Змеиный дом

      Хуа Чэн рассеянно моргает, осматриваясь по сторонам и щурясь от яркого солнца, закрывая глаза ладонью от его лучей. Вокруг по-летнему тепло и гуляет свежий ветерок, развевая распахнутые одежды и густые волосы, играясь с ними, словно с ленточками. Запах цветов и травы забивается в нос, и Хуа Чэн делает глубокий вдох, позволяя ему осесть в лёгких.       Вдалеке виднеются небольшие постройки, что-то вроде гостевого домика, который, однако, выглядит довольно солидно, словно предназначен только для отдыха выходцев из высших сословий, и парочки прилегающих к нему строений, предназначенных, скорее всего, для отдыха и размещения слуг. Чуть поодаль стоят конюшни, и даже с такого расстояния Хуа Чэн видит трех лошадей в стойлах, что склонили головы, жуя сено и размахивая хвостами, прогоняя надоедливых насекомых.       У входа в постоялый двор лениво стояли стражники, облокотившись на забор и скрестив руки на груди, выполняя свою работу лишь формально, поскольку в таком уединённом месте, спокойном и тихом, вряд ли хоть что-то могло произойти. Максимум, пришлось бы ловить сбежавшую из конюшни лошадь, и только. В ажурной беседке, расположенной во внутреннем дворике, сидели две женщины, одетые в дорогие одежды свободного кроя, подпоясанные в талии, а светлые ткани прекрасно подходили сегодняшней теплой погоде и летнему солнцу, что щедро бросало свои лучи на землю. Они о чем-то тихо беседовали, пряча улыбки за ладонью или веером, как и учили всех молодых особ высшего общества, и изредка касались маленьких чашечек, расставленных тут же на низком столике. Время от времени они бросали короткие взгляды во двор, а на их губы ложились ласковые улыбки, а в глазах плескалась нежность, с которой матери смотрят на своих детей.       Хуа Чэн нахмурился, подходя ближе и оставаясь незамеченным. Всё вокруг казалось слишком ярким, слишком тёплым и красивым, каким-то неправильным.       Как минимум потому, что в последний раз, когда Хуа Чэн выходил на улицу, там падал снег.       Значит, это сон. Слишком осознанный и слишком странный, но это только больше подначивало демона подойти ближе и посмотреть, что хочет показать ему его разум.       Трава шуршала под его ногами и ложилась мягким ковром, когда Хуа Чэн подошёл почти вплотную к тому, что теперь точно казалось загородным домом, предназначенным для отдыха теплыми летними днями. С такого расстояния можно было различить тихую беседу двух молодых особ, что не прерывалась, даже несмотря на высокие и звонкие детские голоса. Только подойдя так близко, Хуа Чэн смог увидеть двух мальчишек лет шести-семи, что носились друг за другом по траве, что совсем не соответствовало их очевидно высокому статусу, но, видимо, обе матери решили позволить своим чадам подурачиться и не стали ругать их за то, что они вели себя, как дети, кеми те, собственно, и были.       Вдруг один из них ловко извернулся, пробежав мимо стражников, что даже не пошевелились, когда мальчики выбежали в чистое поле, продолжая свои игры. Хуа Чэн слышал их звонкий смех, какую-то детскую болтовню, и не понимал, почему его мозг решил показать ему что-то подобное. Это даже нельзя было назвать воспоминанием — он точно знал, что никогда не был в месте, подобном этому. Он решил проследовать за детьми, если даже стража, которой явно следовало бы следить за ними, этого не делала. Хотя демон прекрасно понимал, что это лишь сон, он испытал какую-то внутреннюю тревогу от мысли, что двое мальчишек просто потеряются в таком широком и бескрайнем поле.       Он понял, что это было бессмысленной идеей, когда один из детей пробежал сквозь него, словно это Хуа Чэн был для них сном, а не они для него.       Тогда он решил получше рассмотреть этих детей. Они были примерно одного роста, одеты довольно просто, — видимо, чтобы не испортить одежду во время игр, — но в дорогой шелк, позволить который себе могли далеко не все. Мальчики казались двумя противоположностями: на одном были чёрные одежды, а такие же чёрные волосы были собраны в небольшой хвост на затылке, в то время как другой был одет во все белое, даже слишком, с учетом того, что они носились по траве, а его каштановые волосы были слегка растрёпаны поднявшимся ветром.       Хуа Чэн почти сразу понял, что мальчик в белых одеждах выше по статусу, несмотря на то, что дети общались друг с другом на равных. Это было почти очевидно, даже если он ни разу не увидел его лица, потому что мальчик каким-то образом всё время оказывался к нему спиной.       — Гэгэ, а пошли во-он туда! — вдруг предложил мальчик в чёрном, указывая куда-то вдаль, на высокий холм, из-за которого выглядывали яркие солнечные лучи.       От неожиданности Хуа Чэн невольно вздрогнул, но тут же помотал головой, продолжая следовать за детьми.       Мальчик в белых одеждах остановился, оценивающе рассматривая указанный холм, но вскоре кивнул, беря своего друга за руку и уводя его к их новой игровой цели. Было очевидно, что именно «гэгэ» принимал конечное решение, как Хуа Чэн уже ранее и догадался, потому как ребёнок в чёрных одеждах тут же просиял, сжимая в руке ладошку старшего и идя за ним выше по холму.       Стоило им достигнуть намеченной цели, как они почти синхронно ахнули, глядя на расстилающийся перед ними простор, на бескрайние поля, уходящие вдаль и сменяющиеся тёмной лесной грядой. Хуа Чэн, стоя чуть позади, тоже считал представший перед ним пейзаж довольно красивым, однако всё же вёл себя сдержаннее.       — Я так хочу пойти туда, Сань Лан! — вдруг произнёс один из детей, и Хуа Чэн крупно вздрогнул, услышав знакомое прозвище. В мгновение весь сон приобрёл смысл и заставлял слегка напрячься. Либо его разум просто накладывает ту галлюцинацию на этот странный сон, либо эти два явления связаны напрямую, просто демон не способен пока этого понять.       — Нас наругают, гэгэ, — неуверенно бормочет мальчик в чёрном, переминаясь с ноги на ногу. Ему тоже явно хочется подойти поближе, убежать ещё дальше, но он, кажется, менее разбалован, чем его старший товарищ, поэтому быстрее понимает, что родители будут недовольны такой самодеятельностью с их стороны.       — Это нечестно, — бурчит мальчик, складывая руки на груди, но, кажется, не собирается пытаться уговорить друга нарушить правила. — Мы ведь уже взрослые, Сань Лан, почему мы не можем делать то, что захотим?       Мальчик в чёрном пожимает плечами, а Хуа Чэн не сдерживает смешливое фырканье. Да уж, этого «гэгэ» точно хорошо разбаловали родители, и только рассудительность и осторожность младшего не дают ему делать всё, что хочется. Возможно, таким образом он чувствует ответственность за них обоих, которую несёт по праву старшинства и статуса.       — Пойдём обратно, гэгэ, пока нас опять не начали искать, — предлагает «Сань Лан», слегка поморщившись от каких-то воспоминаний, связанных, очевидно, с подобным инцидентом, последствия которого отложили в памяти мальчишек то, как делать не надо.       Мальчик в белом кивает, тихо вздыхая, и разворачивается, беря друга за руку, впервые поворачиваясь лицом к Хуа Чэну, у которого от одного только взгляда на него кровь стынет в жилах.       Потому что у мальчика в белом нет лица. Он что-то говорит, смеётся, но звук словно исходит из ниоткуда, ведь рта тоже нет. Как будто одна сплошная маска, плотно прикреплённая к детскому личику. Его друг словно и не замечает ничего странного, из раза в раз бросая взгляды на старшего, и тогда Хуа Чэн понимает, что это видение только для него. Только он не может увидеть лица ребёнка, что невольно вызывает мурашки по телу. Он видел много мерзостей, сам их совершал, но безликий ребёнок кажется ему жутким.       Внезапное открытие побуждает демона хорошенько рассмотреть внешность второго ребёнка в попытке найти хоть какие-то подсказки. Он выглядит довольно миловидно, как и все дети в его возрасте, но уже можно заранее сказать, что он вырастет довольно красивым. Об этом говорят и глубокие тёмные глаза, что смотрят на мир с живым интересом, и обрамляющие их длинные ресницы, что, словно веера, касаются щёк мальчика, когда тот моргает. Его тонкие губы растянуты в веселой улыбке, в которую закрадывается потаённая нежность, а собранные в хвост волосы едва заметно вьются. Несложно представить, каким привлекательным он станет в будущем.       Чего нельзя сказать о другом ребёнке, чьё лицо пугающе отсутствует, и слышно только его задорный высокий голос.       Хуа Чэн морщится, глядя на этих двоих и не чувствуя совершенно никакого узнавания. Какой отвратительный сон, поскорее бы проснуться. Однако, как бы он не пытался, сбросить оковы сна Хуа Чэну не удавалось, словно что-то всё ещё удерживало его внутри, и это нервировало.       В голове мелькнула мысль, что, возможно, если он отойдёт достаточно далеко, потеряв детей из виду, то автоматически проснётся. Поэтому, недолго думая, демон разворачивается в противоположную сторону от гостевого дома и мальчишек, и срывается на бег, чувствуя, как высокая трава щекочет его стопы и цепляется за длинные полы халата.       Он бежит и бежит, пересекая холм, с которого дети смотрели на округу, и спускаясь вниз широкими шагами, едва не спотыкаясь о собственные ноги. В какой-то момент Хуа Чэн замечает, что шумно дышит, словно воздух ему всё так же необходим, а горло и лёгкие дерёт от долгого бега. Он сглатывает, пытаясь задержать дыхание, но от этого становится только хуже, так что демон сдаётся, глубоко вдыхая свежий воздух и чувствуя, как он бежит по его крови и мышцам. Это так раздражает. Хуа Чэн уже и забыл, как неудобно быть человеком.       Тем не менее, он не останавливается ни на секунду, собираясь бежать так долго, как только сможет, лишь бы отойти подальше от этого странного места и этих странных детей. По вискам течёт пот, и кожа блестит под лучами яркого солнца, но Хуа Чэн лишь сжимает губы, с которых непроизвольно срывается тяжелый вздох, и бежит дальше, пересекая равнину и поднимаясь вверх по холму, продираясь сквозь траву столь высокую, что она неприятно бьёт по оголённому животу.       И когда Хуа Чэн уже мысленно готовится к тому, что ему снова придётся бежать под гору, молясь о том, чтобы не запутаться в собственных ногах и не покатиться с холма кубарем, перед его взором внезапно возникает гостевой домик, огороженный забором, рядом с которым расположены конюшни, а во внутреннем дворике две дамы сидят в беседке и пьют уже остывший чай. Двое стражников лениво опираются на забор, скрестив руки, прекрасно понимая, что никакой опасности в таком тихом и спокойном месте и быть не может, но всё равно несут службу, пускай и не так ответственно. И здесь же, под редким взором матерей, играются двое мальчишек, чьи чёрные и белые одежды слегка развеваются во время бега.       Хуа Чэн замирает, а с его губ срывается испуганный вздох. Он шумно сглатывает, медленно оборачиваясь через плечо, только чтобы увидеть гостевой домик, с двумя дамами в беседке, ленивой стражей и играющими во дворе детьми.       Внутри поднимается паника, когда Хуа Чэн понимает, что ходит кругами, и сон его просто так не отпустит. Казалось, что милый и яркий летний день запер его внутри себя, как в клетке, наблюдая, как он бегает туда-сюда, как белка в колесе.       Хуа Чэн шумно выдыхает, опуская голову, и чуть не подпрыгивает, когда видит перед собой безликого ребёнка, что высоко задрал голову и «смотрит» прямо ему в глаза. Вопреки здравому смыслу и мёртвому телу, демон чувствует, как в его груди бешено колотится сердце, когда он вновь оказывается в ловушке этого мальчика.       — Сань Лан, куда ты убежал? Мы же хотели поиграть вместе, — невинно спрашивает ребёнок, и на этот раз у Хуа Чэна не остаётся сомнений, что имя «Сань Лан» обращено к нему.       — Я не твой Сань Лан, — как можно более мягко говорит он, делая шаг назад, когда ребёнок вдруг подаётся вперёд, хватая его за длинные полы халата.       — Как же нет, если да? Мы с Сань Ланом дружим с самого детства, я его везде узнаю, — упрямо произносит мальчик, крепко держа в маленьких ладошках чёрный шелк и не спуская «глаз» с лица демона, что искажается от откровенной паники. По какой-то причине безликий мальчишка вселяет в него больший ужас, чем всё, что он видел за свою долгую жизнь. — Почему ты убегаешь от меня, Сань Лан?       Хуа Чэн сглатывает, мотая головой.       — Я не…       — Не убегай, Сань Лан! Ты же обещал, что мы всегда будем вместе!       Демон чувствует, как у него раскалывается голова от этого голоса.       — Я…       — Сань Лан, ты уходишь? Не оставляй меня, Сань Лан! Сань Лан, пожалуйста! Сань Лан, Сань Лан, Сань Лан, Сань ЛанСаньЛанСаньЛанСаньЛанСаньЛанСань-       Хуа Чэн просыпается с диким криком, резко садясь на кровати и жадно вдыхая давно ненужный ему воздух. Он в панике оглядывается по сторонам, пытаясь понять, где находится, постепенно угадывая очертания собственной комнаты. По телу течёт холодный пот, оставляя маленькие лужицы на сбитых простынях, и даже волосы кажутся неприятно влажными от тяжелого сна.       Голова всё так же гудит, пульсируя у висков, и демон зажмуривается на мгновение, потирая их пальцами.       Это был просто сон. Отвратительный, ужасный кошмар.       Это не первый раз, когда Хуа Чэну снятся подобные сны, но никогда они ещё не были такими обманчиво приятными и красивыми. Стоило сразу догадаться, что там кроется что-то ещё, отчего у демона теперь раскалывалась голова.       Лёгкий ветер, проникающий через распахнутые балконные двери, остужает покрытую потом кожу, вызывая мурашки и дрожь, и Хуа Чэн встаёт с кровати, на нетвёрдых ногах подходя ближе и почти боясь выглянуть наружу. Ему кажется, что за окном он снова увидит летний день, но перед взором мелькает белый занавес, и Хуа Чэн с облегчением выдыхает, а с губ срывается облачко пара. Он выходит на балкон, облокачиваясь на покрытые тонким слоем снега перила и игнорируя обжигающий разгорячённую кожу холод.       Вокруг белым бело, снег красиво лежит на земле, покрывая весь внутренний двор и оседая на ветвях деревьев, склоняя их к земле своим весом. Он лежит на изогнутых крышах и маленьких статуях, сидящих на углах, тонким слоем оседая на незажженые бумажные фонари. Солнце едва-едва пробивается сквозь облака, создавая приятное слабое освещение, словно мягкий туман, и белоснежный покров слегка поблескивает под тусклыми лучами. В воздухе медленно кружатся снежинки, едва ли задетые ветром, и Хуа Чэн подставляет под них лицо, позволяя нескольким из них охладить его кожу и запутаться в волосах.       Боль медленно отступает, оставляя после себя только неприятное воспоминание, и Хуа Чэн вздыхает, прикрывая глаза. Кажется, он не ляжет спать ещё ближайшую неделю. От одной мысли о том, что он снова очнётся в том поле рядом с теми детьми, его пробирает дрожь, не имеющая ничего общего с холодной погодой.       Ему срочно надо на что-то отвлечься, занять себя чем-нибудь, лишь бы только выкинуть из головы эти отвратительные воспоминания. Ему определённо стоит немного развеяться, разве что, где-нибудь в помещении, — от мысли об открытом пространстве у него снова начинает болеть голова.       Возможно, стоит загрузить себя работой, чтобы не осталось времени думать о чём-то другом. Да, наверное, так и стоит поступить.       Но сначала стоит дойти до купален и смыть с себя этот ужасный сон.

***

      Се Лянь же, не подозревая о терзаниях своего господина, медленно прогуливался по павильону, наслаждаясь теплым зимним утром. Он с наслаждением вдыхал морозный воздух, поправляя тёплую накидку на плечах, и медленно брёл в случайном направлении. Ему повезло, что его выходной выпал именно на такое тихое зимнее утро, которое он мог потратить на спокойную прогулку снаружи, вместо того, чтобы проводить всё время в четырех стенах.       У слуг был жесткий график, согласно которому на шесть рабочих дней приходился один выходной, однако у всех он разнился, поскольку в поместье всегда должно быть прибрано, полы начисто вымыты, а завтрак, обед и ужин — приготовлены. Так, например, у Се Ляня, как и у ещё нескольких невольных, выходной выпадал на субботу, поэтому сегодня он мог позволить себе встать так поздно, как только хотел, однако по какой-то причине он проснулся ни свет, ни заря, чувствуя себя при этом прекрасно выспавшимся, поэтому решил провести утро за лёгкой прогулкой по внутреннему дворику, чувствуя, как щеки горят румянцем от лёгкого мороза, а в волосах путаются снежинки.       С одной стороны, ему было грустно, что его выходной не совпадал с выходным Му Цина и Фэн Синя, ведь больше друзей он себе тут так и не завёл, — да и обстановка не очень-то располагала: большинство демонов были недружелюбными и грубыми, и соблюдали вежливость только с Линвэнь или Инь Юем, но на всех остальных смотрели косо и с насмешкой. Людей здесь порядком не любили, однако ничего не предпринимали, зная, что драки под запретом, а применять насилие могли только старшие демоны и только за какую-то провинность. Поэтому Се Лянь старался лишний раз ни с кем не говорить и не пересекаться без дела, чтобы не попасть в неприятности.       Однако, с другой стороны, без его давних друзей было тихо, а это всё-таки немаловажный компонент того, что считается отдыхом. Рядом с ними, Се Лянь уверен, у него в какой-то момент точно бы заболела голова. Он любил своих друзей, правда, но он бы соврал, если бы сказал, что они не шумные. Особенно теперь, когда они при каждом удобном случае жаловались на Линвэнь и ту гору работы, которую она на них скидывает. Се Лянь обычно слушал их, иногда сочувственно кивая, но про свою «работу» предпочитал отмалчиваться. Зачастую Фэн Синь и Му Цин благоразумно молчали и не говорили ничего по этому поводу, однако и у них время от времени вылетало неприятное словечко, после которого они опускали взгляды и извинялись, а Се Лянь делал вид, что ничего не слышал.       Он понимал, что им не нравится его работа, как понимал и то, что со временем они стали на него косо смотреть, думая, что он не видит. Конечно, тут хочешь не хочешь, а будешь глазеть на человека, которого из генерала разжаловали до проститутки, но Се Ляню всё равно было неприятно. Он знал, о чём они думают, что представляют, когда видят его в коридоре, несущим поднос с едой в комнаты Князя Демонов. Знал, что они думают о том, ляжет ли он сегодня под Хуа Чэна или нет, даст ли собой воспользоваться. А по утрам, когда он появлялся на кухне, невзначай рассматривали его шею на предмет новых отметин, думая, что делают это незаметно. И пускай повседневная одежда Се Ляня почти полностью закрывала все следы прошедшей ночи, ему было некомфортно под этими взглядами, ведь чем больше времени проходило, тем больше пренебрежения появлялось в их голосах, в том, как они смотрели на него — как на шлюху Князя Демонов.       В какой-то степени Се Лянь понимал, что это неизбежно. Что рано или поздно они изменят о нём своё мнение, ведь, как Фэн Син и Му Цин сами не раз говорили, они бы скорее умерли, чем позволили бы демону воспользоваться своими телами. Возможно, в какой-то степени они и были правы, и поэтому теперь презирали Се Ляня за то, что тот не поступил так же, а согласился обслуживать Хуа Чэна в постели.       Но Се Лянь о своём решении не жалел. Он радовался каждому дню, что ему удалось прожить, воспринимая его как подарок, а не как должное, ведь теперь сохранность его жизни зависела от капризов Князя Демонов, а не его собственной воли. Конечно, формально, он всё ещё мог оборвать свою жизнь самостоятельно, но Се Лянь об этом и думать не хотел. Работа на Хуа Чэна стала для него чем-то обыденным, то, к чему со временем можно привыкнуть, как и к переменчивой натуре демона, поэтому Се Лянь не жаловался.       Лёгкий ветер поднял снежинки в воздух, закрутив их вокруг Се Ляня, и он звонко чихнул, когда несколько из них пощекотали его нос. Возможно, с прогулкой стоит заканчивать, а то болеть как-то не очень хочется. Обидно, что нельзя было выйти в город: Се Ляню очень хотелось вновь его осмотреть, но желательно, чтобы его при этом не поймали какие-нибудь охочие до человеческого мяса демоны. Возможно, всё-таки был смысл в том, что им запрещено было покидать территорию поместья.       Других развлечений в Доме было не так уж много: исключая прогулки на свежем воздухе, все невольные обычно весь день проводили в постели, досыпая за остальные дни. Се Ляню казалось слишком скучным и неправильным тратить весь свой выходной на сон, поэтому он был очень рад, что ему удалось достать несколько книг, которые ждали своего часа. Некоторые демоны, правда, зачастую развлекали себя играми в карты и кости, правил которых Се Лянь не знал, но людей в эти игры и не звали. А поскольку личного имущества у невольных было не так уж и много, ставками зачастую был либо собственный заработок, либо годы, которые они задолжали Князю Демонов. Сам Хуа Чэн об этих пари прекрасно знал и никак не препятствовал: он лишь просил вести учёт побед и поражений, чтобы знать, насколько лет чей срок изменился.       В какой-то степени в этом был смысл: с шансом пятьдесят на пятьдесят можно было сильно сократить срок службы у Князя Демонов, передав его проигравшему. Но был и риск остаться на большее время, добровольно соглашаясь работать прислугой в Доме дольше, чем нужно было изначально. Отчасти Се Лянь был рад, что людей в эти игры не приглашают: почему-то он был уверен, что забрал бы себе чужие годы службы.       Алкоголь в поместье был строго запрещён, если только его не было приказано подать Князю Демонов и его гостям. Невольных же ждало наказание, если они позволят себе не только украсть собственность Хуа Чэнчжу, но и из-за опьянения будут вести себя неподобающим образом. Особенно тяжело было тем, кто при свободной жизни был пьяницей и гулякой, ведь здесь не было дозволено ни то, ни другое.       Се Ляня же условия полностью устраивали, к тому же он знал, что потенциально не сделает ничего, за что можно было получить наказание. А они были самыми разными: от простого лишения выходного и добавления дополнительной работы, до избиения плетьми и казни за особенно тяжелые преступления. По словам Му Цина, им самим перепадала лишь пара ударов плёткой по рукам за мелкие оплошности, но ничего более. Хотя они точно видели, как одного демона стража уводила конвоем, пока тот кричал и бился в истерике. Никому не хотелось оказаться на месте этого бедолаги, поэтому все старались не нарушать правил и исправно выполнять приказы. Без эксцессов, конечно, не обходилось, но то были редкие случаи, а так в Змеином доме было довольно спокойно.       Окончив прогулку, Се Лянь вернулся в свою комнатку и до самого обеда читал книгу, жадно впитывая новую информацию. Литература в мире демонов была самой разнообразной, такой, какую в обычном городе днём с огнём не сыщешь. Это были и истории о призраках и нечисти, и разного рода магические трактаты, и странные легенды и сказки, некоторые из которых даже со своим изощрённым языком слишком уж напоминали пошлые романы и истории, которых в мире демонов также было с избытком. Слава богам, такой литературы Се Ляню и другим слугам читать не позволялось. Он слышал, как однажды какой-то демон стащил такую книжку из библиотеки Хуа Чэнчжу, за что потом был показательно выпорот плетью в наказание за то, что посмел воровать у Князя Демонов. Так что Се Лянь довольствовался разного рода историями и легендами, коих тут было в избытке.       Он вообще поначалу был удивлён, что им, невольным, разрешено посещать библиотеку Хуа Чэна. Правда, справедливости ради, этим мало кто пользовался из-за незнания грамоты, но тем не менее подобная тяга к знаниям и скрашиванию досуга не возбранялась, так что Се Лянь пользовался предоставленной возможностью.       За обедом он по привычке сел рядом с Фэн Синем и Му Цином, что смотрели на него с некоторой завистью, ведь у них день отдыха выпадал на вторник, до которого ещё жить и жить. Поэтому смотреть на кого-то, кто мог делать всё, что ему заблагорассудится, было завидно, даже если умом они понимали, что дело просто в разном графике.       Они ели молча, время от времени перебрасываясь ничего не значащими фразами, когда в столовую вошло несколько демонов, от громких голосов и смеха которых Се Лянь невольно вздрогнул. Из-за частых встреч с Хуа Чэном он иногда забывал, какими грубыми и неотёсанными могут быть демоны, но местная нечисть не уставала об этом напоминать. Се Лянь поджимает губы, провожая их взглядом и слегка кривясь, когда один из них стряхивает грязь с одежды прямо на пустой стол. Демон кажется довольно крупным, с квадратной челюстью и слегка выпирающими оттуда зубами, из-за чего с губ время от времени стекают слюни, которые ему приходится постоянно вытирать висящей на шее тряпкой, которая, казалось, там специально для этого. На демона было мерзко смотреть, особенно когда понимаешь, сколько грязи он оставляет там, где другие ежедневно убираются. Насколько Се Ляню известно, этот демон работает где-то на складах и местах не самых приятных, поскольку настолько неприглядных и неопрятных слуг в главном Доме не держат, чтобы не мелькал перед глазами своей слюнявой мордой. Однако столовая здесь одна на всех, так что время от времени с такими личностями приходится пересекаться, даже если очень не хочется.       Се Лянь понял, что пялится, только когда его грубо окликнули.       — На что уставилась, шлюха? — ворчит демон, вытигая рот рукой и почесывая бугристую кожу под ошейником. Конечно, все знали, кем он работает, но некоторым доставляло особое удовольствие при каждом удобном случае напоминать Се Ляню об этом, так что в какой-то момент он научился их игнорировать. Как сейчас, например, когда он просто отвернулся, желая вернуться к еде, но аппетита уже не было. — Эй, я с тобой разговариваю.       Сбоку послышались грузные шаги приближающегося призрака, и Се Лянь тяжело вздохнул, вставая из-за стола и слегка отходя от него, чтобы хотя бы Фэн Синю и Му Цину из-за него не перепало. Двое мужчин тоже перестали есть, напряжённо глядя за нарастающим напряжением, однако пока не решались встать с места.       — Что тебе нужно? — устало произнёс Се Лянь, складывая руки на груди и всем своим видом изображая незаинтересованность.       Тем временем, к демону присоединились ещё несколько, с интересом наблюдая за словесной перебранкой, не преминув лишний раз с ног до головы осмотреть фигуру человека.       — Ты как со старшими разговариваешь, а?! — взревел демон, и Се Лянь подавил желание поднять бровь. — Тебя че, твой господин не научил манерам? Или ты только и можешь, что задницу подставлять, чтобы тебя выебали, да?       Демон смеётся, показывая неприличный жест, что с удовольствием подхватывает другая нечисть, пользуясь моментом, чтобы в очередной раз высмеять раздражающего их человека. Что интересно, других демониц, с которыми Хуа Чэн иногда проводит время, когда не зовёт Се Ляня, они плохим словом никогда не упоминали, разве что публично обсуждали их внешность, но не более. Но вот на человеке они отрывались по полной.       — Да ты посмотри на его личико-то! С такой мордашкой только шлюхой и работать. Жаль, что господин не продал его в бордель: я бы когда вышел отсюда, точно бы наведался к маленькой потаскухе в гости! — разглагольствует уже другой демон, с некрасивым горбом на спине и длинными руками. Он мерзко улыбается, проводя языком по бледным губам, и Се Лянь кривится, чувствуя подступающую к горлу тошноту.       Ему неприятно слышать подобные слова, однако он уже в какой-то мере уже привык к тому, насколько его здесь не уважают даже такие же невольные, как он сам. Ну, во всяком случае, он уже не удивляется, что они позволяют себе такие грубые и пошлые высказывания.       Слова горбатого, кажется, особенно понравились слюнявому демону, поэтому он подошёл ближе, резко хватая Се Ляня за руку, отчего тот тут же испытал невероятное желание помыться.       — А он прав, слушай. А не хочешь нам услужить, мальчик? Мы тут подыхаем без баб, а у тебя что не день — то ебля. Не окажешь нам услугу, а? Мы никому не расскажем, ты не бойся. Ты же послушная шлю-       Похабные речи обрываются сильным ударом в челюсть, которого демон уж точно не ожидал от хрупкого на вид человека. Он отшатывается, хватаясь за раненое лицо, и Се Лянь вырывает руку из чужой хватки, с прищуром и отвращением во взгляде глядя на похотливого демона.       — Пошел к чёрту, — выругивается он, хотя и не так грубо, как призраки до него. — Прикоснёшься ко мне – будешь отвечать перед Хуа Чэнчжу. А ему будет очень интересно, почему какая-то мерзкая тварь, вроде тебя, тронула его, – как твой дружок там сказал? – маленькую потаскуху.       Се Лянь фыркает, складывая руки на груди, чувствуя на себе все взгляды в этом зале. Ему не нравилось прикрываться Хуа Чэном, — это выглядело немного жалко, — но могло быть довольно действенно, поскольку больше Линвэнь эти демоны боялись своего Князя.       Ну или, может, не все из них, поскольку оскорблённый до глубины души призрак, не в состоянии смирится с тем, что его ударил простой смертный, казалось, разозлился ещё сильнее, отчего даже забыл вытереть вечно капающую слюну, которая теперь, вперемешку с кровью, образовывала небольшую лужицу под его ногами. Се Ляня чуть не вырвало.       — Ты…ах ты ублюдок, я тебе сейчас-       — Что здесь происходит? — раздаётся низкий женский голос, что моментально заставляет заткнуться дебошира, а всех присутствующих — повернуть головы в сторону говорящей.       Фэн Синь и Му Цин, даже не участвовавшие в потасовке, невольно сглатывают, когда видят на пороге столовой Линвэнь, что с ястребиным прищуром с плёткой в руках смотрит на группу демонов, окруживших одного человека.       — Госпожа Линвэнь, эта…этот человек меня ударил, это все видели! — тут же вклинивается демон, показательно держась за лицо, и остальные начинают ему поддакивать.       Демоница обводит всех внимательным взглядом, в конце концов останавливаясь на Се Ляне, и подходит ближе, замечая на его ладони небольшие ссадины, как если бы он действительно ударил кого-то. Например, в челюсть.       — Объяснись, Се Лянь, — строго проговаривает женщина, глядя на человека сверху вниз.       Се Лянь выпрямляется, не страшась её взгляда, и коротко кивает на стоящего позади демона.       — Он и остальные отпускали похабные шутки в мою сторону, — честно признаётся Се Лянь, не испытывая никакого желания вступаться за этих извращенцев. Он вдруг ловит себя на мысли, что ему почти хочется прийти этой ночью к Хуа Чэну, только чтобы забыть о том, как к нему относятся другие демоны. — А потом он схватил меня за руку и принуждал к сексу, уверяя, что Хуа Чэнчжу ни о чём не узнает.       Подобные слова были равносильно приговору для демонов, поскольку то, что делалось в обход ведения Князя Демонов, считалось строжайшим проступком. И Се Ляню было совершенно не жаль их: ему уже однажды приходилось отстаивать свою честь ценою поединка, так что словесная перепалка теперь казалась настоящим пустяком.       Линвэнь какое-то время смотрит на него своим тяжёлым, холодным взглядом, словно ждёт, что человек сломается, что испугается её, как другие, но Се Лянь стойко терпит оказываемое на него давление, не собираясь брать свои слова назад.       В конце концов женщина хмыкает, поворачиваясь к слюнявому демону, и крепче сжимает в руках плётку.       — Тебе известно, что посягать на то, что принадлежит Хуа Чэнчжу, строжайше запрещено. А тем более прикасаться к тому, кто регулярно посещает покои господина и ложится в его постель. Думаешь, ты имеешь хоть какое-то право трогать своими грязными руками этого человека, а тем более даже думать о том, чтобы переспать с ним? — едко цедит Линвэнь, и, если Се Ляню и не нравится её формулировка, то он просто молчит. — За свою наглость и жадность ты получишь соответствующее наказание. Стража.       Тут же, по первому зову, появляются двое стражников — высокие демоны с узкими мордами собак и торчащими наверх ушами-треугольниками, — которые тут же берут под руки ошарашенного такой перспективой демона и уводят в неизвестном направлении. Все присутствующие провожают их взглядами: кто-то с облегчением, а кто-то со страхом рано или поздно оказаться на том же месте.       — Время обеда закончено, возвращайтесь к своим обязанностям, — категорично произносит Линвэнь и уходит, не оставляя места для возражений.       Демоны, что ещё несколько минут назад поддакивали своему товарищу в его похабных поползновениях, теперь лениво разбредаются кто куда, лишенные обеда, и даже не смотрят в сторону людей. Се Лянь облегчённо выдыхает, на мгновение прикрывая глаза, и оборачивается к Фэн Синю и Му Цину, чтобы попрощаться, — до ужина, по крайней мере, — когда видит, как они неловко отводят взгляды, что-то скомканно бросая в ответ.       А, конечно, они ведь тоже всё это видели. И то, как его называли шлюхой, и то, как его хотели изнасиловать несколько мерзких на вид демонов. Наверняка они для себя что-то уже решили, глядя на всё это. Например, то, что Се Лянь совсем низко пал, раз к нему относятся так, а ещё, что, наверное, они не будут в безопасности, если будут постоянно с ним якшаться. Или что их тоже будут считать своего рода «доступными», как их товарища.       Что ж, это было ожидаемо. Се Лянь почти не удивлён. Фэн Синь и Му Цин всегда больше были подвержены влиянию общественного мнения, чем он. Даже если это общество грязных неприятных демонов, они в первую очередь будут думать о том, как выглядят со стороны, и что о них подумают. Се Ляню в этом плане по большей части было всё равно, кем его видят, пока он сам знал, кем является или не является.       Но он не может винить друзей за то, что им некомфортно с ним находиться. Это можно понять, в целом, хотя и немного обидно. Они ведь всё-таки не чужие друг другу.       Поэтому Се Лянь прощается первым, не испытывая желания находиться здесь хоть на мгновение дольше, и уходит в свою комнату, запираясь там до вечера и стараясь не думать о том, что даже те, с кем он прошёл огонь и воду, готовы отвернуться от него из-за его работы.

***

      Тем же вечером он бредёт по саду, расположенному за поместьем, закутавшись в свой плащ. С утра немного похолодало, но это в любом случае не остановило бы Се Ляня от того, чтобы лишний раз пройтись по свежему воздуху, нежели томиться в четырёх стенах. К тому же, территория Дома была довольно большой, отчего обойти её за один раз казалось невозможным. Прямо сейчас Се Лянь приметил себе небольшой сад, ведущий к искусственному пруду и маленькой беседке вдалеке. Здесь даже зимой цвели магнолии и глицинии, а рядом с водоёмами, покрытыми тонкой коркой льда, склонили свои ветви ивы, слегка покрытые инеем.       Во дворце, где Се Лянь бывал несколько раз по долгу службы, тоже было подобное место, в основном предназначенное для променада царских особ, однако оно казалось слишком вычурным и с большим количеством самых разных фонтанов и клумб с цветами, из-за чего душистый запах там был сильным и постоянным. Кому-то, возможно, подобное и нравилось, но для Се Ляня нахождение там неизбежно влекло головную боль.       Здесь же было так тихо и спокойно, что казалось, будто в этом месте никто не живёт. Построек в саду было не так много, а искусственные фонтаны и клумбы заменяли настоящие небольшие рощи и свободно растущие кустарники. Казалось, словно естественный пейзаж просто слегка привели в порядок и огородили, сделав территорией резиденции.       Се Ляню здесь нравилось. На краткое мгновение он позволил себе забыть об ошейнике, что неснимаемым якорем приковывал его к Змеиному дому, и представил, что он не пленник здесь, а владелец. Ну или хотя бы гость, который может делать всё, что захочет, ведь находится в милости у Князя Демонов. Каково, интересно, иметь такую власть и владеть всем этим: не только поместьем, но и целым городом демонов? Не то чтобы Се Лянь гнался за титулами, но иногда в голове проскальзывали подобные мысли. Всё-таки, глядя на такую жизнь и прислуживая таким людям, и сам невольно начинаешь мечтать о том, чтобы хоть на день оказаться на их месте, имея всё это.       Супруга Хуа Чэнчжу, если она когда-нибудь появится, будет чувствовать себя настоящей принцессой в таком месте. К тому же, она наверняка будет искусной воительницей или просто неписаной красавицей, способной покорить сердце Князя Демона, что не занято вот уже восемьсот лет. Се Ляню на мгновение становится интересно, как бы выглядела предполагаемая возлюбленная Хуа Чэна, какой у неё был бы характер и что именно привлекло бы к ней демона, но тут же отбрасывает эти мысли. Личная жизнь Князя Демонов уж точно его не касается. Он нужен лишь потому, что Хуа Чэн как раз-таки и не нашел пока свою любовь. Когда это произойдет, ни сам Се Лянь, ни те демоницы больше не будут нужны.       Во всяком случае он на это надеется. Почему-то он уверен, что Князь Демонов не станет изменять своей супруге, особенно с учетом того, сколько времени потребуется, чтобы её встретить.       За этими мыслями Се Лянь подходит к небольшому озеру, тихо вздыхая и улыбаясь, когда с губ срывается облачко пара. Снег приятно хрустит под его ногами, а потому Се Лянь не сразу слышит странный шорох и тихий, приглушенный звук, словно кто-то изо всех сил старается быть незамеченным.       Он сглатывает, оглядываясь по сторонам: с наступлением вечера и опустившихся на провинцию сумерек зажглись фонари, бросая оранжевые лучи на снег, что словно искрится на ярком свету, однако вокруг, там, где нет освещения, всё ещё довольно темно, оттого практически ничего нельзя разглядеть.       Но звук повторяется, и вскоре Се Лянь понимает, что это напоминает ему…плач. Чьи-то тихие слёзы, что льются в тишине, надеясь не быть услышанными. Это вызывает определённые вопросы: кто может плакать в резиденции Князя Демонов? Девушек здесь не так много, — а голос, пусть и приглушенный, принадлежит определенно не мужчине. Может ли быть, что с какой-то демоницей плохо обращались, и она пришла сюда, надеясь спрятаться и побыть в одиночестве?       Возможно, это немного не его дело, но Се Лянь не может пройти мимо. Если ему прямым текстом скажут отстать, то он так и сделает, но если он хоть как-то может помочь отчаявшейся девушке, то Се Лянь приложит все усилия.       В конце концов он находит источник звука в кустарнике за покрытой инеем ивой, что надежно скрывает демоницу от посторонних глаз. Ею оказывается маленькая девочка с тёмными волосами, между которых проглядывают два маленьких рожка, и в фиолетовых одеждах, слегка посеребрёных выпавшим снегом. Она сидит босиком, кажется, совсем не чувствуя холода, и сжимает что-то в руках, наклонив голову и пряча горькие слёзы, стекающие по её лицу.       Шорох листьев привлекает её внимание, и девочка поднимает голову, испуганно вздрагивая, когда видит перед собой неизвестного человека, и только сильнее жмётся к стволу дерева, словно боясь, что ей причинят вред.       Се Лянь никак не ожидал увидеть здесь ребёнка, — что она вообще делает в резиденции? — но с этим он может разобраться попозже. Девочка выглядит лет на тринадцать, она напугана и чем-то сильно опечалена, и Се Лянь чувствует себя обязанным её успокоить.       — Привет, малышка, — как можно более дружелюбно произносит он, садясь на корточки, чтобы быть одного роста с девочкой. — Не бойся меня, хорошо? Я не причиню тебе вреда. Меня Се Лянь зовут, а тебя?       Он знал, что его внешность обычно располагала людей к разговору, и, к счастью, этот раз не исключение, потому что маленькая демоница, шмыгнув носом, с любопытством посмотрела на него в ответ.       — Бань Юэ, — тихо ответила девочка, утирая слёзы, чем тут же вызвала широкую улыбку на лице Се Ляня.       — Приятно познакомиться, Бань Юэ. Что ты тут делаешь в такой холод?       Демоница мотает головой.       — Мне не холодно.       — Хорошо, — сдаётся Се Лянь. — У тебя что-то случилось? Я могу тебе помочь?       Девочка поджимает губы, словно не зная, принимать ли помощь от едва знакомого человека или нет. Се Лянь терпеливо ждёт, пока Бань Юэ решит, можно ли ему доверять, и чувствует небольшое облегчение, когда она наконец решает заговорить.       — Другие демоны, невольные, — она слабо кивает на ошейник. — Они задирают меня. Обычно за меня вступается Юйши Хуан, но сегодня она уехала куда-то собирать травы вместе с генералом, и они снова ко мне пристали.       Се Лянь удивлённо вскидывает брови, слегка отвлекаясь на тот факт, что Пэй Мин и та женщина, – Юйши Хуан, как он теперь понимает, – нашли всё-таки общий язык. Как интересно. Тем не менее, сейчас его волнует немного не это.       — Юйши Хуан твоя мама? — на пробу спрашивает Се Лянь, на что девочка удивлённо смотрит на него, тихо фыркая, а на её губах появляется слабая улыбка.       — Нет, она просто присматривает за мной. Цзе-цзе забрала меня с улиц Призрачного города около сотни лет назад, и с тех пор я живу здесь.       Сто лет? Сколько же тогда этой девочке на самом деле? Се Лянь слегка поражается тому факту, что если бы Бань Юэ не упомянула об этом, он не смог бы отличить её от обычного ребёнка. Он не хотел задумываться, что же случилось, что она умерла в столь раннем возрасте. Это было не его дело.       — Она кажется очень доброй, — мягко произносит Се Лянь, и девочка согласно кивает. Тогда он опускает голову, указывая на то, что она так тщательно прячет в руках. — Что там у тебя?       Бань Юэ опускает взгляд, и улыбка вновь пропадает с её лица, когда она раскрывает руки, показывая человеку сломанную куклу. У игрушки выдраны волосы и оторвана одна нога, да и сама она вся была какой-то грязной, словно на неё наступили. Се Лянь невольно хмурится, гадая, кто мог совершить такой акт вандализма над безобидной куклой.       — Они отобрали у меня её и сломали, — шепчет девочка, с горечью глядя на сломанную игрушку. — Эти демоны не в первый раз ко мне пристают, потому что я маленькая и слабая, а ещё потому, что я не ношу ошейника. Им не нравится, что их положение ниже моего, но они не могут высказать это в лицо Линвэнь или Инь Юю, поэтому срываются на мне.       Чем больше Бань Юэ говорит, тем сильнее внутри Се Ляня растёт негодование. Что за нелюди здесь работают, что могут позволить себе издеваться над ребёнком? Кроме того, несмотря на не очевидный возраст, у девочки, кажется, сохранился детский характер и такие же пристрастия, раз она так привязана к своей кукле. И, глядя на разодранную игрушку, становилось как-то тоскливо.       Так что Се Ляню нужно совсем немного времени, чтобы принять решение.       — Хочешь, я достану тебе новую куклу? — вдруг предлагает он, и девочка удивлённо вскидывает голову, во все глаза глядя на человека, что неожиданно решил протянуть ей руку помощи. — Эту, к сожалению, уже не починить, но я могу купить тебе другую, что скажешь?       — А…можно? Гэгэ не накажут?       От того, как маленькая демоница назвала его «гэгэ», хотя они знакомы всего несколько минут, у Се Ляня невольно сжалось сердце. Какая же милая девочка.       — Всё будет в порядке, обещаю. Давай, возвращайся к себе и согрейся. Даже если тебе не холодно, не стоит так долго сидеть в снегу, хорошо?       Бань Юэ быстро кивает, как болванчик, и тут же встаёт с места, отряхивая от снега промокшее ханьфу и прижимая сломанную игрушку к груди. Се Лянь протягивает ей руку, и девочка тут же её берёт, выбираясь из своего маленького укрытия.       — Беги к себе, ладно? Я вернусь ближе к вечеру.       Девочка кивает, и, стоит им дойти до здания поместья, как они расходятся в разные стороны, хотя Се Лянь чувствует, как она ещё какое-то время смотрит ему вслед.       Так, ну, обещать-то он горазд, а чтобы действительно достать Бань Юэ новую игрушку, ему придётся выйти в город, что, к слову, делать запрещено. Ему, во всяком случае. Се Лянь лишь надеется, что он успеет вернуться до того, как его хватятся. Так что он берёт из своего тайника в комнате небольшую заначку накопленных за время работы здесь денег, и, немного подумав, наматывает ткань, что в обычное время служит лёгкой накидкой, на свою шею на манер шарфа, чтобы скрыть ошейник, выдающий его принадлежность.       Подумав ещё немного, он накидывает часть ткани на голову в качестве капюшона и закрывает часть лица, чтобы больше походить на местных. Завершив все приготовления, Се Лянь с чистой совестью и небольшой паникой выходит на улицу окольными путями. Он пробирается через небольшие сугробы и огораживающие поместье кустарники, прежде чем достигает забора, что тянется вокруг всей территории. Ему требуется какое-то время, чтобы перелезть через него и при этом не попасться страже, что, словно две статуи, сторожит главный вход в Змеиный дом, и выйти на улицы города.       Только скрывшись среди местных Се Лянь может вздохнуть с облегчением. Хотя, следует отметить, что за время нахождения в поместье он почти что забыл, как выглядит город и кто его населяет, так что ему приходится все время смотреть и вперед, и под ноги, чтобы случайно никого не сбить и ни на кого не наступить. Он не очень-то хочет привлекать к себе лишнее внимание. Всё, что ему нужно — это найти какой-нибудь магазинчик, который располагает нужным ему товаром, купить его и быстро вернуться обратно, пока его отсутствие не было замечено. Се Лянь, конечно, объяснит, куда и зачем он отлучался, но что-то подсказывало, что от наказания его это не убережет. Но Бань Юэ об этом знать не нужно.       Возможно, глупо было вот так нарушать правила и подставлять самого себя ради малознакомой девочки, но… Се Лянь просто хотел сделать что-то хорошее. Может быть, правильнее было бы дождаться возвращения Юйши Хуан и всё ей рассказать, а не уходить в самоволку, но думать об этом уже немного поздно. Явно не тогда, когда он лавирует между жителями демонической провинции, мысленно поражаясь их разнообразию. Что интересно, большинство слуг в Змеином доме выглядят довольно обычно, практически не изощряясь на какие-то изыски и причуды, в то время как улицы города изобилуют всеми возможными видами и формами демонов, придумать какие у Се Ляня не хватило бы воображения.       Возможно то, сколько времени он провёл в поместье Князя Демона среди других призраков, всё-таки имело какую-то пользу, потому что теперь остальные демоны его не замечали. Се Лянь где-то слышал, что чем дольше находишься среди нечисти, тем больше к тебе прилипает их запах, и, даже если ты сам этого не чувствуешь, это замечают остальные. В этом же случае, демоническая аура помогла скрыть его человеческое происхождение и дать возможность без происшествий передвигаться по улицам Призрачного города.       В прошлый раз у Се Ляня не было времени разглядеть всё, что продаётся на прилавках города, но теперь он занимался именно этим и с каждым разом поражался всё больше. Он старательно обходил любые питейные заведения и разного рода таверны, игнорируя то, что в них продавалось, не желая задумываться, что за части тела плавают в котле и кому они принадлежат. Меньше знаешь — крепче спишь, как говориться.       Прошло по меньшей мере минут двадцать, прежде чем Се Лянь нашёл что-то похожее на хозяйственный магазинчик. Всё это время он почти не следил за дорогой, поскольку заблудиться здесь было невозможно — Змеиный дом находился на возвышении и был виден с любой точки города, так что Се Лянь всегда знал, куда идти, чтобы вернуться в поместье.       Сейчас же он, наконец, набрёл на какой-то прилавок, где продавались разного рода безделушки и что-то вроде талисманов. Се Лянь надеялся, что он сможет найти здесь то, что нужно, а если нет, то продавщица подскажет ему, где поискать ещё. Это была маленькая старушка на вид лет семидесяти, хотя, Се Лянь был уверен, что ей намного больше, чем кажется. Она выглядела довольно миловидно, несмотря на то, что была похожа на старую паучиху: такому сравнению способствовали шесть рук, четыре из которых росли на спине, которыми она ловко делала несколько дел одновременно. Се Лянь на краткий момент даже засмотрелся на то, как они тянулись в разные стороны, расставляя предметы на прилавке и протирая их, а одна из рук в это время расчёсывала скудные волосы демоницы.       В общем, на эту синергию можно было смотреть долго, но Се Лянь не за этим пришёл. Кроме того, старушка сама его заметила и заговорила первой.       — Приглянулось чего-то, молодой человек? Подходи, не стесняйся! У меня тут товаров на любой вкус, бери, что хочешь! — зазывает женщина уже отработанной речью, и Се Лянь подходит ближе, желая попытать удачу. Будет прекрасно, если он с первого раза найдёт нужный магазин.       — Эм, здравствуйте, у вас нет случайно какой-нибудь игрушки для ребёнка?       Паучиха удивлённо вскидывает брови?       — Игрушки? А, куклы что ли?       Се Лянь быстро кивает.       — Да-да, что-то вроде куклы или мягкой игрушки. Хочу сделать подарок младшей сестрёнке, — с нежностью в голосе произносит он, чтобы больше расположить к себе старушку, и, хоть его лицо и закрыто наполовину тканью, но даже по глазам видно, что Се Лянь улыбается.       Это, кажется, работает, потому что женщина охает, тут же понимающе улыбаясь в ответ.       — Конечно-конечно! Для такого-то дела точно что-нибудь найдём! Подожди-ка чуть-чуть, — с этими словами она скрывается в глубине своего магазинчика, перебирая шестью руками товар и откладывая неподходящее. Се Лянь наблюдает за ней с отстранённым интересом, время от времени оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, не ищет ли его уже стража.       Но вокруг всё те же демоны, что и раньше, и не видно никаких гончих, что охраняли поместье, так что Се Лянь позволяет себе выдохнуть и понадеяться, что он сможет вернуться незамеченным.       В этот же момент возвращается демоница, неся в руках три игрушки, предлагая их ему.       — Вот, смотри, какие есть. Выбирай, какая больше нравится.       Се Лянь наклоняется ближе, рассматривая товар: первая кукла была тканной и немного неряшливой, в зелёном платьице и с растрёпанными волосами. Выглядело довольно сносно, но Се Лянь боялся, что её ещё легче порвать и испортить, чем ту, что уже была у Бань Юэ. Вторая кукла, казалось, была выполнена из металла и чем-то покрашена. В любом случае, он не хотел давать её девочке: даже при беглом осмотре было видно, что краска уже начала откалываться. Конечно, Се Лянь и не ждал, что в прилавках будет какой-нибудь действительно качественный товар, поэтому хотел выбрать лучшее из худшего. Третьей игрушкой был кролик, сшитый из лоскутов ткани разных оттенков белого и серого, а вместо глаз у него были две чёрные пуговицы. Несмотря на то, что он тоже был довольно хрупким, как и первая игрушка, именно кролик показался Се Ляню самым привлекательным, так что он без раздумий указал на него.       — Можно его, пожалуйста?       — Кролика-то? Конечно-конечно! — захлопотала женщина, откладывая в сторону остальные куклы. — Ай, какой ты всё-таки вежливый, прямо любо дорого смотреть. Таких тут почти не встретишь, а ты и здороваешься, и «пожалуйста» говоришь, ну что за прекрасный юноша. И сестрёнке подарок покупаешь!       Се Лянь застенчиво улыбнулся, пускай этого и не было видно за тканью, услышав все эти похвалы и комплименты. Возможно, он действительно выбивался из всей этой массы своими повадками и речью, но и грубить намеренно, только чтобы вписаться в толпу, он не хотел.       — Ах, да ничего такого, спасибо вам, — немного скомканно отвечает Се Лянь, засовывая руку в карман одеяний. — Сколько с меня?       — Дай-ка подумать…пяти монет хватит, эта игрушка больше не стоит.       К слову, только получив свой первый скромный заработок, Се Лянь понял, что деньги Призрачного города отличались от тех, какими пользовались в любом другом месте. Это были старинные монеты с круглым вырезом посередине, чтобы их можно было нанизывать на верёвку и носить с собой, а вместо выгравированного числа, обозначающего её стоимость, там было просто написано «монета». Кто бы до этого ни додумался, ему явно было лень придумывать что-то большее.       Се Лянь пока что плохо понимал, много ли на самом деле он отдаёт за игрушку или нет, да это было и не так важно: вряд ли ему представится другая возможность потратить эти деньги, так что он без сожаления расстаётся с этими пятью монетами, меняя их на подарок для Бань Юэ.       — Спасибо ещё раз, хорошего вам дня! — прощается Се Лянь, слегка кланяясь паучихе, что явно осталась в восторге от его манер.       — И тебе, юноша, и тебе! Приходи ещё!       Се Лянь кивает, думая про себя, что дай бог ему хоть однажды вновь покинуть стены поместья, а не просто наведаться к ней в магазин, и уходит, держа своим ориентиром возвышающийся впереди Змеиный дом.       Возвращаться он собирается так же окольными путями, особенно из-за того, что со стороны города попасться страже ещё проще. Се Лянь прячет игрушку в складках одеяния и потуже затягивает ткань вокруг лица, надеясь, что не слишком привлекает к себе внимание подобным видом и постоянным оглядкам по сторонам.       Он заворачивает за угол, ступая в очередной переулок, и неожиданно сталкивается со случайным прохожим, врезаясь прямо в его грудь.       — Ой, простите, я спешу, — быстро бросает Се Лянь, намереваясь уйти до того, как демон сочтёт его поведение неуважительным и решит завязать драку. Однако его тут же хватают за руку, заставляя остановиться.       — И куда же ты спешишь, А-Лянь? — низкий, опасно нежный голос мурлычет ему на ухо, и Се Лянь испуганно замирает, только сейчас получив возможность рассмотреть демона перед ним.       Тот же распахнутый халат и чёрные штаны, те же густые волосы, волнами лежащие на плечах, те же небольшие чешуйки на шее и ключицах, что красиво поблёскивают в тусклом свете улицы.       Впервые с момента их встречи Се Лянь понимает, что боится Хуа Чэна, потому что понятия не имеет, что от него ожидать. Ведь, в конце концов, он попался именно Князю Демонов, а не одному из его слуг, которым он ещё мог хоть как-то объяснить своё отсутствие и понадеяться на снисхождение.       — Ч-чэнчжу… — тихо шепчет Се Лянь, боясь поднять голову, и слегка вздрагивает, когда чужая рука начинает снимать с его лица ткань.       — Тише, тише, чего ты боишься? — обманчиво миролюбиво произносит Хуа Чэн, заводя его глубже в переулок, подальше от любопытных глаз. Каким-то образом никто вокруг не замечал Князя Демонов, стоящего прямо тут, посреди улицы, но, возможно, Се Ляню это на руку. Во всяком случае, никто не станет свидетелем его позора.       — Простите, Чэнчжу, я…как вы меня нашли?       Хуа Чэн усмехается, заправляя прядку за чужое ухо и не отказывая себе в удовольствии провести кончиками пальцев по бледной от испуга щеке.       — Благодаря этому, — демон слегка постукивает по спрятанному под тканью ошейнику. — Ты знал, что Инь Юй может почувствовать, если кто-то, кто носит это, покинет территорию Дома? Вплоть до того, кто именно это сделал.       Демон ухмыляется, а у Се Ляня кровь стынет в жилах. Получается, они с самого начала знали, что он ушел, и Хуа Чэн лично решил уличить его в нарушении правила, — одного из самых строгих, к тому же, — и вернуть в поместье. Да уж, глупо было надеяться, что он сможет обхитрить демонов, которые веками живут здесь и которые и придумали подобную систему безопасности.       Прости, Бань Юэ. Кажется, с куклой придётся повременить.       — Я не…я не планировал сбегать, господин, я клянусь, — тихо произносит Се Лянь, смотря на Князя Демона умоляющим взглядом.       — Конечно нет, — хмыкает Хуа Чэн. — Иначе зачем бы ты возвращался обратно? Так почему ты решил, что имеешь право свободно разгуливать по городу без разрешения?       Се Лянь поджимает губы, опуская взгляд и доставая из-под одежды купленную игрушку, наблюдая, как меняется выражение лица демона.       — Я ходил купить это.       — Что, так скучно, что в куклы поиграть захотелось? Или спать не можешь без мягкой игрушки? — усмехается Хуа Чэн, с лёгким безразличием разглядывая кролика. — И из-за этого ты решил уйти в самоволку? Серьёзно?       — Всё не так! — тут же восклицает Се Лянь, тут же тушуясь, когда понимает, что повысил голос на Князя Демонов. — Я…сегодня я встретил Бань Юэ, это, в общем, маленькая девочка–       — Я знаю, кто это, — перебивает его Хуа Чэн. — И она не маленькая. Ей больше двухсот.       Се Лянь тихо хмыкает, уже ничему не удивляясь, и продолжает.       — Я нашёл её сегодня на улице, она плакала и пряталась в саду. Бань Юэ рассказала, что другие демоны задирали её и сломали её игрушку. Ну и мне стало её жаль и я пообщал, что…что принесу ей новую. Вот и всё. Если не верите мне, можете спросить её.       На краткое мгновение становится пугающе тихо, и слышно только гомон торговых улиц за спиной, как вдруг тишину нарушает фыркание, что сменяется несдержанным смехом.       — Господин Хуа? — неловко зовёт его Се Лянь, поднимая голову и видя, как демон явно потешается над абсурдностью ситуации.       — Серьёзно, только ты мог подставить себя, чтобы помочь девчонке, которую только что встретил, — с его губ срываются короткие смешки, и Се Лянь невольно расслабляется. Неужели всё обойдётся?       — Я просто хотел порадовать её, — сконфуженно произносит Се Лянь, отводя взгляд. — Она выглядела такой несчастной и напуганной.       Эти слова, кажется, возвращают Хуа Чэна в реальность, и он перестаёт смеяться, а его лицо вновь принимает серьёзное выражение.       — Я прикажу Линвэнь найти тех, кто обижает Бань Юэ, — вдруг говорит он, не на шутку удивляя Се Ляня. — Я уже не в первый раз слышу подобное, хотя Юйши Хуан особенно не распространяется об этом, но, видимо, нужно вмешаться, раз всё повторяется.       — Спасибо, господин Хуа, — искренне благодарит его Се Лянь, низко кланяясь.       Он и вправду не ожидал, что Князю Демонов будет дело до какой-то девчонки, что, кажется, даже не работает у него, а просто живёт у Юйши Хуан на правах сироты, и всё же он решил лично за неё вступиться.       — Ладно, хватит, — отмахивается Хуа Чэн, разворачиваясь и утягивая за собой человека. — Пошли обратно, надоело тут торчать.       Се Лянь спохватывается, прижимая игрушку к себе, и семенит за демоном, глядя ему в спину и решаясь задать волнующий его вопрос.       — Извините, господин, какое наказание меня ждёт за то, что я ушёл без разрешения?       Хуа Чэн хмыкает, на мгновение останавливаясь, словно вспоминает, но вскоре просто пожимает, продолжая путь.       — По правилам? Пятнадцать ударов плетью, — он произносит это легко, но Се Лянь крупно вздрагивает, чувствуя холодный пот на затылке. Он серьёзно попал. — Хотя, в твоём случае можно смягчить до десяти, ведь ты не пытался сбежать.       — Я…понял, — бесцветным голосом произносит Се Лянь, морально готовясь к той боли, что его ждёт. Он не раз видел, как в армии за дезертирство или другую провинность наказывали подобным образом, и каждый раз это сопровождалось громкими криками и отвратительным звуком, с которым хлыст рассекает кожу. Не хотелось думать, что однажды это может настигнуть и его самого, но теперь он на своём опыте прочувствует всю тяжесть этого наказания.       — Но этого не будет, — бросает Хуа Чэн, даже не глядя в его сторону, однако Се Лянь тут же вскидывает голову, во все глаза глядя на демона.       — Что? В… в каком смысле «не будет»?       Хуа Чэн устало вздыхает.       — Боюсь, что Бань Юэ расстроится, если узнает, что ты пострадал из-за неё, так что наказания не будет. Но, — он оборачивается, глядя на Се Ляня со всей строгостью. — Это первый и последний раз, когда ты получаешь подобные поблажки. Если снова что-то выкинешь, будешь отвечать за последствия.       Се Лянь потрясённо вздыхает, а на его лице расцветает благодарная улыбка. Он и подумать не мог, что Князь Демонов проявит к нему милосердие, пускай и только для того, чтобы девочка не чувствовала себя виноватой за чужие проступки. В любом случае, это намного больше, чем Се Лянь мог ожидать от Хуа Чэна за нарушение правил.       — Спасибо вам, господин, — искренне произносит Се Лянь, склоняя голову перед Князем Демонов. — Я не забуду вашей доброты.       Хуа Чэн ничего не отвечает, так что Се Ляню остаётся только догадываться, о чём именно тот думает, и ведёт его обратно в резиденцию, под не понимающие взгляды стражей проводя человека прямо через парадный вход. Се Лянь лишь надеется, что гончие не особенно болтливы, и никто не узнает о его проступке к завтрашнему утру.       Демон идёт незнакомыми маршрутами, и Се Лянь пытается запомнить дорогу, чтобы позже не заблудиться: он не настолько самонадеянный, чтобы думать, что Хуа Чэн вежливо проводит его до комнаты. Несмотря на то, что Се Лянь работает в Доме не первую неделю и даже не первый месяц, он был далеко не во всех комнатах и коридорах. Изнутри поместье будто ещё больше, чем снаружи, и заблудиться в лабиринте здешних коридоров было проще простого.       В конце концов они подходят к неприметной двери, и Хуа Чэн трижды стучит в неё, после отходя в сторону. Проходит пара мгновений, прежде чем двери приоткрываются и оттуда высовывается голова маленькой демоницы. Стоит ей увидеть стоящего на пороге Се Ляня, как её глаза тут же загораются, и Бань Юэ выходит в коридор, удивлённо вздрагивая, когда замечает стоящего сбоку Хуа Чэна.       — Ой, Чэнчжу, и вы здесь, — она переводит взгляд с человека на демона и обратно, а на её лице читается испуг. — Вы…вы узнали, что он ушёл, да? Простите, пожалуйста! Это из-за меня, он…       — Не надо извиняться, Бань Юэ, — прерывает её лепет Хуа Чэн, складывая руки на груди и прислоняясь спиной к стене. — Я ничего ему не сделаю.       Девочка облегченно выдыхает, кидая громкое «спасибо», и вновь возвращает всё своё внимание Се Ляню, что садится перед ней на корточки, доставая из-под верхней одежды заветную игрушку.       — Держи, это тебе, — Се Лянь передаёт демонице плюшевого кролика, надеясь, что не прогадал с подарком, но Бань Юэ смотрит на игрушку с таким восхищением, что все сомнения тут же отпадают.       — Он такой милый! — восторженно восклицает девочка, прижимая кролика к груди, как какое-то невероятное сокровище. — Спасибо, гэгэ!       Се Лянь улыбается, не отказывая себе в удовольствии потрепать демоницу по волосам, и не замечает, как стоящий неподалёку Хуа Чэн крупно вздрагивает, услышав это прозвище. В памяти демона невольно возникают те картины из сна, что чуть не свели его с ума, тот безликий ребёнок, вызвавший ужас у Князя Демонов, и он мотает головой, отгоняя неприятные воспоминания и опуская взгляд на Се Ляня и Бань Юэ.       Удивительно, как быстро эти двое нашли общий язык. Насколько ему было известно, маленькая демоница была довольно нелюдима и доверяла только Юйши Хуан и немного самому Хуа Чэну, а остальных сторонилась. Поэтому то, как быстро Бань Юэ признала в Се Ляне своего друга и даже стала называть его «гэгэ», определённо вызывало интерес. Хотя, наверное, это было в каком-то роде неизбежно, с учётом того, каким добрым и приятным человеком может быть Се Лянь с другими. Сам Хуа Чэн мог наблюдать лишь отголоски подобного поведения, ведь они не были с ним так близки, чтобы Се Лянь относился к нему более дружелюбно.       Он отстранённо наблюдает за болтовнёй человека и маленькой демоницы, что время от времени вставляет своё «гэгэ», от которого у Хуа Чэна начинает болеть голова. Что-то есть неправильное в этом обращении, как будто…как будто оно сказано не тем голосом, не тем человеком. На ум приходит только тот ребёнок из сна, которого безлицый называл «Сань Ланом», но это порождает скорее больше вопросов, чем ответов, потому что точно так же тот жуткий ребёнок обращался и к самому демону, словно не видел разницы между ним и своим другом.       Хуа Чэн всё ещё гадает, что это было. Он не спешил пока рассказывать Инь Юю или Юйши Хуан о своих галлюцинациях, надеясь, что это была разовая акция, и больше подобного не повторится.       Тем временем, Се Лянь, наконец, заканчивает разговаривать с Бань Юэ, желая ей спокойной ночи и обещая как-нибудь обязательно навестить, и поворачивается к ожидающему его Князю Демонов.       — Вы нехорошо себя чувствуете, господин? — вдруг спрашивает он, вызывая на лице Хуа Чэна недоумение.       — С чего ты взял?       — Вы выглядите уставшим, — немного неловко произносит Се Лянь, всё ещё помня, что многие люди, особенно обладающие высоким статусом, не любят, когда кто-то указывает на их плохое самочувствие. — Извините, что из-за меня вам пришлось ещё выходить в город.       — Чепуха, — отмахивается Хуа Чэн, разворачиваясь, чтобы, наконец, пойти к себе. Теперь ему тоже кажется, что он устал. — Возвращайся в свою комнату и, если не хочешь, чтобы Линвэнь тебя всё-таки наказала, никому не рассказывай о своей вылазке, понял?       Се Лянь быстро кивает, даже не думая спорить.       — Конечно, господин. Спасибо.       Хуа Чэн уходит, оставляя Се Ляня одного посреди незнакомого ему коридора в другом крыле, и ему ничего не остаётся, кроме как вернуться в комнату, оставляя позади наполненный неожиданными впечатлениями день.

***

      Собственные покои встречают тишиной и холодом от распахнутых балконных дверей, и Хуа Чэн разраженно кривится, закрывая их наглухо. Он не любил ни холод, ни сильную жару, предпочитая умеренный климат и небольшую влажность, поэтому сегодняшего похода в город, усыпанного снегом, ему порядком хватило ещё на несколько дней. Не то чтобы мороз действительно мог навредить ему, но ощущать его на коже было неприятно. Хуа Чэн уверен, что подобная непереносимость слишком низких и высоких температур у него появилась после того, как его обычное тело демона эволюционировало до змеиного, но это было так давно, что он уже и не помнил, как раньше ощущалась для него смена погоды.       Первым порывом было лечь на кровать и забыться сном, но недавний кошмар заставил сменить траекторию, и Хуа Чэн решил заняться хоть чем-то полезным. На столе уже пару дней лежали непроверенные отчёты Инь Юя, которыми он больше не мог позволить себе пренебрегать, так что свободные ночные часы демон решил посвятить именно этому.       Он рассеянно перебирал свитки и аккуратно сложенный на его столе пергамент, на каких-то ставя свою небрежную подпись, а какие-то откладывая для дальнейшего обсуждения со своим заместителем, когда его взгляд упал на аккуратную маленькую шкатулку, что стояла на столе демона столько, сколько он себя помнит.       Рука сама потянулась к ней и подняла крышку, показывая скромное содержимое: одну небольшую, но изящную заколку с красивым белым цветком в навершии, чьи лепестки в центре окрашивались в нежный розовый, а с конца шпильки свисали, словно ветви ивы, крошечные жемчужины. Хуа Чэн оставил работу, заинтересовавшись вещицей, и взял её в руки, поднося к лицу.       Забавно, но и вправду не помнил, откуда у него эта заколка. Может, он хотел подарить её одной из демониц, но так и не решил, кому именно. Хотя почему-то казалось, что эта вещь очень личная, раз уже так долго занимает своё место на столе Князя Демонов. Время от времени Хуа Чэн и вовсе не замечал её существования, даже когда работал в своём кабинете, словно его взгляд попросту игнорировал наличие шкатулки с украшением на его столе, и поэтому каждый раз, когда он её всё-таки замечал, был подобен своего рода открытию.       Сам Хуа Чэн не носил подобное, — он вообще не очень любил украшения, — поэтому, наверное, это всё-таки кому-то когда-то принадлежало, но, сколько бы демон не пытался, он не мог вспоминить, кому именно, поэтому раз за разом принимал решение просто оставить всё, как есть. Почему-то это казалось правильным.       И сейчас эта заколка вновь привлекла его внимание, заставляя отвлечься от работы. На мгновение Хуа Чэн представил, кому бы она могла подойти: он почти сразу же отмёл Линвэнь — та носила обычно более строгие наряды, и что-то подобное было совсем не в её вкусе. Юйши Хуан могла бы носить такое: заколка прекрасно подходила её нарядам и нежным цветам её одежд. Хотя что-то подсказывало, что Пэй Мин не оценит, если Хуа Чэн будет дарить украшения его возлюбленной.       И вдруг ему на ум пришёл ещё один человек, который наверняка мог бы носить подобное украшение. Се Лянь был красив и элегантен, даже несмотря на своё военное прошлое, — хотя это, по мнению Хуа Чэна, наоборот добавляло ему харизмы и уверенности, — а в изысканных одеждах он и вовсе был похож на особу голубых кровей. Демон слегка удивился своим мыслям, но не стал отказывать себе в удовольствии представить, как человек отреагировал бы, преподнеси Хуа Чэн ему такой подарок. Позволил бы ему Се Лянь заплести свои волосы и закрепить их этой заколкой? Понравился бы ему такой жест со стороны Князя Демонов? Хочется думать, что да.       Стойте. Почему он вообще об этом думает?       Какое ему дело до того, понравится ли Се Ляню его подарок. Более того, зачем вообще ему что-то дарить?       Чем дольше Хуа Чэн смотрит на эту пресловутую заколку, тем сильнее роятся его мысли, улетая в неизвестном направлении. В ушах появляется знакомый гул, и Хуа Чэн вздрагивает, роняя украшение на стол, когда его голову прошивает острая боль, словно кто-то вонзил иглу ему в затылок. Он стискивает зубы, зарываясь пальцами в волосы и с силой их сжимая, словно пытаясь выдрать, а с губ срывается тихий стон боли.       Хуа Чэн не понимает, что с ним происходит, но золотой блеск заколки вновь привлекает его внимание, и демон чувствует, что не может отвести от неё взгляда, словно привороженный, а боль в голове усиливается с каждой секундой.       В какой-то момент она становится столь невыносимой, что Хуа Чэн замечает за собой, как делает быстрые короткие вздохи, словно это каким-то образом поможет ему избавиться от адской боли. В порыве ненависти он хватает со стола заколку, со всей силы бросая её в ближайшую стену, и смотрит, как хрупкий цветок раскалывается от удара, роняя свои белые лепестки. Но от этого почему-то стало только хуже, как будто Хуа Чэн совершил какой-то непоправимый грех, и он не выдерживает, падая на пол и сжимая пульсирующие виски пальцами, надеясь расколоть череп надвое. Может, хоть тогда ему не будет так больно.       Он не знал, сколько продолжалась эта пытка. Казалось, словно она тянется вечность, даже если на деле прошло не более пяти минут. Хуа Чэн хватал ртом воздух, как будто нуждался в нём, и слепо смотрел перед собой, медленно теряя сознание и понимая, что вот-вот вновь окажется в западне кошмара, но ничего не мог с этим поделать. Впервые за восемьсот лет его сила Князя Демонов оказалась совершенно бесполезна, как если бы он был слабым и беспомощным человеком. Он может справиться со многим, но излечить себя от мучительной головной боли?...       Излечить?       — …Юйши… — тихо зовёт Хуа Чэн на грани сознания. — Юйши… Хуан...мне больно... помогите...Инь-       Но забвение поглощает его раньше, чем он успевает назвать имя того, кто действительно мог бы откликнуться на его зов.