Судьба-Злодейка

Главное не терять здравого рассудка в погоне за чувствами. Одно придёт поздно, второе разобьют.

***

      — Чего ж, Микола. Рассказывай давай, — в свете луны послышался хриплый, с ярким акцентом голос. Сложно было не узнать угрожающие нотки по первому выражению, а потом, рассевшись на соседней койке, уже как будто у него на допросе сидят и не он сейчас помеченный номером сейчас сидит, требует рассказа. Коля усмехнулся, рвано кашляя в сторону и усаживаясь ближе к изголовью. Степан, Степан, не менялся. В удобный случай всегда поругает.       — Погоди, Степан. С тобой я говорить буду, меня за правого они не признают всё равно, — Николай с опаской взглянул на двоих заключённых, что медленно наматывали на кулаки оторванные лоскуты ткани. Душить собирались и почти получилось ведь. Степан зыркает на парней, и махнув рукой, шикая, чтобы закрыли дверь, вновь поворачивается на мужчину, а те удалились прочь.       — Не ожидал я от тебя, волчонок. Попробуешь оправдаться или мне продолжить их дело? — Степан посмурнел, поправил кепку повыше, чтобы в глаза то эти бестыжие взглянуть. Наклонился, облокотился локтями на колени, сгорбил спину и выжидал. Николай смотрел на дверь до того момента, пока шаги не отдаляться. Парень прикрыл глаза и медленно чуть сполз на кровати, поправляя рубашку и потирая поперёк шею.       — Был бы ты благослонней, Стёпа. Для вас харчи выбил получше, чтоб не трогали.       — Командир, не медли, пришибу и не тяфкнешь! — Савельич шипит сквозь зубы, сжав замок из рук перед собой, шепчет, мало ли сбегутся эти гниды, — Зубы не заговаривай. Это что за кардебалет ты устроил?       Коля смотрит на того, вздыхает и закатывая рукав, показывает таймер. Стёпа перевёл с лица того взгляд на руку, осматривая всё, и хмыкнул.       — И что далей? Нефедово, там людей было тьма, Микола, — мужчина только набрал воздуха в лёгкие, чтобы начать того отчитывать, как маленького мальчишку, то его тут же перебили, повергнув в шок, — Волчонок. Ты ахуел наши жопы подставлять для этого?       — Стёпа, я узнал об этом только сегодня и то думал, что "это", — парень помахал рукой, — Та несчастная девчонка! Он позвал сегодня, так ещё и не только мы.. судьбой друг другу предписаны, так ещё и волки. Придумаю, придумаю, не перебивай меня! — тот шепнул, отмахнувшись и сев, выдохнул. Парень потер лицо, закрыв глаза и массажируя виски, - Будто я хочу смотреть на два таймера. И простить не могу. А вдруг он мне отца убил? И.. Не верю я в эту морду наглую. Нет. — Ивушкин хмурится, собирая у носа складки. Тот поглядывает украдкой на старшего и протягивая руку, кладёт на колено, — Будем мы с тобой ещё, Степан, этим шавкам морды бить. Будем. Но погоди немного. Дай мне выведать всё. Снаряды у нас есть, пробиться если..       Брови Василенка, что были соединены в хмурой гримасе, теперь удивлённо скакнули. Не сдержавшись, тот засмеялся, тихо, в полтона и закрыл лицо рукой.       — Мы на этой рухляди не то, что до дома дойдем, мы Берлин возьмём! Айда, Ива, айда волчонок. Смешон до боли в рёбрах, — тот смотрит в пол, куда склонил свою голову, и снял кепку. Н-да. Ни плана, а там дальше и говорить нечего. План классный, но рискованный, хотя чему уже на старости лет удивлятся белорусу? С Ивушкиным он, наверное, уверовал. Настала тишина, за уже окошком нормальным, цивилизованным, пролетали птицы в сторону своих маленьких домишек, облака плыли медленно, качаясь, как корабли на море. Оборотень со спокойствием на душе наблюдал за картиной и погладил слегка себя по груди. Не умрут они, чует он.       — Под Нефёдово ты так же спорил. Только пошёл со мной. Если недоволен, могу доложить, дальше будешь трупы других таскать. Или забыл сегодня мою тираду возле танка? Не забывай, товарищ мехвод, с кем мы дело имеем.       Степан поднимает взгляд на паренька, усмехается горько, выпрямляется. Тот достал папироску, что успел скрутить из выуденного пороха с бумагой, рассматривал и поднявшись, выпрямился.       — Три дня, командир, на раздумья. Узнаю, ежели ты правда этому ублюдку прислуживать собрался, закопаю вместе с братками. Вороны не найдут, - шепнул на последок мужчина, закрывая за собой дверь того же лазарета. Коля медленно выдыхает, закрывая глаза и чуть кивает. Степан прав. Чертовски прав. Поднимаясь с койки, тот осторожно расхаживал по палате без трости, пытаясь не сильно на неё надеяться и вновь посмотрел в окно.       — Идея. — Коля усмехнулся, сощурившись хитро и подошёл тихонько к окну, встал спиной вдоль стены и посматривал украдкой в окно. Дежурных нет.

***

      Пробегая быстро мимо деревьев, Коля осматривался, высунув язык. Спина болела, лапы ныли от истощения и резкого скачка адреналина. Зажмурив глаза и с пробуксовкой остановившись посреди чащи, тот вытягиваяет морду наверх, чувствует кожей вечерний прохладный ветер, что пробирал и до невычесанного подшёрстка. Оборотень вытягивает заднюю лапу, подстреленную, недовольно грызёт её, в надежде, что та перестанет его мучать. Заметив хвост, Коля потерял весь смысл в лапе и вскоре носился за ним по небольшому участку, просто резвясь,как маленький щенок.       Вдруг того отвлек шелест травы, заставив обернуться на обладателя. Тихо рыча, русский кидается прочь, ожидая погоню, которая и так началась. Что-ж, Клаус Ягер, если ты так хочешь получить меня, то сначала одолей. Подумаешь, он знает эти места лучше самого Ивушкина и он не ранен так сильно. Формальность. Обернув голову назад, мужчина оборачивается, стоя уже в виде человека голым и усмехается.       — Мы оба мужики, чего глаза тупишь?       — Оба, но. — Клаус хмуро наблюдал за этой русской особью, сжав кулаки. Вроде это и то, чего он хотел, но и не то. Бесит эта ситауция и бесит то, что теперь Ивушкин его понимает. Русский танкист, довольно скалится и вновь облачается в волчью шкуру, опускает морду к земле ближе, подбивает к схватке. Штандартенфюрер сжимает пистолет, направляя его на русского, — Не заставляй меня делать это, Ивушкин! Ты не уйдёшь отсюда мёртвым. Ко мне.              Голос прозвучал грубо, с приказной ноткой, чего Ивушкину не понравилось. Тот демонстративно выпрямился, отвернув голову в сторону и вслушиваясь в шум леса. Он знал, что Ягер не посмеет убить, а если и посмеет, то тут же лишится своей прекрасной страусиной шеи. Поэтому Николай был сейчас в дамках, превел взгляд с хитринкой на Ягеря. Пройдя чуть дальше, белый оборотень вытягивает спокойно передние лапы, тянется во всё удовольствие, хотя некоторые позвонки ему потом не скажут, после тянет задние и укладывается на живот со взглядом: "Что, слабо тебе, морда нацисткая?"       А ведь Ягеру слабо. Как назло палец на курке не опускался, а дуло направленное прямо промеж этих прекрасных, небесного голубых глаз Ивушкина, медленно опускалось, упирая взор на землю. Ариец, гордец нации, герой всего Третьего Великогерманского Рейха не может сейчас просто тупо прикончить этого паршивца. Может, может быть, но не хочет.       — Если позволишь нам уйти и дашь карту в подарок, я подумаю над тем, чтобы мы поговорили нормально. Всё остальное я высказал тебе в кабинете, — Николай поднимается, фырча отряхиваясь от земли и листвы. Как тот его понимал, волчонок чудился с момента, как Анна ушла из того кабинета. Кто же знал, что есть такая интересная особенность у одинаковых особей вызывать крепкую связь и понимать, даже между двух говорищих людей на разных языках мира. Хоть на муравьином. Заметив руку около себя, Николай тут же отдергивает свою, отходит на пару шагов назад, пока не упирается в дерево.       Николаус был в раздумьях. Витали слова с угрозой от Ивушкина, звонкая пощечина за попытку поцелуя и так же предупреждения Тилике. Голубоглазый потупляет взгляд на обнаженное тело русского, стоя с гордо поднятой головой, и так же протягивает руку. Будет играть по тем же правилам, что и русский танкист. А правил, собственно, тю-тю. Неспеша снимает перчатку и усмехается, кидая её на землю.       — Как душе твоей угодно, Николай. Я дам тебе это всё, но при условии.       Николай взглядит на руку с опаской, выпрямляется на столько, на сколько позволяет собственное тело, поднимает размереным вдохом кости. Тем двигал азарт, интерес, что же будет дальше.       — Какое?       Ягер усмехается, сократив за мгновение их растояние от метра, до пары миллиметров и осторожно, будто боясь спугнуть, оглаживает щеку Николая. Намёк был понятен, а возмущения ещё больше. Двинув тому вновь как следует, парень замирает и кидает взгляд на свой кулак над своей же головой.       — Согласен, фрица кусок, чтоб тебя! Но сначала мы уйдём отсюда и ты нам поможешь. Забинтуем руки, чтобы не знать, война закончится и тогда поквитаемся, — Ивушкин шипит, начав брыкаться из-за чего уже прижали другой рукой за грудь к древесному стволу ближе. Было неприятно ощущать свежими шрамами кору хрен пойми какого дерева, в перемешку с упавшей шишкой на макушку Ивушкина.       Клаус устраивает колено между ног того, усмехается, довольно щурится от чего у него в уголках глаз появляются складки, наклоняется поближе. Опустив взгляд на Отвлекшегося русского, немец впивается в сухие эти такие долгожданные губы, рукой, что лежала на груди блондина, оглаживал впалый живот, спину и грудь. Тот водил коленом медленно, чуть нажимая, что Ивушкин приподнимался на носочки, рычал в поцелуй, пытался отбиться, но силы были не на равных. По-крайней мере сейчас.       Коля паникует, пытаясь вырвать и вторую руку в попытках бегства, но когда того притягивают к себе за шею, по-хозяйски расходясь языком по его же рту, танкист на момент и забывает что хотел. Тот приоткрывает глаза, шумно дыша носом и наблюдая за Клаусом, что сейчас сжимал тощую задницу Николая и целовал грудь, делал такие вещи, о которых бы тот никогда не подумал, что за столько лет без близости, он докатится до такого, что будет потихоньку сходить с ума от действий немецкого офицера.       Клаус же, хмыкая на разгоряченные вздохи, отстраняется как ни в чем ее бывало, убирает свой револьвер в кобуру. Тот краем глаза наблюдает за шоковым состоянием русского и не удержавшись от этих припухших губ, вновь припадает к ним, мнёт, зализывает ранки и отстраняется, довольно вытирая слюну с подбородка.       — Тогда это моя предоплата, Николай. Возвращайся обратно и ляг спать. Никто не должен знать о нас. И я требую реванш за своё лицо. Один на один.

***

      Спустя три дня, как и обещалось, Коля шёпотом рассказывал своим товарищам по несчастью план их побега, иногда замечая, что Ягер ошивается слишком быстро. Ему что не хватило тогда в лесу, что он не поверил и решил подслушать. Заметив, что наконец эта чернявая макушка скрылась, тот продолжил работу за танком, чуть поправив бинт, что ему по скорой просьбе притащила Анна. Знала бы она, в какую херню залез Коля уже отчаявшись.       — Ты что сделал, Клаус? — Тилике же стоял посреди кабинета, с растерянным выражением лица. Неужели так скоро. Клаус наблюдает в окно за русскими и чуть кивает, наполняя ту же трубку терпким табаком, оглядывается на Тилике.       — То, что я посчитал нужным. Мы договорились, поэтому тебе нужно уходить, — тот прикрывает глаза, усмехается и снимает фуражку, поправляя чуть отросшие волосы, — Знаешь, а не такие уж и противные они, как нам вбивали. Тоже люди.       — Если бы один не был твоим домом, ты бы и не заметил. Ты что, уходишь с поста? Клаус.. Тебя же только повысили! — шепчет отчаянно Ханс, подходя к другу и пытаясь всмотреться в шрамы, будто там написан ответ, — Клаус.       — Остаюсь. Нужно же прикрыть им отход. После войны встретимся. Как с тобой, так и с ним, — мужчина закрывает глаза и умиротворенно улыбается. Впервые с лица того ушло всё напряжение и сейчас он выглядел так, будто стоял где-то на ферме, слушал как кудахчут птицы, орут свиньи. Хотя..       Лишь сведя брови в этой бесполезной борьбе, адъютант качает головой, закрывает глаза.       — Ты думаешь, этот Иван сдержит слово?       — Я уверен. На кон ставлю этот крест, — Ягер со звоном опускает кулон, что на нём висел, напоминая иногда этим самым ошейник, — И уверен, что все будут живы. Подумаешь, буду валить в их вечной мерзлоте деревья. За то он за мной посмотрит. Как я смотрю за ним и охраняю. Верю..