Судьба-Злодейка

Глаза - озеро души. Даже за улыбкой, можно понять, счастлив ли человек по-настоящему.

***

      — Штандартенфюрер! Я.. Не понимаю до конца, что вы собираетесь делать? Какая миссия? Какое порабащение русских? Мы же не обсуждали это, а-а только привезённый русский танк для исследований! — Отто быстрым шагом, чуть ли не бегом летел за впереди идущим мужчиной. Ему чутка не везло с быстротой перебирания ног у его начальника. Уж больно быстрый, хотя чему удивлятся, если он занимает такую должность. Значит набегался на фронте, чему свидетельством этому шрамы на всю правую щеку. Тот слегка придерживал фуражку, чтобы она не слетела, паралельно здороваясь с познакомившимися сослуживцами за короткий срок прибывания в этом месте, — Клаус, мать твою, что ты задумал!?       Клаус без сомнений двигался к кабинету, мысленно про себя начиная придумывать ответы на заданные вопросы. Как только он зашёл в карцер, того будто заменили. Стал резким, агрессивным и более заинтересованным. Что за интерес в этом русском он нашёл, что сейчас несётся как угорелый? Ягер в глубине души знал, что надо что-то делать и как можно скорее. Каждый его шаг был настроен лишь на то, чтобы.. А что делать? Вопрос так же открыт. Что надо сделать так быстро?       Неожиданно для Тилике, мужчина останавливается у дверей собственного кабинета, вводя в ступор часовых по обе стороны плеч немца. Торможение было неожиданным, с характерным стуком каблуков. Тот живыми глазами, в которых бушевала зимняя стужа от мысленной войны между собой за правду и ложь, вцепился в ручку, будто ещё чуть-чуть и она покроется толстой коркой льда. А что, мать его, ему делать? Спрятать? Не получится, он сейчас еле выменял душу этого простого смертного Ивана, чтобы его тело ветром не разнесло по всему миру. А искать этот зловонный пепел не хотелось. Хотелось вдыхать запах этих пшеничных волос на живом, его живом русском. Тонкий аромат он смог уловить, когда только присел рядом с ним. Кровь, пот, а так же смелость, усталость, смерть и что-то ещё, что как раз ему недовало покоя. Пробралось импульсами под мундир, под рубашку в само сердце, осталось там бить молниями каждый раз, как он, Клаус, глядел на страдания этого существа. Существа, потому что он не человек. Человек бы не продержался так долго в таких муках. Да и мук, благо, этого Ивана он не видел. Нет, он же сказал имя. Николая.. Коли. Только жалкие попытки противиться системе, в которой он погряз.       Но всё же.. Вопрос. Что делать ему? Как оправдаться сейчас перед Тилике за свою, казалось бы, гениальную идею, которую он огласил на всю правящую здесь элиту. Идеи, которой, блять, нет и никогда не было. Как сохранить русскому жизнь, ведь обычное проживание и лечение для таких "свиней" было за гранью разумного. Немцы считали, что они не имеют права даже на бинты. Для чего они свинье, что не умеет пользоваться вещью надлежащим образом? Николай.. И как заставить этого русского довериться в случае чего? Как сделать так.. Чтобы Клаус сам поверил в происходящее?       Тилике выжидающе смотрел в спину своего приятеля и уже по долгому молчанию понимал либо сейчас будет крик, либо напад и гонения прочь, уже было приготовился к нименуемой его, Ханса, участи, вытянулся весь тонкой стрункой. Какого было его удивление, что ничего из перечисленного не произошло. Моргнув, юноша метнулся на обоих охранников взглядом и тут же последовал за исчезающим за древесной занавесой кабинета Ягером.       — Клаус? Тебе не хорошо? Может не стоило так быстро приходить после комы к работе?       — Я нашёл, Отто.. Ты даже представить себе не можешь кого, — доставая из своего шкафчика дорогое питье и два бокала, Николаус чуть качнув головой скидывает свою фуражку на кровать, движется чуть качающимся шагом к столу, — Ханс. Я просто не мог позволить этому случится..       Тилике непонимающе наблюдал, как тот разливает по обоим бокалам дорогой коньяк. Медного цвета жидкость наполяла сосуды, одинокими каплями медленно спускаясь по стенкам в общую массу алкоголя. Сам юноша стоял чуть поодаль стола, пытаясь придумать самому ответы на заданные ранее вопросы. Чуть покачав головой, тот сжимает кулаки и рывком сорвавшись с места, подошёл ближе к столу. Звук от удара ладонями по древесной поверхности хорошо отскочил на чуть вздрогнувшего Клауса. Ханс прекрасно знал, что сейчас ему ничего не будет за этот поступок. Наверное.       — Клаус, что ты мелешь?       Подняв глаза на младшего, Клаус неуверенно повёл плечом и растегнув мундир, опустился со скрипом на стул. Тот взял бокал в руки, рассматривая переливающуюся жидкость от света лампы, медленно смакует на губах, ощущает жгучее чувство в глотке и выдыхает. Говорить о своём соулмейте сейчас было опасно. Даже безумно. На сколько бы не было тайн у него от боевого товарища и друга, он не мог рисковать. Клаус не был дураком, чтобы не понимать очевидности ситуации сейчас, коим его всегда считало общество. Чуть поведя брови к переносице, тот качнул головой. Сейчас он Штандартенфюрер СС, уважаемый человек и солдат, от любого слова против, только взмах руки и его неприятелей нет. Это поможет ему в какой-то мере.. Нужно подумать ещё.       — Я не мог позволить этому солдату умереть, как крысе. Мы с ним повязаны, — мужчина горько усмехается, водя пальцем по краю бокала, что уже осушенный стоял на столе, — Он не заслуживает такой смерти, хоть и изуродовал мое лицо на всю жизнь. У меня личные счёты.       Неверя своим ушам, Тилике потупляет взгляд на шрамы собеседника. Пазл начинает складываться и всплывают яркие моменты того, как Ягер распинался в люксовом мерседесе по дороге в это место о его фиеричном взлёте карьеры. И таком же падении. Блондин проводит взглядом по этим резким линиям,чуть сведя брови в грустной гримассе и тоже с тяжестью плюхается на стул рядом, принимает бокал.       — Неужели тот бой под Москвой? — в ответ лишь молчаливый кивок. Тилике поджимает губы, хмурится и с охотой отпивает алкоголь из сосуда, — И что ты предлагаешь делать? Дать ему танк?       — А почему, собственно, и нет, Ханс? Ты очень смышлёный, какая радость, что ты мой помощник, — прихлопнув парня по груди рукой, Ягер с довольной мордой откидывается спиной на спинку стула. Отлично, ниточка есть, за которую можно будет подергать. Ханс, ты просто гений. Сам же дал план, а Клаусу останется лишь курировать и забить все дыры. Не без риска, но оно будет того стоить, — Не секрет, что русские начали наступление на нас. Этот же танкист гениален, будет очень обидно упускать возможность перенять его таланты. А после извести с этого света.       Наклонившись, Клаус уже облокотился локтем на своё колено, наблюдая за другом в ожидании его ответной реакции. План был дерзким, много дыр, нужна была доработка. Но очень интересный. Если за это берётся сам Николаус, он наверняка знает все риски, и никто не посмеет даже сомневаться в его уверенности. Ханс это понимал, но был неуверен. А если узнают люди выше Гримма?       — Но как ты предлагаешь уломать его на это? Русский тебе звание сказал и то, наверняка подумал, что подохнет нам на зло и унесёт всю информацию в могилу! Сказал звание и думай, какие тайны он хранит в этой голове. А тут ты предлагаешь дать ему танк. Клаус.. Твой план.. Безумный. Ты уверен в своих силах? Если мы придём, а это "нечто" уже будет лежать холодным? — метался взглядом по столу, сжимая в руке бокал. Тот чуть качнул головой, снимая фуражку и поправляя выбившиеся пряди волос назад. Нет, это слишком рискованно, никто не оценит такой дерзости после запетненной биографии Клауса, которую за последнюю неделю тот пытался отмыть от грязи.       — Не волнуйся. Просто доверься мне. Допивай и иди спать. Подготовь мне дела о танкистах, завтра этот Иван согласится. Дай Бог ему придти в себя. И следите, чтобы не ушел на тот свет окончательно, — кивнув, мужчина поднялся и спокойно пошёл к своему рабочему столу, вешая на кресло свое обмундирование. Приглаживая слегка его, Клаус чуть отодвигает ворот рубахи, кивая согласием на свои мысли. Да. Он нашёл ответ на свой вопрос. На множество вопросов. Осталось решение только за Николаем.

***

      Интересной особенностью у соулмейтов считалось, что один может видеть или даже чувствовать то, если его судьба умерла. Это проявлялось опустошением, огонёк с руки пропадал вовсе, оставляя лишь первую дату встречи их взглядов. И дату смерти своей судьбы.       Николай спал беспокойно. Снились старые ужасы, что его преследовали с начала войны. Картинка сменялась одна за другой, оставив лишь самые больные, для его истерзанного сердца, воспоминания. Постучавшая в двери его родного дома война. Отец ушёл на фронт как только немцы вторглись в СССР. Да и был он военным, поэтому обязан был явится,чего бы ему это не стоило. Матушка провожала отца со слезами,пока Николай вернувшись только с дискотеки после окончания университета, непонимающе смотрел на всё происходящее. Потихоньку его детский мозг, каким он его всегда считал, стал понимать весь ужас происходящего. Всё шло своим чередом, Коля спахватывался идти добровольцем, пока матушка не пожаловалась отцу и тот, по телеграмме, передал большую оплеуху сыну. Ему рано видеть такую жестокость. После последней телеграмиы, в которой, Александр, отец Коли, обещал заглянуть домой, так как его отряд проходил мимо. Но после подсчетов дней, которые были обещаны в этом письме его считали безвести пропавшим.       Он помнит отрывисто то тёмное утро в начале осени, где Николай после возвращения с Москвы, с курсов, весь радостный заходил в дом, в голове представляя, что вскоре сам сможет вступить в бой и найти отца, вместе вернуться оттуда домой.       Зайдя в избу, тот снимал тяжелые черные ботинки, скидывал своё новенькое тёмно-зелёное пальто с нашивками танка на воротнике, что выдали ему в штабе. Скинул с плеча свой рюкзак с новой формой, консервами и хлебом и двинулся туда, где обычно матушка глядела в окно и ждала своиз героев.       — Матушка, я вернулся! Но не надолго, скоро сборы, я пойду в бой. Вон принёс тебе консервов, хлеба, — растрепав волосы, русоволосый парень заходит в зал и осматривается. Странно, мать всегда встречала его с распростёртыми объятиями. Сердце пропустило удар. Что-то случилось и это факт. Матушка всегда вязала трепетно, даже в порыве эмоций прикладывала, что уже сделала на диван. Но тут спицы валялись на полу, а почти законченный шарф, что Марфа, мать Коли, пообещала связать сыну по возвращению в курсов. Резко развернувшись, парень рванул осматривать каждый уголок дома, — Мама!       Юноша удивлённо застывает, стоя в проходе на кухню. Семья была зажиточная, всегда жили в достатке и дом имел даже отдельную кухню с печкой и несколькими комнатами. Взрослая женщина, со слезами на глазах сидела около печи с кочергой и рвано дышала. Зажималась к углу, где её можно было не заметить, и поджимала свой волчий хвост. Да, его семья вся была особенной, оттого и пользовались почётом в селе.       Не теряя ни минуты, парень подбежал к матери и присел на колени рядом, осматривая старшую Ивушкину на раны. Не может быть, что и сюда добрались немцы, поранили матушку. Как только представил, что эти фрицы зашли и переворошили весь дом, Коля поводил скулами. У. ьёт любого фрица за неё. Но поиски привели его к тому, что Марфа зажимала руку к себе, видимо там рана. Шок был смешан с отчаянием, когда Коля вытянул правую руку матери смотря на два таймера.       — Коленька.. Папы больше нет, — сквозь слезы произнесла Марфа, жмуря глаза с новой волны истерики.       Для Коли отец играл важную роль в жизни. Как вожак их семьи, главный оборотень, сильный, храбрый, он был на готов всё ради того, чтобы его семья была в безопасности. И Коля хотел быть таким, когда вырастет. Как маленький щенок наблюдал с восхищением на отца, что отбивал его, непоседу, забродившего в лесу от дикого медведя. Не смотря на раны, он поднимался и защищал собственное дитя, кровь от ниминуемой смерти. После этого матушка сильно ругалась на Николая, ему было запрещено ходить так далеко одному, но отец его защитил.       — "Пускай знает, Марфа, что жизнь жестока и за всё нужно платить".       Картинка сменилась на другую, когда после отлучки своей на фронт, Коля вернулся не к дому, а к разбитому в щепки месту, которое раньше он называл "дом". Осмотрев местность вокруг, было будто поле, хотя его, как не изменяла память Ивушкину, никогда на этом месте не было. Здесь были оживлённые улочки, особенно там, где сейчас он стоял. Главная улица вела к речке, оттуда дальше к лесу, а через лес уже к полю, на котором каждый год красовалась золотистая пшеница. В ней мальчик любил играться и прятаться от своего отца, а после собирать в прорезавшиеся клычки и нести добычу матери, чтобы она приготовила покушать. Да и сам Коля не прочь был помогать, ему нравилась готовка.       Ничего уже не будет так, как раньше. Коля так и не нашёл матери, да и вообще кого-то живого в деревне. Может их успели эвакуировать, чуяло его волчье сердцо, матушка жива. И только с этой надеждой шёл в каждый следующий бой, каждый раз, когда сбегал из плена думал о том, что его ждут. Ждут дома, с нагретой печкой, с его любимой пшеной кашей, морсом из дикой брусники, что с матушкой сушили после каждого урожая. Там, где нет войны и никогда туда не доходила.       Проснулся Коля, когда в глаза ему слепил яркий свет. Как давно он не просыпался от такого "будильника", чему был до чёртиков рад. Да, всё закончилось. Сейчас мама погладит его по голове, почешет плечо и они вместе пойдут кушать. Приоткрыв глаза, мужчина заметил, что лежит на животе, а спина, как каменная, совсем не двинуться. Проморгавшись от проступивших неожиданно слез, Николай осмотрелся. Нет, это не его дом. Не любимая печка, а деревянная койка. Вокруг кто-то бегал, начиная раскидываться резкими словами, от чего у больного начинала трещать голова по швам. Почему он не сдох? А как хотелось бы закончить свои мучения и убежать в густой лес. Поморщившись, тот отвернул голову и уткнулся носом в подушку. Удушится надо.       — Как же ты отчаянно ищешь смерти, — сверху послышался голос, еле различимый из-за гула. И был до боли знаком. Подняв взгляд и не спуская с немца глаз, тот подтянулся. Кто ты такой, голубоглазый фриц?              Усмехнувшись, этот голубоглазый спокойно сел на стул рядом, что стоял близ тумбы, с которой примерно месяц назад упали микстуры из-за ярых попыток бежать. Ягер смирил того взглядом и убрал чёлку юноши назад, чтобы не мешала изучению. То ли тому, чтобы Клаус запоминал как можно больше особенностей внешности русского, либо тому, чтобы русский знал в лицо мразь, которую будет проклинать и ломать это.. лицо в своих самых несбыточных мечтах и снах. Или же, как думал Клаус, целовать. Этом может быть и на яву, только нужно терпение и время. Приказав всем уйти, оставив только Тилике и лагерную переводчицу, мужчина выпрямился и осмотрел карту, что держал в руках.       — Подлежит уничтожению. Николай, да у тебя насыщенная жизнь. Неужели ты думал, что сможешь уйти отсюда так просто? — мужчина с интересом осматривал лежачего и сощурил хитро глаза, — Три попытки уйти на тот свет, не выходя из сна. Это рекорд.       Коля внимательно наблюдал за немцем, слушая перевод. Для чего он сейчас это всё несёт? Взгляд кинулся на переводчицу. Где-то он уже её видел, только вспомнить не мог. Смутно всё.       — Для чего ты всю эту херню мелешь, фриц? — прохрипел русский, пытаясь привстать. Клаус наблюдал за этим и чуть кивнул девушке, чтобы та его подняла, а сам поднявшись отошёл. За всё это время раны затянулись на половину, но сидеть уже можно было. Какой грозный русский, даже когда он не в доминирующей роли. Клаус чуть приподнимает уголки губ, хмыкая и выпрямляется, слушая перевод уже с русского. И дерзить может.       — Неужели ты не узнал меня? — Штандартенфюрер наблюдал за парнем и чуть повернул голову, показывая свои шрамы, — Сорок первый год. Село Нефëдово.              Коля медленно обвёл взглядом щеку мужчины, сощурившись. В раздумьях он провёл недолго, память хорошо всё предоставила ту картину, как этот сейчас шрамоголовый лежал на мёртвой груде металла. Почесав руку где был огонёк, что горел ярко красным, парень усмехнулся и осматривал украдкой Анну. Видимо это та, его судьба. В груди потеплело, что хоть увидеть он её смог. Хоть и совпадал таймер с боем, он яростно отрицал, что это может быть кто-то из немцев. Видимо переводчица была, когда ещё свободна в том селе, когда проезжала мимо эвакуационная колонна. Да. Закончив раздумья и смирив о том, что есть надежда для этого жить, Коля поднял взгляд на Клауса с довольным оскалом и усмешкой.       — Так это твою я роту разбил тогда. Хорошо выглядишь, — парень сощурился, вновь чуя ярый адреналин, — Зачем же ты, Фриц, меня сюда притащил? Заштопал. Что, захотел сам прикончить? Так сделал бы это там. Или его величеству не пристало руки в крови марать? — Ивушкин нарастал темп своей наглости и дерзости. Навряд ли ему сейчас приставят дуло ко лбу и всё, поминай как звали. Не в их предпочтениях убивать в лазарете. Как он думал. Клаус довольствовался этим и покачал головой, прыснув смехом.       — Нет. Но я предлагаю тебе умереть с достоинством в бою. Будешь обучать моих новобранцев на полигоне. Проявишь всё свое мастерство и выживешь, будешь подбирать мне новый экипаж. Погибнешь, похороним, как героя, — Анна слегка замешкалась и перевела, тут же отойдя от Николая, что не отлиплял от девушки взгляда. Было неловко и страшно. Или от моментального отказа Ивушкина в грубой форме, чего не могла перевести Анна, или уже от пистолета, что смотрел прямо на неё.       Николай напрягается, сжав кулак и смотря на девушку. Нет, он был не прав, эти ублюдки убьют и в лазарете.       — Мразь, даже звери не трогают друг друга на водопое! — его игнорировали. Отсчет шёл медленный, предохранитель снят, Ягер был настроен серьёзно. Коля, вспомнив свой минувший недавно сон с плохим исходом, перехватил дуло револьвера и со всеми силами, что были у него сейчас, рывком опустил в пол, — Не тронь девчонку, согласен я!       Клаусу было досадно от тёплого взгляда Ивушкина не на него, а на эту жалкую подчинённую. Клаус убивал, но детей и девушек не трогал. У него не было выбора, но нужно было заставить русского согласится. Взглянув мельком на Николая, фриц чуть кивает и убирает оружие.       — Отлично, — парень усмехается, чуть хлопая русского по плечу, сжимая его, — Нас ждут великие свершения. Поднимайся, пойдёшь выбирать себе экипаж для испытаний.