Factory Settings

Пратчетт Терри, Гейман Нил «Добрые предзнаменования» (Благие знамения) Благие знамения (Добрые предзнаменования)
Слэш
Перевод
В процессе
PG-13
Factory Settings
Solnechnyj Udar
бета
ReddyAngel
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
Что было бы, если бы Кроули все-таки принял предложение Метатрона снова стать ангелом. События развиваются сразу после альтернативного финала второго сезона.
Примечания
Если ваше сердце до сих пор болит и третьего сезона годами ждать нет сил, то вам сюда. Продуманный и захватывающий сюжет, юмор, нежность, щепотка драмы, эпик с Ineffable Husbands в главной роли и конечно очередной конец света, куда же без него. Начало у этого фанфика слегка затянуто, но я вам настойчиво рекомендую продолжать читать дальше. Вы не пожалеете. Данное произведение состоит из 60 глав, написано анонимно и было выложено на AO3 в течении всего (!!!) двух недель практически сразу после выхода второго сезона. Выводы делайте сами. Я не профессиональный переводчик и делаю это чисто по альтруистическим соображениям. Иногда перевод вольный для большей динамичности повествования. А иногда он хреновый, но я надеюсь, что не слишком часто. Принимаю плату за труд в виде лайков и комментариев, особенно комментариев))) Aziraphale это Азирафель, Raphael это Рафаель, а Muriel это… ну вы поняли, все с «е» вместо «э». Бог – она, но не богИНЯ. В оригинале Вельзевул и Мюриель используют гендерно нейтральные местоимения, но в русском языке такого по отношению к личностям не существует, так что я использую женские.
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 23

Глава 23

Рафаель, сломленный и побежденный, смотрит, как два ангела волокут Азирафеля к открытому порталу. Он не хочет этого. Он совершенно не хочет этого, но не может придумать, как это остановить. Не может сделать то, чего требует Метатрон, даже для спасения Азирафеля. Он из всех сил пытается справиться с цепями, чувствуя, как они впиваются в его крылья, все глубже врезаются в тело, пока он борется с ними. Каждое движение мучительно из-за ожогов, и он не знает, как с этим справиться, но не прекращает борьбу. Метатрон буравит его взглядом. Когда ангелы уже протащили Азирафеля полпути к порталу, чтобы сбросить вниз, Метатрон упреждающе поднимает руку. — Ах, в этой суете чуть не забыл, — говорит он. Затем смотрит на Михаила. — Принеси мне очки. Михаил выглядит нерешительно. Глаза Азирафеля расширяются от ужаса, и он изворачивается, изо всех сил пытаясь удержать карман пальто подальше. — Очки, — повторяет Метатрон. Встретив недоуменный взгляд Михаила, он с трудом сдерживает раздражение. — Материальный предмет в нагрудном кармане пальто! Стеклышки! Линзы! Очки, в бога душу! Им только остается бессильно наблюдать, как Михаил, понимающе кивнув, подходит к Азирафелю и вынимает из кармана солнцезащитные очки Кроули. Азирафель мотает головой. — Что ты хочешь с ними сделать? Не ломай их, пожалуйста, не ломай, нет причин!.. Метатрон усмехается. — Успокойся. Не валяй дурака, — говорит он. — Зачем бы нам их ломать? Это же мы их создали. Михаил, а затем и Метатрон приближаются к барьеру. Глас Божий протягивает руку, словно погружая её в воду, и принимает подношение. Рафаель в то же время бросается на преграду, пытаясь разрушить её через сужающийся просвет, но он закрывается бесследно и не оставляет после себя слабины. Метатрон ведет себя так, как будто тот вообще не пошевелился. — Чувства. Такая хитрая штука, — заявляет он. — Даже со стёртой Небесами памятью, Рафаель, ты все равно остаешься самим собой, и в этом, кажется, суть проблемы. Когда тебя восстановили в должности, были некоторые опасения, что ты станешь совершенно несговорчивым. К счастью, не потребовалось слишком много усилий, чтобы сохранить некоторые из более… что ж, отдадим ему должное и назовем их благородными — черт Кроули, для использования в будущем. Рафаель отшатывается. Метатрон подаёт знак, и Ариил и Ханиель выходят вперед, чтобы удержать его. — Ты так страстно увлечен любовью. Это твоя добродетель. Бог одобрил бы это, так что я возвращаю тебе немного утерянного при возвращении в наши ряды? Очки встали на место. Рафаель чувствует недоумение. Почему они…? Зачем отдавать это ему и почему именно сейчас? Он не понимает. Зачем им понадобилось создавать очки, сохранять в них что-то от демона? С какой целью? Он чувствует себя разбитым, дезориентированным, и ему кажется, что ответ на этот вопрос лежит за пределами его понимания. Шакс и бабочка. Если бы Шакс попробовала оторвать ей крылья, Рафаель бы, конечно, попытался ее остановить, потому что это было бы просто бессмысленной жестокостью. Но он не оплакивал каждую погибшую бабочку, а их неизбежно было много, и даже он знал это. Не стал бы он горевать и по этой конкретной бабочке, хотя ему очень нравилось, что она садилась на его волосы. Бабочка была абстрактной. И Азирафель, несмотря на растущую к нему привязанность, тоже. По крайней мере, в какой-то степени. Рафаель испытывает к нему симпатию, хочет помочь, очарован им. Но он знает, что пока не любит его, иначе, как он начинает понимать, в очках все не было бы настолько по-другому. Прозрение приходит к нему, когда Ариил и Ханиель разворачивают его лицом к яме. Азирафель, закованный в цепи, в опасной близости от края. Единственный рычаг для воздействия на него. Но на самом деле это рычаг воздействия на Кроули. Рафаель не позволил бы вселенной закончиться ради Азирафеля. Похоже, они считают, что Кроули мог бы. Опять больно. Кровь, цепи, страдание на лице Азирафеля. И, что составляет гораздо более серьезную угрозу — открытый портал. Он не может этого вынести. Лучше бы он был по ту сторону барьера, лучше бы Азирафель был где-нибудь еще… Цепи словно снова жгут, но на сей раз это — ярость, что нарастает внутри него с ужасной силой. — Дай сигнал к окончанию мира, — говорит ему Метатрон. — И мы простим вас обоих. Вы сможете быть вместе. Вся боль уйдет. — Нет! Нет, не слушай его! - Азирафель дрожит. Сначала Рафаель думает, что от страха, и это ужасно. Но потом понимает — это не страх. Это ярость. Даже под гнетом угрозы Азирафель смотрит на небесные силы так, словно через него сам Бог выказывает свое разочарование. В его взгляде нет ни капли раскаяния или вины. — Рафаель, — говорит он. Его голос дрожит, но все еще решителен. — Что бы они ни делали, не труби в эту трубу. Понимаешь? Я не хочу, чтобы ты это делал. Вместо этого я приму свое наказание. Руки Рафаеля бессильно опускаются на колени. Он чувствует, как его захлёстывает изнурительное, опасное, подавляющее ощущение. Он оказался между двумя непереносимыми исходами. Рафаель никогда раньше не оказывался в ловушке. Он ненавидит это. Ненавидит, ненавидит, отпустите его, выпустите его, отпустите его! Чувство нарастает и нарастает, пока не переполняет его, и ему кажется, что он просто раскалывается на части. Рассыпается на свет и тьму, как умирающая звезда. Он рычит. Цепи, обвивающие его, начинают светиться. Ханиель и Ариил отпрыгивают назад, когда молнии пробивают верхнюю часть небесных покоев и врезаются, золотые и синие, в блестящие полы вокруг них. Они ударяются о барьер, бьют по цепям и даже обрушиваются на Метатрона, который прикрывается крыльями, чтобы отразить их. Слёзы текут по лицу Рафаеля. Они скапливаются на внутренней стороне оправы солнцезащитных очков Кроули. Его плечи сотрясают рыдания. И он, несмотря ни на что, все еще в ловушке. — Отпусти его, — умоляет он. Золотая труба снова оказывается в его поле зрения. — Когда Архангел Рафаель выполнит свою часть работы, все будет прощено, — отвечает Метатрон. Рафаель смотрит на Азирафеля. Сохранять самообладание ангелу явно стоит огромного труда. Но, тем не менее, он ободряюще кивает другу. Вместо этого я приму свое наказание. Рафаель не знает, сможет ли он это выдержать. Не знает, сможет ли он смотреть, как они подтаскивают Азирафеля к порталу, и вот так наблюдать, как они его сталкивают. Эти чувства слишком тяжелы для него. Он снова раскалывается на куски, только все ещё хуже. Он в ужасе. Он сейчас — Архангел Рафаель, и это последнее, кем ему следует быть; этим еще не падшим ангелом, который идет прямо в ловушку, не имея ни малейшего представления о том, как ему выйти обратно. Он не может нести бремя любви Кроули и собственной слабости одновременно. Он совершенно не подходит для этого. Смириться оказывается тяжело. Он медленно кивает. Хорошего выбора нет. Но есть один, который он, возможно, действительно сможет сделать. Метатрон вздыхает. — Ну ладно. Полагаю, нам придется найти другой вариант, чтобы заставить тебя, — он кивает Михаилу. — Выбросьте его отсюда. — Подождите! Остальные ангелы едва успели тронуться с места, но по кивку Метатрона снова останавливаются. — Рафаель, нет, — говорит Азирафель. Развяжите мне руку, будьте добры, — просит Рафаель. Его голос звучит отстранённо даже для него самого. Он не может сейчас слишком сильно задумываться о происходящем, иначе не сможет пройти через это. А он должен через это пройти. Даже если это будет неправильно. По мановению руки Метатрона одна из цепей ослабевает. Остальные нет. Досадно, но чего-то такого он и ожидал. Рафаель берёт трубу. — Нет! Не делай этого, ты не можешь этого сделать! Ты не понимаешь, это будет хуже, чем ты можешь себе представить. Люди, Рафаель, мир, он так прекрасен, и ты едва его увидел, чтобы узнать хоть что-то… — Азирафель. Ангел умолкает. Затем он рвется вперед. Остальные не останавливают его, даже когда он снова приближается к барьеру. Рафаель смотрит ему в глаза. Все еще больно. Но теперь теперь появилось и нечто иное. Что-то твердое и непреклонное, больше похожее на него настоящего. Он принял решение. — Давайте продолжать! — призывает Михаил. — Я должен сказать одну вещь, — настаивает Рафаель. Он прижимает руку с трубой к барьеру. — Не надо, просто позволь им изгнать меня. Это будет не так уж плохо. Я стану… я буду таким, каким был Кроули. Я смогу с этим жить! — Азирафель умоляет. Рафаель улыбается ему. — Ты же знаешь, что если бы я хотел уничтожить вселенную, мне бы даже не понадобилась эта дурацкая дудка? — говорит он. Уголком глаза он видит, как Метатрон застывает, осознав. Слишком поздно. — Бог наделила меня способностью уничтожить все звезды во Вселенной. Я имею в виду: этого было бы достаточно, верно? Я не знаю, почему Бог дала мне её, ведь я никогда не воспользуюсь этой способностью и мне было приказано никому о ней не рассказывать. Кажется, это перебор — давать одному ангелу две кнопки апокалипсиса. Лицо Азирафеля, когда он тоже понимает, в чем дело, искажает беспросветный ужас. — Я не должен был говорить, — добавляет он. Рафаель все еще улыбается, когда снисходит божественное возмездие.
Вперед