Петрикор II: Запах земли после дождя.

Хруст. Старая сухая ветка сломалась подо мной. Где-то за спиной вспорхнула птица. Вдыхаю хвойный запах леса и смотрю в небо. Сквозь черный ажур остроконечных ветвей простирается темно-синий бархат, осыпанный крошечными бриллиантами звезд. — Нашел! Поворачиваю голову на голос. Брагинский, одетый во флисовый свитер с красно-зеленым геометрическим узором, встал возле огромного дерева. По виду это была лиственница. На покрытой мхом коре мерцал бледно-голубым уже выученный наизусть рисунок: круг, в центре которого находился косой крест, наверху трезубец, внизу лотарингский крест, по бокам с обеих сторон полумесяцы. — Уже двенадцатый. — говорю, подходя ближе. Провожу пальцами по очертаниям. Слегка покалывает, но ничего особенного не происходит. — Думаешь, это правда мог сделать Франция? — Не люблю совершать поспешные выводы, но кто еще мог бы быть заинтересованным в создании ведьминого круга? К тому же у Франциска было предостаточно времени утром. — бледные пальцы провели по шершавой поверхности дерева в паре сантиметров от моей руки. С губ невольно срывается смешок. — Не могу поверить, что всерьез обсуждаем все эти магические штучки… Русский удивленно приподнял белесые брови. Сиреневые глаза встретились с моими. — Разве ты не видел, как Англия делал такой же? Я потому и заподозрил вмешательство магии, что раньше уже был свидетелем подобного ремесла. — Ну прости, что слишком скептически воспринимаю рассказы про колдовские круги, отрезающие от внешнего мира. — С радостью выслушаю другие версии, Шерлок. — буркнул русский. — О, так я в нашей паре Шерлок! — поддеваю дразнящей интонацией и замечаю, как Брагинский застыл и меня обдало волной разжижающей сознание тревоги. — Паре? — спросил среброволосый мужчина, и тут я понял, что страх принадлежал не мне, а Ивану. Значит я тоже способен на такие трюки? А еще я кажется ляпнул глупость. — Ну я имел ввиду пару напарников, ведущих расследование, я не пытался… — щеки вдруг обдает жаром. Это мои эмоции или Брагинского? — Пойдем дальше, вдруг есть еще символы! — с фальшивым энтузиазмом говорю и шагаю в сторону тропы. С облегчением замечаю, что Россия последовал за мной. Некоторое время мы тихо шли, окруженные застывшим в безмолвии ночным лесом. Однако, неловкость между нами продолжала висеть мерзкой липкой паутиной. Первым не выдерживает Россия: — Давай обсудим то, что происходит между нами. — О чем ты? — судорожно выпаливаю, непроизвольно ускоряя шаг, однако сильная хватка за плечо останавливает меня. Чувствую как чужие руки поворачивают мой корпус, я едва успеваю переставить ноги, чтобы на свалиться. У нас с Иваном небольшая разница в росте, всего пара сантиметров. Посмотреть ему в глаза не составляет ни малейшего труда, однако я упрямо сверлю взглядом округлый подбородок с ямочкой. Нет смысла скрывать, что между нами образовалась связь, однако я не знаю что делать с ней. Мой разум не перестает напоминать, что чувства, которые я испытываю к России не рациональны: я недавно вышел из травматичных отношений, в которых я был на грани жизни и смерти, самое реалистичное, что я мог получить после — птср, а не трогательную влюбленность в политического соперника. Однако, тело говорило противоположное: близость Ивана физический ощущалось, как самая естественная вещь на свете, и, боги, сколько раз я представлял русского в постели под собой. Даже сейчас я борюсь с тем, чтобы невесомо провести большим пальцем по нижней губе, а затем подцепить за подбородок и втянуть в глубокий поцелуй, чтобы потом в порыве страсти прижать к ближайшему дереву и… Моргаю, прогоняя наваждение. Подобные фантазии тоже были чем-то из ряда вон. В сексе я обычно всегда тянулся к нижней позиции. Мне нравится ощущать на себе крепкие мужские руки и видеть животную страсть в чужих глазах, принимать крепкий горячий член внутрь. Это заставляло чувствовать себя невероятно желанным и заводило гораздо сильнее, чем самостоятельно управлять процессом. Необходимости контролировать ситуацию мне было предостаточно на работе. Однако же, Россия… Меня не покидали видения о том, как приятно будет раскладывать его, вжимая в любую горизонтальную поверхность. Каким мягким и податливым тот может быть, если сделать все правильно. Брагинского хотелось мять, кусать и доводить до алого румянца на щеках пошлыми словечками вперемешку с нежными комплиментами. И, возможно, я бы даже поддался этому искушению, если бы не одно «но»… Этим «но» являлась странная потусторонняя связь, возникшая между нашими душами или сознаниями, черт его разберет. — Я знаю, что не единственный, кто испытывает это притяжение. — тихо шепчет Иван, очевидно выдавливая слова через силу. — Скажи хоть что-нибудь, пожалуйста. — Я боюсь. — напряженно говорю и, наконец, поднимаю голову, чтобы встретиться с нежно-фиолетовыми глазами, которые во тьме больше напоминают аметисты. Россия выглядел таким же напуганным и сбитым с толку, как и я. — Да, наши правительства не будут в восторге, но учитывая перемены на мировой арене, возможно, мы сможем убедить их, что сотрудничество России с Америкой будет гораздо выгоднее, к тому же я знаю кучу примеров, когда странам удавалось разделять работу с личной жизнью… — Мне плевать на политику. — прерываю я. — Меня пугает сама природа нашей связи. Она ненормальна. И я не про однополые отношения. Это было бы глупо со стороны гея, неправда ли? В ответ на мою неловкую попытку пошутить русский болезненно свел брови, и я почувствовал как неприятно закололо в груди. Он чувствует себя отверженным,— на автомате прозвучало у меня в голове, а моя собственная ладонь уже находилась на щеке русского, утешающе поглаживая легко проминающуюся под прикосновением мягкую кожу. Чертово тело, решившее жить отдельно от моей воли! Ну и ладно. Кажется, это действует, потому что боль в груди начала исчезать. Закрываю глаза, чтобы набраться смелости. Все мое естество сопротивляется словам, которые я хочу произнести, но я должен. Жизнь научила меня, что горькая правда лучше любой лжи, не важно на сколько сладостной и привлекательно она может показаться. — Ваня, ты же понимаешь, что меняться телами и разделять эмоции на двоих выходит за рамки естественного. Я боюсь, что нас хотят связать искусственным путем. Возможно, кому-то выгодно, чтобы мы испытывали влечение друг другу, и я боюсь, что этим кем-то может оказаться… — Англия, верно? — тихо перебил меня Брагинский, робко кладя свою ладонь поверх моей на его лице. Увиденная картина заставляет умилиться. — Вообще-то, я думаю на Францию. Он уже давно намекает мне обратить на тебя внимание. — Правда? — удивляется Иван. — Да. — просто отвечаю и с сожалением отрываю руку от лица мужчины. — Давай сначала разберемся в источнике этой связей и лишь потом будем принимать серьезные решения. Вдруг на самом деле мы ничего не чувствуем и нам лишь дурачат голову, точь-в-точь как с этим проклятым кругом? — Хорошо. — кивает Брагинский и прячет взгляд. — Это будет не просто, но я постараюсь не липнуть к тебе, пока мы во всем не разберемся. Нет! Продолжай прикасаться ко мне! Я хочу, чтобы ты был рядом! ,— вопит внутренний голос, но я лишь натянуто улыбаюсь, подавляя желание взять его за руку и никогда не отпускать. — Отлично, пошли дальше шариться по лесу, знаток магических наук! Иван в ответ закатывает глаза, но начинает идти вперед. *** Новых символов больше не удалось найти. Мы рыскали по территории вокруг дачи довольно долго и, поняв, что обошли полный круг, решили вернуться обратно. Зайдя в дом, мы почувствовали невероятно вкусный аромат еды. Это было смешение трав, меда и, кажется, сыра. С кухни доносился гомон голосов. Мы тихо переглянулись с Россией и поторопились к источнику шума. — О, Россия, вы уже вернулись? — весело поинтересовался прусс, раскачиваясь на табуретке за столом. Этот громкий альбинос уже переоделся в простую хлопковую клетчатую пижаму и наглым образом игнорировал мое присутствие. Антонио я увидел за кухонной стойкой, в фартуке нарезающим фрукты и мурчащим какую-то песенку под нос. Аромат запеченного сыра буквально обволакивал. Я поискал глазами духовку и убедился, что она еще работала. Значит основное блюдо еще только готовиться,подумал я с сожалением, осознав, что ужасно голоден. — Хозяйничаете на моей кухне? — полушутливым тоном поинтересовался Иван. — Вообще-то, это и моя кухня, так что продолжай, Тони, я разрешаю. — сказал Пруссия и показал Ване язык. И тут ко мне впервые пришло осознание, что Байльшмидт и Брагинский уже давно живут вместе, словно…словно семейная пара? Внутри зашевелилось неприятное горькое чувство задетого собственничества. Конечно, я прекрасно знал, что Пруссия теперь официально представляет округ в Российской Федерации, но достаточный ли это повод сожительствовать? И вообще, в каких они отношениях? — Пригрел змею на груди. — осуждающе качает головой русский и я едва сдерживаюсь, чтобы не начать поддакивать. — Еще в Кремль за меня начни ходить. — Да, без проблем! — безапелляционно заявляет Гилберт с оскалом. — Камамбер готов, доставай, Гил! — вдруг вклинивается испанец, сервируя нарезанные кусочки на менажнице. — Альфред, достань бутылку Пино-нуара из холодильника! — Бутылку чего? — Это красное вино. — поясняет Брагинский, тут же смягчаясь в лице. Благодарно киваю и иду выполнять поручение внезапно раскомандовавшегося Фернандеса. Однако, я не слишком против, сейчас готов что-угодно сделать лишь бы уже поесть. — Иван, я надеюсь у тебя есть поднос и винные бокалы? — Да, но зачем поднос? — Чтобы ты отнес ужин Франции, разумеется. — произнес Испания таким тоном, будто это была сама собой разумеющаяся информация. Услышав последнее я так и застыл с раскрытой дверца холодильника. — С какой это радости? — говорю с большим недовольством чем планирую, вытаскивая бутылку вина. — Лучший способ вести беседу с Франциском — это прием пищи. Он не будет отвечать прямо, но согласиться разговаривать. Нам нужно работать с ним, пока не наступил саммит. — поясняет Пруссия, ставя керамическую форму белого цвета на деревянный поднос, внутри лежит сыр, печеные томаты вокруг, чеснок и хрустящие гренки. Рядом испанец ставит менажницу с нарезанным яблоком, клубникой, грушей и виноград. Россия ставит три бокала. — Возьмешь с собой Альфреда? — глядя на бокалы, спрашивает Байльшмидт и в очередной раз даже не смотрит в мою сторону. — Что за глупый вопрос? — встреваю я и оттолкнув прусса ставлю вино возле бокалов, а затем хватаю поднос и иду в коридор, где есть спуск в подвал. — Не отставай, Иван!