Отче

      Гарри проснулся от того, что нечем дышать и ужасно жарко. Опустив глаза на грудь, он увидел бледную руку, сдавливающую его. К спине тесно прижималось жаркое тело, а шею опаляло горячее дыхание Тома. На бёдрах лежала огромная тяжесть, и Гарри, переведя взгляд вниз, заметил Ангицию, оплетающую ноги.       — Слезь с меня, — прошипел ей.       — Ты это мне? — прозвучал сонный голос над ухом.       — Вообще-то твоей змее, но ты тоже меня немного придавил.       Том не отодвинулся, наоборот, его рука притянула Гарри ещё ближе к себе, а шёпот стал жарче:       — Мне сегодня даже не снились кошмары. Как ты это делаешь?       Гарри всё-таки выпутался из его удушающих объятий и повернулся лицом.       — Тебе так и снятся кошмары?       Том кивнул.       — Кажется, их стало ещё больше.       — И что тебе снится? — с тревогой спросил он.       — Тот же антураж школы, какие-то тёмные леса, где скитаюсь, но в последнее время мне всё чаще снишься ты, — Том усмехнулся. — Даже в сны пролез, надо же. Только вот одно необычно, — усмешка исчезла. — Ты как будто младше. Это так странно, ведь я не видел тебя совсем юнцом. Ты носишь дурацкие пластиковые очки и потасканный свитер. Твои волосы такие же буйные, а зелень глаз почти не видно из-за стёкол очков. Нет, ты не подумай, не замечал в себе педофильских наклонностей, — поспешно добавил он. — Во сне я испытываю к тебе другие чувства. Но они немного схожи.       — В смысле? — напрягся Гарри.       Ангиция заползла между ними и обвила кольцом плечи Тома. Он аккуратно погладил её по голове. Та периодически высовывала язык, словно дразнилась.       — Во сне меня тоже тянет к тебе. Даже не так — я словно одержим тобой. Ты вызываешь интерес, мне почему-то очень любопытно, и я что-то очень сильно хочу выяснить, — объяснил Том, и пальцы Гарри с каждым словом всё больше холодели. — Иногда я зол на тебя, просто безмерно. Утром я просыпаюсь в холодном поту, потому что… — Том запнулся. — Убил тебя.       Он задумчиво запустил руку в волосы Гарри, протягивая прядки сквозь пальцы и не обращая внимания на недовольство Ангиции, ревниво зашипевшей.       — Не знаю, почему мои сны столь причудливо переплетаются. Мне раньше казалось, будто я вспоминаю прошлое. Ровно до тех пор, пока не пригрезился ты. Мы же не встречались раньше. Но я не хочу тебя убивать. Больше трахнуть, конечно, — серьёзный тон Тома испарился, он плотоядно улыбнулся, останавливаясь взглядом на губах Гарри. — Может, это такая аллегория во сне? Убить — значит, трахнуть.       Гарри однако не улыбнулся. Память настойчиво стучалась в ворота разума Тома, и наверняка вопрос времени, когда он вспомнит. Даже страшно представить, чем всё это обернётся.       — Ты чего расстроился? — посерьёзнел Том. — Понял, не время сейчас. Тебе нужно собираться к дочери. Я просто поделился с тобой, — кажется, в его голосе прозвучала обида.       — Всё в порядке, — ответил Гарри, не в силах сдержать улыбку. — Мне жаль, что ты плохо спишь. Но, ты говоришь, сегодня кошмары не снились?       — Сегодня нет, — Том вернул внимание змее, и та довольно ластилась к его щеке. — Ты — мой охранный амулет. Я вообще-то не привык спать с кем-то всю ночь в одной постели, но с тобой мне понравилось. Видимо, ты особенный.       — Да уж, особенный, — пробормотал Гарри и поднялся с постели. — Я в душ.

***

      Подъём был ранним, и Гарри в ожидании назначенного часа трансфигурировал какой-то бокал в пепельницу и нервно закурил, глубоко затягиваясь опьяняюще-расслабляющим никотином. Длинные пальцы с перстнем на указательном аккуратно вынули изо рта сигарету и затушили.       — Не надо курить, — мягко сказал Том. — Это гадость. Понимаю, что ты нервничаешь. Я пойду с тобой.       — Не стоит. Ты всё равно не сможешь присутствовать в допросной.       — Но ты будешь знать, что не один и я рядом.       — Не хочу тебя напрягать. К тому же я не совсем один, там будет Пауль.       Том насупился.       — Тогда тем более я иду. Не желаю слушать никаких возражений. Какой-то чумазый итальяшка с непонятными мотивами лучше поддержит, чем я?       — Нет, но…       — Без «но». Я одеваюсь, и выходим.       Чуть позже Гарри был безмерно рад, что Том пошёл с ним.       То, что происходило в допросной на протяжении двух часов, было отвратительно-ужасным. Кей бесновалась и кричала, её глаза безумно таращились на Гарри, она заламывала руки и рвала свои спутанные чёрные волосы.       В один миг её возбуждение стало настолько сильным, что пришлось вызвать дежурного целителя и дать ей успокоительное зелье.       — Ненавижу тебя, ненавижу! — кричала она Гарри. — Ты обещал без врачей! Ты такой же, как директриса приюта! Вы все одинаковые! Не хочу тебя больше знать!       Кей царапала себе лицо и кусала держащих её авроров, пока зелье не подействовало.       Гарри был настолько впечатлён и опустошён, что руки и ноги сделались ватными, а глаз задёргался. Сердце обливалось кровью, когда смотрел на искажённое гримасой обиды и страха лицо дочери. Он с трудом отвечал на вопросы следователя — перед глазами так и стояла маленькая худая девчонка с всклокоченным косами, заплетенными рукой Гарри ещё накануне. Он ощущал себя предателем и ничего не мог поделать с этим чувством, несмотря на то, что поступил, несомненно, правильно.       — Сэр, — тронул за плечо аврор Верди, ведущий дело. Гарри знал его — отличный парень и профессионал. — Мы проанализировали улики, сведения и выполнили проверку на чары, артефакты и запрещённые заклятия, — Верди замолчал.       — Ну, не томи, говори.       — На вашей дочери не обнаружено следов Империуса и подчиняющих артефактов. В крови также нет следов каких-либо зелий. Всё чисто.       Гарри не то чтобы удивился. Просто рухнула последняя надежда на то, что Кей не жестока по своей природе. Легче всего было винить Империус или кого-то постороннего, но упрямые факты указывали, — нет, тыкали носом, — что Кей абсолютно бессердечное чудовище, а не ребёнок семи лет.       — А медальон на шее? — схватился он за последнюю соломинку. — Вдруг это он? Я должен сделать заявление. У меня есть предположение, что это крестраж.       Верди хлопал глазами, и это было совершенно неудивительно — крестражи — настолько темная магия, что о них не мог знать рядовой законопослушный волшебник. И слава Мерлину, что не знал.       Когда по громкому заявлению прибыл Гуццоло, Гарри пришлось рассказать и ему обо всём. Правда, о том, что и сам был крестражем, умолчал.       — Нужно детально изучить вопрос, — сказал Гуццоло. — Может ли крестраж так сильно влиять на неокрепшую детскую психику? Ты говоришь, что пытаешься его снять с помощью Лаборатории артефакторов? Что ж, я им доверяю. Единственное, что пока девочка будет находиться на лечении, мы удвоим попытки снять этот треклятый медальон.       — С ней всё будет в порядке? — упавшим голосом спросил Гарри.       Гуццоло посмотрел на него с сочувствием, и это было невыносимо.       — Уважаемый синьор Росси согласился вести Кей как пациентку, она к нему привыкла, я так понимаю, плохого ничего не должно случиться.       — Куда уж хуже? — риторически спросил Гарри.       — Гарри, ты сможешь навещать её пока раз в неделю. В клинике есть воспитатели, педагоги, персонал по уходу. Клиника ей знакома. Не переживай, я лично распоряжусь, чтобы всё было окей.       — Спасибо, сэр.       — Как твоя жена, кстати? — спросил Гуццоло.       — Лучше. С ней работают целители разума. У меня пока не было возможности навестить её, но я ежедневно звоню в госпиталь. Зайду к ней в ближайшее время.       Гарри, пребывая в состоянии крайнего смятения и тревоги, пошатываясь, вышел из допросной, в тамбуре которой ждал Пауль.       — Боже, Гарри, на тебе лица нет! — обеспокоенно воскликнул он. — Ты в порядке? Кей в порядке? Что произошло?       — Империуса не было, — мрачно сообщил Гарри. — Она сделала всё сама и теперь будет лечиться в клинике. Пока что. А дальше — будет видно.       — Держись, дружище, — Пауль приобнял его за плечи, и в этот самый момент дверь приоткрылась, и в тамбур заглянул Том.       — Гарри, увидел, что вывели Кей, и услышал твой голос, ты освобод… — Том замолчал и уставился на них, а в особенности, на руки Пауля, лежащие на плечах Гарри. — О, — тон голос стал ядовито-сладким. — Не помешал?       — Чему ты мог помешать? — нахмурился Гарри. Пауль похлопал Гарри по плечу и убрал руки.       — Всё в порядке, я уже ухожу. Гарри, если нужна помощь — звони.       Том загораживал проход. Пауль остановился возле него.       — Могу пройти? — насмешливо спросил он, глядя снизу вверх, потому что Том возвышался над ним — мало того, был выше, так ещё и стоял на пороге, надменно задрав подбородок.       — Конечно, — процедил сквозь зубы, не сдвинувшись ни на миллиметр.       Пауль протиснулся между Томом и косяком, задев собой первого.       — Аккуратнее, — прошипел Том. — Руки не лишние.       — Извините, — безо всякого сожаления сказал Пауль и задел второй раз, после чего удалился.       Том злобно смотрел вслед, пока тот не скрылся за поворотом коридора, а затем повернулся к Гарри и расплылся в елейном оскале.       — Милый, как дела? Я всё ещё жду тебя. Ты же не забыл?       — Нет.       — Пойдём отсюда, и ты всё расскажешь мне.       Гарри молча вышел из Аврората на улицу. Моросил дождь. Он вынул пачку сигарет, но не успел закурить, Том положил ладонь на его руку с зажатой сигаретой.       — Я же просил, не кури. Не надо. Расскажи мне всё.       Гарри мешкал, раздумывая, послушать Тома или нет. Всё-таки решив убрать сигарету обратно, он вздохнул и безуспешно пригладил волосы.       — Ладно.

***

      Том был внимательным слушателем, в нужные моменты он обнимал Гарри, трогательно касался руки и вообще вёл себя как образцовый партнёр. Если бы не подавленное состояние, Гарри растёкся бы сладкой лужей от такого внимания.       И это было странно. Том Реддл и эмпатия? Что-то из параллельной вселенной. И тем не менее казалось именно так.       Даже Ангиция зловредно не шипела, очевидно, хозяин приказал ей свалить с глаз долой. А Гарри малодушно не отправился домой, оставшись снова у Тома.              — Бог мой, что у меня на башке? — Гарри прищурился, рассматривая себя в зеркало. Он приблизил лицо к стеклу и раскинул пальцами прядки волос. — Где-то испачкался, что ли?       Под яркими белыми лампами ванной он рассмотрел игриво поблёскивающую седую прядь.       Поспешно зачесав волосы набок, он покинул комнату.       — Решил сменить причёску? — поинтересовался Том, сидя в кресле с Ангицией на шее.       — Ага, — невесело усмехнулся Гарри. — Поседел от всех этих событий.       — Мне жаль. Есть маскирующие чары.       — Обойдусь.       У Гарри зазвонил мобильный, и он отошёл к окну.       Звонил Рон.       Друг сообщил, что они с Гермионой снова будут в Италии и навестят Джинни — хотели бы встретиться. Гарри, конечно, согласился, одновременно с этим решив рассказать им правду о Кей.       Они должны знать. Кей опасна для общества, и этого нельзя отрицать. Уже нет.       Не после того, что она сделала.       — Мне нужно навестить Джинни, — сообщил он Тому, отрываясь от созерцания ландшафта за окном. — Приедут Рон и Гермиона, я хотел бы появиться у неё чуть раньше. Целители говорят, её состояние стало лучше.       — Мне пойти с тобой?       — Нет, конечно. Я не хочу, чтобы она догадалась, с кем я ей изменил. Она умная женщина, и быстро сложит два плюс два.       Гарри задумался, опустив голову.       — Наверное, мне стоит рассказать обо всем друзьям. Рано или поздно они узнают и лучше пусть от меня.       — Ты хочешь рассказать об измене или о том, что тебе нравятся мужчины? — Том бросил внимательный взгляд.       — Обо всём, — сник Гарри. — Это мои друзья, и они должны быть в курсе.       Том, мягко ступая, приблизился к нему и, взяв пальцами подбородок, заставил посмотреть на себя.       — Если хочешь, можешь открыться им.       — В смысле? — не понял Гарри.       — Ты можешь рассказать, что мы с тобой встречаемся.       Чёрные глаза с красным ободком завораживали и немного пугали.       — Ты же не можешь выходить из тени из-за своей работы, — Гарри убрал его руку от лица. — Ты и так нарушаешь все писаные и неписаные правила.       — Если тебе будет комфортнее от того, что ты поделишься с друзьями, я не против.       — Но это же риск, — Гарри изумлённо уставился на Тома. — Ты готов рискнуть карьерой ради меня?       Том поморщился и цокнул языком.       — Ну, всё не так. Не думаю, что твои друзья будут вмешиваться в мои дела. Или они не такие уж друзья? Разве смогут сделать плохо своему другу, даже если рассердятся?       — Думаю, нет, — растерялся Гарри.       Том ослепительно улыбнулся.       — И я считаю, что нет. Но зато тебе будет проще. Наверное.       — Это неожиданно, — сказал Гарри. — Я подумаю.       — Хочу, чтобы все знали, что ты несвободен. Что ты принадлежишь мне.       От Тома исходила тяжелая давящая аура, он стоял слишком близко, нарушая все дистанции, словно взял за горло.       — Я не твоя собственность, Том, — покачал головой Гарри. — Мне не нравится, как ты ведёшь себя с Паулем.       — Он тебе симпатичен? — перебил Том.       — Причём тут это? Он мой друг.       — Он обнимал тебя сегодня, — свирепо бросил Том.       — Ты выглядишь глупо со своей ревностью. Как ребёнок с игрушкой.       — Потому что я не позволю тебе мной манипулировать. Ты — мой.       Том прижал Гарри к подоконнику и расставил руки по бокам от него. Влажное дыхание касалось лица, запах духов бил в нос, а тяжесть тела не давала вздохнуть.       Поведение Тома казалось пыткой. Пытка любовью — как пытка тишиной: попытка что-либо предусмотреть оказывается провальной, ты не знаешь, чего ждать, но надеешься на лучшее. А если любит только один — значит, сердцу приходится биться за двоих и на двоих. Оно изнашивается быстрее, начинает барахлить, и ты умираешь раньше, чем тот, в кого безответно влюблён.       Том своими ревностью и собственничеством создавал видимость, что тоже любит, но разумная часть Гарри знала, что любовью это назвать невозможно. Но вот более доверчивая половина верила в самое светлое, что только можно вообще отыскать людях. И чёрные глаза внезапно искрили глубоким чувством, и за ревностью обнаруживалась скрытая забота, а в похоти находились высокие материи.       Но всё это являлось иллюзиями. Это — утопление в озере, раньше не представляющем опасности. Это — падение с луны, где вообще-то просто нельзя упасть, впрочем, как и взобраться.       — Нет, я не принадлежу тебе. Я вообще никому не принадлежу, — сказал Гарри, глядя в глаза. — И не надо мне указывать. Ты не имеешь никакого права, мы по сути никто друг другу. Мы просто трахаемся, скрываясь ото всех, и не связаны никакими обязательствами.       Он буквально выплюнул эти слова в Тома. Тот отшатнулся, а на лице промелькнули какие-то эмоции, которым Гарри не успел дать названия, потому что сразу же сменились бесстрастно-надменной маской.       — Ты прав, — скривился Том. — Мы никто друг другу. Но трахать тебя могу только я, ты понял? Я брезгую после кого-то.       — Я это уже слышал, — Гарри закатил глаза, раздражаясь. — Я не склонен к беспорядочным половым связям, к твоему счастью, но если бы захотел, то ты меня не остановил бы.       — Ты ошибаешься, — прошипел тот. — Я могу сделать так, что все твои любовнички исчезнут.       — Не надо запугивать и угрожать мне, — спокойно ответил Гарри, хотя спокойствие было напускным.       Том действительно пугал. Пугал своими напористостью, мстительностью, гневом, плескавшимся в глубине зрачка, и твёрдой убеждённостью в своей правоте.       Но ещё страшнее стало, когда крепкая рука внезапно сжала горло, а тело сковало невербальной магией разъяренного святого отца.       — Не смей мне перечить, — гнев затапливал Тома, а интонации голоса приобрели зловещий окрас. — Ты… Даже не вздумай спать с кем-то ещё. Убью… — он буквально задыхался от ярости. — Твоего любовника, тебя, но не позволю… — прерывисто говорил, всё сильнее сжимая шею Гарри, отчего становилось всё труднее вдохнуть. — Мой и только мой. Моя вещь, моя личная шлюха.       — Иди в жопу, — прохрипел Гарри, пытаясь освободиться, но тщетно. Сколько раз он себе говорил, что нужно быть начеку рядом с Томом. И вот снова попался в ловушку.       Том разжал руку, а по лицу пробежала тень испуга.       — Боже, прости, — спохватился, словно и не он секунду назад был вне себя от ярости.       Оцепенение спало с рук и ног.       Гарри закашлялся и машинально потёр горло.       — Прости, Гарри, прости. Не знаю, что на меня нашло, — кажется, Том сам испугался своей вспышки, его лицо стало ещё бледнее, чем обычно. — Ты в порядке?       Гарри злобно посмотрел на него.       — А ты как думаешь?       — Я на секунду испугался, что сейчас убью тебя. Как во сне, — Том всё ещё был бледен. — Ненависть застлала мне глаза, неизвестно, откуда взявшаяся.       — Но про шлюху-то ты, наверное, отдавал себе отчёт, когда говорил, — голос был сиплым.       Том вздохнул, и его тонкие ноздри затрепетали. Крутой локон немного прилип ко влажному от пота лбу.       — Я испугался, — повторил он. — Негативно воспринял твои слова. А дальше — как в тумане.       — Знаешь, Том, — устало произнёс Гарри. — Нам плохо вместе. Какие-то нездоровые отношения у нас с самого начала. Я устал. Ничего хорошего не выйдет из этого.       — Нет! — прервал Том, воскликнув. — Я не могу без тебя, меня тянет к тебе. С тобой я словно обретаю целостность, будто искал тебя всю жизнь и наконец нашёл. И я ревную, чёрт возьми, конечно, я ревную! Не могу даже видеть кого-то рядом с тобой, и уж тем более, если кто-то лапает тебя своими грязными руками! Только я должен касаться тебя, только мне ты должен самозабвенно отдаваться в полную силу своей похоти, только со мной ты должен засыпать ночью. Я… не знаю, что со мной, — заключил он. — Хочу быть рядом каждую минуту.       Гарри потрясённо воззрился на него.       Том нервно кусал губы, стараясь при этом выглядеть гордо и независимо, но получалось из рук вон плохо. Такой растерянности Гарри не видел ещё ни разу.       — Ты… что-то испытываешь ко мне? — спросил он.       — Что-то испытываю. Признаюсь, когда мы познакомились, у меня были корыстные цели. Хотел узнать больше о магии, школах и так далее, но потом… — Том умолк, подбирая слова. — Я не знаю, чем ты привлёк меня. Если рассуждать объективно, то в тебе нет ничего такого, что я считал бы отличной чертой характера. И тем не менее ты меня цепляешь. Ты совсем другой, но в то же время, мы очень похожи. Что это такое?       — Это влюблённость, Том, — сказал Гарри с замиранием сердца. Не хватало воздуха после слов, что услышал. Он испытывал то же самое, о чем сейчас говорил Том.       — Нет, нет, это просто интерес, любопытство, — отнекивался Том.       — Это влюблённость, — уверенно повторил Гарри, расплываясь против воли в глупой улыбке. — Я сам недавно только понял, но не ожидал, что ты испытываешь ко мне то же чувство, да ещё и откровенно сообщишь об этом.       Он продолжал улыбаться, зная, что полнейшее безумие — то, что с ними происходит.       Если любви нет, что сейчас между ними? Страсть? Возможно. Но как назвать духовное единение, что Гарри чувствовал, когда каждый раз сжимал руку Тома в своей? Когда касался мягких, капризных изгибов жестоких губ? Когда капли воска таяли на коже в пленительном полумраке, стягивая корочкой раны?       Гарри влюблён, и с этим мирился. Но сегодняшнее признание Тома открыло новые рубежи — любить взаимно: что может быть лучше?       Том не верил и не хотел верить, но сердце Гарри стучало азбукой Морзе о том, что и Том любит. В своей манере — насмешливо, гордо, снисходительно, мучительно, — но любит.       Том может любить. Том умеет любить. Этот Том — так точно.       — Когда ты примешь свои чувства, у нас не будет больше такого, — Гарри указал на шею, где ощущал, как наливаются гематомы от пальцев. — А сейчас я пойду к Джинни. Надеюсь, к моему приходу ты всё обдумаешь, и мы ещё раз поговорим.       Он ушёл, оставляя Тома растерянным.       В душе разгорались угли надежды и наивной детской радости, несмотря на весь мрак, происходящий в жизни.       Абсолютно нелогично.