Вселикий Янус

Осенне-зимний блок был отыгран, концерт и квартирник, организованные Тимуром, тоже остались позади. Город расцветал гирляндами, колокольцами и совершенно непостановочными фейерверками снега с дождем. Тимур грозился отпраздновать закрытие блока уходом в запой и злостным неотвечанием на телефон, но в результате они всё же собрались отметить небольшой компанией. Как же тут было не похохмить и не похулиганить. — А ты знаешь, маленький, — зловеще наклонился к Яшке Тимофей, одетый в честь события в клетчатый килт, — почему «Тарзаньерка» так называется? Яшка чуть-чуть посторонился. — Потому что смелый прыжок в неизв… — А вот и нет, — царственно перебил его Тимофей. — А… если вот и да? — переспросил Яшка. — Тогда как? Тимофей назидательно поднял палец: — Как зовут создателя нашей творческой студии? — Э-э-э… Тимур? — Яшка чуял подвох, но определить его не мог. — И? — И… слишком часто зовут, покоя не дают? — Нет, малыш, — хлебнул пиво Тимофей. — Тимур. Арсеньевич. Рудасенко. По инициалам, понимаешь ли. — Тархун, таран, тарабарщина, тарантелла, тарбозавр, — начинал загибать пальцы Яшка, но тут они кончились, потому что вторая рука была занята стаканом клюквенного сока. — Черт! А «-зан-» потому что Ксанфа? Как Зена — королева воинов, которая Ксена, если присмотреться? — Осталось определить, кто же такой Ерка и где Тимур его прячет, — притворно-отсутствующе сказал Тимофей. Странноватый диалог прервало появление Ксени с бутылкой игристого. Смущенно-ехидный Тимур развинтил металл удерживающей сеточки, хлопнула пробка. Под одобрительный гул сверкающая пузырьками жидкость полилась в одноразовые пластиковые фужеры. Ксеня обняла и поздравила Тимура. Тимофей включил микрофон, приятно подсветивший его голос в небольшом помещении, и произнес длинный замысловатый тост. Яшка не выдержал — помчался отжимать микрофон у Тимофея. — Отдай, — тихонечко требовал он. Тимофей протестовал и отводил руку. — Нет, я не могу такое держать в себе. Не имеющий голоса логос во мне накаляется добела. Когда его попытки увенчались успехом, он воспарил: — А сейчас, позвольте, я… Спою посвящение нашему режиссеру, продюсеру и актеру. Сердцу проекта. — Понятно. Не мозгу! — мгновенно отреагировал Тимур. Яшка вздохнул, укоризненно посмотрел на него, но не отступился: — Посвящение гениальному, не побоюсь этого слова, человеку. Тимуру, который никогда не станет хромым… потому что никогда не сверзится с этой тарзаньерки. Огню, который вечно гонит нас вперед. И, простите за пафос, освещает нам путь. Тимур — без тебя не было бы — всего этого. Поэтому — я нареку тебя — Тамерлан. Все-таки Тимур был ужасно симпатичным, когда сидел вот так вот и глядел на Яшку со смесью укоризны и растроганности, а на его лице насмешливость мешалась со смущением. Яшка вложил в исполнение всё что мог, только пуще заряжаясь от язвительного смеха собравшейся компании: — Рассвета искал — ушел невредим, меня целовал не ты ли один… Ксеня подняла обе руки, большими пальцами вверх, яростно поддерживая его. — Ты сердце огня — ты песня знамен. Покинешь меня, степями пленен… — На кого ты меня бросила, — с глубочайшим упреком повел рукой Тимофей, глядя на Тимура исподлобья. — Дубина — стоеросовая, дверь — тамерлановая, — задумчиво отметил Тимур. — Чужая стрела, луна пополам, полынь да зола — тебе, Тамерлан… — Вот это прямо про меня, — подытожил Тимур. — У — узнавание. Я ведь как раз подбил цифры. Кто бы сомневался. — …тебе не сестра, тебе не жена. А муж. В смысле, благородный муж. Да? Тимур про себя восхитился новеньким. Как такая миниатюрная фигурка могла сочетать в себе прямую связь с творческим котлом коллективного бессознательного и пикантный стебный флирт? Он встал, приобнял Яшку, громко похлопал его по спине. — Иди сюда, жених года! — Горько! — зычно крикнул Тимофей, и Тимур с Яшкой немедленно выпили на брудершафт. С этого момента веселье началось по-настоящему: первая деревянная неловкость отступила, а ей на смену пришли шутки, хохот и опьянение. Веселье было в полном разгаре, когда Яшка взобрался на стул, одну ногу впечатал в столешницу и махнул фужером игристого, широким жестом расплескивая половину. — Давайте всё-таки поднимем бокалы за Тимура и его прекрасную… блин… из песни слов не выкинешь: за Тимура и его команду. — Яшке больше не наливать! — звучно рявкнул Тимофей. — Яшке вообще не наливать! — запоздало спохватился Тимур. — Мал еще! — У Яшки своей дури в голове хватает, — подхватил подоспевший к середине посиделок Жора. — Хватит на всех, — подтвердил Колченогов с какой-то суровой нежностью, огрубевшей подушечкой большого пальца касаясь складок гармошки. — А раз уж нам повезло сегодня иметь в компании аккордеон… я исполню еще одну песню — про непростой путь героев театрального искусства. — Яшку определенно несло, и было в этой суматошной, самозабвенной увлеченности нечто прекрасное. — Это любимая песня моего дедушки. Он ее моей маме по телефону пел, когда она меня рожала, так что песня эта для меня важная. Но без надрыва — дедушка человек с чувством юмора. Яшка выдержал паузу, закатывая рукава любимой белоснежной рубашки, горящим взглядом обвел коллег. — За музыкальный театр! — звонко воскликнул он. И запел, салютуя бокалом. «За Тимура… За Артема…»… Тимофей тут же втянулся и начал низко, впечатляюще ухать и ыхать в нужных местах. — …Нам б рукава повыше да пояса потуже, мы выдержим с тобой, браток, бывало хуже! Яшка залихватски, по-казачьи свистнул, указывая повернутой вверх ладонью рукой на согнувшегося от хохота Тимура и подмигивая ему. — Улетим мы птицей в небо, высоко аж вон куда; там смешаем быль и небыль, А продажи — не беда! Поскольку пел он, переиначивая текст экспромтом, тот получался соответственным: — Нам не жмет чудаковатость, мы на сцене — хоть куда! Лишь бы зрителю на… радость, А продажи — не беда! Под костюмом мы все в гриме, а под гримом… как сокóл! Фу-жер делим между теми, кто в театр наш пришел. — Потому что нормальный человек в наши дни в театр не пойдет! — быстро пояснил Яшка. — И я рад, — крикнул он, — что мы все здесь немножечко ненормальные! — Говори за себя! — возмущался Жора. — Именно так! — смеялась Ксеня. — Прыгнем в горы, прыгнем в море, если надо — хоть куда! Мы всем хейтерам — на горе, а продажи — не беда! Яшка поклонился, мазнув рукой по полу и заведя ее за спину. — Яша, — всхлипнула от смеха Ксеня, — я даже не знаю, что об этом думать. Но ты только что сделал из нас десантников эстрады. — Злободневно получилось, — негромко оценил Колченогов. — По ходу, Ерка это ты, Яшка, — объявил Тимофей. — Что бы это ни значило. — Это было самое кринжовое, что я слышал за этот год, — покачал головой Тимур, безуспешно пытаясь протереть слезящиеся глаза. — Ну эй! Тимур! — запротестовал Яшка. — Как ты вообще можешь такое говорить! Год ведь еще не закончен!