Factory Settings

Глава 18

Азирафель решает оставить трубу при себе, игнорируя протесты ее владельца. Рафаель признает, что, скорее всего, Верховный имеет лучшее представление о том, как применить ее в качестве вещдока против действий Небес, или хотя сделать это так, чтобы в результате не пасть, в отличие от некоторых. Но, в тоже время, эта ситуация вызывает у него неожиданно сильное чувство тревоги. Все-таки данная находка – его проблема, не Азирафеля. Если план использовать трубу таким способом окажется ошибкой (что раньше казалось невозможным, но сейчас, с большей вероятностью –неизбежным), он не хочет, чтобы его друг поплатился за это. Тем не менее, его доводы остаются пустым звуком, и Рафаель не находит ничего лучше, чем просто оставить все, как есть. Перед тем, как удалиться по своим делам, Азирафель просит его поклясться самой Всевышней, что он не станет покидать магазин, предварительно не оповестив его. Это был отчасти намек на то, что вылазки за пределы Небесного посольства сейчас исключены. О прогулке к тому пруду с утками приходится забыть, ограничиваясь крышей книжного. Он перебрался сюда сразу после того, как вернувшаяся ангел Мюриель начала разводить вокруг стеллажей бурную деятельность, и не то, чтобы это было проблемой, просто мешало сфокусироваться на хаотичных мыслях у себя в голове. Сидение в одиночестве под лондонским небом дает обратный эффект – теперь он еще меньше способен сосредоточиться на хоть чем-то существенном. Вокруг книжного магазина множество разных источников света – исходящее из окон зданий сияние ламп, блестящие переливы проезжающих мимо и припаркованных автомобилей, разноцветные огни неоновых вывесок. Небо было затянуто темными тучами, из-за чего Рафаелю приходится приложить некоторые усилия, чтобы увидеть звезды. Способен ли человеческий глаз вообще рассмотреть небесные тела, скрытые под облаками? Или, смотря вверх, люди видят только сплошную тьму? Михаил однажды сказал ему, что тот слишком гордится своей работой. Это Божье творение и свидетельство славы Божией, а ты всего лишь работник, которому надо просто следовать инструкциям по сборке! Рафаель был прекрасно об этом осведомлен. Он не проектировал космос, он и не мог, по крайней мере, в начале своего существования. Он бы даже не знал, с чего начать. Но ведь его работа по реализации божественного дизайна тоже важна. Неужели другим ангелам все равно на плоды их собственных трудов? Но разве не в этом был Ее замысел? Бог была способна создать все сущее в мгновение ока, но вместо этого Она поручила работу над вселенной ангелам. И наказала любить свои творения так же, как они любят Ее. Но, может, он тогда все-таки не так понял. В конце концов, кажется, именно любовь доставляет ангелам неприятности. А, может, корень проблем в чувстве гордости? Ему бы помогло ответить на свой вопрос знание о том, любил ли Азирафель Кроули, но предыдущие попытки выяснить это оказались тщетными. Его мысли прерывает пронзительный свист. – Эй, там, наверху! Вот-вот начнется дождь! Рафаель идет в сторону голоса к краю крыши и свешивает голову, чтобы разглядеть зовущего его человека. Человеком оказывается одна из знакомых Азирафеля. Но не Нина. Она стоит возле книжного магазина на тротуаре, положив одну руку на бедро, а другую прижав ко рту. И она права. Облака выглядят угрожающе темными и тяжелыми. – Я знаю, – уверенно кивает он в ответ. – Тебе не следует там находиться, ты промокнешь! – женщина жестом приглашает его спуститься. Рафаель, не видя причин отказываться, спрыгивает с крыши прямо на асфальт. Его действие, кажется, пугает смертную, хотя он постарался приземлиться как можно дальше от нее. Видимо, такому хрупкому созданию как человек, присуще проявление чрезвычайной осторожности при перемещении в пространстве. – Извините? – говорит он. Она издает звук, похожий на что-то среднее между беспокойством и весельем. – Большинство людей не могут просто спрыгнуть с двухэтажного здания без плачевных последствий, мистер Кроули. То есть… теперь Вы – Рафаель, верно? Мистер Фэлл сказал нам, что в данный момент Вы переживаете некоторый кризис личности. – Оу? Да, верно. Есть такое дело. И спасибо за совет? – говорит он. – Я бы больше не хотел никого расстраивать. Человек натянуто улыбается. Это немного похоже на одну из улыбок Азирафеля, которую он выдает в моменты скрытого недовольства. – Если Вам скучно, то, может, Вас заинтересует визит в мой магазин пластинок? Мистер Фэлл упомянул, что Вам нравится Queen… – Я не знаком ни с какими королевами, — признается Рафаель. Почему-то такой ответ ее рассмешил. Он вздыхает. Ему сейчас хотелось бы принять предложение, хотя бы для того, чтобы увидеть, чем магазин пластинок отличается от книжного, но для этого определенно придется нарушить обещание. – Азирафель заставил меня пообещать не выходить из книжного магазина без его ведома, а сейчас его нет поблизости. – Он очень беспокоится о тебе. – Я знаю. Он думает, что я могу помочь Метатрону уничтожить вселенную, хотя утверждает обратное. Я вижу, как он переживает по этому поводу. – Он… что? Человек – Мэгги, так ее зовут – теперь тоже выглядит обеспокоенной, поэтому Рафаель решает описать ситуацию с его оптимистичной точки зрения. Он не уверен, что ему это удается, потому что тревожный взгляд Мэгги становится еще более тревожным. Она кивает, мычит и иногда издает звуки сочувствия, а через некоторое время резко меняет тему, предлагая ему послушать ее пластинки в книжном. Азирафель ничего не говорил о том, чтобы не пускать в магазин других людей, поэтому Рафаель соглашается. Мюриель, услышав про Мэгги и пластинки, тут же радостно срывается в подсобку, где хранится проигрыватель. Водрузив аппарат посреди главной комнаты, ангел с энтузиазмом приветствует вошедшую Мэгги, уже в компании Нины, и помогает ей донести «Queen's Greatest Hits I, Vinyl, 2016», а также внушительное количество других пластинок. – На тот случай, если ты все-таки не в восторге от Queen, – реагирует на удивленный взгляд Рафаеля блондинка. Рафаель до сих пор не совсем понимает, что она имеет в виду под этим названием, но, прослушав несколько композиций, признает, что музыка ему действительно нравится. Звучит она совсем не так, как музыка сфер, но все равно есть в ней какая-то космичность. Под нее было бы приятно работать во время расстановки звезд. Методика записи оказывается захватывающей. Рафаелю всегда нравился звук, хоть он по большей части и являлся сферой деятельности Гавриила. Тот, правда, потерял к нему интерес в тот же момент, когда закончил его создавать, но, тем не менее, звук по сей день остается лучшим его творением. – Архангел Гавриил создал звук? – спрашивает Нина. – Чушь какая-то. Не верю. – Почему нет? – удивляется Рафаель. – Ну, во-первых, я познакомилась с ним, когда он еще называл себя Джимом, и уже тогда ничто не убедило бы меня даже в том, что он сам приготовил те канапе, которые раздавал на ежемесячном собрании уличных торговцев и владельцев магазинов Уикбер-стрит. А ты говоришь о полной физической концепции вселенной, – отвечает она, изъясняясь четко, что, тем не менее, остается для Рафаеля простым набором слов. – Во-вторых, это просто не имеет никакого смысла! Вселенная работает так, как она работает, из-за реакций, физических законов, взаимодействия материи и всего такого прочего. Никто не раздавал ее кусочки крылатым подрядчикам и не говорил: «если закончишь с физикой к обеду, то получишь солидный бонус». – Никаких бонусов не было, – подтверждает Рафаель. – Знаешь, что я думаю? – Нина указывает на него. – То, что ты определенно являешься сверхъестественным существом, не означает, что ты говоришь правду. Ты можешь выдавать свои выдумки за чистую монету, а мне остается только верить. Кто еще может подтвердить твои слова? Никто. У меня нет другого выбора, кроме как поверить тебе на слово. Рафаель моргает. – Но… ты же этого не делаешь? – спрашивает он. – Что? – Ты не веришь? Это то, что ты сказала. Послушай, я не так уж много знаю о том, как там на самом деле сложилось с этим всем проектом по человекам на стадии реализации… Тогда я уже был демоном, а из этого периода жизни я ничего не помню. Но я точно уверен, что свобода воли обсуждалась довольно часто, и этот аспект человека был совершенно неоспоримым, учитывая то, что случилось с Люцифером… Я имею в виду то, что тебе не нужно ничему верить, – уверяет он ее. – Ты можешь быть настолько неверующей, насколько захочешь. Все зависит от тебя. – Дело не в этом, – говорит она ему. – Я не говорю о вере вообще, я говорю о том, что говоришь мне ты. Рафаель хмурится. Почему его выделяют? Это как-то связано с Кроули? – Я сделал что-то не так? – озадаченно спрашивает он. По какой-то причине эта перспектива сейчас беспокоит его больше, чем раньше. Это заставляет его грудь вновь сжиматься, а кожу – неприятно покалывать. – Нет, что ты, конечно, нет, - успокаивающе говорит ему Мэгги. Она похлопывает его по колену. – На самом деле, дело не конкретно в тебе. Просто, когда ты думаешь, что мир устроен определенным образом, а затем обнаруживаешь, что это не так, то последующие объяснения могут легко вызвать недоверие. Дискомфорт в груди утихает. Все оказалось не так уж и плохо. – Думаю, я понимаю. Я тоже не ожидал, что все выйдет так, – соглашается он. Голос с пластинки ритмично поет о любви, о том, как она трудна в обращении и чем-то сродни медузе. Нина фыркает. – Ты не думал, что впадешь в какую-то сверхъестественную амнезию, забудешь большую часть своей жизни и начнешь называть себя ангелом? – спрашивает она. – Да я такое даже вообразить не мог! Все было проще – я думал, что не плохо бы нам обзавестись ящиком для предложений, на что Бог сказал бы: «Это хорошая мысль, Рафаель! Может быть, нам действительно не следует так торопиться с уничтожением всего мироздания» ... Ну, или Метатрон сказал бы это от Ее имени, он, все-таки, Глас Божий. И тогда я вернулся бы к созданию звездных систем и туманностей, и мне не пришлось бы грустить из-за того, что они все несправедливо преждевременно погибнут. Наступает минута молчания. Нина, похоже, не находит, что на такое ответить. – Бог – женщина? – прочистив горло, спрашивает Мэгги с вежливым интересом. – Бог — непостижимое существо, слишком необъятное даже для ангелов, у Нее пол как таковой отсутствует полностью, но большую часть времени Она предпочитает местоимения Она/Ее, – объясняет Рафаель. – Полагаю, тогда с ящиком для предложений не сработало, – наконец подает голос Нина, прищурив глаза. – Но как ты вообще мог подумать о ящике для предложений? Это же было до начала времен, как я понимаю. Уж очень человеческая концепция для «ангела». Рафаель с оживлением радуется простому вопросу. – О! Ну, Бог знает все и передала определенное знание и ангелам, но не передав при этом полного понимания или опыта. Поэтому, мы вроде как тоже все знаем, но одновременно не знаем, – весело объясняет он. – Это был не ящик предложений, а просто очень похожая концепция. Я знал, что однажды появится что-то подобное, но одновременно, я о них вообще ничего не знал, потому что их еще не существовало, и знание о них пришло ко мне только тогда, когда я подумал об общем понятии в том же направлении, и даже тогда я не совсем понял, за исключением того, что я знал, что «ящик для предложений» может существовать. Но теперь такие штуки существуют, и получается, что я всегда знал о них и в начале мироздания я мог ссылаться на них, и другие ангелы знали бы, что я имел в виду, хотя никто из нас не знал о существовании ящика для предложений. Понимаете, о чем я? – Нет, – хмурится Нина. – Эм… может быть, — растерянно улыбается Мэгги. – Понятнее некуда! – восклицает Мюриель. Рафаель одаривает ее признательной улыбкой. Все четверо продолжают слушать виниловую пластинку в тишине.