Т. Л.

      

***

             Тощее, пьяное нечто, качаясь из стороны, зловеще медленно приближается к Косте, а потом впиливается в него, при этом продолжая пытаться куда-то идти. — Эй, мелочь. Перепил совсем? — Кинчев касается лохматой макушки парня, поднимая его голову от своей груди. Мелочь вздрагивает, еле разлепляя глаза и непонимающе оглядывается. А в следующую секунду вновь утыкается в тёплого Костю, мурча что-то неразборчивое. Костя вздыхает. Сейчас бы ему развозить пьяных после концерта детей. А с другой стороны, что поделаешь. Кинчев вновь, уже за плечи, осторожно отстраняет пацана, встряхивает его и заставляет посмотреть на себя. Парень оказывается ещё более молодым, чем предполагал Костя. У него острые скулы, по девичьи нежные черты лица и огромные синие, подведенные черным, глаза, которыми он недовольно смотрит на Костю пару долгих секунд. А потом отшатывается. Узнал. Кинчев хмыкает и удерживает мелочь за плечи. — Где живёшь? Давай домой отвезу. А то ж родители обыщутся. Парень в ответ невнятно и очень долго шепчет, явно сорванным голосом. Косте удаётся разобрать лишь «Константин Евгенич», «Какие родители?», «Да я сам доеду, тем более со мной Саша». Кинчев вздыхает ещё тяжелей. — Господь, за что мне это всё? — он вновь встряхивает пацана, начавшего засыпать на ходу. — Сам ты явно не сможешь. А Саша твоя смылась и судя по твоему состоянию.. Её.. Днем с огнём не сыщешь. Так что давай, называй адрес, я тебе такси вызову. Парень пытается что-то сказать, но после лишь вновь прижимается к Кинчеву, обнимая его. — Везите куда хотите.. И я давно без родителей.. Мне двадцать три, Константин Евгеньевич. Сказав это, видимо из последних сил, парень засыпает, повиснув на Кинчеве. Пока брови последнего ползут повыше лба.

***

      С похмельем у Ярика всегда было тяжко. В восемнадцать организм ещё как-то вывозил, но не сейчас. Он с опаской открывает глаза, тихо молясь про себя, чтобы он был в своей квартире. А на кухне был готовящий что-то вкусненькое Саша. Ярик открывает глаза. Он. Не у себя. Дома. Это заставляет окончательно проснуться, так что он подрывается с кровати, испуганно озираясь. Перед глазами всё тут же начинает кружиться и Ярик чувствует что сейчас упадёт. От встречи с полом спасают объятия. Баярунас чувствует как его подхватывают мужские руки. Сильные, немного грубые, мужские руки. Они привлекают ближе, так что Ярику приходиться вжаться, обнимая в ответ. Мысли его мечутся из крайности в крайность. Начиная с того, что Саша резко поменялся во всём, заканчивая тем что его пьяного, после концерта кто-то похитил и... Его усаживают на кровать, помогая привалиться к стенке и подпихивают под спину подушку. — Как ты? Жив вообще? Пьяница недоделанный. — мужчина хмыкает, а у Баярунаса мысли начинают метаться в три раза активнее. — Константин Евгеньевич?.. — еле выдавливает из себя Ярик. Он пытается всмотреться в силуэт сидящего рядом, вслушаться в такой родной голос. — Я, я. А вот ты мелочь, редкостная... Пить надо уметь.. — Да умею я... Только помолчите, башка раскалывается от вашего прекрасного голоса. Голова у Яра правда болит жутчайшем образом, а комната перед глазами всё ещё плывёт. Так сильно, что он даже готов отложить объяснения с кумиром и расспросы, как же он оказался тут. Костя неодобрительно качает головой и встаёт. — Приходи в себя, давай. Я за таблеткой.       «Приходи в себя» — легко сказать. Ярик не пил от слова совсем с нового года, так что сейчас у него и правда вертолетики летают, вместе с мыслями «что он здесь делает?» и «зачем?». Капитально же он вчера перепил. Он дома у чертового Кинчева, Саша неизвестно где, а ему, Ярику надо вообще-то домой и что бы к пяти на репетицию, как штык. Ярик жмурится, массирует виски, но боль никуда не уходит. Зато приходит Константин Евгеньевич, как и обещал с спасительной кружкой воды, которую Баярунас всасывает за один глоток. — Куда?.. Ну а таблетку, дурья голова? — Чёрт с ней. Можно ещё воды? И до ванны меня проводите, пожалуйста. Там уж я сам. Кинчев вновь вздыхает, а потом подхватывает тушку, неся ту в сторону ванной комнаты.       Под струями холодной, а потом горячей, а потом опять холодной воды Ярик приходит в себя вполне быстро. Он сидит на дне ванной упорно направляя себе в лицо ледяной поток. — Пф-ф... — Ярик фыркает. — Ну это ж надо было. Он растирается махровым полотенцем, пока скелет, смотрящих на него из зеркала мягко намекает, что хочет поесть. — Перебьешься. Денег с собой нет, дай бог на банковской три рубля завалялось. На проезд. — Ярик ерошит мокрые пряди волос. — А Константина Евгеньевича я тебе не позволю объедать. И так вон что учудил. Стыдно, Ярослав, стыд-но. На кухню он приходит спустя пару минут натянув слабую улыбка. Вчерашняя подводка стерта, на голове не бардак, чокер с шее в заднем кармане джинс. Ярик кашляет на пробу. — Доброе утро, ещё раз, Константин Евгеньевич. Я очень извиняюсь за все события утра и.. Как я подозреваю, мои ночные подвиги тоже заслуживают извинений. Вот... И жутко тушуется почувствовав на себе взгляд. Для себя маленький Ярик всё никак не может осознать, что он дома у Кинчева — произносить с благоговейным трепетом, — у самого Кинчева. Того Кинчева, которого слушал и смотрел ещё подростком, которого голос знаком до дрожи, которого петь готов пол своего концерта просто потому что нравится. Мысли уходят куда-то совсем не туда. Баярунас встряхивает головой и пытается поднять взгляд. Пьяным на Константина Евгеньевича в такой близости было смотреть намного легче. — Правда извините.. Я не хотел доставить вам неудобство. Или... Точнее, тем более Александре Алексеевне.. — Совсем смущается Ярик вспомнив о жене Кинчева. — Ну ей то ты уж точно не доставишь никаких неудобств. Её тут нет. — Усмехается Константин Евгеньевич, как-то странно, по-доброму глядя на Яра. — Да и мне, ладно уж. Неудобства прям. Перепил ты вчера немного, с кем не бывает. Садись есть, я кашу манную сварил. — Кашу?... Манную? — Почти заворожено тянет Ярик, который эту самую кашу, последний раз ещё в детстве ел, до переезда от родителей. Каша то ему очень нравилась, но вечные мотания с театром, кастингами и репетициями не оставляли времени на её поедание. Рот наполняется слюной и Яр поспешно одергивает себя, сглатывая. — Извините. Мне надо идти. Я и так задержался и помешал. Я не хочу ещё и.. — Баярунас не договаривает. — Ты тощий, пацан. Тебя ветер сдувает, так что хочешь ты или нет, но как старший и мудрый, я тебя накормлю. Садись. — Тянет Кинчев за локоть к столу Ярика. И сил вырываться из крепкой хватки у него нет.

***