Петрикор II: Запах земли после дождя.

Небо окрашивал красивый малиновый закат. Студеный осенний ветерок приятно холодил кожу. Свежо. Бодряще. Вот только на душе минное поле, а не гармония и единение с природой. Выдыхаю едкий дым, держа сигарету в дрожащей руке. Уже чертов вечер, сотовая и интернет связь так и не появились. Ни одна симкарта не работает как нужно. Полчаса назад Гилберт взял машину, чтобы выехать в город и выяснить в чем проблема. Спасибо хоть электричество в порядке. Втягиваю последнюю порцию никотина. Вот бы Англия не был причастен к потери связи. Не может же он быть настолько способным ублюдком. Не может же? — Не угостишь? — я вздрогнул от неожиданного звука. Сзади меня стоит Фернандес. Покрасневшие глаза, припухшие веки, ссутулившиеся плечи. Никогда не видел его таким. На работе Испания казался человеком жизнерадостным, наполненным энергией, я бы даже сказал слишком, потому что иногда эта энергия перетекала в экспрессивные ругательства и скандалы, которые остановить могли лишь другие страны из латинской семьи, частью которой являлся Франция. Очевидно те, кто нас спасает, могут нас же и утопить. Достаю из кармана пачку российских сигарет, протягиваю Антонио, а затем чиркаю зажигалку и прикрываю маленький язычок пламени ладонью — ветер хоть и не сильный, но все равно может потушить пламя. — Спасибо. — тихо произнес он, прикурив. Пожалуй, первое вежливое слово в мой адрес со стороны испанца. В голове вертится так много вопросов о Франциске, но я сдерживаюсь: не стоит сыпать соль на слишком свежую рану. Фернандес возвращает мне пачку и выпускает первое облачко дыма. Он стал возле меня и грузно облокотился о перила веранды, меланхолично осматривая двор. — Ты сейчас взорвешься от нетерпения. Спрашивай уже, что хотел. — Вы поговорили с ним? Он сказал, что значит ДАРМ? На лбу испанца появился скорбная складка. Он облизал губы прежде чем ответить. — Бон… Франция сказал, мы сами узнаем о ДАРМ через пять дней, а пока он с радостью проведет с нами последние деньки… Недовольно закатываю глаза. Кидаю потлевшую сигарету в пепельницу, что стояла на перилах. Проклятый француз. Аббревиатура ДАРМ была единственной зацепкой, которую Мэтью передал в записке через Пруссию. На маленьком клочке бумаги брат сумел уместить лишь это:Франция опасен, держись подальше. ДАРМ — Китай, Англия, Франция. Англия прослушивает меня тоже. Услышав новости от Байльшмидта, я не верил пока не увидел послание и не удостоверился, что это почерк Канады. Сложно сказать, что поразило меня больше: новость о том, что страна, которую я считал лучшим другом вражеский агент, или о том, что брат в не меньшей опасности, чем был я еще сутки назад? Право слово, как будто мне не хватало предыдущих потрясений. За оставшиеся двадцать четыре часа до приезда Франции и Испании, мы пытались пробить как можно больше информации по всем доступным источникам. Вытащить получилось немного. Стало известно лишь, что Китай и Англия с бешенной скоростью заключили около сотни договоров и время от времени между различными странами проскакивает новость о готовящемся крупном проекте. Однако, ни о Франции, ни о тем более о ДАРМе я не смог отыскать ни слова. Нет даже намека на то, что это могло значить. Позже, когда приехали Антонио с Франциском мы сумели подцепить Фернандеса наедине и после череды провокационных вопросов Пруссии, стало понятно, что тот знаешь меньше всех о сложившихся обстоятельствах. Разумеется, его реакция на то, что Бонфуа предатель не была солнечной. Он не хотел верить нам, думаю, испанец до последнего надеялся, что обвинения ошибочны. И сейчас, когда Франциск раскрыл свою принадлежность к союзу с Англией, привычный полюбившейся мир рухнул для Антонио. — Мы должны воспользоваться по максимуму тем, что Франция в наших руках. Необходимо выбить из него столько информации, сколько возможно, пока его союзники не перехватили у нас это преимущество. Вряд ли мы сумеем долго удерживать француза в плену. — порывисто говорю, обозначая траекторию действий. — Не буду тебя удерживать. Болтайте сколько хотите. Я не готов ближайшее время говорить с мужчиной, разбившем мое сердце. Сочувственно смотрю на мужчину. Пожалуй, в этом мире Испания единственный способен понять, что я пережил в отношениях с Англией: мерзкое осознание, что твоими чувствами воспользовались ради личной выгоды. Нет ничего отвратительнее. — Прости. — примирительно говорю и облокотился на перила. — Не бери в голову. — спокойно отвечает Антонио, потушив сигарету о пепельницу, а потом с грустной улыбкой сказал. — Знаешь, сейчас я даже не уверен в том, что Англия в действительности ставил тот дурацкий ультиматум Франциску. — О чем ты? — осторожно спрашиваю, боясь снова отпугнуть. — Я был интрижкой Франциска, когда тот еще официально состоял в отношениях с Артуром. Мы весело проводили время, но казалось, будто между нами растет нечто большее, нечто забытое давно в прошлом… И когда англичанин застал нас в постели… — О, боже! — пораженно выдыхаю. Я не приветствую измен, и в некотором смысле даже скорее на стороне Арти в этой ситуации, но зная характер старого пирата… Это могло превратиться в катастрофу. — Что он сделал, увидев тебя? — На удивление Англия не стал устраивать ни сцен, ни драк. Он потребовал, чтобы я оставил его наедине с Франциском. Позже Бонфуа встретился со мной в Барселоне и поведал историю о том, что Артур поставил вопрос ребром, либо Франция прекращает наши встречи, либо уходит. И как ты уже знаешь, мы начали встречаться, а спустя некоторое время Англия спутался уже с тобой… Интересно, о чем на самом деле эта парочка общалась в тот вечер? Строили план, как будут дурить нам головы, или уже тот факт, что Артур застукал нас с Францией был частью стратегии? Как давно они играют в эти игры? — Да уж… если задуматься Бонфуа всегда обладал репутацией интригана, но почему никто из нас даже не поставил под сомнение его искренность? Почему ему всегда хотелось верить? — Ну… — задумчиво протянул Испания. — Франция хоть и изворотлив, может, даже коварен временами, но человеку с такой ангельской внешностью и веселым и ласковым нравом ужасно хочется верить. К тому же, Франция всегда был тем, кто противостоял Англии, поэтому при любой угрозе со стороны британских островов все знали, к кому нужно идти… Фернандес вдруг замолк и повернулся в мою сторону. Оливковые глаза удивленно расширились. — Это же идеально отлаженная система! Враг моего врага — мой друг! Если предположить, что они в сговоре уже много столетий, то история предстает в ином свете. Франция ведь неоднократно использовал Англию для укрепления положения в Европе, и почти любой соперник Артура попадал под влияние Бонфуа… Какими же глупцами все мы были! Разве можно было поверить, что они в действительности могли быть врагами? — Они воевали все время, что я помню… — грустно вставляю, в очередной раз разочаровываясь. Как я мог верить в то, что между нами возможны отношения, когда единственный, кому Артур был неизменно предан, — возлюбленный «враг». В довершении всего я ведь тоже попал в эту примитивную ловушку: как только мне нужно было стать независимым государством, первым, к кому я обратился, оказался Франция. Если представить их союзниками, то получается, что они никогда не упускали контроль над мировой ареной, жонглируя странами, словно цирковыми шариками. — Ну нет… — со злой упрямостью говорю, уверенно глядя Испании в лицо. — Мы больше не поведемся на их игры! — Звучит здорово. Вот только, Америка… Мы все еще не знаем, что такое ДАРМ, а саммит уже меньше чем через пять дней. Я не был бы столь оптимистичен. Раздраженно бью кулаком о деревянное перило. Обязательно было сбивать мой боевой настрой? Пепельница с глухим стуком падает на землю. Уязвлено прячу взгляд, осматривая двор. Уже наступили сумерки. Вдруг неподалеку раздался звук мотора. Не может быть, чтобы Пруссия так быстро вернулся из города. Испания тоже выглядел напряженным. Мы, не сговариваясь, направились в дом за Иваном. Он должен лучше чувствовать свою территорию и определять личность приближающегося. Едва мы зашли в прихожую, на встречу вышел Россия. — Пруссия здесь. — Но как он мог так быстро вернуться? — спрашиваю с недоумением в голосе. Брагинский неуверенно повел плечом. — В общем-то, все это время он петлял неподалеку. — Да что за черт! — срываюсь на крик и отталкиваю Антонио, чтобы выйти во двор. Силуэт машины уже был виден, я пошел вперед. Мне нужен хотя бы один вразумительный ответ на то, что здесь происходит! Выхожу за ворота. Машина останавливается в нескольких шагов от меня. — Что случилось?! — нетерпеливо выкрикиваю едва открылась дверь. Спустя мгновение из салона вышел Гилберт, со спутанными пепельными волосами, торчащими в разные стороны, и потерянным выражением лица. — Происходит какая-то чертовщина. — хрипло произносит прусс, от чего я раздражаюсь еще сильнее. — Это и так понятно, добавь конкретики, будь добр! — агрессивно отвечаю, отмечая не успевающим за языком сознанием, что моя манера речи стала точь-в-точь как у Англии. — Эй! — раздался крик, запыхавшиеся Россия с Испанией стояли возле ворот. — Мы вообще-то тоже хотим знать, что произошло! — недовольно выкрикивает Антонио. Я вздыхаю, и, кивнув Байльшмидту, пошел в сторону парней. Когда мы все поравнялись, я снова обратился к красноглазому альбиносу: — Ну, говори уже, почему ты не доехал до Москвы? — Я хорошо разбираюсь в местности, Иван не даст мне соврать, но, как только я проехал поворот за мостом, я почему-то начал делать петлю и вернулся назад. Так произошло раза три. Потому я решил поехать другой дорогой, через соседскую дачу, но даже не смог доехать до дома и снова оказывался у моста. Мы втроем растерянно переглянулись. Я понятия не имел, как реагировать. Однако, Иван напротив, будто начал о чем-то догадываться. — Гил, ты не заметил странные символы где-нибудь по дороге? Байльшмидт удивленно посмотрел на Россию. — Именно об этом я и хотел сказать. Смотрите. — Прусс достал из кармана телефон и, разблокировав, показал фотографии. — Я нашел их на некоторых деревьях. На коре берез были вырезаны какие-то узоры, но самым странным оказалось не это. Узоры мерцали слабым голубым сиянием…