Девчонка со двора

      Зима 1993-го…       Проснулась Таня от какого-то шума и не в своей постели. Комнату Витину, как и штаны его с футболкой, надетые на неё, не сразу признала.       Всё вчерашнее, а, если точнее, уже сегодняшнее, сном не было. Мечты, в самом деле, сбываются.       На кухне какой-то посудой гремел Пчёлкин.       Её молодой человек.       Татьяна носом в себя побольше воздуха втянуть попыталась — не получилось. Только сейчас дошло, что нос заложило и что всё это время она только ртом дышала.       Девушка мысленно помолилась, чтоб горло у неё, ко всему прочему, не охрипло, потому что Пчёла её за это по голове точно не погладит.       Бесшумно поднявшись с разложенного дивана, Цветкова тихо, как мышка, двинулась в сторону кухни. Оттуда доносилось недовольное ворчание Виктора: что-то он там такое кашеварил, что даже с заложенным носом чувствовался запах какой-то еды.       — Вить… — позвав его, сразу поняла, что голос её точно не ото сна так осип, а от простудного заболевания.       — Танечка! — парень искренне ей сначала обрадовался, а потом вдруг засуетился, — Разбудил тебя, всё-таки?       — Нет, — Таня, тепло улыбнувшись ему, отрицательно головой замотала. Бригадир ближе к ней подошёл:       — Ну, тогда с добрым утром и еще раз с Новым годом тебя, — и, обнимая её за талию, в макушку поцеловал.       — Спасибо, Вить. И тебя, — смущенно отозвалась, с хитрым взглядом голубых глаз сталкиваясь.       — Как себя чувствуешь?       — Нормально.       Пчёлкин, недолго думая, рукой, обвивавшей тонкую талию, ещё ближе девушку свою к себе притянул и буквально впился в её губы. Татьяна, разумеется, на поцелуй ответила.

      Без шуток, а он ночью и не спал почти, то и дело проверяя, не поднялась ли у Цветика-семицветика температура. Он все равно столько пробыл с ней рядом, что либо давно уже заразился этой её простудой, либо ему уже ничего и не будет. Иммунитет у него, что называется, был отменным.

      — У тебя там ничего не сгорит? — нехотя от Виктора оторвавшись, Таня в сторону плиты кивнула.       — Да не должно вроде, — но всё равно быстренько выключил всё и к своей девушке с новой порцией объятий вернулся.       — А что готовишь? — для Цветковой мужчина на кухне — в диковинку.       Её уже давно покорил Пчёла, который помыл и убрал за неё всю посуду, когда был у неё дома, а сейчас ей казалось, что он делает вообще что-то невероятное.       — Гречку с котлетами. Хотел сначала яичницу с колбасой пожарить, но потом подумал, что это слишком просто.       — Не мужское это дело, Вить. Попросил бы меня — я бы приготовила что-нибудь, — всё-таки, столько лет дрессировки от Сан Саныча просто так из жизни не выкинешь. А он дочку свою исключительно по старым укладам воспитывал.       — Я наоборот тебя завтраком хотел накормить, Тань.       — Ты серьезно? — столько искреннего удивления в её взгляде бригадир не видел раньше, наверное, никогда.       — Да. А что тут такого? Просто немного тебя порадовать захотел, — не понимал Пчёлкин, как такое простое действие могло у Цветика-семицветика такой восторг вызвать.       — У тебя это получилось.       Виктор раньше и представить не мог, что люди могут признаваться в любви одними только глазами. Татьяна с таким трепетом на него посмотрела, что он и сам на миг забыл, как дышать.       — Ну, получилось или нет, говорить еще рано, — парень легонько подтолкнул Цветкову к столу и, как истинный джентльмен, задвинул за ней стул, — Подожди пару минут, пожалуйста, и всё будет готово.       — Хорошо, — согласилась и до щеки своей, где Пчёла только что поцелуй лёгкий, нежный и теплый, оставил, дотронулась.

      Таня за долгое время впервые почувствовала себя настолько счастливой, что до сих пор сама не верила, что она не спит и что всё происходит наяву. Что она наяву спала в обнимку с Витей, и наяву же для неё он приготовил завтрак…       Ну не мог Пчёлкин, тот самый задира и дёргальщик за косички, быть таким заботливым и романтичным.       Вообще, конечно, мог, но чаще всего это нужно было для какой-либо разовой акции, обычно перетекающей в горизонтальную плоскость.       Но ведь от Татьяны он ничего такого не требовал. Напротив, пообещал не приставать. Сам лоб ей щупал, сам завтрак готовил, и никто его о том не просил.       «А может, он считает меня недостаточно привлекательной?» — едкий внутренний голосок периодически напоминал девушке о себе, наполняя прекрасную женскую голову ненужными мыслями.

      Цветик-семицветик в квартире Пчёлкиных оставалась почти до самого вечера, но всё же настала пора прощаться. Вряд ли, конечно, её отец забеспокоился бы, что она всё ещё домой не пришла. Однако рисковать и ждать, пока он, не дай Бог, позвонит Беловым и спросит, где шляется его блудная дочь, не хотелось.       Все ведь знали, что Таня уже ушла домой. С Виктором.       Тогда всем сразу всё станет ясно. Но ведь они с Витей сегодня вместе пришли к тому, что пока лучше никому об их отношениях не говорить. Их ближайшее окружение, совершенно точно, по разным для себя причинам, воспримет этот факт не очень хорошо.       К тому же, если ты будешь держать самое ценное в тайне, ты его сохранишь и никогда не потеряешь.

      Поэтому Татьяна, очень тепло с молодым человеком своим распрощавшись, к себе домой отправилась, благо идти недалеко. Даже пакеты с новогодними подарками помочь дотащить ему не позволила: сама, всё сама.       На родной четвертый этаж поднимаясь, уже почти до лестничной клетки своей дойдя, девушка услышала голоса, доносящиеся из приоткрытой двери её квартиры, и замерла, прислушиваясь.       С её отцом о чём-то спорили как минимум двое мужчин. Может, их было и больше, но подойти ближе, чтоб узнать это, Таня не решалась. Так и осталась на месте, пытаясь приглушенную, но не очень дружелюбную речь разобрать:       — Ты думаешь, мы с тобой шутки здесь шутим, Цветков? Если через две недели бабок не будет, так и знай, подожженной дверью во второй раз ты не отделаешься…       По спине студентки неприятный, липкий холодок пробежал. От неожиданности девушка чуть все свои пакеты не побросала, рот в изумлении рукой прикрывая.       Домой ей сейчас точно лучше не заходить, да и стоять, на одном месте застыв, — тоже не вариант.       Вдруг выйдет кто из этих — сразу поймут, что она из этой квартиры.       Татьяна, с мыслями собравшись, решение приняла: ещё выше, на пятый этаж подняться. Там где-нибудь пересидеть и дождаться, пока гости отца, явно незваные, не уйдут туда, откуда пожаловали.

      Так и сделала. Собственную квартиру миновав, на негнущихся ногах добралась до заветного, безопасного этажа. На пол, к стене, где нет дверей, прислонившись, села, молясь, чтоб никто из соседей не вышел и вопросы лишние задавать не начал.       Цветкова-младшая так разнервничалась от этого всего уже минут через пять-семь своих таких «посиделок», что хотела обратно к Вите вернуться. Но не случилось: услышала до боли знакомый скрип до боли знакомой двери, что аж дернулась, стараясь каждый звук, каждый шорох всеми возможными и невозможными рецепторами уловить.       Мужчин, угрожавших Александру Александровичу, всё-таки трое было. Таня это по шагам и голосам, эхом разносящимся по подъезду, поняла.       Они, хоть и ушли, но пообещали наведаться накануне истечения срока возврата денег, и оттого одновременно с испытанным облегчением у студентки волосы на голове зашевелились.       Они еще вернутся.       А они — это вообще кто? Что за дела у них с её отцом? Откуда у него долг перед ними?       Чтоб получить ответы на все эти вопросы, девушка в квартиру к себе направилась.

      — Пап? Я дома… — Татьяна в приоткрытую дверь протиснулась: после ухода «гостей» Сан Саныч не удосужился даже её запереть.       А смысл? Теперь-то уже…       — Явилась… — недовольно процедил Цветков-старший, — Ну заходи, коль пришла.       — Что, даже ругаться не будешь?       — А толку-то? Тебе же бесполезно что-то говорить, всё равно мимо ушей пропустишь и по-своему сделаешь, — мужчина равнодушно рукой махнул, на кухню уходя и явно не желая далее с ней диалог продолжать. Неспроста это всё.       — Ты как-то быстро уходишь от разговора, — прищурившись, подметила Таня, — Может, расскажешь мне, кто к тебе только что приходил?       — Видела, всё-таки… — языком цокнул, — Всё, что видела, забудь. Тебя это никак не касается. Сам разберусь.       — Да ну? Я, папочка, ещё и слышала всё, а не только видела. Почему ты соврал, что это сосед ненормальный дверь поджёг, а? — сама не поняла, откуда такая смелость взялась отца отчитывать.       — Это не твое дело.       — Оно автоматически сделалось моим, когда мне же в моем же собственном доме стало небезопасно! Я не хочу на месте этой двери из-за долгов твоих оказаться!       — Будешь лезть и возникать много — я сам тебе твой язык поганый отрежу, поняла меня? — Александр Александрович дочь свою за подбородок небрежно схватил, — Разоралась тут… Шлялась не пойми с кем и где, а мне морали читать будешь?       — Ты меня за человека вообще не считаешь, да? — Татьяну злость такая взяла, что захотелось Цветкову-старшему лицо расцарапать, — И учусь не там, где ты хочешь, и общаюсь не с теми, с кем надо. Ты меня только для того, чтоб я варила и убиралась тут держишь, что ли?       — Замолчи лучше, пока не пришиб, — прошипел Сан Саныч, дочку от себя отталкивая.       — Обычно ты без предупреждения лупишь. В честь Нового года добрый такой?       — Таня! Не выводи меня!       И тут девушку отпустило резко. Чего она, в самом деле, так на него взъелась? Отец наверняка сам не на шутку перепугался вымогателей этих: видно было, что некую вину перед дочерью чувствовал, раз даже бить её, против обыкновения, не полез.       В самом деле, наверное, лучше было бы его не провоцировать. Студентка просто ушла к себе в комнату, все сумки и пакеты с подарками из коридора с собой унося.

      У девушки было полное право на ближайшего родственника своего обижаться за отношение такое ужасное, но отходчивая Танечка всё равно не смогла бы долго Александра Александровича голодом морить.       Хоть и не разговаривали они, а еда на плите всегда свежая и горячая была, одежда — чистая и выглаженная, и в квартире — убрано. Таня даже обшивку на двери поменяла, как и хотела. Вот только с того дня он всё реже и реже вообще на глаза дочери попадался.       Соседи поговаривали даже, что Цветков-старший где-то на районе себе кого-то завёл, оттого и пропадал, часто дома не появляясь.       «Да и черт с ним», — думала Татьяна.       У неё наконец-то своя личная жизнь потихонечку ладилась, и заботливый Витя разрушал все её представления о том, как может мужчина к женщине относиться.       Совсем не так, как отец относился к матери и к ней.       Оттого и понимала, что ни одна баба нормальная на Сан Саныча не посмотрит, а до всяких сомнительных тёток, которым всё равно, с кем выпить и кого приласкать, ей не было никакого дела.

      Вопреки обещаниям Пчёлкину не разболеться, Цветик-семицветик всё же наутро 2 января с температурой тогда слегла.       Виктор каждый день исправно звонил, интересовался о её самочувствии, приходил, когда Александра Александровича дома не было, с апельсинами и лекарствами. Как-то в шутку предложил даже устроить свидание в аптеке…       Разумеется, под чутким руководством своего молодого человека Таня не пошла четвертого числа к Космосу на день рождения, а поздравила его только по телефону. Конечно, бригадир прежде всего о хрупком здоровье Цветковой беспокоился, а не о влюблённости Коса в неё, но в данном случае одно другому не мешало.

      И новогодние праздники, как водится, тоже неизбежно к концу подошли. У студентов пора экзаменов началась, и хочешь не хочешь, а сдавать надо.       Татьяна, едва после болезни оправившись, экзамен сложный сразу на пятёрку осилила. Вот только искренняя радость этого резко конфликтом очередным с отцом притупилась.       Цветков-старший, домой зачем-то как-то днем, накануне Старого Нового года, пришёл и докопался до какой-то бытовой мелочи. Родственнички снова чуть друг друга не придушили, причём любимая дочка папеньке в этот раз нисколько не уступала: чем больше времени она с Пчёлкиным проводила, тем сильнее у неё становилось желание свои интересы отстаивать.       «Если не хочешь тонуть, топи», — сказал как-то ей Витя. И фразу эту студентка по-своему восприняла, буквально. Ведь сначала она вела себя так, как её сам же отец воспитал, а потом — как заслужил.       Старый автомеханик почти сразу на работу, в мастерскую свою, укатил, а девушка дома осталась. Однако на месте ей не сиделось: она так боялась, что всю оставшуюся жизнь проведёт так же — в ссорах с ним, и что будет чувствовать себя каждый раз так же нелепо и ужасно, как и сейчас.       Хотелось с кем-то поговорить.       Таня, к телефону домашнему подойдя, по памяти набрала номер Лариски. У Костенко, кстати, тоже сегодня какой-то экзамен должен был быть. И, судя по времени, она уже, по идее, вернулась домой.       — Да? — раздражённо зазвучал голос на другом конце провода.       — Не сдала, что ли? — сразу предположила Цветкова: уж очень голос подруги даже по одному короткому слову выдавал какую-то надломленность, горечь и вселенскую усталость.       — Сдала.       — А чего тогда грустная такая? — не понимала Татьяна.       — У меня к тебе встречный вопрос, дорогая.       Всё-таки, эти две девушки научились чувствовать друг друга даже через телефон.       — Да с батей снова поцапались, — Цветик-семицветик не стала ходить вокруг да около и сразу призналась, — А у тебя что?       — Макаров, — с тяжелым вздохом произнесла подруга.

      Странно. Ребята Новый год, вроде как, вместе хорошо встретили. Лариса с Лёшиными родителями язык общий сразу нашла — прям всё, как Таня и говорила.       Тут если только уже сам Лёшка накосячил где-то. Но где?

      — Что случилось? — поинтересовалась Татьяна, надеясь длинный рассказ услышать и от собственных мыслей отвлечься.       — Долго рассказывать, слушать замучаешься, — Лариска же стала провод нервно крутить и на палец наматывать.       — А я никуда и не тороплюсь, — хмыкнула студентка.       Почему, когда надо, из неё слова не вытащишь?       — А знаешь, что, Танечка? — вдруг оживилась Костенко, — Приходи ко мне, посидим, выпьем, расскажем друг другу, как не вывозим…       — Через полчаса буду у тебя, — такой вариант развития событий девушку, в принципе, тоже устраивал.       — Вот это по-нашему!

      Таня даже чуть раньше, минут через двадцать, к подруге пришла.       — Оперативно, — присвистнула Лариса, увидев в руках Цветковой две бутылки с вином. Она лукаво улыбнулась, вынося из кухни две точно такие же. С красным полусладким.       Всё-таки, как хорошо порой иметь одинаковые вкусы.       — Осилим?       — А есть какие-то сомнения? — хохотнула Костенко, — Если анализировать твой голос из трубки, ситуация у тебя — полная задница.       — Равно как и у тебя.       — Тогда я не поняла вопроса, — Лариска руками в стороны развела, — На кухню идем, сомневающаяся моя?       Татьяна кивнула, осознавая, что этот вечер может закончиться как угодно непредсказуемо.

      — Я так на него разозлилась, что сказала — «Не провожай меня», — делилась наболевшим пьяная Танина подруга. Они с Лёшкой, по идее, на пустом месте поссорились, но сейчас, на далеко не трезвую голову, это казалось чем-то действительно серьёзным.       — А он что? — искренне удивлялась ещё более пьяная Цветкова, рукавами кофты вытирая со стола несуществующие крошки.       — Всё равно проводил. Шёл следом злой как собака.       — Ты посмотри на него! — в каком-то уже слишком преувеличенном изумлении хлопнула себя по коленке студентка.       — Представляешь? — в ответ — отрицательный взмах головы, — Зато щас уже два дня от него ни слуху ни духу.       — Ой, знаешь… Нужна будешь, он тебя и из-под земли достанет, и время у него сразу на всё найдётся.       — А щас-то мне что делать? — никак от этой темы не отлипала Костенко.       — Следовать за своим сердцем, но не забыть прихватить с собой ещё и свои мозги, — философствовала Татьяна, — Твоё сердце — твой компас, Ларис, а не слова чужих людей, я тебе тут не советчик.       — Ты мне чужая разве? — чуть не взбунтовалась девушка, — Я чё-то не поняла, Тань…       — Конечно, не чужая! Я про то говорю, что у тебя всегда была своя голова на плечах, и ты всегда держалась за свои внутренние принципы и понятия, — объясняла Цветик-семицветик. Очень медленно, заплетающимся языком, — Не отступай от них.       — Ладно. А ты… ты сама-то следуешь за своим сердцем?       — Я?       — Ты-ты… — подтвердила Лариска, наблюдая за эмоциональной реакцией подруги на её вопрос, — Как у тебя дела с Пчёлкиным?       — А при чём тут вообще он? — не очень хотела Татьяна про отношения свои с ним рассказывать. Секрет, всё-таки.       — Если ваша с Пчёлой общая компашка не замечает ничего, то это не значит, что и я тоже ничего не вижу, Тань, — да и Макаров ей почти сразу свой тогдашний разговор у подъезда с Виктором пересказал, — Давай только без того, что вы друзья, обойдёмся…       — Чёрт с тобой, Костенко. Встречаемся мы, — призналась девушка, смущаясь, — с Нового года. Только об этом никто не знает.       — Это я уже поняла, — хмыкнула Лариса, — А почему? Из-за бати твоего, да?       — И это тоже. Лучше пока остальным не знать.       — Хорошо, — хоть и не понимала до конца, зачем всё так усложнять, согласилась подруга, — И как оно? У вас уже было что-то?       — Нет, конечно! — зарделась Цветкова, — Ты же меня знаешь, я не…       — Да знаю я, что ты монашка у нас. А вот Витя твой никогда таким не был. Не думаешь, что он с кем-то на стороне может?..       — Не думаю, — но новое зерно сомнения в юной голове всё же посеялось, — Я понимаю, что ты его недолюбливаешь…       — Дело не в этом, дорогая, вообще не в этом! Я просто очень за тебя переживаю, — Костенко, хоть и продолжала считать Виктора вредной пчелой, которая вместо мёда с дёгтем рано или поздно прилететь может, за Танюху свою всей душой болела.       — Знаю, — Таня Лариску за руку крепко взяла, — Но из-за Пчёлкина тебе за меня переживать точно не стоит. Тем более, что я, вместо того, чтоб ощущать себя принцессой в туфельках и платье, ощущаю на себе только ответственность за отца своего непутёвого. Мне некогда за рамки дозволенного выходить.       — А Пчёла этого от тебя ждать может. Вряд ли он ещё с такими леди, вроде тебя, общался когда-то.       — Смеёшься, что ли? Какая из меня леди? — сама засмеялась Татьяна, — Ты ли не слышала, как я иногда разговариваю… Скажешь тоже, леди…       — Я всё правильно говорю, — продолжала настаивать на своём Костенко, — Леди должна быть такой, чтоб с ней можно было и поговорить, и побазарить, и побеседовать. А ты как раз такая и есть.       — Я рядом с Витей в саму себя влюбляюсь, Ларис. А домой прихожу — там отец, проблемы и прочие «радости», за которые мой папаша не в состоянии взять ответственность, — трудно было объяснить, когда вроде бы живёшь, шутишь, улыбаешься, а внутри всё равно что-то не то. Что-то гложело её, прямо изнутри ело…       — Ну, ответственность — это не всегда тяжесть. Это ещё и власть, дорогая.       — На кой черт такая власть, спрашивается? — всплеснула руками Цветкова, — А насчёт наших отношений с Пчёлкиным… они для меня как полёт, понимаешь? И неужели я откажусь от полёта с ним лишь оттого, что он будет недолог?       — Конкретно же ты в него втюрилась, — мечтательно подметила девушка, — Мне бы так…       — Можно подумать, ты в своего Лёшку не втюрилась… — Таня на подругу с прищуром посмотрела.       — Да я как-то не знаю даже… У нас как будто всё совсем по-другому. Не как у вас.       — Ну, мы же все разные. Конечно, у всех всё отличаться будет…       — Наверное, ты права, — согласилась Лариска, — Я просто хочу постоянно говорить с ним, не переставая, и мне даже всё равно, о чём. Мне каждая секунда, проведённая с ним, дорога.       — Вот видишь… Когда встречаешь человека со своей планеты, абсолютно всё, все безумства кажутся нормой. Любовь ведь не только в книжках бывает.       — Да, но… Макаров, он… какой-то слишком культурный. Я даже иногда думаю, как мне вежливо и аккуратно попросить его прижать меня к стене и страстно поцеловать, — она опять непонятными своими «опасениями» поделилась.       — А ты думаешь, они все такие догадливые? Это ведь твоя жизнь, Ларис. Если ты чего-то хочешь — нужно взять это самой, на тарелочке никто не принесёт.       — Но такую, как я, ему на блюдечке жизнь дважды тоже не принесёт, — возразила Костенко.       — Тоже верно. Звучит как тост.

      Одному Богу известно, сколько еще таких тостов было, пока Таня, в состоянии полнейшего невменоза, домой не засобиралась.       Остаться с ночевой у подруги девушка наотрез отказалась. Поэтому Лариска не придумала ничего лучше, как Пчёле дозвониться и попросить его Цветика-семицветика, которая, конечно, больше сейчас госпожу Беладонну напоминала, забрать.       Нашла в родительской телефонной книжке домашний Пчёлкиных и набрала, пока Таня кое-как на балкон покурить уползла.       Повезло, что он не на Цветном, а в старой своей квартире оказался, а потому трубку сразу поднял:       — Слушаю.       — Вить, привет. Это Лариса Костенко, помнишь такую? — постаралась голос более менее бодрый и трезвый изобразить. Вроде бы получалось.       — Привет. Помню, — бригадир насторожился, потому что явно лучшая подруга его девушки ему просто так не будет на ночь глядя звонить, — Чем обязан?       — Ты Таню от меня можешь забрать? Мы с ней посидели немного, за временем не уследили, а время-то уже позднее… — и тут Виктор понял, что не так было у Лариски с голосом. Она была пьяная.       — То-то меня весь вечер ощущение не покидает, что где-то пьют без меня, — хмыкнул Пчёла, — А чего Танечка сама мне не звонит?       — Она… сейчас не совсем в состоянии это сделать, — Костенко на кухню обернулась: Цветкова, выходя с балкона, в дверь с силой вцепилась, чтоб на ногах удержаться.       — Даже так? — Пчёлкин брови свои изогнул в изумлении, но потом мягко улыбнулся: ситуация начинала казаться ему забавной. Возможно, девочки так решили каждая свой сданный экзамен отметить.       — Даже так, — подтвердила, — Не дойдёт она сама, Вить, а у меня оставаться ни в какую не хочет. «Домой пойду», и всё тут…       — Говори адрес. Ты же где-то у школы вроде живёшь, да?       — Ага, — Ларисе вдруг захотелось Пчёлу отчитать за что-нибудь, сказать, что Таня, похоже, в людях вообще не разбирается, раз ей такой человек, как он, нравится, но сдержалась, — Записывай.       Не могла девушка объяснить, почему недолюбливала его. Может, потому что не мог Виктор так измениться, как говорит о нем его Танечка?       — Щас подъеду, — Витя трубку повесил и быстро собираться начал.       Не то, чтобы он Цветика-семицветика вообще выпившей никогда не видел, но конкретно такой опыт у него, похоже, будет впервые.       С чего она вдруг решила напиться?

      К тому времени, как Пчёлкин нужный дом и подъезд нашёл, Лариса на Татьяну пальто её пыталась надеть. Справившись с этим нелегким делом, принялась подруге своей (не особо успешно) с обувью помогать.       Когда в дверь позвонили — к ней рванула, даже в глазок не посмотрев и не спросив, кто пришёл.       — Непредусмотрительно так сразу дверь открывать, — с этими словами бригадир в квартиру прошёл, — В такие времена живем, что можно и без башки остаться.       — И Вам не хворать, Виктор Павлович, — Костенко закатила глаза: как Таня с таким вредным товарищем-то встречается?       — Витя… — безумно обрадовалась Цветкова, увидев на пороге любовь всей своей жизни, — А ты как здесь?       — За своим пришёл. Тебя забрать, — парень не смог сдержать улыбки, на неё глядя, — Домой-то пойдём, Танечка? — он присел перед ней на корточки, чтоб помочь ей сапоги застегнуть.       — Пойдём, — Татьяна нежно, насколько это было возможно при её состоянии, Пчёлу по щеке погладила, — конечно, пойдём…       Когда с сапогами было покончено, Виктор с крючка шапку с шарфом Танины снял, которые сам же недавно ей подарил.       — Давай ты сейчас потеплее оденешься и не будешь заставлять меня волноваться, пожалуйста, — попросил он, когда его девушка утеплению стала противиться, — Ты меня вообще сегодня слушать не собираешься?       Она качает головой и искренне произносит:       — Нет.       — Та-а-ак. Понятно всё с тобой.       Смеется, видя, что Пчёлкин долго злиться не может. Такому бриллианту, как Таня, он готов был прощать все её острые грани.       Можно же было позже открыть и новые.

      Бригадир до сих пор поверить не мог, что когда-то перед чьими-то капризами будет распинаться, как маленький мальчишка! Но ведь это же была Цветик-семицветик, и, видимо, она появилась в его жизни, чтобы показать, как выглядит самый прекрасный вид головной боли: любую другую девушку на её месте он бы и терпеть не стал. А в её маленькие протянутые ладошки он уже успел своё стальное сердце отдать. Окончательно и бесповоротно.

      — Ты на машине же, да? — поинтересовалась Лариска, понимая, что пешком Витя Цветкову вряд ли дотащит.       — Естественно, — да и, ко всему прочему, холодно было. Может, Танька на морозе и протрезвела бы быстро, но ведь она совсем недавно болела…       — Ну всё, Лариса Васильевна, — прощаясь, студентка подругу свою чуть до смерти не заобнимала, — Спасибо за гостр… гостемпр… гос-те-при-им-ство. Вот.        — Осталась бы, всё-таки… — советовала Костенко. Но кто её будет слушать?       Пчёла, на этот пьяный спектакль глядя, лишь мысленно усмехнулся: судя по игривому настроению, она уже точно ни за что теперь здесь не останется.       — Домой надо.       Разумеется.       — Ну, как знаешь, дорогая. Аккуратнее там, — сказала она, скорее, Виктору, — Скользко на улице.

      Кое-как Пчёлкин даму сердца свою в подъезд вытащил: девчонки долго не могли распрощаться.       В «Вольво» Цветика-семицветика усадив, осторожно до неё начал допытываться:       — Танюш?       — М-м-м? — протянула Татьяна, неосознанно по руке его туда-сюда кончиками пальцев водя.       — В честь чего банкет-то устроили? — и руку на колено ей положил, без пошлостей всяких, просто.       Бригадир был уверен, что она всё ему расскажет. Он знал, как получать ответы, даже не задавая вопросов. Достаточно было лишь внимательно наблюдать, как девушка, под его взглядом смущаясь, обо всём, что надо и не надо, вещать будет.       — Так это… экзамен же сдали, — первую причину озвучила, — да и потом… Старый Новый год, всё-таки.       — И всё? — не верил он, что отличница будет так яро пятерку свою «обмывать», а потом ещё делать целый праздник из разницы между юлианским и григорианским календарём.       — И всё, — не стала о реальных поводах говорить. Но догадки у него и свои были, так что нестрашно.       — Сколько ты выпила, если не секрет? — наверное, этот вопрос больше всего Виктору был интересен. Даже больше, чем причины гулянки.       — Много, — честно призналась Цветкова, не помня точное количество выпитого алкоголя, — Ты ругаться на меня будешь, да? — стыдливо глаза свои опустила.       — Не буду, маленькая.       — Почему? — с неподдельным детским интересом спросила Татьяна.       — Потому что я тебя обожаю, катастрофа моя, — ласково проговорил он. Она когда-то говорила Фарику о ходячих катастрофах, наверное, потому что, по факту, сама такой тоже была.       — Вить… — шумно выдохнула она, на этот раз уже по волосам его гладя, — Ты у меня такой хороший… такой… красивый, умный, добрый… Зачем тебе такая, как я? Папа говорит, что с моим ужасным характером вообще невозможно справиться…       — У тебя не плохой характер, милая. Он просто начинает проявляться, а бате твоему это не нравится, — заключил Пчёла.       — А тебе?       — Мне всё в тебе нравится. Человеку вообще по жизни необходимо это чувство, Танечка… когда тебе кто-то или что-то нравится, состояние… влюблённости. Всегда. Всю дорогу. Иначе неинтересно жить. Ну а мне проще всего влюбиться в тебя, милая.       — Ты… ты влюблён в меня? — Цветкова надеялась, что это не её разыгравшееся пьяное воображение.       — Давно уже, — улыбнулся, прекрасно зная, что её по времени влюблённости ему никак не переплюнуть.       — А я-то как давно, Витенька…       И что там Лариса про других девушек говорила?

      Нескоро они до дома доехали. Хотя пешком можно было минут за десять через дворы дойти.       Бригадир автомобиль свой припарковал у Танькиного подъезда. Она даже не шевельнулась.       — Можно я у тебя останусь, пожалуйста? — по просьбе её сразу понял, что она снова с отцом поссорилась.       — Конечно, можно.       Разве мог он ей отказать?       — А ты поспишь со мной, как тогда? — Татьяна явно Новогоднюю ночь имела в виду, — Я с тех пор без тебя плохо сплю, Вить…       — Посплю, — пообещал, самым нежным взглядом её одаривая. Такую свою сторону он только ей открывал. А что может быть интимнее, чем видеть за суровостью — мягкость, показанную только тебе? — Вот так вот оно, поспишь в обнимку один раз и будешь потом хотеть так всегда спать, да?       — А разве это плохо? Пообнимался с человеком, помолчал о своём и заснул себе крепко…       — Отчего ж плохо? — развел руками в стороны парень, — Нам надо как-нибудь выпить вместе, — предложил вдруг Пчёлкин, заметив, что Танечка его задумалась о чём-то, к окну отвернувшись.       Не протрезвела еще. Совсем нет.       — Хорошо, — согласилась она без особого энтузиазма.       Виктор готов был дать голову на отсечение, что Цветкова вовсе его не слушала сейчас, а потому ва-банк пошел:       — И пожениться.       — Отлично, — снова тут же ответила, не сразу осознав, на что, — Погоди, что ты сейчас сказал?       — А что я сказал?       — Не прикидывайся, Вить, я же слышала…       — Что? Что женой моей станешь, слышала? — а вот он и в краску её вогнал. И снова щёчки мило заалели.       — Ты это говоришь, потому что я пьяная, да?       Она даже в невменяемом состоянии его раскусила.       — Давай уже в квартиру поднимемся, — Пчёла не знал, что ей ответить, потому просто призвал пойти, наконец, домой.

      Витя Тане, самостоятельно из машины выбравшейся, локоть подставил. На раскатанной дороге, в самом деле, было очень скользко. Девушка даже пару раз оступалась на скользком месте, нецензурно бранясь, но всегда вовремя оказывалась поддерживаема бригадиром.       — Не знал, что ты так ругаться умеешь.       — Речь у меня не всегда блестящая, бывает и с матовым покрытием, — хмыкнула студентка, снова на льду поскальзываясь.       — Тише-тише… не бойся, я тебя держу.       — Сам смотри не упади.

      Только дома у Пчёлкина Татьяна спокойно выдохнула, и то ненадолго: странное чувство необъяснимой нежности к Виктору в груди начало разрастаться, когда он, прежде чем помочь ей пальто с сапогами снять, произнес:       — Давай я тебя раздену.       Он уже давно раздел её, но не физически, а до души и до сердца. А теперь её пьяный разум подкинул ей идею обнажить перед ним ещё и тело.       На диване в Витиной комнате сидя, парень вдруг обнял её. Крепко, но мягко, почти что по-дружески, но этого достаточно было, чтоб первый шаг сделать. Было до безумия страшно и сложно, но как будто бы так же необходимо.       — Я уже и забыла, как мне хорошо, когда ты меня обнимаешь, — шептала Цветкова, не расцепляя объятий, — Я так скучаю по тебе, Вить, когда мы с тобой не видимся.       — Я тоже скучаю, Танечка.       Пчёла всеми фибрами души чувствовал, во что это всё может сейчас вылиться. Прикосновения Тани всё смелее становились: там, где она касалась его руками, по коже уже шли самые настоящие разряды тока.       — Мы с тобой оба такие слепые, Пчёлкин, — Цветик-семицветик шею его руками обвила, — Ты — потому что не видишь, как сильно я иногда в тебе нуждаюсь. И я — потому что не вижу никого, кроме тебя… Не рабивай моё сердце, пожалуйста, Вить. Ты ведь живешь там, в нём…       — Не разобью. И другим тоже не позволю.       — А знаешь, что? — серые с хитрецой глаза вдруг с вопросительными голубыми столкнулись.       — Что?       Татьяна смело к губам его припала, ведь с каждым Витиным словом ей хотелось всё больше его поцеловать.       Холодные Танины пальчики под рубашку его залезли, всё меньше сил ему, чтоб в последующем сдержаться и остановиться, оставляя. Девушка руками выписывала какие-то незамысловатые узоры на широкой Пчёлкинской груди.       — Пристань ко мне, пожалуйста, — попросила Цветкова, хоть и сама с этой задачей ой как неплохо справлялась. Для первого раза — особенно, — Как ты обещал не делать…       Поцелуи становились всё откровеннее. Татьяна к своему молодому человеку, незаметно для него, перебралась на колени. Одну руку в волосы, по привычке, ему запустила.       — Танюш… Что ты делаешь, маленькая?       — Пытаюсь перевести нашу беседу в горизонтальную плоскость, Витенька, — серьезно заявила она, всё больше наступая.       Чувствовала, хитрая, что бригадир тоже её хочет, и пользовалась этим, хоть и неуверенно. Впервые, всё-таки. Но Пчёла не был бы Пчёлой, если бы так просто до одури обаятельной и сексуальной Тане сдался:       — Подожди, — пальцы её, пытающиеся рубашку его расстегнуть, перехватил, — Не надо.       «Надо, Витя, надо, — твердил, искушая, внутренний голос, — Давай, она же тоже этого хочет. Смотри, какая, оказывается, у тебя дама шальная».       — Чего же ты ждёшь? Я что-то сделала не так? Один твой шаг — и я уже твоя, Пчёлкин…       — Всё так, Танечка. Просто я не могу вот так вот просто взять и поступить с тобой так… — тем более, не мог этого позволить, пока она окончательно не протрезвела и не начала снова отдавать отчёт своим действиям.       — А как насчет того, чтобы задать жару сейчас, а переживать об этом потом? — прерывисто дыша, уговаривала Цветик-семицветик, из рук ткань его рубашки не выпуская, — Мы же оба этого хотим…       Не хотел бы — не облапал бы её руками вдоль и поперек, где только можно.       — Тогда я в душ. Отпустишь? — в голове бригадира некий план возник.       — Отпущу, — Татьяна, довольная, растворялась сейчас под дорожкой из лёгких поцелуев на её шее, ключицах и плечах, — Иди уже, — легонько Виктора к выходу из его комнаты подтолкнула.       — Я быстро. Не скучай.

       В идеале, Пчёлкин надеялся, что Таня уснёт, пока ждёт его. Однако она уже не настолько пьяная была, чтоб всё оказалось так просто. Оставалось молиться, чтоб она, одна, наедине с собой оставшись, одумалась.       Не помнил он, сколько под струями ледяной воды простоял, самого себя тоже пытаясь привести в чувство.       Когда вышел, увидел Цветкову, слава Богу, одетую, но на его диване рыдающую.       Одумалась.       Долго же он потом её успокаивал и убеждал, что всё ещё у них будет и что Танечка, его милая Танечка — самая красивая девушка на всём белом свете.       Студентка даже засыпать с ним, как изначально просила, передумала. Однако Пчёла и тут сделал всё, чтоб она ничего себе больше не напридумывала. Объяснил, что нормально это — когда мужчину с женщиной тянет друг к другу, и что ничего такого в том, что Цветкова с кем-то переспать захотела, нет.       Так и уснули они — вместе, в объятиях друг друга, и впервые за почти две недели Таня снова крепко спала.

      Почти весь следующий день, как и после Нового года, Цветик-семицветик у Виктора провела. Бригадир заботился о её состоянии: спрашивал о самочувствии, пару раз таблеточку от головной боли организовывал. И самое главное, тактично молчал о предшествующих событиях, большинство из которых его девушка, если быть честным, и вовсе не помнила.       Тем лучше.       В её же квартире, как в последнее время часто бывало, было пусто. Отца дома не было, но Татьяна ужин для него всё равно приготовила.

      Вся жизнь Тани Цветковой разделилась на до и после всего после одного звонка в дверь. Студентка, не проверив, кто за дверью, думая, что Сан Саныч это, спокойно её открыла:       — Привет, пап…       — А это не папа, куколка, — Цветкова-младшая тут же в лице изменилась: вошедший, действительно, на отца её совсем похож не был, — Ну, встречай гостей, красавица.       По голосу незнакомца девушка узнала одного из тех мужчин, что у Александра Александровича деньги вымогали.       — Ты думаешь, мы с тобой шутки здесь шутим, Цветков? Если через две недели бабок не будет, так и знай, подожженной дверью во второй раз ты не отделаешься…       Татьяна рефлекторно назад попятилась. А в голове, так кстати, всплыли вчерашние слова Витины в адрес Лариски:       — Непредусмотрительно так сразу дверь открывать. В такие времена живем, что можно и без башки остаться.       Похоже, прав был Пчёлкин. Как в воду глядел. Но без башки, как он выразился, останется не её подруга, а она сама.