Код судьбы

      Леви сидел в полутёмной кабине старого грузового фургона, который чудом всё ещё работал. Ехал он не один, вместе с ним оказались ещё пару бойцов-участников предстоящего турнира, несколько сопровождающих, и двое вооружённых охранников из числа тех, кто служит промежуточным звеном между трущобами и городом света. Трудно было понять, кто из них на чьей стороне, но в этой гнетущей тишине все выглядели довольно напряжённо. Охранники строго следили, чтобы никто не вздумал сбежать или устроить беспорядок. Их униформа была не такой роскошной, как у элиты, но уже выделялась на фоне лохмотьев, привыкших к сырости и грязи. Кожа охранников выглядела более ухоженной, лица более полными. Они явно не голодали.       У Леви в кармане лежал скрученный кусочек ткани, своего рода талисман, которым снабдила его Изабель перед отъездом. «На счастье», сказала она, когда прощались на границе трущоб. Фарлан только молча кивнул, сдерживая эмоции. Они были рады, что Леви смог получить приглашение на этот турнир — ведь победа в нём сулила богатство, доступ к лекарствам и, возможно, к тайнам, скрывающимся за фасадом генетической справедливости. Но дорога к городу света была для них всех дорогой в неизвестность.       Фургон тяжело вздохнул мотором и начал подниматься по наклонной, шурша колёсами по жёсткому покрытию дороги, которая отделяла зону трущоб от внешней кольцевой трассы, ведущей к городу света. Леви чуть приподнял уголок полотна, закрывавшего небольшое окошко, чтобы взглянуть наружу. Он ожидал увидеть лишь новые слои беспорядка, ещё более высокие баррикады или, возможно, заборы с колючей проволокой. Но реальность оказалась иной.       Дорога постепенно менялась: всё меньше ржавого металла и полуразрушенных конструкций, всё больше ровных поверхностей. Появились какие-то модули освещения, тонкие, элегантные фонари, которые лили мягкий свет на дорогу, выстраиваясь в аккуратные ряды. Леви поражённо смотрел, как пейзаж делается всё более упорядоченным. Ещё полчаса назад они ехали по захламлённым улочкам, сквозь грязь, лужи и затхлость. А теперь перед ними открывался простор — широкая трасса, а где-то вдалеке начинала вырисовываться причудливая панорама башен и куполов.       Город света. Леви видел его только снизу, издалека, как неясный силуэт на горизонте. Теперь, когда они приближались, очертания становились чётче. Высокие здания из гладкого материала, отражающего искусственный свет, казались неподвижными монументами цивилизации. Здесь не было той дикой мешанины архитектуры, что царила в трущобах. Каждый дом или башня выглядели так, будто их разместили на карте с точностью до сантиметра. И, самое главное, всё было чисто. Леви даже через стекло фургона мог почувствовать, как воздух становится легче. Уже не так густо пахло гарью и разложением. Здесь царила дисциплина, порядок и… что-то ещё, что Леви пока не мог определить. Может, отстранённая холодность?       Другие бойцы тоже приникли к окнам, глядя на пейзаж, будто это был другой мир. В их взглядах читалась смесь зависти, любопытства и страха. А что если весь этот мир — хрупкая иллюзия? Или наоборот — он более реален и естествен, чем гниение трущоб?       Наконец, фургон остановился перед высоким пропускным пунктом с автоматическими воротами. Охранники вышли, обменялись парой фраз с кем-то в униформе получше, после чего ворота плавно отодвинулись вбок, пропуская транспорт дальше. Машина тронулась, и через несколько минут они уже въезжали в город света.       Леви был поражён. Ровные улицы, мощёные светящимися плитками, ровные ряды деревьев, по большей части искусственных, но всё же зелёных. В воздухе витал аромат чего-то цветочного или парфюмерного — непривычная роскошь для его носа. Мягкая подсветка по периметру зданий; каждая поверхность гладкая, без ржавчины, без выбоин. Витрины магазинов, кафе, кабаретов — все эти слова Леви слышал лишь в легендах. Здесь они были реальностью. Ему казалось, будто он смотрит на декорации к спектаклю, который слишком совершенен, чтобы быть правдой.       Но не всё было столь прекрасным и безоблачным. Леви заметил, как на перекрёстках дежурят вооружённые патрули — не такие, как в трущобах, — в более изысканной форме, с явными знаками принадлежности к элитарным структурам. У некоторых на руках виднелись странные устройства, возможно, считыватели ДНК или идентификаторы статуса. Это напоминало, что здесь действуют жёсткие правила.       Фургон замедлил ход у массивного здания, напоминающего арену или спортивный комплекс. Высокие стены, огромный холл, подсвеченный разноцветными огнями. Здесь, очевидно, должен был проходить турнир. Охранники приказали бойцам выйти и построиться у входа. Леви подчинился, стараясь не высовываться, но сдерживая рвущуюся из него смесь любопытства и негодования. Как же так? Столь богатая инфраструктура для развлечений и торговли, а люди в трущобах вынуждены умирать от голода?       Когда все выстроились, им раздали простые жетоны-идентификаторы и провели внутрь по коридорам, обитым мягкими панелями. Никакой вони, никаких крыс. Всё чисто, стерильно и дышит уверенностью в вечности своего порядка. Их комнаты для подготовки оказались хоть и не роскошными, но несравнимо лучше подвалов трущоб. Были даже рабочие умывальники с тёплой водой.       Леви занял уготованное ему место, вглядываясь в своё отражение в зеркале. Как он сюда попал? Из тесной грязной каморки — в город света, где завтра он будет биться на арене перед публикой, которой нет дела до его страданий. Но он пришёл сюда не только ради денег, хотя деньги были важны. Ему нужна была возможность. Возможность спасти мать, да и возможно, узнать правду о фальсификации тестов. Фарлан, Изабель и он не зря так старались.       Он переоделся в более чистую одежду, которую им выдали. Она была простой, без знаков принадлежности к элите, но уже не выглядела как лохмотья. Затем, по расписанию, нужно было пройти на тренировочный ринг, чтобы оценить размеры боевой площадки и почувствовать себя в новой среде. Леви проследовал за молчаливым проводником — высоким мужчиной с холодными глазами.       Ринг находился в нижних ярусах арены. Там уже мелькали другие бойцы, кто разминался, кто обсуждал что-то вполголоса. Условия были хорошие: ровное покрытие, мягкий свет. Никто не экономил на деталях. Однако Леви чувствовал холодный укол в груди. Эта стерильность казалась ему зловещей, как будто под ней скрывается безразличие к человеческим судьбам.       Спустя несколько часов подготовки, когда стемнело, бойцов начали выкликивать на отборочные бои. Леви достался соперник, о котором он мало что знал, но судя по всему, этот человек — один из фаворитов, привыкший к более чистым боям, а не к подземной резне. Не сказать, чтобы это облегчало задачу: ведь техника этого бойца могла быть отточеннее, чем у грубых громил из трущоб.       Сердце Леви стучало гулко, когда он вышел на арену. Зрительские места были частично заняты элитой и их приближёнными. Различные оазисы для богатых: мягкие кресла, столы с напитками, красивые люди в дорогой одежде. На него они смотрели равнодушно или с легко читаемым презрением, словно на забавную зверушку, призванную их развлечь. Леви сжал кулаки. Так вот каков этот мир счастливых. Они считают их всех лишь представлением.       Бой начался. На сей раз не было грязных хитростей, не было ржавого пола. Всё было по правилам. Леви сосредоточился, изучая противника. Тот был ловок, его удары точны, но Леви умел читать движения. Противник несколько раз попытался подловить Леви на фальшивых выпадах, но Леви уклонялся с минимальными движениями, заставляя того расходовать силы впустую. Напряжение витало в воздухе. И вот, когда противник чуть замедлился, Леви перешёл в атаку: точные удары в корпус, два быстрых хука и завершающий прямой в челюсть. Противник пошатнулся и упал.       Толпа встретила победу холодными аплодисментами. Что они чувствовали, когда смотрели на него? Удивление? Безразличие? А он стоял в центре ринга, переводя дыхание. И в этот момент произошло то, чего он не ожидал.       Из скрытых динамиков зазвучали плавные инструментальные мелодии, и на сцену, расположенную сбоку арены, вывели девушку. Она была молода, ослепительно рыжеволосая, с яркими зелёными глазами, облачённая в роскошное платье из тонкой полупрозрачной ткани, которое мягко спадало на пол. Её голос прозвучал чисто и красиво, словно из другого мира. Это была Хедель, певица о которой ходили слухи даже в трущобах. Её пение было исполнено такой глубины, такой неподдельной меланхолии, что Леви почувствовал странный укол в сердце.       Но красота сцены нарушалась одним важным элементом: на шее у Хедель был ошейник — изящный, но отчётливо выраженный знак владения, такими ошейниками помечали питомцев, тех, что принадлежат своим богатым хозяевам. Леви пригляделся: пока она пела, её лицо оставалось сосредоточенным, без тени улыбки. Казалось, она выполняла работу, но не получала от этого удовольствия. Публика, конечно, восхищалась её голосом, но никто не обращал внимания на ошейник. Будто для элиты это неважная деталь: шикарное шоу, прекрасная песня, а то, что певица фактически рабыня, — пустяк.       Леви сжал кулаки уже не от боя, а от негодования. Это что, их стандарт? Талантливая женщина, которая могла бы быть славной певицей или артисткой, вынуждена стоять на сцене с позорным знаком собственности на шее. Разве её «Код судьбы» не заслужил доступа к высокому классу? Или правда в том, что тесты — лишь предлог, чтобы держать кого-то внизу, несмотря на его способности?       Хедель закончила песню на пронзительной ноте, и Леви почувствовал дрожь, которая пробежала по залу. Зрители аплодировали, но в их аплодисментах звучала какая-то отстранённость, привычность, словно они каждый вечер слушают подобный концерт. Девушка поклонилась. Ошейник туго натянулся, и она была вынуждена слегка наклонить голову под определённым углом.       Леви понимал, что ему нельзя здесь кричать или вмешиваться. Он был лишь участником турнира, пешкой в их играх. Но в душе уже зародилось зерно ярости. Если даже здесь, в городе света, где по идее живут «избранные», люди с талантом превращены в «питомцев», то, может, всё это разделение — огромная ложь? Может, не существует никакой справедливости, а есть лишь жестокая система подчинения, замаскированная под генетическую предопределённость?       После окончания представления Хедель увели со сцены. Леви видел, как сопровождающий богач, высокий и надменный, взял её за плечо и увёл прочь, даже не соизволив сказать ей спасибо. Это зрелище прошло перед его глазами, оставив после себя комок в горле.       Ему стало ясно: если он сможет победить в этом турнире, он не просто получит деньги, но и возможность приблизиться к истине. Возможно, он сможет вникнуть в механизмы власти, узнать, как всё устроено, и тогда помочь не только себе и матери, но и таким, как Хедель. Ведь среди его друзей тоже были талантливые люди, необязательно в силе, но в уме и вере. И они заслуживали лучшей жизни.       Ничего не сказав, Леви вернулся в свою комнату для подготовки, пропустил несколько попыток разговоров от других бойцов и замкнулся в себе. Он думал о матери, о трущобах, о Фарлане и Изабель. Думал о Хедель, о яркости её песни, о том, что она, как и он, пленник этой системы, но в других декорациях. Ему захотелось узнать её историю. Узнать, как она оказалась здесь, почему её талант не спас её.       Снаружи город света сиял в ночном освещении, башни выделялись чёткими линиями. Прекрасный город, сияющий город… и в то же время холодный, равнодушный, жестокий. Леви понимал, что столкнулся с новой гранью реальности, и этот опыт подтолкнёт его к поиску ответов. Он не для того рисковал жизнью в боях, чтобы потом закрыть глаза на чужое страдание. Пусть сейчас он ещё мал и слаб против системы, но внутри уже начал нарастать гнев.       Он подошёл к узкому окну в своей комнате и посмотрел наружу. Ночные огни города сверкали разноцветными всполохами. Внизу двигались тихие электрокары, исчезающие за углами гладких зданий. В высоких окнах отражался свет, будто миллионы насмешливых глаз наблюдали за ним. Что ж, пусть наблюдают.       Он увидел мир, который казался идеальным, но под блеском скрывал кандалы. Он испытал бой в условиях цивилизации и понял, что внутреннее рабство не знает границ. И увидел Хедель — внезапное олицетворение парадокса: талант, заслуживающий признания, замкнутый в позорный ошейник. Теперь, быть может, у Леви появился ещё один повод не просто зарабатывать деньги, но и разобраться, что же лежит в основе этой несправедливой системы.       Леви сидел в полутемном углу своей комнаты, облокотившись на прохладную стену. Он успел переодеться в чистую, пусть и простую, одежду, выданную организаторами турнира. Мысли роились в голове: яркие огни города света, великолепие арены, странная холодность элитной публики и ослепительный, но печальный образ Хедель с ошейником. Он чувствовал себя словно загнанным на сцену, где все события продуманны и рассчитаны, а ему отведена роль безымянного развлечения.       Стук в дверь прервал его размышления. Леви приподнял голову — гостей он не ждал. Дверь отворилась осторожно, без стука повторного, будто человек за порогом был совершенно уверен, что имеет право войти. В помещение просочился высокий мужчина средних лет, одетый в элегантный костюм тёмно-серого цвета. Его лицо было ухоженным, а в глазах искрился такой уверенный блеск, будто весь мир принадлежал ему. Мужчина прикрыл дверь за собой и невозмутимо скрестил руки за спиной.       — Леви, верно? — спросил он мягким, почти мурлыкающим тоном. — Позволь представиться: меня зовут Ориан Хофстед. Я — скромный любитель боёв и человек, который не брезгует риском. Ты, возможно, не знаешь, но я поставил на тебя сегодня. И, знаешь, не прогадал.       Он шагнул ближе, не спеша, с достоинством, и улыбка, крадущаяся по его губам, была чем-то средним между лестью и осмотрительностью. Леви почувствовал, как воздух наполнился запахом дорогого парфюма, непривычно тонкого и изысканного.       — Меня поразил твой бой. Многие судили о тебе по внешнему виду: невысок, не такой уж сильный на вид, а ты взял и уложил противника с поразительной грацией. — Ориан чуть развёл руки в стороны, будто показывая, какой это был сюрприз. — Я же посчитал, что ставки на тебя оправданны. Извини за прямоту, но я редко ошибаюсь в людях. Ты умнее, чем кажешься. Ум часто скрыт в жестах, взгляде, осанке. И раз уж я выиграл благодаря тебе немалую сумму, логично, что должен тебя отблагодарить.       Леви нахмурился, не до конца понимая, чего ожидать. Каждая секунда, проведённая с этим человеком, казалась ему напряжённой. Ориан был воплощением того самого мира элиты, противоречивого и надменного, который Леви начал презирать. Но проявлять агрессию сейчас было бы глупо.       — Не нужно, — ответил Леви, пытаясь держаться спокойно. — Я дрался не ради ваших денег, а ради собственной цели. Мне не нужна благодарность.       Ориан приподнял брови, будто слегка удивлён, но не расстроен таким ответом.       — О, поверь, я прекрасно понимаю. Но в нашем мире принято отвечать на услугу услугой. А я не люблю быть в долгу. — Он подошёл к двери, приоткрыл её и сделал приглашающий жест. — Войди, дорогая.       В комнату вошла Хедель. Та самая рыжеволосая девушка, которую Леви видел на сцене. На ней было лёгкое платье спокойного цвета, без лишней помпезности, и теперь яркий свет комнаты отчётливее подчеркнул тонкую линию ошейника. Леви заметил, что она стояла с опущенным взглядом, пытаясь не встречаться с ним глазами, словно уже знала, какова будет её роль.       — Эта очаровательная особа — Хедель, — почти мурлыкнул Ориан. — Талантлива в музыке, в пении, но не только. Она великолепна в расслабляющих массажах. Если ты понимаешь о чём я. Считай это моим подарком за твою удивительную победу. Насколько я понимаю, тебе стоило это немалых усилий, и теперь, после напряжённого дня, ты заслуживаешь небольшой отдых.       Леви почувствовал, как внутри загорается странный огонёк негодования. Он представил, что Хедель — не какая-то вещь, которую можно дарить. Но Ориан продолжал говорить с самодовольной лёгкостью:       — Будет грубо отказаться от такого дара. Она умеет быть очень нежной, — мужчина сделал вид, что не замечает напряжения на лице Леви. — Расслабься этой ночью, позволь себе каплю удовольствия. Кто знает, когда у тебя снова будет такая возможность.       Леви нахмурился и попытался как-то отговориться, вспомнив все слова, что крутятся в голове:       — Послушайте, Ориан, мне правда не нужно… Я… — он посмотрел на Хедель, которая стояла молча, словно скрипка в футляре, ожидающая, когда её возьмут в руки. — Я устал, но нет необходимости… вы и так…       Но Ориан, не давая ему закончить, сделал успокаивающий жест ладонью: — Я настаиваю. Это моя форма благодарности. Ты сделал меня богаче, а я сделаю твой вечер приятнее. Даю тебе слово, что Хедель предана делу, она знает, как угодить. Это лишь средство снять напряжение.       Затем он, казалось, потерял интерес к возражениям. Его голос остался таким же мягким, но в нём прослеживалась стальная нота:       — Хедель, будь добра, позаботься о нашем победителе. Пусть эта ночь будет ему в радость.       С этими словами Ориан направился к выходу. В дверях он обернулся, взглянув на Леви цепким взглядом:       — Не обижай её, у неё нежные руки и тонкое чутьё. Я приду утром узнать, доволен ли ты моим подарком.       Дверь за ним плавно закрылась, оставляя Леви и Хедель наедине. Он обернулся к девушке. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Леви понимал, что она здесь не по своей воле. Этот «подарок» был лишь очередным жестом элитного превосходства, попыткой показать, что у них есть власть дарить ему не вещи, а людей. Он сжал зубы, стараясь не поддаваться ярости. Но пока он молчал, перебирая в голове, что сказать, Хедель всё так же стояла смиренно, опустив взгляд, готовая приступить к своей принудительной обязанности.       Леви несколько секунд молчал, глядя прямо на Хедель. Он видел, как её плечи дрожат едва заметно, как взгляд опущен. Ошейник на её шее был немым символом того, в каком положении она оказалась. Странная смесь жалости, гнева и бессилия бушевала у него внутри. Он встал со своего места, сцепив руки за спиной, и негромко сказал:       — Мне это не нужно. Я не просил о таком подарке. Если хочешь, можешь идти. Я никому не скажу, что ты не выполнила приказ. Мне всё равно.       Хедель подняла глаза, в которых сквозила неподдельная тревога. Она сделала несколько неуверенных шагов вперёд, словно боялась, что любое неправильное движение будет наказано. Её голос, когда она заговорила, звучал тихо, почти умоляюще:       — Прошу… не выгоняйте меня, — её руки сжались на ткани платья. — Если я уйду просто так, это приведёт к проблемам. Я знаю, что ты не просил этого, но, пожалуйста, позволь мне остаться. Хотя бы… хотя бы сделать то, что он велел, чтобы нам обоим не было хуже.       Леви сдвинул брови, глядя на неё долгим, напряжённым взглядом. В помещении повисла густая тишина. Ему казалось, что воздух стал тяжелее, а гул далёких голосов, слышных через закрытую дверь, вдруг затих. Хедель стояла перед ним — хрупкая, с дрожью в голосе, и никто из них двоих не знал, что будет дальше.