даже не сохранится в памяти, потому что он не может получить воспоминания о том, кем ещё не стал. Он протягивает руку и вытаскивает копье. Эффект, как водится, почти мгновенный. Весь свет (который на самом деле не свет) сужается до одной точки и высвобождается, как внезапно открывшийся космический сток. Шнурок резко натягивается и Кроули с книгой исчезают. Призрак копья также пропадает. Рафаель чувствует характерную и ужасную тошноту, которая обычно возникает от того, что он больше не подходит тому месту во времени, в котором находится, а затем он обнаруживает, что вернулся. По-настоящему вернулся. К исходной точке. Вернулся на Небеса, какими он их помнил до того, как всё закрутилось. Этого не может быть, думает он. Теперь он — лишь воспоминание, или даже меньше этого. Это слишком далёкое прошлое, чтобы всё еще существовать в рамках времени, но тем не менее он видит, как к нему направляются Люцифер и ребята, Царство Небесное всё такое же необъятное и прекрасное, каким он его помнит, не такое строгое и пустое, как в более поздней версии. Так не должно быть, если только… Его заливает свет. Тёплый, благоговейный и отдаленный, но в то же время такой родной. — Рафаель, — говорит Бог. Рафаель моргает и поднимает глаза. —… Всевышняя, — приветственно отзывается он. Неподалеку Люцифер и другие ангелы замирают. Нечасто Бог обращается напрямую к одному из них. Конечно, они собираются взять это на заметку. Бог что-то говорит. Рафаель уверен, что слышит — что именно, и уверен, что остальные не слышат, но позже он не вспомнит, что ему было сказано, и поймет, что это тоже было сделано намеренно. Он не помнит своего ответа, как не помнит его и никто из других ангелов, ставших свидетелями этого разговора. Когда свет меркнет, он чувствует, как часть его самого будто упаковывается и помещается куда-то. Глубоко внутрь, откуда он не сможет её достать. Он вздрагивает, испытывая сильнейшую дезориентацию за всё свое небогатое опытом существование. Его разум кажется ему ещё более пустым, чем прежде. Он ощущает себя целым, но одновременно чувствует какую-то… отстраннёность. Удаленность от части самого себя. Это больно. Он не помнит — почему.