Змеиный дом

      Чем дальше они продвигались в лес, тем более густым он становился. Огромные деревья, тянущиеся к небу, скрывали солнце и едва ли пропускали даже самые маленькие и тусклые лучи. Они стояли, как вечные стражи, многолетние, многовековые, которых не коснулась рука человека, ведь людям сюда дорога закрыта.       В лесу было тихо. Не пели птицы и не шелестел ветер, — всё словно застыло в одном мгновении, и даже потревоженная неосторожным шагом трава шумела так, словно по лесу прошла орда воинов. Каждый шорох настораживал, каждый новый звук заставлял обернуться, только чтобы увидеть, что там ничего нет.       Тропинка, по которой они шли, была неровной, но тем не менее протоптанной, хотя такой конвой здесь ходил далеко не часто. И всё же уже здесь, когда территория людей осталась далеко за опушкой леса, в который никто и зайти не осмеливается, видны первые постройки: высокие, покосившиеся со временем ворота, что будто указывали дорогу и велели не сворачивать с проложенного пути. От прошедших лет краска на них пооблупилась, сами они поросли мхом и камнем, а где-то были украшены искусного плетения паутиной, и невозможно было сказать, как давно они стоят здесь, никем не тронутые и одинокие, скольких людей и не́людей повидали за эти годы.       Дорога всё не кончалась, как не кончались и воздвигнутые неизвестно кем тории, под которыми, как на казнь, демоны вели людей, и лишь звуки их шагов, да натянутые цепи разбивали тишину и покой этого места.       Никто не произносил ни слова. Кто-то — потому что боялся. Боялся демонов, что ведут их, как узников, как заключенных, на немилость своего господина. Боялся издать лишний шум, не зная, что скрывается в этих многовековых лесах.       Кто-то — потому что смирился. Когда ты проиграл, и тебя ведут на суд — уже поздно что-то говорить и пытаться исправить, а лишнее, неудачно брошенное слово может только ухудшить и без того неприятное положение. Здесь те, кто выжил, но не сумел сбежать. Кого пленными оказалось взять выгоднее, чем мёртвыми. Они молчали, потому что не видели смысла что-то говорить.       А кому-то просто вырвали язык за излишнюю болтовню и попытки убедить проявить милосердие. Тех, кто ноет и лебезит — демоны не любят более всего. Они их презирают: за слабость, за унижение, за отринутую гордость и предательство одного хозяина в пользу другого. Над такими демоны смеются, а потом наказывают.       И оттого гораздо страшнее погибнуть от рук нечисти, что не видит в тебе ничего, кроме жалкого куска мяса, которое потом можно будет скормить кому-нибудь или даже съесть самому, чем умереть на поле боя.       Се Лянь, наверное, предпочел бы второе, если бы ему дали право выбирать. Но он всё ещё жив, хоть и взят в плен вместе с ещё тридцатью солдатами. Его солдатами, которыми он должен был командовать и за которых нёс прямую ответственность. Но он оказался слаб, не справился. Не смог выстоять против демонов, что в несколько раз сильнее обычного человека, и довёл их всех до плена. Но пока что они живы. Кто-то покалечен по собственной глупости, кто-то ранен, кто-то напуган до смерти. Но они хотя бы живы. Это оставляет призрачную надежду на то, что всё ещё не так плохо, как может показаться. Никто из них не знает, что с ними сделают демоны по прибытии в город. Они уже зашли на территорию демонической провинции, а все более мелкие поселения скрыты за ширмой густого леса, но до столицы ещё не добрались.       Се Лянь мало что слышал о городе, что зовётся Призрачным. Ничего конкретного, кроме его уже мёртвых жителей, что посмертно ходят по земле. И всё же их первая встреча на поле боя поразила его: все, кто видел демонов ранее, как один говорили, что они уродливые и страшные, но подобного Се Лянь и представить себе не мог. Кто-то был похож на человека, только был в два раза выше или ползал по земле, как паук; кто-то принял животную ипостась, будь то петух или бык; а кто-то был настолько странным, настолько деформированным, что даже после часа размышлений Се Лянь вряд ли бы смог подобрать подходящее слово для его описания.       И всё же, на поле боя было не до праздных размышлений. На поле боя столкнулись люди и демоны, и какой же глупостью было надеяться, нет, даже безоговорочно верить, что простой человек хоть когда-нибудь сможет одолеть демона.       Се Лянь не хотел этой войны, она казалась ему глупой. Особенно сейчас, когда их ведут на заклание к правителю демонов. Но он вырос в семье военных, сам был военным, с малых лет отданный на обучение, а потом и в королевскую гвардию, а оттуда — в прямое командование войсками на передовой. Се Лянь привык воевать, привык держать меч в руках, — это давалось ему так же легко, как письмо, — но каждый раз до этого свой клинок он поднимал против таких же людей, как он. Не демонов.       У любого солдата наступает день, когда случайно выпущенная врагом стрела всё находит свою цель в его сердце. И любой командир рано или поздно совершает ошибку, ведя своих людей на верную смерть, игнорируя доводы рассудка и не желая попасть под трибунал за измену.       Поэтому они здесь. Живы, но вряд ли это надолго, ведь кто знает, что нужно Князю Демонов от горстки солдат-неудачников, что бились за глупые желания глупого короля и проиграли.       Темнеет. Сгущается туман. Неба теперь совсем не видно из-за крон исполинских деревьев, а красные ворота и растущую вокруг траву окутывает белёсая дымка, что стелется по земле прозрачным покровом, задевая невесомыми руками ноги и забираясь под одежду, вызывая мурашки не то от вечерней прохлады, не то от мрачного предвкушения.       Се Лянь скашивает взгляд вбок: там, так же не проронив ни слова, что довольно непривычное явление, идут двое его друзей. Фэн Синь и Му Цин были его соратниками ещё с подросткового возраста, и даже теперь не оставили его. Хотя, не то чтобы у них был выбор. Они, как и Се Лянь, как и все остальные люди здесь, были закованы в цепи, а горло обхватывал кожаный ошейник, словно напоминающий, что они более не люди, а лишь товар, которым следует распоряжаться соответствующе.       Это угнетало, но заставляло смириться. Проиграв однажды с мечом в руке, закованным в цепи уже ничего не изменишь. Поэтому все просто ждали. Казни, смерти, издевательств или пыток — хоть чего-нибудь. Иногда ожидание бывает куда хуже страшной реальности, и многие ощутили это на себе.       Се Лянь не знал, что на душе у его друзей, — боялся спрашивать и нарушать тишину, — и лишь видел их напряженные взгляды, что время от времени метались из стороны в сторону, силясь разглядеть что-то в густом тумане и окутавшей их ночи. Сам же он старался оставаться спокойным и не думать о том, что их ждёт. Это могло свести с ума.       Туман стал совсем густым, едва ли было видно впереди идущих. Раздался первый громкий звук, — это демон с головой быка ударил хлыстом кого-то, кто в непроглядной тьме споткнулся и нарушил строй. Се Лянь машинально вздрогнул, словно удар коснулся именно его спины, и заставил себя внимательней следить за дорогой, чтобы в следующий раз хлёсткая плеть не выбрала своей жертвой его.       Однако, стоило слабым огням показаться вдали меж деревьев, как все пленные разом оживились. Они наконец-то прибыли.       Призрачный город вырисовывался перед ними постепенно, силуэт за силуэтом, домик за домиком, он возникал в проёмах между высоких стволов, что уже не стояли таким плотным рядом и пропускали свет. Город демонов встретил путников высокими, массивными красными воротами, — чистыми и идеально новыми, в отличие от своих предшественников в лесу, и лишь по самому низу двух столбов вился мох и росла трава. Се Лянь задирает голову, только чтобы увидеть небольшую табличку, знаменующую вход в город нечисти, что скрывается за непроходимыми лесами, а на деревянном навершии сидят, словно статуи, чёрные вороны, как стражи провожающие своим цепким взглядом колонну пленных людей.       Город пленяет своим чудовищным разнообразием и пугающими жителями. Все, кому не лень, бросают на людей свои взгляды, с безразличием или же ехидными ухмылками, в которых видно несколько рядов острых зубов. Кто-то откровенно потешается над пленными, а кто-то даже осмеливается подойти ближе, прикоснуться к товару, за что его бьют плетью по длинным пальцам, ведь товар этот только для их господина, и обычной нечисти его касаться запрещено.       После гробовой тишины леса город кажется излишне громким, ярким, отчего так и хочется закрыть уши руками, но Се Лянь не позволяет себе такой глупой мимолётной слабости. Он изучает город и его жителей. Здесь они ещё более чудные и странные, чем он видел на передовой.       Вот высокая женщина с покрытым белой пудрой лицом, идеальной причёской и макияжем выбирает себе какое-то украшение, указывая на понравившуюся безделушку журавлиной лапкой, что выглядывает из рукавов её одеяний вместо рук. Тут же рядом бредёт старец, не обращающий никакого внимания на конвой, то ли потому, что ему просто нет дела, то ли потому, что у него нет глаз, а только широкая беззубая улыбка на половину лица, что покрыто морщинами. Летающие головы, что спорят между собой о том, чьи внутренности им лучше сегодня приготовить на ужин — собаки или человека, и их обсуждения не очень понравились стоящему рядом демону-псу, что стал яростно скалить на них зубы, отчего испуганные головы ускакали прочь, высоко прыгая по каменной кладке.       Се Лянь проследил за ними взглядом, слегка приподняв бровь и подавив смешок, который, казалось, был совершенно неуместен в их положении, и всё же он не мог не найти в этих демонах что-то забавное и мерзкое одновременно.       Чем ближе они подходили к центру города, тем выше и величественней становились здания. Лавки и мелкие магазинчики всё так же змеились от улицы к улице, но выглядели они всё лучше и лучше. Покрытые черепицей крыши красиво изгибались, а на их углах висели небольшие фонарики, мерцающие тусклым зелёным светом, или странные на вид обереги и ленты, что слегка развевались на слабом ветру. Все здания были выполнены из черного или красного дерева, некоторые поросли мхом, а каким-то недоставало стен, из-за чего их внутренности было видно каждому прохожему на улице.       С одного такого дома на них смотрела женщина, — или Се Ляню так во всяком случае показалось, ведь вместо человеческой головы у неё была змеиная, — и курила длинную трубку, выпуская дым с тихим шипением, а пепел изредка стряхивала на сидевших под её балконом демонов-лягушек, что слизывали этот пепел языками со своих голов. Богатое кимоно выдавало в змеице даму благородного происхождения, которая явно привыкла жить в достатке. Скорее всего — за счёт девиц-проституток, которых она держала у себя в подчинении, ведь здание это принадлежало борделю, и даже снаружи были слышны пьяные разговоры и сальные комментарии, а через широкую дыру в одной из стен можно было увидеть, как кто-то прямо сейчас наслаждается чужими услугами.       Се Лянь благоразумно отвернул голову, лишь бы не видеть этого непотребства. Что интересно, они явно не были в квартале красных фонарей, — иначе такие заведения стояли бы в один стройный ряд, как военные на параде, — однако даже тут был свой дом удовольствий, только, разве что, для бедных.       В противовес выставленной напоказ похоти навстречу им шла высокая, метра в три ростом женщина, с ног до головы закутанная в самые разные платки и лоскуты, что скрывали всё её тело, кроме пустых чёрных глаз на белом лице, что смотрели прямо, не моргая. Она была похожа на жрицу и шла, слегка покачиваясь, как лист на ветру, а её ноги в деревянных сандалиях издавали тихий стук каждый раз, как она делала шаг.       Стоило завернуть за угол, как их строй чуть не снёс демон, прыгающий на единственной длиннющей лапе, как на ходулях, за что получил летящие в спину оскорбления от стражи конвоя. Но, кажется, даже их не услышал, ускакав дальше по улице, размахивая руками в непомерно широких рукавах и безумно смеясь, а его хихиканье скорее раздражало, чем пугало. Из-за невольного нарушителя их колонна слегка сбилась, отчего демонам пришлось затормозить и выстроить всех в новый строй, подгоняя нерадивых людей палками и плетьми. Се Лянь быстро занял своё место и всё же не получил удара, в отличие от его друзей, которые за ним не поспели и таки попали под горячую руку.       Публичное наказание привело демонов на улице в неописуемый восторг, кто-то даже захлопал крыльями, лапами и всем, что было у них вместо рук, бурно реагируя на такое потешное зрелище. Се Ляню стало неприятно от их взглядов, что словно заглядывали им в душу, и он опустил голову, тут же поднимая её обратно, потому что с брусчатки на него пялилась ящерица-циклоп, маленькая и с тремя хвостами, что виляли из стороны в сторону невпопад. Единственное, что хоть немного не то что радовало, но приносило чуть больше спокойствия, — это их охранники, что отгоняли назойливую городскую нечисть. Се Лянь бы даже сказал им спасибо, если бы они не ударили Фэн Синя и Му Цина палками.       За спиной кто-то вскрикнул, и Се Лянь машинально повернул голову, видя, как один из его солдат упал на землю, с нешуточным страхом в глазах глядя на огромного демона, что сидел, словно паук, на крыше дома, опираясь на черепицу изломанными руками и ногами, с которых свисала бледная, покрытая синими венами кожа. Но более всего от остальных его отличало отсутствие головы: вместо этого рот его был на спине, а глаза — на внутренней стороне ладоней, что он вытянул к самой земле, с интересом рассматривая новоприбывших. Одна из них подобралась совсем близко к перепуганному мужчине, моргая своим глазом и оглядывая его со всех сторон, как вдруг её надвое тут же рассёк чей-то топор. Существо взвилось и жутко закричало, отчего у всех присутствующих заложило уши, и быстро убежало прочь, перепрыгивая с крыши на крышу.       Пёс, что был их вторым охранником, вытер топор от синей крови и не глядя кинул его обратно владельцу, чуть не попав ему по голове. Се Лянь с нарастающим отвращением следил за этим действом, заставляя себя не отворачиваться и смотреть, как его бывшего подчиненного забивают палками за нарушение строя и панику. Его не убивают, но здорово калечат, и он едва волочит ноги дальше, опираясь на идущего рядом сослуживца, что подставил ему плечо на свой страх и риск.       Дальнейший путь по, казалось бы, бесконечному городу, проходит относительно спокойно. Навстречу им попадается всё более удивительная нечисть, что, однако, уже не трогала их, а просто провожала взглядами. Низкие постройки сменились качественно отделанными домами и высокими многоярусными башнями, чьи изогнутые крыши, как шпили, устремлялись ввысь в ночное небо. Грязная зелёная дымка окраины постепенно таяла и сменялась на более яркое и красочное освещение, и всё же ощущение, что они словно попали в ад, никуда не делось. Тем не менее, Се Лянь, казалось, постепенно привыкал к этому виду, который, если честно, надеялся увидеть не в последний раз. Даже теперь, понимая наконец, куда они попали, он всё ещё хотел выжить. Никто не хочет расставаться с жизнью просто так, особенно в таком бесславном положении, и Се Лянь не исключение. Что бы ни приготовила ему судьба, он намерен это выдержать и выжить. Чего бы ему это ни стоило.       Чтобы дойти до поместья потребовалось пересечь весь город целиком. На удивление, стояло оно не в центре, а на противоположном конце от ворот, через которые они вошли, и примыкало к растущему позади лесу. Для краткости пути можно было бы провести их оттуда, но всем было ясно, что их намеренно вели через город, как трофей, как добычу на военном поприще. Ну, а ещё главный вход выходил именно в город, на ту улицу, по которой они и шли. Его венчали такие же высокие красные ворота и лестница, что тянулась ввысь, словно отрывая правителя города от его подчинённых, оставшихся где-то внизу. Однако она не была длинной, и вскоре они стояли уже во внутреннем дворе поместья, разглядывая богатую лепнину и скульптуры драконов, что смотрели на них с изогнутых крыш. Здание имело три этажа, но выглядело массивным и большим из-за каменных рельефных орнаментов на фасаде и каждом этаже по отдельности, на балконах и отрытых переходах которых можно было мельком увидеть снующих туда-сюда слуг. Где-то вдалеке высилась башня, такая же, какие они видели в городе, но о её предназначении оставалось только догадываться.       Сама территория казалась огромной: помимо резиденции и башни на ней были ещё какие-то здания поменьше, где-то в глубине была скрыта небольшая беседка, которую обвил длинный каменный дракон, а вокруг раскинулся искусственный пруд, через который тянулись, изгибая спины, деревянные мостики.       Се Лянь не видел всего, — им не экскурсию тут устраивали, — и всё же не мог не поразиться масштабам и размерам этого места, что было сделано явно со вкусом и так сильно отличалось от города. А ещё, что более важно, здесь было тихо. Не та мёртвая тишина, как в лесу, а естественная, живая, и в ней, хоть немного, но было всё же спокойнее.       Длинные коридоры поместья напоминали городские улочки, что так же петляли в разных направлениях, но тут не было этой бесчисленной нечисти, шума и грязи. В доме поддерживалась идеальная чистота, что явно было заслугой всех тех, кто ежедневно трудился здесь, не покладая рук. Се Лянь бы даже осмелился сказать, что здесь довольно уютно, если исключить причину, по которой он и все остальные здесь оказались.       Редкие слуги, что попадались им по пути, не смели бросить и случайного взгляда на новоприбывших, — особенно те, кто сам носил такие же кожаные ошейники, что сейчас украшали шеи пленных. Это наводило на мысль, что, возможно, не они одни здесь против своей воли, и, если им сильно повезёт, то их просто сделают прислугой в доме Князя Демонов. Это, на самом деле, был бы идеальный расклад, и не только Се Лянь подумал об этом. Другие солдаты пришли к такому же выводу и выглядели чуть бодрее, чем на улицах Призрачного города, даже если и не питали слишком больших надежд на то, что вообще доживут до завтрашнего утра.       От радостных и не очень размышлений их отвлекает гул массивных деревянных дверей, что раскрываются перед ними, впуская в главный зал. Словно смотровая площадка, он тоже занимает три этажа в высоту, а с открытых галерей любой желающий может увидеть, что творится в этом зале. Длинный и выполненный в тёмных тонах, он имеет выходы на улицу, прикрытые светлыми бумажными дверями сёдзи, расположенными по бокам и на противоположном конце от входа, прямо за спиной человека, сидящего на возвышении и вольготно закинувшего ногу на ногу.       Окрик стражей заставляет пленников опуститься на колени, пускай и очень неохотно, но и самовольничать перед Князем Демонов кажется глупой идеей. Се Лянь приподнимает голову, украдкой бросая взгляд на демона, что будет вершить над ним суд. У него длинные чёрные волосы, что струятся по спине и плечам, подчёркивая бледность кожи, и такие же чёрные ногти длиной чуть больше цуня, что явно могут выколоть кому-нибудь глаз при желании.       К слову о его глазах. Змеиные зрачки, окружённые радужками чёрного и красного цветов, смотрели на вошедших пристально, с интересом и насмешкой, оглядывая всех, но не задерживаясь ни на ком, а растянутые в ухмылке губы позволяли увидеть такие же змеиные клыки, тонкие и острые, которые наверняка с лёгкостью могли прокусить кожу, чтобы впиться в свою добычу.       Демон вольготно раскинулся на своем троне, не спеша начинать экзекуцию и лишь постукивая длинными ногтями по деревянному подлокотнику. Его халат из дорогого шелка был вольготно распахнут и не скрывал подтянутого тела и бледной от смерти кожи, покрытой у самой шеи блестящими чешуйками, а по его чёрной ткани тянулись красные и зелёные узоры, переплетающиеся в замысловатые фигуры цветов и диких зверей. Сапог на нём так же не было — покрытого лаком пола касались лишь босые ступни, слегка прикрытые широкими свободными штанами. Всё выглядело так, словно демон только встал с постели и не успел переодеться, но отчего-то становилось понятно, что он ходит так всегда. Неудивительно: будучи хозяином поместья и целого города, даже целой демонической провинции, он мог ходить как его душе угодно, и всё равно бы привлекал внимание своим величием, силой и статью, какой наряд бы ни надел.       Се Лянь чувствует это как никогда остро, стоя на коленях перед этим демоном, что собирается вершить его судьбу.       Резкий удар по затылку на мгновение оглушает его, и Се Лянь зажмуривается, когда ему с силой давят на шею.       — Никто не разрешал тебе поднимать голову, — едко плюется за его спиной демон. — Прояви к своему господину больше уважения, если не хочешь, чтобы тебя сожрали заживо, как скотину.       Се Лянь шумно сглатывает, подавляя раздражение, и делает, как ему велят, но тут же тишину нарушает низкий снисходительный смех.       — Ну зачем же так жестоко? Не стоит так пугать бедного человека за простое любопытство, — слова старшего демона кажутся добродушными, но только глухой не услышит в них усмешку.       — Да, господин Хуа, вы совершенно правы, — тут же соглашается стражник, убирая руку с шеи Се Ляня, бросая при этом на него ненавистный взгляд, которого человек со своего положения, естественно, не видит.       Князь Демонов встаёт со своего места, и в воздухе в мгновение ока повисает тяжелая, давящая аура, заставляющая ещё ниже опустить голову и напрячь каждую мышцу в теле, чтобы хоть как-то противостоять ей. Се Лянь стискивает зубы, заставляя себя держаться. Он не хочет выставить себя слабаком перед этим демоном, не хочет чтобы этот «господин Хуа» смотрел на него свысока, как на какую-то безделушку, с которой можно поиграться и выкинуть.       — Ну и ну, какие вы сильные, — с притворным восхищением произносит демон, подходя максимально близко, так, что Се Лянь видит его оголённые ступни. Давление становится сильнее, и кто-то всё же не выдерживает. — О, кажется, я ошибся.       Се Лянь с трудом, но поворачивает голову, только чтобы увидеть, как несколько его солдат корчатся от боли и не могут более сдерживать вскриков и жалобного плача.       — Х-хватит, пожалуйста!       — Больно! Очень больно!       — Н-не могу д-дышать…       Вдруг давление полностью исчезает, и Се Лянь резко и неожиданно для себя вдыхает полной грудью, позволяя телу расслабиться хоть на мгновение. Он поднимает голову, с нарастающим напряжением видя, как лицо демона искажается в гримасе отвращения, словно он смотрит на грязь под своими ногами.       — Мерзость, верещите, как свиньи, а ещё воинами себя зовёте, — фыркает он, а на его губы вдруг ложится ухмылка. — Эмин.       Се Лянь не понимает сначала, кого зовёт демон, может, своего подчинённого, но все его догадки тут же отметаются, когда он, затаив дыхание, видит, как правая сторона лица демона покрывается трещинами и раскрывается, рвётся, словно тонкий лист, а из того места, где раньше был красный глаз, вылезает длинная чёрная змея, чьи чешуйки отливают холодным зелёным светом. Глаза змеи тоже красные, и она ползёт по телу демона, обматываясь вокруг его шеи широкими кольцами и с любопытством глядя на свои новые игрушки, а глаз демона и всё его лицо принимают прежнюю форму, словно закрывшиеся за кем-то ворота.       Кто-то в страхе омерзения вскрикивает, наблюдая за этим зрелищем, за змеёй, что, покинув тело хозяина, сползает на пол, увеличиваясь в размерах до такой степени, пока не становится способной без проблем заглотить тело взрослого человека.       Се Лянь шумно сглатывает, глядя на друзей и замечая, что они также не отрывают взгляда от гигантской змеи, но, по крайней мере, не кричат и не трясутся от страха, как несколько других солдат. В их глазах стоит настоящий ужас и паника, кажется, словно красные глаза змеи загипнотизировали их и не дают сдвинуться с места.       — Ну что, Эмин, нравятся тебе эти люди? — демон разговаривает со змеем, как с домашним животным, поворачивая к нему голову и поглаживая его по чёрной чешуе. Змея шипит, показывая раздвоенный язык, и это по какой-то причине вызывает на лице демона улыбку.       — Н-нет! Не убивайте нас!       — Не отдавайте ему!       — Мы что угодно сделаем, только не убивайте! — кричат солдаты, его солдаты, и Се Лянь опускает голову, обречённо выдыхая. Эти люди, погрязшие в страхе смерти, даже не могут осознать, что своими словами только сильнее злят демона и подталкивают его к радикальным действиям.       Лицо демона кривится, и он презрительно фыркает.       — И правда, как свиньи. Значит, ни на что больше вы и не способны. Инь Юй, — он снова зовёт кого-то, и в этот раз это действительно его подчинённый, демон в фиолетовых одеждах, что появляется перед своим господином будто из неоткуда. — Отправь их на ферму. Они только для этого и годятся.       Демон безмолвно кивает, давая какой-то знак стражникам, и те поднимают ничего не понимающих людей на дрожащие ноги.       — Ферму? — осмеливается спросить один из них, переглядываясь с остальными и думая, что их отправят работать на поля.       Демон улыбается, но эта улыбка не несёт в себе ничего хорошего.       — Именно. Человеческую ферму, — произносит он, улыбаясь и показывая клыки. — Мой Эмин обожает есть людей, но вы такие тощие, что он вас съест и не заметит. Поэтому с этого дня у вас будут прекрасные условия: вас будут кормить шесть раз в день, пока вы не разжиреете до трехсот килограммов, а потом, вас, свиней, скормят Эмину. Разве не чудесно?       Демон наслаждается, глядя на крики и панику людей, коим уготована столь страшная участь, пока тех под руки тащат охранники, буквально выволакивая из зала, где повисает просто гробовая тишина.       Се Лянь сглатывает ком в горле, видя, что Фэн Синь и Му Цин изрядно занервничали. В любой другой момент они точно начали бы пререкаться, и между собой, и с демоном, но сейчас они боялись издать хоть звук. В данной ситуации это было как нельзя кстати, но неужели им всё же не удастся выйти из этого зала живыми? По крайней мере, на «фермы» забрали далеко не всех. Се Ляню искренне их жаль, но теперь уже ничего не поделаешь, и каждый сам за себя. Да, он командир и должен отвечать за своих людей, но он уже однажды подвёл их, и не хочет умирать сейчас.       Его сослуживцы, те, кто выжил и кому удалось избежать плена, наверняка бы осудили его за такое отношение, но и они не на его месте. Легко рассуждать о правильности и неправильности деяний, которые совершаешь не ты сам. Да, может, Се Лянь и подвёл своих людей, но и не он развязал заведомо проигрышную войну с демонами в попытках отхватить кусок их территории. Он не ответственен за то, что эти люди пошли в армию, что захотели служить.       Се Лянь убеждает себя в этом, чтобы не чувствовать всепоглощающую вину. Он не герой и не двигатель морали, за ним пошли просто потому, что его звание выше, а не под действием воодушевляющих речей. Сейчас он хочет просто выжить, а это напрямую зависит от их поведения. И он надеется, что его друзья пришли к тому же выводу.       Демон в это время поворачивается к оставшимся, бросая на них полный безразличия взгляд.       — Кто из вас главный?       Люди тут же оживляются, будто только этого вопроса и ждали, и, боясь отвести взгляд от змеи, что всё так же нависает над ними, судорожно тычут пальцами на замершего на своем месте Се Ляня, что даже не успел произнести ни слова и ответить на вопрос демона.       — Он! Это он! — кричит кто-то, указывая на своего командира и гремя цепями.       — Да, он! Он повел нас на гибель!       — Да, из-за него мы здесь! Он приказал нам напасть на ваших воинов!       — Да-да, так и было! Мы совсем не хотели воевать, но нас заставили!       Они кричат невпопад, перекрикивая друг друга и стремясь выслужиться перед Князем Демонов, что с приподнятой бровью смотрит на их унижения.       — Значит, не хотели воевать? — со странной ноткой в голосе спрашивает демон, и солдаты согласно кивают. Се Лянь, Фэн Синь, Му Цин и ещё парочка мужчин, что не стали сдавать бывшего командира, лишь безучастно смотрят на них, игнорируя шепот раздражения. — И вас заставили?       Люди снова кивают, поддакивая, и демон недовольно цокает, отчего все мгновенно замолкают.       — Крысы. Сдаёте своего командира при первой же неудаче, — вдруг произносит он, и Се Лянь ошеломлённо раскрывает глаза, не ожидая такой реакции. — Удивительно, что вы вообще умудрились дожить до этого момента. Что ж, крысам — крысиная работа, — он вновь оборачивается к безмолвно стоящему демону, ожидающему приказа. — Отправь их в подвалы, пусть служат там и света больше не видят. Нечего этим падальщикам делать на поверхности.       И снова группу людей, уже куда большую, выводят из зала под конвоем. Эти ведут себя уже спокойнее, — кто-то даже кланяется и благодарит за милость, — ещё не представляя, какой рабский труд их ждёт, и в какое грязное, омерзительное место их ведут.       Демон же, даже не удостоив их взглядом, смотрит на оставшихся «выживших». Всего шестеро из прежнего состава, что пока умудрились никак не разгневать Князя Демонов.       Он подходит ближе, останавливаясь прямо напротив Се Ляня, вынуждая его поднять голову.       — Так ты, значит, их командир?       — Я, — он впервые за много часов подал голос, из-за чего звучал тот немного хрипло, вынуждая прочистить горло.       — Как зовут?       — Се Лянь.       — М-м-м, Се Лянь, значит, да?.. — размышляет демон, приложив ладонь к подбородку.       На его лице появляется злая ухмылка, а змей вдруг срывается с места, в считанное мгновение оказываясь рядом с людьми и широко раскрывая клыкастую пасть.       Кто-то вскрикивает от неожиданности, кто-то вздрагивает и зажмуривает глаза, а Се Лянь едва может сделать вдох, ведь чужие клыки замерли аккурат над ним, словно готовясь вот-вот заглотить свою добычу. Он смотрит вперед, не моргая и боясь лишний раз пошевелиться, но молчит.       Это было по-настоящему страшно. В тот момент, как он заметил движения змеи, он был уверен, что его сейчас сожрут заживо, прямо в эту секунду, и уже успел распрощаться с жизнью, как вдруг змея остановилась.       — Страшно? — вдруг спрашивает демон у всех присутствующих.       Кто-то молчит в ответ, кто-то отрицательно кивает, стараясь не показывать страха, что и так на виду, но Се Лянь не видит смысла врать. Он едва избежал смерти.       — Только дурак не испугается, — тихо произносит он, буквально чувствуя на себе взгляды старых друзей, но игнорируя их.       Демона, кажется, его ответ полностью устраивает. Он подходит ближе, — Эмин же наоборот, слегка отстраняется и закрывает пасть, — и поглаживает Се Ляня по голове, как щенка.       — Хвалю за честность, — Князь Демонов выглядит крайне довольным и приподнимает лицо человека за подбородок, оглаживая его щёки. — Какое милое личико. Знаешь, Се Лянь, куртизанкой ты бы имел куда больший успех, чем на военном поприще. Ты уверен, что выбрал ту профессию? Уверяю, с такими внешними данными недостатка в клиентах ты бы не испытывал.       Он говорит всё это с елейной улыбкой и насмешкой в разноцветных глазах, и Се Лянь чувствует, как краснеет от постыдных слов, сказанных с такой безусловной уверенностью. Его унижают открыто, прилюдно, но он терпит, сжимая губы и пристально глядя демону в глаза, отказываясь так просто переносить оскорбления.       — М? Даже ничего не скажешь? — удивляется демон, с каким-то новым интересом рассматривая свою новую игрушку.       Се Лянь мотает головой, насколько это возможно в его положении, и демон усмехается.       — Серьёзно? Я обозвал тебя шлюхой, и ты просто это стерпишь?       И тут даже не знаешь, что лучше: съязвить или сдерживаться до последнего. Демон явно ждёт от него ответа, но Се Ляню просто нечего ему сказать.       — Вам виднее, кто я — шлюха или солдат, — только и слетает с его губ. Он не пытается втереться в доверие или как-то выслужиться перед демоном. Его голос холоден и груб, и это порядком веселит Князя Демонов.       — А ты забавный, мне нравится, — он в последний раз поглаживает Се Ляня по щеке и убирает руку, в третий раз оборачиваясь к стоящему рядом демону, и все люди в комнате напрягаются, ожидая свой приговор. — Инь Юй, отправь этих к Линвэнь, пусть распределит их по поместью. А этого, — он кивает на Се Ляня, — отправь к девушкам. На этом всё.       — Как прикажете, Хуа Чэнчжу, — кланяется демон и направляется прочь из главного зала.       За ним, конвоируемые стражей, идут люди, ещё не уверенные до конца, какую участь уготовили именно им. Их вели по коридорам всё глубже внутрь резиденции, и Се Лянь, в памяти которого всё ещё стояло насмешливое лицо Князя Демонов, мог, наконец, выдохнуть. Самое страшное осталось позади. Они выжили, а это главное. Что с ними будет дальше — лишь вопрос времени.       — С этого дня вы будете служить в поместье Хуа Чэнчжу и выполнять всё, что вам прикажут, — раздаётся голос Инь Юя, и все тут же начинают внимательно его слушать. Он щелкает пальцами, и цепи, сковавшие пленных, рассыпаются в порошок, и лишь ошейники остаются на своих местах. — Вы не можете без позволения покинуть территорию резиденции, в противном случае я тут же об этом узнаю, как и не можете снять эти ошейники. Они показывают ваш статус. Вы обязаны подчиняться тем, кто их не носит.       Они заворачивают за угол, и весь конвой видит высокую женщину в строгом платье, что ждёт их в конце коридора.       — Вам также запрещено спускаться в подвал без разрешения или приказа. За каждой провинностью последует наказание. Линвэнь доведёт до вас распорядок дня, который так же нельзя нарушать, и подчиняться вы будете ей напрямую. К ней и другим старшим демонам обращаться не иначе, как к «госпоже» или «господину», фамильярности не допускаются. Вам повезло больше остальных, но не обольщайтесь — за серьёзные нарушения вас могут понизить в должности, в подвалах и на ферме свободных мест достаточно. Если будете стараться и работать, как следует, сможете прожить здесь спокойную жизнь без лишних проблем.       Тем временем они подходят к демонице, что окидывает людей строгим взглядом, сжимая в тонких пальцах небольшую плётку. Она смотрит на них свысока, — буквально, она точно выше того же Се Ляня, — от чего её острые глаза, подведённые чёрной краской, кажутся ещё уже. Её волосы собраны в сложную тугую причёску, за ушами, едва отличимые по цвету от волос, торчат тёмные перья, как у птиц, а её длинные ногти напоминают цепкие когти, какими орёл хватает добычу.       Они останавливаются перед ней, и Инь Юй не произносит ни слова, дожидаясь, когда они догадаются поклониться женщине. И, когда это, наконец, происходит, он отходит чуть в сторону.       — Теперь вы в распоряжении Линвэнь. Она не только командует вами, но и несёт за вас и ваши действия прямую ответственность. Подведёте её — будете наказаны.       Люди коротко кивают невпопад, бросая быстрые взгляды на строгую демоницу в тёмно-синем кимоно, что плотно обтягивает её фигуру и закрывает длинную шею. Без лишних слов, она разворачивается, призывая следовать за ней, и люди выполняют её безмолвный, но чёткий приказ.       — Нет, у тебя будет другая работа, — вдруг произносит Инь Юй, вставая на пути Се Ляня и отрезая его от остальных.       — Другая?       — Да, иди за мной, — он собирается уходить, ведя за собой ничего не понимающего человека, как вдруг раздаются два новых голоса, что до этого боялись проронить хоть слово.       — Эй, но ведь тот демон, — начинает Му Цин, но осекается под строгим взглядом Линвэнь, что чуть крепче сжимает в руках плётку. — Я имею в виду, ваш господин, сказал, что мы должны служить в поместье. Куда вы его ведёте?       Фэн Синь, не меньше других удивлённый смелостью друга, тем не менее одергивает его, яростно шепча, что сейчас совсем не время для подобных выходок, но Му Цин только отмахивается. Се Лянь, если честно, с ним согласен, но ему всё же приятна забота друга.       — Он так же, как и вы, будет здесь работать. Но у него свои обязанности, у вас — свои. На этом всё. Идём.       В этот раз Инь Юй, кажется, более не намерен отвлекаться от дел, поэтому без дальнейших разъяснений уводит Се Ляня, что бросает на друзей благодарный взгляд. Он обещает себе, что обязательно пересечётся с ними позже и всё им расскажет, но только когда представится возможность. Сначала надо обо всём тут разузнать, а уже после думать, что можно делать, а что лучше не стоит. Найти границы дозволенного, так сказать.       — Извините, господин Инь Юй, — тихо обращается к демону Се Лянь, решая всё же соблюдать приличия и сразу зарекомендовать себя с хорошей стороны. От этого буквально зависит его жизнь. — О какой работе идёт речь?       Они преодолевают лестничный пролёт, поднимаясь на второй этаж, что выглядит точь в точь как первый, разве что тут уже нет свободных выходов прямо на улицу, а только длинные коридоры с множеством комнат, многие из которых выходят прямиком на сплошной баклон, что тянется вокруг всего поместья, облегчая перемещение. В некоторых местах они соединены лестницей с третьим и первым этажами, из-за чего подняться на самый верх можно даже не входя внутрь резиденции.       Инь Юй молчит какое-то время и открывает рот, лишь когда Се Лянь уже и не надеялся услышать ответ.       — Ты будешь служить лично у Хуа Чэнчжу и приходить к нему, когда он позовёт. Помимо этого, в твои обязанности входит следить за порядком в его покоях днём, а также выполнять мелкую работу, которую тебе поручит Линвэнь. Тем не менее, приказы Хуа Чэнчжу для тебя в большем приоритете, чем мои или Линвэнь, и ты не можешь нарушить их, чтобы сделать что-то другое, о чём тебя попросят, — не то чтобы слова Инь Юя дали больше конкретики, но Се Лянь просто кивает. — Жить ты будешь отдельно от остальных невольных, у тебя будет собственная комната.       — Невольных? — зацепился за новое слово Се Лянь, и Инь Юй тихо вздохнул.       — Те, кто носят ошейники. В простонародье рабы, но господину не нравится это слово, поэтому он приказал называть вас невольными.       — Ясно, — выдыхает Се Лянь, тихо хмыкнув. Ну, может, всё не так уж и плохо.       За разговором они подходят к очередной комнате, похожей на все остальные, и заходят внутрь, где их уже ждут красивые демоницы с кошачьими чертами, а две из них и вовсе выглядят как белые кошечки, что научились ходить на задних лапах и надели человеческую одежду. Они приветливо здороваются с Инь Юем и с живым интересом разглядывают Се Ляня, как какую-то диковинку.       — Они приведут тебя в порядок к сегодняшней ночи. В остальные дни будешь делать всё сам, но, если что-то не будет получаться, можешь попросить их, — коротко рапортует Инь Юй и выходит из комнаты, не открывая дверь. Он просто проходит сквозь неё, словно его тело — прозрачное и невесомое.       Се Лянь удивлённо смотрит ему вслед, и оттого до него не сразу доходит смысл сказанного.       Подождите. Что значит «приведут в порядок к сегодняшней ночи»?       Он оборачивается к демоницам, что уже вовсю разглядывают его, обсуждая наряд и макияж, а кто-то уже даже роется в шкафах, подыскивая лучшее платье.       — Извините, что он имел в виду?       Кошечки удивлённо переглядываются между собой.       — А тебе, что, не сказали?       — Сказали что? — у Се Ляня уже было нехорошее предчувствие.              — Что ты будешь куртизаном у господина Хуа, — как ни в чём не бывало отвечает демоница, что рассматривала украшения, выбирая из них самые подходящие. Однако, видя ошеломленное лицо человека, она наклоняет голову вбок. — Чего ты так смотришь? Для невольного, как ты, это очень высокая должность. Если сделаешь всё правильно и понравишься господину, то он будет с тобой мил и ласков.       — А если нет? — машинально спрашивает Се Лянь, всё ещё переваривая в голове, что Хуа Чэн-таки решил, что профессия шлюхи подходит ему больше.       — А если нет… — кошечка задумывается на мгновение, после пожимая плечиками в красивом розовом кимоно. — Хм, если ты ему наскучишь или не будешь подчиняться приказам, то он вполне может отдать тебя в пользование кому-то другому.       Она говорит это так спокойно, как само собой разумеющееся, а у Се Ляня сердце в пятки уходит. В каком смысле «отдать в пользование»?! Он что, вещь, чтобы его просто передавать из рук в руки?       Отвратительно.       И всё же, думает Се Лянь, находясь где-то в прострации и позволяя девушкам привести себя в порядок, даже у вещи должен быть только один хозяин.       По дороге сюда он думал лишь о том, как ему выжить. Никто не хочет умирать. Ни один солдат, будь он неладен, не согласится умирать в плену, а тем более генерал, разжалованный до проститутки. Он не хочет, чтобы его запомнили как человека, что не пережил и ночи с Князем Демонов, как бы это ни звучало. Он не хочет, чтобы Фэн Синь и Му Цин узнали о том, что он наскучил Хуа Чэну в первую же ночь, и тот отдал его какому-нибудь другому демону для развлечения. Это будет худший из исходов. Нет, наверняка есть и хуже, но покрытый коркой стыда мозг Се Ляня сейчас просто не может придумать ничего другого.       Если он хочет выжить и увидеться ещё хотя бы раз со своими друзьями, он должен засунуть свою гордость так далеко, как это только возможно, и понравиться Хуа Чэну. Ему самому тошно от этих мыслей, но другого выхода Се Лянь не видит. Ему ни за что не одолеть демона в честном и нечестном бою, а о том, что творится в его голове, из которой по его приказу вылезает настоящая змея, можно только догадываться. Ему не обмануть Князя Демонов на его же территории, в его городе и его доме, и придётся играть по его правилам, если он не хочет умереть так глупо и нелепо.       Проходит не меньше часа, прежде чем демоницы заканчивают с его подготовкой. И от собственного отражения в зеркале хочется плакать: на нём длинное белое платье свободного кроя, подвязаное на талии тонким золотым поясом с искусной тонкой тесьмой; рукава широкие и длинные, с вырезами на плечах, и присоединены к невысокому воротнику, что не скрывал ошейника, показывающего принадлежность человека своему хозяину. Волосы были убраны в простую, но красивую причёску и заколоты шпилькой, а свободные пряди струились по спине. Ему дали украшения из настоящего золота, даже серьги, что теперь слегка щекотали шею. Но самое неприятное было то, что под свободным длинным подолом одеяний ничего не было. Обычно даже в таких нарядах предусматривались нижние одеяния в виде штанов или нескольких слоёв юбок. Но здесь не было ничего из этого, из-за чего Се Лянь чувствовал себя обнаженным.       Он всегда был красив, но его образ намеренно сделали более женственным, чтобы подчеркнуть его нынешний статус и полномочия, стирая всё, что когда-то связывало Се Ляня с деятельностью военного. Это угнетало похуже прямого унижения или приказов. Сейчас, разодетый и накрашенный специально для Князя Демонов, он действительно чувствовал себя вещью. Красивой куклой, которая должна заинтересовать своего хозяина, иначе отправится в утиль.       От этой перспективы было тошно, и всё же теперь это была его реальность, с которой приходилось мириться, если хочешь жить.       А Се Лянь хотел. Вопреки всему цеплялся за жизнь, даже за такую. Боялся смерти, особенно от рук Князя Демонов, поэтому терпел. Поэтому пошёл в его покои с наступлением ночи.       Комнаты Хуа Чэна были огромными, но обставлены просто, хоть и со вкусом: на стенах висели свитки и картины, изображающие горные и лесные пейзажи, повсюду были расставлены свечи и небольшие масляные фонари, а полы устланы шкурами животных. Чуть сбоку стоял низкий столик, за которым разве что чай пили, а напротив — длинный диван, обитый шелком. Но больше всего, естественно, выделялась кровать — массивная, сделанная из красного дерева, с шелковыми черными простынями и поднятым балдахином. На таком королевском ложе могло уместиться трое, если не больше, и Се Лянь старался отодвинуть мысль о том, что сам сегодня ляжет на него.       Здесь же были и смежные комнаты, о предназначении которых оставалось лишь догадываться, а широкие раздвижные двери напротив входа вели на личный просторный балкон, откуда открывался превосходный вид на территорию резиденции и лежащие за ней леса.       Одного лишь вида на эти покои было достаточно, чтобы понять, что их занимает кто-то очень влиятельный и, очевидно, богатый, раз может позволить себе такой размах.       Но Се Лянь не любоваться сюда пришел, о чём ему напоминает и вольготно сидящий на диване демон, что смотрит в упор и ждёт, пока человек соизволит подойти к нему. Се Лянь выдыхает, мысленно готовясь к тому, что его ждёт, и подходит к Хуа Чэну, кланяясь и опуская голову, как ему объясняли.       — Вы хотели меня видеть, господин Хуа, — как можно более нейтрально, хоть и всё равно вежливо, произносит Се Лянь, выпрямляясь и глядя на демона, что окидывает его оценивающим взглядом с ног до головы.       — Хотел, — кивает он, развязно подзывая Се Ляня подойти поближе и встать между его ног. — Мм, теперь совсем другое дело. Тебе идёт такой наряд.       Он откровенно издевается, проверяя границы выдержки человека, но Се Лянь лишь стискивает зубы, заставляя себя терпеть. Вступать в перепалку с Князем Демонов явно не лучшая идея.       — Благодарю, — только и говорит он, на что Хуа Чэн лишь хмыкает.       — На колени, — командует он, откидываясь на спинку дивана, отчего его халат ещё больше оголяет подтянутый торс. Секундный ступор на лице Се Ляня не остаётся незамеченным, и демон повторяет. — Я сказал, опустись на колени.       Се Лянь делает, что ему велят, снизу вверх глядя на демона, что слишком много себе позволяет. Но, с другой стороны, победители всегда властны над проигравшими, и этот случай не исключение. И Хуа Чэн берёт себе то, что теперь принадлежит ему по праву.       Вдруг ошейник сдавливает горло, тянет куда-то вперед, и Се Ляню приходится выставить руки, уперевшись ими в бёдра демона, чтобы не упасть лицом ему прямо между ног. Он вскидывает голову, замечая, как Хуа Чэн отвёл одну руку назад, словно держит невидимый поводок, прикреплённый к полоске кожи на шее Се Ляня.       — Ну и? Чего ждёшь? Или всё объяснять нужно? — недовольно цокает демон, не ослабляя натяжения.       — Я никогда этого не делал, — сквозь зубы проговаривает Се Лянь, слабо сопротивляясь давлению.       — А с девушками был?       Вопрос демона на мгновение сбивает его с толку, но в итоге Се Лянь согласно кивает.       — Ну так вспоминай, что они делали, и повторяй.       — А если не захочу?       Глупо, очень глупо перечить Князю Демонов в его владениях, когда он буквально держит тебя на коротком поводке, но последняя частичка гордости в теле Се Ляня просто не позволяет ему сдаться так просто и принять на себя роль проститутки.       — А если не захочешь, — с опасными нотками в голосе повторяет Хуа Чэн, опуская другую руку на лицо человека и поглаживая его скулы в обманчиво нежном жесте. — Я отдам тебя своим охранникам, а они пустят тебя по кругу и будут иметь тебя во все дыры до самого рассвета до такой степени, что я свободно смогу засунуть в твою задницу свою ладонь.       На губах Хуа Чэна играет злая ухмылка, пока он с удовольствием наблюдает за расширившимися от ужаса глазами Се Ляня, что, кажется, теперь выглядит бледнее обычного.       Он ожидал грубости, ожидал пошлости, но не думал, что альтернативой его непослушанию станет групповое унижение. Отвратительно. Омерзительно. И Се Лянь до смерти боится такого исхода. Подобная участь кажется хуже пыток, и он подавляет дрожь, охватившую всё его тело.       — Но мы же не хотим доводить до подобного, верно? — тонко намекает ему Хуа Чэн, и Се Ляню ничего не остаётся, кроме как кивнуть.       — Нет, — тихо отвечает он, сдаваясь на милость своему новому господину.       Он не хочет, чтобы его пытали, чтобы насиловали. Се Лянь и раньше это понял, но именно в этот конкретный момент до конца осознал, что если он хочет жить — ему придётся стать проституткой Князя Демонов. Придётся подпустить его к своему телу и делать то, что он прикажет.       Не так сложно задвинуть назад задетую гордость, а Се Лянь не готов умирать за свои идеалы. На них далеко не уедешь, они не обеспечат тебе безопасность в исключительной ситуации, когда от каждого твоего действия буквально зависит твоя жизнь.       Ведь никто на самом деле не хочет умирать. Ни солдат, что браво сражается за свою страну, ни самоубийца, что соглашается на смерть, не видя другого выхода, ни тот, кто жертвует собой во благо другого. Никто из них не желает смерти на самом деле, они просто принимают её, но воля к жизни заставляет их бороться до последнего.       А ещё никто не хочет умирать глупой, нелепой смертью, над которой разве что потешаются да глаза закатывают.       Умереть от случайности ещё хуже, ведь человек совсем не готов расстаться с жизнью и зачастую даже не успевает осознать, что это вот-вот произойдёт.       Стоять на своём до самого конца, даже когда тебя подвергают пыткам и унижению — это, может, и мужество с одной стороны, вот только пользы не приносит никому. И в конце концов человек умирает, забитый палками или загрызенный собаками, но зато оставшись верным своим принципам. Вот только какое это теперь имеет значение, если человек всё равно мёртв, а его труп будет просто гнить в земле.       В том, чтобы следовать своим принципам себе во вред, нет ничего героического, а только чистое упрямство, которое всё равно ни к чему хорошему не приведёт и из беды не вызволит.       И Се Лянь понимает это как никогда чётко, стоя на коленях перед Князем Демонов, что ждёт от него послушания.       И он его получает.       Се Лянь опускает взгляд, чувствуя, как давление на шее пропадает, и касается завязок на чужих шелковых штанах, чуть приспускает их и достаёт член, обхватывая его пальцами и несколько раз медленно проводя вверх и вниз. Он видит, как Хуа Чэн постепенно возбуждается от его действий и, не позволяя ни единой мысли задержаться в его мозгу, наклоняется, касаясь кончиком языка головки.       Сверху раздаётся одобрительный стон, и его волос касается чужая рука, слегка перебирая прядки и легонько подталкивая к действиям. Се Лянь пошире раскрывает рот, на пробу заглатывая член и помогая себе рукой. Он закрывает глаза, чтобы не видеть лица демона, и медленно насаживается глубже, немного неумело оглаживая языком твёрдый ствол.       С губ Хуа Чэна срывается длинный стон, и он чуть сильнее надавливает на чужой затылок, призывая действовать увереннее. Несмотря на явную неопытность этого человека, его попытки возбуждают куда сильнее, чем Хуа Чэн ожидал, и это приятно удивляет.       Се Лянь шумно выдыхает через нос, отстраняясь, только чтобы нормально вдохнуть, и снова опускается ртом на член демона, пропуская его чуть глубже, насколько позволяет рвотный рефлекс. Он старается делать всё медленно, чтобы не поперхнуться, но не слишком, иначе это может разозлить возбуждённого демона.       Если закрыть глаза и представить, что перед ним не Князь Демонов, а любовник, то становится немного проще. Се Лянь сказал не полную правду — у него был опыт с мужчиной, но до оральных ласк дело не доходило, да и он не был снизу. Но демону незачем это знать.       Он чуть ускоряется, чувствуя нетерпение Хуа Чэна, и свободной рукой слегка сжимает чужое бедро в опасной близости от паха, и демон стонет, запрокидывая голову на спинку дивана.       — Чёрт, сейчас кончу, — произносит он сквозь зубы, глядя на человека, что прямо сейчас ублажает его ртом, хотя ещё пару минут назад дерзил ему в лицо.       Се Лянь шумно выдыхает, проводя языком по члену и касаясь кончиком щели, как вдруг Хуа Чэн стонет особенно громко, низко, удерживая человека за волосы и кончая ему в рот. Сперма попадает на стенки горла, отчего Се Лянь автоматически глотает, только потом понимая, что сделал, отчего на щеках расползается румянец. Ему ужасно стыдно, но уже поздно что-то менять, так что он принимает всё до конца, после выпуская член изо рта.       Уголки губ немного саднят от непривычной растяжки, челюсть тоже слегка побаливает, но терпимо. Се Лянь знает, что это ещё не конец сегодняшней ночи.       Чужие пальцы касаются его подбородка, заставляя приподнять голову, и Се Лянь сталкивается со взглядом сытого удовольствия демона. Ещё бы, ведь ему вновь кто-то подчинился, покорился, согласившись на унижение ради собственной безопасности. Наверняка Се Лянь не первый, кто попал в такую ситуацию.       — Неплохо справляешься для новичка, — хвалит его Хуа Чэн, но Се Лянь никак не реагирует. — Иди сюда.       Он хлопает по своим коленям, и Се Лянь послушно встаёт с пола, забираясь на них и садясь на демона сверху. Прохладные ладони ложатся на его бедра под свободным подолом одежд, вынуждая сесть плотнее, и Се Лянь чувствует, как чужой член касается его задницы.       — Знаешь, почему тебе дали такую одежду? — вдруг спрашивает Хуа Чэн, на что человек лишь слегка приподнимает бровь.       — Потому что вам так больше нравится? — наобум отвечает Се Лянь, даже не пытаясь додуматься до правильного ответа.       Хуа Чэн усмехается.       — Не только. Чтобы у меня всегда был быстрый доступ к твоему телу, и не пришлось возиться с кучей слоёв, — с этими словами он показательно стискивает в ладонях чужую задницу, прижимая её сильнее к своим бедрам.       Се Лянь стискивает зубы, сдерживая язвительные комментарии, и позволяет демону касаться его тела так, как он того пожелает.       Но вдруг его голову посещает одна мысль. А что, если Хуа Чэн будет с ним груб? Этого следует ожидать, он же Князь Демонов. Что ему до дискомфорта какой-то шлюхи?       Но Се Лянь ещё не полностью принял свою участь. Во всяком случае, он точно не позволит считать себя шлюхой и тем более называть этим вульгарным словом. Куртизан. Хотя бы так. Мало меняет смысл, но звучит уже не так унизительно.       Се Лянь согласен чувствовать боль от ударов, от ран, даже если совершенно этого не желает. Но не от того, что его грубо трахнут без подготовки, ведь каждый момент, пока его тело не залечит само себя, эта боль будет напоминать ему о том, кто он такой и что с ним сделали.       В этот момент он понимает, что должен брать всё в свои руки, если хочет, чтобы эта ночь прошла не так плохо, как может.       Он чуть выпрямляется, ненавязчиво притираясь бёдрами к вновь напряжённому члену, и кладёт руки на чужие плечи, чем вызывает на лице Хуа Чэна удивлённое выражение. Он чувствует, как одна рука отпускает его задницу и перемещается на талию, чуть сжимая и одобряя такой внезапный порыв инициативы.       — Господин Хуа, — тихо начинает Се Лянь, опуская взгляд. — Как я уже говорил, у меня не было раньше подобного опыта.       — Я помню, — кивает демон. — Однако ты неплохо справляешься.       Однако Се Лянь игнорирует его слова.       — Поэтому пообещайте мне, что позаботитесь обо мне и будете со мной нежны, — кротко, но требовательно произносит Се Лянь, видя, как демон удивлённо приподнял одну бровь на такое заявление. — А я обещаю, что сделаю всё, что вы скажете, и не буду вам перечить.       Мало кому хватило бы смелости брать с Князя Демонов обещания, особенно у того, кто носит в этом Доме ошейник. И всё же Се Лянь решился. Он почти сразу заметил, что демону нравится, когда он проявляет характер, так что решил действовать наперёд и подключить немного кокетства, даже если совсем не хотелось.       Но это сработало. Хуа Чэн выглядел восхищенным и возбуждённым одновременно. Последнее Се Лянь скорее чувствовал, чем видел.       — Что ж, — начинает демон, широко улыбаясь. — Мне не сложно удовлетворить твою просьбу, особенно когда ты так мило просишь.       С этими словами он кладёт руку на затылок Се Ляня и притягивает его ближе, захватывая его губы в собственнический поцелуй и сразу же принимаясь хозяйничать в его рту. Се Лянь против воли удивлённо стонет, но не от поцелуя — его он ожидал.       Чего он не ожидал, так это длинного, раздвоенного как у змеи языка, что проскользнул меж его губ и огладил нёбо. Это ощущение странное, необычное, и Се Лянь не смог сдержать удивлённого звука, сорвавшегося с его губ.       Хуа Чэн улыбается в поцелуй, верно истолковывая его реакцию, и чуть углубляет поцелуй, делая его собственническим, жадным, и Се Ляню ничего не остаётся, кроме как поддаться ему. Он уже пообещал демону, что будет послушным, а значит должен подчиняться. К тому же, поцелуй — самое невинное из того, что ожидает его этой ночью. И целуется Хуа Чэн до раздражения хорошо, умело, не забывая касаться тела Се Ляня и прижимая его ближе к своему.       В конце концов демон его отпускает, давая человеку вздохнуть, и Се Лянь видит, как длинный язык скрывается за чужими губами. К его собственному удивлению, это не кажется ему мерзким, просто необычным.       Взгляд падает чуть ниже, и Се Лянь замечает чёрные чешуйки, что отливают зелёным при неясном свете. Они ползут по шее демона от ушей и вниз по шее, заканчиваясь чуть ниже ключиц, и Се Лянь едва ли отдаёт себе отчёт, когда касается их пальцами, невесомо поглаживая.       Хуа Чэн без слов наблюдает за его действиями, довольный тем, что человек сам выражает инициативу. Он не любит, когда его партнёры просто делают то, что им говорят, и принимают то, что дают. Это скучно и теряется ощущение близости с другим живым существом.       Но Се Лянь, хоть и тоже слушается его, всё равно показывает характер. Хуа Чэну это нравится, а оттого и в том, чтобы выполнить его просьбу, демон не видит ничего плохого.       — Господин Хуа, можно вопрос? — вдруг произносит человек, отвлечённый разглядыванием змеиных черт демона.       — Спрашивай, что хочешь.       — А та змея действительно живёт в вашем теле?       Хуа Чэн фыркает, позабавленный сменой темы, и кивает, наслаждаясь ощущением осторожных касаний на собственной шее.       — Да. Почему спрашиваешь?       — Просто все были очень...напуганы, когда увидели это. Вам что, совсем не было больно?       Хуа Чэн удивлённо вздёргивает брови, слегка посмеиваясь и перебирая длинные локоны чужих волос.       — Почему мне должно быть больно? Эмин уже давно стал частью моего тела.       — Любопытно, — тихо отзывается Се Лянь, и, не прерывая зрительного контакта, наклоняется, утягивая демона в поцелуй.       Он и сам не знает, зачем спросил это. Просто пристальный взгляд разноцветных глаз демона невольно напоминал ему тот момент, когда правая сторона лица Хуа Чэна раскрылась, словно не имея костей, чтобы выпустить сидящую внутри змею. Это было жутко, но притягивало взгляд.       Но сейчас это всё не имело значения, потому что Хуа Чэн, заведённый чужой инициативой, подхватывает Се Ляня под бедра и несёт его к кровати, не разрывая поцелуя. Лишь опуская его на простыни он отстраняется от его губ, приникая к шее и оставляя на ней дорожку поцелуев, обходя кожаный ошейник и расстёгивая воротник одежд.       Се Лянь откинул голову назад, прикрывая глаза и позволяя демону исследовать его тело своими влажными губами и длинным языком. Он чувствовал, как тот распахивает одежды на его груди, спускаясь туда и задевая соски, вызывая дрожь по телу Се Ляня. Хуа Чэн не оставляет их без внимания, касаясь языком и чуть прикусывая, на что Се Лянь слегка прогибается в спине, невольно приглашая продолжить и намекая быть ещё ближе.       И Хуа Чэн следует молчаливой просьбе, развязывая золотой пояс и откидывая его в сторону, избавляя человека от одежд и оставляя его полностью обнаженным под собой. Се Лянь интуитивно сводит ноги, чему препятствует сидящий между ними демон, и отворачивается, чувствуя, как на щёки ложится стыдливый румянец. Да, он знал, что всё к этому идёт, но всё равно ощущать на себе голодный, пристальный взгляд демона оказалось ужасно волнительно и смущающе.       — Не закрывайся, — приказывает Хуа Чэн, раздвигая его колени руками и спускаясь ниже, с силой сжимая бедра, которые вдруг пронзает острая боль, и Се Лянь вскрикивает.       — Ай! Больно же, — выходит как-то плаксиво и обиженно, и Се Лянь едва не кривится от того, как прозвучал его голос.       А всё длинные чёрные ногти Хуа Чэна, что впились ему в кожу, когда тот слишком сильно сжал его ноги.       Демон опускает взгляд, замечая тонкие лунки от собственных ногтей на чуть покрасневшей коже, и без слов убирает их, втягивает, как когти, чтобы больше не поранить человека.       Се Лянь чувствует лёгкое смятение, глядя на такие манипуляции, но тем не менее ему приятно, что Хуа Чэн держит обещание.       Не желая больше отвлекаться, демон опускает голову, начиная зацеловывать крепкие бёдра, слегка прикусывая с внутренней стороны, одновременно с этим приставляя палец к сжатому колечку мышц и проталкивая внутрь, начиная растягивать чужое тело под себя и выбивая из уст Се Ляня неожиданно высокий стон. Он улыбается, оставляя новый поцелуй на изящных ногах, и поднимается выше, щекоча дыханием кожу на животе, вместе с тем добавляя чуть больше масла и сильнее растягивая девственный вход, оглаживая пальцем стеночки и вскоре добавляя второй.       Се Лянь знаком с этими действиями, но впервые испытывает их на себе, прикусывая губу и запрокидывая голову, проваливаясь в попытке сдержать длинный стон, когда чужие длинные пальцы касаются чего-то очень чувствительного внутри него, посылая по телу мурашки. Хуа Чэн умело ласкает его, отвлекает, не забывая о растяжке, и это вызывает на щеках Се Ляня ещё больший румянец, когда он понимает, как легко демону оказалось завести его и заставить стонать в голос.       Он не ожидал от себя такой отзывчивости, но, видимо, принятие ситуации вкупе с настойчивостью Хуа Чэна сделали своё дело, отчего Се Лянь больше не чувствует такого отвращения, как раньше. Демон сдержал слово и не причинил ему боли, он медлителен и ласков, хоть и жаден до прикосновений, и всё же не обманул, не набросился и не взял силой, хотя легко мог это сделать, и тогда Се Лянь не смог бы ему противостоять.       Хуа Чэн изводит его, дразня уже тремя пальцами, и с сытой ухмылкой наблюдает за чужими метаниями, наслаждается видом рассыпавшихся по простыням длинных волос, яркого румянца на щеках, красных от вечного кусания губ и зажмуренных глаз. Смотрит на следы собственных зубов на чужом теле, долгих поцелуев, и не может налюбоваться. Се Лянь, раскинувшийся под ним в муке удовольствия, выглядит прекрасно.       Не желая больше ждать, демон вынимает пальцы, смазывая маслом член и приставляя его к растянутому входу, толкаясь медленно, но не останавливаясь, натягивая на себя чужое тело. Губы Се Ляня раскрываются в красивой букве «о», а глаза ошеломлённо распахиваются, когда Хуа Чэн входит до конца, на мгновение замирая и наклоняясь к нему, а его длинные волосы спадают с плеч, словно завеса, что отделяет их от остального мира.       — В следующий раз и каждый после него ты должен приходить ко мне уже подготовленным, — низкий шепот касается его уха, и Се Ляню требуется время, чтобы понять, что демон имеет в виду, и осознание на мгновение возвращает его с небес на землю.       Точно, он же здесь ради удовольствия Князя Демонов.       Но Хуа Чэн не даёт ему больше времени на раздумья, когда выходит из его тела и толкается обратно, постепенно набирая темп и входя в него резче и глубже.       Се Лянь стонет, не в силах скрыть свою реакцию, и вцепляется в чужие оголённые плечи, — халат демон сбросил почти сразу, как они переместились на кровать, — пока Хуа Чэн трахает его быстро, умело, сжимая в ладонях ягодицы и закидывая его ноги себе на талию, заставляя скрестить лодыжки, тем самым подпустив демона ещё ближе, хотя, казалось бы, куда уж сильнее. С каждым толчком член задевает простату, срывая с губ Се Ляня несдержанные вздохи и постыдные стоны, которые, словно мёд для ушей, распаляют демона, и он склоняется над человеком, накрывая его губы кусачим, быстрым поцелуем.       Се Лянь отвечает, принимая внутрь раздвоённый язык, стараясь поспеть за чужой страстью и похотью. Хуа Чэн жаден, ненасытен, и Се Лянь ещё никогда не видел такого желания в чужих глазах, зрачки в которых сузились до толщины иголки. Этот взгляд завораживает, пленяет, и Се Лянь пристально смотрит в чужие глаза красного и чёрного цветов, пока их владелец трахает его так, как хочет сам.       Вдруг Хуа Чэн наклоняется к его шее, ведёт влажную дорожку языком и касается ушной раковины, слегка облизывая её и проскальзывая внутрь. Неожиданная ласка оказывается невероятно чувствительной, и Се Лянь пораженно вскрикивает, выгибаясь в чужих руках. Он и не думал, что подобные прикосновения могут ощущаться так ярко. А Хуа Чэн тем временем быстро ласкал его ухо длинным языком, жадно впитывая столь бурную реакцию, что пробуждала в нём нешуточный огонь.       То, как Се Лянь отзывался вопреки своим первым словам, как выгибался, прижимаясь к нему всем телом и невольно впуская глубже, как стонал и закатывал глаза, — Хуа Чэн мог бы вечно перечислять. У него давно не было опыта с новыми людьми, так что Се Лянь, можно сказать, в каком-то роде стал глотком свежего воздуха, ведь его привычки были демону неизвестны, его слабые и особенно чувствительные места были пока что словно неразгаданная тайна, а каждый новый звук, слетающий с этих мягких губ, всё больше подталкивал демона к краю.       Но больше он хотел увидеть, как потеряется в удовольствии сам Се Лянь. Хуа Чэн любил секс, но мог достичь удовольствия, только если доставит его кому-то другому. Поэтому он, не прекращая фрикций, кладёт руку на чужой член и сжимает, начиная быстро надрачивать и желая запечатлеть момент, когда Се Лянь кончит от его прикосновений.       Се Лянь вскрикивает от неожиданных ощущений, когда Хуа Чэн обращает внимание на его нетронутый член, и, к своему стыду, скулит, когда его накрывает оргазм, доставленный демоном, что пленил его и сделал своим куртизаном. Вязкая жидкость пачкает подтянутый живот и пальцы Хуа Чэна, и он не может отвести от этого взгляда, жадно запоминая каждую деталь, а вид разморенного и расслабленного Се Ляня подводит его к краю, и он кончает внутрь, делая последние толчки.       К Се Ляню же в этот момент возвращается стыд, когда он чувствует чужое удовольствие внутри себя, особенно, когда Хуа Чэн выходит, из-за чего по его бёдрам течёт влага. Он прикрывает лицо рукой, заставляя себя успокоиться и привести дыхание в норму, как чувствует, как кровать рядом с ним прогибается от чужого веса. Хуа Чэн, поправив штаны и приведя себя в порядок, — он их даже не снимал, лишь приспустил, — ложится на спину, вздыхая и выглядя в вышей степени довольным.       Се Лянь ложится на бок и приподнимается на локте, с недоумением глядя на демона, что словно тут же позабыл о нём. Не то чтобы Се Лянь хотел обратного, но всё равно немного неприятно.       Хуа Чэн, кажется, чувствует на себе его взгляд, приоткрывая один глаз и искоса глядя на человека.       — Чего смотришь? Одевайся и возвращайся к себе.       — Извините? — невольно срывается с губ ошеломлённого таким обращением Се Ляня. Словно его выкидывают после первого использования, как ненужную вещь.       — Извиняю. Я никому не позволяю оставаться в этой постели до утра. Тебя это тоже касается. Ты свободен.       Он говорит это так беспечно, что Се Лянь едва сдерживает рвущиеся наружу ругательства. Он видит нахальную улыбку на лице демона, что явно забавляется с его поведения, и, чувствуя колкую обиду и разочарование, быстро встаёт с кровати, кое-как запахивая одежды на обнажённом теле, и молча вылетает из комнаты, с отвращением ощущая влагу на бёдрах и заднице.       Хуа Чэн смотрит ему вслед, слегка посмеиваясь и чувствуя какое-то ребяческое удовлетворение от провоцирования этого человека. Се Лянь явно не ожидал, что с ним так обойдутся, и оттого его выражение лица и столь яркая обида так забавляли Хуа Чэна. Он не соврал ему, что никого не оставляет у себя до утра, и всё же Се Лянь разозлился, уйдя без всяких приличий. Но Хуа Чэна это особо не коробит. Ему понравился этот опыт, и он, может быть, даже был бы не прочь ещё одного раунда, но хватит с Се Ляня на первый раз и этого. Что-то ему подсказывает, что этим человеком в ближайшее время он точно не заскучает. А пока, чувствуя всё то же томление в теле, он может довести сам себя, прокручивая в голове воспоминания сегодняшней ночи.       И, пока демон занимается самоудовлетворением за его счёт, Се Лянь широкими шагами идёт по коридорам, спускаясь на второй этаж и залетая в свою комнату.       Чёртов демон, чёртова змея!       Как же Се Лянь зол. Он сделал всё, что от него требовалось, но Хуа Чэн всё равно прогнал его после. И дело даже не в том, что он хотел остаться в покоях демона до утра, — он не хотел, — а в том, что после всего ему пришлось идти по коридорам поместья в таком виде, благо он никого не встретил по пути. Что его просто отправили назад, словно он сделал свою работу и больше не нужен. Вот это было унизительно.       Он скидывает одежду куда-то на пол, не потрудившись сложить её, и падает на кровать, зарываясь под одеяло и едва сдерживая накопившееся раздражение.       Этот демон… Эта высокомерная змея, что не знает о банальном уважении. Ох, как же он вывел Се Ляня своей выходкой. Он ведь уже даже смирился с тем, что его лишили девственности, — по крайней мере демон не причинил ему боли, — как вдруг Хуа Чэн просто отсылает его, как слугу. Как шлюху. Ещё бы денег заплатил. Се Лянь едва не сорвался и не высказал всё, что о нём думает, — поэтому и вылетел без слов, боясь, что если откроет рот, то из него полетит такая грязь, что демон ему этого уже не простит.       Се Лянь сжимает в руках одеяло, закрывая глаза и заставляя себя забыть произошедшее и уснуть. По крайней мере он жив. Это хорошо. Да, это прекрасно.       Се Лянь повторяет это себе, как мантру, пока не засыпает беспокойным сном.       Он пережил свой первый день в Змеином доме.