Отче

      Пауль поступал правильно, и Гарри это прекрасно понимал. Вообще-то он только сейчас осознал, что просто-напросто занимал чужое место. Наверняка из Пауля получился бы отличный Старший аврор, если бы не внезапно появившийся протеже Главного аврора Британии и по совместительству Национальный герой.       Только вот всё напрасно — никакой он не герой, никого Гарри не победил, а вообще опустился настолько, что спит с убийцей и подозреваемым в деле о сектах. Который по сути своей фашист и преступник.       Правда, дело приняло неожиданный оборот.       — Гарри, вынужден тебя задержать для допроса. Вот распоряжение Гуццоло, — сказал Пауль, виновато поглядывая и протягивая бумажку, подписанную Главным. — Кроме того, шеф утвердил использование Сыворотки правды в отношении тебя, так как ты сотрудник.       — Ох, — выдохнул Гарри. — Понял. Ладно. Хорошо. Я готов. Допрашивать будешь ты?       — Нет, — Пауль сломал незажженную сигарету, что нервно вертел в руках. — Мы напарники, допрос проведёт Лоренцо.       — Хорошо, что не Матео, — криво улыбнулся Гарри.       — Он мог бы, если бы не факт, что тоже был твоим напарником какое-то время. Ну, пока я отсутствовал.       Лоренцо неловко протиснулся в дверь, сминая в руках бумажки.       — Пройдёмте в допросную, — промямлил он и густо покраснел.       Гарри уверенно вышел из кабинета и зашел в тесное тёмное помещение, усаживаясь за стол, но на этот раз по другую его сторону. Напротив опустился Лоренцо. Пухлые губы были покусаны, а на лбу выступила испарина.       Лоренцо достал пузырёк с зельем и протянул Гарри.       Тот нанёс на язык нужное число капель и приготовился к вопросам. Пауль сидел в углу допросной и хмурился.       — Начинай, — чуть погодя сказал он Лоренцо.       — Как вас зовут? — задал тот стандартный вопрос.       Убедившись после нескольких вопросов, что Сыворотка действует, Лоренцо откашлялся и перешёл к делу.       — Знаете ли вы, какое отношение ныне действующий кардинал имеет к сектам?       — Понятия не имею.       — Не пытался ли он вас вовлечь в какое-либо тайное общество?       — Нет.       — Передавали ли вы отцу Томасу денежные средства, акции, имущество, личные вещи в качестве пожертвования?       — Нет.       — Сестру Жюстину знаете?       — Шапочно знаком, — Гарри прошиб холодный пот. Он боялся ляпнуть лишнего, подозревая, что Жюстина видела слишком много.       — Куда пропадала, в курсе?       — Слышал, что переводилась в монастырь.       — В каких отношениях находитесь с отцом Томасом?       — Близких, — еле слышно прошептал Гарри.       — Насколько близких?       — Мы с ним спим.       Пальцы еле заметно подрагивали из-за нарастающей тревожности. Пауль, тихо сидящий в углу, кашлянул.       — Если бы отец Томас попросил тебя нарушить закон ради него, ты сделал бы это?       — Да, — сорвалось с губ Гарри. Он поспешно зажал себе рот рукой, но слова вылетали сами под действием Сыворотки. — Предатель! Ты не имеешь права задавать такие вопросы!       — Прости, Гарри, — с сожалением покачал головой Пауль. — Само собой в официальном протоколе этого не будет, потому что действие только условно потенциальное и не совершённое, но шефу я обязан доложить. Тебя отстранят от дела. Я давно должен был подать рапорт, но надеялся, что ты одумаешься и личная жизнь не помешает расследованию.       — Ты… так не сделаешь, — ошарашенно бормотал Гарри, не контролируя свой язык. — Я же могу помочь.       — Вынужден вас покинуть, — Пауль глянул на рабочий телефон, откуда пиликнуло сообщение. — Подозреваемый на допрос прибыл достаточно оперативно. Лоренцо, закончи. Извини, Гарри, просто извини. Это мой долг. Ты уже ничем не можешь помочь делу. Сам всё понимаешь.       Пауль скрылся за дверью, Лоренцо имел сочувствующий и немного напуганный вид, а Гарри ощутил внутреннее опустошение.       — Продолжай, — бесцветно произнёс он.       Последующие вопросы были без особенностей, Гарри ничего не знал о сектах и о роли Тома в их организации.       Всё это время он ёрзал на месте, томясь в неведении, как же проходит допрос Тома. Он молился, чтобы всё вышло гладко. Гарри ни на что особо не надеялся, но всё же мечтал, что Том никоим образом не замешан в деле. Ну не мог же он с потерей памяти все шесть лет совершать преступления!       Или мог?       Когда Лоренцо закончил, Гарри ледяными пальцами вытащил мятую пачку сигарет, завалявшуюся в кармане, и закурил. Нервишки шалили, сигарета то и дело падала из рук, пока поджигал, но поделать с собой ничего не мог.       Гарри действительно переживал.       А ещё испытывал двоякие чувства к поступку Пауля. С одной стороны, тот поступил верно, согласно внутреннему уставу, а с другой… С другой стороны Гарри надеялся, что их дружба даст некоторые преимущества.       Он вообще не должен был так думать и не ждать никакой выгоды для себя. Иначе это и не дружба.       Но по-дружески ли поступил Пауль?       Дилемма была не для Гарри, но он всё равно над ней раздумывал.       Он топтался в коридоре неподалёку от второй допросной, грыз ногти и кусал губы, пока оттуда не вышел Том. С невозмутимым лицом, но чуть растрёпанными волосами. Алая ткань его сутаны ярким пятном выделялась среди серых стен Аврората.       Как лужи крови на асфальте после того, как размозжило голову.       Гарри прогнал навязчивые тревожные мысли.       — Поттер, ты здесь, — утвердительно кивнул Том, надменно изогнув губы. — Почему не сам допрашивал? Струсил? Послал своего итальяшку-таракашку?       — Вообще-то я теперь тоже под подозрением и меня допрашивали параллельно, — злобно зашипел Гарри, раздражаясь из-за необоснованных обвинений.       — О, — поднял бровь Том. — Всё в порядке?       — Наверное, — Гарри нервно дёрнул плечом. — А у тебя?       — Думаю, тоже. Но неприятно. Кстати, мне нужно в Ватикан. Кей осталась с домовиком.       — Хорошо.       Появление Пауля вынудило замолчать.       — Гарри, — произнёс он. — Не следует разговаривать с подозреваемым в Аврорате. За его пределами вы можете делать друг с другом, что захотите, но здесь следует соблюдать должностную инструкцию, тебя пока никто не увольнял.       — Знаю, — буркнул Гарри.       Он хотел сказать ещё парочку фраз, но следом за Паулем показался Гуццоло. Том, тем временем, развернулся и вышел прочь, Гарри мрачно посмотрел вслед, но не произнёс ни слова.       — Молодец, Романо, — Гуццоло одобрительно хлопнул по плечу Пауля. — Давай, свободен.       Когда они остались наедине, Гуццоло внимательно взглянул на Гарри.       — Поттер, не отрастил ты внутренний стержень, закапываешь себя глубже и глубже в какую-то выгребную яму. А Романо я зря недооценивал, у него как раз есть этот самый стержень. Я же понадеялся, что победитель самого сильного Тёмного волшебника будет волевым и сильным и только поможет нашему Аврорату, а в итоге Национальный герой Британии сам стал подозреваемым.       — Я ни при чём, — оборвал его Гарри.       — Верю, — убедительно сказал Гуццоло. — Верю. Но одного доверия мало. К тому же, как я понял, Джиневре ты изменил как раз с этим выхолощенным кардиналом.       — О, прошу, ничего не говорите Джинни, — испугался Гарри. — Она не вынесет ещё одного удара.       — Не беспокойся, беспокоиться теперь не твоя задача, — самоуверенно ответил шеф. — Я позабочусь о спокойствии Джиневры.       Гарри почувствовал себя на мгновение мёртвым, когда Гуццоло оставил его. Каменные стены давили, а в душе поднималась буря.       Слова Гуццоло о внутреннем стержне задели за живое, он вспомнил первое появление в Италии, и какие надежды на на него возлагал Главный Аврор. Именно здесь Гарри хотел доказать всем и прежде всего себе, что добиться успехов в карьере сможет не благодаря случайной победе над Волдемортом, а именно своим знаниям и навыкам. Но как оказалось, сам Гарри ничего из себя не представлял примечательного.       Неудачник.       Влюбиться в своего врага и стать подозреваемым в деле, которое вёл, мог только Гарри.       А ещё камнем на сердце легло то, как Пауль поступил с ним. Нет, он должен был, но почему же Гарри так задело?       И Том… После того, как к нему вернулась память, он будто охладел к Гарри. На людях вообще с лица не сходило презрительное выражение, адресованное Гарри. Раньше Том не был таким. Он интересовался Гарри, и всё внимание было приковано к нему. Сейчас же это исчезло. Или, может, Гарри накрутил сам себя?       Он покинул Аврорат и с наслаждением затянулся сигаретой, прекрасно помня, как Тому не нравилось, что он курил, но ведь какая разница? Тома нет, да и наверняка стало плевать.       Моросил мелкий дождь, папиросная бумага намокла, и в один момент Гарри понял, что кончик сигареты больше не горит, а никотин не поступает в лёгкие. Он жевал бумагу со вкусом дождя и табака, идя домой. В дом Тома.       Было поздно. Кей уже спала, уложенная домовым эльфом. Гарри на цыпочках прокрался в детскую и легонько поцеловал дочь. В последнее время внутри всё рвалось от жалости к несчастному ребёнку. Ему казалось, что живёт на пороховой бочке, и скоро вот-вот бомбанёт.       Том обещал помочь. Обещал найти способ спасти Кей, оставаясь при этом самим собой. Можно ли верить его словам?       Гарри запутался. Будто брёл по лабиринту, потеряв нить. Выхода нет. Или он просто его не видит?

***

      Спать не хотелось, тревожность будоражила мысли и поддерживала уровень ложной бодрости. Гарри в отчаянии включил телевизор, опустившись на диван беспозвоночной амёбой.       По Первому итальянскому шёл свежий вечерний выпуск новостей, и Гарри бездумно уставился на экран.       — Общественность негодует и находится в шоке после такого провокационного заявления, — говорит невысокий усатый мужчина, ведущий. — А вы что думаете, синьор Министр? — обращается к сидящему напротив дородному представителю власти.       — Даже не знаю, как к этому относиться, — отвечает Министр. — Но ситуация крайне неприятная и бросает тень на Римско-католическую церковь.       После этих слов немного задремавший Гарри встрепенулся и стал внимательно смотреть новости.       — Чтобы расставить всё по местам, к нам в студию пришёл специальный гость, готовый рассказать из первых уст, так сказать, как было дело, — радостно провозглашает ведущий. — Встречайте, Его высокопреосвященство кардинал Святой Церкви отец Томас!       Под громкие аплодисменты и поднимающийся гул входит Том, одетый в официальное кардинальское облачение и выглядящий как олицетворение оскорблённой добродетели. Он не спеша подходит к свободному стулу и, расправляя полы сутаны, садится, переплетая пальцы рук на столе.       — Ваше высокопреосвященство, ответьте же на вопрос, интересующий не только наших зрителей, но и всю Италию: права ли сестра Жюстина, обвиняя вас в гомосексуальных связях и непристойном поведении в стенах церкви, где вы служите?       Лицо Тома становится траурным и ещё более оскорблённым.       — Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь, — Том осеняет себя знамением. — С недавнего времени в отношении меня началась настоящая травля. За что — я сам не могу понять толком, — он сжимает руками распятие, что висит на груди. — Сестра Жюстина распространяет крайне нелепые слухи обо мне, как я думаю, из-за личной обиды.       — На что обижена сестра Жюстина? — встревает ведущий.       — Она испытывала ко мне неуместные чувства и делала недвусмысленные намёки, а когда я, естественно, отказал ей и приструнил, чтобы не гневила Бога, она перевелась в другой храм. Но почему-то никто не предоставил никаких доказательств моей якобы вины, — лицо Тома лучилось искренностью. — Это преступление: оклеветать безвинного. Сестра Жюстина совершает страшное Зло. Я провёл в этом городе шесть лет, и ни разу моя репутация не была испачкана.       Я всегда боролся с подобными извращениями. Даже ещё не будучи священнослужителем уже старался всячески ненавидеть это.       — Вы считаете гомосексуальность извращением?       — Конечно. В Библии написано всё вполне однозначно, — твёрдо говорит Том. — Светское общество всё носится со своей толерантностью, считает, что гомосексуалисты могут спокойно жить среди нас, и это якобы нормально. Но… но люди ошибаются. Это великий ужас и зло. Содомия — первый шаг к Апокалипсису. Страшный суд наступит, и будет уже поздно. Я один не в силах бороться со Злом, нужно объединяться! Верить в Бога, и тогда Бог одарит своим вниманием и убережёт от соблазна. Эта травля может случиться с любым. Благодарите Бога, что случилась не с вами, — убедительно продолжает Том. — А я стойко вынесу все испытания, уготованные мне Всевышним. Но помните, Зло в адрес священнослужителя — десятикратное зло. Сестра, обращаюсь к тебе, — глаза Тома смотрят прямо в экран. — Образумься. Одумайся. Раскайся в содеянном, потому что зло всегда возвращается к тому, от кого исходит. Мне жаль, что дьявол искусил тебя. Я буду сбивать колени в молитвах о тебе, буду просить Отца не наказывать тебя жестоко, но и ты должна осознать всю глубину своей лжи. Ложь окутала сейчас всю нашу страну. Перед Крестом и Евангелием, братья и сестры, — Том сердечно кладёт руку на грудь, — я даже с женщинами не занимался любовью, не говоря уже о мужчинах, а меня обвиняют непонятно в чём.       Гарри готов был поклясться, что в этот момент в честных глазах Тома заблестели слёзы.       Том продолжает.       — За клевету и оскорбление чести предусмотрено наказание, каким бы я ни был милосердным, не позволю лжи отравлять сердца и умы людей. Братья и сестры, не распространяйте непроверенные слухи. Обращайтесь ко мне напрямую, моя почта указана на официальном сайте Церкви, постараюсь ответить всем, кто придёт с добром. Давайте жить дружно. Храни вас Господь, — теперь Том осеняет знамением экран.       Честно сказать, Гарри немного обалдел от такого интервью, но ещё больше был шокирован лицемерием Тома. Если бы Гарри не знал, если бы сам не спал с Томом, то наверняка бы поверил в его проникновенные слова и невинный взгляд.       Впрочем, разве он не поверил в то, что Том любит его? Только глупец может поверить, а Гарри и был глупцом.       Но ведь Том был так искренен в моменты их близости.       Любовь Тома, конечно же, не могла быть нормальной, но всё-таки она была, не так ли? Том любил его, Гарри же не мог обмануться так жестоко?       Том обнажил душу перед ним, был уязвимым, разве этого недостаточно?       Гарри принимал его со всеми недостатками и слабостями, забывая о том, кто перед ним. И очень надеялся, что Том не позволит ему часто вспоминать.       Что чувствовал Гарри, находясь рядом с Томом? Кем он являлся? Что видел впереди?       А видел он абсолютный всепроникающий свет, обнажающий и холодный, до привкуса стали во рту.       А видел он сброшенную на пол кожу и перерождение через боль.       А видел он душные подземелья и бескрайние дантовские круги их общего, вселенского.       Распознавал в себе тёмное, звериное, тотемное, с которым честно и навсегда, не укрощая и не приручая, но без лжи и страха.       Том мог гладить, мог бить, мог целовать, а потом кусаться, что без конца закручивало Гарри в дурманящий водоворот. Своенравный, но до безумия комфортный, льющийся обильными потоками экстаз, или говоря словами наркоманов — трип.       Без Тома Гарри чувствовал себя одиноко. Он выключил телевизор и снова курил. Одну за другой, опустошая пачку. Было так горько в душе, что даже горечь никотина не ощущалась на языке. Горечь была всюду, она въелась намертво в каждую клеточку Гарри.       Он лишился жены, лишился друзей и даже приёмной дочери, лишился работы. Ну, почти лишился.       Главное, не лишиться Тома, но теперь Гарри не знал, что и думать.       Он достал мобильный и долго гипнотизировал контакт «Пауль». Друга он тоже лишился по собственной глупости. Друга, с которым мог поделиться сокровенным и получить совет.       Не отдавая отчёта тому, что делает, Гарри набрал номер напарника.       — Пауль, приезжай, мне не с кем поговорить, давай обсудим ситуацию спокойно. Я один, если что. Адрес ты знаешь.       — И откуда, интересно, твой драгоценный Пауль всё знает?       Холодный, как острие кинжала, голос Тома настолько ошарашил Гарри, что он сбросил звонок и кинул телефон на пол.       Неизвестный до сегодняшнего дня страх заполз внутрь Гарри и там и остался, впиваясь мерзкими щупальцами намертво, заставляя трепетать и задыхаться.       Том был разгневан. Нет, Волдеморт был разгневан.       Гарри никогда сам не боялся Волдеморта.       Но теперь он боялся за Пауля.