Вселикий Янус

Яшка действительно несколько вечеров без устали разбирал открытки на глазах у своей дигитальной публики и благодарил всех отправителей. Фыркал и смеялся над шутками, травил байки о достопримечательностях, оказавшихся ему так или иначе знакомыми, а в промежутках, как обычно, пел всякое разное. Вся эта история его заметно приободрила. При этом он совершенно не держал зла на Игоря за то, что тот рассказал о флэшмобе так поздно. Словно наоборот – вышло удачно, что история достигла своей кульминации до того, как Яшка узнал о ней. Вновь наполнившись творческой энергией, Яшка снова стал пропадать не только целыми днями, но и до глубокой ночи, и Игорь вновь почувствовал, как нарастает раздражение. Чего это сын в такое время колобродит! Ради восстановления справедливости и порядка даже можно было перебороть сон. Игорь сел за телевизор, полный решимости бодрствовать хоть до утра, и, конечно, всё же прикорнул. Услышав, как Яшка вваливается домой к двум ночи, он с трудом продрал глаза и решительно заковылял в прихожую – хотя ноги затекли и налившуюся до огромных размеров левую стопу, которую он как-то неудачно подвернул, нещадно кололо «иголками». В слабом еще после сна кулаке был зажат ремень из шкафа, чтобы не возникло никаких там сомнений, к чему это он. Настроен Игорь был максимально решительно. Как и в прошлый раз, после поезда, надо было просто себя поставить, преодолевая детское сопротивление, и восстановить свой авторитет. Он был так близок к успеху. И всё же смешался: Яшку он с первого взгляда не узнал. Не то чтобы сын не был похож на себя обычного, скорее наоборот – но вместо отдающего лиловым серебра черно-бурого лиса перед Игорем внезапно стоял подросток с ни дать ни взять воронóй шевелюрой, а пряди напоминали спутавшиеся водоросли. И пока Игорь вбирал в себя новый образ существа, несмотря ни на что бывшего его сыном, Яшка перехватил инициативу: – О, пап, привет! – устало, но доброжелательно поздоровался он. – А чего ты в такой час колобродишь? Не спится, что ли? – Это я у тебя спросить должен, – грозно и низко сказал Игорь. – А вот я так с ног валюсь, – смурно сообщил Яшка, протирая глаза тыльной стороной ладони и ещё пуще размазывая грим – черную подводку и золотые искры от века до виска. – Отлично, – сонно прорычал Игорь. – Вот и вались на кровать, штаны только приспустить не забудь. – Да за что? – обиделся Яшка. – Что шлялся! – торжествующе уличил его Игорь. – И не шлялся я вовсе, – с тихой укоризной проговорил сын. – Ты меня даже не спросил. – И, опережая уверения Игоря, что нет необходимости выслушивать лживые отговорки, сам ответил на незаданный вопрос: – На репетиции я был. Учился. Работал. Старался, между прочим! – Да какая в полночь репетиция! – взорвался Игорь. – Самая! Настоящая! – в тон ему выкрикнул Яшка. Они застыли на несколько секунд, вонзившись друг в друга взглядами, как на дуэли. Пути к отступлению Игорь не видел, а значит, он сейчас схватит мальца за плечо и… – Кстати, пап, – с легкой хрипотцой выговорил Яшка, – а приходи ко мне на репетицию? А? Посмотреть, как оно у нас там бывает? – А и приду, – абсолютно неожиданно для себя согласился Игорь. Поймает сына на лжи или посмотрит, на что тот тратит годы своей молодости, – и так, и так хорошо. В обычной ситуации Яшка бы просиял. Сейчас он только устало улыбнулся. – Заметано, пап. А теперь давай по койкам. Не тяни, живенько давай, тебе завтра в самую рань на завод идти. * Было очень интересно увидеть сына на сцене. В одолженном черном пиджаке с черными же блестками, с волосами, сбившимися в сосульки то ли от лака, то ли от жара софитов – а может, и от того, и от другого, – выглядел Яшка удивительно органично. Вышел на сцену он чинно, глаза опустил, левой рукой жестикулировал, словно подчеркивая слова. Пальцы распирало, словно от боли. Проигрыша почти не было – не прошло и десяти секунд, – и Игоря, жаждущего засвидетельствовать свое позорище в действии, это полностью устраивало: чего ждать-то. – Ишь, хранцузскую песню завел, – прокомментировал он. – Симфония Моцарта, значицца. Реквиéм. Невидимые музыканты нагнетали мелодию. Яшка поднял глаза, глядя вдаль, а не в зал. Выражение лица было гневное, взрослое, но, как ни странно, и оно было ему в самый раз. Усиливая голос, Яшка оскалился и зажмурился от проецируемых эмоций. Рука взлетела к растрепанной шевелюре – то ли выражая страстные метания, то ли он просто ненавязчиво поправлял наушник, не разберешь. А затем понеслось. Рваные движения. Оскал. Дрожащие от напряжения пальцы. Загнанно обернулся. Вскинул руку. Притворно утер губы предплечьем. Через силу улыбнулся. Свободная рука мучительно сжала горло, словно он задыхался – то ли от зависти, то ли от ревности, то ли от обиды. Проигрыш был медленнее, одновременно давая перевести дух и снова невыносимо накопиться ожиданию. Игорь зажал нос, как в детстве это делала бабушка: – Ба-ран жюваль травю, – грассируя, гнусавенько передразнил он сына, благо никто не слышал, – но в насмешке прозвучала неуверенность. В наступившем крещендо было впору пугаться за мальчишку: тот почти захлебнулся голосом – и бессильным, разъедающим, мотающим его из стороны в сторону горем лирического героя. Всё же в этом что-то было. Рывками, надламливаясь, под последние фразы Яшка опустился на колени, в гневном отречении махнул рукой, вскинул лицо, словно подставляя его каплям дождя. Поломанный, но непобежденный. Игорь даже не нашел в себе силы присвистнуть. * Когда номер закончился, на Игоря обратила внимание одна из преподавателей. – О, так это вы папа Яши? – прогарцевала к нему она. Игорь растерянно улыбнулся, не зная, целовать ли предложенную руку или пожимать, и вместо этого просто заключил кисть в сведенные лодочкой руки, словно удерживая ласточку. – Спасибо вам за сына! – Да ну… да что ж там… – сконфузился Игорь. «Спасибо, что взяли и пока не выперли». – Спасибо вам, – весело повторила она, кладя свободную руку поверх образовавшегося гнездышка и чуть встряхивая, как учительница – потерявшегося первоклашку. – У Яши хорошие данные, но главное – у нас нет других таких дотошных, как он. – До… тошных? – Ну извините, это я так образно, Яша действительно очень внимательный, собранный. Делает, и делает, и делает, пока не добьется идеальности исполнения. – Э… Яшка – собранный? Яшка – упорный? – Это вы просто его комнату не видели! – на полном серьезе возразил Игорь. Учительница рассмеялась, приняв это за удачную шутку. – Честно, вот мы все пытаемся взрастить и воспитать такую приверженность, прилежность, а у Яши она в крови. – Она ободряюще улыбнулась. – Весь в вас, наверное? – Э, – кашлянул Игорь. – Да. Весь в меня.