Factory Settings

Глава 30

— Нет. — Да. — Я не согласен. — Дело не в том, согласен ты или нет: ты же никогда в жизни не сражался! — Разберусь по ходу дела. — Ты…! Нет, ты не будешь «разбираться по ходу дела»; никаких «походов» и никаких «дел»! — Это не тебе решать. По контракту я выбираю борца. — Не глупи. Я солдат, я знаю, как действовать в бою. — Ты был солдатом, и тебе это не нравилось. — Откуда ты знаешь, что мне это не нравилось? — Потому что я знаком с тобой дольше пяти минут! — Ну, ты не так понял. Мне нравится сражаться! Я вообще обеими руками за сражения! И командные виды спорта, и… и всякое такое! — Это должно было меня убедить? Азирафель излучает беспокойство. Он оборачивается и смотрит на Адрамелеха, который, как и большинство других собравшихся демонов, просто наблюдает за ними в ошеломленном восхищении, а затем бросает на Рафаеля строгий взгляд и указывает на него. — Ты не имеешь ни малейшего представления о том, как надо вести себя в бою. Ты никогда не делал этого раньше. Мне будет трудно, но ты… ты точно проиграешь. Рафаель колеблется, брови нахмурены, грудь выпячена. Он не знает, почему так сопротивляется, на самом деле он только знает, что должен настоять на своем. Если он проиграет, будет плохо, и ему придется с этим смириться, и, очевидно, это не обрадует Азирафеля. Но если проиграет Азирафель, то пострадает в первую очередь он. Адрамелех может даже уничтожить его, потому что Аду, похоже, настолько безразлично, что с ним случится, что они даже не озаботятся затаить на него злобу. —… Дай мне солнечные очки, — говорит он. Азирафель оглядывается по сторонам, словно боясь, что даже упоминание о них вдруг напустит на них стаю демонов, чтобы разорвать предмет на части. Но демоны, похоже, даже не понимают, о чем идёт речь. Даже Сатана выглядит просто скучающим, изучающе разглядывая свои длинные черные ногти и сосредоточенно постукивая ногой. Рафаель выжидательно протягивает руку, жестом показывая: «дай». После минутного колебания Азирафель, наконец, кивает и отдает требуемое. — Береги их, — просит он. Рафаель надевает очки. — Что ты делаешь?! Ты не можешь… не здесь! — настаивает Азирафель, потянувшись, чтобы снять их с лица, но Рафаель уворачивается от его руки. Он понимает, что беспокоит ангела. Есть все шансы, что какие-то чувства обрушатся на него, как грузовик, и собьют с ног, но если не он сражается, то это не такая уж большая проблема в данный момент. А ему нужно что-то, что позволит определить, стоит ли позволять Азирафелю вступать в бой или нет; нечто большее, чем просто его собственная мешанина чувств. Рафаель не смотрит на Сатану. Он думает, что это было бы плохой идеей. Да и на других демонов он старается не смотреть. Тем не менее, реакция оказывается быстрой и неприятной. В нем разгорается тяжелая тревога, он становится жестким и напряжённым, словно внезапно осознал, что нападение может произойти в любой момент. А ещё боль, хотя она не физическая и ее трудно описать. Он испытывает сильное желание сбежать, оказаться почти в любом другом месте. Но помимо этого ощущается и какое-то тошнотворное узнавание. В сущности, мешанина чувств меньше не стала. Сфокусировать внимание на Азирафеле тоже не слишком-то помогает. Сопротивление по-прежнему присутствует, только теперь оно оттеняется еще большим страхом. Но появляется что-то еще. Что-то настолько простое и возвышенное, что осознание этого приносит страшное облегчение. Вера. О. Кроули верил в Азирафеля. Рафаель этого не знал. Не знал он и обратного, но… все же. Это прекрасно. Азирафель с тревогой смотрит на него. — И? — спрашивает он. Рафаель снова быстро оглядывается по сторонам и берет в руки трубу. Он ненавидит ее так же сильно, как и раньше, но она тогда нанесла Сатане ожоги. Это божественный инструмент. А у Адрамелеха есть большой хлыст и тесак, тогда как у Азирафеля даже меча больше нет. — Возьми это, — говорит он и как-то даже ободряюще улыбается. — Задай им жару, ангел. Тревога ещё не полностью покинула Азирафеля, но улыбка облегчения несколько ее усмиряет. Он принимает трубу, а затем замирает на месте. —… Как ты меня назвал? — спрашивает он. — Хм? — Рафаель пытается решить, стоит ли ему сейчас снимать солнцезащитные очки или нет. У него сложилось стойкое впечатление, что плакать здесь было бы плохой идеей, а он имеет тенденцию часто плакать, когда надевает их, но он также не чувствует, что сейчас это риск. Они все еще могут быть полезны, поэтому он решил не снимать их, по крайней мере, до тех пор, пока у него не появится для этого веских причин. — Только что, — настаивает Азирафель. — Ты назвал меня… — Хватит уже валять дурака! Давайте приступим к делу! — восклицает Адрамелех, и это вдохновляет еще нескольких ранее не уверенных в себе демонов на новые издевательства. Азирафель замолкает и сердито смотрит в их сторону. Некоторые из насмешек стихают. Рафаель ухмыляется. — Значит, ты официально разрешаешь ему сражаться за тебя? — уточняет Сатана. — Да. Азирафель — мой боец. Несмотря ни на что, он думает, что озвучить это было гораздо приятнее, чем, к примеру, «Мой боец — Гавриил». — Тогда начнем, — объявляет Сатана и выпихивает — пинком! — Азирафеля в расчищенное помещение центрального офиса, выполняющее сейчас функцию «боевого ринга». Рафаель бросает на него мрачный взгляд. Это значит, что он действительно смотрит на него в очках, хотя старался этого избежать. Ледяная жуть, сковывающая его, усиливается. Его тревога сразу возрастает на несколько порядков. Во рту появляется медный привкус, а окружающее становится почему-то еще менее терпимым, чем минуту назад. Проходит несколько мгновений, прежде чем он определяет, что это страх. Действительно ужасный, глубокий страх, такой, который принуждает его застыть на месте, а не бежать или прятаться. Рафаель с усилием отводит взгляд. Он решает, что не стоит больше смотреть на Сатану. Наблюдать за Азирафелем все равно важнее. Адрамелех гораздо больше, злее и уродливее. Азирафель в своей потрёпанной одежде, побледневший, с зажатой в руке дурацкой трубой Рафаеля, выглядит по сравнению с ним удручающе мягким и безобидным. Рафаель почти сразу же жалеет, что послал его туда. Это чувство нарастает в нём, усиливаясь настолько, что кажется, будто вот-вот вырвется из груди и бросится вслед за ангелом. Адрамелех взмахивает своим огромным уродливым кнутом, и Азирафель заявляет, что это «очень некстати!», едва успевая отскочить в сторону. Это ужасно. Как будто смотришь на крушение поезда, хотя у Рафаеля никогда не было подобного опыта. Адрамелех размахивает своим огромным оружием, его мышцы перекатываются, на морде мула застыло выражение голодного восторга, а Азирафель просто танцует вокруг и пытается избежать ударов. Демонская публика шипит, освистывает и насмехается над ним. — Адрамелех пожирал детей, — говорит Сатана непринужденно, как будто такие вот фразы здесь — в порядке вещей. — Твое маленькое Начало — великоватая для него порция, но прошло уже много времени. Он голоден. Рафаель твердо решил не смотреть на него, но не может скрыть, что эта мысль приводит его в ужас. — Простите, он пожирал детей? — повторяет он. — Ну, технически, это были детские жертвоприношения. Оглядев собравшихся демонов, Рафаель подносит руки ко рту. — Давай, ангел, ты можешь это сделать! Надери ему задницу! — призывает он. — Он абсолютно жалок! Ест младенцев! Покарай его! Или как там это работает! Остальные демоны освистывают его, но, похоже, это возымело действие. Азирафель перестает уворачиваться и использует трубу Рафаеля, чтобы отбить следующий удар тесака Адрамелеха в сторону. Затем он бросается вперед и наносит удар священным предметом по броне демона. Он поджигает ее испепеляющим светом, но настоящего огня нет. Тогда Адрамелех пытается схватить Азирафеля. Ангел, все еще скользкий после пребывания в вентиляционных трубах, успевает вырваться из его хватки. Когда кнут выгибается дугой в его сторону, он хватает его и ловит. Струи золотистой крови текут из его руки. Рафаель вздрагивает от ужаса, но Азирафель лишь стискивает зубы и рывком дёргает Адрамелеха на себя, а затем бьёт его головой в череп. Перед этим над бровями Азирафеля появляется золотой отблеск. Его нимб? Это определенно дает ему преимущество в ударе головой, так как Адрамелех воет, а глаза его горят. Бой действительно просто ужасен. Неужели нельзя было просто поиграть в шахматы или по очереди превращаться во все более эзотерические понятия или что-то в этом роде? Азирафелю удается выхватить кнут из рук Адрамелеха и воспользоваться им самому, что производит сильное впечатление, хотя и вызывает ужас. На лице ангела появляется мрачное, предвкушающее выражение, когда он захлёстывает шею Адраммалеха петлёй и затягивает ее. На мгновение Рафаелю кажется, что он сейчас снесет демону голову. Затем раздается звонок. Дьявол щелкает пальцами. — Первая треть выполнена. Тайм-аут, — объявляет Сатана, и оба бойца неуклюже расходятся в стороны. Рафаель протягивает руку, чтобы поймать Азирафеля, когда тот, спотыкаясь, летит в его сторону. На мгновение он испытывает растерянность, а затем — ужас, вспомнив о контракте. «Тайм-аут». Первая треть. Сатана собирается исцелить своего бойца и заставить их начать новый раунд заново.