Call of Duty: Black Ops: Cold War

Штаб 783-го отдельного разведывательного батальона, Кундуз, одноимённая провинция, Демократическая Республика Афганистан Старший лейтенант Кирилл «Щорс» Мирковский 783-й отдельный разведывательный батальон 201-й мотострелковой дивизии СВ СССР 1 июля 1980 года, 09:21       Удивительно, но допрос в день прибытия обратно на базу проводить не стали. Просто временно отстранили от боевых выходов на время следствия. Ну и дали время на то, чтоб успокоиться, прийти в себя… Хотя, после того, как я гранатой убил пацана, я вряд ли окончательно оклемаюсь. По крайней мере, я в этом не уверен. На подъезде к штабу я и Грей неоднократно ловили на себе косые взгляды. В основном, так на нас пялились офицеры. Тогда я не удостаивал их аналогичным взглядом, не до этого было. Я просто морально готовился к допросу.       Его планировалось провести в скромненьком помещении, с одним-единственным окошком. Посреди комнатушки — стол с двумя стульями. С потолка свисала подвесная лампа. Никаких излишеств вроде деревянной отделки стен. Грея тоже решили допросить, но в соседней. Если Грея сразу отправили в камеру, так как он ввиду своего побега из МИ-6 и подозрительной щедрости на данные о врагах вызывал подозрения, то я пока был у себя, разве что вход охраняли двое солдат. Пытаться уйти в самоволку бессмысленно. Да и не такой я человек, чтоб из-за одного прокола госструктур или советской идеологии тут же валить на «Священный, Непогрешимый Запад». Я знал, что скорее застрелюсь сам и не дам никому предать своих.       Размышления прервал стук в дверь. Я выдохнул и отложил ручку, которой писал список тех погибших сослуживцев, у кого родители, будь то папа или мама или вообще оба, в данный момент работают в КГБ. Затем крикнул стучавшему:       — Заходите!       Дверь открылась, и в комнату зашёл мужчина в повседневной форме с погонами подполковника. Судя по его возрасту, он фактически годился мне в отцы. В кобуре на поясе у него был уставной ПМ. Не самый лучший ствол для войны, если честно. Лично я больше доверяю АПС или АПБ. Вот они-то идеально подходят для стрельбы в том случае, если в основном оружии закончились патроны. Даже тот факт, что недавно приняли на вооружение ПММ, отличающийся бОльшим магазином, не изменит моего мнения.       Я надел фуражку и козырнул старшему по званию:       — Здравия желаю, товарищ подполковник!       — Вольно, — кивнул подпол, носивший под мышкой папку. — А ты, стало быть, Мирковский Кирилл Георгиевич, позывной «Щорс»?       — Так точно, — подтвердил я. Подпол представился:       — Подполковник Ионов Ярослав Иванович, восьмой отдел первого главного управления КГБ. Готов, старлей, к допросу?       — Нельзя быть готовым абсолютно ко всему, — уклончиво и, вместе с тем, философски ответил я. Но ответ не был оценён Ионовым, потому как он закатил глаза и скомандовал:       — За мной.       Не подчиняться я всё равно не мог, да и не собираюсь. Вышел из кабинета и последовал за офицером. Сзади шли двое солдат, что охраняли меня и следовали за мной буквально повсюду. Даже в нужнике. К счастью хоть наручники на меня не надели. Уж не знаю, почему не прибегли к такой мере безопасности, ведь теоретически я мог бы выхватить «Макарыча» из кобуры солдата слева или справа от себя, устроить переполох и под шумок свалить из Кундуза, благо знаний и умений хватало. Мог, но не стал. Не стал потому, что не хочу.       Оказавшись в комнате для допросов, я первым делом сел и положил руки на стол. Подполковник сначала положил папку на стол и только потом сел. Ионов сверлил меня внимательным взглядом, явно рассчитывая, что я буду вести себя неуверенно, нервничать, переводить стрелки, путаться в показаниях… В общем, вести себя как зашуганный человечек. Извиняйте, Ярослав Иваныч, придëтся расстроить вас.       — Итак, Кирилл Георгич, — начал подпол, пока один из бойцов приносил диктофон, на который будут записывать мой допрос, — тобой и капралом Романом Винсентом Греем занимается КГБ, и лишь потом тебя передадут военной прокуратуре. В Москве рвут и мечут, ведь твоей роте не удалось добраться до Ахмада Шах Масуда. Наверху считают, что капрал Грей перевербовал тебя в пользу Британии.       — Что поделать, — пожал я плечами, — тугодумством начальство не обделено.       — Смейся, сколько тебе угодно, — фыркнул Ионов, проводивший вышедшего солдата взглядом. — Но, надеюсь, ты не настолько туп, чтобы отрицать гибель своих подчинённых, за которых отвечаешь перед страной и народом?       — Так делают только полные кретины, товарищ подполковник.       — Хоть в чём-то мы согласны, — вымученно улыбнулся чекист. — Итак, начну, пожалуй, издалека. Что ты слышал про Ионова Николая Ярославовича?       Ионов Николай Ярославович… Один из моих бойцов. Я мысленно прокрутил список погибших и раненых. Среди раненых Николая точно не было. Следовательно, он был в числе убитых бородатыми ублюдками. У меня засосало под ложечкой: ведь как-никак, передо мной оказался папа Коли! И он очень на меня зол, хоть и не показывает этого. Зол из-за того, что я допустил гибель его сына.       Конечно, факт присутствия отца погибшего не мог не выбить меня из колеи, но я постарался не подать виду. Предвзятость не поможет расследованию. Кстати, о расследовании… я вспомнил, что с нами не поехал капитан Кириленко. Уж не потому ли, что он сдал наш маршрут моджахедам через третьих лиц?.. Выбирать слова мне надо очень тщательно. А пока, я ответил:       — Слышал, товарищ подполковник. Рядовой Ионов воевал под моим началом, но погиб в ходе боестолкновения в кишлаке Хаф Дарех. Пуля в сердце, несмотря на бронежилет, он не мучился. Возможно, даже не успел понять, что его убило.       Ярослав Иванович заморгал глазами, снял фуражку и опустил голову. Я тоже снял свою кепи, но не решился нарушить тишину, пускай помянет своего сына. Судорожно вздохнув, подпол снова надел фуражку, прокашлялся и, нажав на кнопку включения записи на диктофон, вновь заговорил:       — Допрос номер 001 от 1 июля 1980 года. Объект — старший лейтенант Мирковский Кирилл Георгиевич, 1955 года рождения, род войск — Мотострелковые войска СССР. Подразделение — 783-й отдельный разведывательный батальон 201-й мотострелковой дивизии. Проводит допрос подполковник Ионов Ярослав Иванович 1930 года рождения, восьмой отдел первого главного управления КГБ. Начнём. Товарищ старший лейтенант, расскажите, что конкретно пошло не так по пути к кишлаку Фарангард.       — Мы успешно проехали мимо кишлаков Кишактан, Шинган и Фархар, — я протёр пальцем губы. — Там нас никто не поджидал. Тем не менее, иногда по пути мы отстреливали моджахедов, пытавшихся застать нас врасплох. Нам оставалось проехать мимо кишлака Хаф Дарех, как вдруг начался обстрел нашей колонны. Бармалеи первыми уничтожили следовавшие в голове и хвосте колонны БТР-40 с позывными «Авель» и «Добрыня». Во время перестрелки наш ротный радист Комаренко Кирилл Васильевич с позывным «Комар» связался с аэродромом в Баграме, оттуда вылетели две вертушки Ми-24А, с позывными «Шквал-1» и «Шквал-2». Я приказал им лететь прямиком к кишлаку Хаф Дарех, последнему перед Фарангардом.       — Какие были потери во время нападения моджахедов перед тем, как вы въехали в Хаф Дарех? — поинтересовался подполковник Ионов.       — Два БТР-40, один БТР-70 с позывным «Куница-2» и два «Урала-4320» с боеприпасами и снаряжением. «Куница-1» потеряла одного бойца, бойцы «Куницы-2» погибли в полном составе вместе с машиной, а вот «Кунице-3» повезло гораздо больше, никто не пострадал и, тем более, не погиб. Боевики также подбили нашу «Шилку» и БТР-152 с позывным «Тачанка». Несмотря на потери, поставленную задачу нужно было выполнить, а потому я отдал приказ продолжить движение до кишлака Хаф Дарех.       Я сглотнул, ведь прямо сейчас мне предстоит вспоминать самое тяжёлое в моральном плане событие. Тяжёлое потому, что среди погибших были и гражданские.       — Мы доехали до кишлака ровно за 35 минут. Первым поделившимся со мной подозрениями касательно хода операции был перебежчик, капрал Роман Винсент Грей. Но до того, как мы вошли в посёлок, кто-то из прятавшихся басмачей или местных жителей убил одного из моих бойцов. Тем самым, жители кишлака совершили харам. Надеюсь, вы знаете, что это такое.       — Разумеется, Кирилл Георгиевич, — подтвердил Ионов и жестом велел продолжать рассказ.       — Так вот. После убийства Леонида я скомандовал Комару оставаться в машине и поддерживать связь со штабом, а сам вылез наружу и вместе с остальными бойцами принял участие в штурме и зачистке кишлака. Мы зачищали двор за двором, а Шквал-1 и Шквал-2 прикрывали нас с воздуха. В одном из домов нас атаковал одиннадцатилетний пацан. Я смог опередить его… — тут мой голос упал. — Опередил, выстрелив из гранатомёта. Мальчишка погиб от осколков в спине.       — Товарищ старший лейтенант, надеюсь, вы понимаете, что убийство невинного мальчика… — одно лишь начало фразы, произнесённое Ионовым, вывело меня из равновесия. Вот я и прорычал, глядя ему в лицо и переходя на «ты»:       — А ты, товарищ подполковник, сам поучаствуй в зачистке кишлака, где каждый угол таит опасность, а все жители, даже бабы со спиногрызами, умеют стрелять и держат под рукой оружие! — далее я процитировал Рыцаря: — Пацан с «русским Смит-Вессоном» был достаточно взрослым, чтобы убивать. И достаточно взрослым, чтобы сдохнуть.       Ярослав Ионов сжал губы в тонкую линию и, рассчитывая непонятно на что, попытался упрекнуть меня в содеянном, однако сделанного, как говорится, не воротишь:       — Кирилл, есть правила ведения боевых действий. Женевская конвенция, в конце концов. За убийство мирных жителей тебе будет грозить трибунал.       — Если бы советское руководство рассуждало точно так же, как ты, товарищ «подполковник», — звание Ионова я процедил с нескрываемым сарказмом и неуважением к этому недоделанному гуманисту, искренне считающему, что невинных жертв на войне не бывает, — от нашей страны остались бы рожки да ножки. Центральная Россия, Белоруссия, Украина, Прибалтика и Кавказ были бы частью Рейха, с которым ты бы не захотел бороться. Ты бы ограничился освобождением наших земель, но никак не местью фрицам.       — Следи-ка за языком, старлей, — Ярослав силой надавил на одну из кнопок, видимо, отключая диктофон. — Мой отец, не знаю насчёт твоего, не хотел бы повторения зверств нацистов.       — Кажется, наш с тобой разговор, Ярослав Иваныч, зашёл в тупик, — я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Я не лукавил: мне был непонятен расчёт Ионова. Он что, думал, что я буду жалеть о сравнении кишлака Хаф Дарех с землёй? Или что я буду жалеть о мести за погибших солдат?       — Видишь ли, Кирилл Георгич, начальство убеждено, что тобой попросту манипулировали, — резко сменил подпол тему. Видно было, то ему это далось с большим трудом. — Я хочу узнать, кто конкретно является крысой, на твой взгляд.       — Мгм… — я выдохнул носом и опустил взгляд. Вариантов было всего два: Роман Грей и Иван Кириленко. Я сосредоточился на капитане Кириленко. Причина его отказа ехать с нами казалась дурацкой. То, что я хорошо знаю английский, вовсе не означало, что я и пушту с дари знаю как родные. К тому же, Иван Петрович заявил перед поездкой до Фарангарда, что в штабе разведбата он будет куда нужнее.       Впрочем, я не исключал, что крысой мог быть и капрал Грей. Решение перебежать к нам могло быть частью некоей операции МИ-6 или ЦРУ. Плюс, не могла его подозрительная щедрость не вызвать никаких подозрений. Особенно со стороны чекистов и лично генерал-полковника Тухаринова. У меня тоже закралось семя сомнений в мотивах Грея. И то, когда всё закончилось, а Хаф Дарех стал историей. Уж не специально ли Грей подставил мою роту под бардачей?..       Стук в дверь прервал мои размышления. Судя по темпу, стучавший исполнил марш, точное название которого я сейчас и не вспомню. Я гаркнул:       — Занято!       — Заходите! — одновременно со мной крикнул подполковник Ионов. Дверь открылась вовнутрь комнаты, и к нам в гости нагрянул мужчина в повседневной офицерской форме с погонами майора на кителе. Внешне этот темноглазый брюнет, носивший под мышкой папку, как подпол, годился мне в старшие братья. Уж не знаю, кто он такой и зачем он пришёл, но если б не он, я бы озвучил подполу имена подозреваемых.       — Здравия желаю, товарищ подполковник, — козырнул ему пока ещё безымянный майорчик. Он оценивающе посмотрел на меня, после чего хмыкнул: — Смотрю, допрос проходит в самом разгаре. И без записи на диктофон.       — Да, старлей Мирковский решил показать себя прожжённым офицером, повидавшим пороху, — попытался Ярослав Иваныч оправдаться. Но его попытка пройтись по мне, в плохом смысле, вызвала лишь усмешку со стороны майора, говорившего баритоном:       — Кирилл Георгич, к вашему сведению, уже больше полугода здесь, в Афганистане. А вы сколько? День?       — Ещё один наглец… — процедил Ионов, нарочито медленно вставая и подходя к майору. Последний выглядел совершенно спокойным, словно ничто не могло выбить его из колеи. — Я готов простить дерзость со стороны молодого старлейта, потерявшего чуть меньше половины бойцов. Но не с твоей, майор.       — Думаю, Ярослав Иваныч, ваш пыл погасит вот эта папочка, — майор протянул папку подполу и, не дожидаясь логичного вопроса «Что там?», сообщил: — Здесь доказательства причастности ряда лиц к провалу операции, включая высших чинов. Вам это не понравится.       — С чего бы вдруг? — прыснул смешком Ионов, будто бы он ранее не пытался поставить майорчика на место. Я поглядывал то на майора, то на подпола, будучи наблюдателем, скрестив руки на груди. Я не знал, кто на моей стороне, предпочёл помалкивать. Но всё решил Ярослав Иваныч, взявший папку из рук майора. И, конечно же, сам безымянный чекист, объявивший ему:       — Что касается старшего лейтенанта Мирковского, то я его забираю. Начальство решило допросить его не абы где, а в Лубянке.       — Не хотят, чтоб подопечные Кирилл Георгича пытались освободить его? — ответом на вопрос Ионова стал кивок. Подполковник качнул головой, пролистал документы в папке, как вдруг его лицо изменилось за миллисекунду. Губы сжались в тонкую линию, желваки заиграли… В общем, что-то взбесило Ярослава Ивановича, вот он и чуть ли не прорычал: — Где он?.. Где капитан Кириленко?!       — В соседней комнате для допроса, — невозмутимо произнёс майор и указал пальцем на стену слева от себя, — ждёт, когда его отпустят.       — Отпустят… — повторил Ярослав Иваныч. Я решился, наконец, вмешаться в разговор старших по званию:       — А причём тут капитан Кириленко?       — При том, товарищ старший лейтенант, что Кириленко предупредил моджахедов о вашей колонне. Ему отдал приказ полковник Вошков Сергей Михалыч.       Блин… получается, Иван Петрович Кириленко — одна из тех тварей, по вине которых погибли многие мои бойцы, включая сына подполковника Ионова. А ведь он — Иван Петрович — поглядывал на меня во время поездки до штаба разведбата, как на врага народа. Чуйка сработала на ура, хоть и слишком поздно для многих пацанов, павших в бою в Хаф Дарехе. И не вернёт погибших во время засады на колонну. Ещё я заинтересовался этим Сергеем Вошковым. Про него я знал… вообще ничего не знал. Хрен его знает, что вынудило Вошкова то ли подставить меня, то ли убрать чужими руками.       В реальность меня вернул голос Ионова. Подпол уже выходил из камеры, но прежде чем пойти к Кириленко, он бросил мне:       — Лучше бы ты погиб вместо Коленьки, — и пошёл допрашивать пойманного неизвестно когда капитана. Безымянный майор, глядя на закрытую дверь, качнул головой:       — Нет ничего хуже, чем пережить своих детей.       — Согласен, товарищ майор, — поддакнул я. Ладно, допрос допросом, а мне всё-таки интересна его личность. Так что, я позволил себе внаглую спросить: — Так кто вы такой?       — Не буду тут, как говорится, тянуть кота за мудя, — ехидно улыбнулся майор, садясь на место подполковника Ионова. — Ты не поедешь на Лубянку, пришлось дезинформировать Ярослава Иваныча, чтобы он от тебя отстал.       — Понял, — еле кивнул я. Несмотря на враньё, этот чекист внушал доверие, в отличие от падлы Кириленко, — но вы так и не представились.       — Рудник. Рудник Вадим Артёмыч, позывной — «Муравей», — майор отточенным жестом вытащил из кармана и показал своё удостоверение сотрудника КГБ при Совмине. Да, на нём и вправду были написаны фамилия, имя и отчество. А также звание, майорское, естественно, и должность: куратор агентурной сети. — А ты, Кир, можешь не представляться.       — Товарищ майор, — я облизнул пересохшие губы, — а что со мной будет? Раз я не поеду на Лубянку, то…?       Вадим почесал лоб, прокашлялся и, наконец, ответил:       — Боюсь, что дальнейшая твоя карьера в рядах доблестной Советской Армии подошла к концу. Я могу тебя спасти от трибунала, — после чего он протянул мне какой-то лист. Я молча взял его и принялся вчитываться в содержимое. Бумага представляла собой рапорт об увольнении с военной службы по собственному желанию. Истерить было бессмысленно, так что я лишь тяжело вздохнул и прикрыл глаза.       Рапорт, составленный от руки, да ещё и моим же почерком, был шансом. Шансом прожить нормальную жизнь, а не с клеймом мясника, пустившего в расход почти половину своей разведроты. Но, по сути, так оно и было. Под моим командованием погибли двадцать хороших ребят. Да, главными виновниками являются этот Сергей Вошков, капитан Кириленко и ещё ряд уродов. Но непосредственным командиром роты был-то я. Я! И по моей вине кто-то, как подполковник Ионов, потерял сына. Кто-то — внука, кто-то — брата, кузена, молодого папу, друга, возлюбленного, жениха…       — Что меня будет ждать, когда я подпишу рапорт?       — Возможность использовать полученные в армии навыки с пользой. Но об этом я скажу в машине, — отрезал Рудник. Я снова выдохнул носом, жестом попросил у него ручку и, недолго думая, поставил подпись.       — Полагаю, теперь мне придётся снять кит…       — Отставить, старлей, — прервал меня Муравей. — Форму и знаки различия оставишь себе, как и остальное снаряжение и оружие. Они тебе еще понадобятся.       — Надеюсь, — сдавленно хихикнул я. Рудник подхватил смешок, и мы рассмеялись. Хоть как-то расслабились. Просмеявшись, мы оба встали, я протянул Руднику рапорт и, едва мы вышли, я проследовал за Вадим Артёмычем. Проходившие мимо нас смотрели косо. Но не на Муравья, а конкретно на меня, что неудивительно: я не в наручниках, иду, задрав башку…       Будем считать, что Вадим не соврал. Заодно узнаю, смогу ли я увидеться со своими сослуживцами.       Машиной, о которой говорил Вадим Артёмыч, оказалась «Буханка». Ничем не отличается от других таких же «Буханок». Никаких тебе пресловутых «чёрных воронков». Первым в салон машины, стоящей перед входом в штаб, сел Муравей. К моему вящему удивлению, компанию майору составляли две девушки, примерно мои ровесницы. Одна — шатенка, другая — брюнетка. Санитарки, должно быть. Хотя конкретно этих дам я что-то не припомню.       — Жора, трогай, — скомандовал Муравей, и «Буханка» поехала по дороге. Что ж, я мысленно попрощался с Афганом, с начальством, особенно с полковником Степановым. Последний вообще решил, что я таким образом — уходом со службы по собственному — ухожу от ответственности. Пускай думает что угодно. Я старался выполнить свою задачу по мере сил, но просрал всё. Уж не знаю, как без меня будут разбираться с Ахмадом Шах Масудом… Ну да ладно, это уже не моя забота.       — Ну-с, товарищ майор, — я почесал щетину, выросшую за несколько дней, что меня не было на боевых, — что это за возможность использовать полученные в армии навыки с пользой?       — Я начну издалека, — Вадим снял фуражку. — Ни для кого из нас с тобой не секрет, что власть в Советской России де-факто принадлежит партийным чинушам. От воли партии зависит чуть ли не всё, даже то, с какой частотой ты дышишь или ходишь в нужник. Органы государственной безопасности превратились в бледную тень самих себя. Из-за всевластия партии и кадрового застоя мы постепенно сдаём свои позиции на международной арене, наши вожди не могут или не хотят ничего с этим делать, — последние слова Муравей чуть ли не прорычал, почти как подполковник Ионов. — Да, возможно, ты подумаешь, что я хочу сбежать на Запад и тебя позвать с собой, но я скорее прыгну в резервуар с кислотой, чем пойду сдаваться янки или как-то помогать им, как, к примеру, Олег Пеньковский, Анатолий Голицын или Дмитрий Поляков.       — Мгм… Мне, если честно, самому не нравится, в какую сторону развивается СССР после смерти Сталина, — признался я майору. Ему хотелось верить, хотелось раскрыться. Чуйка подсказывала, что Руднику можно и даже НУЖНО довериться. Получается, что группа чекистов или других лиц, которых представляет Вадим Артёмович, хочет избавить СССР от всемогущей партократии. Улыбнувшийся майор словно прочёл мои мысли:       — Я рад, что мы нашли точку соприкосновения. Органам государственной безопасности нужно быть готовым к изменениям в стране. Давить на корню тех, кто хочет развалить или уничтожить Советский Союз. Увы, нынешние застойщики — как раз из числа жаждущих уничтожить СССР.       — С чего это вдруг?.. — искренне удивился я. Повезло же, наверное, мне, что водитель Жора и «дагомейские амазонки», составлявшие нам компанию, не потребовали от Муравья взять слова обратно! Да и самому Вадиму повезло с пассажирками и водителем «Буханки».       — С того, что Брежнев и остальная компашка, считай, посадили нас на нефтяную иглу. Молодым политикам не дают дороги, а в 70-е были попытки замириться со своими идеологическими врагами. Надзора силовых структур за партийной номенклатурой, выродившейся в барей и хозяев жизни, нет со времён Хрущёва. А уж про то, что США и их союзнички укрепляют свои позиции, я вообще промолчу. Иными словам, наша организация хочет учесть ошибки прошлого и низложить партократию. Вернуть власть Советам, не давать её компартии, которая должна идеологически просвещать молодёжь и взрослых людей, незнакомых с марксизмом-ленинизмом.       Я тяжело вздохнул. Да, Вадим озвучил только что вполне себе очевидные вещи. Но пойти против нынешних властей… При этом, не предавать страну как таковую… Как говорил Павел Васильевич, заменивший мне дедушку, у любого неоднозначного поступка есть свои плюсы и минусы. Бежать к американцам, британцам, французам там или канадцам я не собирался, не такой я человек. Да, я был категоричен к предателям своей страны. Но где гарантия, что я сам не стану такой же мразью? К тому же, мне непонятно, чьи конкретно интересы представляет Рудник.       — А что будет с капралом Греем? — неожиданно для себя поинтересовался я у Вадима.       — Его заберут мои коллеги, они тоже состоят в организации, чьи интересы я сейчас и представляю. Мы допросим его, узнаем, почему на самом деле Роман решил перебежать к нам. А что?       — Я думал, что именно Грей — падла, по вине которого я потерял ребят, — горько усмехнулся я. Рудник поспешил успокоить меня, напомнив:       — Грей, на данный момент, естественно, просто перебежчик. Если окажется, что он не виновен в гибели твоих пацанов, то, думаю, вы сработаетесь.       — Уже сработались, — хмыкнул я, махнув рукой. — Засада и бой в Хаф Дарехе помогли. Что же до Хаф Дареха… вы, товарищ майор, кого вообще представляете?       Муравей не сразу ответил. Сначала он обменялся взглядами с шатенкой, сидевшей справа от него, а потом и с брюнеткой слева от меня. Обе молча кивнули ему. На лице Рудника проступила улыбка:       — Спасибо, что поддержали. Киря, — фамильярно обратился ко мне майор, — я — член организации «Персей», существующей с первых месяцев после Великой Отечественной Войны. Мы — та самая организация, что намерена не только лишить партию власти, но и положить конец противостоянию с США. Путём если не уничтожения вражеской страны, то хотя бы превращения её в страну-парию, страну, с которой никто не захочет иметь нормальные дипломатические отношения. И которая будет старательно рыть себе могилу.       — П-провалиться мне на этом месте… — в шоке выдохнул я. Организация «Персей», по словам Рудника, топила за интересы СССР, а не какого-нибудь выскочки вроде Хрущёва, Брежнева или кого-то там… Именно интересы страны для неё важны. К тому же, в отличие от стариков, прилипших к своим креслам, «Персей» хочет закончить «Холодную Войну» в свою пользу, а не в пользу американцев!       Учитывая, что папу моего, по словам Павла Васильевича, убили американские военные во Вьетнаме, у меня был весомый повод не любить США. Почему бы не воспользоваться возможностью найти и отомстить убийце папы? А заодно и найти полковника Вошкова?       — Когда можно будет вступить в «Персей»? — осведомился я у Вадим Артёмыча. Тот искренне улыбнулся:       — Прям сейчас. Мы едем на аэродром, а оттуда полетим в наш штаб. Только учти, — Рудник поднял правый указательный палец, — тебя будет ждать множество сюрпризов. Какие-то будут приятными, какие-то не очень. Так что, будь морально готов к тому, что знакомая тебе картина мира встанет с ног на голову, Кирилл Георгич.       Я кивнул и откинулся на спинку сиденья. Вопрос «Когда можно будет вступить в «Персей»?» разделил мою жизнь. Или та прерванная поездка до Фарангарда. Целей моя рота не добилась. Ахмад Шах Масуд продолжит терроризировать регион. Зря только погубил пацанов. Надеюсь, мои преемники смогут уничтожить эту бородатую гниду. Штаб-квартира организации «Персей», Томская область, РСФСР, СССР 2 июля 1980 года, 18:27       Самолёт Ан-12, на котором я, Вадим Артёмыч, его «дагомейские амазонки», как я их прозвал про себя, а также 80 солдат-дембелей, преодолел огромное расстояние. Пролетел над Таджикской, Киргизской, Каракиданьской и Казахской ССР, прошёл дозаправку в воздухе, по-моему, в районе севера Казахской ССР. Как бы то ни было, мы успешно долетели до пункта назначения. Им оказалась воинская часть №9457 Мотострелковых войск. Официально командиром части являлся полковник Бондаренко Геннадий Иосифович, старый знакомый Вадим Артёмыча. По крайней мере, так утверждал сам Муравей.       Приземлившись на аэродроме, наша четвёрка и дембеля разошлись. Вторые потопали к части, а мы — к УАЗ-469, стоявшему близ ангара. На подходе к машине Вадим заявил:       — «Уазик», если что, заправлен и готов. Так что, Кирилл Георгич, переполох не подымай.       — Учтём, — кивнул я, открыл пассажирскую дверь дамам, и те, сказав «Спасибо», сели внутрь. Вадим занял кресло водителя. Так что, мне оставалось обустраиваться на соседнее пассажирское сиденье. Что я и сделал, не забыв пристегнуть ремень. Всегда так делаю, когда сажусь впереди.       Ехали мы до части молча. Боец на КПП проверил наши документы и пропустил нас. Даже не уточнил насчёт моего статуса. Видать, тоже член «Персея». Или, по крайней мере, сочувствует ему.       Уже на территории части №9457 дамы попрощались с Вадимом, брюнетка даже шепнула ему что-то на ушко, отчего он улыбнулся от уха до уха. Мы проводили «дагомейских амазонок» взглядами, после чего Рудник приказал мне:       — Следуй за мной, Кир. Так как ты здесь новенький, будешь говорить непосредственно с «Персеем», лидером нашей организации.       Идти пришлось не шибко долго, но рассмотрел я достаточно: казармы, медсанчасть, военный городок, хозяйственная часть, пара складов, центр связи… В общем, обычная воинская часть. Ничто не выдаёт в ней штаб зловещего «Персея».       Уже в штабе Вадим отвёл меня не в один из множества кабинетов, а… к двери, ведущей в подвал. Я тихо так поинтересовался у него:       — А зачем нам в подвал?       — Штаб «Персея» находится внизу, в бункере, — так же тихо пояснил Муравей и, открыв дверь, распахнул её, мол, иди-ка ты, Кирилл Георгиевич, первым. Я поправил фуражку и спустился по ступенькам. Вопреки опасениям, внутри не было темно, как в жопе у негров.       В отличие от стен наверху, окрашенных краской и побелкой, здесь стены были кирпичные, и ничем не закрашенные. Бетонный пол был без какого-либо покрытия. Как ни странно, в отличие от подвала, допустим, нашего дома в Перми/Молотове, куда мама с папой переехали из Ярославля незадолго до моего рождения, здесь я чувствовал себя нормально. Пройдя по небольшому коридору, и преодолев двойные двери, я вышел в другой коридор, с кафельной плиткой на стенах и полу, по которому ходили люди. Я козырнул одному из проходивших мимо офицеров с капитанскими погонами.       Наконец, мы остановились перед красной железной дверью, выделявшейся среди множества таких же дверей лишь цветом. Вадим велел мне пока оставаться здесь, а сам, постучав и услышав «Войдите», взялся за ручку двери, открыл её и прошёл в помещение. Я же прислонился спиной к стене слева и скрестил руки на груди, ожидая своей очереди. Прошло совсем немного времени, примерно несколько секунд, и Муравей вышел из помещения, сказав мне:       — Всё, Кир, «Персей» готов тебя принять. Иди.       — Спасибо, — поблагодарил я майора, поправил китель и фуражку и решительно шагнул в помещение, оказавшееся залом совещаний. Выглядел он как на поверхности: несколько столов образуют букву «П», есть стулья, на противоположной стене висит объёмный герб СССР. Но шокировало меня вовсе не это. И не отсутствие окон. Шокировало присутствие нескольких знакомых лиц. А именно, моей Ирочки, еë братишки Гены… и, самое главное, Павла Васильевича, носившего пальто защитного цвета поверх рубашки, галстука и брюк, заправленных в кирзачи.       Вот уж их троих я никак не ожидал увидеть. Я-то думал, что «Персей» — незнакомый человек! Вот что Вадим имел в виду, говоря, что меня будет ждать множество сюрпризов, приятных и не очень. Что ж, первый шок прошёл. Я тряхнул головой, козырнул Павлу Васильевичу и, бросив недолгий взгляд на полковничьи погоны, отчеканил:       — Товарищ полковник! Старший лейтенант Мирковский Кирилл Георгиевич в штаб воинской части 9457 прибыл!       — Вольно, Кирюша, — баритоном отозвался Пал Василич. Он обошёл П-образную фигуру из столов, не сводя с меня взгляд. Да и я тоже смотрел на него, неотрывно и не моргая. А как только мы встали друг напротив друга, Пал Василич не выдержал и крепко-крепко обнял меня. Мы с ним не виделись… месяцев восемь, по-моему. Про свою работу он ни разу не рассказывал, да я и не спрашивал, хоть и понимал, что он работает в госбезопасности. Похоже, пришло время поделиться со мной деятельностью «Персея»… при условии, конечно, что именно Пал Василич — «Персей», а не брат или сестра Портновы.       — Пал Василич… — выдохнул я, не отпуская его. А затем радостно воскликнул: — Как же я рад вас видеть!       — Взаимно, — широко улыбнулся полковник Алёхин. Он положил руку мне на спину и подвёл к столам. Ира и Геша тоже лыбились. Я даже и не знал, что сказать ребятам, состоявшим в «Персее». Ругаться? А смысл? Я не был в курсе существования организации, да и им могли приказать не говорить до поры до времени… Ладушки, думаю, сейчас всё и решим. Сообразим на четверых.       — Ну, Киря… — Ирочка замялась и облизнула пересохшие губы. Павел Васильевич указал ладонями на стулья, и Портновы, обойдя столы, сели слева и справа от меня, в то время как сам Пал Василич предпочёл постоять… ан нет, взял один из стульев и поставил напротив нас троих. Ира закончила: — Добро пожаловать в «Персей». Мы, как ты уже понял, являемся секретной организацией. Бьём редко, но, как говорится, метко.       — Мгм… а какие конкретно операции вы проводили?       Ира и Гена посмотрели на Пал Василича. Тот кивнул им, и слово взял Гена:       — Ну… я могу назвать операцию по ликвидации бывшего офицера ВМФ Николая Артамонова в декабре 75-го. Ещё поимку Олега Пеньковского в 63-м, помощь генсеку компартии Судана в низложении Джафара Нимейри, отравление Бориса Хольмстона-Смысловского… В общем, все операции мы не назовём, потому что некоторые засекречены, а если ты откажешься вступать в «Персей», то будем брать с тебя подписку о неразглашении, так как ты слишком много знаешь. Придётся очень внимательно следить за своим языком.       — Ну уж нет, — мотнул я головой и ухмыльнулся. — Отказа вступать в «Персей» не ждите. Особенно учитывая, что ваши наглые рожи я вижу тут, — на морщинистом усатом лице Пал Василича проступила улыбка, будто бы я ему принёс красный диплом. Кстати, о дипломе… — Пал Василич, а какие документы мне нужно будет принести с собой?       — Насчёт документов не переживай, список составлен, мои люди отыщут всё нужное, — заверил меня Пал Василич. — Разве что паспорт понадобится. Он у тебя с собой?       — Так точно, — я снял сумку, которую я накидывал на себя через плечо, открыл её и положил главнейший документ, эдакий «хлеб с маслом» каждого сбора документов. Пал Василич взял паспорт, рассмотрел все заполненные страницы.       — Смотри, Киря, поскольку официально ты ушёл в отставку по собственному, а форму сохранил, то не распространяйся о первом, — довольный Пал Василич вернул мне паспорт, который я немедля положил обратно в сумку. — Пусть бойцы части думают, что ты до сих пор старший лейтенант мотострелковых войск. Гена и Ирина познакомят тебя с распорядком в части, а полковник Бондаренко выделит тебе комнату. А как только все документы будут получены, мы начнём проверять тебя. Даже если не пройдёшь, всегда можно начать служить в милиции, как ты хотел когда-то.       Я не выдержал и усмехнулся. Пал Василич знал, что одним из моих героев детства являлся милиционер Дядя Стёпа. Но то были детские мечты. А сейчас я — офицер-мотострелок, плюс разведчик, пусть и бывший. Я не знаю, примут ли меня в милицию вообще, особенно когда вскроется нелицеприятная история с неудачной попыткой дорваться до Ахмада Шах Масуда. Ну да ладно, сейчас мне надо думать насчёт «Персея» и будущего членства в этой организации.       После слов Пал Василича «На сегодня всё, свободен» я встал, козырнул ему и, выйдя из зала совещаний, пошёл подниматься на поверхность. В этот раз вместе со мной вышли ещё и Гена с Ирой. Ну, с ними-то мне на душе легче. Чувствую себя, как в своей тарелке. Как и в случае с Пал Василичем.       — Ребят, — обратился я к ним, как только мы вышли на улицу, — а вы оба давно состоите в «Персее»?       — Я — уже месяцев пять как, — пожала плечами Ира. — А вот Геша — полтора годика.       — Иииии… что вами обоими двигало, когда вы вступали в организацию Пал Василича?       — Ну, я вот, — Геша указал на себя, — хотел прославиться. Папа рассказывал, что в былые годы перед чекистами дрожали даже партийные бонзы. А щас уже самому Комитету приходится считаться с дворянами двадцатого века.       — Мгм, ну а ты, Ирочка, — я повернул голову к возлюбленной и озвучил догадку: — конечно же примкнула за компанию?       — Почти, — качнула она головой. — Я — из тех, кто наказывает так называемых «Кармических Гудини».       — Это как? — приподнял я бровь.       — Так мы с Геной называем тех ушлёпков, что избежали наказания за свои злодеяния. Скидок не делается ни на что: ни на возраст, — Ира начала складывать пальцы, — ни на пол, ни на статус в обществе, ни на кошелёк, ни на навыки. В общем, никаких скидок.       — Хорошо, что никаких скидок, — улыбнулся я правым уголком губ. К моменту окончания разговора мы добрались до казарм №3, как гласила табличка слева от входных дверей. Как и в штабе, здесь стены окрашены бежевой краской и побелкой. Офицеры со званиями ниже старлея, сержанты и солдаты козыряли нам троим и гаркали «Здравия желаю!». Ко мне обращались «товарищ старший лейтенант», к Гене — «товарищ капитан», а к Ирочке — «товарищ лейтенант».       — Здравия желаю, товарищ полковник! — козырнул я мужчине с полковничьим погонами, стоявшему перед лестницей на три этажа. В его тёмных волосах уже проступала первая седина. Полковник Бондаренко, а я был уверен, что это именно он, заговорил со мной:       — Вольно, товарищ старший лейтенант. Полковник Бондаренко Геннадий Иосифович, — мы пожали друг другу руки. — Вадик говорил про тебя. Одна из офицерских комнат на третьем этаже пустует, она твоя. Портновы тебе покажут.       — Есть, тащ полковник, — вразнобой ответили за моей спиной Гешка и Ира и повели наверх.       Комнаты для офицеров и вправду располагались на третьем этаже казарм, Геннадий Иосифович. В каждой из комнат располагались кровать, два стола, стулья, шкаф с добром, да динамик, прикрученный к стене справа от входной двери. Ну и, разумеется, окно, куда ж без него?.. Осталось только вывезти своё барахлишко из Афгана сюда. О чём я, собственно, и сказал ребятам:       — Ген, Ир, у меня в Афгане ещё остались вещи. Так что, придётся мне…       — Не переживай, Кирюха, мы заберём их, — оборвал меня Генка, легонько похлопав по плечу. — А пока, обустраивайся и наслаждайся тылом. И добро пожаловать в «Персей».       — Спасибо, — поблагодарил я брата Иры. Как только он ушёл со словами «Пойду проверю, как дела там у сержантов», мы с Ирой немедленно поцеловались и крепко-крепко обнялись. Полугодовая разлука наверняка сводила Ирочку с ума. И вот, когда нас оставили, появилась шикарная возможность наверстать упущенное.       Услышав со стороны двери шум приближавшихся шагов, я тут же перехватил ручонку Иры и, шепнув ей на ушко «Стой тут», закрыл дверь за собой на ключ. Вот теперь-то нам точно никто не помешает. Я положил связку ключей и свою фуражку на пустой стол, после чего опять поцеловал Ирочку. Та прохрипела:       — Погоди… дай сниму…       — Отставить «дай сниму», — отрезал я и посадил её на кровать. Я намеревался сам снять юбку с любимой. Умаялась поди за весь рабочий день. А что я? Просто сидел в самолёте, знакомился с частью, где располагался штаб «Персея», да пообщался с Пал Василичем и Гешкой.       Первым делом я снял с Иры туфли, аккуратно поставив их у края кровати. С лица её не сходила похотливая улыбочка, раззадоривавшая меня. Я столько времени был без женской ласки, без тепла тела Иры. Положив юбку на спинку стула, я припал на колени и стащил трусики. Похоже, у моей Ирочки была особая бритва или она отлично орудует ею, раз меж ног гладенько, словно у младенца.       Я перешёл к решительным действиям. Положил руки на бёдра Иры и припал ртом к пока ещё не намокшим половым губам. Твою ж дивизию, как же я скучал по ней!.. А уж стоны какие у Ирочки… негромкие, но благодаря им в брюках стало тесновато. Ничего, потерплю. Тем более, ничто не мешало и не мешает мне включать воображение.       — Бля… — выдохнула Ира, пока я уверенно орудовал языком. Плюс, я ощутил её пальцы у себя в волосах. Хвалит, что уже хорошо. — С меня… должок.       — Мгм… — промычал я, продолжая лизать Ирочке и даже слегка покусывать клитор. Мы оба прекрасно знали, про какой-такой должок она говорит.       Ира намокла довольно быстро, что неудивительно, я слишком быстро шевелил языком. Напоследок куснув свою огненную рыжулю за левое бедро, я снял с неё и рубашку. Бюстгальтер, кинутый мною в сторону, удачно так приземлился у входной двери. Ира раздосадованно буркнула:       — Ну вот… опять стирать.       — Быстро поднятое, Ирин Сланна, упавшим не считается, — я с усмешкой тыкнул её в носик, после чего быстренько подобрал бюстгальтер и повесил его на спинку стула, поверх юбки. К тому же, кому в голову придёт «гениальная» идея осматривать полуголую Иру? Меня лично она устраивает и без одежды, и даже без бельишка.       Впрочем, едва я повесил бюстгальтер, как Ира схватила меня за китель и резко посадила на кровать. Заодно зло хихикнула, отчего я хмыкнул и не без удовольствия в голосе подметил:       — Люблю, когда ты берёшь всё в свои железные ручонки в бархатных перчатках.       — Железные ручонки в бархатных перчатках… — эхом повторила Ира последние слова, расстёгивая мне ремень, пуговицы и стаскивая брюки вместе с трусами. — Знаешь, Кирюш, а ты описал меня со стопроцентной точностью.       — Рад, что попал в яблочко, — самодовольно заявил я и улыбнулся Ирише от уха до уха. Ну а она в это самое время подрочила мне и одним махом взяла член в рот, как она это всегда и делает. Я положил руку на волосы Иры и легонько так погладил их. Она с упоением двигала головой вверх-вниз, периодически замирала и облизывала хер языком, как ствол, так и головку.       Несколько минут Ирочка сосала мне. Казалось, она может так делать если не часами, то хотя бы один час. С перерывами, разумеется. Я чуял, как у меня горели щёки, чуял пальчики Иры на яйцах… стон сдерживать я не стал. Правда, мои стоны были не такими громкими, как обычно. Не хватало, чтоб сюда сбежалась вся часть и выломала заблаговременно запертую дверь, лишь бы узнать, кто там активно ебётся как кролики.       Финиш наступил спустя хрен знает сколько времени. Ира насадилась головой на член, а я, выдохнув носом и процедив «Блядский в рот!..», прижал головушку возлюбленной поплотнее. Ну а вскоре хуй запульсировал, и струйки спермы одна за другой попали в глотку Ирише. Она сначала выпучила глаза, а потом закатила их и прикрыла. А я, издав последний стон, озвучил итог работы ртом:       — Божественно, Ирин Сланна. Просто божественно…       — Ну-с, — Ира положила руки мне на плечи и надавила на них силой, — мы оба ещё не кончили толком. Продолжим?       — С превеликим удовольствием, — зло хихикнул я, взял Ирочку за роскошную жопку, равной которых не было и нет, и помог ей сесть мне на ноги в позу наездницы. Нас разделял лишь мой колом стоящий хуй. Тут моя рыжуля проворковала на левое ушко:       — Ложись, Кирюша.       Я послушно лёг, вытянувшись во весь рост. Кровать, конечно, впритык мне, но терпимо. Затем Шпилька — таков был её позывной на боевых — приставила мои руки по бокам от голову к изголовью кровати и надела две пары наручников. Я удивлённо присвистнул: нашла же где-то наручники! И как раз для исполнения одной моей фантазии, где девушка седлает меня, а я, будучи её «хорошим мальчиком», приговариваю «Госпожа» или «Госпожа Ирина».       — Будь хорошим мальчиком, — снова проворковала Ира, направляя головку члена к пиздёнке. — Пока я седлаю тебя… называй меня «Госпожой Ириной». Или просто «Госпожой».       — А если назову «Шпилькой»? — хмыкнул я, за что Ирочка лупанула меня по губам:       — Нарушишь приказ своей Госпожи — останешься без тепла её тела. Тепла, по которому ты скучал в Афганистане. Ты этого хочешь?       — Нет, Госпожа Ирина, — я мотнул головой, смотря Ирочке в глаза, — не хочу.       — Умница, — мне потеребили волосы. Лицо возлюбленной покраснело пуще моего, ротик приоткрылся, и из губ сорвался тихий стон. А всё потому, что Ира села на мой хер, вобрав его в себя на всю длину. Шпилька выдохнула: — Киря… поделись со мной своими самыми сокровенными фантазиями, — приказным тоном проговорила Ира, плавно приподнимаясь и опускаясь.- Госпожа запомнит их. Запомнит для того, чтобы в будущем они стали явью.       — Как скажешь, — на удивление легко согласился я. Ира не лгала мне, не в её стиле лгать в постели. Да, она работает в КГБ, где одна из основ работы агентом — враньё с три короба. Но когда мы с ней вместе, она ведёт себя как та самая Госпожа, а я — как её хороший мальчик. Мы работали над тем, чтоб мы как можно чаще в пределах нашей спальни называли друг друга «Госпожой» и «хорошим мальчиком», Только так и никак иначе.       — Тебя заводит женщина сверху, — с придыханием говорила скачущая Ира, потихонечку набиравшая темп, — Представь, что вокруг твоей шеи — ошейник с поводком, и ты, словно верный пёсик, плетёшься за мной во весь рост. Выполняешь мои команды… кстати, о командах, — Ирочка легонько куснула меня за правую мочку, отчего я хихикнул. — Если я прикажу тебе выебать другую девушку, ты исполнишь приказ?       — Нет, — отчеканил я и, не дожидаясь возмущения наподобие «Почему это, если ты — «хороший мальчик», исполняющий приказы?», ответил: — Потому что… никто тебя не заменит. Даже если это будет красивейшая женщина на Земле вроде молодых Элины Быстрицкой или Натальи Варлей.       — Это не приказ бросить меня и уходить к другой, — мотнула скакавшая Ира головой и положила палец мне на губы, прежде чем я успел что-то ещё сказать. — Один-единственный разок с другой женщиной. «Однодневки». И не по своей инициативе, а по моему приказу. При этом я смотрю на вас двоих, мысленно хвалю тебя.       — Смотри, как бы потом какая-нибудь из как бы «однодневок» не попыталась увести меня, — хихикнул я, на что Ирочка уверенно возразила:       — Ей придётся иметь дело со мной, — и, продолжая работать тазом, улеглась на меня. Если бы не наручники, я бы немедленно обнял её, а то и положил бы одну руку ей на жопку. Ну да ладно, быть её «хорошим мальчиком» — не так уж и плохо. Конечно, малость смущает тот факт, что по прихоти Ириши я должен буду выебать другую кралю. Остаётся один метод, не знаю, подействует ли он: в общем, представлять на месте другой партнёрши свою Иру. Может, так будет легче… Наверное.       Я не преминул похвалить Ирочку за то, что она не намерена давать кому-то уводить меня:       — Спасибо, Госпожа Ирина.       Ира улыбнулась и, невзирая на свои тихие стоны, срывавшиеся с губ, поцеловала меня. Наши поцелуи ни с чем не сравнить. Ни с первым опытом в 13 лет, когда одна из красивых девочек нашего класса научила меня целоваться, ни с дальнейшими разами. Ни с чем.       Ещё во время разговора с Ирочкой на тему других девушек, которых я буду трахать по приказу Госпожи, я чуял, как приближаюсь к оргазму. Ещё немного, и я изольюсь в матку любимой. Я-то не хотел пока детишек, да и Ирочка была солидарна со мной… Возможно, она выпила противозачаточные из Венгрии, о которых она как-то упоминала перед моей поездкой в Афган.       И вот, настал долгожданный пик. Я приподнялся над кроватью, вогнав возбуждённый до предела хуй как можно глубже в Госпожу Ирину. А та вскинула голову вверх, тоже кончила, да ещё сопроводила это громким криком. Спустя всего-навсего секунду кончил и я, стиснув зубы. Ира надавила мне на таз своим весом, отчего я снова опустил его. Хер, находившийся в лоне моей будущей жены, дёргался, изливая одну струйку спермы за другой. Плевать на липкий пот на наших телах, плевать на то, что мы дышим ртами, плевать на то, что сюда могут нагрянуть солдаты…       — Люблю вас, Госпожа… — прохрипел я, смотря в серо-голубые глаза Ириши. Я говорил от чистого сердца, без какого бы то ни было подвоха или двойного дна. Ира полежала немного на мне, восстанавливая дыхание после скачек. — Я вот хотел спросить… а ты выпила их?       — Их? — Ира приподняла бровь. Тогда я уточнил:       — Противозачаточные. Помнится, ты привозила их из Венгрии. Или тебе их привозили, точно не скажу.       — Привезла, — подтвердила Госпожа мою первую догадку, после чего слезла с кровати, нашла в кармане кителя ключи от наручников и сняла их с меня. Я присел на кровати и помассировал затёкшие руки.       — Чудненько, — тепло улыбнулся я Ире, стоявшей ко мне жопкой. Я по ней лупанул и, заметив взгляд возлюбленной, подмигнул ей. — Можешь выходить из образа Госпожи.       — Так я давно вышла, — хихикнула Шпилька. Оно и к лучшему, раз Ирина Сланна не дала мне пощёчину, как это было в самый первый раз, когда мы только познакомились года два назад.       Убедившись, что к нам никто не ломится, мы начали неспешно одеваться. Вернее, друг друга одевать. Сначала я одел Иришу, и только после этого оделся я. Мы поправили каждому галстуки, надели фуражку и берет и по очереди вышли из комнаты, в которой мне предстоит жить, пока не покину ряды «Персея».       В коридоре нас ждал сюрприз. Правда, неясно, приятный или нет, потому что перед выходом стоял Вадим Рудник! Он стоял, опёршись спиной о стену напротив нас и держа в руке приоткрытую флягу. Блин, нам крупно повезёт, если окажется, что Муравей пришёл буквально только что и не услышал, как мы ебёмся. Я первым обратился к майору:       — Вы, товарищ майор, давно тут стоите?       — Полчаса, — ровно ответил Рудник, чем обескуражил нас с Иришей. Я в ужасе ахнул:       — Полчаса уже?!.. — а вот Ира с иронией осведомилась:       — Серьёзно?       — Видите ли, мои юные чекист и мотострелок, — снисходительным тоном заговорил Муравей, — благодаря работе в КГБ я овладел способностью стоять настолько недвижимо, что становлюсь незримым для глаз, — с этими словами он аккуратно снял открученную крышку с фляги и медленно поднял её на уровень рта. Я вслух подметил:       — А ничего, что во фляге плещется напиток?       — Я поднимаю её медленно, неторопливо… плавно, — Рудник смаковал каждое слово, нарочито медленно поднимал флягу. — Совершенно незаметно. Я, по сути, невид… — его оборвал оклик одного из офицеров слева от наше троицы:       — Здравия желаю, товарищ майор!       Вот и подвела Вадим Артёмыча его хвалёная «невидимость». Он сымитировал плевок, закрыл флягу и, выдохнув носом, широкими шагами потопал к тому самому офицеру. Ира и офицер помахали руками друг другу. Я на всякий случай решил спросить у возлюбленной:       — Ир, а кто этот капитан?       — А, это капитан Драгович Александр Никитич, позывной «Вампир», — представила его Шпилька и тут же вставила: — Правда, он не настолько молод, как кажется внешне. Как ни крути, дитя войны. Родился в, по-моему, феврале 44-го.       М-да. Капитану Драговичу в этом году исполнилось 36, а майору Руднику — 29, о возрасте последнего я узнал ещё в самолёте, во время полёта до Томской области. Может, дело в заслугах Вадим Артёмыча или в полученном им образовании?.. Или Драгович этот что-то наделал, раз пока ещё в капитанах ходит? Ладненько, расспрошу позже. Как только узнаю его поближе, а он — меня. На это у меня полно времени.       — Ну, Кирилл Георгич, — Ира хлопнула меня по спине, — пойдёмте дальше знакомить вас с частью.       — С удовольствием, — согласился я, и мы, временами козыряя офицерам старше по званию, направились к выходу из казарм. У нас ещё много работы.