Мы встретились не знаю для чего

Сегодня Андрей не в настроении. Зашёл в спальню, негромко сказал: – Я – всё. Отошёл к окну и закурил. Ваня, конечно, немного удивился такому раскладу. Мало того, что в уличной обуви, так ещё и курит в квартире. Верх наглости. Он, до этого момента увлечённый книгой, уставился на мужчину и недоумённо захлопал глазами. – Во-первых, добрый вечер. Выдавил он из себя, пускай в горле и теснились самые разнообразные нецензурные выкрики. – А во-вторых, что случилось? Андрей ничего не ответил. Взлохматил скованным движением короткие волосы, шумно выдохнул и упёрся ладонями в подоконник. А вот это уже в порядке вещей. Он когда нервничает, сразу словно бы лишается всякой способности складывать буквы в слова. Замолкает, и давай, угадывай, что у него на уме. – Андрей? – Зачем-то переспросил Ваня, на этот раз не безуспешно. – Я устал. – Выговаривает, спотыкаясь о каждый звук. Язык у него еле ворочается, как у пьяного. Но запаха нет, и с координацией движений всё в порядке. Он определённо трезв, просто чем-то сильно обеспокоен. Абрамов пару секунд думает, как бы лучше всего к нему подступиться сейчас так, чтобы не сделать хуже. – Докуривай и иди сюда. Объяснишь подробнее. *** Хорошо, когда рядом человек. Большой и тёплый, с добрыми глазами. Когда можно прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча и знать, что между нею и безмолвным ужасом, наползающим из мрака, есть он. Даже если он просто читает Достоевского. Так они теперь располагались: Ваня сидел в прежнем положении, а Андрей устроился головою у него на коленях. – Выгорел, значит? – Спросил он спустя внушительную паузу, на что получил только слабое «угу». – Отдыхай, мистер Выгорание, пока есть возможность. Жизнь – та ещё сука, но я-то тебя точно в обиду не дам. Но Андрей его уже не слышал. Он уснул. И спал вповалку, не видя снов. А ведь «жизнь» – только слово, есть только любовь и смерть. «Жизнью» зовут промежуток между этими двумя состояниями. Смерть определённо стоит того, чтобы жить здесь и сейчас. Ловить кайф от вида на ночную Москву, гладить беспокойную, но безумно любимую кудрявую голову и вполголоса читать книгу в потёмках, ломая глаза. Жить, не желая и секунды сомневаться или тревожиться. Обо всём он будет тревожиться потом, когда отживёт свой век и уйдёт смотреть чёрно-белые мультики. Если, конечно, к тому времени ещё останется, о чём тревожиться. А любовь точно стоит того, чтобы ждать. Вот конкретно сейчас ждать, пока проснётся «Мистер Выгорание», чтобы напоить его чаем, вкусно накормить и обнять покрепче. Сколько там до рассвета, пара часов? В сущности ведь, не так много, а в исторической перспективе и вовсе – мимолётно, можно и потерпеть. А вообще, если по-честному и без хитрых выражений, он готов бы ждать и сутки, и недели, и долгие годы. Трудно сказать, что, всё-таки, временами делает любовь с людьми... что и не до шуток становится, не до мира и не до дедлайнов. Ваня чувствует, как его руку сцапали мёртвой хваткой. Он не шевелится: так тоже удобно.