Влюблён в тебя

      Тупость людская.       Боже, до чего же она выводила из себя Муичиро.       Впрочем, казалось, его раздражало всё сущее. Как, например, вон та дама — чавкала, будто ненасытная скотина, смакуя свой сэндвич. Неужели она не могла держать свой рот закрытым, хотя бы из приличия? Или вон тот старик, бесстыдно сморкнувшийся в ладонь, а затем вытерший её о сиденье, оставив след своего варварства. И эта официантка, что не затыкалась, щебетала со своей товаркой, визжа, словно раненая свинья, и никак не собиралась принять его чёртов заказ.       Шумно. И до одури отвратительно.       Раздражение закипало в его жилах, подобно яду. Двумя пальцами Токито перехватил несчастную зубочистку, в мгновение ока сломав её надвое и скомкав в бесформенный комочек. Затем, с усталым презрением, откинул её к прочим собратьям, павшим жертвами его нетерпения. Настроение у Муичиро было хуже некуда, да и день начался, как говорится, не с той ноги. А эта поганая поездка в грязный Нью-Йорк лишь добавляла масла в огонь. И всё из-за этого лысого самодура Генри, который, как прилипшая к подошве жвачка, вечно портил все планы. Избрав Муичиро своей жертвой, он возложил на него обязанность тащиться на никому не нужную конференцию в канун Рождества. Да, это был предел мечтаний перед отпуском — поднять свой зад и ехать непонятно куда и зачем. Муичиро любил, когда всё шло чётко и по плану, а не так, как сейчас — через пень-колоду.       Он всегда планировал всё до тошноты. Сегодня — не исключение. И когда ситуация шла вкривь и вкось, Муичиро хотелось закричать во весь голос. Хотя внешне он оставался невозмутимым, в душе у него бушевал настоящий ураган.       Муичиро постукивал указательным пальцем по столу — этот мерный ритм был знаком того, что он на пике и вот-вот сорвётся. Терпение лопалось по швам. Как же хотелось заполучить чашку кофе — этого безвкусного пойла, которое, он был уверен, в этом гадюшнике просто отвратительно — и провалиться в беспамятство хотя бы на несколько дней, чтобы потом вернуться к привычному, выверенному ритму своей жизни. Он нехотя скользнул взглядом по своему запястью и, тяжело вздохнув, с плохо скрываемым отвращением закатил глаза.       «Фанфики, шипперю, чипсы, Гриффиндор…» — гласили начертанные на коже слова, словно проклятие.       Муичиро усмехнулся, но смех этот был полон горечи. Ну разумеется, хоть где-то в его жизни была стабильность: его соулмейт, с завидным постоянством, всегда выдавал какой-то бред. А Токито, с таким же завидным постоянством, молился всем богам на свете, лишь бы никогда не увидеть эту нелепость воочию. Когда мать в детстве толковала о том, что у каждого есть своя родственная душа, Муичиро презрительно усмехался, принимая это за сказки для простофиль. Но стоило роковым словам проявиться на его запястье, как он в один миг осознал всю трагичность своего положения. А после и вовсе понял, что из всего многообразия родственных душ, ему досталась самая чокнутая из них.       Так вот, про эти так называемые души. Кроме того, что они, якобы, были у всех — на запястьях, словно по заказу, проявлялись фразы, которые эти самые души чаще всего говорили за день. Звучало как бред сумасшедшего? Именно так оно и было. Но это оказалась та реальность, в которой вынужден существовать Муичиро — реальность, напрочь лишённая какого-либо логического объяснения. Просто в какой-то момент Господь или ещё какой высший разум, видимо, решил, что люди слишком уж скучно жили, и придумал этих соулмейтов и мудрёный способ их поиска.       Конечно, всякие романтики, дураки и прочая сентиментальная публика от счастья просто бились в конвульсиях, осознав, что могли, как по волшебству, отыскать человека, с которым им предначертано провести остаток своих дней. Многие коллеги Токито, как попугаи, повторяли свой адрес, в надежде хоть как-то найти вторую половинку. У многих, к слову, это даже получилось. Муичиро же смотрел на это с полным недоверием, граничащим с брезгливостью: то есть, он должен был довериться какому-то невидимому механизму, чтобы потом встретить «кота в мешке» и слюнявить его до скончания дней? Да Токито скорее поверил бы в существование единорогов, нежели в то, что реально был кто-то, кому он мог бы посвятить всего себя.       Поэтому, на фоне этих умалишённых, что помешались на родственных душах, существовал тот самый мизерный процент людей, которые вполне комфортно чувствовали себя без оной, и Муичиро, разумеется, был в их числе. Не нужен ему был соулмейт, проблем в жизни и так было выше крыши. А судя по той бессвязной чуши, которую выдавала его «родственная душа», шума от неё было бы на порядок больше, чем от всех остальных вокруг Токито. Что, разумеется, бесило бы Муичиро изо дня в день.       — Чего желаете? — раздался приторно-слащавый голосок прямо над ухом, и Муичиро хмуро поднял голову, узрев ту самую неторопливую официантку.       — Американо, — сухо процедил он, тут же отвернувшись, потеряв к ней всякий интерес.       Муичиро не испытывал ни малейшего желания растрачивать силы на пустую болтовню, особенно с такими пустыми людьми. Кажется, он был мизантропом до мозга костей, и это проявлялось с самого рождения. Все, кого он встречал, неизменно сводили его с ума своей глупостью, шумом и прочими отвратительными пороками. Неужели нельзя было просто оставить его в покое и вести себя хоть немного тише?       Официантка, словно не замечая его равнодушия, одарила Муичиро игривой улыбкой. Вытерев вспотевшие руки о подол запачканной юбки и поправив непослушную прядь, выбившуюся из небрежного пучка, она, как ни в чём не бывало, быстро упорхнула.       Токито презрительно скривился. Эти девушки, как ослеплённые крольчихи, не в первый раз реагировали на его внешность, игнорируя при этом характер Муичиро, и эта бесстыдная лесть вызывала в нём лишь раздражение. Ещё в университете за ним толпами ходили студентки, томно вздыхая и кокетливо поводя плечами. Им было совершенно наплевать, какой Муичиро внутри, их интересовало лишь его смазливое личико. И все до одной были до ужаса банальными и недалёкими.       Он глубоко вздохнул.       Да что ж это за напасть, как же его достали все эти люди.       И вообще.       «Не Гриффиндор, а Слизерин», — подумал Муичиро, поправив фирменный шарф змеиного факультета.

⋇⋆✦⋆⋇

      — И вам спасибо! — от души воскликнула Лия Танако, оторвав телефон от уха и завершив разговор.       До чего же был хорош этот день, эти люди и, вообще, весь этот мир, казалось, пел в унисон с её душой. Настроение у Лии было просто чудесным — мало того, что все её дела шли в гору, так ещё и освободилось место на долгожданную музыкальную конференцию в Нью-Йорке, где Танако могла продемонстрировать весь свой потенциал.       Лие было двадцать три, и она беззаветно любила этот мир — каждую его неповторимую деталь. Захватывающие закаты и волшебное звёздное небо, освежающие ливни и убаюкивающие снегопады — всё это вызывало в ней восхищение. Она ценила каждую крупицу окружающего её мира и была глубоко благодарна жизни за возможность проживать каждый момент в полной мере. Мать всегда вспоминала, что, в то время как другие дети плакали и капризничали, Лия весело смеялась, наполняя дом своим звонким и беззаботным смехом. Лия не была из тех, кто долго томился в объятиях грусти и уныния; она походила на неугасимый огонёк, неустанно стремящийся к своей цели. И это было не просто красивой метафорой — за один лишь год, благодаря упорству и труду, Танако достигла невиданных высот в своей карьере. И останавливаться на этом она не собиралась.       Наверное, Танако принадлежала к числу тех, кого легко называли оптимистами — вечно улыбающаяся, неунывающая мечтательница, живущая в мире грёз.       Ещё она с ума сходила по чипсам, особенно крабовым, хотя сырные тоже шли на ура — это, если что, очень важно. Но крабовые — это её фетиш, это факт. После чего она запивала их ледяной колой, погружаясь в чтение любимых фанфиков, которые и сама иногда сочиняла — и это тоже, по её мнению, крайне важно. Если честно, у Лии было много любимых вещей, но крабовые чипсы — это совершенно другая тема, достойная оды. В общем, Танако плыла по своей волне, сотканной из блёсток и позитива, и была девушкой, у которой, казалось, всё под контролем.              Кроме одного момента.       Её соулмейта.       Зайдя в небольшое кафе, расположенное вблизи аэропорта, Лия устало выдохнула, и впервые за день улыбка покинула её лицо, когда, отодвинув яркую фенечку на запястье, она взглянула на слова, что там красовались.       «Американо, нет, да».       Боже правый, из всего сонма родственных душ Лии досталось само воплощение скуки. Нет, даже не так — он был квинтэссенцией занудства. Самый серый человек на всём белом свете. Сколько бы она ни смотрела на своё запястье, оно оставалось уныло неизменным. Конечно, поначалу, когда Лия была совсем юной и наивной, она мечтала о встрече с ним, ведь это её родственная душа, её суженый… Однако Танако очень быстро отказалась от этой затеи, как только поняла, кем был этот человек. А ещё, кажется, он и сам не горел желанием её искать, раз на запястье никак не появлялись хоть какие-то намёки. Может, небеса там переклинило, и вместо её соулмейта подсунули какую-то серую кляксу? Иначе это никак не объяснить. Как у неё мог быть такой соулмейт? Простой, скучный, чёрно-белый, как асфальт, когда она — калейдоскоп красок? И нет, здесь не работал принцип, что противоположности притягивались. Только не в любви! Лие просто не о чем было бы с ним разговаривать. С этим мистером «Я тащусь от безвкусного американо».       — Чего желаете? — раздался над ухом Танако голос.       Лия слегка вздрогнула, вынырнув из своих мыслей, и посмотрела на подошедшую официантку.       — Мятный чай, пожалуйста, — с нежностью произнесла Лия. Официантка бодро кивнула и, словно птичка, исчезла прочь.       «Какая славная девушка».       Танако всегда старалась выискивать в людях самое лучшее. Например, у этой официантки были милые, словно солнечные поцелуи, веснушки, рассыпанные по лицу. А у дамы, расположившейся неподалёку, поглощающей сэндвич, — яркий и эффектный шарфик, словно мазок акварели. Подобно тому, как у самой Лии — шарф факультета «Гриффиндор», словно знамя, развевающееся над её сердцем. Или у дедушки за соседним столиком были забавные, как увеличенные капли дождя, очки. Лия умела находить изюминку в каждом, кого встречала. Но что же особенного можно было увидеть в её соулмейте? Может, он был красавцем? Хотя, нет… В воображении возникал образ кого-то совсем невзрачного.       Спустя миг Танако принесли благоухающий чай, и она благодарно кивнула, сбросив с себя зимнюю одежду и позволив своим длинным, блестящим волосам цвета мяты рассыпаться по плечам, словно шёлковой ткани. Лия сама была будто воплощённая мята — мятная девочка, с мятными волосами и яркими, как утреннее небо, голубыми глазами. Словом, персона запоминающаяся.       «И всё же… Интересно, как выглядит моя родственная душа…» — задумчиво размышляла она, погружаясь в лёгкую дымку своих дум, не заметив, как сзади кто-то тихо присел за столик, а спустя пару мгновений сухо произнёс: «Американо».       И вообще, сейчас бы крабовых чипсов, а не вот это всё.