Factory Settings

Глава 22

Покои затворяются сами собой. Рафаель делает шаг, оказываясь между Метатроном и Азирафелем. На самом деле, он не слишком обеспокоен, несмотря на тот факт, что сейчас у него нет возможности открыть им путь к отступлению. Он уверен — Метатрон не сможет сделать с ним ничего, что заставит его сыграть на трубе. В холодном как лед взгляде Гласа Божьего читается спокойствие и снисходительность. Легкая тень улыбки залегла в уголках его губ. Весь его вид выражает триумф. Рафаель не понимает, к чему это самодовольство — он уверен, здесь есть еще, о чем дискутировать — до тех пор, пока не ощущает воздвигающийся позади себя барьер. Барьер, разделивший его и Азирафеля. Оставляя друга на одной стороне с Михаилом, вооруженным мечом. Рафаель тут же пытается снять преграду, но терпит неудачу. Сами Небеса сдвинулись, образовав между ними мерцающую, полупрозрачную стену, заглушая их связь друг с другом. Сейчас они могут только смотреть. Азирафель подбегает к барьеру и прижимается к нему руками. — Ты сможешь его снять?! — нервно спрашивает он. — Пытаюсь, — отвечает Рафаель и тоже касается разделяющей их стены. Это оказывается труднее, чем если бы он попытался поймать свет. Главные покои древнее самих ангелов, и он не знает, каким образом можно привести Небеса в движение. Это совершенно другой вид инженерии по сравнению с созданием звезд или времени. А когда Ханиель показывается из толпы ангелов и становится позади Метатрона, Рафаель понимает, что ситуация приобрела скверный оборот. Он тянется к броши, но опаздывает буквально на мгновение. Цепи — золотые, тяжелые и полыхающие — обвиваются вокруг его тела и утягивают вниз. Он видит, как по другую сторону барьера Азирафель падает на пол. Его цепи, по крайней мере, не окутаны огнем. Больно. Горло разрывают звуки, едва ли имеющие сейчас смысл. — Я знаю, знаю, прости меня. Все будет хорошо. Просто думай… думай о звездах, — обращается к другу Азирафель с выражением, полным боли, прежде чем ему удается приподняться на колени. — Прекрати это! — с отчаянием в голосе обращается он к Метатрону. — Он даже не понимает, что происходит! Метатрон хмыкает. — Он понимал все в достаточной мере, когда вышвыривал своих собратьев в пустоту космоса, оставляя за собой след разгрома и хаоса, — полным презрения голосом гремит он. — Я ввел его в заблуждение! — утверждает Азирафель. — И, как и прежде, он позволил этому случиться при первой же возможности, — возражает Метатрон. Боль не прекращается. Она ужасна и ощущается так, будто Рафаель сам окутан огнем, хотя, по сути, горят только цепи. Он едва способен мыслить, и сейчас ему только отчаянно хочется снять с себя эти пылающие тиски, но агония не дает ему ни малейшего шанса сосредоточиться. Так ощущается адское пламя? Нет, оно наверняка еще хуже, ведь оно не ограничивается только внешним воздействием. Глас Божий вздыхает. Он делает жест рукой и цепи перестают жечь. Рафаель принимается судорожно хватать ртом воздух. — Наказание должно соответствовать преступлению. Но все-таки Небеса обязаны проявлять милосердие. Мы оплакиваем страдания каждого слабого и презренного демона, каждой осужденной смертной души, каждого затерявшегося в противоречиях солдата, с трудом несущего бремя служения Богу, — утвердительно излагает Метатрон. Рафаель оглядывает толпу ангелов, но никто из них не выглядит так, будто кого-то оплакивает. Только его лицо мокрое от слез. Даже Азирафель, явно расстроенный, не то чтобы плачет. — О да, я заметил, — хрипит он. — У всех глаза на мокром месте. Метатрон усмехается. — Этот твой язык. Вечно втягивает тебя в неприятности, — говорит он, подходя к рыжеволосому ангелу. Рафаель предпринимает попытку встать, не собираясь терпеть презрительного взгляда сверху. Они все еще в центре внимания. Наверняка здесь все еще есть ангелы, которые не думают, как Метатрон. Невозможно, чтобы они все были согласны с его действиями. Или возможно? — Знаешь, Рафаель, самым большим опасением по поводу твоего возвращения было то, как мало времени тебе понадобится, чтобы снова пасть, — говорит ему Метатрон и, повернувшись, направляется к столу. По спине Рафаеля пробегает неприятный холодок, когда Глас Божий протягивает руку и берет трубу. Его глаза сужаются, а губы недовольно поджимаются при виде выгравированных на ней слов. — Будь на твоём месте любой другой ангел, — продолжает он, вернувшись и снова встав перед Рафаелем. — Я бы с самого начала просто попросил бы его следовать своей цели без всей этой ненужной драмы, этих страданий и этих проклятых неудобств. Вместо этого это тебе, тебе был выдан шанс восстановить свою благодать, только чтобы в следующее мгновение снова ступить на тропу тьмы. Рафаель поворачивается к Азирафелю. Он думает о звездах. — Моя лучшая работа была сделана во тьме, — произносит он, смотря на друга. — Все творение берет свое начало именно там. Метатрон наклоняется к Рафаелю и ждет, когда тот повернется. Его глаза излучают непреклонную твердость. «Ох», думает Рафаель, встретив его взгляд. «Он действительно… ненавидит меня». — Я понимаю, как ты любишь вселенную, Рафаель, — говорит Глас Божий с таким видом, что становится ясно: он не понимает и даже не пытается. — Мы все обязаны любить ее. Но мы не являемся ее истинными творцами. Мы не определяем ход ее судьбы, а только помогаем направлять события на путь воли Божьей. Не наше дело принимать решения. — Однако, с принятием решения заковать меня в цепи у тебя проблем не возникло, — вынужден отметить Рафаель. — Потому что ты так упорно противишься своему предназначению, — возражает Метатрон. Он кладет трубу рядом с Рафаелем. — Я знаю, что ты не хочешь. Я понимаю, как тебе трудно. Я не знаю, почему Бог обременил тебя этим, но я верю, что тебе суждено пересилить себя, — продолжает он. — Ты все еще ангел, Рафаель. Ты можешь оплакивать Конец Времен после того, как он наступит, и мы примем тебя как нашего брата и будем плакать вместе с тобой. Азирафель, возможно, больше всех. Будучи ангелом, ты не будешь горевать в одиночестве. Тут, на Небесах, труба выглядит, как созданная из света, а не из золота. Ее поверхность переливается в непрерывном движении, а внутренняя часть светится зловещим пурпуром. — Не слушай его! — кричит Азирафель. — Неважно, буду я слушать его или нет, — уверяет друга Рафаель. — Он не сможет убедить меня, что это действительно Божий план. Только Сама Всевышняя способна на это. «Даже если бы Она меня попросила», размышляет он. «Смог бы я выполнить Ее просьбу? Смог бы я заставить себя?» Метатрон качает головой. — Такой высокомерный, даже сейчас, когда тебе был дан второй шанс, — сетует он. — Кто тут еще высокомерный? — возражает Рафаель. — По крайней мере, я отдаю себе отчет в том, что не являюсь Богом. Это у тебя всегда были с этим проблемы. Упрек, похоже, вообще не вызвал никакой реакции. Метатрон едва обращает на сказанные слова внимание, хотя раньше это бы его сильно задело. Странно. Рафаель осторожно проверяет цепи, но все еще не находит в них бреши, которой можно было бы воспользоваться. Он никогда раньше не сталкивался с подобным. — Ты эгоистичен. Очень похож на нашего бедного Азирафеля. Знаешь, несмотря на то, что он пытается взять на себя твою вину, именно ты развращал его все эти шесть тысяч лет, утаскивая все дальше и дальше от света к его погибели. Какой странный способ обходиться с тем, кто тебе якобы дорог. Я полагаю, это то, что ты тогда назвал… как там? Ах, да. Оттенками серого. Но на Небесах нет оттенков серого. Есть только те, кто стоит в свете Божьем, и те, кто падает. Метатрон взмахивает рукой и, к шоку Рафаеля, в следующий миг Михаил опускает меч на ногу Азирафеля, рассекая ткань и кожу. Красная кровь капает на охватывающие его конечности цепи. Крик удивления и боли вырывается из Азирафеля прежде, чем он стискивает зубы и заставляет себя замолчать. «О нет», с ужасом осознает Рафаель. Его глаза расширяются. «Это будет как тогда, с Шакс и бабочкой!» Они собираются наказать его, причиняя боль Азирафелю. Они собираются пригрозить оторвать его другу крылья, если он не сыграет на трубе. — Ты… как ты смеешь? — взывает к Метатрону Азирафель. — Ты все совершенно неправильно понял! — Неправильно понял? — отвечает Глас Божий. — Именно. Все было не так! Я знаю… как все это может выглядеть. Когда ты здесь, наверху, все кажется таким очевидным! Но Небеса никогда не должны были быть конечной целью всего этого. В этом есть нечто гораздо большее, чем просто следование сценарию. — Итак, ты признаешь, что сбился с пути, что перестал «следовать сценарию»? — Но в этом нет ничего плохого! Рафаель начинает испытывать ужасное, угнетающее чувство. В голове вспыхивает будто давно забытое ощущение, которое, тем не менее, ему еще только предстоит пережить. У меня всего лишь несколько вопросов по поводу плана, ничего серьезного… — Ты перестал понимать свое предназначение. Свобода воли — это удел людей. Не. Ангелов, — с упреком говорит Метатрон, и его голос эхом разносится по всему помещению. Он кивает и на этот раз Михаил проходится мечом по второй ноге Азирафеля. — Прекрати! — вскрикивает Рафаель. — Это более мягкое наказание за его неповиновение по сравнению с тем, чтобы просто сбросить его в Ад, — говорит ему Метатрон. Он все еще едва заметно улыбается. Рафаеля одновременно кидает в жар и сковывает холодом. Знакомое неприятное чувство снова разрастается в его груди, но теперь оно острое, будто лезвие, которое рвется наружу с намерением резать. Но на самом деле внутри него нет никакого лезвия. Рафаелю никогда не даровали никакого оружия: ни мечей, ни копий, ни пылающего кнута, ни блестящей булавы. Он помнит, как Люцифер держал такую булаву перед сияющим великолепием первой звезды, помнит, как все остальные ангелы согласились, что она очень красивая и замечательная, даже если они не понимали, для чего она была нужна. Почему-то это воспоминание накладывается на образ улыбающегося ему сверху вниз Метатрона. Часть пазла становится на место. — Ты говоришь как Люцифер, — озвучивает свои мысли он. Его взгляд скользит по комнате, по остальным собравшимся здесь и наблюдающим за ними ангелам. Они теперь такие молчаливые, такие неподвижные. Никто не ожидал, что он скажет такое, его слова настолько их поразили, что ни один из них не способен даже возмутиться. Это удивляет Рафаеля. — Вы все похожи на Люцифера. Почему вы его выгнали, если в конечном счете собирались с ним согласиться? Взгляд Метатрона вспыхивает гневом. На этот раз упрек попадает прямо в яблочко. — Какая жалкая попытка поставить под сомнение власть Небес, — заявляет он. — Наказал Люцифера за бунт именно Бог. А Небеса подчиняются воле Бога. — Но… — Достаточно! Свет в небесных покоях меняется с золотисто-яркого на темно-красный. На другой стороне барьера посередине пола что-то открывается. Глубокий и темный портал, из которого доносятся, словно жуткая музыка, крики агонии. Метатрон складывает руки за спиной. — Ангел Азирафель настоящим приговаривается к падению в Адское пламя, лишению Божьей благодати и вечным страданиям за свои грехи. И снова его взгляд останавливается на Рафаеле. Потом смещается на трубу. — Конечно, в том случае, если до этого ситуация существенно не изменится.