Factory Settings

Глава 32

После этого всё складывается несколько разочаровывающим образом. Рафаель не имеет ничего против. Даже за все прожитые годы до официального начала творения (на самом деле, исчисление в годах тогда было затруднительным, так как время существовало лишь частично, а дней до появления Земли и вовсе не водилось) у него не накопилось столько переживаний, и, несмотря на незначительное улучшение атмосферы, он всё еще не в восторге от Ада. А происходит следующее: Азирафель набивает инфернальному бойцу Сатаны морду, поражённый Адрамелех рушится на пол будто груда кирпичей, и им быстренько указывают на дверь. На практике это означает, что выполненный контракт вспыхивает пламенем реализации и Сатана незамедлительно изгоняет их из своих владений, а в следующий момент Рафаель обнаруживает себя воссоздавшимся в бесплотной форме подле Азирафеля на углу Бервика и Ноэля, в нескольких минутах ходьбы от книжного магазина. Правда, без тел они не могут ходить, но так как Рафаель чувствует себя намного лучше, он создает им новые. Они выглядят точно так же, как и старые, ведь зачем портить хорошую вещь? Хотя, размышляя об этом, он думает, что было бы здорово испробовать и другие формы. В свое время это было довольно популярно на Небесах, еще до того, как появились телесные обличия. Был даже период дикой моды на вид пылающего колеса, усыпанные глазами. — Думаю, мне нужно присесть, — произносит Азирафель. Несмотря на то, что физически он пребывает в полном порядке, вид у него все ещё несколько потрёпанный. — Желательно с чашечкой чая. Пока Рафаель прикидывает, стоит ли ему искривить время, чтобы доставить их в книжный магазин, или лучше будет ограничиться посещением одного из близстоящих зданий, на улицу услужливо выезжает Бентли. — О, спасибо, — говорит ей Азирафель. Рафаель доводит его до машины и открывает перед ним дверь, ловя себя на том, что ему приятно данное действие. Воздух слегка влажный, прохладный и будто липкий, с противоположной стороны улицы доносятся сомнительные запахи от кучи экскрементов животных, но всё же это место — не Ад. И не Небеса. Земля слишком сложная по сравнению с ними. Как только он садится на водительское сиденье, Бентли берет курс на книжный. Азирафель прижимает руку к груди и вздыхает с видимым облегчением. Затем он протягивает руку и сжимает плечо Рафаеля. — Ты в порядке? — спрашивает он. — Я должен был спросить раньше. Рафаель пожимает плечами. — Всё хорошо, — отвечает он. На нем все еще солнечные очки Кроули, но это его больше не беспокоит. Он озвучивает решение их пока не снимать, на что Азирафель сначала кивает, затем нерешительно замирает, но в конце концов снова кивает. Бентли едет медленно, как бы давая им время освоиться, но Рафаелю это ни к чему. Он считает, что то, что они только что сделали, было, пожалуй, самой разумной вещью с тех пор, как они отправились на Небеса. Если он когда-нибудь вернется в Ад, то захочет сделать это снова. Он продолжит творить чудеса до тех пор, пока это место не перестанет быть ужасным. Только вот у него сложилось впечатление, что ужас этого места соответствует предпочтениям Сатаны, так что, скорее всего, в ближайшее время вход в Ад им заказан. Не то, чтобы Рафаеля расстраивала такая перспектива. — А с тобой всё в порядке? — интересуется он, обеспокоенный растерянным и понурым видом друга. — Конечно, — отвечает Азирафель, издав смешок и делая пренебрежительный жест рукой. — Вполне... вполне нормально. Правда. С чего бы мне быть не в порядке? Бентли проезжает мимо здания, которое отбрасывает густую тень на едва различимый край одного из его крыльев. Сейчас они не могут быть проявлены в этой реальности без соответствующего обличия, но все равно сияют так, что их трудно не заметить. Азирафель подпрыгивает от вида темнеющих перьев, а затем прижимает руку ко лбу. Рафаель решает, что лучше немного помолчать какое-то время. К тому же, ему тоже есть о чем подумать. Боль действительно ужасна, а страдания еще хуже, и еще он думает, что он скорее всего... зол на Бога. Не просто недоумевает или раздражен, а сильно, по-настоящему злится. Но одна из приятных вещей, связанных со временем — это то, как оно неуклонно отдаляет человека от инстинктивной природы переживаний. В данном случае время, которое требуется Рафаелю, чтобы добраться от Бентли до книжного магазина, позволяет ему взглянуть в глаза гневу и принять его. Он уверен, что злится только потому, что Бог этого заслуживает, так что он не рискует перенять гнилой нрав Сатаны. К тому времени, когда они оказываются внутри здания и дождь начинает бить по витринам книжного, проходит достаточно времени, чтобы Рафаель смирился почти со всеми своими поразительными откровениями, в то время как Азирафель, кажется, только сейчас начинает в них погружаться. — О! Вы вернулись! — восклицает Мюриель. Она спешит им на встречу, неся коробку с разноцветными книгами в мягкой обложке. — Как всё прошло? Азирафель издает печальный звук и направляется в сторону лестницы. Мюриель хмурится в замешательстве, и Рафаель берется пояснить. — Мы взорвали главные покои заседаний на Небесах, а потом, кажется, починили офисы в Аду? — начинает перечислять он. — А еще я нарушил обещание, данное Богу, и мы до сих пор не придумали, как избавиться от трубы, и все на нас в бешенстве. Глаза Мюриель расширяются. Она колеблется какое-то время, перед тем как наконец неуверенно поинтересоваться: — Это «шутка»? Где-то невдалеке Азирафель издает истерический звук неясного характера, который, вероятно, должен был звучать как смех? Рафаель хлопает писаря по плечу. — Ты умеешь заваривать чай? — спрашивает он. Лицо Мюриель озаряется от перспективы выполнения задания. — Я могу забежать в кофейню и купить чего-нибудь, — предлагает она. — Лучше сделать это побыстрее, думаю, нам это понадобится. Проводив ее на выход, он направляется к Азирафелю, которого обнаруживает стоящим в одной из пустых комнат на втором этаже и безучастно смотрящим в окно. Дождь уже заметно усилился, стекая ручейками по стеклам, и хлещет из протекающих водосточных труб на другой стороне улицы. Рафаель размышляет, каково это — ощутить дождь на своем теле, и решает, что как-нибудь попробует. Смотря через солнцезащитные очки, вид дождя вызывает у него странное и отстраненное чувство нежности. — Ангел? — зовет он. Азирафель мигом оборачивается. — Вот!— восклицает он. —Ты опять это сделал! — Что опять? — Ты назвал меня... ты назвал меня ангелом, — говорит ему Азирафель. Правда? Он задумывается над этим. Азирафель, безусловно, является ангелом, но и Рафаель тоже. — Почему ты меня так назвал? Азирафель выглядит хрупким, когда задаёт этот вопрос. Как будто от ответа зависит очень многое. Рафаелю знакомо это чувство, хотя и не понимает, почему оно возникло именно сейчас. — Я не знаю, — признается он. — Оно как-то само получилось. Азирафель подходит ближе, вглядываясь в линзы солнцезащитных очков. Он ищет что-то. Рафаель позволяет ему это сделать, хотя на этот раз у него возникает необъяснимое желание отстраниться, уйти от этого взгляда. Пристальное внимание нынче вызывает в нем некоторую настороженность, чего раньше он за собой не замечал. Но опять-таки, раньше никто не пытался уничтожить его или принудить к чему-то. Тем не менее, он не понимает, почему сейчас именно под пристальным взглядом Азирафеля ему не по себе. — Кроули, — говорит Азирафель, и это обескураживает, потому что такое обращение не ощущается неправильным. — Если ты там, если ты... если ты хотя бы частично остаешься собой, я просто... Я не знаю, будет ли у меня когда-нибудь возможность извиниться. Но мне так жаль. Я не хотел... если мое предложение, если оно показалось... Я не хотел изменить тебя. Я хотел изменить Небеса. Ты можешь понять? Ищущий взгляд становится все более отчаянным. Рафаель прочищает горло. — Я не понимаю, — признается он. Азирафель поникает. Рафаеля охватывает прилив сочувствия, подпитываемый сотней отвергнутых проектных идей, решительным опровержением концепции "ящика для предложений", ощущением того, что он проснулся, лишенный шести тысяч лет своей жизни и теперь вынужден бороться со штормом из последствий. Он берет Азирафеля за руку прежде, чем тот успевает отойти. — Но ты можешь объяснить мне, чтобы я понял, — предлагает он. — А... — произносит Азирафель. Он опускает взгляд, делает осторожную попытку убрать свою руку, и Рафаель позволяет ему это. — На самом деле, я не уверен, что смогу. — Почему? — Потому что... — Начни с самого начала, — предлагает он. Азирафель колеблется. Он выглядит неуверенным, совсем не похожим на того ангела, который не так давно готовился к битве и даже к поражению. В конце концов он сдается. Рафаеля удивляет, что это выглядит, как смирение с неизбежным; как будто проблема не в том, что Азирафель не уверен в своей способности объясниться, а в том, что какая-то его часть не готова к этому испытанию, но теперь он сдался и приготовился к боли. Он почти озвучивает, что не нужно ничего объяснять, если ему будет от этого больно. Но всё же, ему действительно хочется понять. Это касается Кроули, а так же и Азирафеля, и единственное знание, которое он желает больше — это способ навсегда уничтожить его трубу. — Полагаю, всё началось в саду... — говорит Азирафель.